Текст книги "Игры на свежем воздухе"

Автор книги: Олег Верещагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

ГЛАВА 7.

Димку украли весной прошлого года – в Гродно, прямо на вок-зале, когда он приехал к бабушке. Похищения людей в Белоруссии были редкостью, и большинство российских детей никогда бы не купились на фокус с просьбой сесть в машину и показать, где находит-ся улица какая-то-там. Димка сел – и следующее, что он осознал, бы-ло то, что вокруг него тесный ящик, дышится с трудом, всё вибрирует и гудит. Мальчишка начал лупить кулаками и ногами в крышку и стенки. Никто не появился хотя бы для того, чтобы его выругать, а потом Димке стало очень плохо. Позже он понял, что его везли на самолёте…

Так тринадцатилетний сын белорусского офицера оказался на Балканах, в Албании, недалеко от озера Скадар. В местах, где как раз начиналась война…

Никто не думает, что может оказаться жертвой похищения. Это просто трудно себе представить, как трудно представить и то, что же ты всё-таки будешь делать, если это случится. Сперва Димке всё казалось просто идиотским сном или даже розыгрышем, мальчишка не желал понимать, что всё вокруг – на самом деле.

Люди, с которыми он прибыл в Албанию, так и остались для него неизвестными – а забрали его из самолёта боевики Освободительной Армии Косово, двое из которых очень хорошо говорили по-русски. Два «хаммера» с вооружёнными людьми долго ехали по горным дорогам, где было бы даже красиво, не начни до Димки доходить весь ужас ситуации – он и вправду был похищен! Но этот ужас не парализовал мальчишку, как произошло бы со многими его ровесниками. На разъезде дороги «хаммеры» остановил блок-пост – стоял бронетранспортёр, два пулемёта в укрытиях из мешков с песком, висел чей-то флаг и ходили солдаты – в куртках с закатанными рукавами, с винтовками наперевес и чёрными перьями на касках25

[Закрыть]. Это выглядело немного смешно, но Димка понял одно – эти солдаты не имеют отношения к его похитителям! Больше того, похоже, те, кто его вёз, сами зависели от солдат в пернатых касках – остановились сразу же, засуетились, как-то подтянулись, двое тут же вышли из машин…

И Димка заорал!!! Заорал истошно, причём – по-английски, припомнив школьные уроки, от которых кое-что в голове сохранилось: «Сэйв ми!» Итс киднэппинг! Хэлп!"26

[Закрыть]. Конечно, бандиты были вооружены, но их же меньше, чем солдат, у тех имелся бронетранспортёр и пулемёты под надёжной защитой…

Тут его ждало ещё одно потрясение. На его вопль солдаты просто не обратили внимания. Как в страшном сне – ты кричишь, а тебя не слышат! Они проверили у албанцев какие-то бумаги и отпустили, так и не взглянув на Димку.

Албанцы, кстати, мальчишку тогда не тронули, только посмеялись над его криками,и этот смех был обиднее побоев… Не били и потом, когда привезли в горный бункер – вполне благоустроенный – и предложили ему только одно: написать отцу. Не сняться на камеру, а именно написать, чтобы тот в ближайший после получения письма выходной приехал в Гродно по адресу, который они вложат в письмо… Димка отказался. Он не знал, зачем это нужно, но хорошо понимал, что от майора-пограничника ничего законного и приятного бандиты потребовать не могут. Было очень страшно, но он сказал: "Нет!"

Его не тронули и тут – оставили в комнате, предложив подумать до утра и ничем не пригрозив. Димка сбежал тут же, вытолкнув оставленный в дверях снаружи ключ на подостланную под дверь газету.

Из бункера он выбраться сумел. Но Димка не имел представления ни о географии, ни о языке, ни об обычаях мест, где он оказался – его поймали сразу после рассвета. Не тронули опять, но конкретно потребовали ответа – будет он писать отцу, или нет? Димка, выведенный из себя неудачной попыткой побега, обозвал похитителей нехорошими словами и начисто отказался писать и вообще говорить с ними.

Вот тогда-то его начали бить. В тесной пустой комнате, куда три-надцатилетнего подростка втолкнули, содрав с него всю одежду, четверо здоровенных лбов принялись избивать его методично и безжалостно. Если мальчик терял сознание – отливали водой из шланга и опять били. Кулаками, ногами и резиновыми палками, после ударов которыми всё внутри словно обрывалось. Время от времени задавали всё тот же вопрос: будет ли он писать?

Димка не знал сам, откуда у него взялись силы, чтобы выдержать. Он кричал, стонал и плакал, но что-то делать для бандитов упорно отказывался. Тогда его привели – притащили – к подземному колодцу, какой-то брошенной шахте, поставили на колени на краю чёрного провала, откуда дул холодный сырой ветер и, приставив к затылку писто-лет, сказали, что сейчас расстреляют. Димка продолжал плакать и твердить, что ничего писать не будет. Потом щёлкнул боёк – и мальчик потерял сознание.

В пистолете не было патрон. Бандиты "пошутили", надеясь, что похищенный сломается.

Ему дали отлежаться и куда-то повезли. По дороге Димка снова бежал – на повороте при торможении выскочил из машины, благо, "хаммер" был открытый. И снова подвело незнание местности – мальчик вышел на овечью отару, пастухи схватили его и выдали погоне…

На этот раз его избили прямо на дороге и, привязав за бампер, около километра тащили по дороге – правда,на не очень большой скорости, но этого хватило, чтобы он вновь потерял сознание.

Димку привезли на плантацию. На самую настоящую плантацию, где выращивали помидоры. Тут его передали с рук на руки хозяевам плантации – албанцам-братьям Райхату и Ченте, предложив поработать и подумать над предложением…

…Плантация была обыкновенным адом. Полторы сотни подростков в возрасте от 10 до 15 лет – в основном, албанцы же, но были и сербы, и цыгане, и болгары, и македонцы – работали по 14 часов в сутки, фактически не получая никакой еды, кроме отвратительной бурды – её "подавали" в котлах без ложек или мисок, приходилось черпать варево руками и следить, чтобы не остаться вообще голодным. По ночам обкурившиеся "травкой" охранники – их было около полутора десятков – устраивали по баракам стрельбу; пули прошивали фанерные стенки, и Димка увидел, как умирают его ровесники, как раненых достреливают перед бараками в живот, оставляя потом мучиться по многу часов… Били же и по поводу – и просто так, под настроение…

Большинство малолетних рабов давно отупели от страха, голода и мучений. Но были и другие – и через неделю Димка бежал с работ, присоединившись к двум албанцам и сербскому парнишке, который и повёл их к границе с Черногорией… Их поймали на вторые сутки. Один из албанцев был убит, а сербу отрубили голову лопатой уже в лагере, на глазах у всех… Димку и второго албанца избили. Через два дня после этого Димка сбежал один – шёл по памяти. Его схватил и доставил обратно на плантацию итальянский патруль. Теперь мальчик был брошен в карцер – яму, по колено полную полужидкой грязью, где уже сидели болгарин и македонец. Бандиты не рассчитали – ночью подростки выбрались наружу, построив живую пирамиду и бежали в третий раз. Теперь бежали в Македонию – через всю Албанию.Пресле-дователи не ожидали такого – беглецов поймали только на пятые сутки. Димку не убили только потому, что он был нужен тем, кто стоял намного выше хозяев плантации – а его товарищей по побегу повесили прямо тут же, на дереве у дороги.

Димка не плакал. Он больше не хотел плакать. Или разучился.

В следующий раз побег состоялся через несколько недель, в начале мая – Димка, один албанец и один серб прокопали ход прямо под стенку барака. Тут им не повезло на месте – их схватили сразу за бараком. Но дальше невезение сменилось везением – именно в этот момент пролетавший с гуманитарной бомбёжки очередной "воин свободного мира" – НАТОвский пилот – вывалил над плантацией оставшийся груз бомб. Под их грохот ребята ускользнули.

Их поймали через два дня.

Очевидно,Димка достал своих "хозяев" конкретно. Братья-бандиты решили кончать с ним, справедливо полагая, что этот "поганый славянин" рано или поздно сбежит – так и так неприятностей не оберёшься. Но просто расстрелять или повесить мальчишку было бы слишком легко и неинтересно. Отупевшие от анаши и способные лишь на жестокость Райхат и Чента решили живьём скормить Димку крысе – закопать его по шею в землю и пустить крысу под надетый на голову ящик.

Дальше получилось, как в хорошем кино – и как не так уж и редко бывает в жизни. Именно в момент зверской казни на плантацию нагрянул отряд "Белых Тигров" – сербской негосударственной патриотической организации, не связанной никакими уставами и соглашениями и давно подбиравшейся к бандюгам. Они скрытно перешли границу – и…

Изуверов-рабовладельцев ждал конец скорый и справедливый. Большая их часть, не успев (да и не пытаясь) оказать сопротивления, полегла под огнём "тигров" – в их числе оказались Райхат и Чента. Полдесятка взятых живым, воющих и причитающих бандитов согнали к бараку и зарубили тесаками. Потом – покинули плантацию, освободив рабов. Часть из них – сербы и черногорцы – решила уходить со своими спасителями в Черногорию. Димка пошёл с ними – тем более, что в отряде оказались не только сербы и черногорцы, но и македон-цы, и болгары, и поляки, и даже албанцы! И были двое русских…

…Но быстрого возвращения не получилось. В горах Паштрик от-ряд обложили албанские боевики и спецназовцы НАТО. Начались затяжные бои – тяжёлые, кровопролитные, жестокие схватки в горных лесах. Два месяца отряд прорывался к своим, потеряв почти две трети бойцов – и вышел в Сербию уже в конце июня, когда война официаль-но закончилась!

Среди вышедших был и Димка – но теперь уже Димон-Рус. Ничуть на себя прежнего не похожий, оборванный, со сбитыми в кровь босыми ногами – и сжимающий обеими руками трофейный автомат. Странно,но именно за эти два месяца подросток навсегда полюбил Балканы – их гордый и честный народ бойцов и верных друзей. И возненавидел врагов этого народа. Он не хотел уезжать – но лично Желько Ражнятович позаботился о том, чтобы все уцелевшие подростки были отосланы из отряда по домам… Так Димон вернулся в Белоруссию – туда, где его уже никто не ждал…

… – Воевать – это как? – тихо и словно бы виновато спросил Валька. Димон – он сидел бледный, с капельками пота на верхней губе – так же тихо ответил:

– Если услышишь от кого, что это романтично или интересно – плюнь тому в морду. Это страшно.

– И всё-таки ты не хотел уезжать? – уточнил Валька. – И… Олеся говорит, что ты мечтаешь вернуться…

– Наболтала уже, – неодобрительно заметил Димон.

– А что, неправда?

– Правда, – подтвердил Димон. – Понимаешь… У меня там друг был.

Серёга. Уже взрослый, но настоящий друг… Он уже под конец погиб. Вот он так говорил: "Если другие воюют за правду, а ты – нет, значит, они воюют за тебя." И четверостишье читал…

И можно жизнь свою прожить иначе,

Можно ниточку оборвать…

Только вырастет новый мальчик -

За меня, гада, воевать…

– Это Башлачёв, – вспомнил Валька. – У меня мама любит его слушать.

– Олеська говорила, что твоего отца убили в Афгане? – спросил Димон. Валька кивнул. Спросил, глядя в сторону:

– Дим… ты убивал?

– Убивал, – вздохнул Димон. – И того гада, который Серёгу штыком заколол… Я его из пулемёта, из трофейного – надвое… – он вдруг передёрнулся и добавил: – Вроде забылось, а вот сейчас тебе рассказал – всплыло, как будто сегодня было…

– Он был албанец? Извини…

– Ничего… Не, албанцы слабаки против братушек27

[Закрыть] в рукопашной. Немец, инструктор.

– Ясно, – сказал Валька. Что ещё-то можно было сказать? – Слушай, но ведь есть какая-то эта… конвенция. Чтобы не достигшие пятнадцати лет не участвовали в боях. И чтобы их не трогали…

– Да плевать все хотели на эти конвенции, – пояснил Димон. – Все, и наши, и ихние… Понимаешь, на войне всё это до фонаря. Просто – до фонаря, что есть, что нет… Да ты и сам подумай, что там было делать, если вопрос стоял так: или меня убивают просто – безоружного и бесполезного – или я беру в руки оружие и, может быть, остаюсь жив. При чём тут конвенции какие-то… Тот, кто их писал, ни разу, наверное, разбомбленной колонны с беженцами не видел. А я видел. Тут нужно каменное сердце иметь,чтобы за оружие не схватиться… или заячье… – Димон ожесточённо напрягся, сказал: – Вот бы мне посмотреть на того, кто на эту колонну бомбы сбрасывал! Неужели у него дом есть, жена, дети?!

– К нам в школу по обмену приезжали американцы, – вспомнил Валька. – Может, у кого отец и был лётчик, я не знаю… Но сами они – обычные ребята. Туповатые, правда, но нормальные…

– Все они… нормальные, – сплюнул в траншею Димон. – Жаль, я не видел ни одного. Ездят по миру, как туристы, а их папочки шариковые бомбы на людей сбрасывают и фосфор валят! Это фашисты, Валь. Настоящие фашисты, про каких мне дед рассказывал.

– Весь народ не может быть виноват, – вспомнил Валька, что говорили им на занятиях по политологии. Димон скривился, будто куснул лимон:

– Да ну… Ерунда это, Валь. Библию читал?

– Немного…

– Христос неправильно говорил: не бывает на свете тех, кто "не ведает, что творит" – помнишь, он так про легионеров, которые над ним издевались, сказал?Каждый сам что-то делает. И сам отвечает. Он сам выбирает. И сам идёт по своей дороге. И если армия какой-то страны разбойничает,а простые люди этого не замечают – значит, все виноваты. И чёрт его знает, кто больше – лётчик, который трактора вместо танков бомбил, или люди, которые его встречали, как героя. Это, Валь, самая большая подлость на свете – быть сильным за счёт слабых. Собрать тысячу современнейших самолётов и бомбить города, колы, больницы, электростанции, пока не "победишь". Я это здорово понял.

От жестоких, взрослых слов Димона Вальке было немного не по себе. Да, пожалуй, Олеська была права – он злой. Но это была не прос-то злость, а злость, уверенная в своей правоте. Злость, против которой нечего возразить. Вальке случалось злиться – на учителей, приятелей, каких-то посторонних людей, даже на маму. Но это всё было не то. Как будто сравнить горе человека, потерявшего любимую собаку – и горе того, у кого умерли родители… Мальчик вдруг вспомнил виден-ные год назад кадры хроники – тогда он на них как-то не обратил внимания, а сейчас они всплыли из памяти: как горит дорога, горят сброшенные взрывами в кюветы прицепы и трактора. И ещё что-то горит – такое, о чём не хочется догадываться, ЧТО ЭТО. И мальчик на переднем плане – ровесник нынешнего Вальки – прижав к животу почерневшие руки, раскачивается и даже не плачет: ВОЕТ. Неужели Димон всё это видел по-правде?! И что тогда ему можно возразить?

– Я тебе это рассказал, – Димон встал, одёрнул куртку, – потому что ты, по-моему, хороший парень.

Валька смутился:

– Правильный пацан, – со мехом сказал он, тоже вставая. – У нас так говорят.

– Ты тоже говоришь? – спросил Димон, бросив последнюю гильзу.

– Говорю, хотя и не люблю.

– Тогда зачем говоришь?

ГЛАВА 8.

Вот такой разговор был пять дней назад на стрельбище 6-й зас-тавы. Именно после него ледок между мальчишками окончательно растаял, и все трое фактически не расставались с рассвета до темноты. Бывает так, что ты знаком с человеком несколько лет – а дружбы нету всё равно, так – приятельские отношения. А бывает, что достаточно не-дели – и ты чувствуешь: вот друг на всю жизнь.

Если честно, ничто не доставило бы Вальке большего удовольствия,чем мысль,что у него появился настоящий друг. Но ощущение этого портила одна мелочь. Так, ерунда.

Валька влюбился.

У него оставалось немного времени для самоанализа, да мальчишки к нему и несклонны. День был забит очень плотно. И всё-таки на такой простой вывод время нашлось.

За свои короткие сознательные годы Валька встречался с неско-лькими девчонками. И целовался с несколькими. И в кино ходил, и на дискотеки, и в кафе. И… ну, было и ещё кое-что. Не СОВСЕМ уж, но так – близко. И ему даже казалось, что он влюблён в одну из них.

Теперь он понял – чепуха на постном масле. Ни в кого он не был влюблён, потому что все те девчонки и рядом не колыхались с Олесей, с которой он не целовался, в кино, кафе и на дискотеки не ходил, да и встречаться конкретно с ней – не встречался, всегда рядом был Димон.

И это как раз было самым неприятным.

Стивен Кинг утверждает, что любовь – это вид наркотика, и влюблённый озабочен поисками встреч так же, как наркоман – поисками кайфа… а всего остального он не замечает. И всё-таки Валька хорошо видел, что Димон неровно дышит к Олесе. Видел это так же отчётливо, как и свою собственную влюблённость – чувство, ухитрившееся в немалой степени отравить ему весьма клёвое пребывание на 5-й заставе. Не мог Валька определить другого – знает ли что-нибудь о его и Димона чувствах сама Олеся. И что знает Димон. Не приходилось сомневаться, что тот, стоит ему понять, как обстоят дела с "его девчонкой", полезет выяснять отношения. Валька знал, что в этом случае будет бит, и бит жестоко… но это его не пугало. Пугало другое – о дружбе с Димоном после этого можно будет забыть навсегда.

Валька не подозревал, что попал в вечную, как род человеческий, ловушку: два друга и девчонка. Может быть, отец или майор Короб… или даже собственная мама Вальки! – могли бы ему рассказать, как найти из неё выход, но Валька сгорел бы на месте, узнай кто-нибудь из взрослых о его проблемах. Да и что они – 30-35-летние старики! – могут понимать в жизни четырнадцатилетних?!

А пока любое случайное прикосновение к Олесе было словно удар током от оголённых проводов – у костра, в ДОСе, на тропе, когда они ехали колено в колено, во время стрельбы из лука… На лесных озерцах, где они купались в коричневой, загадочной торфяной воде, Валька вообще старался на неё не смотреть.

И поражался тому, как Димон может ничего не замечать…

…Девятый день пребывания Вальки на заставе выдался солнечным и жарким. Все трое долго и свирепо сражались в футбол с деревенскими мальчишками, и Валька показал, что такое воронежская футбольная школа. Собственно, он это показывал уже не в первый раз, и обе команды старались заполучить"русского" к себе. Его так и называли – "русский", и он не обижался: среди здешних деревенских ребят были поляки, литовцы, конечно – белорусы, но русских не было. (Что, как объяснил Короб, на западе Белоруссии не редкость.)

После ожесточённого матча и короткого купания в озере все трое поехали лесом обедать – на Димонову заставу, которая была ближе. Ехали, болтали, потом Димон вдруг взялся рассказывать анекдоты – с абсолютно серьёзным лицом и такие, каких Валька никогда не слышал. Разная смешная чушь просто лилась из обычно серьёзного Димки потоком – Олеся и Валька почти выпадали из сёдел от хохота…

– Ну вот… Пропал в зоопарке слон. Начальник милиции вызывает подчинённых и говорит им: "Два часа – слон у меня в кабинете, или ищете себе новую работу." Прошло полчаса – вваливается в кабинет толпа, все радостные, тащат поднос, а на подносе скорчился большой заяц. "Вот, нашли, товарищ начальник!" "Так, вы что, издеваться надо мной?! Это ж не слон!!!" "Как не слон?! Слон, товарищ начальник, слон – вы его сами спросите!" Начальник на зайца орёт: "Ты что, слон?!" А заяц ему в ответ: "Слон я, слон! Только сапогами больше не бейте!!!" – Димон переждал хохот и начал: – А вот ещё… – но тут же сам себя оборвал: – Эй, это что?

Теперь и Валька услышал неподалёку резкие мужские голоса, перебивавшие друг друга то ли в споре,то ли в ссоре. А Олеся сказала:

– Папкин голос, – и направила рыжего в ту сторону, откуда голоса неслись – на поляну,светившуюся за стеной деревьев. Мальчишки,шпоря коней пятками, поскакали следом…

…На большой поляне, как сперва показалось Вальке, разбили лагерь туристы. Стояли палатки разного размера, цвета и формы – от самодельных брезентовых "памирок"до навороченных ярких синтетичек. Человек тридцать мужиков, молодых парней и подростков, несколько молодых женщин и пятеро пограничников, в том числе майор Короб, собрались около большущего кострища. У многих были лопаты, а потом Валька узнал бородатого Мишу, командира отряда поисковиков "Звязда" – и понял, что это и есть лагерь поисковиков, причём разбитый недавно.

На ребят, выехавших из леса, никто не обратил внимания – стоял жуткий галдёж, и в его центре на земле сидел даже не бледный, а какой-то синеватый парень лет 18-ти – голый по пояс, в камуфляжных штанах и кроссовках, заляпанных грязью. Он трясся, как отбойный молоток и что-то нечленораздельно объяснял хмуро кивавшему Коробу. Что – услышать было невозможно из-за ора, поднятого поисковиками:

– Да чего там, возьмём ружья, нагоним и побеседуем по душам!

– Они тебе побеседуют… из пистолетов, если не хуже!

– Верно, не наше это дело! Пусть погранцы ловят! Или менты!

– Да ну тебя! У них что – сто рук?!

– Давно пора сволочей этих проучить!

– Да не догнать их теперь уже – сказали же, час прошёл!

– Догоним, мы лес хорошо знаем!

– Они тоже, наверное…

– Вы как хотите, а я этих гадов хочу найти и руки им вырвать!

– "Копачам" поделом, нечего в могилах рыться!

– За это и надо убивать!

– Да чего ты всякую… несёшь?!

– Ты чё, сильно умный?!

– Кто – я?!

– Ну не я же!

– Что-то произошло,– обеспокоенно заметила Олеся. Димон покосился на неё:

– Да? Я как-то не заметил…

Майор Короб обернулся – лицо у него стало рассерженным. Кивнув на трясущегося, как желе, парня одному из пограничников, он быстрым шагом направился к друзьям, поспешно слезшим с коней.

– Так, вас сюда чего принесло? – сердито спросил майор, кивком ответив на приветствие Димона. – Давайте отсюда живо, юные следопыты.

– Да мы просто обедать едем на 6-ю! – возмутилась Олеся. И тут же спросила: – Папка, а что случилось?

Короб оглянулся на толпу и коротко ответил:

– Снова убийство, – но, поняв, что этим не отделается, быстро изложил последние события.

Час назад в лагерь поисковиков, как раз отдыхавших после утренних работ, влетел совершенно невменяемый парень, что-то бормотавший о трупах и нападении. Мишка по рации связался с 5-й заставой и, взяв с собой несколько человек с охотничьими ружьями, отправился в указанном парнем направлении – тот, услышав предложение провести группу к месту происшествия, взвыл и впал в истерическое состояние, но и без него Мишка со своими быстро нашёл искомое – классический лагерь"чёрных следопытов", больше похожий на бойню в разгар сезона. Пять человек были перебиты абсолютно беспощадно и с потрясающей жестокостью – их, только-только продравших глаза, порубили тесаками. Никаких толковых следов обнаружить не удалось – нападавшие на лагерь люди ушли по галечной отмели вдоль реки.

К моменту прибытия пограничников уцелевший более-менее пришёл в себя и смог рассказать, что ещё в Гродно, откуда они приехали, к их старшему подваливал какой-то тип с предложением – точнее, с ультиматумом – работать на некое "третье лицо". В случае отказа – грозил репрессиями. Старший только посмеялся – все территории между чёрными следопытами давно были поделены, на чужое никто не зарился и не мешал другим делать бизнес. А слухам об убийствах на границе старший просто не поверил…

Парень остался жив только потому, что вышел из палатки раньше других по естественной надобности – и со стороны видел, как его подельников за несколько секунд убили трое быстро и бесшумно вынырнувших из лесной чащи людей. Никто из "чёрных следопытов" не успел даже схватиться за находившееся под рукой оружие. Всё это привело парня в такой ужас, что он бросился бежать, не разбирая дороги – и влетел прямо в лагерь "Звязды". Кажется, сейчас он больше всего мечтал оказаться в камере на заставе или в отделении милиции.

– И чтоб духу вашего тут не было, – сердито сказал майор Короб. – Нет, постойте! Сейчас пошлю с вами двоих – проводить…

– Папка, ты чего? – удивилась Олеся. – Мы верхом, они нас только держать будут! Да ты не беспокойся, мы же быстро, галопом – туда и…

– …и только туда! – заключил Короб. – Оттуда – ни ногой, пока я за вами не приеду!

… – Поехали, посмотрим?

Это было первое, что спросила Олеся, едва они отъехали на сотню метров от лагеря поисковиков. Мальчишки переглянулись. Потом молча повернули коней, ориентируясь по примятой траве и поломан-ным веткам – следы почти десятка ходивших туда-сюда людей были заметны даже неопытному человеку.

В общем и целом Валька был совершенно спокоен. Трупы пограничники убрали, конечно, нападавшие сейчас далеко, а посмотреть на место работы "чёрных следопытов" было интересно. И нечего дяде Во-ве так уж беспокоиться. Хотя его можно понять – снова убийства в заставских тылах. Скорее всего, кто-то просто хочет подмять под себя этот весь бизнес – для выросшего в России Вальки это казалось хотя и грязной, но с точки зрения бандитов – вполне логичной вещью…

…Лагерь могильных воров напоминал лагерь "Звязды" – только палатка была одна, хоть и большая,и поставлена прямо рядом с тремя длинными и глубокими раскопами буквой П, окружёнными валами выброшенной земли. Одна сторона палатки была целиком в бурых пятнах разной формы и размера – нетрудно было догадаться, что это такое. Но задуматься над этим никто из троих просто не успел – из раскопа ловко выпрыгнул человек. Выпрыгнул – и застыл на его краю, не сводя глаз с всадников, выехавших на полянку.

Высокий светловолосый мужчина лет тридцати был одет в мелкопятнистый камуфляж, перетянутый поясным и двумя плечевыми ремнями. Сзади на поясе висела объёмистая сумка, тоже из камуфляжной ткани, спереди – длинный нож и,хотя больше никакого оружия у незнакомца, возникшего из раскопа, не было видно, все трое почувствовали себя неуютно под его внимательным, холодным взглядом.

Первым пришёл в себя Димон. Он внушительно сказал с высоты седла:

– Это пограничный район. А вы находитесь на месте преступления.

Кто вы такой и что вам нужно?

Осталось неизвестным, что собирался ответить мужчина – и собирался ли он отвечать вообще, потому что, едва Димон кончил говорить, из кустов чуть левее ребят вынырнули двое пограничников. Один замер возле большого дуба, а второй, в котором Валька узнал Витаса, мельком посмотрев на ребят, сделал три шага вперёд и заговорил официальным тоном:

– Лейтенант Витас Лацетис, погранвойска Республики Беларусь. Я повторю вопрос мальчика: кто вы и что делаете в пограничном районе?

Светловолосый мужчина, повернувшийся к пограничниками, едва они появились из кустов,сунул руку в карман камуфляжа. Лейтенант остался неподвижным, но второй пограничник вздёрнул ствол автомата, а Витас негромко, но внушительно сказал:

– Руки.

– Простите, господин лейтенант, – у мужчины оказался резкий, звучный голос,– я лишь хочу предъявить разрешение на пребывание здесь, подписанное командующим вашими погранвойсками, а так же моё удостоверение личности… Ваше начальство на заставе должно быть предупреждено обо мне. Разрешите? – и, не дожидаясь разрешения, он достал из кармана какие-то бумаги. Витас не двинулся с места, и мужчина неожиданно командным тоном, повысив голос, добавил: – Чёрт возьми, да посмотрите бумаги, лейтенант! Подойдите и посмотрите – я имею право требовать это от вас, как старший по званию! Я – капитан БНД28

[Закрыть] Айзек фон Фелькерзам!