Текст книги "Последний воин"

Автор книги: Олег Верещагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

Схватка йотеод с северянами – _Пьер_Жубер._

Удар в щит тупьём, переворот – укол в горло – фонтан крови; древко под ятаган, толчок – укол в горло – снова кровь… Удар тупьём в колено, рубящий – сбоку по шее… Гарав работал копьём, как триста лет работали штыком его предки, наводя ужас на орды и тьмы, батальоны и полки, на дикарей и цивилизованных врагов. Это была та самая русская штыковая, которой никто не мог выдержать – и никто не сможет выдержать никогда. Гарав демонстрировал неожиданную скупую и страшную эффективность движений – соединив то, что умел Пашка, с Пашкиной же наследственной памятью – и с тем, чем его научили уже здесь. Такого боя копьём тут ещё не видели.

Большинство орков не успевали даже защититься – падали с перерезанным горлом или с пропоротым животом либо пахом. Они стали раздаваться в стороны, и резко порыкивающий мальчишка в осатанении наверняка попал бы в окружение… но следом за ним двигался, отжимая и кроша орков, вся сотня…

… – Мне что, всё делать самому?! – рыжий холмовик, командовавший орочьим отрядом, на который выскочил Гарав, соскочил с коня, бросив поводья младшему брату – оруженосцу. Ударил себя в грудь, потом – в щит и, раскручивая в правой руке древний каменный молот, побежал вперёд, расталкивая и разбрасывая орков: – Расступись, грязь! Мне, мне, мнеЕЕЕЕ!!! – его голос перешёл в вой…

…Когда орки раздались, и Гарав увидел перед собой заносящего молот холмовика – из – под шлема вились рыжие волосы, щит прикрывает тело – страх не коснулся мальчишки даже краем. Он торжествующе тонко завыл – вот! Настоящий противник!

Молот с гудением прошёл над его головой. Гарав рубанул холмовика по ногам, но тот подставил щит и обратным движением чиркнул молотом по кожаному колету – это лёгкое, казалось бы, касание, Гарава отбросило на несколько шагов, он еле удержался на ногах.

– Мой! – выкрикнул он, мгновенно восстанавливая равновесие – чтобы никто не влез в начавшийся поединок. Холмовик раскручивал молот, из – под шлема на рыжую бороду поползла пена.

– У – аааххХХХХ!!!

Гарав уклонился – удар должен был размозжить ему голову и шлем – и уколол копьём в бок – так, чтобы пробить кольчугу. Холмовик крутнулся, отбивая копьё локтем – и Гарав еле уберёг грудь от выпада молотом, который вмял бы грудину в позвоночник.

– РрррыхххХХХХ!

Гарав зарычал в ответ и нанёс три быстрых укола в лицо, перехватывая копьё. Холмовик умело откинул голову, молот в его руке описал стремительную дугу, на миг став невидимым – он собирался переломить оружие противника.

– У – бей! У – бей! Убей, убей, убей, убей убей убейубейубейубей!!! – скандировали вокруг. Все. На нескольких языках. Каждый своему.

– ХрРРРР – аАА!!!

Быстрым движением Гарав оказался сбоку от холмовика. Копьё в его правой руке – тупьём – ткнулось в локоть руки с молотом, и холмовик с рёвом уронил парализованную руку. Всего на миг. Но этого мига Гараву хватило, чтобы левой рукой, сделав стремительный шаг, вонзить кинжал в горло холмовика, в разрез кольчуги. Сверху вниз – и по самую рукоять.

Холмовик взревел, но тут же забулькал, выплёвывая струю крови, щедро залившую шлем, лицо и плечи противника. Шагнул, поднимая молот… и повалился к ногам Гарава.

– Беееееей!!! – провыл мальчишка, взмахивая копьём…

…Плохо помнилось, что было дальше. Он почему – то оказался рядом с Эйнором, который держал в руке вражеский штандарт – склонённый в грязь. Никого из врагов кругом не было.

Гарав с треском содрал штандарт с мечом с древка и, яростно оскалившись, вскинул скомканный в кулаке мокрый шёлк к дождливому небу:

– Вот тебе! – крикнул он хрипло и ликующе. – Эйнор, победа!!! – он встал на колено и подал трофей рыцарю.

– Победа! – отозвался Эйнор.

Это слово перекатывалось над полем снова и снова.

С начала битвы прошло не более получаса…

…От поля разило дерьмом, кровью и мокрой землёй. Гарав ехал неспешно, Хсан, всхрапывая, обходил или переступал трупы. Его в отличие от давно принюхавшегося хозяина запах не мог не тревожить.

Пошёл дождь. Неспешный, холодный, осенний. Впрочем – тут, говорят, и зима больше дожди, не снег. Гарав поёжился – скоро плащ начнёт промокать. Доехать бы поскорей.

В сторону от конского трупа порскнули два орка, только что грызшиеся то ли из – за лошадиного мяса, то ли из – за добычи… точно из – за добычи, над трупом торчала нога с золотой шпорой, а когда Гарав его объехал, то увидел, что это морэдайн в хороших доспехах. Конь, падая (в боку торчал обломок копья, прошедший, наверное, к сердцу), придавил своего хозяина – тоже, должно быть, убитого или смертельно раненого.

Гарав уже отводил взгляд, когда локоть морэдайн пошевелился, и всадник с тихим стоном сделал попытку вытащить ногу.

– Ты жив? – спросил из седла мальчишка.

– Добей, – глухо попросил морэдайн из – под шлема, украшенного крыльями чайки. – Грязные твари… бросили…

Дождь с шипением стучал по его кирасе, украшенной чеканкой кораблей и птиц.

Гарав соскочил наземь. Меч морэдайн – длинный клинок – валялся шагах в пяти. Но получить кинжалом тоже не хотелось, и мальчишка наступил на правую руку морэдайн. Встал на колено и снял с него шлем.

– Тарик?!

– Гарав?!

Несколько секунд мальчишка и молодой мужчина смотрели друг на друга не отрываясь. Потом Тарик дёрнулся… и понял, как он слаб сейчас. На губах морэдайн появилась презрительная улыбка.

– Ну что ж, тебе снова повезло, мой недолгий оруженосец… – сказал он. – Я убил за свою жизнь двоих нимри, двоих проклятых «верных» и пятьдесят шесть ваших, младших прихвостней. Так что мне не стыдно будет уйти…

– А я не считал убитых мной людей, – сказал Гарав тихо. – Их намного меньше, чем у тебя, но мне стыдно за всех них. Даже за холмовиков… Неужели не было у тебя в жизни другой отрады, Тарик сын Нарду, чем считать чужие смерти?

Гарав встал и крикнул:

– Эй, вы, твари, двое! А ну ко мне, если хотите спасти свои вшивые шкуры!

Орки – безоружные и бездоспешные, чтобы легче было драпать – несмело поднялись из – за бугорка неподалёку. Они ждали, когда человек уедет… но теперь не осмеливались ослушаться или бежать.

– Мы не хотели есть человека! – замахал лапами один из них. – Это наш командир, Тарик сын Нарду! Возьми его, таркан! Возьми, он дорогой пленный! А нас не трогай, мы хотели есть коня!

– Твари… – процедил морэдайн. – Я говорил, что они просто стадо… – он снова попытался рывком дотянуться до меча – и длинно застонал от боли в придавленной ноге.

– Ко мне, – лязгнул Гарав, и орки подошли – на негнущихся ногах. – Отвалите коня, живо, нечисть.

Сопя и опасливо оглядываясь и ёжась, орки стали возиться с тяжёлой тушей. Наконец Гарав смог помочь Тарику вытащить помятую ногу на свободу и жестом указал оркам – прочь. Те пригнулись и порскнули в дождь, явно не веря своему спасению.

Тарик сел. Кривясь, отстегнул помятую кирасу. И сказал:

– Моя семья не заплатит выкуп тем, кто лижет зад нимри. Даже если вы отошлёте меня домой по кускам.

– Ты хотел мне помочь там, в Карн Думе, – сказал Гарав. Дождь пошёл сильнее. – Я ведь видел, рыцарь Тарик. Ты правда меня жалел. Я даже несколько раз думал потом – чтоб Ангмар тебя не казнил.

– У него слишком мало нас, нуменорцев, – тихо ответил Тарик. – Он умеет ценить верность. И твою верность он бы тоже оценил.

– У меня лишь одна верность, Тарик, – покачал головой Гарав. – И я дорого заплатил за свою слабость и свой страх. Дороже любого выкупа, что мог бы дать ты… Кто ждёт тебя дома?

– Мать, – ответил рыцарь. – Больше нет никого. Я не видел её шесть лет.

Эти слова у него явно просто вырвались, потому что в следующий миг его лицо окаменело высокомерной и жёсткой маской.

Гарав усмехнулся в лицо морэдайн – ставшее растерянным. Отдал салют. И, взяв Хсана на повод, пошёл прочь.

* * *

Деревня холмовиков в полулиге от поля была брошена. Эйнор с оруженосцами – а точнее, подсуетившийся раньше всех Фередир – оккупировали один из домов, где ещё горел очаг. Эйнор – с совета у сенешаля – и задержавшийся на поле Гарав добрались туда как раз когда Фередир вешал над входом свой щит и гавкал на двух других оруженосцев, которые убрались, увидев рыцаря…

…Когда оруженосцы, «поухаживав» за рыцарем, помогли друг другу стащить доспехи и разделись – Гарав горько захихикал.

Да, доспехи защищают. Конечно. От многого. Но если тебя бьют по щиту – на руке будет синяк. Будет, даже если ты Илья Муромец. А если тебя больше часа лупили острыми железками и тяжёлыми палками по всему телу, стараясь при этом не очки заработать, а незамысловато убить…

В общем – то, Гарав знал это уже давно. Но сейчас всё выглядело особенно роскошно.

После короткого спора мальчишки решили, что шедевр красоты – на спине у Фередира, где отчётливо и очень красиво отпечатался рисунок кольчуги – после удара чем – то, чем – он не помнил. У Гарава самым серьёзным повреждением было явно сломанное слева ребро; кто и когда его этим наградил – тоже не помнилось. «Желающих было много», – как философски заметил пострадавший, вызвав одобрительные кивки Фередира.

Ну и конечно, теперь всё это начало болеть. Тянуще и надоедливо. А после обработки мазью заболело ещё сильней, и мальчишки забрались под плащи на лавку – голова к голове – и долго возились, ойкая и устраиваясь удобнее, пока Эйнор со своего места не заметил, что если они сейчас же не умолкнут, то он преодолеет муку, проснётся по – настоящему и встанет, после чего они оба о своих болячках надолго забудут и все их мысли сосредоточатся на горящих задницах.

Гарав закрыл глаза, и битва вновь рухнула на него – громом, криками, запахом крови, пота и дерьма. Но он слишком устал, чтобы это могло помешать уснуть.

* * *

Тяжёлой пехоте был поставлен приказ взять деревню холмовиков, куда, по данным, полученным от пленных, свезли воинскую казну разбитой армии. Лучники – и люди и эльфы – уходили в лес с каким – то ещё заданием, Гарав не вникал – с каким, но подозревал, что на помощь танам, поднявшим восстание против Ангмара. А вся конница – массой – шла вдоль укреплений – сбить гарнизоны налётом с тыла и поджечь всё, что может гореть.

После этого предполагалось резко уйти на юг, к Заверти – оторвавшись от новой ангмарской армии, которая наверняка бросится в погоню – наказать пришельцев за наглый рейд.

Всё это Гарав узнал утром, за завтраком, когда болело и мозжило всё тело, а еда не лезла в глотку. Но он давно уже научился заставлять себя есть – если надо.

Глава 17,
в которой Гарав сводит старые счёты

Смешно.

Деревня холмовиков, где находилась войсковая казна, была та. Та самая, через которую весной гнали рабский караван. Гарав понял это не сразу, а когда понял – ему и правда стало смешно…

…Подойти скрытно не удалось – да, как видно, Эйнор и не слишком на это рассчитывал. Но, так или иначе, когда дозорные высунулись на опушку росчисти, в них полетели со стен несколько дротиков и топоров, послышались крики и улюлюканье – ворота деревни были заперты, над частоколом едва ли не чаще брёвен торчали шлемы и просто рыжие головы и поднимались дымки. В ответ на предложение открыть ворота с обещанием не тронуть ничего, кроме складов, над частоколом появились сразу несколько голых задниц и послышался громогласный дружный хохот.

– Почему все люди считают это оскорбительным? – удивлённо спросил Гарава стоявший рядом эльфийский лучник. Гарав смутился и пожал плечами молча.

Если честно, он думал, что начнётся что – то типа осады. Но вместо этого Эйнор буквально с ходу расставил на опушке эльфов и приказал им стрелять в любое шевеление на частоколе. Одну сотню вместе с Фередиром отправил готовить лестницы и таран, одну оставил в лесу поглубже, а ещё трём приказал готовиться к атаке – на ворота и по частоколу с двух сторон.

– Передайте людям – не жечь ничего, кроме складов, – жёстко говорил Эйнор. – За поджоги – повешу. Не убивать тех, кто не сопротивляется, не добивать раненых. Кто поднимет на них руку – повешу. Казну вывезти. Кто запустит руку в казну – отрублю руку. Ценности в домах и женщины – ваши. Но скот не бить, увижу – выпорю. Всё. Готовиться к атаке.

Сотники получали распоряжения молча и тут же уходили к своим; металлические струйки потекли через лес вроде и неспешно, но неостановимо.

– Пойдёшь с сотней Хенгиста, – сказал Эйнор Гараву как бы между делом. Оруженосец кивнул и стал привязывать Хсана к ближайшему дереву…

…Когда закрытые со всех сторон щитами коробки десятков стали выползать из леса тут и там, а к воротам бросился строй, прячущий в глубине таран, защитники деревни поняли, наверное, что им конец. Атакующих было, должно быть, больше, чем вообще людей в селении. Но, как всегда бывает, если речь идёт о родных домах, холмовики принялись защищаться с мужеством отчаянья. Эльфы били без пощады и почти без промаха. И тем не менее то тут то там над частоколом поднимались люди, чтобы с воплями метнуть в наступающих дротик или топор. Когда же южане подошли ближе – в дело пошли копья, камни и кипяток…

…До частокола Гарав добрался в сердцевине десятка, со всех сторон закрытый большими щитами – он даже ничего не видел, только слышал сопение людей вокруг, гулкие удары, да ещё думал, как бы не споткнуться и не упасть. Но потом внезапно словно дверь открылась – и прямо перед ним оказалась первая ступенька грубой лестницы; выше уже взбирались двое латников, и кто – то подтолкнул Гарава в спину, хрипя испуганно и азартно:

– Давай, вперёд, оруженосец!!!

Справа лестница подломилась и рухнула, латники с руганью катились под откос вала, одного пришпилил к земле брошенный дротик. Справа кто – то лишился руки – отрубленной когда она схватился за частокол; наверху мелькнули два женских лица, перекошенных, как у фурий, и на воинов обрушился кипяток из чана – потом полетел и сам чан, одной из женщин стрела угодила в горло, а вторая не удержала тяжёлую посудину.

– Деррррржиии!!! – зарычали – завыли внизу, и Гарав понял, что лестницу стараются оттолкнуть какой – то рогатиной. Он навалился всем телом, прижался к дрожащим жердям.

– Лезь, лезь! Держим!

Лезший первым уже был на самом верху и с рыком отмахивался мечом от тычущихся в броню копий. Второй вдруг зашатался и повалился вниз, едва не смяв Гарава – в голову ему угодил угловатый кусок гранита. Стиснув зубы и почти ничего не соображая от страха и возбуждения, мальчишка пролез выше, закрываясь щитом. В щит грохнуло, Гарав в голос выматерился – и с лестницы, мгновенно примерившись, прыгнул через частокол – едва не надевшись на верхушки кольев. Щитом толкнул в спину одного из нападавших на латника – и тот попал на меч – рубанул второго холмовика поперёк спины, не глядя… Латник перелез через частокол, они с Гаравом встали слева – справа, на на настил уже лезли новые и новые.

– Ворота выбили!!! – раздался чей – то вопль. Гарав увидел, как внизу и справа в деревню врываются, прыгая и спотыкаясь на трупах и обломках, воины. От леса спешила резервная сотня. Холмовики тут и там начали прыгать вниз – храбрые, но недисциплинированные, они бежали к своим домам, чтобы защищаться там порознь – не понимая, что это уже конец для всех. Мальчишка столкнул щитом в спину повернувшегося к нему задом холмовика и махнул вниз.

Он удержался на ногах. В ворота как раз вбегал во главе десятка латников Фередир, крикнул:

– Живой?! Мы к хранилищу!

– Ага! – ошалело тявкнул Гарав. Но сам рванул не к хранилищу – а просто в никуда, следом за групой латников.

Воины врывались в один дом за другим, вышибая двери. Почти каждый раз вслед за этим слышался более или менее продолжительный лязг стали и свирепые крики, сменявшиеся жалобными воплями. Схватки шли и в проулках и даже кое – где на крышах. Но всё было предрешено – латников и правда было больше, а защитники оказались разделены на множество мелких группок.

Гарав пробежал мимо дома, возле которого корчился приколотый копьём к плетню мужчина с топором в руке. Рядом лежал зарубленный латник и пытался встать мальчишка лет десяти – у него была почти отрублена правая нога под коленом и распорот живот. Левой рукой мальчишка запихивал в себя внутренности, смешанные с землёй, а правой сжимал охотничье копьё. Из дома двое воинов за руки выволакивали истошно кричащую раздетую женщину, следом ещё один волок, пятясь задом, сундук. Гарав вильнул, оббегая их – в сторону шарахнулась ещё одна женщина, прижимавшая к себе ребёнка (второй, постарше, молча цеплялся за её подол).

– Бегите, убегайте! – крикнул им Гарав, забыв, что они могут и не понимать адунайка. Почти сразу на него кинулся здоровенный мужик – с копьём наперевес; в долю секунды Гарав узнал человека, который весной хотел выкупить его на дороге недалеко отсюда. Сейчас он собирался Гарава убить. Оруженосец ловко подставил и повернул щит, выбросил вперёд – вверх Садрон – холмовик всей массой наделся на клинок и рухнул к ногам парня; Гарав наступил на тело и выдернул оружие. Холмовик умер сразу, меч прорубил сердце…

…Одна из последних схваток шла у жилища тана – того самого, который ругался той же весной с конвоирами. Даааа… Недёшево дался княжеским воинам седой богатырь – тан. В хорошем доспехе, с длинным мечом в одной руке и небольшим топором в другой, долго бушевал он, как ураган или горный медведь – и, когда лёг наконец у входа в родной дом, не выпустив оружия из раскинутых рук, то вокруг лежали мёртвыми восемь воинов. Один был рассечён вместе с доспехом наискось – от плеча до бедра. Ещё двое лишились рук.

Тяжело дыша, кардоланцы стояли над телом поверженного гиганта. И, по чести сказать, никто из них не ощущал радости победы, а было как – то горько и тяжко, не оставляло чувство свершившейся неправильности.

Потом – один за другим – они начали входить в дом…

…В углу женщины – старая, ещё довольно молодая и девчонка лет тринадцати-четырнадцати – обнимали, прижав к себе, младших детей. Трёх мальчиков и двух девочек лет трёх – семи. А между ними и входом стоял, выставив щит и опустив меч, ещё один воин. Видно, что он тут не прятался – доспех носил следы боя, а юное лицо было усталым в обрамлении шлема. Усталым и безнадёжным, но полным решимости и вдохновения.

Гарав узнал парня.

Воины остановились около входа, вдоль стен. Они не спешили нападать.

– Брось оружие, – сказал кто – то. Парень хмыкнул и ударил мечом по овальному щиту, тут и там покрытому зарубками.

– Нет правоты в твоём деле, – сказал Эйнор негромко на талиска. – Ты идёшь сражаться за недоброе, и сам это знаешь.

– Я не иду сражаться, – негромко, но ясно ответил парень. – Это вы пришли в нашу деревню и убили моего отца и старших братьев. И мне нет дела до добра и зла и до ваших разговоров. За моей спиной мои ближние, и вам придётся меня убить, чтобы до них добраться.

– Воины Кардолана не убивают женщин и детей, – сказал Эйнор. Мальчишка засмеялся, презрительно шевельнул плечом под простым круглым оплечьем. Потом сказал:

– Если ты и вправду так высоко ценишь свою честь – дай мне право поединка. И если я одолею, то поклянись, что не тронешь тех, кто не может себя защитить. А если одолеешь ты… – парень помедлил. – Я, по крайности, не увижу того, что будет потом.

Гарав увидел, что в рукавах у женщин и девчонки поблёскивают кинжалы. Старшая, поглаживая голову прильнувшей к ней маленькой девочки, отводила с детской шейки волосы.

Чтобы не мешали удару.

– Дай честь поединка мне, – сказал Гарав Эйнору. – Пусть не говорят потом эти рыжие, что ты горазд убивать волчат, потому что боишься волков.

Оскорблённый этими словами, рыжий мальчишка зарычал от гнева. Гарав сказал ему:

– Не злись. Меня тоже зовут Волчонком, и я не в обиде.

– Иди, – коротко ответил Эйнор. И бросил закрывающему женщин и детей парню: – Эй. Мой оруженосец будет биться с тобой. Если одолеешь его – мы вас отпустим. Если нет – он решит, как с вами быть.

– Хорошо, – кивнул мальчишка. – Все слышали… Не ревите, – обратился он через плечо к своим. – Сейчас я свалю этого белоголового, и мы пойдём в лес. А там поквитаемся.

– Убей его! – крикнул мальчишка лет пяти – шести, ничуть не выглядевший испуганным. – Разруби ему башку до зубов, Тейнак!

– И ниже разрублю, – ответил рыжий.

Доспех его был если и хуже, чем у Гарава, то ненамного. Мальчишки сделали несколько шагов навстречу друг другу – и Гарав отцепил наносье. С шорохом кольчуга упала с подбородка.

– Прежде чем станем рубить друг друга, – спокойно сказал он, – погляди, не узнаёшь ли меня?

Лицо рыжего стало искренне удивлённым. Он покачал головой:

– Нет…

– Кабан, что ты добыл весной, был хорош, – как бы невзначай сказал Гарав, возвращая наносье на место.

– А! – Тейнак усмехнулся. – Вспомнил. Ты был в той колонне рабов, что гнали через наши места… Так ты сбежал, выходит? – Гарав кивнул. – Доброе дело. Я рад за тебя. Скверное это занятие – держать людей в рабстве.

– Твои старшие дают воинов тому, кто держит людей в рабстве, – напомнил Гарав. Лицо Тейнака стало злым:

– Не наши дела! – сказал он. – Тарканы отняли у нас землю, которой мы владели – вылезли из воды, как жабы, раздулись от своего величия и топтали наши леса и поля веками! Они получили то, что заслужили!

– Так и ты не обижайся на то, что заслужил, – процедил Гарав, привычно скрываясь за щитом. – Твой дом здесь и меч твой подлинней – бей первым, рыжий!

Рыжий ударил. Сразу мечом и щитом – чтобы сбить Гарава с ног и подсечь ему колено. Гарав подпрыгнул, одной ногой встретил удар щитом, а мечом попытался достать лицо над верхним краем. Тейнак вынужден был остановить щить и приподнять его верх – а Гарав, приземляясь, чуть не сломал ему запястье вооружённой руки. Тейнак отскочил.

– Ухххх! – выдохнули воины за спиной Гарава. Но он этого не слышал, как – был уверен – не слышит и Тейнак подбадривающих воплей своего отчаянного братишки.

Меч Тейнака был и правда подлинней – но – и Гарав в этом был уверен – сделан из худшей стали, чем аронорский клинок. И большой щит рыжего, позволявший ему закрываться почти целиком, тоже был тяжелей щита Гарава – как бы не вдвое. И не так удобен. А ведь меч отбивают именно щитом, когда в кино (Пашка видел это сто раз) снова и снова рубятся меч в меч – это глупость режиссёра…

БА – БАМММММ!!! Мальчишки хрястнулись щит в щит. Гарав охнул мысленно – здоровый кабанёнок! – и подсёк ногой коленку рыжего. Тейнак поднял, убрал ногу, оттолкнул Гарава и ударил сверху по краю щита. Гарав повернул руку – дёрнуло сильно, но суставы остались целы (а рыжий гад явно собирался выбить руку из плеча и запястья сразу!), меч Тейнака с визгом проскрежетал по щиту, и Гарав достал противника – в голову. Правда, Тейнак в последний миг дёрнул ею – и удар пришёлся вскользь по шлему. Следующий Тейнак отбил щитом и отскочил.

– Когда я тебя убью, – Гарав усмехнулся под наносьем, – я возьму твою старшую сестричку себе в постель. Не бойся, я не буду обижать её. Мой рыцарь прав, мы не трогаем женщин и детей. Но природа есть природа.

– Она зарежет тебя в первую же ночь, ублюдок, – спокойно ответил Тейнак, переступая влево – вправо, как будто пробуя тонкий лёд. – Или кастрирует, как борова, ведь ты тоже годишься только на мясо!

Бросок был стремительным, удар – двойным; первый выпад Гарав отразил левой кромкой щита, второй прорвал защиту и с шипением прошёлся по кольчуге… но Гарав тут же ударил головой – шлемом – в оказавшееся близко открытое лицо.

– Вставай, – сказал он, переводя дух и прислушиваясь к себе: не задет? Нет… Тейнак вскочил. Нос и щека у него были рассечены. – Тебе с деревьями воевать, а не с кардоланским оруженосцем; те хоть на месте стоят.

Глаза Тейнака стали белеть. Он что – то прошептал помертвелыми губами и бросился снова. Удар, удар, удар – в щит – удар – в колено – Гарав опустил щит – удар – кромкой тяжёлого щита поверх щита Гарава – в грудь. Гарава снесло под ноги остальным.

– Вставай, – прохрипел Тейнак. – Вставай, постой на ногах напоследок, в следующий раз ты упадёшь навсегда.

Гарав поднялся. Ещё бы чуть выше – и кольчуга не спасла бы, лежать ему с перебитой гортанью, а то и сломанным позвоночником.

– Когда будет этот следующий раз, рыжий? – усмехнулся он, кладя меч на плечо. В глазах Тейнака на миг возникла растерянность – что за фокусы? Но тут же он, видимо, решив, что у противника устала рука, воспользовался этим.

Думал, что воспользовался.

В Германии такое называли «удар дурака». Тут – «приглашение Мандоса». Эйнор, помнится, удивился, когда увидел, что Гарав знает этот удар.

Смысл один…

…Молниеносно опустив щит под удар, который должен был разрубить кольчугу и бедро, Гарав обрушил меч – прямо с плеча – на голову Тейнака. Тот просто не успел защититься – рухнул к ногам Гарава ничком, как забитый бычок. Кровь хлынула из – под шлема к сапогам победителя.

– Дагооооор! – грянуло вокруг. – Дагор, Кардолан!

Но крик десятка мужских глоток перекрыл горестный вопль пожилой женщины. Уровнив нож, она метнулась вперёд и, словно птица, распласталась поверх тела Тейнака:

– Пощады! Пощады сыну, храбрый йотеод! – кричала она, закрывая мальчишку распростёртыми руками. – Я вижу по твоему лицу, по твоим волосам – ты не из этих тарканов с каменными сердцами, холодными, как их море! Ты наш, ты йотеод! Пощады моему мальчику, не добивай его! Возьми мою дочь, его сестру, как хотел, но пощади сына! Гвэна! – она выкрикнула это повелительно, и девчонка, тоже уронив нож, подошла и встала рядом с телом брата и матерью на колени. – Она твоя! Мы все твои, но не убивай сына!

Гарав с интересом смотрел на бледное лицо красивой девчонки, на закушенную губу, в ненавидящие глаза… А что? Почему нет? Что он сделал не так? Можно отправить их с обозом на юг и поселить на своей земле – когда он вернётся туда, то на земле уже будут люди, для которых он – хозяин. Вроде бы тут нет ничего против в законах…

– Они твои, – сказал Эйнор.

– Помоги снять шлем, – попросил Гарав, перекидывая на спину щит и вкладывая (сначала провёл рукой по клинку – проверил) меч в ножны.

Как всегда без шлема воздух показался страшно холодным. Мальчишка несколько раз глубоко вдохнул его и встал на одно колено напротив женщины.

– Твой сын посочувствовал мне, когда по приказу вашего короля меня гнали в рабство, – тихо сказал он, глядя в полные горя и слёз глаза. – Я жалею, что мы вынуждены были разорить вашу деревню. Если твой сын умрёт – мне тоже будет жаль. Если же он выживет… вы ничего не должны мне. Я не беру женщин силой и не отнимаю чужую свободу, мать.

Он встал. Забрал у Эйнора шлем, поклонился:

– Благодарю, мой рыцарь… Благодарю.