Текст книги "Свой-Чужой (СИ)"

Автор книги: Олег Плотников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

В этот раз погода не изменила своему любимому сценарию: небо моментально затянуло свинцовыми тучами и уже через минуту ливень был как из душа. Ирвин даже ему порадовался: настроение было под стать, сырое и тоскливое. Он любил прогуляться от штаба полиции до своей квартирки пешком, немного подумать о жизни и помолчать.

Трудно сказать, что, но что-то подъедало молодого лейтенанта изнутри. Его жизнь вроде бы шла по плану. Понятное дело, что работа в колониальной полиции была далеко не сахаром, но она щедро оплачивалась и Ирвин принадлежал к той небольшой части населения Шарры, у кого были хоть какие-то перспективы. Уже это дорогого стоило, ведь все его сверстники, из небольшого поселка Рута, отличались друг от друга только названием шахты или предприятия, где они трудились рядовыми сотрудниками. Ирвин же, в свои двадцать девять лет, уже умудрился получить офицерское звание.

Конечно, его успеху сильно помог случай. Восемь лет назад, когда на Шарре поднялся мятеж, тогда еще молодой постовой Интерфер выбрал сторону Метрополии и не прогадал. Сейчас к этому можно относиться по-разному, но Ирвин никогда не жалел о своем выборе. Ни одна революция не принесла счастья, развитие общества идет только путем эволюции. Потому тогда, восемь лет назад, когда все только начиналось, он предупреждал бывших сослуживцев, что вооруженный мятеж – это не выход, он не поможет освободиться от гнета Метрополии. Все станет только хуже. Ему не верили и вежливо послали, мол, раз такой умный – иди и сражайся с нами, по другую сторону. И не жалуйся, когда тебя будут судить за предательство Шарры.

Ирвин так и поступил. А дальше… Известная история, Метрополия оказалась сильнее, судили как раз мятежников, а ту маленькую толику полицейских, оставшихся верными своей присяге… Нет их не осыпали золотом и званиями. Их просто оставили в обновленной колониальной полиции. Заставили пройти переобучение в Метрополии, дали офицерские звания и напоминали об их происхождении при любом удобном случае. Ирвин все никак не мог охарактеризовать то слово, которое бы выражало отношение к ним. С одной стороны – постоянные подозрения, недопуск ко многим секретам и негласный надзор был установлен над «старой гвардией» с первых дней возвращения в ряды полиции. Со временем это ушло в прошлое. С другой: повышение званий, надбавка за верность и бесплатное переобучение на офицера. Интерфер, к примеру, начиная с постового, и думать не думал, что окажется в погонах лейтенанта, не достигнув тридцати лет. Была еще третья сторона, которая иногда сквозила в отношениях некоторых коллег: презрение. Как ни крути, большая часть старой полиции выступила против Метрополии. А «старая гвардия» предала своих коллег, переметнувшись на сторону более сильного противника. Где гарантия, что они не поступят также еще раз?

Словом, просто клубок противоречий, как и вся Шарра. В этой колонии вообще трудно было найти хоть одну полярную вещь, все тут было серо и неоднозначно. Его наставник любил повторять фразу: «У монетки всегда есть две стороны, вопрос лишь в том, какой она выпала тебе сейчас». Кстати, наставника убили во время восстания. Он выступил не за тех.

Ирвин щелкнул складным зонтиком и над его головой раскрылся черный матерчатый купол. Если ветра не будет, то поможет остаться более-менее сухим. Да и дом уже совсем близко, однако, Интерфер особо не торопился: за день он насиделся в светлом душном кабинете, и прогулка под освежающим дождем сейчас была кстати.

Итак, трудный выбор в жизни молодого лейтенанта был сделан много лет назад и пока жизнь доказывала, что сделан он был верно. С каждым годом, о мятеже вспоминали все реже. Иногда даже казалось, что это все было не здесь и не с ними. Впереди было будущее, будущее в составе Метрополии. Каким оно будет? На этот вопрос по-прежнему никто не мог ответить. Но Ирвин был уверен, что дальше будет только лучше. Тогда Шарра все же удержалась и не свалилась в пропасть анархии, сейчас повстанцы уже не так сильны и колониальная полиция обязательно добьет оставшихся. А раз сорвалась революция, значит, колония пойдет по пути эволюции. На этом пути редко становится хуже. Во всяком случае, Интерфер в это верил.

От этих мыслей лейтенанта отвлекла грустная картинка. Внутри стеклянной остановки, от дождя спряталась девушка. Зонта у нее то ли не было, то ли она его просто не открыла. Судя по ее виду, дождь она не замечала. На лице застыло отрешенное выражение, по щекам текли слезы. Притом это все было как-то отдельно друг от друга: девушка вроде и не плакала, тем не менее было видно, что мыслями она сейчас где-то далеко от этого места.

Ирвин вздохнул. Нравится ему это или нет, но пройти мимо такой сцены сотруднику полиции нельзя: девушку могли ограбить или она оказалась жертвой насилия. Да и чисто по-человечески надо хоть спросить, что произошло. Ирвин подошел к остановке. Девушка его не замечала. Тогда лейтенант начал первым:

–Простите! У вас все в порядке?

Девушка подняла голову. Ирвин непроизвольно отметил, что несмотря на слезы и припухшие глаза она выглядела гораздо выше среднего. Спортивная подтянутая фигура, приятное лицо. На вид ей можно было дать лет 25-30.

–Что вы спросили?

–Я спросил, все ли у вас хорошо. Я сотрудник полиции, у вас что-то произошло?

Девушка вздохнула и снова опустила голову:

–Случилось. Жаль, что полиция не занимается супружескими изменами. Я бы написала вам заявление.

Ирвин хмыкнул. Было видно, что девушка просто раздавлена, но даже в такой ситуации нашла в себе силы немного пошутить. Он любил таких людей.

Однако, девушка была права, супружескими изменами полиция не занималась. Ими вообще никто не занимался, свобода выбора одинаково работала и в Метрополии, и на Шарре. Лейтенант вдруг понял, что не хочет уходить так просто. С другой стороны, протокол он выполнил и сказать еще что-то… Только что? Почему хорошие идеи не приходят в голову когда они так нужны? В любом случае стоять и молчать было бы глупее любой глупой реплики. Так что:

– Какой смысл переживать из-за кого-то в вашем возрасте?

–Что? – девушка снова подняла голову и непонимающе посмотрела на Ирвина, – как понять – в моем возрасте?

–Ну сколько вам? Двадцать пять? Двадцать четыре?

–Двадцать шесть, – ответила девушка, но я не понимаю вашей мысли…

–Иривин, – представился Интерфер и протянул руку.

Девушка осторожно пожала ее:

–Альбина. А вы точно из полиции?

–Могу значок показать, – Ирвин вдруг почувствовал, что самый первый и трудный барьер, когда незнакомому человеку нечего сказать он уже прошел. А потому присел рядом на скамеечку, в некотором удалении от Альбины и продолжил мысль:

–Даже если вам изменил супруг, в вашем возрасте вы еще десятерых успеете найти, прежде чем такой поступок станет проблемой. Тем более с вашей внешностью.

Девушка удивленно посмотрела на Интерфера и хмыкнула:

–То есть вы полицейский психолог?

–Нет, я оперативный сотрудник. Это я так, из житейского опыта.

–Ирвин, не сочтите за наглость, но можно все-таки увидеть ваш значок?

Лейтенант чертыхнулся про себя. Только что сказанная фраза показалась ему оригинальным началом знакомства. Похоже, он ошибся. Пришлось показать значок.

Девушка взглянула на него кивнула, и снова опустила голову. Так они и сидели, на скамейке под дождем, чуть поодаль друг от друга.

«Что ж, не всегда все выходит, как хочется», – вздохнул про себя лейтенант и поднялся:

–Ладно, Альбина, раз у вас все хорошо… то есть все в порядке, в плане закона, я, пожалуй, пойду.

Девушка ничего не ответила.

Интерфер развернулся и, мысленно ругая себя в душе, направился к дому. Какой он все же бывает неуклюжий, аж самого злость берет. Но не успел он сделать и пары шагов, как вдруг услышал голос Альбины:

–Лейтенант, а вы не хотите выпить кофе?

ГЛАВА 6. ПЕРВЫЙ ЗВОНОК.

Рекурента была столицей Шарры практически с самого основания колонии. Она располагалась в стратегическом месте, посередине всех рудников колонии, на перекрестке важнейших дорог. На ее территории находились обогатительные и перерабатывающие заводы, куда свозили добытую руду, также в черте города располагался грузовой аэропорт, откуда переработанные ресурсы вывозились в Метрополию. Идеальная столица.

Правда, для жизни этот город был непригоден совершенно. За много десятилетий откачки нефти и руды, их обогащения и перегонки, вокруг Рекуренты образовалась вымершая пустыня, выжженная соляной кислотой и загрязненная метровой толщей выбросов. Сам город представлял собой набор хмурых серых зданий, занятых под заводы и фабрики.

Чуть в отдалении находился бывший жилой район, однако, сейчас он был наполовину пуст. В Рекуренте жили вахтовым методом сменные рабочие производств и добычи, а также небольшая часть администрации и обслуживающего их персонала. Большинство бюрократии давно переехала в Террану, а рабочие вне вахт жили в небольших поселках по всей Шарре. Собственно, Террану в свое время строили с одной-единственной целью: вывезти людей из мертвой промышленной зоны, чтобы хоть как-то снизить нереальный уровень смертности от выбросов. Оказалось, что построить чистую столицу дешевле, чем постоянно находить и обучать новый персонал взамен умершего.

Мера принесла желаемый результат, после появления Терраны, продолжительность жизни среднего обитателя колонии выросла вдвое, с 30 до 60 лет. Потому символом новой столицы стал медицинский крест. Кто-то из лояльных Метрополии политиков подчеркивал это в своих выступлениях, вот, мол, смотрите, Метрополия заботится о нас, а не только качает ресурсы. О том, что в самой Метрополии средняя продолжительность жизни составляет 90 лет при качестве жизни на порядок лучше скромно умалчивалось.

Астра родилась именно в Рекуренте, в одной из последних семей, которые еще жили здесь на постоянку. Здесь же прошло ее детство, омрачённое чередой болезней и аллергий. Пару раз она даже была при смерти, но каждый раз что-то помогало выбраться. И каждый раз это были не врачи: уровень медицины в городе был крайне невысок. Возможно, потому она так и осталась хрупкой и маленькой. В итоге, когда девушке было тринадцать лет, их семье все же дали жилье в Терране, но грязный город до сих пор был одним из самых сильных ее воспоминаний.

Сегодня ей предстояло туда вернуться: через Рекуренту легче всего было попасть на самую маленькую и самую защищенную базу повстанцев: Кречет.

Самый простой способ пересечь рукотворную пустыню и попасть из новой столицы в старую был поезд. Он ехал семь часов с двумя небольшими остановками, именно таким способом передвигалось абсолютное большинство людей. Собственно, поезд мог быть только пассажирским, грузы и почту возили по воздуху транспортными самолетами.

Астра не стала брать индивидуальное купе, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания проводников, ведь пассажир высшего класса получает перворазрядное обслуживание. Значит, велик шанс, что кто-нибудь из персонала железной дороги сможет ее опознать.

Нет, она выбрала обычный мягкий вагон. Он представлял собой длинные ряды кресел, по два с каждой стороны, и широкий проход между ними. Современные поезда мало напоминали те сараи на железных колесах, что возили шахтеров и нефтяников еще пятьдесят лет назад. Сейчас они стали быстрыми, удобными и достаточно комфортабельными, что, впрочем, неудивительно. До того как попасть на Шарру, они ездили по Метрополии.

Вообще, трудно было не признать, что отношение к колониям сильно изменилось за последние полвека. Террана вполне могла сойти за одну из провинций своего доминиона, остальные поселки также убирались, всячески облагораживались и содержались в порядке. Давно ушли в прошлое разбитые стекла, горы мусора и темные улицы. Астра не могла назвать какую-то конкретную причину этих изменений. Тут был целый букет.

Разумеется, в первую очередь лодку раскачивали повстанцы, своими призывами бороться против верховной власти. Метрополия была вынуждена задабривать жителей Шарры, всячески демонстрировать им, что они не рабы и совершенно не нужно устраивать какие-то революции, и так все меняется в лучшую сторону.

Не меньший вклад вносил тот факт, что здоровые, сытые и более-менее довольные жизнью люди работали куда эффективней голодных и озлобленных рабов. Первой ласточкой этого курса стало строительство Терраны и оно произвело такой мощный экономический эффект, что политика отношения к колониям была серьезно пересмотрена. И все же жители Шарры по-прежнему оставались рабами по своей сути. К примеру, они могли ездить в другие колонии, но не могли находиться там дольше тридцати дней без уважительной причины. Нужно было приглашение на работу, поступление в университет или государственная необходимость (ей пользовалась полиция). Что же касается самой Метрополии, то там жители колоний вообще не могли находиться без веских оснований.

При этом была удивительная лазейка в законе: если кому-либо удавалось прожить в Метрополии более пяти лет, то он автоматически становился ее гражданином, независимо от того легально он жил там эти годы, или нет. При этом после пяти лет срок давности нарушения иммиграционного законодательства считался истекшим и уголовное преследование к таким переселенцам не применялось. Естественно, в Метрополии постоянно находилась огромная масса искателей лучшей жизни. На них регулярно устраивали облавы, которые заканчивались массовыми депортациями и судами в родных колониях.

Сакральный смысл таких действий понимали не все, но Астра понимала. Жители Метрополии не собирались пачкать руки, подметая улицы или вывозя мусор, а нелегальные мигранты готовы были делать эту работу за копейки. Если же человек мог просуществовать на Континенте на нелегальном положении пять лет, не попасть в тюрьму или под депортацию, значит, в нем были какие-то незаурядные способности, которые могли пригодиться Метрополии. Вот такой вот искусственный естественный отбор.

Хотя, те, кто в итоге получал гражданство, как правило, все равно миллионерами не становились. Улицы они, конечно, уже не мели, но всегда найдется такая работа, для которой нужны руки или мозги и на которую не согласится коренной житель Континента.

В любом случае искать лучше доли ехали единицы, большая часть оставалась жить в своих поселениях и пределом мечтаний жителей Шарры оставалась Террана. Вот попасть туда было куда более реально, если человек имел хоть какие-то способности. Но многим не удавалось и этого. Именно руками этих многих Метрополия добывала нефть, руду, газ, перерабатывала это все и вывозила к себе. А они жили по своим крошечным поселкам, радовались, что больше не умирают от голода и втайне мечтали о свободе от колониального статуса.

Девушка выбрала самый первый ряд кресел в вагоне: эти места находились прямо над колесной парой, сильнее всего ощущалась тряска и при полупустом вагоне люди стремились расположиться где-нибудь в центре. А Нове, чем меньше внимания, тем лучше.

И все же, когда поезд подъезжал к станции Рута, в соседнее с ней кресло опустился молодой человек. Он уже явно собирался выходить, в его руках была спортивная сумка, очевидно, просто хотел быть поближе к выходу. И все же Астра насторожилась. Она по-прежнему глядела в окошко, но за много лет в Сопротивлении глаза вырастали на затылке почти в буквальном смысле.

Молодой человек совершенно не заинтересовался своей попутчицей, напротив, смотрел в противоположное окно, через проход и, казалось, о чем-то думал. Астра тоже молчала. До Руты оставалось минут десять, когда он вдруг повернулся к ней и с улыбкой спросил:

–Как много вы хотите узнать?

–Что? – девушка захлопала глазами, – я вас не понимаю…

–Понимаете, я живу в Руте уже много лет и мне показалось, что вам было бы интересно узнать о ней кое-что. Это хороший поселок, добрый, чистый. У меня там есть друг, Крис, он, кстати, служит в полиции.

До Новы начало доходить. Свои весточки Ринг почти всегда передавал нетривиальными путями.

–Да вы что! Как интересно! И давно ваш друг служит в полиции?

–С двадцати лет, плюс год обучения и стажировки.

–А… ммм... как получилось, что он захотел дружить с вами?

Молодой человек улыбнулся:

–Я вам не смогу ответить на этот вопрос. Думаю, что тут нужно поговорить с самим Крисом. Но пищу для размышления дать могу.

–Интересно услышать.

–Три года назад его перевели в рудный отдел из другой колонии. Официальной причиной перевода была ротация кадров, но вы же знаете, что это формальная отписка. Перевод полицейского в другую колонию – серьезный шаг, обычно это происходит по семейным обстоятельствам или когда нужно латать кадровые дыры. Но в этом случае указывают реальную причину: смена места жительства в связи с браком, или необходимость данного специалиста на данной должности. Ротация кадров – слишком общая формулировка.

–И когда ей пользуются?

–Когда сотрудника поймали на коррупции, но доказательств не хватило. Чтобы он не почувствовал свою безнаказанность, его переводят подальше, на должность, где ему сложнее будет брать взятки и где он при желании сможет начать все с чистого листа.

–И ваш друг начал такую жизнь?

–За три года: не одного звоночка.

Девушка удовлетворенно откинулась в кресле. Помаленьку стали вырисовываться мотивы их тайного друга:

–Что ж, похоже, все-таки зазвенело.

ГЛАВА 7. ОБЫЧНАЯ ИСТОРИЯ.

–Моя история стара как мир, даже еще древнее, – Альбина отхлебнула кофе из огромной чашки и вздохнула.

Они с Ирвином сидели в кафе «Дуал». Особенность этого заведения заключалась в том, что тут не было столиков, за которыми могли бы сидеть больше двух человек. Сами столы были круглые и сдвинуть их вместе также было проблематично. В общем, «Дуал» предназначался для встреч вдвоем и только так. Хотя, при желании можно было прийти сюда в одиночестве, но так обычно не поступали.

–Жить мы вместе не жили, и брак наш не зарегистрирован. Да и… какой это брак. Это я так, не отошла еще, наверное. Просто мне нравилось называть его своим мужем… Сейчас-то я понимаю, как глупо все это было.

–Ну почему же глупо? Скорее преждевременно, – Ирвин сам чувствовал, что излишне осторожничает в выражениях, но второй раз спугнуть Альбину ему не хотелось. Получалось еще глупее, как будто он под нее подстраивается. Впрочем, похоже, девушка уже решила не сбегать.

–Глупо, лейтенант Интерфер. Кстати, красиво звучит, у вас приятная фамилия. Вообще, вы выглядите именно так, как я себе представляю полицейского офицера… Только, наверное, я не думала, что он будет таким большим.

Ирвин пожал плечами и не стал комментировать. Сохранил внешнее спокойствие, хотя от комплимента у молодого человека аж уши покраснели. Ну да, служба в полиции накладывала отпечаток на внешность.

–Но я отвлеклась… В общем… В общем, всегда есть звонки, которые нельзя игнорировать. Никогда нельзя, понимаете? Вот я вам сейчас это расскажу и вы скажете – какая глупая. И я так про себя могу сказать, глядя со стороны. А когда в этом всем соку варишься, оно ведь смотрится совершенно по-другому, понимаете?

Настроение и тон Альбины скакали волнообразно, она вроде успокаивалась и говорила спокойно, но периодически ее накрывало эмоциями.

–Так вот. В моем случае маячок был. Серьезный.

–Он любил свободные отношения и поглядывал по сторонам?

–Нет. Если бы. Даже такая дурочка, как я, бы поняла. А тут… Нет.

Ирвин был заинтригован историей.

–Так что же тогда?

–Бич процентов двадцати мужчин. Его мама. Точнее, не так, – тут девушка выпрямилась и сделала страшное лицо, – ЕГО мама. Я уже начала привыкать, что она лезет в нашу жизнь когда и как захочет. И она считала, что я не пара ее сыночку. То есть как не пара... Я родилась в Метрополии, как и они, но мой социальный статус, – тут девушка показала рукой над столом небольшое расстояние, – и их, – она задрала руку выше головы. Происхождение, порода, деньги. Все выше среднего.

–Я бы не сказал, что вы прям выглядите как бедняжка, – тактично заметил Ирвин.

–Ну и я не бедняжка. У меня есть работа, образование, все такое. Но среднее, все среднее. А они – далеко не такие. Я даже не понимаю, из-за чего мы сошлись. Хотя нет, теперь понимаю. Из-за его чувства протеста. У него оно такое… волнами, что ли. Он-то рогом упирается, пытается вырваться от гнета своей мамы, но… Но большую часть времени слушает ее. Она тоже женщина неглупая, чего уж тут говорить. Тот год, что мы встречались, яма под меня копалась тихо и осторожно. Как я теперь понимаю… Да и всегда понимала просто видеть не хотела. Вот, к примеру, приехали в гости к ним. Она прям вся такая со мной, ласковая. Альбиночка, какие у вас красивые, тонкие музыкальные пальцы. Вы, случайно, не играете на рояле? Нет, я не играю, как-то не приходило в голову научиться. Не играете? Жаль, жаль, если бы вы были из аристократической семьи, вас бы обязательно научили.

Прям даже не знаешь, как реагировать. Вроде ж комплимент, а с подвохом. Начнешь возмущаться – тебя же и засмеют, мол, как можно так реагировать на похвалу?

В общем. В общем, это была ситуация, когда она считала меня ему не ровней, но давала время погулять и побеситься. Пока мальчик молодой. И, проклятье… Обидно признавать, но тактика-то бронебойная, чем в лоб запрещать, показать, что ничего такого умопомрачительного в девушках попроще нет. Сладок запретный плод, когда его не запрещают, то он… Ладно. Вот так мы с ним и жили какое-то время. А потом… А потом…

Тут девушка уставилась в одну точку и из ее глаз вновь полились слезы. При этом лицо оставалось таким же каменным.

–А потом… Я даже не думала, что так бывает.

Ирвин пил кофе маленькими глотками и слушал не перебивая, хотя очень хотелось поторопить рассказчицу. Уж больно интересно было.

–А потом. Он пригласил меня в кафе. Вот в такое же, ну только там много человек могло поместиться. Неделю назад. Пришли он, его мама и его невеста.

–Невеста? – Интерфер поперхнулся кофе.

–Невеста, – повторила Альбина. – Нет, ну красивая девушка, ничего не скажешь. Породистая. Благородных кровей, в Метрополии такое любят. Вы были в Метрополии?

–Я там четыре года учился. И я бы не сказал, что там важна какая-то чистокровность. Метрополией правят деньги, в меньшей мере связи. Кто богат и знает нужных людей – тот и на гребне. Я не встречал там такой щепетильности в вопросах родословной.

–Ну. Может, это мне сейчас мир видится таким полярным, я так-то раньше тоже на такое внимание не обращала. А его мама обращала. И невесту она ему подобрала под стать. С родословной, дочь людей с деньгами и связями. И поставила ему ультиматум… Либо они едут в Метрополию, играют там свадьбу и продолжают семейные дела, либо я, здесь, но он ей больше не сын. А куда он без нее?

–Он так боялся потерять наследство?

–Нет, скорее он боялся остаться без ее покровительства. И эта высокородная… жена его будущая, видно, из той же серии. Вот, собственно, и вся история. Они готовятся к свадьбе, а я хожу на работу, сплю, ем, а по вечерам слоняюсь по городу и реву. На следующей неделе поеду в другой город по работе. Наверное, там есть такие остановки, в которых я еще не была.

Ирвин не удержался и хмыкнул, все-таки чувство юмора не оставляло Альбину, несмотря ни на что.

–Ну? Что скажете? Я идиотка?

–Идиотка, – Интерфер все же нашел в себе силы перестать юлить. – Самая настоящая. Но история не знает сослагательных наклонений, Альбина, что было, то было. Другой вопрос: сможете ли вы сделать правильные выводы из этой истории? Вот если сможете, подниметесь на одну мозговую ступень выше. Значит, не зря все было. А вот если не сделаете, это будет обидно, потому что все окажется зря.

–Интересная мысль, – девушка вновь отхлебнула кофе, – а делать-то теперь что?

–Ехать в другой город, обтереть скамейки на остановках там, и так и слоняться, пока первый шок и первая боль не пройдут. Их ничто не снимет, их надо просто пережить. Поверьте, человеку, у которого было ранение. А вот когда надоест – это и будет признаком того, что можно двигаться дальше. Тогда и подумаем.

–Подумаем? – тут девушка впервые улыбнулась, – прям вместе?

–Можно и вместе, если вам к тому времени не надоест скучное общество офицера полиции.

–Ну… пока интересно. А куда у вас было ранение, если не секрет?

–В руку. Больно, зараза, и еще потом долго-долго восстанавливался. Это в кино все так красиво, подстрелили героя, пулю вытащили, подлатали и снова бегает как новенький. А в жизни все как-то больше времени занимает.

ГЛАВА 8. ВЛАСТЬ КОНТИНЕНТА.

Два здоровых комитетчика, выкручивая руки пленному, затащили его в допросную комнату.

Дешанель молча показал стул с высокой спинкой и ремнями на подлокотниках. Пленного усадили и надежно прикрутили, несмотря на то, что он изо всех пытался вырваться.

Стул стоял посереди абсолютно пустой комнаты без окон и дверей. Стены были окрашены в серый цвет, бледное освещение давала единственная лампочка под потолком.

Флер Дешанель расположился у одной из стен лицом к пленному повстанцу и рассматривал его. При этом полковник не выражал ни единой эмоции. В отличие от своих коллег он был в строгом деловом костюме, единственное, что его выдавало: зажим для галстука с гербом Метрополии.

Повстанец чувствовал, что это не будет обычным допросом, он прекрасно знал, кто перед ним стоит и готовился к худшему. Это был худощавый молодой человек, лысый, с глубоко посаженными глазами и застывшей ненавистью на лице. Неудивительно, что он пошел в наступление первым:

–Я так понимаю, допрашивать меня будут недолго? Честно признаться, я очень устал, полковник Дешанель, и хотел бы поспать.

Флер приподнял правую бровь и спросил:

–С чего вы решили, что допрос будет недолгим?

–Полковник, вам же явно не двадцать лет, а стул в этой комнате есть только у меня. Долго ли вы на ногах-то?

Дешанель пожал плечами и достал из кармана какую-то коробочку:

–Я готов допрашивать вас хоть сутки. Но вы правы, я попросил бы себе хоть какую-нибудь табуреточку. Как видите, мистер Леру, ее нет. Значит, мне нужно поторопиться. Вас же зовут Пьер Леру, не так ли?

Пленный особо не удивился, что его личность уже раскрыта:

–Допустим, я Пьер Леру. Даже больше вам скажу, недопустим, а так и есть. Хотите, даже расскажу несколько фактов из своей биографии?

–А я смотрю, разговор у нас неожиданно клеится. Что ж, мистер Леру, я весь внимания.

–Я родился в поселении Миранда, колония Шарра. Мне 23 года.

Флер кивнул и жестом показал Пьеру продолжать.

–Мои родители работали на медной фабрике, той самой медной фабрике, где меня задержали в момент штурма, сколько… я даже не знаю, сколько времени прошло с тех пор.

–Две недели, – учтиво подсказал Дешанель.

–Две… погодите, как две недели? Две недели?

–Две недели.

–Ну допустим. Моя мать умерла, когда мне было 13, что-то с легкими. На Фабрике плавили медь, а когда плавится медь выделяется большое количество соляной кислоты. Вы знаете?

–Нет, вот вы уже рассказали мне что-то новое. Видите, это не так сложно.

Пьер с ухмылкой посмотрел на Дешанеля, ожидая увидеть хоть тень издевки. Но тот оставался непроницаем. Как будто ему и правда интересно было как выплавляется медь.

–После ее смерти я, отец, брат и моя младшая сестра получили крошечную подачку от Метрополии.

–Наверное, вы про пенсию?

–Называйте, как хотите. Может, я бы даже сказал вам за нее спасибо. Вырос и пошел работать на шахту или на другую Фабрику, нашу-то закрыли вскоре после смерти мамы.

–Но?

–Но. Вы знаете, что случилось с моей младшей сестрой?

–Во время мятежа, восемь лет назад, ее, 14-летнюю девочку изнасиловали и убили. Насколько я знаю, это сделала группа мятежников прямо в штабе колониальной полиции, – Дешанель оставался непроницаем. – это ужасная трагедия и я вам искренне сочувствую. И мне тем более непонятно, как после такого вы пошли в это, как вы его называете, Сопротивление.

Глаза Пьера налились кровью и он попытался рвануть со своего места, но ремни только впились ему предплечья и запястья.

–Ложь!!! Вы отлично знаете, что ложь!!! Ее изнасиловали, жестоко изнасиловали. Отец рассказал как-то, когда выпил, он был на опознании тела. Во все места. А в конце, на спине поставили клеймо! Герб Метрополии! Это, по-вашему, сделали мятежники???

–По мне, так ни частям армии континента, ни той части полиции, что осталась верна Метрополии было не до жестоких изнасилований. И, поверьте, мы не звери. У нас есть смертная казнь, тюремное заключение. Но вот клеймения в арсенале наших наказаний нет уже очень давно. Тем более массового изнасилования. Штаб полиции, на тот момент, был занят мятежниками, что там творилось потом детально устанавливало следствие.

Пьер горько усмехнулся и опустился обратно:

–Нам говорили то же. Только мы оба знаем, что это неправда. Метрополия всегда была очень изобретательна в отношениях с колониями. В самую гущу мятежников запустили несколько диверсионных групп, которые отлавливали детей и делали с ними примерно то же, что с нашей Жюстин. Тогда это было что-то вроде послания мятежникам и тем, кто их поддерживал: не прекратите бунт, это случится и с вашими детьми. После разгрома все на самих же мятежников и свалили.

Дешанель пожал плечами:

–Я был тут, восемь лет назад, от начала и до конца. Ничего подобного не было, уверяю вас. Было много пьяных и ошалевших от вседозволенности людей. Анархия выпускает на волю худшие человеческие качества. Потому я борюсь с ней всеми силами.

–Но что-то тех уродов вы найти не смогли. А я смог! Слышите, нашел двоих! Они спокойно жили, причем в Терране. Никогда не были осуждены. Я втерся к ним в доверие и мне удалось разговорить их. Не просто так, разумеется, пришлось купить им выпить. Не раз пришлось. И они рассказали, по очереди, сначала первый, потом второй, один в один! Они уже давно не виделись, я отлавливал их по очереди, и оба раза история была одинаковая. Они делали это на деньги Метрополии.

Дешанель почувствовал, что ноги начинают уставать и решил немного размяться, потому неспешна двинулся вокруг стула:

–Вот бы вам и насторожиться, мистер Леру. Столько лет прошло, а истории одинаковы, как по нотам. Редко коллективная память бывает так точна. Впрочем, я вряд ли посажу в вашей душе зерна сомнения, я это вижу. Вы верите в свою правду, что ж это ваше право. Меня интересует другое.

Леру выгнул шею, пытаясь уследить за Дешанелем:

–Мой отец спился и замерз под забором. Это тоже не тайна. Он так и не смог пережить все то, что случилось с Жюстин. Брат переехал жить в колонию Аваст, что-то там ему предложили, помогал деньгами иногда.

–Разумеется, я и про это знаю. Ваш брат – Жан Леру. На Авасте у него легальный и весьма прибыльный бизнес, кроме того он известен как меценат. Похвально. Но не скажу, что мне это прямо интересно.