Текст книги "Слово Говорящего [Авторский сборник] "
Автор книги: Олег Котенко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)
Каппа [1]1
Каппа – водяные духи, живут в реках и озерах; невысокие существа с панцирем, зеленой кожей и клювом; любят борьбу сумо и часто заставляют встречных драться с ними; могут убивать людей и животных, высасывая кровь через анус.
[Закрыть]стоял, широко расставив ноги и растопырив в стороны руки. Кагэро вспомнил рассказы об этих существах и о способе их питания, и это воспоминание заставило его содрогнуться. Каппа явно был преисполнен решительности.
– Ну? – скучающим голосом сказала огромная черепаха, напоминающая человека, но с клювом на морде. Кагэро увидел, что зеленая кожа и панцирь уже не поблескивают, высыхают.
– Я сражусь с тобой, уважаемый… – Кагэро лихорадочно перебирал в памяти всё те же рассказы и поглядывал на макушку каппа – там поблескивала вода. – Но прежде должен выразить тебе мое уважение.
И Кагэро согнулся в глубоком поклоне, что пробудило в груди тупую, почти забытую боль. Замерев так и чувствуя, как медленно разворачивается клубок боли, Кагэро поднял глаза. Каппа замешкался. Опустил руки и совсем по-человечески почесал затылок.
– Проклятье, – недовольно пробурчала черепаха. – На вежливость отвечаю вежливостью.
И Кагэро едва сдержался, увидев, как проливается на землю вода, которую носил каппа на макушке.
– Хитрая тварь! – завизжала черепаха, но что она может сделать без воды на макушке? Каппа бросился к воде, но не успел добежать до берега – смерть настигла его. Кагэро перевел дух и поднял с земли свою сумку. Убивать каппа мечом было бы глупо – кто знает, какой силой обладает это низкорослое существо. И так ли уязвима его кожа, как кажется.
Кагэро развернулся, чтобы продолжить путь, но не сделал ни шагу. Прямо перед ним стоял человек. Светловолосый мужчина с зелеными глазами. Кагэро никогда не видел таких людей. И такой одежды. На незнакомце была странная рубаха, чем-то похожая на ту, что носил Кагэро, только гораздо длиннее – до колен. Рубаха перехвачена красной лентой пояса, а на ногах – сандалии из мягкой и тонкой кожи. Незнакомец улыбался.
– Ощущаешь себя героем? – спросил он; голос оказался хриплым и скрипучим. И улыбка тотчас исчезла с его лица.
– Ты кто? – Кагэро на всякий случай нащупал под рубахой рукоятку меча.
– Хозяин этих земель. И хозяин этих озер. Какое ты имел право убивать моего подчиненного?
– Каппа напал первым.
– Убивший раба сам должен уйти в рабство. – Незнакомец не обратил на слова Кагэро ни малейшего внимания. – И служить хозяину до конца дней, или пока хозяин сам не решит вернуть наглецу свободу.
– Каппа напал первым! – крикнул Кагэро, чувствуя, как заползает в сердце противный холодный страх. А когда он попытался выхватить меч из-за пояса, тот рассыпался в пыль.
– Такова цена, – заключил незнакомец. – Отныне я твой хозяин. Зови меня Говорящим.
– Раб? – переспросил Кагэро. – Что такое раб? Это означает, что я принадлежу тебе? – оказывать сопротивление у него больше не было никакого желания, незнакомец силен, и сила у него неведомая и странная. – Как один человек может принадлежать другому? Он ведь не вещь?
– Ты больше не человек. – Последняя надежда Кагэро рухнула, и одновременно из глубины души рванулся ужас. И куда делась обычная самоуверенность? – Ты – раб.
Кагэро плелся вслед за Говорящим до тех пор, пока не разинула зловонную черную пасть пещера и не дохнуло холодом в лицо. Вот тогда Кагэро очнулся от полудремотного состояния и огляделся по сторонам.
Заросшие склоны, полузакрытая поваленными стволами пещера. Никакой тропинки, никаких следов человека. Будто никогда здесь никого и не было.
– Заходи, – велел Говорящий, и Кагэро пошел первым. Воля Говорящего сломила его волю, как ветер ломает молодое, неокрепшее деревцо. Хорошо, если ломает, тогда еще ствол может дать новые побеги. А вот если вырывает с корнем…
В пещере царил ледяной холод. Где-то капала вода, стекала с остроконечных пирамид сталактитов, что еще не доросли до пола. Тускло светились какие-то лишайники на стенах. Попискивали во тьме летучие мыши.
– Здесь будешь жить. – Говорящий бросил тряпку, которую извлек из своей сумы, просто на камни. – Еду… Еду заберешь у них, если сможешь.
Он кивнул в сторону грозди летучих мышей, свисавшей с потолка.
– Я не ем бабочек, – попытался возразить Кагэро, но тут же опустил глаза.
– Можешь мне поверить, эти летучие мыши едят не только бабочек. – Говорящий сделал паузу, чтобы осмотреть свод пещеры. – Иногда им везет и удается поймать пару крупных жуков. А сейчас – пойдем.
Кагэро вышел вслед за Говорящим из пещеры.
Долина, в которую странный незнакомец привел его, была со всех сторон огорожена скалами, и непонятно, как они попали внутрь. Кагэро помнил только спутанную высокую траву под ногами и пульсирующий гул в ушах. Сама долина была вытянутой и ровной, как блюдце. Рядом с пещерой сбегала со скал быстрая речка и пересекала долину, уходя в конце пути в какую-то ведомую только ей расселину.
Говорящий показал Кагэро место и вручил предмет, похожий на огромную ложку, только с деревянной ручкой.
– Выкопаешь вот такую яму. – Говорящий очертил на земле квадрат приличной величины. – И в глубину чтоб была такая, какой длины сторона. Понятно?
И Кагэро снова почувствовал, как давит на его мозг неведомая тяжесть. И вбивает в сознание кол покорности, который – он знает – очень скоро пустит корни и расцветет пышным цветом.
– Понятно…
– Работа должна быть выполнена к вечеру. Стенки должны быть ровными. Угол между дном и стенками должен быть прямым. Это значит – вот так.
Говорящий поставил одну ладонь вертикально ребром на вторую.
– Если будет что-то неправильно – не получишь еды. Это понятно?
– Понятно…
– Все, приступай.
Куда делся Говорящий, Кагэро не понял. Некоторое время он сосредоточенно вонзал в землю острие лопаты, пока туман не схлынул с его сознания.
«Что я делаю? Повинуюсь приказам неизвестно кого…»
Кагэро оперся на рукоятку лопаты и положил подбородок на руки. Надо подумать. Наверное, этот человек – колдун, раз сумел подчинить себе его волю. Может быть, пока его нет, можно убежать? Кагэро отбросил эту мысль. Бегать от колдунов – себе дороже. Из-под земли достанет, и уж тогда придется позабыть и о жизни, и о смерти.
Солнце медленно ползло по небу, укорачивались и вновь росли тени, а Кагэро стоял, опершись на лопату, и, позабыв о времени, думал.
Мысль о рабстве зрела в его мозгу и пока еще не дала никаких всходов. Все случившееся казалось ему сном. «Только так и выживают на войне, – вспомнил он давным-давно услышанные от Дзюбэя слова. – Если не верят в смерть».
Говорящий появился вместе с дуновением холодного ветерка. Чуть тронула кожу волна воздуха, Кагэро обернулся – и увидел незнакомца с зелеными глазами. Тот с сожалением посмотрел на сделанное Кагэро – чуть тронутая земля, содранный слой дерна.
– Работа не выполнена, – сказал Говорящий. – Теперь жди до следующего вечера, сегодня есть ты не будешь.
И развернулся, чтобы снова уйти в никуда, но Кагэро неожиданно даже для себя положил ладонь на плечо Говорящему.
– Стой, – Кагэро хотел произнести это твердо, но получилось нечто вроде мольбы.
– Что такое? Раб научился говорить? Гнусная тварь, ты обрела дар речи? Боги были неправы…
– Подожди, – во второй раз попросил Кагэро и заглянул Говорящему в глаза. Так, как заглядывает голодная собачонка в глаза богатому прохожему. Так, как смотрит нищий ребенок, увидев господина в шикарных лиловых шароварах и черном расшитом кимоно. Смотрит, надеясь на подачку. Кагэро закрыл глаза, внутренне собрался и выпрямил спину, но вынужден был снова согнуться и спрятать глаза. Взгляд Говорящего жег. Давил. Припечатывал к земле. В нем было столько презрения… Не высокомерности, которая смешна и нелепа, а именно превосходства, такой силы, что Кагэро ощущал себя червяком, дерзнувшим коснуться вершины Фудзи.
Такое счастье дается только раз в жизни, а после – жизнь отнимают, дабы червь не возомнил себя императором.
– Ну что, раб, будешь умолять меня о жалости?
– Нет, Говорящий… – Кагэро сжался от мучительной внутренней боли и добавил: – Сама… Говорящий-сама.
– Перестань добавлять к моему имени свои дурацкие словечки! – воскликнул Говорящий, скривив лицо. – Уж лучше зови меня господином.
Кагэро удивился тому, что Говорящий не понял, как уважительно он произнес его имя. Он вообще не понял значения… Кто же он?
– Хорошо, господин. Объясните же мне, что происходит?
– А разве рабу обязательно знать что-либо? – совершенно искренне удивился Говорящий.
– Еще вчера я был свободным и боялся разве что смерти, а когда увидел вас, что-то случилось со мной… Вы колдун?
– Колдун ли я, ты спрашиваешь? А кто дал тебе право спрашивать? Может, вчера ты и был свободным, но сейчас-то у тебя этой свободы нет.
Кагэро увидел, как нечто странное скользнуло в зеленых глазах Говорящего. Неужели он хотел вызвать его гнев? Неужели Говорящий ждал, когда Кагэро не выдержит и взорвется? Этого не может быть!
– Я – человек, – сказал Кагэро и с удовольствием заметил, что в голос возвращается прежняя твердость. – А свобода – это преходящее.
Говорящий смерил Кагэро презрительным взглядом.
– Какой же ты человек, если говоришь так? Ты самая настоящая тварь. Благодари судьбу за то, что она послала тебе меня. Иначе ты сгнил бы где-нибудь в лесу. Не вижу смысла человеку жить, если он предназначен червям. Уж лучше убить его в младенчестве.
От взгляда чистых зеленых глаз стало жутко. Кагэро сжался в комок, в груди тугим клубком зашевелился страх. Кагэро изо всех сил пытался вырвать кол покорности из своей души, но пока не удавалось. Вместо этого он ощущал – что-то давит на рассудок. Говорящий все-таки колдун…
– Кто вы? – в отчаянии протянул Кагэро, теряя всякую надежду.
– Я – твой господин. Если хочешь получить завтрак – копай, утром я проверю.
Покатилась по земле еще одна волна холодного воздуха. Кагэро показалось, что он видит Говорящего уже у скал, но через миг там не было никого.
Всю ночь Кагэро копал, и к утру на его ладонях осталась только тонкая пленочка, бывшая еще вечером кожей. Да и та еле-еле держалась на плоти. Пленочка лопалась, раны сочились сукровицей, которая засыхала и не позволяла Кагэро разжать ладонь. А когда он ее все-таки раскрывал, присохшая к стертой коже сукровица трескалась, ранила еще больше, и тогда уже шла настоящая кровь.
Когда взошло солнце, Кагэро бросил лопату. Не осталось сил. Вся деревянная ручка была покрыта грязными желто-красно-розовыми разводами. Ладони так болели, что хотелось орать во все горло и кататься по земле, вгрызаясь в нее зубами. Страшно ныла искалеченная спина.
– Это всего лишь боль, просто боль.
Возможно, из-за сильной боли Кагэро не почувствовал волны, а может, и не было ее. Говорящий сидел рядом, прямо на земле.
– Хорошая яма, – сказал он. – Но углы внизу не прямые. Что это? – он ткнул пальцем в яму. – Что это, а? Где там ровные, правильные углы? Нет, это не то, что я велел сделать. Доделывай.
– Сжалься! – вскричал со слезами на глазах Кагэро; ладони он держал перед собой так, чтобы Говорящий мог видеть их – две сплошные раны. Но того, похоже, это зрелище нисколько не трогало.
– Почему я должен жалеть тебя? – поинтересовался Говорящий. – Разве я не смогу найти себе другого раба, если ты умрешь? Смотри.
Говорящий взмахнул руками и перед ним вырос прямо в воздухе серый шар. Внутри шара клубился туман. Повинуясь рукам Говорящего, дымка разошлась в разные стороны и осела на землю, собралась вокруг его ног. Кагэро увидел тощего старика… нет, не старика, он просто выглядел как старик. На самом деле нищему было лет тридцать. Опухшие суставы, желтое лицо и белки глаз, открытый рот, в котором виднеется распухший и покрытый язвами язык. Кагэро даже забыл о собственной боли. Волна страдания хлынула с поверхности шара, захлестнула его с головой…
…он лежит у дороги. Все тело его болит и ноет так, что думаешь, скорей бы уже пришла смерть и отбросила разом всю эту грязь. Совсем рядом поселок, по дороге постоянно ходят люди, но никто не останавливается, чтобы помочь ему. Он болен, неизлечимо болен, и для него нет никакой надежды. Он просто ждет, пока придет смерть, и боль стала уже привычной. Но как же она сильна! Мимо идет молодой господин. Он не очень богат, но и не беден. Господин поворачивает голову, губы его искривляются, собираются в гримасу. Господин плюет на больного, и этот плевок подобен касанию раскаленного железа. «Подыхай, скотина, раз не смог остаться человеком», – говорит господин и идет дальше…
Кагэро посмотрел еще раз на свои ладони. Шар, созданный Говорящим, исчез, растворился в воздухе вместе с серым туманом.
– Ну что? – Говорящий улыбнулся. – Болят?
– Болят.
– И ты все еще считаешь ЭТО болью? – удивленно спросил Говорящий. – Если да, то я могу показать тебе, что такое НАСТОЯЩАЯ боль.
И Кагэро не успел крикнуть: «Нет!»
Рухнула тьма. Но ненадолго. Вскоре мрак рассеялся, и Кагэро увидел знакомые холмы, дом, деревню неподалеку. Это его дом. Кагэро подходит ближе и видит, что сквозь щели в стенах сочится серый дым.
– Помоги-ите-е!
Это Ацуко! Она внутри!
Кагэро врубается плечом в дверь, но та будто стала каменной. Не поддается. Он бьет снова и снова, но ничего, никакого результата. Кагэро отступает на шаг назад. Пламя уже гудит внутри, уже пляшут вовсю оранжевые языки над крышей. В окне – лицо Ацуко. Такого ужаса он еще не видел никогда!
– По-омо-оги-и!!!
Он закрывает уши и глаза, но это не помогает. Не исчезает ни вид горящего дома, ни лицо Ацуко, ни ее крик.
И она уже не кричит. Пламя бушует за ее спиной, а она просто стоит и смотрит.
– Возненавидь меня, пожалуйста! – умоляет Кагэро, зная, что она слышит его слова. Ацуко шепчет в ответ:
– Не могу… Не могу ненавидеть тебя… Люблю…
– Нет!!
Ее лицо исчезает в пламени, стены дома рушатся.
Пожар гаснет, рассеивается дым. Кагэро идет по черным углям. Тело. Это тело Ацуко, изуродованное огнем. Он падает рядом с ним на колени, его душат слезы. И, не выдерживая, прижимается губами к обугленному лицу.
Ее губы – живые…
О Боги!
Она сама – живая!
Черный уголь осыпается, и Ацуко предстает перед ним обнаженная и прекрасная, будто только что рожденная самой Землей. Но лицо ее холодно, и глаза – как два алмаза. Рубиновые губы кривятся в презрительной гримасе:
– Ненавижу, тварь!
Плевок в лицо.
…И этот плевок подобен касанию раскаленного железа.
– Отпусти-и!
Кагэро схватился руками за голову и принялся рвать на себе волосы, будто хотел выдрать из головы страшные видения.
– Ну вот, – сказал Говорящий. – Ты уже и забыл о своих ладонях. Хватаешься ими за голову. Наверное, это должно быть больно. Потом тебе придется отрывать присохшие к ранам волосы. Но работу ты выполнил, пусть не очень хорошо, и я дам тебе поесть. Но не думай, что эти углы забудутся. Следующую яму ты сделаешь вдвое глубже. И шире. Даю тебе день на отдых.
Говорящий сунул руку в карман и вытащил оттуда засохший кусок хлеба. Бросил на землю и исчез.
Прошло немало времени, прежде чем Кагэро успокоился. Лицо Ацуко – то бледное, то голубое, то мертвое, то ненавидящее – все так же холодило кровь, не желало уходить из мыслей, но приступ закончился. Кагэро поднял с земли корку и тут же уронил, взвыв от боли. Острые крошки не хуже стали резанули по ладоням.
– Будь ты проклят, – прошипел Кагэро. – Даже это ты превратил в пытку.
– Путь к истине проходит по спинам тех, кому не удалось, – долетел до него шепот Говорящего. Кагэро кое-как взял окаменевшую корку и зашвырнул подальше.
Кагэро лег на спину и закрыл глаза.
Солнце медленно ползло по небу, то скрываясь за тучами, то проливая на землю ушаты тепла и света. Кагэро лежал недвижимый, и любой, идущий мимо, мог бы подумать, что он мертв.
Да он и так был почти мертв. Ибо состояние, в котором он находился, нельзя было назвать жизнью. Каким-то образом Кагэро удалось разделить свое сознание, и сейчас, лежа под солнцем, он занимался тем, что изучал каждый закоулок своей души.
И ему не нравилось то, что он видел.
Говорящий не вбивал в голову Кагэро ровным счетом ничего. Он поступил мудро и просто: оказал минимальное воздействие, целью которого было заставить Кагэро поверить. Поверить в то, что Говорящий молотом бил по его сознанию. А дальше – фантазия, воображение, которое понарисовывало такого…
Кагэро принялся выбрасывать из себя всю эту грязь.
И одновременно строил щит.
Может быть, еще ненадежный, может быть, ему недоставало прочности, но основа у него имелась.
Кагэро показалось, что волна холодного воздуха пронеслась по всей земле от самого горизонта. И на горизонте же иссякла.
– Новую яму будешь копать вот на этом месте…
Говорящий показал пальцем туда, где сохла куча вырытой ночью земли. Придется засыпать первую яму.
– Не буду!
Кагэро не удосужился повернуться. И почувствовал, как ползет по спине предательский холодок, как проникает в мозг пальчик страха.
«Не верь! Не верь! Не верь!»
– Не будешь? – переспросил из-за спины Говорящий.
– Не буду.
«Не верь! Не верь! Не верь…»
Не получается…
Кагэро повернул голову и увидел Говорящего. Тот смотрел на него ясными зелеными глазами и, улыбаясь, покачивал головой, будто говорил: «Ну, парень, ничего лучше придумать не мог?»
– Я не верю… – прошептал Кагэро так тихо, что и сам едва услышал.
– Не веришь? – опять переспросил Говорящий, и тон его был… дружелюбным. – Не веришь, да?
– Не верю. – Кагэро бросило в жар, потом в холод, ему показалось, что выступивший пот замерз.
– А ты поверь.
Глаза Говорящего сделались ледяными, обманчивое тепло некошеного луга испарилось.
– Лучше поверь. Ну?
– Да… господин. – Кагэро почти явственно увидел, как скользнуло по лицу Говорящего разочарование.
Тот вздохнул и небрежно повел рукой:
– Копай.
К утру Кагэро успел привыкнуть к пронзительной боли, которая гуляла по рукам. Но это вначале по рукам, потом она переползла и на плечи, и на грудь. Добралась до самого живота, когда деревянная ручка лопаты касалась истертой чуть ли не до костей плоти. Разум устал страдать и омертвил какую-то часть самого себя. И мысли Кагэро вдруг отвернулись от боли. И боль тут же забылась, будто и не было ее никогда. А Кагэро стоял и спокойно смотрел на покрытую, будто густой краской, грязно-красными разводами ручку. И снова он копал. Подобно слепому кроту вгрызался в землю. Утром, когда вместе с ветром пришел Говорящий, яма была готова.
– Гораздо лучше, – заметил Говорящий. – Ты заслужил кусок мягкого хлеба.
Говорящий скривился от отвращения: Кагэро, по-звериному оскалившись, упал на колени и протянул руки, на которые было уже страшно смотреть, ибо они не были руками человека. Говорящий стоял и смотрел в потускневшие глаза Кагэро. Верно, ждал, пока блеснет в них разум. Не дождался, швырнул хлеб себе под ноги и ушел.
Проснувшись, Кагэро почувствовал себя странно. Разум пробуждался постепенно, такого раньше никогда не было. Волна прошла по всему телу, и она несла с собой жизнь. И боль – когда добралась до рук. Полыхнула такая боль, какую Кагэро испытал только один раз в своей жизни.
Тогда его чуть было не убили лишь потому, что надо было на кого-то свалить вину. Поиск виновного – извечное занятие людей. Найди поскорее виновного и расправься с ним по всей строгости закона – что может быть лучше и приятнее? Что еще может столь же надежно избавить мелкие душонки от обременительных мук совести?
Кагэро встал. Жаркое марево колыхалось над землей, потоки зноя вливались в это колышущееся озеро сверху. В долине не было места, где можно укрыться от палящего солнца. Кагэро пытался спрятать руки под себя, но то и дело прикасался ими к одежде, что причиняло невыносимую боль.
Сев на землю, он заплакал. Чувство, соединившее в себе и обиду, и отчаяние, и неизвестно что еще, билось внутри. Кагэро больше не чувствовал себя человеком, скорее, тварью. Хотя нет, даже животные не выполняют ничьих приказов из-за куска хлеба. Зверю нельзя приказать, его можно только убить.
И когда пришел Говорящий, а случилось это под вечер, Кагэро не смог даже поднять головы.
– Будешь копать новую яму, – как обычно, без вступлений, сказал Говорящий. – Только на этот раз задача усложняется. Я не дам тебе лопаты.
– Как?! – Кагэро показал ему ладони. Говорящий безразлично пожал плечами.
– Как хочешь. Руками, зубами.
Слезы хлынули, но не наружу, а внутрь. И затопили душу. Те остатки души, которые еще не покрылись грязью и ранами. Не понимая, что делает, Кагэро вскочил и ударил Говорящего в лицо. Головой. Ударил сильно. И очнулся, когда увидел, что Говорящий лежит на земле. Такой беззащитный… Его нос и губы были разбиты, кровь текла по подбородку.
Кагэро похолодел от ужаса. Теперь ему точно не жить. И он обреченно принялся рыть землю изуродованными руками, давясь болью.
Говорящий встал, взял Кагэро за плечо и заставил подняться. Его лицо было целым. Ни крови, ни ссадин, ничего, что было еще минуту назад. И еще – Говорящий улыбался.
Кагэро лежал в пещере. Только теперь не на той тряпке, кишащей червями, которую увидел в первый раз. Он лежал на мягкой шкуре. Руки его были обмотаны лентами ткани, а под тканью – целебная мазь.
Говорящий сидел рядом и курил длинную деревянную трубку. Он дал Кагэро право задавать вопросы.
– Зачем?
Говорящий повернул голову.
– Зачем все это было? – повторил Кагэро. – Что тебе от меня нужно?
– Мою цель ты все равно не поймешь… сейчас не поймешь.
– Почему?
– Потому что ты еще слишком глуп. Хотя… Вот, скажем, если поля выжигает засуха, что вы делаете?
– Ждем, когда пойдет дождь.
– А почему идет дождь? Ребенок рождается в результате зачатия, огонь разгорается, когда его зажигают, а почему идет дождь?
– Боги…
– Боги, – повторил Говорящий. – А кто – бог, и что это такое?
– Ты нарочно задаешь вопросы, на которые я не могу ответить.
– Конечно. Сейчас не можешь. Так вот, я скажу. Люди вообще глупы, и поэтому являются те, кто может выполнять некоторую работу за них.
– Ты?
– Я, – согласился Говорящий. – А скоро – и ты.
– Но почему?!
– Ты, наверное, ждешь, что я буду говорить о предназначении, о том, что избранный рождается раз в сто поколений? Ничего подобного. Ты силен… а я случайно наткнулся на тебя.
– Случайно?!
– Совершенно случайно, – кивнул Говорящий. Кагэро помолчал, переваривая услышанное.
– А если я не захочу? – осторожно спросил он. Слишком яркими были воспоминания.
– Тебе все равно некуда деваться. Можешь противиться, но Истина уже не обойдет тебя стороной. Выбери, что лучше: жить с малой толикой этой Истины или же получить ее полностью. – Говорящий опустил голову, словно к чему-то прислушался, и неожиданно заявил: – А ты тщеславен! Уже тебе мнится по меньшей мере императорский трон!
Кагэро отогнал прочь мысли о власти. Для Говорящего он был открытой книгой.
– Так вот, запомни, взамен ты не получишь ровным счетом ничего. Можешь стать императором или отшельником, но у тебя никогда не будет ничего, что есть у нормальных… прости, у людей.
– То есть?
– Женщины будут с радостью отдаваться тебе, но ни одна из них не полюбит тебя. Друзей у тебя не будет вовсе – люди обычно ненавидят тех, кто хоть на волос выше их. Никогда ты не дождешься ни от кого совета или помощи – ибо тебя будут считать и всезнающим, и всемогущим. Ты познаешь поклонение, но не уважение. Поклонение, вызванное страхом.
– Я не хочу… – пробормотал Кагэро.
– Поздно.
Кагэро сидел на камне и жмурился от солнца. Говорящий, превратившийся в учителя, расхаживал вокруг.
– Любую крепость легко сокрушить, если у нее нет прочного основания. Корень – это все, – говорил он. – Вот цветок. Ты можешь легко погубить его, не прикасаясь ни к стеблю, ни к листьям. Просто повредить корень.
– Зачем губить красивый цветок?
– А какая тебе от него польза?
– Он радует мой взор.
– Но ведь придет осень, и цветок все равно завянет.
– Но до этого времени он успеет разбросать семена, и на следующий год цветков будет уже десять.
Кагэро успел лишь заметить, как шевельнул бровью Говорящий и как качнулся цветок.
– Все, – заявил зеленоглазый колдун. – Этот цветок никогда не даст семян. Теперь у тебя нет причин, чтобы не уничтожать его, так? Сорви его!
Кагэро с сожалением посмотрел на желтые лепестки. «Такому ничего не стоит погубить жизнь».
– И ты всегда так? – негромко спросил Кагэро. – Если женщина призвана рожать детей, то бесплодная женщина никому не нужна и ее можно убить?
– А разве ты не убивал людей? Зачем ты их убил?
Кагэро вздрогнул. События последних дней заставили забыть его о тех троих… нет, даже четверых, которые погибли по его вине.
– Враг есть враг.
– Между вами шла война?
Кагэро пожал плечами.
Говорящий взмахнул рукой, и огромное окно распахнулось прямо перед лицом Кагэро. В этом круглом окне он увидел остатки деревни: разрушенные дома, остывшие пожарища, ветер…
– «Враги» уничтожили деревню. Они напали ночью, никого не оставили в живых, чтобы некому было продолжить войну. – Говорящий помолчал. – Ты ведь тоже возненавидел своих сородичей за то, что они сделали с тобой. И возжаждал мести. Но… теперь тебе некому мстить. Что ты чувствуешь?
– Ацуко… – прошептал Кагэро и сжал веки. – Я ненавижу тех, кто за рекой, вдвойне! За то, что отняли у меня месть, и за… за все остальное.
Окно исчезло.
– Получается, план «врагов» провалился, – невозмутимо сказал Говорящий. – Они не уничтожили корень, и теперь есть, кому продолжить войну. Хуже всего оставить корень, тогда вражда будет длиться вечно. На сегодня достаточно, ты свободен.
– На сегодня… А что будет завтра?
– Завтра будет новый день. Завтра и посмотрим.
На следующий день Говорящий пришел рано, вместе с рассветом. Он поднял Кагэро и вытолкал, сонного, к выходу из пещеры. Над скалами разгоралось розовое пламя.
– Красиво… – Кагэро как завороженный следил за сменой красок, такого рассвета он не видел еще никогда. Да по правде сказать, красоты природы мало занимали его.
Нежно-розовая краска разлилась по небу и только после этого стала постепенно густеть на востоке. Из-за горизонта вырвались оранжевые языки. Наверное, над самым краем неба занимается новый пожар, желто-оранжевый, но его Кагэро видеть не мог из-за скал. Струи пламени пронзили розовый небосвод и мгновенно потускнели. Вернее, расплылись. И уже после всего этого Кагэро увидел настоящий солнечный свет. Он вмиг затопил все небо, и вот сквозь розово-желтую пелену прорезалась синева. Вскоре небо поблекнет и станет голубым лишь к вечеру, а такой синевы в нем не будет до следующего утра.
– Ты свободен.
Кагэро опустил голову; блики света плясали в глазах и все не хотели гаснуть.
– Что?
– Можешь идти на все четыре стороны, – сказал Говорящий.
– Как? – не поверил Кагэро. – Все?
– Что все?
– А как же то, о чем ты мне говорил?
Говорящий улыбнулся. Конечно, можно было посмеяться над глупостью Кагэро, но он всего лишь снисходительно улыбнулся.
– Что же ты собирался познать – здесь, в этой безопасной долине? Там. – Он махнул рукой в сторону скал. – Только там течет жизнь, здесь время остановилось давно и уже навсегда. Здесь никогда не уходит лето и не вянет трава. Смотри, уже и следа нет от ям, которые ты копал. Земля затянула раны. Но здесь человеку жить нельзя. Я и сам боюсь этого места.
– Боишься? Что же плохого в вечном лете?
– А что в нем хорошего? Здесь ты проживаешь один и тот же день, снова и снова. Ты не состаришься, но жизнь твоя будет похожа на… болото. Попробуй сложить стихи. Солнце взойдет – и бумага, на которой ты писал, растворится в воздухе. Ты опять возьмешь листок и сочинишь те же стихи, и запишешь их, а на следующее утро все произойдет заново.
Кагэро почувствовал, как что-то сжалось в груди.
– Значит, если я не уйду прямо сейчас, то на следующее утро ты заново расскажешь мне все это… а я снова не уйду, и все будет повторяться?
– Да. Вот почему я разбудил тебя так рано. Надо мной это место пока не властно – я ЗНАЮ, как противостоять ему, но для тебя все повторится.
– А я буду знать?
– Возможно, – уклончиво ответил Говорящий. – Истина сама выбирает, кому какую часть себя открыть. А теперь уходи. Помнишь, как попал сюда?
– Нет.
– Это потому, что я вел тебя. Провел сквозь завесу застывшего времени. Но ты можешь и сам уйти.
– Как?
– Просто уходи.
– Как? – не понял Кагэро. – Просто идти?
– Нет, дуралей! Ты должен крепко держать в уме, что ХОЧЕШЬ УЙТИ. Понял? Именно уйти.
Ну конечно же, он хочет! Хочет уйти. Какие могут быть сомнения? Только вот как… Кагэро повторял себе: «Уйти… уйти…», – но ничего не менялось. А во взгляде Говорящего все более заметным становилось разочарование. И тут в Кагэро что-то сломалось. То ли надоел этот оценивающий спокойный взгляд, то ли что еще, но он вскричал:
– Ненавижу! Провались ты сквозь землю, ненавижу!
И ударил кулаком в скалу. И сердце чуть не остановилось от испуга. Не было перед ним никакой скалы, было озеро, возле которого он встретил наглого каппа, был сырой ветерок и запах травы и воды. Кагэро оглянулся и не увидел ни скал, ни Говорящего.
– Свободен… – выдохнул Кагэро. Упал на колени и зажившими уже ладонями смял тугие стебли травы. – Наконец-то свободен. – Замолчал на секунду. – И к демонам ваши Истины. Проживу и без них.
Все его естество ликовало, поэтому Кагэро не заметил, как печально вздохнул ветер в ветвях деревьев.
