Текст книги "Догоняйте, догоняйте!.."

Автор книги: Олег Тихомиров

Соавторы: Станислав Никоненко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

Леночка ничего не знала об этом разговоре. Тогда почему же она спрашивает? Уж не потому ли, что Катя не сводит глаз с Ветки? «Нужно сделать совсем равнодушное лицо», – подумала Катя, и тут словно гром грянул над полем: в ворота «Ромашки» влетел ответный мяч.

– Иван Дмитриевич, – не выдержал Жора, – надо опять Булочкина выпустить.

– Выпускай, Георгий Николаевич. Тебе виднее.

– Черт возьми! Костя же у меня в комнате закрыт.

– Так беги скорей.

До конца игры оставалось десять минут, когда болельщики снова могли увидеть на поле рыжую голову, так удачно символизировавшую «Ромашку».

С ходу Костя включился в игру и, завладев мячом, быстро стал приближаться к воротам противника. Обвел одного, другого… И вдруг за спиной ощутил дыхание, громкое и настойчивое. Оглядываться было некогда. Костя припустил во все лопатки поперек поля, потому что защитники не давали пробить, а отдать было некому.

– Булка, дай сюда! – раздался знакомый голос сзади. Как во сне, как в тот проклятый матч, когда они подрались с Веткой.

– Дай сюда, слышишь!

– Ты что, Ветка! Мы же в одной команде. Будет удобно, я тебе отдам, – пропыхтел Костя.

– Пока тебе будет удобно, игра кончится, – Ветка уже почти поравнялся с Костей.

В это время центральный защитник, пытаясь разгадать замысел Булочкина, метнулся вправо, а Костя без всякой обработки шарахнул по мячу. Удар был сильнейший. Если бы не вратарь, этот прыгучий вратарь из «Радуги»!

Костя еще не мог прийти в себя от огорчения и смотрел, как мяч, отскочив от рук вратаря, вращаясь, катится за пределы поля. И тут к мячу метнулся какой-то метеор. По дороге «метеор» трахнул Костю по затылку, а затем остановил мяч у самой лицевой.

Прошли доли секунды, и зрители увидели, как мимо растерянного вратаря пролетел мяч, а за ним и «метеор».

Им был, конечно, Ветка.

«Сумасшедший, – думал Костя, занимая место в центре поля. – Настоящий псих». А «псих» подбежал к нему и стал горячо пожимать руку:

– Булочка, спасибо тебе большое. И прости. Спасибо.

– За что? – удивился Костя.

– Да так… – Ветка махнул рукой.

«В самом деле сумасшедший», – покосился на него Булочкин. Но размышлять о Веткином поведении не было времени. Надо было играть.

Два – один. Счет до конца не изменился. И когда проигравшая команда поздравила победительницу, на поле выбежали не только ребята, но и родители. Даже Степан Васильевич Чучкин, увлекаемый своей быстроногой дочкой, оказался почему-то в самом центре поля, в толпе ребят, которые подбрасывали вверх своих кумиров.

Взлетал Костя Булочкин, взлетал Ветка, взлетал и Жора Копытин.

Какой-то малыш из младшего отряда объяснял своему приятелю:

– А знаешь, почему Булочкин левой бьет?

– Почему?

– Правой Георгий Николаевич запретил. С правой у Булочкина удар смертельный.

– Ну?

– Точно! – услышав их, вмешался Тигран Саркисович. – На правой мы хотели ему череп нарисовать.

– С костями?

– С костями, – мрачно подтвердил Тигран Саркисович.

– А чего не нарисовали?

– Не догадываетесь? – шепотом спросил Тигран Саркисович.

– Нет.

– Чудаки! Кто бы с нами тогда играть стал? Теперь ясно?

– Ясно, – прошептали малыши, глядя на серьезного Тиграна Саркисовича.

Знали бы они, как весело было Тиграну! Увидев важного, толстого Чучкина, он закричал:

– Ребя, качать ревизора!

Степан Васильевич не сразу догадался, что «ревизор» – это он, а когда понял, было поздно: десятки рук схватили его со всех сторон.

Пора было пресечь эти неорганизованные действия.

– Остановитесь, товарищи! Остановитесь! – запротестовал Чучкин.

Товарищи не слышали.

– Остановитесь! – крикнул он что есть силы.

На этот раз его услышали. Остановились. А может, просто уразумели, что Чучкина, сколько ни старайся, не поднять.

Степан Васильевич подтянул брюки, одернул на себе пиджак (двух пуговиц как не бывало) и стал бодро пробираться сквозь гущу ребят. Кое-кого даже успевал похлопывать по плечу.

Затем он оказался рядом с Жорой.

– Здорово, спортсмен, – по-свойски проговорил Чучкин. – Спасибо огромное от меня лично и от имени завкома. Не думал, что спорт – это так красиво, – и он протянул руку.

Жора ее пожал.

– Пятаки гнете? – поморщился Степан Васильевич.

– И про это слышали? Да всего один пятак-то. Старинный. Его и гну туда-сюда. А нынешние пятаки не согнешь – покрепче царских.

– Значит, мне ваш Серега завирал, – Степан Васильевич принялся разминать пальцы. – Говорил, что из-за вас в метро попасть не может: все пятаки ему погнули. А вот планчик-то я с вас все же потребую.

– Всегда готов, – щелкнул каблуками и склонил голову Жора.

– Ну-ну, я пошутил, – улыбнулся Чучкин, придерживая рукой борта пиджака. – Сейчас принимайте поздравления. План потом пришлете с кем-нибудь. Не будем формалистами. Главное, работа ваша видна.

Глава шестнадцатая НЕОБЫКНОВЕННЫЙ ПРИЗ, ИЛИ ВОСПОМИНАНИЯ О СПОРТЕ

Когда трибуны опустели, дети отправились обедать, а родители гулять, к Жоре приблизился Васька Спиридонов.

– Что ж ты ко мне раньше не подошел? – упрекнул его Жора. – Не предупредил, что Булочкины здесь, друг называется.

Васька снисходительно хмыкнул:

– Эх, Копытин, Копытин. Да я же тебя спасал.

– Ты меня? Как? Опять заливать начнешь?

– Помолчу, если угодно. Однако ты хорош – мог бы другу спасибо сказать, по крайней мере. Раз на большее не способен.

– Ну, расскажи, расскажи, – засмеялся Жора. – Давай-ка сядем, буду слушать внимательно.

– На обед не опоздаешь?

– Вместе пойдем. Тебя накормлю тоже.

Они опустились на скамейку.

– Тогда слушай. Сел я на электричку. Рано утром. Думал с тобой еще до соревнований потрепаться. Выяснить, как ты вообще, собираешься ли на работу вернуться и тэпэ. Народу мало. Только напротив меня сели трое: мужичок и две бабуси. Я хотел газету почитать, так они не дали: шумят, спорят, туда ли они едут. Я и вмешался. Спрашиваю: куда вам? Говорят: в лагерь «Ромашка», платформа Рыбушки. Я им: правильно едете. Успокоились немного. А потом: а вы откуда знаете? Я им: есть, мол, у меня там один знакомый. Кто – не говорю. Они спрашивают: а Копытина не знаете? Я задумался и говорю: слышать – слышал, а чтоб знать – не знаю.

– Ну и нахал же ты, Васька.

– Не перебивай. Слушай. Тут они мне такое выдают, что я только ахнул. Ты, оказывается, над детьми издеваешься. Тебе, значит, платят премии с каждого заморенного тренировками. И вообще ты чуть ли не агент мирового империализма. Много наговорили всякого. Я даже начинал сомневаться, знал ли я тебя раньше, уж так они тебя расписали во всех подробностях. И решил я беду от тебя отвести, поступить, как Сусанин. Они дорогу-то не знали. Я их и завел в такую глушь, что чуть сам не заблудился. Даже испугался. Выбрались мы из какого-то болота, слышим крики и свист. Подходим – твой лагерь. Они меня побить хотели. Ей-богу! Особенно эта, в шляпе. Да я не дался.

Жора хохотал, так уморительно Васька изобразил всю троицу.

– Спасибо, спасибо тебе, Василий. Не ожидал от тебя такого подвига.

– Хороша благодарность – взял и оскорбил. Что же я – не могу быть героем?

– Можешь, конечно.

– Ну а куда же делись эти агрессоры?

– Да все уладилось. Спасибо Терентьеву. Вот мужик отличный. Все умеет.

– Рад, рад за тебя. Жаль, что праздник не удалось посмотреть. Но вижу, в общем дело ты здесь поставил…

– Наташа! Приехала! – Жора сорвался, как спринтер на звук стартового пистолета.

Васька Спиридонов, хоть и знал хорошо своего друга, но такой прыти не ожидал. Обернувшись, он увидел Копытина рядом с высокой загорелой девушкой в цветастом ситцевом платье. Они шли по дорожке в его сторону. Шаг у нее был легкий, пружинящий. «Спортсменка, ничего не скажешь», – подумал Васька.

– Наташа, это Василий Спиридонов, друг детства и коллега, – произнес Копытин.

Девушка смотрела приветливо. Светлые волосы ее были зачесаны назад и свободной волной падали на плечи. Наташа и Васька пожали руки.

– Очень приятно, – сказал Спиридонов. Ему и в самом деле было приятно. Сам-то он никогда не набрался бы смелости познакомиться с такой девушкой.

А Копытин уже пустился в расспросы:

– Ну как ты выступила? Успешно?.. Поздравляю. Жалко, без букета, – Жора развел руками. – Не ожидал тебя сегодня. Очень здорово, что приехала.

– Все в порядке, – ответила Наташа. – А что новенького у тебя?

– О, Копытин отличился, – заговорил Васька. – Такой праздник организовал. Чуть бы раньше вам приехать…

– Правда, хорошо? А ты боялся.

– Я и сейчас боюсь, потому что на горизонте вижу Булочкиных. Как бы они нас не засекли. Так и есть. Идут сюда. Теперь не скроешься.

– Ну я-то определенно скроюсь, – сказал Васька и нахально ринулся через кусты. – Разыщу вас потом, когда Булочкины исчезнут.

– Что он испугался так?

– Потом расскажу…

Александр Маркелович и Мария Ефимовна уже свернули к их скамейке. Мария Ефимовна, видимо опасаясь, что Жора уйдет, издалека замахала рукой с сумочкой:

– Георгий Николаевич, подождите, мы к вам.

Дороги к отступлению не было. Жора приготовился встретить противника с открытым забралом. Лицо его приняло сосредоточенное выражение, по лбу пробежали легкие морщинки. Но оказалось, что Булочкины пришли с миром.

– Георгий Николаевич, вы уж извините нас, – начала Мария Ефимовна, смущенно улыбаясь, отчего веснушки запрыгали по ее лицу, как живые. – Мы с Александром Маркеловичем поторопились сделать выводы, а теперь видим – напрасно. Костеньке здесь хорошо. И кажется, авторитетом пользуется у ребят… В общем, погорячились мы. Виноваты. Ну, бывает, знаете. Все-таки родной сын. Вы на нас не в обиде?

Еще несколько минут назад даже упоминание имени Булочкиных могло вызвать у Жоры взрыв раздражения. Но сейчас, после такого непредвиденного хода, он растерялся.

– Что вы, что вы, конечно, не в обиде. Вот и Наталья Сергеевна может подтвердить, она у нас тренер по плаванью.

При чем тут Наталья Сергеевна, никто не понял, но все жали поочередно друг другу руки, и получилось так в этой путанице, что Мария Ефимовна пожала руку Александру Маркеловичу, а Жора – Наташе.

Жора смутился и, чтобы как-то разрядить неловкость, брякнул ни с того ни с сего:

– А у нас, между прочим, много грибов появилось. Ребята даже белые находили.

– Может, нам пойти всем вместе? – предложил Александр Маркелович, вытирая вспотевшую голову носовым платком. – В лесу, наверное, не так жарко.

– У меня еще есть кое-какие дела. Не знаю, может, Наталья Сергеевна выберет часок?

Говоря так, Жора надеялся, что Наташа придумает отговорку, чтобы им хоть несколько минут побыть вдвоем, но Наташа неожиданно согласилась.

– Идемте, я вам покажу, чем богат наш лес.

Копытин понимал, что сглупил, уступив Наташу Булочкиным, и мысленно ругал себя: «Сам виноват! Кто тебя за язык тянул? Дипломатию развел: может, у Натальи Сергеевны найдется часок… Тьфу, пижон несчастный!»

Но идти на попятный было уже нельзя. Пришлось проводить Наташу с оживленной супружеской парой до ворот.

Жора постоял еще некоторое время – смотрел вслед Наташе. Она шла с краю, чуть приотстав от Булочкиных, и, когда лесная тень вот-вот должна была вобрать в себя фигуры людей, подняла над головой левую руку и помахала. Потом Наташа пошла вперед, обгоняя спутников. «Значит, она знала, что я не ушел, чувствовала!» – думал Копытин, улыбаясь.

Наташа шла впереди, раздвигая густые ветки кустарника. Ей действительно хотелось побродить по лесу. Лес всегда успокаивал. Сегодня у нее не очень удачный заплыв, и настроение было не из лучших, но Жору расстраивать своими огорчениями она не хотела.

– А я сыроежку нашла! – воскликнула Мария Ефимовна. – Большая и без червей. Смотрите! – Мария Ефимовна подняла над головой сыроежку с большой красно-лиловой шляпкой.

– Осторожно, не раздави, – Александр Маркелович пригнулся и с ловкостью фокусника извлек почти из-под ноги Марии Ефимовны вторую сыроежку, правда поменьше. – Тут еще должны быть. Надо поискать.

Мария Ефимовна положила сыроежки в прозрачный поливиниловый мешок. Начало сбору грибов было положено. Но больше ничего так и не нашли.

– Поздновато мы собрались по грибы, – подвел итоги Александр Маркелович. – Тут уж до нас были целые армии грибников. А вы как считаете, Наталья…

– Можно просто Наташа. Я тоже так считаю. Ну а вдруг повезет?

Наташа рассеянно смотрела под ноги, изредка нагибаясь, чтобы сорвать запоздавшую земляничнику. Спокойствие леса завораживало. Стрекот кузнечиков сливался в одну непрерывную мелодию. Высоко в кронах сосен и берез перекликались птицы. С шумом падала шишка, продираясь сквозь ветки, и гулко ударялась о землю. Сорочьи крики будто призывали: «Слушайте! Слушайте!»

– Как здесь чудесно! – сказала Мария Ефимовна. – Почему мы так редко бываем на природе, Саша?

Александр Маркелович кивнул, продолжая оглядывать траву под ногами.

– Саша, ты почему не отвечаешь?

– Да я же ответил. Я кивнул.

– Ну я-то не смотрела на тебя. А что означает твой кивок?

– Что я с тобой согласен.

– В чем?

– Ну, в том, о чем ты говорила.

– О чем же я говорила?

– Что надо было пораньше сюда прийти.

– Это говорил ты, а не я. Я говорила совсем о другом. Вечно ты не слушаешь и соглашаешься. – Мария Ефимовна махнула рукой и рассмеялась. – Вот и поговори с ним. Может, я допускаю промахи в Костином воспитании, но помощник-то у меня какой? – Мария Ефимовна, указывая на Александра Маркеловича, призывала себе в союзники Наташу. – Кроме своей бухгалтерии, ни о чем и знать не хочет. Даже домой приносит бумаги, подсчитывает что-то. А если не с ними сидит, то в телевизор уткнется – и все.

– Машенька, не преувеличивай. Уж так меня расписала. А кто задачи помогал Косте решать?

– И распустил его. Ведь все разрешал делать.

– А вы за строгость в воспитании? – спросила Наташа.

– Я за то, чтобы дети слушались родителей.

– Ну а если родители не правы, что тогда?

– Родители всегда хотят добра своим детям, значит – правы.

– Вы знаете, Мария Ефимовна, мне кажется, главное в воспитании – доброта. Добротой всего можно достигнуть. Многие великие люди так считали.

– Наташенька, да ведь мы добрые. Нам ничего для Кости не жалко. А получается…

– Да, в общем-то, получается не так плохо, – сказала Наташа. – Костя у вас славный мальчишка. Только вы о своей доброте забыли, когда он чуть вышел из-под вашей опеки, стал самостоятельнее, увлекся спортом. Вы извините, что я так говорю, но я тоже Костю немножко узнала. О родителях можно судить по их детям, не всегда, конечно, но в большинстве случаев. Поэтому, когда я услышала о вашей жалобе, даже сначала не поверила. А вы знаете, как Георгий Николаевич переживал… Для него все ребята – как собственные дети. Удивительно, откуда это у молодого человека взялось. Призвание?

– Замечательно, когда человек работает по призванию, – Мария Ефимовна вздохнула.

– Девушки, девушки, скорее сюда!

Наташа и Мария Ефимовна пошли на голос и обнаружили бухгалтера в зарослях малины.

– Ягод-то сколько! Жалко, некуда положить, – Александр Маркелович похлопал себя по бокам, даже полез в нагрудный карман пиджака, но извлек оттуда всего-навсего расческу. Повертел ее в руке, провел пару раз по волоскам, паутинкой взлетавшим над ушами, и убрал обратно.

Мария Ефимовна тоже не обнаружила у себя в сумочке ничего подходящего. Оставалось одно: с куста – в рот.

– Ладно, будем есть. В малине, говорят, много витаминов, – заметил Александр Маркелович. – А вообще-то у меня была газетка. Можно кулек свернуть, – и он вновь принялся обыскивать свои карманы. – А, вот она…

Наташа и Мария Ефимовна накинулись на малину.

– Странно, – сказала Булочкина, – что до этого малинника никто не добрался.

– Рядом с дорогой, – проговорила Наташа, – никому и в голову не приходит, что здесь еще что-нибудь осталось.

– Верно, – согласилась Мария Ефимовна. – Как только Саша догадался? Слышишь, Саша, я тебя спрашиваю.

Булочкин не отозвался.

– Саша!

Не последовало никакого ответа.

– Саша, ты где?

– На золотом дне, – послышалось из кустов.

– Как заговорил! Я и не знала, что ты так любишь малину. Открытие! Видите, Наташа, как с возрастом меняются вкусы. Раньше для него лучшим лакомством была вобла. – И Мария Ефимовна, настроившись на шутливый лад, спросила: – Что ж ты еще теперь любишь?

– Черный хлеб.

– Как вам это нравится? – повернулась Булочкина к Наташе. – Вот сегодня утром: хоть и торопились, а я ему, чтоб повкуснее, посытнее было, свиную отбивную поджарила, а он… Что ты нам еще скажешь?

– Еще? Спокойной ночи, малыши.

– Как ты смеешь!.. – вскипела Мария Ефимовна и кинулась к мужу.

Следом поспешила Наташа.

Они увидели Александра Маркеловича, стоящего возле кустов, усыпанных красными ягодами, но малина не привлекала его: в руках у Булочкина была программа «Говорит и показывает Москва».

– Да, Машенька, «Черный хлеб», – повторил он, – в девятнадцать сорок пять по второй программе.

– А я-то думала… – произнесла Мария Ефимовна.

Она взглянула на Наташу, и обе рассмеялись.

– Александр Маркелович, – сказала Наташа, – я тоже просматривала программу и не видела никакого «Черного хлеба». Сегодня два футбольных матча и какая-то старая кинокомедия.

– Ну как же, Наташа, вот, пожалуйста, черным по белому напечатано – «Черный хлеб». И никакого футбола. Хоккей еще будет.

– Все ясно. Где ты взял программу? – Мария Ефимовна успевала срывать ягоды, пригоршнями класть их в рот.

– На стиральной машине. Сверху.

– Сегодня я как раз приготовила там газеты для ремонта. Так что у тебя в руке программа трехлетней давности. Да к тому же и зимняя…

– Машенька, ты гений! А я не обратил внимания на месяц. Подумать только – январь! Числа-то совпадают. Воскресенье. Чудеса!

Александр Маркелович зашуршал газетой, убирая ее в карман.

– Не понимаю, – сказала Мария Ефимовна, – ведь сколько у человека благодарностей за работу! И премии получает! А работа его точность любит: так важно, чтоб все до копейки сошлось. И у него – отлично. А пришел домой – ну словно Рассеянный с улицы Бассейной. Хорошо хоть вместо шляпы не надевает на голову сковородку. Наверное, потому, что на кухне почти не бывает.

Александр Маркелович тем временем, видимо, спрятался куда-то от смущения, поняв, что речь о нем зашла надолго. Во всяком случае, Булочкина нигде поблизости не было видно.

И вдруг с противоположной стороны зарослей, оттуда, где малинник уже кончался, переходя в не менее густые дебри крапивы и бузины, усыпанной красными гроздьями, раздался слабый, но достаточно четкий вскрик.

Женщины замерли.

– Слышали? – промолвила Булочкина. – По– моему, это он.

А из зарослей опять донеслось:

– Маша, Маша!.. Ой, что это? Надо же!.. – в восклицаниях Александра Маркеловича были одновременно и испуг и удивление.

– Сашенька!.. Где ты? – Мария Ефимовна бросилась на выручку супругу, но среди первых невысоких кустиков обнаружить его не удалось. – Сашенька, ты упал?.. Ты сломал ногу?.. Где ты, Саша?

– Здесь я!.. Ой, что же это такое!

– Больно, Сашенька?.. Больно?.. Я сейчас!.. – Мария Ефимовна продиралась сквозь кусты, как танк, устремившийся в атаку.

Наташа тоже кинулась за ней. Что же там приключилось с Александром Маркеловичем?

– Боже мой! – послышался голос Марии Ефимовны. – Наташа!

– Бегу, бегу!

– Ничего, ничего. Не бегите. Мы вас дождемся, – голос Александра Маркеловича звучал спокойнее.

«А он молодец, – мелькнуло в голове у Наташи. – Не скулит». Она перевела дух, но тут же услышала:

Саша, ножку осторожнее. Повредишь.

«Он-то молодец, а вот жена его могла бы так не сюсюкать. У взрослого мужчины – ножка! Небось лапища сорок пятого размера. Да может, и перелома никакого нет. Подвернул ногу, растянул сухожилия – мало ли что…»

Наташа раздвинула заросли и остановилась как вкопанная.

Под маленькой березкой, у старого полусгнившего пня, стоял огромный гриб. Вернее, это был не просто гриб, а какой-то гриб-богатырь. И не шляпка его венчала (язык бы не повернулся так сказать), а нечто мощное, крепкое – боевой шлем и только.

Возле гриба прямо на траве сидели зачарованные Булочкины.

– Что же это?! – повторял Александр Маркелович. Лицо у него было какое-то изменившееся, покрасневшее, к лысине прилип листочек, но Александр Маркелович не ощущал его.

– Боже мой! – отзывалась Булочкина на восклицания супруга.

– Неужели белый?! – подскочила к ним Наташа. Даже глазам не верилось. Ну и гриб!

Александр Маркелович любовно похлопал его у основания.

– Не повреди ножку, – сдерживала мужа Мария Ефимовна.

– Предел мечтаний! – восхищенно проговорила Наташа.

Тугой, ядреный гриб несли к лагерю по очереди.

Хоть и тяжел он был, но каждому хотелось подержать в руках такой трофей.

– Будете сушить? – спросила по дороге Наташа.

– Нет, – произнесла Мария Ефимовна. Глаза ее возбужденно блестели.

– Пожарите?

– Нет.

– Замаринуем, – ответил за жену Александр Маркелович.

– Нет! Нет и нет! – сверкнула глазами Мария Ефимовна.

– Неужели в суп? – упавшим голосом спросил Александр Маркелович. – Я люблю грибы в маринаде.

– И люби, – отрезала Мария Ефимовна.

– Что же вы с ним сделаете? – поинтересовалась Наташа.

– Подарим Георгию Николаевичу, – и Мария Ефимовна подняла гриб кверху, словно хрустальный кубок.

– Что?.. – опешил было Булочкин, но тут же кинулся пожимать супруге руку. – Машенька!.. Умница ты моя! Это будет наш приз. От родителей.

– Победителю – от побежденных родителей, – выразительно сказала Мария Ефимовна. Она уже заранее начала чувствовать торжественность наступающего момента.

– От родителей-союзников, – поправила ее Наташа.

– Правильно! – воскликнул Александр Маркелович. – Разрешите пожать и вашу руку, Наташа.

– Ну что вы! Я-то здесь ни при чем.

– Как так ни при чем? Ведь вы и Георгий Николаевич… это… одним словом…

Александр Маркелович окончательно бы запутался, но на выручку ему подоспела Мария Ефимовна.

– Вот и лагерь, – сказала она. – Пришли. Саша, держи гриб. Ты будешь вручать. Я боюсь: говорят, у Георгия Николаевича рукопожатие очень крепкое.

* * *

Неля Синицына обожала своего отца. Дома он появлялся редко – между рейсами. И сразу в квартире становилось тесно, словно вся она наполнялась людьми. Ходил капитан Синицын не спеша, чуть раскачиваясь. «Папка, – говорила Неля (она всегда его так называла – папка), – после палубы здесь все такое маленькое, да?» «Ничего, в тесноте – не в обиде», – отвечал отец.

В пионерский лагерь он за все время приехал в первый раз. Синицын привез с собой два огромных астраханских арбуза.

– На весь отряд, – сказал он. – Справитесь?

– Постараемся, – ответила счастливая Неля.

Она не отходила ни на шаг от отца. Глаза ее сияли. Она все время держалась за его руку, словно маленькая. Ей хотелось кричать на весь лагерь: «Знаете, ко мне приехал папка!» Хотелось, чтобы каждый подошел и посмотрел на ее отца.

Капитан Синицын был человек общительный, и к тому времени, когда в «Ромашке» начался спортивный праздник, он уже со многими успел познакомиться. Пока шли соревнования, он сидел с Нелей неподалеку от Копытина и нет-нет да поглядывал на физрука: парень с открытым лицом и крепким рукопожатием ему нравился. Будучи человеком очень сильным, капитан обычно даже стеснялся этого своего качества. В Копытине он почувствовал равного. К тому же ему нравилось, как физрук волновался и переживал за свою команду.

– Вы, наверное, его любите? – спросил Синицын у дочери и кивнул на Копытина.

– Очень. Он у нас такой заводной. И нас все время заводит. Кричит: «Догоняйте, догоняйте…»

В свою очередь капитан Синицын сразу же привлек к себе ребят. Большой, красивый, загорелый, улыбающийся человек, он принес с собой аромат дальних странствий и водной стихии. Не было ни одного пионера, который не пожелал бы взглянуть на Нелиного отца. Девочка хотела побыть с отцом одна, но то и дело перед ними возникали стайки ребят, которые в упор рассматривали капитана.

Слышалось:

– Он по всем морям и рекам плавал…

– Да ему никакой шторм не страшен!

– Силища!

– Ну да – вон арбузы-то тяжеленные, а он на одном пальчике в авоське, как пушинку…

– Он и Копытина может запросто…

Неля и капитан не знали, куда им спрятаться. Восторженные взгляды подстерегали их везде.

У Жоры спрашивали:

– Георгий Николаевич, а сколько капитан Синицын одной рукой может выжать?..

– Он борьбой занимается?..

– А боксом?..

– А ядро толкает?

И Жоре пришла в голову такая мысль: что, если устроить встречу капитана Синицына с ребятами? Пусть он сам немного расскажет о себе и о спорте.

Синицын, выслушав Жору, развел руками:

– Знаете, Георгий Николаевич, я ведь специально спортом не занимался.

– Не может быть! – вырвалось у Копытина. – И штангу никогда не толкали?

– Нет. – И, заметив, что Жора огорчился, добавил: – Вообще-то я со спортом всегда дружил. Мальчишкой играл в футбол, подтягивался на перекладине, любил плавание.

– А сейчас?

– Больше всего люблю лыжи. Зимой каждое воскресенье – в лес. Но ни в каких секциях, к сожалению, не состоял. Так что извините. Лучше в другой раз как-нибудь расскажу ребятам о любопытных случаях во время плавания. Идет?

Для Жоры это был удар под ложечку.

– Как же так, – растерянно бормотал он. – Я ведь уже объявил. Народ собрался, ждет.

Неожиданно выручил Вадим:

– А что, если выступить мне?

Жора с недоверием посмотрел на старшего вожатого.

– Не удивляйтесь, Георгий Николаевич. К тому же сейчас важно начать, не сорвать мероприятия. А там, может, еще кто-нибудь выступит. Из родителей.

Как ни досадно было Жоре расстаться с мыслью о выступлении капитана, приходилось принять предложение Вадима.

Через несколько минут Копытин стоял на эстраде и открывал вечер:

– Вы все ждете капитана Синицына…

Зрители одобряюще захлопали.

– Он поговорит с вами, но… в следующий раз. Расскажет о плаваниях.

Огорченное «у-у-у» пронеслось эхом по рядам.

– А сейчас выступит человек, которого вы, ребята, хорошо знаете. А потом, наверное, и другие взрослые захотят поделиться своими воспоминаниями о спорте. Слово нашему старшему вожатому, – и Копытин жестом пригласил Вадима.

Зрители от неожиданности затихли. Вадим вышел на сцену, на секунду поднял глаза к небу и затем хорошо поставленным голосом начал свои воспоминания:

– Было это давно. Как и любой мальчишка, хотел я быть сильным и ловким. А сила мне нужна была не просто сама по себе, а чтобы дать отпор Кубачу. Учился с нами такой пацан. Он был старше всех: сидел в первых классах по два года. У него даже усы пробивались.

Этот Кубач бил нас нещадно. Но потихоньку. Чтобы учителя не узнали. Где-нибудь в туалете на переменке под ребро кулаком двинет, а то и по уху даст. Ну а кто пытался оказать сопротивление, того поджидал после уроков на улице. И если жертва не успевала улизнуть, избивал в кровь. Спасенья не было. Объединяться против него не имело смысла – вокруг Кубача всегда увивалось два-три подхалима, готовых прийти ему на подмогу.

Как раз в это время появилось объявление на стене: производится набор в секцию самбо. Я уговорил кое-кого из ребят, и мы отправились записываться. Прошло несколько месяцев, я так увлекся борьбой, что готов был благодарить Кубача – ведь из-за него я стал заниматься самбо.

И вот я уже еду на первые в моей жизни официальные или полуофициальные, точно не помню, соревнования. Помню только, что должен был бороться с Гришей Гульбацким за право участия в городском первенстве среди ребят нашего возраста. Волновался, конечно. Соперник был у меня грозный. Мускулистый, быстрый, подвижный. К тому же и заниматься он начал раньше меня, лучше освоил приемы. Я мог надеяться только на чудо, но сдаваться без боя тоже не хотел. Вот с такими чувствами и настроением я сел в троллейбус.

Народу было битком. Меня сразу притиснули к кассе. С трудом высвободил я руку с зажатыми в кулаке четырьмя копейками и бросил монеты в кассу. Монеты провалились в глубь ящика.

«Тебе один билет или два?» – спросил меня тощий дядька. От его коричневого портфеля шел шоколадно-конфетный дух.

«Один», – ответил я.

Дядька оторвал два билета. Один взял себе, другой дал мне.

Я сказал «спасибо» и глянул по привычке на номер билета. Вот это да! 473347! Счастливый билет. Ну а что нужно делать со счастливым билетом?

Вадим задал риторический вопрос. Он не ожидал на него ответа. Но ребята хором откликнулись:

– Съесть!

Старший вожатый слегка улыбнулся и качнул головой:

– Так я и сделал. Положил билет в рот и начал не спеша жевать, как резинку жевательную. А желание у меня уже было задумано: выиграть сегодняшнюю встречу.

Пока я жевал, троллейбус затормозил на остановке. Часть пассажиров высыпала наружу, но зато еще больше втиснулось внутрь. Проходить вперед я не стал. Здесь, за кассой, было уютнее. Троллейбус пошел дальше. В это время пассажиры вдруг нервно зашевелились. Сердце у меня упало, когда я услышал шершавый негромкий голос:

«Прошу предъявить проездные документы и билеты».

В животе нехорошо так засвербило, коленки задрожали, и стало не то жарко, не то холодно. Я хотел быстренько оторвать еще один билет, у меня были еще четыре копейки. Но руки не слушались, как чужие. Во сне так бывает… Пока я достал три копейки и одну, контролер подошел вплотную. Это была женщина сурового вида.

«Твой билет, мальчик».

«Я… брал», – говорю.

«Ну покажи, покажи».

«Потерял».

«Заплати рубль штрафа и другой раз не обманывай».

«Но я брал же!»

Тут на мою защиту встал дядька с портфелем:

«Я сам ему отрывал билет. Покажи, мальчик».

Ну а показывать-то мне, как вы знаете, нечего. От страха я проглотил остатки билета, когда услышал голос контролерши. Что делать?

«Я его потерял», – говорю.

Человек с портфелем обратился к окружающим пассажирам:

«Товарищи, подтвердите, что мальчик брал билет».

Но окружающие только пожимали плечами или же отворачивались.

«Ну что ж, мальчик, придется идти в милицию, – сказала контролерша и схватила меня за плечо. – На следующей остановке выйдем».

Человек с портфелем пытался ее убедить. Он даже покраснел от возмущения.

«Ну, пусть другие не видели, – говорит, – но я-то сам билет отрывал. Мальчик опустил деньги, а я оторвал билет и дал ему. Может быть, он валяется у него под ногами…»

Ну а контролерша уже на него взъелась:

«Не морочьте голову, гражданин. Сердобольный нашелся».

И потянула меня за собой. Я упирался, да куда там…»

Вывалились мы из троллейбуса. Мужчина с коричневым портфелем тоже вышел. А на противоположной стороне стояли голубые машины с красной полосой. Там было отделение милиции.

«Не пойду в милицию. Мне надо во Дворец пионеров», – сказал я твердо.

Мужчина вытащил из кармана кошелек, из кошелька – металлический рубль и протянул контролерше:

«Возьмите и отпустите мальчика».

Контролерша со злостью протянула мужчине штрафной талончик, а рубль сунула в сумочку.

«Вот так вы и воспитываете хулиганов», – проворчала она и отвернулась от нас.

А с мужчиной мы познакомились и подружились. Он меня проводил до Дворца пионеров и угостил плиткой шоколада. У него действительно в портфеле были шоколадки. Он был проездом в Москве и купил много разных гостинцев для своих ребят.