Текст книги "Если в лесу сидеть тихо-тихо, или Секрет двойного дуба"

Автор книги: Олег Верещагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

ГЛАВА 16.

Князь, приехав уже под вечер, когда солнце скрылось за верхушками деревьев. Олег, сидя за столом, читал ветхую книжку без обложки, оглавления и последних страниц, которую раскопал на полке. По его мнению, этот штрих должен был многое добавить к картине безысходного отчаянья, овладевшего несчастным мальчиком – и смягчить сердце лесника.

После односложных ответов на дежурные вопросы в доме воцарилось молчание, прерываемое только редкими, но душераздирающими вздохами Олега и скорбным шелестом страниц. Его план начал срабатывать. Совершенно незнакомый с психологией современных школьников (и школьников вообще, если на то пошло!), Князь забеспокоился после пятого вздоха. После седьмого – заглянул в лицо Олегу, встретив скорбный взгляд. После восьмого – не выдержал:

– Случилось чего, Олега?

– Да так… – Олег нехотя отложил книжку. – Слушай, Князь… Можно мне в город съездить?

– Да за милую душу, – удивился лесник.

– С ночёвкой, – добавил Олег. Князь – и это отличало его в выгодную сторону от большинства взрослых, ответивших бы немедленно и не разбираясь «нет, конечно!» или «это ещё зачем, не выдумывай!» – спросил:

– А где ты там ночевать-то собрался?

– На Советской, – быстро ответил Олег, вспомнив название улицы, которую сам же Князь и упоминал когда-то.

– Угу, – буркнул Князь. И вдруг искристо стрельнул взглядом из-под бровей: – Девчонка, что ль?

– Да нет… – Олег замялся, потёр верхнюю губу, почти не изображая смущения, он и правда смутился. – Ну… да. На речке познакомились, она на день рожденья пригласила. Я там не один буду, ничего такого… А заночую у одного парня, Андрея…

Дома Олег не стал бы так врать. Поднял трубку – и выяснил, что он врёт. Но Князь связывался с миром по рации, которой нет в жилых домах.

– Вот что, – сказал Князь. – Ленка мне тебя вроде как доверила… Ты у меня почти две недели живёшь. Парень ты хороший. Серьёзный, ответственный. Поэтому так скажу – езжай, а то от здешней жизни одичаешь не хуже меня.

– От этого я бы не отказался, – заулыбался Олег. Князь легонько щёлкнул его в лоб:

– Цыц… Но уж коль я тебе доверился, как взрослому – ты мне не подгадь. А то доверию нашему и дружбе – разом конец. Понял?

Это Князь спросил серьёзно. И Олег серьёзно ответил:

– Понял, Князь… Я ничего плохого, кроме хорошего, делать не собираюсь. Честное слово, Князь.

…«Хорошо, когда тебе доверяют, – думал Олег на раскладушке. – Если бы взрослые побольше нам доверяли – от нас меньше было бы неприятностей… Но с другой стороны, – уже критически подумал он, – как нам доверять? Мы же как щенки – всё на вкус попробовать надо, и хорошее, и плохое. Если за нами не следить, то что? Если за щенком не следить – получится невоспитанная помоечная собака, грязная, запаршивевшая. И кончит тем, что или грузовик её переедет, или за то, что жратву таскает, хребет перебьют. Жалко, а кто виноват? Кто не воспитал, не следил… – философствовал Олег. – Кричишь: «Дайте мне самостоятельности!» – а сам во взрослом мире разобраться не можешь, что хорошо, что плохо, а когда разберёшься – уже и поздно может быть… Не, ну какие они там, в прошлом, доверчивые! – мысли его приняли иное направление. – С одной стороны – подозрительные, везде шпионов искали… А с другой – двери не запираются! Если палка прислонена – никого дома нет. Велик в кустах оставила – если и найдут, всё равно не возьмут… Куда же всё это делось-то? Откуда наркота взялась, садюги разные, бандиты? Вот бы что понять. И вот бы что поменять…»

Он ещё о чём-то думал, но уже засыпал… Потом резко проснулся – почудилось, что над ним стоит Марлен с обрезом, на миг вернулся страх, но недолгий. Олег секунду смотрел в темноту, потом – вздохнул, перевернулся на другой бок и уснул уже понастоящему, крепко.

…Асфальтированной дороги тут не было. Олег пылил по просёлку – грязный и злой, как чёрт. Машин тут почти не было – только грузовики попадались. Ещё и полпути не проехал – а уже замучился, как в Африке.

Марфинский просёлок остался позади – но оказалось, что в 1964 году и госдороги не все были асфальтированы. Навстречу, как на параде, одна за другой проскочили «волга», «запорожец», «москвич» и «победа» – Олег узнал все четыре машины, старые, громоздкие, с округлыми корпусами, добротно выполненными из хорошего железа. Такие «коломбины», как называл их отец, и в начале ХХI века ещё бегали бодренько по улицам русских городов.

Немного скрашивало трудности то, что Олег ощущал себя первооткрывателем. Марфинка всё-таки была чем-то замкнутым. А по этой дороге можно добраться куда угодно – в мире прошлого. Увидеть живых «битлов» и ещё никому не известного Высоцкого, чёрно-белые телевизоры-новинки в магазинах и танковый парад в Москве, Фиделя Кастро, о котором тут столько и с таким восхищением говорят, и свой Воронеж, и даже маму! У мальчишки просто ноги зазудели от желания нажать на педали – и… Как там говорил в книжках Толкиена старый хоббит Бильбо своему племяннику Фродо? «Видишь эту тропинку? Вот она ведёт к той самой дороге, по которой можно выйти к Пустошам, а там и до Драконьей Горы недалеко – так что если уж встал на неё, то придерживай ноги руками, а то и опомниться не успеешь, как заведёт она тебя кто знает куда!»

И почему некоторые люди считают, что жить – скучно?!

Он вдруг вспомнил, как парень классом старше, почти незнакомый, два года назад за школой предложил ему, Олегу, «затянуться». Любопытство было так велико, что Олег уже практически согласился – но увидел одного из своих одноклассников. Тот сидел на пеньке, широко расставив ноги, и заливался тихим, неудержимым смехом, глядя на собственные пальцы. Переставал смеяться, шевелил ими – и закатывался снова, мотая головой и повизгивая. И глаза у него были какие-то утонувшие в мутной дымке… А у того, который протягивал Олегу «косячок» – голодные и злые, ненормальные… как у Марлена вчера. Олег тогда замотал головой, попятился, потом развернулся и побежал так, как будто за ним гнались.

А через год тот, старший парень – его звали, кажется, Вовка, а фамилию Олег не помнил – выбросился из окна десятого этажа, из своей комнаты. Рассказывали, что он стоял на подоконнике и взмахивал руками – долго, кто-то вызвал милицию, позвонил его родителям… Но перехватить его не успели – он последний раз махнул руками и прыгнул.

Наверное, ему казалось в те секунды, что он летит. Улетает от скуки, от тоски, от бесконечных одинаково серых в любое время года дней, от долгов и дозняков – от всего сразу… Юрка, старший брат которого учился с Вовкой в одном классе, сказал, что тот «толкал наркоту» – про это многие догадывались, а другие просто знали. Толкал – и этим отрабатывал сперва свои «косячки», потом «баяны». И сам без этого уже не мог. А ещё брат Юрки сказал, что раньше этот Вовка здорово пел и играл на гитаре – чуть ли не с дошкольного возраста. Потом бросил. Потом ему стало всё равно. Всё и совсем.

Но ведь пел и играл – значит, был какой-то интерес в жизни?! Почему же ДРЯНЬ оказалась сильнее?! Почему она – в разных обличьях – так часто оказывается сильнее, и не только мальчишек и девчонок, но и взрослых хороших людей?!

Это были плохие мысли, хотя и выросли они из хороших – о приключениях и Дороге. И Олег, чтобы перебить их, негромко запел из «Собак Качалова»:

 
– А нам было совсем немного
Дней до первой весны,
И до победы – одна дорога,
А на этой дороге – мы…
 

Песня легла на настроение и исправила его. Почти совсем – Олег даже не сразу обернулся, когда его окликнули:

– П-пацан, т-ты в г-город?

Он оглянулся. Рядом медленно тормозил большущий грузовик – похоже, как раз «студебеккер», Олег плохо себе представлял эту марку. Из кабины свешивался небритый, морщинистый, хотя ещё, кажется, нестарый водила в засаленной кепочке и ковбойке – весёлые глаза смотрели дружелюбно.

– В город, – кивнул Олег, останавливаясь.

– С-садись, – хлопнул водила по сиденью рядом, – а т-то ве-весь пропылишься.

– А велосипед? – спросил Олег. Водила махнул рукой:

– В ку-кузов б-бросай.

Олег обрадованно потащил свой транспорт к машине, думая, что будет на месте минут через десять. Но тут его внимание привлекло бревно.

Бревно было просто привязано к буксировочному крюку. Оно мирно лежало, ободранное и пыльное, на дороге позади грузовика. Сомнений не оставалось – сумасшедший шофёр буксировал бревно волоком.

– Там у вас… – неуверенно начал Олег. Шофёр отмахнулся:

– Е-ерунда.

Олег покорился. Вертеть педали дальше не очень хотелось – хотелось выпить холодненького и посидеть в тени. А если бревно прицеплено сзади, то так и надо.

– Фё-фёдор Ив-ванович, м-можно дядя Фе-федя, – представился водила, когда Олег устроился на пыльной кожаной подушке. В кабине было адски жарко, и мальчишка потихоньку проклинал местную моду.

Положим, рукава ковбойки он закатал. Но как было бы здорово в шортах вместо джинсов! Тут в некоем подобии шортов – на лямках – ходили только совсем сопливые личности. Приходилось терпеть – да и в открытое окно задувало неплохо, Олег подставлялся под струю воздуха и наслаждался. Дядя Федя – что, впрочем, понятно – оказался неразговорчивым и знай крутил, посвистывая, баранку. Впрочем, совсем скоро Олегу предстояло убедиться, что язык у его нового знакомого подвешен совсем неплохо…

Преодолев длинный подъём – Олег обрадованно представил, как тащился бы на него с великом – «студебеккер» свернул на асфальтированную дорогу, обсаженную кустами и деревьями, дававшими хорошую тень. Справа за деревьями тянулись поля, слева… сперва Олегу показалось, что там лес, но потом он различил среди деревьев постройки, а ещё потом вдруг на миг мелькнуло поле аэродрома и самолёты на нём.

– Ф-ФАТУГА, – пояснил дядя Федя в ответ на пойманный заинтересованный взгляд Олега. А ещё через секунду грузовик проскочил мимо арочных ворот со стеклянной будкой КПП, над которыми под красной звездой шла надпись из серебряных букв:

ФИРСАНОВСКОЕ

АВИАЦИОННО-ТЕХНИЧЕСКОЕ

УЧИЛИЩЕ ГРАЖДАНСКОЙ

АВИАЦИИ

«ФАТУГА,» – сократил для себя Олег. Они ехали по дороге, с которой Фирсанов было видно, как на ладони – город лежал в низинах, взбирался по склонам холмов, утопал в зелени: крыши, деревья, снова крыши… Машины стали попадаться чаще – они так и шарахались от размашисто ходящего по дороге бревна. Потом дядя Федя поморщился, глядя в зеркало заднего обзора, сказал: «Та-так…» – и начал тормозить.

Жёлто-синий мотоцикл с буквами ГАИ на люльке догонял грузовик. Олег мысленно выругался и напрягся – пытался сообразить, что делать, если начнутся расспросы. Вот так так…

Дядя Федя совершенно спокойно, не глуша двигатель, прижался к обочине и приоткрыл дверь, не пошевелился даже. В кабину заглянуло суровое лицо под козырьком непривычно-маленькой фуражки, рука отдала честь:

– Сержант Самохин… Товарищ водитель, что за безобразие?

– Ка-ка-акое? – удивлённо осведомился дядя Федя.

– Я о бревне на вашем буксировочном тросе, – язвительно пояснил сержант.

– Ч-чего?! – дядя Федя всмотрелся в лицо гаишника, как бы проверяя, не пьяный ли он. – Т-ты что, се-сержант, т-т-треснувши с у-утра?!

– Отставить! – сержант сердито свёл брови. – У вас на буксировочном тросе бревно, вы же не будете этого отрицать, товарищ водитель?!

Дядя Федя ещё несколько секунд смотрел ему в лицо, потом – свесился из кабины, посмотрел назад… и разразился потоком брани – не матерной, но очень разнообразной. Сержант даже попятился, а водила выпрыгнул наружу, продолжая ругаться:

– С-славка, па-па-паразит, что учуд-дил! Ах, па-па… – он даже задохнулся от возмущения, схватил сержанта за рукав: – Но то-то я гля-гляжу – ту… ту… туго идёт, туго, п-понимаешь?! Ду-думаю – что та-такое?! Ах, па-па… В-вот че-чего, командир! Да-давай отцепляй э-эту хре-хреновину.

Последнее было сказано уже тихо и деловито. Сержант заморгал:

– Ку-куда? – заикнулся он, нервно поправляя фуражку. – Куда мне её отцеплять?

– А мне ч-что за го-горе? – пожал плечами дядя Федя. Олег с немым изумлением наблюдал эту сцену, достойную ученика Станиславского. – О-отцепляй, за-зачем она мне?

– Но подождите, я на дежурстве… – слабо запротестовал сержант.

– А я на-на работе! – рявкнул дядя Федя. – Я с не-ней в го-город въехать не успею – ме-меня ва-ваши сгребут!

– Ну хоть домой её довези к себе, – сержант перешёл на «ты» и умоляющий тон. Дядя Федя сплюнул:

– На-на кой о-она мне?! Отцепляй.

– Мужик, будь человеком, – понизил голос сержант. – Давай я тебя до твоего дома отконвоирую. А?

Дядя Федя сдвинул на лоб кепку. Он разрывался между нехваткой времени и желанием помочь человеку. Потом – махнул рукой:

– А-а, лад-дно! То-только до дому!

– О чём разговор! – повеселел сержант. – Ты где живёшь-то?…

…Олег даже не смеялся. Заика-водитель действовал с хладнокровием советского диверсанта Кузнецова, который, застрелив в собственном кабинете оберфюрера СС Функа, спокойно из кабинета вышел, спокойно ответил на вопрос пробегавшего мимо офицера: «Вы не слышали выстрел?!» словами: «Не слышал,» – спокойно вышел на улицу и спокойно ушёл. Об этой истории Олег недавно читал в книжке «Малая война». Дядя Федя это бревно скорее всего, как тут говорили, «смылил». Но заслуживал уважения за непробиваемейшую наглость…

ГЛАВА 17.

Олег сошёл за мостом через неширокую спокойную речушку и довольно долго смотрел вслед удаляющемуся под конвоем (или почётной охраной?) милицейского мотоцикла грузовику – пока мотоцикл, грузовик и бревно не свернули куда-то за угол. Потом – отправился осматривать окрестности и искать автоколонну №4.

…Фирсанов оказался зелёным и тихим полусельским городком, где люди казались незаметными и собаки спокойно дрыхли в дорожной пыли, лениво просыпаясь и перебегая на пару метров при появлении редких, как белые вороны, автомобилей. Многоэтажных зданий практически не было, но зато город широко раскинулся из-за того, что вокруг каждого дома были сад, огород, палисадник, клумбы… На лавочках чинно восседали старушки. И даже административные здания выглядели не официальными, а домашними и добродушными – если так можно сказать про дома. Было много надёжных, добротных построек конца прошлого… или позапрошлого, как смотреть… короче, ХIХ века – из отличного кирпича, толстостенные, они стояли без единой трещинки. Олег подозревал, что и в 2001 году они выглядят так же, как и в 1964. И в 2064 будут выглядеть, как в 2001 – умели люди строить!

Центр города зарос зеленью. Олег отчаялся понять – то ли это здоровенный парк, разбитый вокруг площади (местами встречались фонтаны, глуповатые гипсовые скульптуры и неудобные скамейки) – то ли одичавшие и слившиеся сады (попадались плодовые деревья, а в двух местах Олег наткнулся на загадочные развалины). На площади стоял памятник героям Гражданской войны – и новенький кинотеатр «Россия». В десять часов начинался детский сеанс с фильмом «Пассажир с «Экватора», в 12, 14, 16, 18 и 20 часов шли взрослые сеансы – показывали «3+2». Билет на детский стоил 10, на взрослый – 30 копеек. До «Пассажира…» оставалось ещё тридцать с лишним минут, но у кассы уже толпились мальчишки и девчонки, ничем не отличавшиеся от марфинских. Кое-кто был одет получше, но многие просто босиком – вот такого в городах, даже небольших, Олег никогда в своём времени не видел, если только это не пляж или перед тобой не маленький бомжонок либо хиппарь.

В кино вообще-то сходить хотелось. Олег там ни разу в жизни не был, если честно – и если исключить видеобары. Но, сурово напомнив себе о деле, мальчик отправился… завтракать.

Нет, он поел, прежде чем выехать из дому. Но это было почти три часа назад, утром аппетита не было, а дорога его разожгла. Да и пить хотелось всё больше. Скитаясь по аллеям странного парка, Олег набрёл – и довольно быстро – на кафе, носившее заманчивое название «Север». На ступеньках сидели двое похмельных – им было отчётливо плохо и задумчиво. При виде Олега оба было воспрянули духом, но, разглядев мальчишку, сникли опять. Олег, покосившись на них, завёл свой велосипед в коридорчик.

В не очень чистом большом зале было душно и плохо пахло. Столы поблёскивали – и это была не полировка, а растёртый жир. В синих вазочках пылились искусственные цветы. За стойкой скучала сильно распространившаяся во все стороны мадам непонятного возраста, но явно очень гордая собой.

Олег осторожно присел на край ближайшего стула. Мадам покосилась на него и зычно осведомился:

– Чего расселся?!

Мальчик слегка растерялся. До сих пор люди этого времени казались ему более общительными, весёлыми и открытыми, чем его современники – по крайней мере, такого хамства он в свой адрес не слышал ни разу в жизни. А мадам повторила, выложив на прилавок лапы (с маникюром и грязью под длинными ногтями):

– Чего расселся, спрашиваю?

От такого голоса забрёдшие сюда пацаны и девчонки вылетали наружу с ракетной скоростью. Мадам это не раз проверяла и вообще считала себя очень важной персоной. Она и не представляла, что имеет дело с мальчишкой, выросшим в совершенно другом времени – и не привыкшим к хамству со стороны тех, кто обслуживает людей, а значит – зависит от них. В Воронеже вошедший в кафе, магазин, бар, салон человек становился объектом небескорыстного, но пристального внимания и поклонения – это был ПОКУПАТЕЛЬ, и от того, оставит он свои деньги тут или понесёт в соседнее заведение, напрямую зависела зарплата сотрудников: от директора до технического сотрудника. Возраст и пол роли не играли. Олег и знать не знал (и не мог представить!), что «Север» делает сборы на спиртном – а подросткам его не продашь, значит, и возиться с ними нечего.

– Вы меня не обслужите? – вежливо, но неприязненно сказал Олег. – Я хочу есть. И пить.

– Дома надо есть. И пить, – буркнула мадам, но лапы убрала.

– А это моё дело, – заметил Олег.

– Соплив ещё – меня обговаривать! – лапы вновь появились, очевидно, они служили индикатором плохого настроение. – У нас самообслуживанье! Читай меню и заказывай, только деньги сперва посчитай!

В своём времени Олег не постеснялся бы позвать владельца кафе или его представителя – после чего имел бы удовольствие наблюдать, как мадам вылетает с работы в течение четверти часа. Плюсов у 2001 года было немало. Но тут Олег мобилизовал почерпнутые из фильмов знания, вспомнил, что в те времена продавцы, официантки и прочие отличались особым хамством и были фактически неподконтрольны органам власти, составляя что-то вроде мафии – и спокойно направился к стойке, где висел косо пришпиленный листок со следами пальцев и нечёткими машинописными строками.

Из довольно куцего списка Олег выбрал пельмени – тридцать две копейки за порцию, со сметаной – и газированную воду «Буратино». Про такую он не слышал, но колы тут, конечно, нет, а пить из водоразборной колонки на улице он как-то опасался, хотя видел, что тут так делают даже взрослые.

Вилка едва не выскользнула у него из пальцев. Во-первых, она была скользкая. А во-вторых лопнувшие ошмётки с какой-то коричневой начинкой, плававшие в жидкости, похожей по консистенции на воду, но белого цвета – не вдохновляли, хотя от них и валил пар. Зато хлеб был свежий, а стакан с газировкой – неожиданно чистый.

– Вилки можно и помыть, – заметил Олег. И был сражён молниеносным ответом:

– Если интеллигентный – надень очки и давай в ресторан. После чего мадам с ощущением полной победы расплылась за стойкой, как кусок теста.

Пельмени оказались отвратительными. Хуже макдональдсовских гамбургеров, хотя Олегу раньше казалось, что это невозможно. Мясо отдавало на вкус чем-то, о чём лучше не думать – будь на месте Олега девчонка из его времени, её бы точно стошнило. Олег же с чёрным юморком представил себе, как на кухне засыпают мусором в ведре отрубленные собачьи головы – есть стало даже как-то веселее. А газировка против ожидания оказалась очень хорошей. «Зекенская,» – усмехнулся Олег, запивая ею пельмени.

Он не заметил, как в кафе вошла девчонка – лет десяти, волосы заплетены в неплохую косу. «Но лэхэка лучше,» – вспомнил Олег и улыбнулся в стакан, наблюдая, как девчонка робко приблизилась к прилавку и выложила на него монеты, негромко попросив:

– «Буратино», пожалуйста…

Громко засопев, мадам пересчитала мелочь и буквально метнула по прилавку бутылку. Вроде бы даже специально так, чтобы покупательница не удержала… она и не удержала. Бутылка с пенным хлопком кокнулась об пол.

Ой, что тут началось! Каких только оскорблений девчонка не выслушала за кратчайший срок – и в свой адрес, и в адрес родителей, от которых произошло безрукое и безмозглое существо… Голова с косичкой опускалась всё ниже… и Олег заметил, как первые слезинки капнули в лужу газировки. А мадам усилила натиск. Ей словно доставляло удовольствие ругаться!

Олег ощутил настоящую злость. Он резко встал – так резко, что мадам, всё ещё ругаясь автоматически, вскинула глаза на него – и, перешагнув через несколько стульев, подошёл к стойке. И спокойно, но громко сказал:

– Заткнитесь.

Мадам поперхнулась последним ругательством. Глаза у неё сделались непонимающими. Из окна раздачи высунулось сразу несколько голов.

– Вы наглое, глупое, жирное существо, – отчётливо выговаривая слова и слегка прищурившись, сообщил Олег. – Помимо этого вы ещё и до отвращения неопрятны… Бутылку «Буратино», пожалуйста.

Словно под гипнозом, мадам поставила перед Олегом ещё одну бутылку. Он выдернул из стаканчика на стойке бумажную салфетку, тщательно вытер ею стекло и только после этого взял бутылку в руки, бросив девчонке:

– Пойдём.

Уже у самых дверей, пропустив спутницу вперёд и взяв велосипед за руль, Олег обернулся ко всё ещё хватающей ртом воздух мадам:

– Да. Я чуть не забыл. Завтрак был отвратительным. Спасибо.

Они успели отойти шагов на десять от кафе, прежде чем сзади разразился ураган…

– Перестань реветь, – сердито попросил Олег. Девчонка всхлипнула:

– Э-это не м-мои деньги… ре-ре-ребята собирали…

– Везёт мне на заик, – вздохнул Олег. – На, держи бутылку, это я тебе купил.

Дальше события развивались вполне дурацки. Захрустели кусты – и человек пять мальчишек и девчонок помладше Олега, но очень решительно настроенных, окружили его и всё ещё всхлипывающую нез-накомку.

– Ты чё, ситро отбирать? – спросил один из мальчишек. – Свет, он чё, тебя отбуздал?

– А мы его самого ща отбуздаем, – деловито пообещал ещё один, – у него шарики с лобешника на… – и он со вкусом срифмовал название мягкого места Олега с «лобешником», – переедут.

– Опять, – сказал в небо Олег. – Правильно все боялись, что СССР собирается мир захватить. Только вот эти подрастут…

– Чё, чё?! – уже наступал первый из мальчишек. Но тут решительно вмешалась девчонка:

– Уйди, Венька, дурак! – вклинилась она между Олегом и своим приятелем. – Он совсем наоборот за меня заступился, а ты лезешь! Уйди!

…От своей доли газировки Олег отказался – просто сидел на остатках каменной стены среди кустов и лениво слушал, как компания – а их было семеро – обсуждает план проникновения в кинотеатр без билетов. Ему уже многоголосо, но доходчиво объяснили, как найти четвёртую автоколонну – у задиристого Веньки там работал отец – и теперь немного стеснялись «взрослого парня». Хотя, между прочим, только что собирались отколотить его за одну из «своих» – и это при том, что по здешним меркам Олег тянул на все шестнадцать лет!

– Ладно, пойду я, – Олег поднялся и, нашарив в кармане рубль, положил его на камень. – Держите. Только с условием – и дальше вот так друг друга защищайте, если что.

Второй раз за полчаса он слышал за спиной потрясённое молчание – только в этом молчании были радость и недоумение. Олег уходил по тропинке, катил рядом велосипед и думал,как здорово себя ощущать взрослым, сильным и справедливым.

Правда – здорово.

…К восьми часам вечера Олег опух от безделья и устал. В автоколонне ему отказались дать адрес – ответили, что, если нужен Буров, так и приходи завтра к утру, часам к шести, он поедет. А адрес – зачем тебе? Он исколесил весь город, посмотрел виденную по телевизору «3+2» и отлупил возле клуба железнодорожников двоих парней, вздумавших выяснять территориальную принадлежность Олега к каким-то враждующим группировкам. Парни долго и уныло кричали вслед однообразные угрозы – Олег потом ещё дважды проходил мимо клуба, чтобы выяснить, как это они ему вставят вместо ног спички, но там уже никого не было.

Наступал ленивый июньский вечер. Город окончательно перешёл под власть мальчишек и девчонок, только возле кинотеатра было много взрослых, пришедших на последний сеанс, ну и ещё на обнаружившейся в другом конце города танцплощадке не протолкнуться было от молодёжи. Танцевали под самую разную музыку, за порядком следили дружинники и менты (без оружия и дубинок!) – Олег видел, как быстро и умело выдворили каких-то пьяных. Он бы и сам потанцевал, только ноги «уходились». А так – несколько прошедших мимо девчонок бросили на него любопытные взгляды, а отойдя – начали хихикать и даже оглядываться…

Пора было устраиваться на ночлег. Проще всего казалось переночевать где-нибудь на лавке, но Олег внезапно заопасался милиции. Попроситься, что ли, к кому-нибудь в наглую? А что – выход!

И он, конечно, попросился бы. И его, скорее всего, пустили бы. И кто знает, как развивалась бы дальше наша история, не окажись на пути Олега лавочка – обычная лавочка возле заплетённого диким виноградом забора, на которую он и сел, поставив рядом свой велосипед. Снял кеды и носки, вытянул ноги и решил, что просто дождётся хозяев и попросится именно сюда. А если никто не появится – заночует тут. Ночь обещала быть тёплой, а менты вряд ли станут шариться по околицам.

Сам Олег позже относил дальнейшее развитие событий на счет того, что в мире есть справедливость, Бог, счастливая судьба – называйте, как хотите. Иначе как объяснить, что из сотен фирсановских лавочек он выбрал именно ЭТУ? И что не попросился на ночлег, а решил просто ЖДАТЬ?

И – дождался…

…«Виллис» проехал по дороге и остановился за плотной стеной деревьев, ограждавшей служившую тротуаром утоптанную тропинку. Очень знакомый голос – Олег даже поморщился от напряжения, стараясь понять, откуда его знает – важно произнёс:

– Ты, Вить, поезжай, до завтра ты мне не нужен. А завтра будь тут в семь, как штык. Ну всё, давай.

Хлопнула дверца. «Виллис» уехал. Человек почему-то не спешил идти домой – сквозь листву загорелся и замигал огонёк папиросы. Курильщик стоял на дороге и чего-то ждал, судя по вспышкам – ждал нервно. Олег тоже не двигался, ничем вообще не выдавал своего присутствия. Почему он так делал? А кто его знает. Ну стоит человек. Ну курит, любуясь летним вечером. Только вот было что-то ТАКОЕ в том, как он стоял и курил. И голос – откуда знаком этот голос?!.

Кто-то подошёл с другой стороны – тоже по дороге, неслышно ступая – проплыл, мигая и исчезая за ветками, огонёк второй сигареты или папиросы. Несколько секунд огоньки висели друг рядом с другом. Потом незнакомый спокойный голос сказал:

– Пришёл, как ты говорил, Изот. Теперь разговор будет, или опять… – смешок, – важные дела у тебя и времени на старого друга нет?

– Таких друзей… – откликнулся первый, и Олег едва не хлопнул себя по лбу – Изот! Во блин – Изот Моржик, ну и встреча! А председатель продолжал говорить: – Ладно, теперь побеседуем.

– И правильно, – миролюбиво согласился его собеседник. – Правильно, а то ведь я со зла да с отчаянья могу про тебя кое-что вспомнить… а, Изот?

– Не пугай, не пугай! – испуганно взвился Моржик. – Что ты вспомнишь, а?! Что?! Ну купил я себе справку. Белый билет⁴ купил, было! Так ведь когда было?! С тех пор одних амнистий штук пять прошло! Ну попрут меня из председателей! Так мне всё одно теперь на этом месте не усидеть долго, знаю я…

– Да что ты, Изот, что ты, друг сердешный, – зловеще пропел второй голос. – Кому до твоих белых билетов дело – через двадцать-то лет после войны? Я про другое, Изот…

– Не докажешь, – осип Моржик. – Не поверят.

– А на кой мне доказывать? – удивился человек. – С моей-то липой меня всё одно со дня на день загребут. Я на первом же допросе на тебя… – он добавил несколько мерзких слов (Олег с ним согласился), – покажу. Как ты работал на Великую Германию. В батальоне «Нахтигаль»⁵. И после того, как весь батальон большевички положили, ты, мразь, подался к Канарису⁶ и был заброшен в Совдепию⁷, в Тамбовскую область. И как ты уже тут своих новых хозяев бросил, когда почуял, что не выгорело у них. И как белый билет ты не купил, нет – своими руками нарисовал, на чистеньких бланках, в германских типографиях отпечатанных. Я ж про тебя всё знаю, гнида.

– Откуда?… – захрипел Моржик. – Откуда знаешь, ты-и…

– Р-руки! – прорычал человек. – Ну?! – и беспощадно продолжал. – Возьмут тебя – и шлёпнут. А мне за тебя, глядишь, вышку на срок сменяют. У тебя ведь жена, сын – они-то про это и не знают ничего, а, Изот? Каково им будет на голом месте оставаться? Не надейся, что всё наворованное – домик этот в городе, машину, сберкнижки твои, подлюка! – им оставят. Конфискуют, да ещё и такое клеймо на всю жизнь припечатают!

– Га-ад… – панически простонал Изот. – Гад, гад…

– Я гад? – удивился незнакомец. – Не путай. Я эту власть, эту страну, ненавижу, сколько себя помню. Я с германцами до Москвы и обратно до Берлина шагал, а потом двадцать лет прятался – и ненавидел! А ты крал. Ты крал, вонючка! Ты сперва Совдепию предал, потому что так выгодно было. Как от германцев удача отвернулась – ты и их бросил. У Советов крадёшь. Победили бы германцы – ты б и их обворовывал… Так что выбирай, Изот. Или мне поможешь – и сам спасёшься. Или я тебя утоплю. В дерьме утоплю. Вот те крест. Ты меня знаешь.

– Что нужно? – неожиданно деловито спросил Изот.

– Документы, – коротко ответил человек.

– Быстро не смогу, а много времени у меня нет. На днях я из председателей полечу, как бы из партии не погнали…

– Ух, какой ты идейный!

– Идейный не идейный, а партбилет вещь важная…

Олег окаменел на скамейке и перестал дышать. В нескольких метрах от него на пустынной улице разговаривали два страшных хищника – таких, какие уже и перестали встречаться в его время. Никакие мафиози, никакие уголовники не могли с ними сравниться – куда там! Олег понимал это чутьём. И тем же чутьём осознавал, что его спасение – в полной неподвижности, пока это возможно. Если он выдаст себя – его просто никогда не найдут. Даже останков. И ни приёмы, ни нож на ноге не помогут.

Даже подумать об этом было страшно.

Но при этом он продолжал слушать. И фиксировать.

Два хищника на дороге по-прежнему говорили – негромко и деловито.

– Слушай сюда, – вдруг сказал Моржик. – Давай так. Ты мне, я тебе. Ты сделаешь так, что я останусь председателем, а я тебя спрячу. Месяцок посидишь, потом достану тебе документы – полный набор. Если хочешь, даже охотничий билет.