Текст книги "Я - охотник"

Ночь. Старое городское кладбище недалеко от города Болотова.

Сегодня сон был страшным.

Его ПЕРВЫЙ – монгольский сотник – визжа, извивался на рогатине, проткнувшей монгола насквозь и пригвоздившей к бревенчатой стене. Жуткие, судорожные рывки отдавались болью в окаменевших на древке ладонях. Эта тварь никак не хотела умирать и с визгом вновь и вновь бросалась на перекладину под широким пером, чтобы дотянуться до того, кто ее уничтожил [1]1
  Рогатина – вовсе не «рогатое» копье, как думают многие. Это грозное оружие, годное для охоты и для войны, было изобретено нашими предками. На толстое древко-оскепище насаживался целый меч – наконечник длиной 30 см., шириной – 6 см. и весом до килограмма! Таким копьем можно было колоть и рубить, сразить всадника в броне и дикого быка. Только охотничья рогатина имела под наконечником-пером перекладину-ограничитель, не позволявшую раненому зверю дотянуться до охотника.


[Закрыть].

Но главным и самым страшным было не это, а другое – монгол МЕНЯЛСЯ, ПЕРЕКИДЫВАЛСЯ, как это часто бывает с оборотнями, когда их настигнет смерть. Его бьющееся тело словно бы оплывало, как свечной воск – и на рогатине с воем металась огромная рысь с оскаленной окровавленной пастью. И в ту же секунду, еще не завершив трансформации, потерявшее разум от предчувствия смерти чудовище ПЕРЕКИДЫВАЛОСЬ обратно – в кривоногого, длиннорукого, плотного воина с залитым кровью редкозубым ртом.

Мучительный стон послышался, прорезал кошмар, как острый нож – плотную занавесь.

– А-а-а-а…

Он трезво понял, что стонет он сам, стонет наяву, а то, что видит – всего лишь сон.

Понял – и проснулся, сделав над собой привычное усилие…

...Он лежал в теплой беззвучной темноте с закрытыми глазами. Эти слова. – «тепло», «темнота» – были для него только словами, но он помнил, КАК это, когда «темно», «тепло». И знал, что сейчас – именно так.

Руки во сне сами собой сжались в кулаки – на древке приснившейся рогатины. Он развел пальцы, пошевелил ими и открыл глаза.

В неровное, словно обгрызенное по краям входное отверстие, краешком робко и любопытно заглядывала луна – полная, налитая, с медным оттенком. Где-то недалеко забрехала собака, потом ее брех перешел в судорожный подвыв. Перешептывались без ветра, деревья – теплый воздух, поднимавшийся от нагревшейся за день земли, ворошил листья. Раньше бы сказали, что деревья разговаривают… Жаль, что они не умеют говорить. И вообще почему-то добрые чудеса приходится делать своими руками, а зла и без того – хоть отбавляй.

Надо было вставать и идти осматриваться. Временами он испытывал недоуменную жалость к нынешним людям, с беззаботной легкостью ставившим свои города, дома, заводы в таких местах, которые еще триста лет назад обошел бы любой деревенский дурачок. Селятся, а потом приходят в ужас от творящихся под боком вещей и пытаются найти им объяснение… Впрочем, последние несколько дней были совсем спокойными и тихими. Может быть, потому что он достаточно ярко заявил о себе по прибытии – и весть о его появлении уже разнеслась по всем закоулкам этих мест? Хорошо бы. Меньше хлопот, больше времени для нормальной жизни…

Он поднялся, нашарил ногами кроссовки, не глядя взял куртку и надел ее. Выпрямился – самый обычный четырнадцатилетний парнишка, худощавый, спортивный, русоволосый, в кроссовках, джинсах, джинсовой куртке на черную майку с надписью белым «ВСТРЕЧАЙТЕ ДОКТОРА!» Необычным было место, где находился парнишка – провалившийся склеп XIX века. Но что делать, если это самое спокойное место в городе? Безлюдное и тихое в любое время суток – кладбище давно заброшено, если и появляется кто, так это одна-две-три старушки за день. Если погода хорошая.

– Слав-ка-а, – раздалось от входа шипение. – Слав, ты тут, че ль?

На фоне призрачного полнолунного неба свесилась мальчишеская голова с длинными лохмами. Прошипела снова:

– Сла-ав?.. – уже несколько неуверенно.

– Здесь, – откликнулся парень, и второй мальчишка безбоязненно соскочил в склеп.

Старые кеды тихо шоркнули о выбитый временем под.

– Я думал, ты ушел, – пожаловался ночной гость. Луна осветила грязноватое лицо – лицо мальчишки лет на пять помладше первого, смышленое и с грустными глазами. – Я бежал, спешил так…

Протянув руку, хозяин склепа взъерошил отросшие волосы гостя, и тот неумело улыбнулся. Мишку – так звали маленького бомжонка – Ярослав пригрел две недели назад, когда только явился в город. Мальчугана, попавшегося на краже пачки печенья, смертным боем били за привокзальными ларьками двое продавцов. Подробности той истории. Славка вспоминать не хотел – он внезапно вышел из себя и жестоко наказал обоих мерзавцев, из-за чего до сих пор избегал встреч с милицией, хотя вряд ли продавцы запомнили, что с ними произошло. Сначала Славка гнал увязавшегося за ним Мишку, но тот не отставал и помог найти это место на кладбище, на котором и сам жил. Судя по всему, немногословный, сильный и спокойный старший парень просто покорил мало видевшего хорошего бомжонка, и тот стал кем-то вроде добровольного осведомителя и помощника. Сперва Славка поопасался, что придется постоянно защищать Мишку, но тот свои проблемы решал сам и даже денег или еды не просил, а помогал охотно, легко прощая новому другу многочисленные странности. Кроме того, Славку в глазах Мишки окутывала атмосфера тайны, такая привлекательная хоть для малолетнего бомжа, хоть для сына банкира.

Временами Славка задумывался, какой храбростью должен был обладать Мишка – или до какого отчаянья дойти! – чтобы ночевать на кладбище. И еще – что пять лет назад точно так же погиб Саша. Пригрел вокзального малыша – и тот вывел на Сашу… кого – вспоминать не хочется. Неизвестно, за деньги, из страха, еще почему-то, но предал. ЭТИХ пришло слишком много, и Саша не смог отбиться…

...Но Мишка было похож на младшего брата Славки, на давно умершего братишку, которого Славка до сих пор вспоминал и видел в хороших снах. И не хотелось даже думать, что Мишка может стать вольным или невольным предателем.

– Зачем ты меня искал? – спросил Славка. Мишка сделал большие глаза и тревожно-секретным шепотом, слышным, наверное, даже на лодочной станции за дальним краем кладбища, начал докладывать:

– Телка одна ТЕМ краем идет. Ну, ТЕМ! Про который ты говорил. Со станции нарезает, спешит.

Ярослав кивнул и, ни слова не говоря, вроде бы неспешно отправился к дыре входа. Р-раз! И в склепе никого не было, кроме восхищенно покачавшего головой Мишки…

...Трое каких-то дубловатых сопляков домотались до Ленки еще в середине пути и не реагировали ни на презрительное молчание в сумме с нарочито повернутой к окну головой, ни на реплики типа: «Отзынь» и «Повзрослеешь – звони 02, я подойду». Очевидно, были слишком тупыми. Никакой реальной опасности для честной девушки с разрядом по дзю-до они не представляли, да и для другой – тоже, но сидеть в одном салоне с ними было так же тошно, как слушать рекламу. Ото всех троих пахло жвачкой и даже прикалывались они занудно, явно копируя героев боевиков. Вдобавок – младше.

Короче, утомившись таким стремным соседством, Ленка вышла за две остановки от своего дома, около старого кладбища. Светила луна. Серебрилась вода в реке и тропинка между обрывом и оградой, по которой предстояло пройти два километра. Зато потом сразу окажешься на огородах своей улицы – еще минута и дома.

Отважно поддернув тяжелую сумку с бабулиными гостинцами и обругав нехорошим словом Витьку, который нагло закосил под больного и остался дома вместо того, чтобы помочь сестре, она двинулась вперед с решимостью советской танковой дивизии под Берлином. Хотя идти мимо кладбища было не в кайф. Ваще. Начисто. Потому что страшно.

– А главное – кто оценит? – бухтела она, внимательно глядя себе под ноги. Речка что-то одобрительно журчала, на перекате. – Да никто. Витек, козел, обрадуется, конечно. Еще бы! «Похавать притаранила?! О, е, во!» И к утру варенья – как и не было. Акселерат недобитый, ест как птичка – клюнет два кило и сыт на полчаса. А ты тут стаптывай ноги по самое это самое. И кроссовки жалко.

Она шмыгнула носом от жалости к себе. И внимательно осмотрелась. По этой тропинке Ленка ходила десятки раз, но никогда – глубокой ночью. А тропинка-то ведет мимо кладбища, вот оно – за деревянным забором… В голову на автомате полезли разные дикие истории про кладбища, мертвецов и гробы на колесиках, над которыми хорошо смеяться, когда сидишь дома – а не когда перед тобой больше километра пути вдоль кладбищенского забора. Причем с правой стороны – обрыв и река. Прикусив губу, девчонка ускорила шаг, уже раскаиваясь, что выскочила не на своей остановке. Потерпела бы. Хоть до следующей – правда, оттуда из-за странностей городских дорог до дома пешком не два, а три с лишним километра. Ну и что? Не развалилась бы. А еще лучше – потерпеть этих придурков. Сейчас бы уже дома сидела. С Витькой – брат-проглот внезапно показался родным и близким до неприличного.

– Погоди, чего ты заметалась, как фанатка у «Наны» на концерте? – сквозь зубы процедила Ленка. – Ну кладбище. Покойнички, крестики, оградки. Как парк, только для придурков. Вон светло. Луна. Оборотни… МАМА!!!

Большая собака неспешно трусила навстречу по тропке. Опустив лобастую голову к самой утоптанной земле, неспешно – а куда ей спешить, если разминуться тут все равно негде?! Призрачный лунный свет мешал понять ее масть и даже настоящие размеры – Ленка видела только, что собака ОЧЕНЬ большая. И откуда она взялась?! Из какой-нибудь дырки в заборе? И что делать?!

– Пошла, – неуверенно пискнула Ленка. Собака остановилась. Медленно подняла голову – ее и девчонку, закрывшуюся сумкой, разделяли метров десять. В собачьих глазах сверкала луна, они казались серебряно-алыми, с плотными, как в самом жутком фильме. Убежать?.. Пока повернешься – догонит. Через забор?.. Ага, а за забором что?! Оставалось одно – в реку, пропадай гостинцы, сумка и все на свете, потому что Ленка никогда не пробовала переплывать ее – реку – в одежде. – Пошла! – Ленка топнула и, собрав все свое мужество, сделала шаг вперед. – Мамуля, ты чего?..

Собака чуть пригнула голову к земле, шире расставила лапы и открыла клыки. Ленка слабо удивилась, как они помещаются в пасти – казалось, там у собаки полно ножей. Потом это чудище неспешно, крадучись, двинулось к окаменевшей девчонке – уверенным скользящим шагом. Шерсть на загривке поднялась, как проволока – густая, толстая, жесткая даже на вид.

Ленка закрыла глаза, понимая, что падает в обморок.

– Не бойся, я провожу.

На какой-то ужасный миг ей показалось, что говорит собака – а это могло значить лишь одно: крыша поехала. По этому девчонка зажмурила глаза еще крепче… но слегка нетерпеливый мальчишеский голос повторил:

– Не бойся, я провожу тебя домой, – и добавил: – Открой глаза.

Еще толком не открыв глаз, Ленка сообразила, что рядом с ней кто-то стоит, шарахнулась, взмахнула, рукой, почувствовала, что сумка соскальзывает с плеча, а сама она падает – и…

И сильная, уверенная рука поставила ее вместе с сумкой обратно на тропку.

– Уйди! – завопила Ленка, почувствовав почву под ногами. – Я орать буду! Ма-а-а!.. Я дзю-до знаю! Не подходи!

Ответом ей был веселый, заливистый смех, заставивший Ленку окончательно разжмуриться.

Она была жива. И, живая, с сумкой на плече – стояла на тропинке. Собаки не видно. А рядом с ней, подбоченясь, отставив ногу, стоял парень ее лет. Скаля красивые, ровные, белые зубы, он подло хохотал над ней, над ее страхом и воплями! Нет нужды говорить, что Ленка немедленно возненавидела его на всю жизнь. Вдвойне омерзителен он ей стал, как только Ленка поняла, что парень красивый – может быть, самый красивый из всех, кого она видела за свои четырнадцать лет. Спортивный такой, не раскачанный, как эти культуристы, которые жрут белковые смеси, будто груднички и говорят только о «железе», но и не тощий хлюпик. Ленка всегда втайне гордилась тем, какой у нее красивый и сильный брат (не вслух, жирно будет!). Так вот: этот парень был повыше, посильнее на вид и красивее. И прикинут мальчик неплохо – ни единой таиландской или китайской вещи с рынка, все фирменное, хотя и простенькое: куртка, тишотка со вполне дурацкой надписью «ВСТРЕЧАЙТЕ ДОКТОРА!», джинсы, кроссовки, часы…

Страх отступил перед злостью, и Ленка агрессивно спросила:

– Ты что, конь?

– Почему? – не переставая улыбаться, спросил мальчишка.

– Потому что ржешь, – независимо ответила Ленка и, гордо задрав нос, двинулась дальше по тропинке. Парень был, рядом, и идти стало не страшно. Тем более, что он сразу нагнал ее со словами:

– Ну извини. Давай сумку, я правда тебя провожу.

«Не нуждаемся!» – хотела ответить Ленка, но прикинула, сколько еще осталось идти вдоль кладбищенского забора – и милостиво протянула мальчишке сумку:

– На… Ладно, прощаю… А тебе по пути? Я на улицу Речкалова.

– Григория Андреевича? – мальчишка деловито закинул на плечо сумку, даже не прогнувшись, словно она была набита бумагой, а не трехлитровыми банками и свертками с разными вкусностями. Ленка непонимающе моргнула:

– Какого Григория? Я тебе говорю – Речкалова.

– Речкалова звали Григорий Андреевич, – пояснил мальчишка. – Герой Советского Союза, гвардии капитан – сбил в войну 56 вражеских самолетов…

– А, – равнодушно откликнулась Ленка. – Ясно. Так тебе что – по пути?

– Мне все равно, – покачал головой мальчишка. – Я приезжий. Вот хожу, знакомлюсь с городом.

– Ночью? – подозрительно спросила Ленка.

– А что? – тоже подозрительно спросил мальчишка. И пояснил: – Ночью никто ее мешает. Тихо, спокойно.

– А днем спишь? – язвительно спросила Ленка.

– Иногда, – согласился мальчишка. Подколок Ленки он словно не намечал.

– Откуда ты такой приезжий? – поинтересовалась девчонка.

– Из Белоруссии, – охотно сообщил мальчишка. Помолчал и заметил: – Город у вас небольшой, а кладбище огромное.

– Это старое, на нем не хоронят, – ответила Ленка. – И город старый, вот и накопилось.

– И часто ты мимо кладбища по ночам ходишь?

– Сегодня первый раз, – призналась Ленка. И вздрогнула: – Вот ужас-то!

– Кто? – поинтересовался мальчишка.

– Да собака, собака, – поморщилась Ленка. – Я и не думала, что такие бобики бывают. По-моему, она бешеная.

– Бешеные собаки выглядят не так, – возразил мальчишка. – Но ты права: такое лучше один раз увидеть, чем увидеть не один раз, как говорил тогда еще покойный Зяма Мухомор.

– Чего-чего? – вытаращилась Ленка, но мальчишка засмеялся:

– Так, шутка… А все-таки, откуда ты ночью?

– С остановки, – вздохнула Ленка. И соврала: – Не на своей вышла, задумалась. Шнурки – с бабулей с начала лета на даче сидят, и это надолго, а я туда-сюда мечусь, как дура, потому что Витька на дачу ехать не хочет, у него тут любовь. Такой скандал закатил… Вот наши меня и отряжают – проверить; живой братишка или нет. По мне, так лучше было его при рождении придушить.

Мальчишка дернулся, как будто споткнулся, повернул к Ленке бледное, даже какое-то голубоватое лицо. На миг девчонке стало не по себе, но ее спутник («спасителем» она его даже про себя не называла) улыбнулся:

– Меня Славкой зовут. Ярослав. Красивое имя, а его вот так испоганили… А тебя как?

– Ленка. Елена, – представилась Ленка и выругала себя: «Вот дура, и чего испугалась?» Но тут же испугалась еще сильнее – за кладбищенским забором отчетливо треснули кусты, и треск этот, не прекращаясь, крался следом за идущими. Расширив глаза, Ленка всматривалась в щели между досок, пока Славка не сказал, негромко и повелительно:

– Перейди сюда, – и занял место между Ленкой и забором. – Не смотри и не бойся. Идем… не спеши, это сразу выдает страх.

Треск не прекращался. Временами в щелях мелькала бесформенная, какая-то клубящаяся тень. Но страха поубавилось – как будто рядом шел не худощавый, хотя и крепкий ровесник, а взрослый, необъяснимо надежный человек.

– Кто там? – тихо спросила Ленка, все-таки косясь в сторону серебристых от лунного света досок.

– Много кто, – туманно ответил Славка. – Знакомая тебе собака с товарищами.

– Стая? – Ленка вспомнила, что она читала и даже по местному телеканалу видела – одичавшие собаки живут в окрестностях Болотова. Неужели и в город перебрались? Внезапно она почему-то очень испугалась за Славку, забыв, что ненавидит его: – Ты обратно здесь не ходи, слышишь? А то вдруг они нападут…

– Ага, а то они тебя боятся, – серьезно согласился Славка. – Не бойся, я не тут пойду.

– Очень надо бояться за тебя! – взбрыкнула Ленка. – Сумку не урони!

– Не уроню, – как-то сквозь зубы ответил Славка, и Ленка удовлетворенно подумала, что он обиделся. Но, бросив взгляд на лицо попутчика, поняла, что голос его звучал так от непонятного напряжения, читавшегося в застывших глазах. Это было так непонятно и опять-таки жутковато, что Ленка заткнулась и молчала до тех пор, пока они не дошли, до огородной калитки. Подальше рисовалась дома. В большинстве окон отблескивала луна, но кое-где еще горел огонь, и «Мумий Тролль» мяукали песню Цоя «Восьмиклассница». Кладбище осталось позади.

Больше всего Ленке хотелось, чтобы Славка проводил ее до дому… или даже зашел. Но, поняв, что ей этого ХОЧЕТСЯ, девчонка почти свирепо сказала:

– Спасибо! Давай сумку, тут я дома.

– Может, до самого дома проводить? – нерешительно предложил Славка. Ленка, перехватив у него сумку, вежливо произнесла:

– Речкалова 67. Собственный дом. Если осмелишься – заходи. Но учти – у меня брат разрядник по самбо. Понял?

– Понял, – кивнул Славка. – Нет, я не чтоб зайти. Я…

– Ах так?! – девчонка возмутилась до глубины души и, тщательно закрыв за собой калитку, не оглядываясь, двинулась к дому. В другое время она не преминула бы покрыть огороды одним броском, то и дело оглядываясь, чтобы поскорее оказаться дома. Но сейчас она гордо шла среди грядок, задрав нос.

Потому что знала – ночной попутчик Славка стоит у калитки и смотрит ей вслед.