Текст книги "Паноптикус (СИ)"

Автор книги: Олег Шкуропацкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

   Как только Людцов вошёл, автоматически включилось освещение, монотонно загудели лампы.

  – Да будет свет – весело сказал кибернетик, прикрывая глаза ладонью. В помещении оказалось гораздо светлее чем в прилегающем к нему коридоре. С непривычки Людцов ослеп.

   Он инстинктивно попятился и наткнулся задом на высокую, сетчатую тележку. Тележка негромко откатилась на маленьких резиновых колёсиках. В конце отрезка пути она стукнулась о ножку металлического стола. В мёртвой тишине прозвучал сухой, краткий звук.

   Людцов огляделся. В помещении прозекторской царил чистый белый цвет и слабо, по-изуверски пахло медикаментами. Белыми были пол, потолок, стены. Шесть металлических столов, расположенных в два ряда, блестели нержавеющей поверхностью. Они выглядели как новенькие. Вдоль стен располагались стеклянные шкафы в человеческий рост, внутри которых, прекрасно видимые, неприятно отсвечивали медицинские инструменты. Всё помещение как бы лоснилось чистотой и стерильностью, но это только на первый взгляд. Если хорошенько присмотреться, то внимательный глаз мог заметить и опрокинутую в другом конце помещения тележку, и раскиданные на полу сплющенные пластиковые пакеты для хранения крови, и стеклянные осколки какой-то разбитой ёмкости, и женщину в лабораторном халате, которая забилась в угол между шкафом и керамической раковиной умывальника.

   Женщина сидела прямо на полу, выпростав длинные голые ноги. Правая рука её была посажена на цепь: с помощью наручников она была прикована к ножке стационарного оборудования. Что можно было сказать об этой женщине: её загнали в угол, её затравили, но, несмотря на это, она сохраняла привлекательность, она оставалась красивой, вызывающе красивой для своего положения. А может быть красивой именно благодаря ему – кто знает. На свои тридцать пять женщина выглядела супер. Белый, лабораторный халат был надет явно на голое тело.

   У сидящей красотки были короткие, чёрные волосы и чрезвычайно бледное, по-лошадиному удлинённое лицо, на котором бесцеремонно зияли глаза, очень большие и очень выразительные из-за тёмных кругов вокруг них. На её скуле краснела заживающая полоска ссадины, верхняя губа немного припухла. Женщина выглядела сильной и обессиленной одновременно. Было понятно, что в таком положении, будучи посаженной на цепь, она провела ни день-ни два. Бесспорно, она обессилила, но то что женщина до сих пор не потеряла присутствия духа казалось также очевидным. Она таяла на глазах, но продолжала настаивать на своём. Это можно было принять за героизм или за обыкновенное женское упрямство, каждый выбирал свою версию происходящего, но в любом случае это заслуживало уважения. Уважения и пристального полового интереса. Даже не желая того, женщина умела обратить на себя внимание. Эта двусмысленность состояния, одновременная твёрдость и беспомощность, придавали ей особенный шарм. Она казалась необыкновенно привлекательной благодаря своему положению – положение жертвы ей импонировало, было ей очень к лицу. Чем более над кралей измывались, тем более желанной она становилась. В данный момент Ирина Скрински, а это была именно она, являла собой образчик необычайной, сексуальной притягательности – идеальный предмет для мужского вожделения. Вне всяких сомнений, в таком виде она сильно возбуждала Людцова. Не осознавая того, женщина держала руку на пульсе его пениса. Гонористая, молодая бабёнка, которую припёрли к стенке, что может быть сексуальнее – разве игра не стоила свеч?

   Владислав нагнулся и бережно потрогал её коротко остриженные волосы. От головы Ирины до сих пор пахло простеньким, детским шампунем. До сих пор, хотя, когда в последний раз она мылась, чёрт его знает, должно быть – в другой жизни. Людцов нагнулся ещё ближе, почти вплотную, и глубоко вдохнул запах женщины. Кончиком носа он едва чиркнул гладь её щеки. О Боже, как он любил подобные моменты, его пах налился свинцом. В этом запахе было много всего, все чудеса женского пола витали в этом запахе. Если женщину долго не мыть, она начинала источать целый букет родовых ароматов. Это было слабенькое, едва уловимое зловоние, душок разложения, но для Людцова в нём заключалась суть вожделения, густопсинный экстракт похоти. Здесь тебе и затхлость подмышек, и сладковатая прелость, которая скапливалась между грудей, и острая вонь, словно подгнившей вагины. Всё это Владислав уловил единым вдохом, его сердце учащённо затрепыхалось. Эта немытая, стервозная самочка сводила его с ума. Она была укутана своими запахами, словно толстым ватным одеялом. Людцову хотелось только одного: залезть к ней под это одеяло и впиться в горячие мощи своей жертвы.

  – Привет, дорогуша. – еле слышно произнёс он. Говорил Людцов считай одними губами, почти касаясь ушной раковины пленницы.

   Краля не подавала признаков жизни. То ли не слышала, то ли делала вид, что не слышит, то ли давно издохла. Владислав отщелкнул наручники и в это время Ирина со всего размаха попыталась залепить ему пощёчину левой рукой. Хорошая была бы пощёчина, увесистая, но Людцов, словно ожидая подобного подвоха, ловко и своевременно перехватил руку женщины. В первую секунду сильная и жилистая, рука Ирины быстро обмякла. Скоро она превратилась в беспозвоночное нечто, кибернетик держал её, словно кусок резинового шланга. Он беззлобно рассмеялся:

  – Я так и знал. Ты в своём репертуаре. Маленькая моя девочка, ты становишься слишком предсказуемой. Это удручает, согласись. Может попробуем что-то новенькое.

   Владислав вдруг поднялся и широким жестом сгрёб Ирину на руки. Женщина совсем не сопротивлялась, она оказалась лёгкой и вялой, Людцов нёс её, словно мешок с тряпьём. Он боялся, что какая-то часть женского тела вот-вот начнёт по ходу отваливаться: рука или может правая нога, или поочерёдно начнут выпадать все рёбра, прорывая тонкую мешковину плоти – рёбрышко за рёбрышком. Пройдя в центр помещения, он осторожненько положил женщину на железный стол, на котором производили вскрытия. Наручники звякнули о металлическую поверхность. Опустив тело, Владислав с нежностью облизал женщине чёрствые потресканные губы. Ирина смотрела не него отсутствующим взглядом, как будто её это не касалось. Можно было подумать, что женщина парализована или находится под действие сильных препаратов.

  – Пошёл на хуй – вдруг произнесла Ирина низким, хрипловатым голосом. Сказанная как бы ни с того ни с сего грубость тяжело повисла в воздухе.

   Кибернетик осклабился от удовольствия. Такая Ирина ему определённо нравилась. Он буквально ползал по поверхности её плоского тела, извиваясь на нём подобно песчаной гадюке.

  – Тише, дорогая, не разговаривай, ты же знаешь – тебе нельзя. Ты слишком слабая – береги силёнки.

  – Хрен тебе – выдавила женщина в ответ.

   Людцов находил это замечательным, он опустил свою голову на халат в том месте, где у женщины находился пах. Владислав бережно прижался к нему лицом, сквозь ткань впитывая живые, насущные ароматы.

  – Ты знаешь кого я сегодня видел? – вдруг спросил Людцов, отпрянув назад от вместилища пьянящих ароматов. – Ни за что не догадаешься – Мишку Асклетина. Он почти не изменился, всё такой же майор медицинской службы – красавец и спортсмен, кажется, разряд по вольной борьбе. Правда сегодня он верещал как последний ссыкуняра. Даже странно, что взрослый мужик может так верещать.

  – Скотина – с чувством произнесла Ирина.

  – Ой, я же забыл: он, кажется, к тебе неровно дышал. Нет, ну точно неровно дышал. Ходил такой важный, раздувал перед тобой зоб, всё пытался произвести неизгладимое впечатление. Ну как произвёл? Царство ему небесное.

  – Что бы ты сдох, тварь.

  – Нет, я серьёзно, ты бы поберегла силы. Ты же знаешь как я к тебе отношусь. Ещё, не дай Бог, загнёшься, а мне без тебя никак нельзя, я к тебе уже привык, к пизде твоей сладенькой.

  – Сдохни – еле слышно прохрипела женщина.

  – Глупенькая, я ведь тебя люблю, люблю мою ненаглядную дурочку, дырочку мою ненаглядную. Куда же я без твоей вонючей писечки, без твоего скукоженного ануса – а? В том-то и дело что некуда. Я надеюсь, что и ты меня когда-нибудь полюбишь. – Людцов аккуратно раздвинул края халата и протиснул свою руку женщине между ног, – Обязательно полюбишь, так же как и я тебя – кибернетик поелозил пальцами по гнилятине раскисшей вагины, – Ух, какая ты здесь тёплая, какая мокренькая. Я как будто угодил рукою в грязь – чудо.

   Женщина затрепыхалась, выгибаясь на железном столе, словно выброшенная на берег рыба, но Людцов умело придавил её кистью свободной руки.

  – Ну что ты, Ириша, сколько можно? Я ведь знаю, что ты тоже этого хочешь. Хочешь ведь, правда? Здесь у тебя всё так и плывёт – меня не обманешь. Такую слякоть развела.

   Владислав, перестав елозить женскую промежность, извлёк свою руку обратно. Он вытянул её, словно маленького отвратительного сома. Рука была влажной и липкой, к тыльной её стороне прилип жёсткий, лобковый волосок. Кибернетик понюхал ладошку как нюхают просроченный десерт. И тут же, быстренько расстегнув ширинку, вывалил наружу, залупившийся от возбуждения, эректный пенис. У Людцова оказался слегка кривоватый член среднего размера. Сейчас он как будто трещал по швам от преизбытка желания. Кибернетик выглядел очень довольным, он любовно погладил свой пенис по головке, словно за примерное поведение. Женщина мучительно ёрзала, придавленная сверху локтем.

  – Тихо, тихо, тихо, – приговаривал Владислав, понижая голос почти до маниакального шёпота, – если бы только видела эту тварь, ну ту, которая сожрала Мишку – это было нечто.

   Неожиданно, словно намереваясь застать жертву врасплох, Людцов единым рывком взгромоздился на железный стол. Женщина вновь затрепыхалась, пытаясь вывернутся из хватки Владислава. Свободными у неё оставались только ноги, и она пробовала ими сопротивляться, намереваясь скинуть своего насильника со стола, но тщетно – физическое истощение давало о себе знать. Ирина беспомощно дёргалась своими худыми и неестественно белыми задними конечностями, уже не в состоянии изменить хода событий. Она напоминала уложенного на лопатки незадачливого борца. Людцов грубо придавил женщину, улёгшись всем телом ей между ног.

  – Ненавижу, не-на-ви-жу, нена-ви-и-и-жжжу – задыхаясь, шипела она.

   Кибернетик не обращал на её слова никакого внимания. Он действовал холодно и расчётливо, как профессионал. Насилие стало для него рефлексом. При этом он как будто отсутствовал, его лицо стало жёстким и пустым, глаза ничего не выражали. Проделывая все необходимые манипуляции, он, словно думал какую-то свою, не имеющую ничего общего с происходящим, мысль. Может он думал о смысле бытия, или пытался опровергнуть закон Гука или высчитать пресловутую квадратуру круга. Владислав находился как бы далеко отсюда, витал в эмпирических облаках, среди высоких астральных материй, и то что сейчас совершалось казалось не имело к нему никакого отношения.

  – Да, это было нечто, тебе бы понравилось. – Людцов приподнял свой зад, направляя свободной рукой непослушно выпирающий член.

   Его жопа куда-то провалилась. Женщина громко, по-коровьи замычала. Она как будто потеряла дар речи. У Ирина даже изменился голос, странным образом он уже не принадлежал ей – это был голос какой-то глухонемой. Она всё ещё продолжала дёргаться туловищем, выгибаться и корчиться под мужчиной, но с каждым новым рывком эти приступы постепенно ослабевали. Вскоре женщина вовсе иссякла, жизненные силы её покинули. Людцов начал совершать глубокие и резкие фрикции, он как будто нарочно желал сделать Ирине больно. С чавкающим звуком он бился о женщину, словно о мокрый кусок говядины.

  – Эта тварь была просто великолепна, чёрная и быстрая, как молния – прекрасный экземпляр. У твоего Мишки не было шансов. – говоря всё это, Людцов продолжал резко двигаться, грубо и с наслаждением врезаясь женщине в пах. Он как будто собирался размочалить её в кровавые лохмотья. Ирина совсем обмякла. Теперь Людцов ебал не женщину, а нечто, что превратилось под ним в какую-то расползающуюся, тестообразную субстанцию.

   Неожиданно дверное полотно тихо раздвинулось и в прозекторскую вошёл Еремей. Он нёс в руках блестящие, медицинские инструменты. Андроид остановился за несколько шагов, невозмутимо глядя на совокупляющихся людей. Трудно было сказать, имел ли он понятие относительно того что видел – скорее всего да, но его лицо при этом оставалось абсолютно непроницаемым. Он смотрел, не отрываясь, как будто решал в уме какое-то хитрое уравнение.

  – Блядь, тебе чего надо? – ожесточённо выругался Людцов. Меньше всего ему хотелось сейчас остановиться на достигнутом.

  – Уже два часа.

  – Ну и что, твою мать?

  – Время ввести пациенту питательный раствор.

  – Придёшь позже, когда я кончу.

  – Когда? – Еремей равнодушно разглядывал лицо женщины. При каждом рывке кибернетика его кидало из стороны в сторону, словно от сильного удара током. – У меня директива, через каждые десять часов я обязан...

  – Пошёл на хрен отсюда. Не видишь что ли, пациенту не до тебя. Придёшь через час – ясно.

  – Ясно. Вернусь через шестьдесят минут.

   С медицинскими причиндалами в руках Еремей глупо и невозмутимо вышел обратно. Стальная створка за ним тихо задвинулась.

  Глава 4

   Что люди знали о планете Зет Гаш тире полсотни девятнадцать перед тем как туда свалиться? Почти ничего, самый общий базовый уровень информации. Вторая планетка в системе звезды Корнелиус – доживающего свой век, компактного, нейтронного светила. Существовала ли на планете жизнь? – да, существовала. Достаточно сложные формы жизни имелись в наличии. Обитают ли на ней организмы наделённые высшим разумом, типа человеческого? – это навряд ли, до этого местная эволюция ещё не доросла, и, скорее всего, недотянет – угасающая звезда этому явно не способствовала. Разумные формы здесь просто не успеют возникнуть, а если и успеют, то в мире лишённом солнечного света они обречены быстро зачахнуть на корню. Такой гипотетический разум по сути можно считать мёртворождённым – разум, которому не повезло. Ну вот, собственно, и всё что люди знали о планете Зет Гаш тире полсотни девятнадцать. Планетоид как планетоид, ничего особенно интересного, таких скучных планеток просто пруд пруди в дальнем космосе и все они ждут своего часа.

   Пролетая мимо экипаж «Экзиса» и не подозревал какой их ожидает сюрприз. Если честно, то им ещё крупно повезло. Вы представляете если бы «Экзис» потерпел крушение не на вторую планету системы, а на первую, или, скажем, на третью. Без преувеличения это обернулось бы верной гибелью. Всё познаётся в сравнении. И первая и третья планетки совершенно не пригодны для жизни и то что «Экзис» свалился именно на вторую – необыкновенная удача. Необыкновенная удача или чей-то предусмотрительный план. Такую возможность нельзя было исключать, в простое везение верилось с трудом, счастливое стечение обстоятельств – это не про космос. Людцов не сомневался, что ZH-5019 – это хорошенькая планета, над только умно себя поставить. Поменьше предубеждений, не будьте так брезгливы по отношению к маленьким планеткам, проявите должное уважение и эти невзрачные небесные тела отплатят вам сторицей. Да, воздух слегка не пригоден для дыхания, в нём без маски долго не подышишь, но в нём хотя бы есть кислород – газ достаточно редкий для Вселенной. Да, и гравитация вполне комфортная – 0,96 от земной, в данных обстоятельствах об этом можно было только мечтать. А если учесть наличие довольно таки разнообразной флоры и фауны, то это, считай, идеальные условия для выживания пропащих в космосе людей. Хочешь не хочешь, а на ум невольно приходила мысль о том, что это крушение кто-то тщательно спланировал. Всё было разыграно как по нотам. Этот кто-то взвесил все за и против, обчислил возможные варианты и бац: звёздная авария как по заказу, не авария, а подарочек судьбы, пальчики оближешь такое удачливое во всех отношениях кораблекрушение. Удачливое то удачливое, но не во всех, в одном отношении людям всё же не пофартило. В одном, но достаточно существенном. Дело в том что планета оказалась занятой, место царей природы уже давно было не вакантным. Потерпев аварию, люди припозднились, они оказались здесь далеко не первыми пришельцами, до них местную вершину пищевой пирамиды облюбовали ксеноморфы.

   Ирина Скрински отказалась от приёма пищи. Уже два месяца она ничего не брала в рот, два месяца ни-ни. Дурёха, на что она рассчитывала – выстрел в пустоту. Трудно сказать что ею руководило, был ли это жест отчаяния, или точно просчитанный ход. Хотя насчёт точно просчитанного хода – навряд ли. В любом случае она не достигла желаемого, скорее наоборот, ослабевшая женщина стала ещё более лакомым кусочком для Людцова. В последнее время он к ней зачастил, стал злоупотреблять визитами, да и характер производимого насилия тоже коренным образом изменился. Если поначалу Людцов насиловал исключительно чтобы почувствовать свою власть над низвергнутым капитаном, так сказать, чтобы утвердится в своих шатких полномочиях, то теперь секс стал более наслаждением, компенсация подвинулась на задний план. Физиология начала превалировать над психологией. Теперь кибернетик измывался не столько для самоутверждения, сколько для того чтобы вкусить от половых радостей жизни, удовлетворить свой разыгравшийся сексуальный аппетит. С некоторых пор это превратилось в очень сложную, патологическую игру, из которой Владислав пытался извлечь максимум удовольствия, выжать всё до последней капельки. Его доминирование приняло откровенно садистский характер, и глупая голодовка Ирины сыграла ему только на руку. Кибернетик чувствовал себя на коне. Своим беспомощным состоянием Ирина как бы провоцировала насильника к активным действиям, объявляла себя подданной его разнузданного воображения. По сути Людцов нежданно-негаданно получил карт-бланш. Бессильную и непокорную, Владислав трахал её почти каждый божий день. У него не на шутку разыгралась зверская похоть. Жёсткий капитан корабля, бескомпромиссная и борзая брюнетка, красотка с властным характером, которую можно иметь во все дыры – явление достаточно редкое во Вселенной и было бы грех им не воспользоваться. Людцов, судя по всему, отдавал себе в этом отчёт и старался воспользоваться выпавшим шансом в полной мере.

   Объявив голодовку, Ирина сама пала в его потные лапы. Обессилев, она придала своему телу особенный половой привкус, от которого шалеют некоторые особи мужского пола. Она ошиблась, выбрала неверную стратегию поведения, сыграла с Людцовом в поддавки и теперь сполна пожинали плоды собственной, непродуманной политики. Но раз отказавшись от приёма пищи, Ирина уже не могла вернутся к исходной позиции, и не потому что не хотела, вовсе нет, а потому что сдуру угодила в собственную ловушку. Теперь вернутся на круги своя, было невозможно – Людцов был категорически против. Однажды поймав женщину на крючок, кибернетик более не собирался ей потакать. Дверца захлопнулась и сработал простенький, автоматический замок. Теперь кибернетик понимал что ему нужно, он вошёл во вкус. Ирина пала жертвой собственной недальновидности, она сама надоумила своего истязателя, и теперь у женщины не осталось выбора – Людцов начал морить её голодом. Он претворял свой план со знанием дела, поддерживал в Ирине жизнь настолько насколько это было необходима для его плотских нужд. С этого времени он пользовался женщиной на своё усмотрение, совокупляясь, когда ему заблагорассудится; да, он полностью ею овладел. Людцов кормил её искусственно при помощи капельниц. Он поддерживал в женщине жизнь, но не более того. Кибернетик аккуратно держал её в чёрном теле и пользовался им на грани жизни и смерти. Ирина более не могла продуктивно сопротивляться, она исхудала, обмякла духом, стала вялою, потеряла свой прежний гонор, а если иногда и говорила грубости, то это только больше распаляло желание насильника. В ней теперь трудно было узнать ту жестокосердную молодую бабёнку, которой никто не рисковал сунуть палец в рот. Но всё-таки капитан в ней ещё оставался и Людцов это прекрасно чувствовал. И надо сказать, это его устраивало, потому что насиловать просто надломленную и опустившуюся женщину было бы не так интересно – не тот кайф. Другое дело жарить опрокинутую навзничь, строптивую стерву.

   Ирина Скрински держалась как могла. Последние два месяца превратились для неё в сущий ад. Женщина всё чувствовала и понимала, полудохлая, но живая настолько, чтобы испытывать боль и отвращение. По временам она теряла сознание, выпадала прочь из реальности, превращалась в насилуемый овощ. Для неё это было славное время, лучший из возможных вариантов. Правда Людцов этому не попустительствовал, он ревниво избегал подобных ситуаций, тщательно дозируя жизненные силы женщины. Ирина жила как в тумане, смутными всполохами сознания, от чего многое из происходившего с ней казалось женщине сном. Она уже ни в чём не была уверенна, апатия пыталась её поглотить. Иногда она грезила наяву, погружаясь в неожиданно яркие и достоверные до мельчайших подробностей, детские воспоминания. Видела выплывающий из дымки свой старенький дом, гигантские деревья сада, рассеяно улыбающихся родителей: отец стоял с чёрно-белой дворнягою, а мать в клетчатом фартуке махала ей с порога. Замедленно дул ветер, очень низко и плавно гнулись травы. Вытянувшись на подоконнике, дрыхнул вконец обленившийся, флегматичный котяра. Можно было подойти и поторыгать его за жёсткие, проволочные усы. Как давно это было и как далеко от этой богом забытой планеты. Во времени не достать и не достать в пространстве. То была совсем другая жизнь в дружбе с деревьями и со всеми божьими тварями. Отец часто водил её на речку, над которой порхали сухие и ломкие стрекозы. Они хрустели, словно тонкие полупрозрачные вафли и голодные рыбы чмокали из воды толстыми, чувственными губами, привлечённые близостью десерта. Ирина отчаянно идеализировала своё детство, возвращаться из которого ой как не хотелось.

   Порой женщина приходила в себя, находясь под капельницей. Питательный раствор по прозрачным трубочкам перетекал в её пересохшее естество. Как правило, тогда она лежала на кушетке с воткнутым в вену катетером. В неё нагнетали скромную жизнь. Возле Ирины неторопливо суетился Еремей, андроид регулярно проводил осмотр своей единственной пациентки. Он тщательнейшим образом осматривал все закоулки её сдувшегося тела, заглядывая женщине в самые заповедные места – например, в зад. Её тело теперь напоминало мешок с костями, но это нисколько не отвращало от Людцова. Он продолжал с прежним азартом вожделеть и эту кожу, и эти кости. Увы, мешок с костями по-прежнему оставался симпотной бабёнкой и это не могли изменить даже самые суровые меры голодания. Ирина тяготилась своей дуплистой плотью и своим полом. С каким удовольствием она бы вырвала из себя влагалище и болотную гадюку прямой кишки. Она питала отвращение к своему печальному телу, вернее к его останкам, которые как ни в чём не бывало продолжали регулярно насиловать.

   Поначалу Ирина рьяно сопротивлялась любым попыткам искусственно её кормить, но всякий раз силы оказывались неравными. Её привязывали к креслу или обездвиживали на кушетке при помощи ремней, иной раз просто вводили лошадиную дозу успокоительного, превращая таким образом в готовый к манипуляциям, перезрелый плод. Поняв, что ей не дадут умереть, Ирина, наконец, вняла голосу рассудка и сдалась на милость победителей. Она позволяла проделывать с собой все те медицинские гадости, на которые подвязались её мучители. Теперь женщина просто лежала под капельницей, чувствуя как в неё вливается такая нерадостная жизнь. Однажды Ирина даже решила этим воспользоваться: ощутив прилив сил, она схватила неосторожно оставленный на подносе скальпель и попыталась нанести андроиду несколько ударов в шею. Получилось очень глупо: удары были произведены неумело и с детскою силой; скальпель вошёл неглубоко, оцарапав, оказавшийся достаточно плотным, кожный покров робота. Ирина даже не сумела его как следует ранить. Еремей, не обращая внимания на царапины, смотрел на своего бывшего капитана с видом холодного интереса. Он как будто изучал её под микроскопом.

  – Вы, конечно, надеялись на другой результат. – просто сказал он.

  – Чтоб ты сдох – хрипло произнесла Ирина. Она вновь чувствовала себя обессиленной, как будто пробежала несколько километров – скальпель звонко выпал из её ослабевшей лапки.

  – Я просто пытаюсь сохранить вам жизнь, согласно инструкции.

  – А если я не хочу, понимаешь, дурья башка, – не...хо...чу.

  – Понимаю, но на этот счёт у меня предусмотрены соответствующие протоколы антисуицидального характера.

  – Протоколы у него предусмотрены, идиот. А у тебя предусмотрены соответствующие протоколы антииздевательского характера?

  – Что значит издевательство в данном конкретном случае?

  – Что значит? Сексуальное и духовное насилие – вот что значит.

  – Нет. Понятия духовного насилия в моих протоколах не существует. Очевидно мои создатели посчитали его не достойным внимания.

  – Придурок.

   В целом Еремей относился к бывшему капитану очень ровно, со стороны могло даже показаться, что он её жалел. Он проявлял к женщине заботу, в которой та нуждалась, порой – даже излишнюю. Будучи равнодушной к самой себе, Ирина полностью находилась на его попечении. С некоторых пор она перестала заниматься своей гигиеной и андроид регулярно носил её в ванную комнату. Там он погружал женщину в тёплую воду и тщательно обмывал губкой. Ко всему что делал андроид Ирина оставалась безучастной. Она не выказывала никаких эмоций, неблагодарно игнорировала андроида, глядя на него, как на пустое место. Бывший капитан нарочно вела себя так, как будто все эти манипуляции над её сложной, женской оболочкой не имели к ней никакого отношения – она здесь ни при чём. Даже когда Еремей, любовно орудуя губкой, проникал в самые интимные уголки её естества, женщина оставалась невозмутимой, словно труп. Она полностью абстрагировалась от своей плоти. Если бы андроид вдруг начал грубо действовать фалоимитатором, то, наверное, Ирина и тогда бы сумела остаться полностью безучастной, позволяя безнаказанно измываться над собой, словно над мертвецом. Чтобы не делал Еремей это не имело значения – андроид заботился вхолостую. Казалось Ирина навсегда умыла руки касательно всего что имело отношение к её телу. Глубоко внутри она уже давно отдала Богу душу, так во всяком случае могло показаться постороннему наблюдателю, но так ли всё обстояло на самом деле, кто знает, женская душа – потёмки.

   Андроид содержал Ирину в полном боевом порядке. Время от времени он подбривал ей зону бикини, полировал ногти, занимался причёской. Ирина не сопротивлялась, то ли от бессилия, то ли от апатии, она молча позволяла за собой ухаживать, принимая чужую заботу как должное. Еремей на свой вкус выбрал для неё короткую стрижку, которую Людцов окрестил «девочка из Бухенвальда», хотя, надо отдать должное, она действительно Ирине шла. Раз в две недели Еремей усаживал её в кресло и тщательно подстригал успевшие отрасти волосы, приводя голову женщины в идеальное состояние. Через каждые десять дней он брил женщине ноги, подрезал ногти, делал маникюр и педикюр. Еремей было очень предупредителен, словно речь шла о несчастном инвалиде. Он буквально сдувал с Ирины пылинки, содержал её тело в чистоте, когда надо деликатно спринцуя влагалище, когда надо заглядывая в полость рта. Он оборачивался для женщины то парикмахером, то визажистом, то гинекологом, то зубным техником. Всякий раз он как будто готовил её для любовного рандеву.

   Иногда, находясь в соответствующем настроении, Ирина нисходила к общению, тогда они разговаривали, словно две лепшие подружки – андроид и тоненькая, угрюмая девица.

  – Вы, наверное, не думали, что всё так обернётся? – спросил однажды Еремей, заботливо клацая ножницами над головой бывшего капитана.

  – Ты о чём?

  – Отправляясь к звёздам, вам и на ум не приходило, что вы окажетесь в подобном положении, правда? – андроид заглянул своему клиенту в очи, – И не только вам – никому не приходило. Можно сказать – это сюрприз. На Земле вас тщательно тренировали, в течение нескольких лет вы прошли все круги ада, вас готовили ко всему, пытались предусмотреть все мыслимые и немыслимые варианты, но разве возможно было предусмотреть реакцию некоторых людей. Такого никто не мог увидеть и в страшном сне. Некоторые члены экипажа отказались играть по правилам. Вас попросту застали врасплох. Человек оказался самым страшным и непредсказуемым фактором космических путешествий. Вселенная перед ним пасует. Отчаливая к дальним мирам, вы, наверное, думали, что все члены экипажа – сплочённая горсточка единомышленников, затерянная в космосе, на которых всегда можно положиться. Но не тут-то было, при первых же трудностях вся эта конструкция рассыпалась, как карточный домик. Человек всегда остаётся человеком, и вы оказались к этому не готовы. Вы были готовы ко всему, но только не к этому, но только не к себе. Этого вы просто не брали в расчёт, подумаешь какая малость. Вы не учли саму эту возможность, беспечно смотрели на звёзды и не замечали ничего что творится у вас под носом. Вы и такие как вы откровенно сваляли дурака. Вы не к космосу оказались не готовы, вы оказались не готовы к человеку. Искали контакта с другими формами, не способные понять себе подобных, не способные разобраться в себе.

  – Твою мать, только этого не хватало... я не в том положении, чтобы выслушивать нравоучения от робота.

  – И напрасно. Взгляд постороннего, это то, что вам не хватает и всегда не хватало. Даже сейчас в вас говорит гордыня. Будь моя воля, я не пускал бы таких как вы в космос даже на порог. Если разобраться, вы и есть самое главное зло, потому что верите в свое человеческое, во вселенскую правоту людей. В этом и вас и Людцова не поколебать, вы оба антропоцентричны до мозга костей, только вы – фанатик, а Людцов – садюга, но разница между вами не велика – вы друг друга стоите.

  – Пошёл ты в жопу – своим низким голосом просто отрезала Ирина.

   Подобные разговоры между ними были редкостью, в основном всё происходило молча. Андроид молча за ней ухаживал, Ирина молча принимала его заботу. Она не была расположена к откровениям в принципе, а тем более изливать свою душу перед неодушевлённой машиной – это было не в её духе. Уже с первых дней общения Ирина поняла, что разговоры с андроидом не стоят и выеденного яйца: кибернетик давно сменил все коды доступа. Требовать или просить помощи у Еремея было бессмысленно, он просто исполнял программу, делал свою работу, правда делал очень деликатно, как любящий молодой человек, но в принципе это мало что меняло, плевать Ирина хотела на подобную, блин, заботу. Андроид был приставлен при ней цербером, он с нежностью охранял и пестовал её персональный ад.