Текст книги "Хроника времён 'царя Бориса'"

Автор книги: Олег Попцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 40 страниц)

Именно в эти дни, во время одной из встреч с Горбачевым, Силаев, характеризуя Полторанина, произнесет отчаянные слова: "страшный человек". Горбачев не примет разговора и никак не отреагирует на слова Силаева, во-первых, потому, что недолюбливал Силаева за его проельцинскую позицию, но, уступая нажиму Ельцина, вынужден был принять (а время было послеавгустовское) предложение Ельцина о выдвижении Силаева как главы межгосударственного экономического совета. А во-вторых, оценивая качества Полторанина как политической фигуры, не оставлял надежды перетащить его на свою сторону. Впоследствии, уже после своей отставки, и Полторанина, и Бурбулиса, и Шахрая Горбачев назовет как своих главных политических противников, перекрывших ему, Горбачеву, контакты с демократическими слоями общества.

На VI съезде Ельцин сделал шаг в сторону, а чуть позже, назначив Егора Гайдара исполняющим обязанности премьера, – второй. В этом смысле интересно уточнение Ельцина в одном из разговоров, когда его собеседник задавал ему вопрос, определяя место Ельцина как человека, возглавляющего исполнительную власть в республике. Ельцин мгновенно отреагировал и поправил собеседника. "Я не глава исполнительной власти, – уточнил Президент, – а глава государства". Все более отрывочное появление Президента на заседаниях правительства, хотя оно настойчиво продолжало заседать в Кремле, а не в своей привычной резиденции на Старой площади, лишь подтверждает правильность нашего предположения: Президент намерен освободить себе пространство для маневра. Будучи прикрытым им лично, правительство начало реформы. Возглавив правительство, Ельцин обеспечивал ему сравнительно лояльное отношение демократической прессы, которая поддерживала Президента. Кстати, своим присутствием во главе правительства Ельцин в немалой степени затруднил оппозиционный маневр демократов, что в конце концов привело к расколу демократического движения. Внутри демократического движения есть и было достаточно течений, лояльных к Президенту и занимающих критическую позицию по отношению к правительству. Только историческая отдаленность от настоящих событий позволит сделать более убедительный и непредвзятый анализ. Чего же больше было в этом решении: "за" или "против"? Уточним ещё раз одно обстоятельство. Ельцин возглавил правительство, которое в значительной мере подобрал, сколотил, как команду, другой человек, который, как известно, после VI съезда оставил свой пост в правительстве.

Объединение, пусть даже вынужденное, Президента с исполнительной властью (а без этого, возможно, и спорного шага рассчитывать на начало реформ не приходилось) в своих последствиях более значительно, чем кажется. Во все времена материализует реформы, придает им движущий импульс, "впрягает" чиновничий аппарат, подвигает страждущих сограждан, передавая в их руки собственнический пай, – власть исполнительная, градоначальственная и губернаторская. Только после начала реформ Президент имел право вернуться на свое президентское возвышение, вживаясь, как бы заново, в образ нейтрального и родного для всех в своей справедливости Президента. Но остаточная энергия сопротивления этому союзу Президента с исполнительной властью ещё по инерции продолжается. И все параллельные структуры, растущие как грибы вокруг Верховного Совета, есть попытки восстановить это влиятельное равновесие.

Стоило Президенту начать действовать в среде директорского корпуса, как неминуемо возникает Совет директоров при Верховном Совете, или Экономический совет, претендующий на экспертное право по отношению к экономической программе правительства. Президент, в дополнение своего Указа "По борьбе с коррупцией и организованной преступностью", создает некую группу контроля во главе с вице-президентом (в составе: Руцкой, Бурбулис, Скоков, Филатов); парламент, а точнее, его председатель, выражает свое недовольство по поводу создания такой группы, и тотчас появляется при парламенте ещё один совет, должный инспектировать и побуждать исполнительную власть действовать в этом направлении. Существует Министерство социального обеспечения и существует пенсионный фонд при парламенте. Практически создаются параллельные структуры, претендующие на исполнительные функции, ибо исполнение без создания соответствующей вертикали подчинения снизу доверху невозможно, а это значит гигантское разрастание аппарата. А он и без этих ложных образований, а впрочем, и при их помощи, разросся до размеров невероятных. Ныне государственный чиновный люд более многотысячен, в единственно российском лице. Таким образом, создается даже не параллельная якобы исполнительная структура, а некая параллельная сеть, мешающая исполнению. В этом главная опасность противостояния, печальный итог плохо сбалансированной власти.

НА БЕРЕГУ РУБИКОНА

Ноябрь 1992 года Скандал в парламенте и практически волевой захват издательства "Известий". Скандал в парламенте по поводу заявления перед иностранными корреспондентами четырех министров: Козырева, Чубайса, Полторанина и Бурбулиса. Скандал в парламенте по поводу внезапно полуобморочного состояния спикера (предполагаемая причина – наркотическое опьянение). Скандал вокруг парламентских сил безопасности. Полускандальное обсуждение в парламенте закона о правительстве. И наконец, вызов, брошенный парламентом Президенту своим созывом вновь внеочередного съезда, с единственной целью расправы с правительством, лишением Президента его прав (1 декабря истекает срок дополнительных полномочий Президента), и, наконец, нежелание принимать новую Конституцию, предполагающую укрепление законодательных основ президентской власти. Такова ноябрьская атмосфера накануне следующего съезда.

Октябрь, ноябрь проявили более зримо краски единоборства.

24 ноября – создается Фронт национального спасения, объединяющий крайне правую и крайне левую оппозиции: от монархистов до коммунистов. В тот же день – всереспубликанская акция протеста независимых профсоюзов.

7 ноября – 75-летие Октябрьской революции. Попытки правых подвести Россию ко второму социальному взрыву.

Видимо, где-то в конце ноября Конституционный суд вынесет свое окончательное решение о правомерности или неправомерности указов Президента относительно судьбы и имущества КПСС.

Ответно демократы собирают подписи для принятия решения о проведении референдума по частной собственности на землю.

Россию сотрясают слухи о введении прямого президентского правления, роспуске парламента и съезда. Два решительных шага Президента: о запрещении деятельности оргкомитета Фронта национального спасения и упразднении пятитысячной охранной команды, находящейся в подчинении Верховного Совета, исключают легкое перемирие. Президент принимает вызов и выстраивает свой тактический рисунок подготовки к съезду. Характерно, что в створ поношений и критики правых попадает фигура министра обороны Павла Грачева, предупредившего оппозицию о своей верности Президенту. Традиционно консервативный армейский генералитет поднимает голову, начинает впадать в состояние политической истерии. Вопрос – армия с демократией или против неё – в этот момент становится определяющим. По мере приближения к съезду заявления Президента становятся бескомпромисснее. Встреча Президента с "Гражданским союзом" принимается всеми, наоборот, как поиск компромисса. Однако, на следующий день, категорическое "нет" Президента по поводу выторговывания уступок: с их стороны – поддержка его линии на съезде, с его – министерские посты. Атака правых и парламента на одну из прогрессивных фигур в правительстве, министра просвещения Днепрова. Очередная парламентская комиссия, очередной акт смещения заместителей министра.

Яркий, с непростым характером, настроенный на реформу просвещения, министр покидает свой пост, переводится в ранг советника Президента по вопросам просвещения и образования. Повторю удачную фразу, сказанную кинорежиссером Говорухиным: "Уже не в первый раз серые начинают и выигрывают". Итак, лично Днепров спасен, выведен из-под удара, а что будет с просвещением? Президент понимает, что с уходом Днепрова ослабевает президентская ось в правительстве. Возвращение Шахрая симптоматично, восстанавливается внутриправительственный блок: Полторанин, Козырев, Шахрай, возможно, Федоров (теперь они не сталкиваются с Шахраем на юридической ниве, Шахрай занимается национальными проблемами) и, конечно, Бурбулис.

Отставка Старовойтовой не столь загадочна, как представляется журналистам. Вообще самокритичность демократов скорее похожа на проснувшееся чувство, нежели чувство бодрствующее. Галина Старовойтова фигура заметная и яркая в политическом окружении Президента. Сложность, непростота отношений Старовойтовой как с окружением Президента, так и с правительством была очевидной. Старовойтова – человек из непохожего смешанного мира, учено-элитного, учено-политизированного, учено-меркантильного. Блестящий полемист, в то же время страдает очевидным комплексом самоуверенности, что при внешней интеллигентности и надменной ироничности в словесном диалоге или споре (а Галина Васильевна умеет преобладать в разговоре на любую тему) выглядит и бестактным, и обижающим, о чем участники полемики признаются не в самом разговоре, а после него. У нее, конечно же, мужской ум. Она чувствует свое превосходство, и это неумение или нежелание обуздать себя, сдержать выдает неукротимое желание заявить свою значительность, свое устойчивое влияние на Президента. При этом она настроена оставаться абсолютно свободной и безапелляционной в суждениях, оценках, поучениях. Это по-своему захватывающее зрелище, когда ты с этим сталкиваешься впервые, зрелище настораживающее при встрече повторной, раздражающее и оставляющее чувство досады при частом общении. Политика дело капризное. Нельзя быть в команде и разрешать себе высказываться по поводу её членов когда угодно, где угодно и сколько угодно. Здесь должно быть что-то одно: либо ты в команде, и тут уж ничего не поделаешь: подави неприязнь к кому-либо, – или уходи. А быть и как бы не быть, выговаривая за ошибки, словно бы со стороны совершенные, словно бы без твоего участия, хотя твои собственные шаги были небезупречными, и всюду следы от твоих ног, наверное, трудно или невозможно. Здесь, скорее всего, причина отставки Галины Старовойтовой. Ей казалось, что она предназначена для сотворения философии, а нужда была в другом – "помыть стекла в доме", чтобы увидеть, что творится на улице. Может, не захотелось, может, не получилось, может, не поняли. Рискнет ли Старовойтова перейти в оппозицию? Это сейчас интересует всех. Ответ не очень прост. В оппозицию к кому, в союзе с кем? Я думаю, эти два вопроса для Галины Старовойтовой окажутся самыми трудными. Ибо, чтобы сохранить значительность своего "я", а Галина Старовойтова не может этим пренебречь, оппозиционная среда должна быть крайне значительной.

Обмен штыковыми ударами между вице-премьером Полтораниным и спикером парламента – это тоже свидетельство политической нервозности. Хасбулатов, избегая открытых столкновений с Президентом и понимая, что его собственный разлад с демократами зашел слишком далеко, уповает лишь на одно естественное убывание демократического поля, а если быть точнее, ослабление социальной опоры Президента. Пока его рейтинг несопоставим с президентским. Он это понимает, поэтому свои личные противоречия с Президентом он старается скрыть, подчеркнуто отделяя Президента от действий правительства. Однако суть маневра заключается в другом – спрятать свою неприязнь, свое желание взять верх над Президентом, опираясь на загипнотизированный парламент, инициируя его политическую наглость и неуважительность к Ельцину. Хасбулатов не может не понимать, что его союз с правыми вынужденный, и как человека неглупого консервативная, праворадикальная часть парламента его раздражает. Он им нужен на время – пробить брешь в президентском окружении, ибо только спикер способен управлять парламентом и съездом, а значит, от его способностей и усилий зависит, в какую сторону направить сгусток этой взвинченной энергии. Как только расправа с правительством состоится, съезд тотчас ограничит права Президента, и тогда власть правых станет реальностью. Государственники-патриоты постараются избавиться от упрямого и коварного чеченца. Хитрый Хасбулатов и понимает, и чувствует, что по большому счету у него нет перспектив. Блок, на который он сегодня опирается, неминуемо расколется, как только власть и её коридоры станут достижимыми.

Еще ничего не произошло, а Общероссийский собор уже отказался войти в состав Фронта национального спасения, где ключевые посты занимают представители РКП. Партия, впитавшая с молоком матери принципы диктатуры, никогда не разделит власть, и здесь Михаилу Астафьеву, Николаю Павлову, Александру Константинову предстоит пережить достаточное разочарование. Правда, у них есть шанс ещё раз составить уникальный блок коммунистов и беспартийных, но вряд ли их это устроит.

Проблема Хасбулатова прежде всего в отсутствии своей собственной фракции в парламенте, выдвиженцем которой он мог бы быть в любой ситуации. Недолговечно такие фракции существуют, их положение неустойчиво, это состояние некой диффузии. И национальные республики, и коммунисты, и фракция "Смена", и прочие правоцентристские течения просчитывают Хасбулатова не как свою кандидатуру, своего лидера, а как некую необходимость, временную гарантию при временных обстоятельствах. При этом все они отчетливо представляют неудобность и непредсказуемость натуры спикера. Его победа на VI съезде, конечно же, прежде всего его собственная заслуга, когда между съездами (а он остался в старом качестве первого заместителя) Хасбулатов сумел избежать острых конфликтов с набирающим силу правоконсервативным большинством в парламенте. Невероятен был его отрыв в умении руководить парламентским залом. Коммунисты и остальные правоконсервативные силы на съезде, да и демократы, у них не было внешне нейтральной фигуры, которая могла бы не растеряться, не упустить нить управления парламентом, окажись она на месте спикера, короче, и те, и другие сошлись на мысли – пусть будет Хасбулатов. Государственники и часть коммунистов вяло проголосовали за Бабурина, исполнив долг чести, но уже без ожесточения принимая иную позицию сотоварищей по фракциям, поставивших на более надежную и обстрелянную лошадь, каковым им показался Хасбулатов. Появление в качестве заместителей председателя парламента Юрия Воронина, как и консервативного центриста Ярова, их успокоило окончательно. Даже демократ Филатов в качестве первого зама не нарушил уверенности правых в том, что сделка, при которой за первого заместителя можно получить двух просто заместителей, выгодна и перспективна. Это был тот случай, когда консерваторы оказались намного дальновиднее, чем демократы. Избрание Филатова успокоило непросвещенных в политике "демороссов". Они по-прежнему продолжали инсценировать заглохшую было неприязнь к спикеру, который, возглавив парламент, стал и увереннее (окружение Хасбулатова внушило ему мысль, что Президент был противником его избрания), и, в силу этого, наглее. И Бурбулис, и демократы, а связь Бурбулиса с парламентом уподобилась узкой тропинке через фракцию "Дем. Россия", лидеры которой Пономарев и Якунин полностью растеряли как свой парламентский авторитет, так и авторитет движения, способного оказать существенное влияние на внутрипарламентские процессы. Кстати, по поручению Президента именно Бурбулис был обязан осуществлять повседневные контакты с депутатским корпусом, выстраивать политику Президента в парламенте. Сегодня следует признать, что с этой задачей Бурбулис не справился. Слишком много сил, много внимания было сосредоточено на противоборстве с персоной Хасбулатова. И как результат – решительной победы не одержано, но зато парламент проигран.

Еще на последнем союзном съезде, а Геннадия Эдуардовича можно назвать отцом идеи роспуска союзного съезда... Впрочем, эта ситуация оказалась шире полотна чьей-то индивидуальной инициативы. Союз перестал существовать, и роспуск съезда был неминуем, но ещё до того Бурбулис предрекал аналогичную судьбу российскому съезду. Полагаю, что именно эта заданность, сосредоточенность на своем личном противнике сделали работу Бурбулиса с парламентом малоэффективной. Бурбулис попал в зону дезинформации, которую, даже не отдавая себе отчета, распространяли демократы, продолжая внушать ему, а через него и Президенту, мысль о якобы неубывающем своем влиянии в депутатской среде. Отсюда идеи создания всевозможных блоков в поддержку реформ типа "Демократического выбора". Наиболее здравая часть "Дем. России" видела в этом расширение социального плацдарма реформ, но была и другая, которая использовала блок как прикрытие своего убывающего влияния, как политической индивидуальности, обеспечившей победу Президента на выборах. Итак, стратегический просчет демократов в парламенте – это борьба не за Хасбулатова с задачей усиления своего влияния на него – не крикливого, не истеричного, ультимативного, а располагающего пониманием, что аналогичную работу с ним проводят правые. В натуре все было наоборот – вместо борьбы "за" была изнуряющая борьба "против". В конечном итоге был потерян и внешний нейтралитет Филатова. И теперь мы имеем счет 3:1 в пользу консерваторов. И с таким капиталом идем на съезд. Деятельность первого зама блокирована, и сколь-нибудь значимого влияния на парламент он оказать не может. Бурбулис, опираясь на Филатова, подчеркнуто вовлекая его в президентское окружение, практически метил его в среде конфронтационного к Президенту парламента, не оставляя Филатову никаких надежд на сохранение своих позиций на предстоящем съезде. Очень скоро в магнитное поле интриг оказались втянутыми и Полторанин, и Андрей Козырев.

Извечное желание Президента удержать правительство в стороне от политической борьбы не дает своих плодов. Лучше других держится Егор Гайдар, который хорошо понимает, что парламент, по сути не отвечающий за продуктивность реформ (цены повышает правительство), заинтересован в навязывании правительству политического дискомфорта. Эта борьба требует постоянных сил, а значит, этих сил будет употреблено меньше в непосредственной хозяйственной практике. Борьба с правительством становится главным занятием парламента, сутью его отчетности перед политическими силами. Отсюда задача – надо принять не закон о правительстве, а закон, позволяющий свалить правительство. Надо принять не закон о земле, а закон, мешающий правительству использовать землю как частнособственнический ресурс. Конечно, определенное противостояние парламента и правительства заложено изначально. Законодательная власть назначает исполнительную, ну если не назначает, то дает свое согласие на её существование. Это право щекочет нервы парламентариев.

И необходимая квота несогласия обязана быть. На Западе проще, правительство формируют правящие партии или коалиция партий, как большинство, и они обеспечивают правительству заслон в парламенте. Наше правительство ни к каким партиям, как таковым, отношения не имеет, и никакая из них никаких обязательств по отношению к этому правительству не несет.

Президент, ориентируясь на мнение большинства, одержавшего победу на выборах, поручает лидеру большинства сформировать правительство. А дальше уже дело большинства защитить или не защитить правительство. В России все наоборот. Во-первых, нет большинства, одержавшего победу на выборах. Большинство в парламенте никаких связующих нитей с расстановкой политических сил в обществе не имеет. Оно самопроизвольное большинство, внутрисистемное и крайне временное, никак не соотносящееся со сроком выборов. Значит, ориентироваться на это большинство Президент не имеет права. У большинства в парламенте и политической жизни России нет лидера. Отсюда президентские полномочия. Президент формирует правительство, он его гарант, а не фиктивное парламентское большинство. Это точное соответствие общественной реальности.

Конечно, Президент не слеп и отчасти подстраивает правительство под политическую ситуацию в стране и соотносит его состав со своим курсом. В наших условиях Президент подстраивает состав правительства не под партии, политические движения, а под реформы. Идея коалиционного правительства по принципу партий, появившихся не до выборов, а после них, – идея мертвая. Она погубит реформы. Не национального, не коалиционного, не демократического единства надо ждать от правительства, а только единства профессионального.

Встреча Президента с "Гражданским союзом", движением, претендующим на социально-общественную весомость, показала отчетливо: непонимание главного – что такое правительство, что это за субстанция. Можно и нужно высказывать Президенту свою неудовлетворенность уровнем профессионализма ряда правительственных персоналий, но нельзя предлагать свои кандидатуры, рассматривая их не как часть уже существующего правительства, объединенного идеей реформ, а как возможность держать в своих руках рычаг, способный затормозить и, ещё лучше, при необходимости перевернуть правительственную ладью. Плохо, что этого не видят ни вице-президент, ни мудрый Вольский, ни неуемный Травкин. Правительство, не нравящееся многим, но объединенное замыслом, лучше, чем лишенное такового, но любимое всеми.

Кто первым перейдет Рубикон? Парламент и взбудораженный правым экстремизмом съезд либо Президент? Или и та, и другая сила останутся на разных берегах и предпочтут употребить свои возможности на строительство моста. Две исключающие здравость политики: лишить Президента необходимых полномочий в момент наивысшего социального напряжения в обществе, когда часть пути, мощенная страданиями, позади; и упразднить парламент, как препятствие, как оппозиционное начало, но и как энергию сомнения, энергию неудовлетворенности, – в чем всякое движение вперед обретает разум и навык. Парламент, в своем слепом упорстве, не оставляет Президенту лояльного выбора.

С другой стороны, политическая судьба Хасбулатова полностью зависит от Ельцина. Падение Президента или его ослабление делает ненужным Хасбулатова, потому как любую фигуру, способную составить ему конкуренцию, он будет принимать "в штыки". Победившей оппозиции не понадобится упрямый и коварный спикер. Маловероятно в стране, пережившей Сталина, появление чеченца в качестве первого лица государства. Хасбулатов готов быть вторым после Ельцина, ревниво охраняя это свое второе место в государстве, имитируя своей несговорчивостью постоянную претензию на первую роль Вот именно состояние претензии или, говоря жестче, полуугрозы больше всего устраивает Хасбулатова. Он так и пройдет этот путь в ранге человека, способного усмирить парламент, что сегодня не может сделать даже Президент. Он как бы напоминает и Президенту, и правительству, и средствам массовой информации – до выборов я царствую! А значит – двоевластие, и ключ от оков на ногах Президента в моих руках.

Ельцин не упразднит съезд и не распустит парламент. Демократическая одиссея Ельцина не оставляет ему выбора.

Искушение совершить это возьмет верх в одном случае – если парламент, окуриваемый спикером, попытается поднять бунт в армии и силовых структурах.

Иногда мне кажется, что эта книга, как летопись, нескончаема. Как дорога через горы. Одолев очередной перевал, вы, к ужасу своему, видите впереди цепь новых вершин, и кажется вам, что вы, уже в какой раз, в самом начале пути.

Глава V

БОЖЕ, КАКИМИ МЫ БЫЛИ НАИВНЫМИ

ЖРЕБИЙ

Позже будут возникать самые разные обстоятельства, перестанет существовать Государственный совет, а за ним, возможно, и Совет безопасности. Исполнительные функции в полном объеме вернутся правительству. С ним уже не надо бороться окружению Президента. То, прежнее, в полном составе подало в отставку. Избран Президент. Структура исполнительной власти должна меняться. На V съезд республика приходит без правительства. Былого уже нет, нового ещё нет. Главный вопрос даже не избрание Председателя Верховного Совета, а кому будет поручено формирование правительства. Молва бродит по коридорам власти, выплескивается на телетайпы, газетные полосы, в эфир.

– А вы кого видите во главе правительства?

На заседании Консультативного совета, накануне съезда, Президент ещё раз вопрошает – кого?! И хотя присутствующие не очень склонны были верить, что у Президента нет собственных вариантов, они оживились.

Назначение премьера достаточно затянулось. Идеи кружились вокруг уже известных лиц. Называли Емельянова, Скокова, сам Ельцин подбросил кандидатуру Святослава Федорова. Так и разошлись в настроении глубокой озабоченности. Ничего конкретного, близкого к определенности, что без особых возражений было бы принято всеми, не случилось.

Вечером в тот же день я допустил психологическую ошибку. Сказать, что это был принципиальный просчет, я не решусь, но он очень точно отражает настроение и характер взаимоотношений в высшем эшелоне власти. За три или два дня до Консультативного совета Полторанин пересказал мне суть своей последней встречи с Ельциным. Президент пребывал в полной растерянности. Съезд накануне, а состояние неясности нарастает, и, как бы перебрав все возможные варианты, он готов бросить в дело главные, самые надежные силы. Он предлагает Полторанину возглавить Кабинет, предупреждает о своем опасении. Полторанин наиболее близок ему, и он не хотел бы им рисковать. Президент отдает себе отчет, что это правительство смертников, но у него, похоже, нет выхода. Скокова не приемлют демократы, Рыжов отказался, Федоров – это несерьезно, Явлинский – умен, но смотрит в рот Горбачеву, все время ставит на две лошади. Команда, которая подобрана: Гайдар с его компанией, группа американских экспертов, молодое ядро старого правительства, поднявшего "бунт на корабле": Н. Федоров, А. Козырев, А. Днепров, Э. Панфилова. "Ты всех устраиваешь, ищи людей и бери управление на себя" – такова приблизительная суть их беседы. И хотя ответом был отказ Полторанина – он не знает банковской системы, он готов быть побуждающим началом в правительстве, но не премьером, – и Ельцин соглашается с ним, однако не то шутит, не то говорит всерьез:

– Остальные, кого ни поставишь, сгорят дотла и уже никогда не вернутся в политику. Ты другое дело, ты выкрутишься.

И с этим напутствием "выкрутишься" Полторанин уходит. Спустя день он предлагает Ельцину структуру правительства. Ельцин идею одобряет и просит оставить схему. В новой структуре есть одна особенность: Бурбулис, не желающий смириться даже со второй ролью, выведен за пределы правительства. Две должности не вписываются в состав правительства: вице-президент и государственный секретарь, им надо придумывать их роли. Полторанин не скрывает этого. Ельцин хотя и отшучивается, но можно понять – вариант не вызывает у Президента особых возражений. Позже наступит период вязкой борьбы. Ее даже нельзя назвать борьбой – вытаптывание пространства вокруг Президента, вытеснение одних персоналий другими.

Бурбулис – бесспорный мастер политической интриги. Он хорошо понимает – выиграет тот, кто окажется ближе к власти. Вернувшись с Консультативного совета, я позвонил Полторанину и рассказал в подробностях о только что закончившемся заседании. Мое внимание было сосредоточено на деталях. Полторанин умел мыслить нестандартно, и для суммарного анализа это всегда плюс. Он слушал меня очень внимательно, не перебивал. Это не насторожило меня, хотя обычно он более динамичен в разговоре.

Здесь следует сделать несколько уточнений. Во-первых, Консультативный совет есть некая надстроечная структура, созданная в период нащупывания Ельциным своего стиля власти. В Совете по большей части оказались те, кто разуверился в Горбачеве, та самая элита интеллигенции, которая не просто приняла идеи перестройки, а стала её гарантом: Марк Захаров, Татьяна Заславская, Олег Богомолов, Георгий Арбатов, Алексей Емельянов, Николай Шмелев, Даниил Гранин, Юрий Болдырев, – этот из молодых, Валерий Махарадзе, Гавриил Попов, Анатолий Собчак, Егор Яковлев. Впоследствии состав Совета менялся, дополнялся новыми именами. В разные времена на заседаниях Совета присутствовали: Григорий Явлинский, Николай Петраков, Сергей Шахрай, Святослав Федоров, Галина Старовойтова. Роль секретаря Совета негласно взял на себя Геннадий Бурбулис. На заседаниях Совета Ельцин, как правило, делал короткий анализ ситуации, а затем начинался обмен мнениями. Высказывались, как правило, все. Многие из членов Консультативного совета являлись членами Межрегиональной группы, созданной на I союзном съезде народных депутатов. Кстати, Полторанин был одним из сопредседателей этой группы. Последнее уточнение имеет значение. Зная о предшествующих коллизиях, и прежде всего о главном разговоре, состоявшемся между Ельциным и Полтораниным, во время которого Президент напрямую высказался о полторанинском премьерстве, я обязан был и почувствовать и понять, что такие предложения для человека, даже если он их не принимает и находит тысячу причин для отказа, не проходят бесследно. Полторанин отказывался, возражал, ссылался на незнание банковской системы – все так... Однако в чисто личностном, внутреннем состоянии он уже поднимался на эту должностную высоту и как бы одновременно и гнал от себя эту мысль, и верил в нее. Уже после первых десяти-пятнадцати фраз нашего полуночного телефонного разговора я уловил нарастающее напряжение, хотя сам разговор ничего подобного не предполагал. Полторанин ждал от меня совсем других вестей. Я должен был почувствовать это чуть раньше. И, почувствовав, соврать, но я этого не сделал. Я назвал все предложенные кандидатуры на пост будущего премьера. И, уже перечисляя их, понял, что совершаю немыслимую ошибку, не называя в этом перечне фамилии Полторанина. Однако предупреждение внутреннего голоса я услышал слишком поздно. Полторанин обиделся. Всегда, когда это случалось, он до неприятности грубо обрывал разговор. Нечто подобное случилось и сейчас: "Ладно, меня эта возня не интересует. Все! Пока!" – выпалил он и с какой-то внезапной поспешностью повесил трубку. Будем справедливы, из всего окружения Президента Полторанин наиболее самобытная, но и наиболее непредсказуемая фигура. Его внешняя простоватость: крупное лицо, открытая улыбка, быстро меняющееся настроение – очень обманчивы. Он профессиональный журналист. Остроумен, ход мысли нестандартен. В то же время злопамятен и упрям в достижении своей цели. Удивительное сочетание бесшабашности с фанатичностью. Он человек идеи, такие поднимаются на костер молча. Впоследствии, по мере углубления нашего знакомства, я смог разглядеть в Полторанине совсем иные качества, но в тот момент мое собственное мнение о нем казалось мне бесспорным. Отношения Бурбулиса с Полтораниным рассматривались внутри президентского окружения как дружественные. Но вряд ли кто догадывался, что именно между ними шла скрытая борьба за преобладание своего влияния на Президента. Полторанин как бы заведомо уступал пространство, предоставляя Бурбулису возможность быть ближе к Президенту. Здесь сказывались охотничьи повадки Полторанина. Он вырос на Алтае и с детских лет владел охотничьим ружьем. Отдавая Бурбулису инициативу, Полторанин отдавал ему и право первым совершить ошибку. Себе в таких случаях он отводил роль судьи, не скрывая при этом своего отношения к совершенной ошибке. В суждениях человек откровенный, он не скупился на эпитеты. Трудно было поверить, что столь беспощадные оценки Полторанин дает своему другу. Структура правительства, предложенная Полтораниным, не понравилась Бурбулису. К этому моменту Геннадий Бурбулис в полной мере состоялся в понимании собственной значимости. История с вице-президентством его многому научила. Он не настроен был упускать собственного шанса.