Текст книги "Игры на свежем воздухе"

Автор книги: Олег Верещагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

ГЛАВА 1.

В Брест Валька Огурцов приехал с опозданием на полчаса – было около шести, и последний час он промаялся около окна поезда, глядя, как мелькают в общем-то привычные Вальке картинки – кусочки леса, поля, деревеньки, городки… Белоруссия мало чем отличалась от Воронежской области – разве что названиями станций и надписями на зданиях, сделанными на двух языках, русском и белорусском, причём читались надписи одинаково легко. Где-то Валька слышал, что все белорусы «акают» – говорят «грАзА», «гАлАвА» и всё такое прочее, но никто из его попутчиков не «акал» и даже не говорил на белорусском языке, по которому мальчишка начал с недавних пор считать себя большим специалистом, послушав кассету древнего ансамбля «Песняры» – втайне ото всех, чтобы не подвергнуться в классе жесточайшей обструкции или не стать объектом жалости: «Вэл спятил, крезанулся Огурец, ещё бы романсы начал слушать…»

Кстати песни ему понравились.

Да и сама поездка на лето в Белоруссию, на границу Брестской и Гродненской областей, ему была по душе. Во-первых, он ещё никогда не уезжал так далеко от дома. А во-вторых…

Валька не помнил отца. Его ещё не было на свете, когда старший лейтенант Огурцов погиб, проводя в один из горных афганских кишлаков караван с продуктами – граната РПГ попала в кабину КаМАЗа, и тяжело раненый офицер, сумевший выбраться из огня, был зверски добит душманами – его облили бензином и подожгли. Мама тогда едва не умерла – а умри она, не было бы и Вальки. А кое-кто ещё потрепал женщине нервы, не желая признавать, что муж её "погиб при исполнении интернационального долга" – старлей Огурцов служил в Пянджском погранотряде, официально пограничников на войну "за речку" не посылали…

Тогда и появился старлей Короб. Для жены погибшего офицера, матери Вальки – просто Вовка, ещё училищный друг мужа, с которым они вместе служили в Пяндже – да вот только в той командировке Огурцов оказался один, так получилось… "Аркадий погиб из-за меня, – сказал Короб, – будь я с ним – этого не случилось бы. Но ты, Лен, не бойся – я вас не оставлю."

И не оставил. Добился признания льгот, каким-то образом выбил квартиру в Воронеже, на родине матери Вальки, откуда она уехала за мужем. И потом часто приезжал – Валька даже смутно помнил его – пока не грохнул развал СССР, и Короб, белорус по национальности и советский офицер по профессии, пропал с горизонта семьи Огурцовых…

А вот вдруг – появился. Не лично, но прислал большое письмо – майор Короб, начальник погранзаставы белорусских пограничных войск. В письме он звал Вальку с матерью к себе на лето, писал, что "тут лучше всякой Анталии и даже Сочи, а воздух не то, что у вас в Воронеже."

Валька поехал один. Не потому, что денег не хватило – мать последние годы хорошо зарабатывала в частной фирме,просто у неё, кажется, наметились успехи на личном фронте, и она долго мялась, не зная, как объяснить это "маленькому сыну", пока Валька великодушно не перевёл разговор на другое – обрадованная мама взяла с него слово, что он "уговорит Вовку приехать в отпуск хоть на недельку".

Как уже говорилось, Валька помнил Владимира Владимировича Короба. Но помнил смутно и временами подозревал, что это больше не его память, а мамины рассказы. И теперь, когда поезд,тормозя, покатил вдоль большого перрона, заполненного людьми и слышным даже в вагоне гомоном, Вальку, совсем не робкого мальчишку, вдруг охватило чувство неуверенности. Как он целый месяц будет уживаться с незнакомым фактически человеком? Жены у него нет, но есть дочь – кажется, ровесница Вальки, а девчонки в этом возрасте… Валька предпочёл бы драться с тремя парнями одновременно, чем общаться минуту с девчонкой, которой "шлея под хвост попала". Да и вообще – он вспомнил одну свою одноклассницу – поди пойми, что у них на уме – вообще и в данный конкретный момент… Легче за ночь выучить английский… Найти бы себе приятеля на каникулы… Так уж получилось, что друзей у Вальки не было. Приятелей – куча, а друзей – ни одного, и он даже не очень ясно представлял себе, что это за штука такая – настоящие друзья. что-то из романов, которые Валька любил почитывать – Майн Рид, Буссенар, Жюль Верн, Конан Дойл… Мало кто в классе читал такие книжки, и над Валькой одно время пытались не всегда безобидно посмеиваться. Но вскоре поняли, что у "пацана с прибабахом" крепкие кулаки и отнюдь не "ботанская" решимость. От него отстали, вчерашние противники превратились в приятелей… а вот друзей не появилось. А чего мы не знаем, по тому и не тоскуем…

С довольно беспокойными мыслями Валька выбрался на перрон, придерживая на боку спортивную сумку с кое-каким барахлишком. Вокруг по прибытии поезда воцарилась обычная в таких случаях суета, люди толклись, бежали и орали, как в сумасшедшем доме, даже если собеседник стоял рядом.В довершение всего горланил вокзальный репродуктор, а где-то на путях играл духовой оркестр. Было прохладно, солнце садилось в затянувшие полнеба неприветливые облака за зданием вокзала. Валька озирался, встревоженный непрошенной и неприятной мыслью: а что если его не встретили – куда он денется в чужом незнакомом городе? Среди толпы было несколько явных пограничников – таких же, как в Воронеже – но они занимались своими делами, откровенно служебными, и на мальчишку внимания не обращали… Впору было, как показывают в американских кино, заранее заготовить большую табличку и повесить на грудь – я такой-то…

– Валентин? Ты?

Валька резко обернулся – и увидел здоровенного мужика в камуфлированной форме, но в фуражке с зелёным верхом. Смуглое от ветра, солнца и воздуха лицо пограничника украшали усы – вислые, буквой П спускавшиеся аж под подбородок.

Нельзя сказать, что Валька его вспомнил. Но что-то такое шевельнулось в памяти, и он уверенно сказал:

– Здравствуйте, Владимир Владимирович.

– Здравствуйте, Валентин Аркадьевич! – серьёзно сказал пограничник

– и вдруг, тряхнув Вальку за плечи, захохотал, спрашивая: – А кто меня "дяя Воа" называл, помнишь?! Ну, кто меня "дяя Воа" называл, Валентин Аркадьевич?! Как вымахал, ч-чёрт тебя дери! Вровень со мной!

Это было враньё. Гиганту в камуфлированной форме немаленький для своих лет Валька доставал макушкой до плеча. Но не рассмеяться в ответ было невозможно, и Валька так и сделал – искренне и немного облегчённо. Теперь ему казалось,что он и в самом деле помнит, как называл Короба "дяя Воа", хотя обычно Вальку раздражали любые умилительные воспоминания о том, как он в детстве писался, коверкал слова и делал прочие глупости, которые почему-то приводят в такой восторг взрослых.

– Это всё твоё барахло? – спросил дядя Вова, кивая на сумку. – Молодец, это по-нашему… Ладно, пошли, "мерседес" ждёт, а время идёт… Я ведь, каюсь, вроде как со службы удрал, чтобы тебя встретить…

Но уйти с перрона вместе не удалось. Майора неожиданно окликнул бородатый мужик в выгоревшей камуфлированной форме, сошедший с пригородной электрички, только что "причалившей" позади поезда, на котором приехал Валька, и Короб смущённо обратился к мальчику:

– Вот такие дела, друг Валентин… Ты уж меня извини, но я задержусь на пару минут, а ты шагай на площадь перед вокзалом – не заблудишься? Прямо через двери, не сворачивая никуда… Там увидишь "мерседес" – который УАЗ с нашими эмблемами. Хочешь – около него подожди, хочешь – залезай внутрь, он не заперт, чтобы шпионов на секретные бумаги приманивать… А я сейчас поговорю и приду. Добже?

– Ага, – охотно согласился Валька. Ему нужно было сообразить, как вести себя с Коробом, который ему понравился.

– Вот и давай, а я быстро, – и офицер направился к бородачу, вполне

благовоспитанно ожидавшему чуть в сторонке – тот оживился и полез в нарукавный карман камуфляжа, а Валька, не особенно спеша, пошёл через вокзал на площадь…

…Машин и людей на площади было полным-полно. УАЗиков тоже стояло несколько, но лишь один украшали пограничные эмблемы Беларуси. Как и говорил Короб, заперта машина не была – Валька зашвырнул сумку на заднее сиденье (внутри пахло собаками, но Вальке этот запах никогда не казался неприятным) и, прислонившись к капоту, принялся разглядывать площадь и людей – просто ради интереса, ни о чём особенно не думая.

Это бессмысленное занятие так его увлекло,что мальчик вздрогнул, услышав старческий голос:

– А товарищ Короб где?

Голос принадлежал подошедшему с другой стороны УАЗика высокому и прямому человеку, которому можно было бы дать лет пятьдесят, не больше, если бы не старческое лицо и редкие, седые, но аккуратно зачёсанные волосы. Выцветшие глаза с неприятной цепкостью разглядывали мальчика; пиджак неопределённого серо-зелёного цвета украшал большой щит орденских планок.

– Он на вокзале задержался, – помедлив, ответил Валька. – сейчас подойдёт.

– Ну, я подожду, – покладисто сказал старик и,достав из бокового кармана прозрачный портсигар, прикурил от пластмассовой зажигалки дешёвую папироску. Несколько раз затянулся – странно, пряча огонёк в ладонь – и спросил с неожиданной тревогой:

– А ты ему кто? Сынок? У него вроде дочка… Ты не вовремя приехал, – старик оглянулся по сторонам и нагнулся через капот:

– Не вовремя, внучек… Ты уезжай, уезжай, пока можно… ведь начнётся скоро! А они не посмотрят, что лет тебе мало – они командирские семьи всех под пулемёты ставят… Я помню, помню… – лицо его судорожно скривилось, глаза заблестели. От голоса старика – не от слов, а от того, как они были сказаны – Валька ощутил озноб и чуть отодвинулся. А старик снова огляделся и зашептал быстро, словно боялся, что его прервут:

– В Югославии-то что – знаешь, телевизор смотришь?!Вот и тогда так было – сперва в Югославии, а потом – у нас, скоро совсем… Опять то же будет, а мы не готовы! Я уж и к начальству ходил, требовал, говорил, а они смеются… "У нас, – говорят, – дедуля, мир!" А я помню, какой мир. Я всё помню, тогда тоже мир был…

Дед был явно сумасшедший, и Валька чуть отодвинулся, но с другой стороны,кроме брезгливости он ощущал ещё и непонятную жалость – в глазах старика блестели настоящие слёзы. Мальчик не знал, как с ним разговаривать, чтобы успокоить, и оглянулся – не идёт ли Короб. Старик истолковал движение мальчишки по-своему:

– Тоже опасаешься? Правильно… – кивнул он и, кривясь, словно воспоминания доставляли ему боль, заговорил снова: – Я ведь его видел. Фон Фелькерзама. Опять в гражданском ходит, как тогда. Приехал – инженером назвался и вот так тоже всё ходил, ходил… Не раскусили мы его, а он в первый день со своими волками связь порезал, командиров в постелях побил начисто… И потом всю войну прикидывался – то партизаном, то ещё кем, как оборотень ходил – не смогли мы его взять, ушёл… А теперь снова здесь. Молодой, как раньше, не стареет, зверюга… а я старый, не справиться мне… сил нет совсем… А он ходит – небось, опять смотрит,что в первую голову жечь да взрывать, как начнут… Уезжай ты, внучек, уезжай. От них пощады не будет, а кому защищать? Была у нас страна, была армия, а теперь я старый, а молодые не верят, смеются, как мы тогда… – старик огляделся и вдруг почти выкрикнул, сильно покраснев:

– А я правду говорил! Я диверсантов в лесу побил, я! А мне и тут не верят… – он осекся, подтянулся – и Валька с облегчением увидел подходящего у машине Короба – следом шёл бородач в камуфляже:

– Товарищ майор! Разрешите доложить! Боец 14-го отдельного истребительного отряда прибыл в ваше распоряжение!

– Хорошо, хорошо, – кивнул Короб. – Но сейчас можете отправляться домой до особого сигнала.

– Не верите вы мне… – сник старик – и вдруг по-настоящему заплакал: – Не верите… как быть, что делать… нету сил – одному…

– Миш, – часто моргая и кривя губы, попросил майор, – уведи его, пожалуйста, проводи до дому…

– Без проблем, командир, – кивнул бородач и, осторожно взяв старика под руку, негромко заговорил: – Пошли, Сергей Витальич, пошли до дому…

Старик не сопротивлялся, переставлял ноги тяжело, но потом вдруг оглянулся и сказал:

– Мальца-то отошли обратно, командир! Отошли! Послушайся хоть сейчас!… – потом махнул рукой и поплёлся за бородатым Мишей.

– Вот чёрт, – глядя им вслед, сказал Короб. Смущённо посмотрел на Вальку: – Не напугал он тебя? Садись…

– Почему – напугал? – спросил Валька,усаживаясь на переднее сиденье, покрытое слоем пыли. – Жалко его… Сумасшедший, да, дядя Вова?

– То-то и оно… – майор врубил движок, задним ходом вывел УАЗик на площадь. – Ну, Брест ты, если захочешь, ещё посмотришь, а пока едем прямо на место.

– Далеко? – поинтересовался Валька.

– Почти шестьдесят километров, – ответил Короб. – Никогда на заставе не жил? Поживёшь…

Пока Валька оторопело переваривал сказанное, УАЗик выехал на широкую, заполненную машинами улицу. Майор сообщил:

– Вон перед тобой – э, справа, не слева! – памятник героям-партизанам, в народе известный как "Девушка в кокошнике с укокошником" – безобразие, конечно, почище Церетели в Москве…

– Вижу, – откликнулся Валька.Памятник его заинтересовал очень мало. – Дядя Вова, а этот старик о чём говорил? Я не понял…

Короб вздохнул, выпустил воздух на усы, покрутил головой и сказал:

– Ладно, слушай, чего темнить… Знаешь, кто такие чёрные следопыты? – Валька только наморщил лоб – название казалось ему знакомым, но смысл никак не давался, и мальчишка покачал головой. – Ну ты даёшь!!! Тогда с этого и начнём…

Так Валька узнал, кто такие чёрные следопыты. Эти люди… не хочется их так называть – раскапывают места, где в Великую Отечественную были большие сражения. Они подбирают оружие, награды, кольца, драгоценности, не брезгуют ничем – короче, делают мерзкое дело, за которое в средние века, например, казнили – глумятся над останками погибших. Но самое отвратительное в этом нечистом занятии – то, что они, раскапывая останки, выбрасывают за ненадобностью памятные медальоны наших и личные жетоны немецких солдат. А это единственное, что через полвека может помочь определить личность погибшего. Фактически, чёрные следопыты убивают убитых ещё раз, лишая их близких последней надежды узнать, где, как и когда погиб родной человек – а ведь многие ждут и надеются до сих пор! Чтобы хоть кости похоронить на родине, чтобы не жгло, не мучило холодное определение: "Пропал без вести."Милиция, поисковики, местные жители, даже зеки на зоне – все презирают и ненавидят чёрных следопытов. Но это подлое занятие – выгодный бизнес, сулящий иной раз миллионы в долларах, если удастся найти склад с оружием, пользующимся спросом до сих пор – винтовки "маузер", пулемёты ЭмГэ, "шмайссеры", боеприпасы, гранаты…

– Странно, что ты про них ничего не слышал – ведь у вас в Воронеже тоже шли бои, – прервал рассказ Короб. – Ну так вот… Мишка – ну, тот здоровяк в «комке»16

[Закрыть] – это босс наших местных поисковиков, отряд «Звязда». Они ищут то же, что и чёрные следопыты, только затем, чтобы восстановить имена погибших солдат… Ну и к нам часто обращаются.

– А к вам-то зачем? – удивился Валька.

– Э-э, Валентин Аркадьевич, – серьёзно ответил Короб, – мы погранцы, без нас тут ни одна собака кутьков не крестила… – Валька засме-ялся, Короб тоже хмыкнул, но через миг стал серьёзным и продолжал: – Вот. А где-то с начала мая, когда у чёрных сезон начался, стали их в лесу убивать. Да-да, не смотри так, по-настоящему – убивать. На данный момент одиннадцать трупешников…

– Ну и что? – не понял Валька. – Если они бандиты – так им и надо…

– Оно бы и правильно, – поддакнул майор, – да только не верно…

Айн – никто, Валентин Аркадьевич, не имеет права брать на себя функции палача даже в самом справедливом деле. Цвай – никто не поручится, что завтра этот благородный мститель не начнёт убивать… ну, например, вообще всех, кто войдёт в лес. И драй – для нас самое важное, что происходит всё это в приграничной зоне. А если в приграничной зоне начинает происходить что-то непонятное – пограничникам надо готовиться к неприятностям. Раньше-то это, Валентин, была спа-акойнейшая граница. Сонное царство. Польша по ту сторону, которая так же не заграница, как курица – не птица. А сейчас у нас по ту сторону что? – майор поднял палец и сам себе ответил: – Член миролюбивого блока НАТО. А это вам не чеченскеи сепаратисты, которые после передоза Грузию с Краснодаром перепутать способны…

Несмотря на юморной тон Короба, Валька вдруг понял, что майор в самом деле в сильном напряге и подумал, а не зря ли он сюда приехал правда – путаться под ногами у занятых людей… Но, в конце концов, Короб сам его пригласил… И, успокоив себя этими размышлениями, Валька спросил нетерпеливо:

– А этот старик тут при чём?

– Берёза Сергей Витальевич… – Короб нахмурился. – Это у него фамилия такая – Берёза, и ничего смешного, мы, белорусы, страшно обидчивые на это дело… Так вот, он в сорок первом командовал тут, в западной Белоруссии, одним из первых партизанских отрядов. Заслуженный человек, Валентин. А как начались несколько лет назад все эти гробокопательства – он в уме слегка повредился. Так – вроде нормальный, а иногда кажется ему, что война то ли не кончилась, то ли вот-вот начнётся… Метаться начинает, военкоматы будоражить, ментуру, к нам шастает… А тут ещё дурачки нашлись – посмеялись над ним как-то… Он вроде притих, а потом нате – является к нам и говорит: берите меня, я в лесу пятнадцать диверсантов побил… – Короб поморщился. – Конечно, дико пожилому человеку, ветерану, такое видеть – как в могилах, можно сказать, его братьев, товарищей по оружию, всякая погань роется… Вот он себе и придумал такое…

– Дядя Вова, – осторожно сказал Валька, – а если это и правда он?

– Проверяла милиция, – вздохнул Короб. – Алиби у него. Сам себя оговаривает, да и не оговор это – для него всё война никак не кончится… Вот так-то…

– А вот он говорил, – вспомнил Валька, – что какого-то фон Фель… фамилия такая немецкая… фон Фелькерзам! Да, фон Фелькерзама какого-то видел.

– Не какого-то, – поправил Короб. – Был такой диверсант из, как бы сейчас сказали, спецназа гитлеровского – барон фон Фелькерзам, из прибалтийских немцев. Диверсант – от бога, много в начале войны натворил такого, от чего нашим долго чихалось… А во время войны прославился, если так можно сказать, созданием лжепартизанских отрядов – обычных банд, которые представлялись партизанами,а сами грабили, жгли, бесчинствовали – и на партизан сваливали. Большой талант был – так его наши и не поймали, пропал, как в воздухе растворился… Погоди, а где дед его видел?! – спохватился Короб.

– В городе, говорит. Молодого, как раньше…

– Совсем плох дед… – покачал головой майор. – Ну ладно. Мишка за ним пока присмотрит…

УАЗ выезжал из города. Вдоль шоссе, по которому со свистом проносились машины, довольно большая группа людей под бело-красно-белыми флагами, выстроившись, дружно скандировала – Короб притормозил, и Валька услышал:

– Бялорусь – у Яуропу! Прэзидента – у… – и дальше в рифму. Несколько скучающих милиционеров, поглядывая на небо в ожидании дождя, стояли около двух патрульных машин с вяло и беззвучно крутящимися мигалками.

– Это кто такие? – Валька крутнулся на сиденье, чтобы рассмотреть

манифестантов получше. Короб хмуро ответил:

– Сторонники независимости Беларуси от Москвы.

– Что-что? – не понял Валька.

– Объясняю популярно, – майор дёрнул углом рта. – Это те,кто думает, что все беды в Белоруссии от русского языка и дружбы с Россией. А если, мол, подружиться с… другими, то сразу всё станет отлично.

– Там священник был, – вспомнил Валька мелькнувшую среди манифестантов рясу.

– Вера – это, Валентин, не совесть. Она ещё никому не мешала наживаться на чужом горе… – вздохнул Короб.

– На каком горе, дядя Вова? – тихо спросил Валька.

– А на таком, Валентин… Я вот – белорус. И я свою родину люблю. И всегда любил… А отец твой был русский… А водила, которого он из КаМАЗа вытаскивал, когда… – Короб не договорил. – Водила был хохол… Только твой отец об этом не думал. И когда мы с ним в училище подружились, не думал я, что он – русский, не важно это было, понимаешь? И я хочу, чтобы и дальше было не важно… – он помолчал, потом спросил: – Хочешь, притчу расскажу? Мне её там, где мы с твоим отцом служили, старик-таджик рассказывал, аксакал… Знаешь, кто такой Тимур Тамерлан?

– Завоеватель вроде бы… – неуверенно ответил Валька. – Да, точно.

– Правильно, великий завоеватель… Его ещё Железный Хромец называли – "Тамерлан" так и переводится: "Железный Хромец". А вот ДО того, как завоевателем стать, был он обычным бандитом, ему тогда-то ногу и перебили, отчего он хромал всю жизнь… Так вот – когда он был ещё просто бандитом, то, прежде чем напасть на кишлак, он всегда посылал разведчика – считать в кишлаке знаешь что? Тандыры. Это печи такие, в которых хлеб пекут…Если тандыров было много, Тамерлан сразу же нападал на кишлак. Если тандыр был один на три-четыре двора – нападал, но осторожно, выжидал момент. А если тандыр был один – не нападал вообще. Понимаешь, почему, Валентин?