Текст книги "Последний воин"

Автор книги: Олег Верещагин

Глава 3,
в которой выясняется, что все пути ведут в Раздол, а Гарав совершает первое убийство

На ночь остановились под крышей. Гарав не поинтересовался, как называлось село – но жили в нём пригоряне, и кардоланскому рыцарю и его оруженосцам хоть и опасливо, но без вопросов, предоставили место для ночлега. В небольшом трактирчике – каменном, с низкими балками – без потолка – под крышей, закопченной огнём большого открытого очага – отыскалась комнатка с большой кроватью.

Село стояло в стороне от торной дороги, на северных склонах гряды холмов. Дорога шла по южным, проскакивала перевал, стиснутый между двумя скальными выходами и шла дальше на юго – восток – а к селу через холмы вела скорей тропка, чем дорога. Видимо, это был один из тех полузатерянных мирков, где люди живут десятилетиями в одном и том же ритме. Но то, что Рудаур – нуменорское княжество, а Руэта – самозванец – тут всё – таки помнили.

Вечером – видно, тоже по обычаю – в трактире собрались как бы не все мужчины села. Кардоланцев обходили стороной – гостеприимство гостеприимством, а в такие дела лучше не лезть, чтоб всегда можно было сказать: приехали, отдохнули, уехали – трактир же!

Юноша и мальчишки вышли в общий зал, чтобы поесть и выпить пива. Пиво тут оказалось очень даже ничего – по словам Фередира – а на ужин предложили целую гору жареных карасей, штук полста. Небольших, но прожаренных до хруста, очень вкусных – и буквально за медяки – сказывалась близость реки. Повар умело надсёк рыбок поперёк, и мелкие косточки – проклятье речной рыбы – почти не ощущались, а от хребта мясо отставало половинками.

Гарав увлечённо хрустел хвостиками и плавничками. Рыбу он обожал чуть меньше, чем грибы. Но на этот раз спутники не морщились и не принюхивались, как было с грибами – лопали, хватая из – под рук друг у друга. А что местные на них не обращали внимания – так оно и к лучшему.

– Вкусно, – признал Эйнор. Щёки у него были перемазаны маслом, на котором жарились карасики. – Но тунец в вине вкусней.

– Хрень. – отрезал Гарав. Тунца в вине он никогда не пробовал, но повторил: – Хрень. Морская рыба не может быть такой вкусной, как речная.

– Не ел – и молчи! – возмутился Фередир. – Приедем в Зимру – угощу тебя. Эйнор, помнишь ту таверну на набережной – «Пьяный тунец»?

Эйнор медленно кивнул. И вдруг сказал:

– Знаешь, боюсь я одной вещи, Гарав. Не отстанет Чёрный ни от нас, ни от тебя. Не простит того, как ты его надул. Ты, может быть, просто не понимаешь, как ты его обкидал грязью.

Мда. Слова в этом мире всё ещё имели силу. Гарав убедился в этом немедленно. А Эйнору следовало это помнить…

…Хлопнула дверь.

И сразу стало тихо.

Вастаков было пятеро. Видно, они оставили коней снаружи и сейчас переглядывались, щурились, держа руки на рукоятках сабель. На плоских шлемах качались перья.

– Слушайте! – сказал на адунайке один из них – в позолоченной кольчуге, тонкие вислые усы его были украшены золотыми шариками на концах. – Завтра утром, с рассветом, по дороге с той стороны холмов проследует на юг Руэта, князь Рудаура и ваш законный властитель! Мы – его гонцы! Склонитесь перед Руэтой – и окажите нам честь и почёт!

Пригоряне угрюмо помалкивали. Фередир вытянул ноги под стол. Эйнор следил за Гаравом и вдруг увидел, что в прищурившихся глазах мальчишки разливается непомерное море злости.

– Чурки е…ные… и предъявы точно такие… – пробормотал Волчонок на своём языке.

Вастаки, удостоверившись, что честь и почёт оказаны уже сейчас (молчание они воспринимали как общий страх), уселись за один стол и начали заказывать ужин, причём требовали вина, а не пива, а платить явно не собирались. На троих кардоланцев – в дальнем углу, без доспехов – они и внимания не обратили. А местные потихоньку потянулись из трактира, и вскоре зал почти что опустел – остались лишь вастаки, хозяин с женой, кардоланцы да сидевший в другом дальнем углу невысокого роста посетитель в плаще с капюшоном, пивший уже третью кружку пива.

– Надо уйти наверх, – сказал Фередир сердито и тихо. – Смотреть на них…

Гарав издал неопределенный насмешливый звук. А Эйнор – совершенно неожиданно для самого себя, сказать по чести! – устроился удобней, кашлянул, стукнул по столу кулаком – и голос юноши, казалось, приподнял низкую крышу:

 
_Впечатан_в_землю_четкий_шаг,_
_Содрогнется_земля,_
_Идут_воители_меча,_
_Гвардейцы_Короля!_
 
 
_Ведет_нас_солнца_ясный_жар,_
_И_землю_опалит_
_Клинков_серебряный_пожар,_
_Что_средь_небес_горит!_
 
 
_Услышь_же_нас,_великий_град:_
_ «Zagir_annardi_anGimlad!»_
_Услышь,_подзвездная_земля:_
_ «Zagir_'nArun_'nAbarzayan!»_
 

Вастаки, громко разговаривавшие на своём языке, замолчали и оглянулись изумлённо. Честно сказать, и оруженосца уставились на своего рыцаря с удивлением. А Эйнор распевал, пристукивая кулаком:

 
_Когда_Король_дает_приказ,_
_Превыше_воли_нет!_
_Его_слова_прочертит_сталь_
_В_тени_звенящих_лет!_
 
 
_Гимлад_свободу_обретет_
_От_смерти_злых_оков,_
_Прославится_героев_род,_
_Избраников_веков!_
 
 
_Услышь_же_нас,_великий_град:_
_ «Zagir_annardi_anGimlad!»_
_Услышь,_подзвездная_земля:_
_ «Zagir_'nArun_'nAbarzayan!»_
 
 
_И_в_наших_душах_жар_огня,_
_Нам_светит_Азрубэл,_
_Своих_воителей_храня_
_От_язв,_мечей_и_стрел!_
 
 
_Гори,_огонь!_Исчезни,_враг!_
_Пред_нами_жалок_тот,_
_Кто_побороть_не_смеет_страх,_
_В_чьем_сердце_ – _талый_лед!_
 
 
_Услышь_же_нас,_великий_град:_
_ «Zagir_annardi_anGimlad!»_
_Услышь,_подзвездная_земля:_
_ «Zagir_'nArun_'nAbarzayan!»_
 

Вообще – то это была песня врагов предков Эйнора. Людей Короля. Но было в ней что – то… в общем, что – то такое. Такое. Да и Эйнору явно было сейчас важно бросить вызов вастакам – а ничего более вызывающего, чем перекатывающиеся слова: «Zagir annardi anGimlad!» – для них не было.

 
_Стоит_Гимлад_средь_вечных_вод,_
_И_Остров_охранит_
_Златая_Гвардия_его,_
_Надежный,_крепкий_щит!_
 
 
_Так_говорит_нам_нардубар,_
_И_в_этом_службы_соль:_
_ «Превыше_жизни_Зэннабар,_
_А_выше_ – _лишь_Король!»_
 
 
_Услышь_же_нас,_великий_град:_
_ «Zagir_annardi_anGimlad!»_
_Услышь,_подзвездная_земля:_
_ «Zagir_'nArun_'nAbarzayan!»  [10]10
  Стихи Анариэль Ровен


[Закрыть]
 

Последний припев все трое уже проорали вместе – Фередир и Гарав переглядывались с сияющими лицами и тоже лупили кулаками. Они и не заметили даже, что невысокий человек в плаще бросил пить и тоже смотрит в их сторону.

Над столом вастаков молча сверкнули кривые лучи сабель. Они повскакали, отшвыривая стулья; хозяин, ещё до этого уславший жену, шарахнулся за стойку.

– Тарканы! – крикнул сташий. – Враги Господина! Вперёд, дети мои!

– Барук Казад! – грохнуло позади, и командир вастаков, с хрипом прогнувшись – он пытался увидеть, что же ударило его в спину? – рухнул на пол. Между лопаток торчал небольшой метательный топор. Вскочивший посетитель отбросил плащ и оказался гномом – довольно высоким для своего рода, с грозно топорщащейся бородой. Гном крутил в лапах второй топор – на длинной рукояти. – Барук Казад! Руби их, люди!

– Дагор, Кардолан! – крикнул Эйнор, выхватывая Бар.

Вистину штамп – «всё смешалось». Но ненадолго – четверо на четверо было невыгодным раскладом для вастаков. Вскоре все четверо лежали мёртвые, и улыбающийся гном пожимал предплечье тяжело дышащему Эйнору:

– Фенодири, горный мастер, – пробурчал он из бороды. – Позорно было видеть, как люди трусят в своём же доме, да один я бы не справился.

– Эйнор сын Иолфа, рыцарь Кардолана, – ответил Эйнор. – Почтенный гном очень вовремя начал драку.

Гарав зарубил своего вастака в углу у очага – раскроив тому шею колющим выпадом. Сопротивлявшийся с отчаяньем загнанной в угол крысы, вастак успел рассечь бездоспешному мальчишке левое плечо, и теперь Гарав, шипя, терпел руки Фередира, который усадил друга за стол и, сбегав за набором, зашивал длинную рану серебряной гнутой иглой.

– Их сабли – не оружие, – рассуждал Фередир. – Глянешь – страшно, порез в пол – ярда, кровища льёт… А посмотришь – там глубина с муравьиную ножку. Вон как ты его – другое дело, он только – плям, плям… – оруженосец смешно передразнил звуки, которые издавал вастак, пытаясь вдохнуть распоротым горлом… Ещё пару стежков…

– Я тебе что, коврик, что ли… ссссссссссСССССССССС!!!

– Разреши – ка мне, уважаемый оруженосец, – Фенодири, закончивший вытирать свой топор, подошёл к мальчишкам и открыл маленькую серебряную коробочку. – Это слёзы гор, драгоценнейшая мазь… – при слове «драгоценнейшая» голос гнома слегка дрогнул, а глаза стали сомневающимися – стоит ли тратить средство на обычного человеческого мальчишку, каких вокруг десятки тысяч? – Раны от неё заживают в одну ночь.

Старательно сопя, гном аккуратно – и экономно, сволочь бородатая! – намазал свежий шов тёмной, щипучей и остро пахнущей дрянью из коробочки, которую тут же решительно убрал, как будто опасаясь, что люди потребуют ещё.

– Благодарю, почтенный гном, да удлинится бесконечно твоя борода, – с некоторым сомнением воспользовался Гарав прочитанной в книге Пашкой благодарностью (он не понимал, как кому – то может нравиться бесконечно удлиняющаяся борода?!). Но, как ни странно, попал в цель – гном вспушил бороду рукой, его глазки довольно блеснули.

– Оруженосец вежлив, – признал он. Фередир издал неопределённый звук.

Эйнор между тем препирался с хозяином, все претензии которого сводились к обвинению: «Подставили!!!» В принципе, он был не так уж не прав – и успокоился только когда Эйнор сказал, что они спрячут трупы, уведут коней, а трактирщику сыпанул чуть ли не дюжину кастаров.

Этим пришлось заниматься часа два. Сын хозяина – мальчишка лет десяти, который, в отличие от родителей, образ действий гостей совершенно одобрял – показал в трети лиги от деревни расщелину, помог – без малейшей брезгливости – перетаскать вастаков и тут же начал проситься с кардоланцами. Клятвенно обещая не быть обузой, служить, разжигать, варить, чистить и быть бесстрашным в бою. За всеми этими хлопотами – от мальчишки удалось отвязаться, только объяснив ему, что все сражения ещё впереди и смелые витязи понадобятся «на местах» – почтенный Фенодири тихо слинял, прихватив с собой всех лошадей вастаков (необычно для гнома) и их кошели. Умаявшиеся кардоланцы, обнаружившие это только по возвращении в трактир, ошалело помолчали, а потом начали хохотать.

– У нас это называется – жук, – заключил Гарав, садясь на постель.

– А у нас – разведчик, – Эйнор усмехнулся напоследок и стал раздёргивать перевязи. Фередир округлил глаза:

– Думаешь?!

– Уверен. Делает то же, что и мы делали. Скорей всего, выполняет волю этого старого скота Фрора из Мории.

– За что ты о нём так? – удивился Гарав. Эйнор поморщился:

– Морийские гномы – наши союзники и верные ненавистники зла, это правда. Но правда и то, что их Государь – старый скот, скряга и негодяй.

Больше рыцарь ничего объяснять не стал. Фередир между тем проверял мощный засов на прочной двери.

– Выходит, Руэта выступил в поход, – сказал он, возвращаясь к постели и садясь. – Куда, неужели на нас?!

– Скорей всего, – угрюмо согласился Эйнор. – В Зимру, утром – в Зимру, галопом… И вряд ли это один Руэта.

– Думаешь – и Чёрный Король тоже? – Фередир передёрнулся.

Эйнор молча кивнул.

* * *

Гарав проснулся задолго до рассвета.

Эйнор и Фередир спали – молча, только Фередир по своей всегдашней привычке улёгся на живот между рыцарем и младшим оруженосцем и сопел в подушку.

Гараву приснился залитый кровью двор и человек в седле – с чёрными с проседью волосами и насмешливым лицом – разрубающий другого человека за отказ предать.

Руэта Рудаурский.

Плечо дёргало, но это была боль уже заживающей раны – гном не обманул. Ох, ещё шёлк выдёргивать… Гарав поморщился в невидимый потолок. Вспомнил тот перевал, через который они проезжали вчера. «Завтра утром, с рассветом, по дороге с той стороны холмов проследует на юг Руэта, князь Рудаура…»

Дорога там одна. Через пару часов по ней поедет тот, кто ударил Фередира ногой в лицо… Тот, кто верно служит Ангмару…

Мальчишка бесшумно откинул свой край большущего одеяла и тихо спустил ноги с кровати.

* * *

Хсана он оставил внизу, у подножья холмов, где лежал густющий непроглядный туман. Но, когда он поднялся вверх, там было чисто и почти светло – солнце готовилось взойти.

Перевал с холма был как на ладони. В четверти километра.

Мальчишка стал искать место для засидки…

…Гарав ждал

Двести пятьдесят метров – хорошее расстояние для прицельного выстрела и из огнестрельного оружия. Он покосился на лежащий рядом арбалет, осторожно потрогал – нет, скорей погладил – тетиву и лук, в которых ощутимо жила под пальцами тугая страшная мощь.

– Не подведи, – пробормотал он. – Только не подведи.

Мальчишка хорошо понимал, что четверть километра для его арбалета – это много, очень много. И дело даже не в расстоянии в первую очередь. Просто те 150 килограммов усилия, которые даст его дуга, на таком расстоянии не позволят пробить даже прочную кожаную кирасу. Значит, надо бить в лицо.

Только в лицо.

 
_Всё,_что_осталось_ – _пропасть_и_крик…_
_Кто_дотянулся_ – _будет_убит._
_Крылья_стальные._Бег_от_себя._
_Вот_и_взошла_восьмая_луна!_
 

Гарав положил щёку на руки, скрещенные на прикладе арбалета. И стал думать про Мэлет – мысли были светлыми и пустыми, как прозрачная вода в тихой речке в ясный солнечный день. Других мыслей ему сейчас не хотелось…

…Кавалькада под яркими знамёнами начала переваливать через седловину холма с первыми лучами солнца. Впереди скакал всадник в пронзительно – зелёном плаще.

Руэта

Гарав лёг удобней. Как можно удобней. Уперся ногой в заранее присмотренный камень и положил арбалет между заранее приготовленными камнями.

 
_Что_охраняет_камень_наших_лиц?_
_Зачем_звезда_с_росой_полночной_спорят,_
_Рождая_ожиданье_для_убийц_
_И_время_пасть_в_обойме_для_героя?.._
 

Не было ни волнения, ни азарта, ни страха, ни ощущения того, что делаешь историю. Взрослые люди и нелюди долго забавлялись с мальчиком, с его душой, с его мозгом, с его телом и вот – всё сделано, он не боится, не жалеет и не ждёт.

 
_Говори,_говори,_моё_счастье…_
_Говори,_задыхаясь_от_боли…_
_Серебристым_рассветом_однажды_
_Я_тебя_обесчестил_любовью…_
 

Мэлет

Они все идут убить её, виденную один раз, любимую навсегда…

 
_Отдавай,_отдавай_моё_счастье_ – _
_Жар_раскатистым_ядом_по_венам…_
_Так_у_нас_получается_часто_ – _
_Изменённый_ – _всегда_неизменный… [11]11
  В мыслях Пашки звучат отрывки из песен группы «Джэм».


[Закрыть]
 

Этого достаточно.

Руэта остановил коня и поднял руку. Ну конечно. Все они делают историю и обязаны говорить красивые слова, которые запишут в летописях и которые будут с восторгом повторять в школах через тысячу лет наивные юные идиоты, которые не знают, например, как пахнет то, что вываливается из распотрошённого человека и как люди собирают это обратно в живот… Там будет написано, как появился великий Рудаур, страна отваги, родина свободных, отчизна верных.

Ни слова не будет сказано о рассечённом мечом человеке, который отказался предать клятву. О том, как пытали Фередира и как выламывали душу кричащему от ужаса мальчику по имени Пашка…

…Ну нет, князь Руэта.

Ну нет, король Ангмар…

…Гарав поймал «на мушку» еле различимый овал лица. Чуточку поправил прицел – на таком расстоянии стрела неизбежно снизится, и уже немало… вот так должно хватить. Сделал вдох. Выдох.

И выстрелил.

Две секунды Гарав оставался неподвижным, как камни, среди которых лежал. А потом… потом он увидел, как всадник сделал короткое движение рукой – и начал валиться из седла на конский круп…

…Болт с гранёным бронебойным наконечником попал Руэте Рудаурскому в левый глаз.

Вождь холмовиков и самозваный князь Рудаура умер ещё до того, как начал заваливаться на спину.

Мгновенно.

А Гарава – Гарава спасло то, что никто из окружавших Руэту телохранителей не мог даже предположить, что прицельный выстрел из арбалета сделан за две с половиной сотни ярдов. На гряду холмов за деревьями никому просто не пришло в голову посмотреть.

Потому что он и не думал никуда бежать. Он сел, осторожно положил арбалет на колени. Покачал головой и закрыл глаза.

* * *

Руки Эйнора не легли Гараву на плечи – нет, вцепились, как стальные штурмовые крючья в обрез стены.

– Ты застрелил Руэту из арбалета?! – бешено спросил нуменорец, подтягивая оруженосца ближе к засветившимся гневом глазам. Гарав кивнул, не пытаясь сопротивляться. – Без всякой чести?!

– Какой чести ему надо? – процедил мальчишка. Он не был испуган, скорей подкатило туповатое равнодушие. – Получил, на что давно нарывался…

«Нарывался» Гарав сказал по – русски. Эйнор тряхнул оруженосца, как старый плащ:

– Не смей говорить непонятно!

– Ты же всё равно не помёшь, – Гарав вернулся к адунайку. – Даже если я буду говорить на этом языке, рыцарь Эйнор… Ты не видел, как он зарубил людей, не хотевших изменить присяге. Только за это. Какой чести он ждал? Я сделал то, что сделал. И рассказал тебе, и это правда – ты можешь поехать туда и послушать, как там воют по этой сволочи… И я рад тому, что сделал. Можешь меня высечь, отослать прочь, убить; наконец – опозорить своим словом на весь Север… Руэты больше нет. Как нет во мне раскаянья к содеянному.

– Ты сам умрёшь от стрелы, пущенной без чести, – сказал Эйнор спокойно, даже отстранённо как – то, выпуская плечи оруженосца. – Уходи прочь и сделай так, чтобы я тебя не видел хотя бы этот день. Я ничему не научил тебя.

Гарав поправил одежду. Молча отсалютовал кулаком – к сердцу – вперёд – вверх. Чётко, непонятно повернулся – красиво так, пристукнув каблуками. И вышел.

– Ты неправ, Эйнор… – сказал молчавший всё это время Фередир. И не опустил глаз, когда нуменорец обернулся к нему – с прежним бешенством. – Ты не прав, рыцарь Кардолана, – упрямо повторил Фередир, вставая. – Если и судить Гарава, то не тебе и не мне. Не нам, спасшимся ценой щедрого ломтя, отрезанного от его души.

– В благодарность я должен покрывать выстрел труса?! – огрызнулся Эйнор. Но как – то неуверенно.

– И второй раз ты не прав, пророча ему такое, – продолжал Фередир. – Люди твоей крови должны следить за тем, что говорят в гневе. А Руэта был смел, но подл. И получил впрямь давно отмерянное судьбой; вот только передать свой дар она как – то не удосуживалась, пришлось послужить гонцом Гараву.

Фередир тоже отдал честь и вышел.

Эйнор остался стоять посреди комнаты…

…Гарава Фередир отыскал за сараем, где тот сосредоточенно и деловито ломал арбалет. Несомненно, Волчонок услышал шаги друга, но глаз не поднял, кинжалом пытаясь расщепить удобный приклад.

– Он пожалеет о своих словах. Уже пожалел, – сказал Фередир. – Волчонок, слышишь?

– Да, – белая щепка окрасилась кровью из порезанного пальца. Фередир сел рядом, взял друга за руку и, дёрнув не глядя подорожник из – под ног, стал приматывать его вытащенной из кошеля на поясе полоской ткани. Гарав больше ничего не говорил, только кривился и кривился… Фередир потупился, чтобы не видеть слёз. И лишь изумился, снова вскинул голову, когда услышал, как Гарав сказал со смехом:

– Veria rokuennya… он так сказал тогда… я почти поверил, что это правда… а теперь он так меня ударил… – и неожиданно запел:

 
_ – _Разводит_огонь_в_очаге_каждый_свой_
_Каждый_смертный_под_кровом_своим…_
_И_четыре_ветра,_что_правят_землей,_
_Отовсюду_приносят_дым…_
 

– Гар!.. – ахнул Фередир. И умолк, потому что не узнавал голоса друга. Нет, спорить нечего, это, конечно, был голос Гарава… но как он пел!!!

 
_ – _То_по_холмам,_то_по_далям_морским,_
_То_в_изменчивых_небесах_
_Все_четыре_ветра_несут_ко_мне_дым_ – _
_Так,_что_слезы_стоят_в_глазах!_
 
 
_Так,_что_слезы_от_дыма_стоят_в_глазах,_
_Что_от_скорби_сердце_щемит…_
_Весть_о_прежних_днях,_о_былых_часах_
_Каждый_ветер_в_себе_таит…_
 
 
_Стоит_раз_любому_из_них_подуть_ – _
_Тут_же_весть_различу_я_в_нем._
_В_четырех_краях_пролегал_мой_путь_ – _
_И_везде_мне_был_кров_и_дом._
 
 
_И_везде_был_очаг_средь_ночей_сырых,_
_В_непогоду_везде_был_кров!_
_Я,_любя_и_ликуя_за_четверых,_
_Спел_им_песнь_четырех_ветров!_
 
 
_И_могу_ль_с_беспристрастной_душой_судить,_
_В_чем_дому_огонь_горячей,_
_Если_мне_в_одних_довелось_гостить,_
_А_в_других_принимать_гостей?_
 
 
_И_могу_ли_любого_я_не_понять_ – _
_Скорбь_и_радость_в_его_очах_ – _
_Это_все_и_мне_пришлось_испытать,_
_Это_помнит_и_мой_очаг!_
 
 
_О,_четыре_ветра,_вас_нет_быстрей,_
_Вы_же_знаете_ – _я_не_лгу!_
_Донесите_ж_песнь_мою_до_друзей,_
_Пред_которыми_я_в_долгу!_
 
 
_Кто_меня_отогрел_средь_ночей_сырых,_
_В_непогоду_пустил_под_кров…_
_Я,_любя_и_ликуя_за_четверых,_
_Спел_им_песнь_четырех_ветров… [12]12
  Стихи Дж. Р.Киплинга.


[Закрыть]
 

– Это… он? – Фередир часто дышал. – Это Мэглор… сделал?

Гарав кивнул.

– Наверное. Наверное, он мне всё – таки не приснился.

А потом оруженосцы увидели идущего к ним Эйнора. И встали – оба, плечом к плечу. Гарав уронил с колен уничтоженный арбалет.

Эйнор остановился в двух шагах от мальчишек. Вытащил меч – медленно, неспешно, длинно. Потом встал на колено и склонил голову, вонзив меч рядом и опершись на него рукой.

– Гарав, прости меня, – тихо сказал он. – Прости за то, что я сделал с тобой, Волчонок. И слова мои прости… если можешь.

Гарав часто заморгал. И глупо сказал:

– Ну чего ты…

– Прости, – Эйнор не поднимал лица.

– Ну чего… – Гарав стал поднимать рыцаря. – Эйнор… ну не надо так… ну ты на себя не похож… – он хлюпнул носом и вдруг (Эйнор всё – таки встал) разревелся по – настоящему, навзрыд. И обхватил Эйнора сухо зашуршавшими кольчужными руками, громко всхлипывая и жалобно выплакивая полудетскую – полумужскую обиду и тяжёлый, долгий, неподъёмный даже для взрослого – страх: – Я так боялся… мне так страшно было… я совсем думал, что конец… а ты меня после всего так… как щенка под живот сапого – о–о – о–ом!..

Эйнор уронил меч (Фередир поймал неуловимым движением) и прижал к себе плачущего оруженосца.

– Прости меня, – снова повторил он надорванным голосом. Гарав готовно закивал, царапая нос о кольчугу под оплечьем Эйнора.

Фередир вздохнул. Подошёл и, не выпуская из руки Бара, обнял – на сколько хватило рук – своих друзей. И рыцаря, и младшего оруженосца…

…Арбалет Гарав взял с собой.

* * *

Левым берегом Буйной шла армия.

Не отряд – именно армия. Нет, в ней не было слитной чёткости римских легионов или греческих фаланг (почему – то Гарав именно это вспомнил – памятью Пашки). Она не двигалась, она скорей текла – текла десятками извивающихся ручейков, которые сближались, отдалялись, а иногда даже впадали друг в друга или разделялись вновь. Некоторые ручейки текли быстрей, некоторые медленней, некоторые – вообще еле ползли. Гарав различал чёрные отряды орков – составлявшие основную массу войска, они еле двигались, рассыпая вокруг себя точки отставших (солнце, хоть и вновь спрятанное за ползущими с севера тучами, явно «давило на голову» этим воякам). Различал искристо сверкающие сталью группы холмовиков – под тяжёлыми стягами кланов. Тут и там гарцевали группы всадников, но явно лёгких – вастаки. И только в двух местах Гарав различил ровно и быстро идущие длинные и почти ровные прямоугольники конных панцырных сотен.

Видимо, гибель Руэты в этом движении уже не могла ничего остановить.

– Ё – бли – и–иннн… – процедил мальчишка, рефлекторно вцепляясь пальцами в камень. Он впервые видел тут настоящую армию. И неожиданно подумал – а что могут противопоставить этому его друзья? Сколько воинов стоит за Эйнором? Он напряг память, пытаясь вспомнить – какой была судьба Кардолана. Вот дурак же, ну что стоило взять у Олега Николаевича все книги Толкиена и прочитать!!!

– Они идут на Имладрис, – процедил Эйнор, сползая вниз со скалы. Гарав и Фередир спрыгнули рядом. – Не на Зимру. Вообще не на нас. Проклятье! Мастер Элронд ничего не знает… Идут через Рудаур, как у себя дома – наверняка к мосту через Буйную. Такая орава собъёт стражу с ходу…

– В Имладрисе знают, наверное, – неуверенно сказал Фередир. – Мастер Элронд видит всё…

– Король – Чародей умён и силён, – Эйнор вытер лицо ладонью, словно липкую маску с себя стягивал. – А Элронд смотрит сейчас не сюда, дел хватает на Востоке…

– Их не меньше двадцати тысяч, – Гарав соскочил сверху. – Это только те, которых видно и можно прикинуть на глаз… А сколько воинов в Раздоле?

– Тысячи три тысячи, не больше, – ответил Эйнор зло. – Конечно, они не чета не то что оркам, но и холмовикам. Но если удастся напасть внезапно…

– Так какого чёрта мы тут сидим? – грубо спросил Гарав. – Надо скакать в Раздол и предупредить эльфов. Я с самого начала так хотел!

– Боюсь, что их передовые отряды уже почти у моста, – покачал головой Эйнор и оглянулся на реку. – Надо плыть.

– Эйнор! – выкрикнул Фередир, вытягивая руку. – Они нас заметили! Вон же! Скачут сюда!

– Проклятье… – рыцарь побелел. – Скорей, щенки!!!