Текст книги "Убитое счастье (СИ)"

Автор книги: Олег Бондарь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Глава одиннадцатая

На следующий день Игорь привез огромный букет роз. Юля растрогалась до слез.

Она знала об отношении к цветам свекрови, знала, что Игорь всегда робел, покупая их. Отрицание матери засело комплексом в его мозгу. До этого он дарил ей цветы лишь раз, на свадьбе, когда без этого нельзя было обойтись.

А в воскресенье зашел в мастерскую, где она уединялась в дождливую погоду, унюхал запах растворителя и запретил рисовать маслом. Пришлось перейти на акрил. Юля и сама чувствовала, что это неизбежно. Нанюхавшись растворителя, она потом весь день чувствовала тошноту и головную боль. В нормальном состоянии могла бы смириться, но теперь нужно думать о здоровье будущего ребенка.

Конец сентября ознаменовался нудными затяжными дождями. Игорю пришлось оставить машину и добираться на работу и обратно маршруткой. Теперь ему приходилось раньше вставать, а возвращался он гораздо позже.

Юля начала замечать, что он все чаще появляется навеселе и не могла понять причину: ожидаемая радость, или что-то его угнетает, и он при помощи спиртного пытается заглушить некую внутреннюю боль?

Спрашивать напрямую не хотелось. Кроме здоровья, ей нужно было оберегать нервную систему.

Она догадывалась, свекровь не оставляет попыток настроить Игоря против нее. Сама была свидетелем: когда муж впервые сообщил, что она беременна, прежде чем он догадался отойти, успела услышать, как свекровь занудным голосом вдалбливала сыночку, что радоваться нечему, так, как неизвестно, чьего ребенка ему придется воспитывать.

Маразм!

Можно было бы сказать – старческий маразм, но по возрасту мать Игоря никак не определялась в разряд старух. Потому и определение отыскать трудно.

Игорь относился к словам матери скептически, почти всегда делился с Юлей ее новыми предположениями, и они вдвоем смеялись над ними.

Но ведь, опять-таки, вода камень точит.

Если постоянно вдалбливать в голову одно и то же, обязательно наступит время для сомнений, которые впоследствии способны перерасти в недоверие и даже – вражду.

Что делать и как с этим бороться, Юля не знала. В какой-то миг она пустила все на самотек. Не была уверена, что поступила правильно, но ничего иного ей в голову не приходило. Переигрывать поздно, а что будет дальше, покажет время. Оно расставит все по местам, как предназначено свыше.

Но так ли, как нам того хочется?

С настойчивостью одержимой, Юля гнала подобные мысли прочь. А они, не спрашивая разрешения, влезали в голову все чаще и чаще.

Юле приснился сон.

Страшный сон.

Она проснулась, промокшая от пота и долго не могла отдышаться. Нагрянувший кошмар и в реальном мире не спешил оставлять ее.

О чем был сон, вспоминалось с трудом. В голове некоторое время еще возникали бессвязные абстрактные картинки, но вскоре и они пропали.

Кажется, что-то, связанное с ней и с ее будущим ребенком…

В комнате было темно, на противоположной стене мирно тикали старинные часы-ходики, она отыскала их во флигеле и отреставрировала.

Было очень тихо.

Юля давно уже не просыпалась посреди ночи и успела забыть давящую на мозги тишину, так пугавшую ее поначалу.

Легко, стараясь не разбудить Игоря, соскользнула с дивана, надела шлепанцы, накинула на плечи халат и вышла на кухню.

Ей очень хотелось пить. Жажда наждаком резала горло.

К чему бы?

Вечером она поленилась закрыть ролет, и сквозь маленькое окошко пробивался яркий лунный свет. Прозрачной серебряной дорожкой он под косым углом ложился на пол, упирался в стену и там, нарисовав квадратную клетушку окна, заканчивался, чуть-чуть не добравшись до потолка.

Распогодилось, вот Игорь обрадуется.

Бедняжка, без машины совсем замучился. Оно и понятно: топать до остановки, толпиться в битком набитом салоне, а вечером с города, вообще, добраться – проблема.

Не зажигая свет, открыла холодильник, там нашлась картонная коробка с апельсиновым соком. Юля открутила крышку и сделала несколько жадных глотков. Сок был холодный с приятной кислинкой, именно то, чего хотелось.

Утолив жажду, прошла в ванную. Яркий свет, привычная обстановка маленького замкнутого пространства, тихо журчащая вода успокаивали. Теплый душ полностью прогнал остатки тревожных видений, но и спать больше не хотелось.

Может, пойти в мастерскую?

Юля вышла в веранду. Здесь луне не было преград, ее призрачный голубоватый свет свободно проникал сквозь застекленные стены, превращая знакомые до мелочи предметы в нечто сказочное, нереальное.

Юля выглянула на улицу.

Тени деревьев рисовали на земле замысловатые картины, очертания которых, словно в калейдоскопе, менялись, под дуновением ветерка. Они то казались мирными и безобидными, то вдруг превращались в страшных монстров, жадно разевающих клыкастые пасти в ожидании жертвы.

В мастерскую идти перехотелось. На веранде было спокойно и уютно, но стоило представить, что нужно выйти на улицу и идти сквозь изменчивые тени, мороз пробегал по коже.

Юля опустилась в кресло и долго смотрела на большую круглую луну. Иногда ее ненадолго заслоняли ветки, как будто пытались поймать и спрятать в темный мешок, а она боролась, уворачивалась, ускользала. Временами набегала легкая, словно паутинка туча, и свет угасал, становился матовым, рассеянным.

Фантастическая игра теней, завораживала, притягивала к себе, одурманивала, как гипноз.

Сколько она так просидела, Юля не помнила. Погрузилась в некое забытье, а, может, просто вздремнула.

Очнулась от того, что затекли ноги. В последнее время такое случалось часто, когда долго не двигалась. Поначалу это пугало, но из книжек, которыми ее обильно снабдил Игорь, Юля узнала, что для беременных затекшие ноги – обычное явление, и успокоилась.

Неприятные щекотные мурашки толпой промчались по бедрам, добежали до пяток и там остановились, пощипывая или вгрызаясь в тело своими маленькими острыми зубками. Юля помассировала ноги, стало легче, но ненамного.

Нужно заставить себя подняться и немного походить. Сначала будет больно, потом все пройдет.

Она так и сделала. Сморщилась, от множества уколов, одновременно вонзившихся в кожу, постояла, опираясь рукой о стол, пока ставшие ватными и чужими ноги, не обрели чувствительность. Прошлась с одного конца веранды к другому и обратно. Вроде бы, все нормально, пришло в норму. Можно идти баиньки.

Она уже дозрела для сна. Более того, веки отяжелели, и требовалось прилагать усилия, чтобы держать глаза открытыми. Рот то и дело самопроизвольно, широко, до хруста в челюсти, раззевался для глубокого зевка.

И зачем себя мучить?

Юля совсем уже настроилась вернуться в спальню, когда во дворе раздался настороженный рык Псины.

Юля вздрогнула, ей стало не по себе. Как будто отголосок разбудившего кошмара пронесся в голове, мелькнул и исчез, не давая ни четкой картинки, ни реального образа, но оставив после себя тяжелый, угнетающий след.

Она робко выглянула в окно, но увидела все ту же замысловатую пляску теней. Ничего нового, хотя воспринималось все уже совершенно по-иному.

Что могло напугать Псину, ласкового беззаботного щенка, который и лаял то лишь в исключительных случаях, в основном, без злобы, требуя от хозяев поспешить с положенной ему едой?

А чтобы рычал…

Такое Юля слышала впервые.

Ее сердце бешено колотилось высоко в груди, казалось, где-то в районе подбородка. А рык не прекращался. Сначала тихий, ворчливый, он становился громче и звучал угрожающе.

Или испуганно?

А дальше перерос в заливистый лай.

Краешком глаза Юля заметила пятнышко, мелькнувшее на освещенном луной пятачке, оно быстро скрылась в тени, и лай уже раздавался далеко, где-то возле флигеля. Потом он повысился, перерос в скулеж и резко, как-то – сразу, оборвался, словно на полуноте.

В панике Юля со всех ног бросилась в спальню и начала тормошить спящего мужа.

– Игорь! Игорь! Проснись! Там кто-то есть, – орала шепотом, не решаясь говорить нормальным голосом.

– Что такое?

Игорь никак не мог придти в себя. Он мучительно долго, расклеивал глаза и, даже, когда поднялся, все равно ничего не соображал.

– Кто-то залез во двор. С Псиной что-то случилось…

Слезы бежали из глаз: от страха, бессилия и от того, что Игорь не желает понимать, что она от него хочет.

Наконец он очнулся, его взгляд стал осмысленным.

– Который час? – спросил.

– Какая разница? Не знаю я… – и посмотрела на часы. – Половина третьего.

– Тебе что-то приснилось?

– Не приснилось. Я уже давно не сплю. Вставай же, наконец.

Его медлительность и заторможенность выводили из себя, бесили. Ей хотелось орать, она даже готова была ударить его, чтобы он начал что-то делать. Но вместо этого просто расплакалась.

– Успокойся, миленькая. Тебе нельзя нервничать. Такое бывает, я читал в книжке…

– Что бывает? Что бывает, – повторила, захлебываясь от истерики. – Ты меня за дурочку принимаешь? Говорю тебе, кто-то залез к нам во двор!

Похоже, и сейчас Игорь ей не поверил, но, чтобы успокоить, поднялся, наконец, натянул брюки. Захватил на кухне железную кочергу, которой ворошили угли в печке, взял фонарь и пошел к выходу.

– Не зажигай свет! – шепотом попросила Юля.

Она уже немножко отошла, и недавний страх пересилил другой, за Игоря. Ей больше не хотелось, чтобы он выходил во двор и подвергал свою жизнь неизвестной опасности.

– Может, подождем до утра? – попросила.

Только Игорь сам уже был взвинчен. И, как подозревала Юля, не потому, что поверил ей, а по той причине, что его подняли среди ночи, наорали ни с того ни с сего, и едва ли не обозвали трусом.

– Сиди здесь, я сейчас, – сказал резко.

Его не приглушенный голос показался Юле очень громким.

– Игорек, – всхлипнула.

Он отодвинул задвижку и открыл дверь.

– Подожди, я с тобой! Мне одной страшно.

Юля заметалась по веранде, не нашла ничего более подходящего, чем качалка, крепко, до боли в суставах, сжала ее в руке и выбежала вслед за мужем.

На улице было тихо и прохладно. Они обошли двор, и ничего подозрительного не увидели. Несколько раз Игорь свистом звал Псину, но – безрезультатно.

– Забежал, наверное, куда-то, ему ведь тоже погулять хочется, – предполагал Игорь, только уверенности в его голосе Юля не почувствовала.

Раньше щенок строго держался двора и никуда из него не выходил.

Продолжать поиски не имело смысла. Если кто-то и забрался во двор, он, наверное, давно сбежал или затаился в темном уголке. Таких укромных уголков вокруг было предостаточно.

Когда вернулись в дом, Игорь зажег газ и поставил чайник.

– Все равно, не усну, – сказал. – Скоро на работу собираться. Тебе не будет страшно одной.

Юле было страшно, но она надеялась, что днем тревога исчезнет и все возвратиться на круги своя.

– Твоя жена, хоть и дурочка, но не паникерша.

– Да? – сделал вид, что удивился Игорь. – Если судить по сегодняшней ночи, я бы на твоем месте не спешил разбрасываться такими заявлениями.

– Ты мне не веришь?

– Верю. Только не думаю, что все настолько серьезно, чтобы терять голову. В сельской местности всегда процветали мелкие кражи. А сейчас и подавно – тянут все, что плохо лежит. Забрался к нам воришка и сам с испугу в штанишки наделал.

– А Псина? Что с Псиной случилось?

– Найдется он, не переживай.

– А если, нет?

– Все равно не переживай.

Игорь хотел улыбнуться. Улыбка получилась кривой, натянутой, и совсем не ободряла.

Глава двенадцатая

Под утро Юля таки смогла уснуть, а Игорь продолжал сидеть на веранде, выкуривая одну сигарету за другой и приканчивая только вчера открытую банку растворимого кофе.

Он был сильно встревожен. Если поначалу отнесся к словам жены легкомысленно и едва не обозвал ее истеричкой, сейчас в корне поменял свое мнение. Причиной тому стало отсутствие собаки.

Псина всегда держался дома, рядом с верандой у него была уютная конура, и щенок редко отбегал далеко от нее без крайней необходимости. Разве что сопровождая кого-то из хозяев, да и то лишь в пределах огороженной территории. За пределы двора он не выходил никогда и не стремился к этому. И еще не было случая, чтобы он не откликался на зов.

Успокаивая Юлю, Игорь уже был почти уверен, что со щенком случилось нехорошее. Теперь главное – сделать все возможное, чтобы происшествие не отразилось на жене. Ей ни в коем случае нельзя волноваться.

Лишь только начало светать, он вышел на улицу и тщательно осмотрел двор. Долго искать не пришлось. То, чего нельзя было увидеть ночью, даже при бледном утреннем свете бросалось в глаза.

Игорь ужаснулся от увиденного, а потом возблагодарил небо за то, что жены рядом нет.

Большая кровавая лужа резким пятном выделялась на устеленной пожелтевшими листьями земле, а дальше кровавая дорожка уводила в заросли густого кустарника, разросшегося на границе участка вдоль сетчатого забора.

Вытянувшееся тело щенка лежало возле забора. Оно уже окоченело.

Игорь долго смотрел на то, что осталось от домашнего любимца и что уже им не было, и так и не решился к нему притронуться. Холодная рыжая оболочка, покрытая сбившейся клоками рыжей шерстью, некогда мягкой и приятной на ощупь. Из нее ушла жизнь, а то, что осталось, вызывало мистический страх и сильную печаль.

Игорь ногой поддел негнущееся тело, перевернул его и увидел, что череп собачки почти надвое раскроен каким-то острым предметом. Наверное, топором.

Кому понадобилось убивать безобидную собачку, которая всего лишь честно исполняла свой долг?

Даже не долг, слишком высокие слова, она просто, как умела, отрабатывала харчи.

Нет, и это неправильно.

Платила благодарностью людям, приютившим ее, кормившим и любившим ее. Оберегала их покой, предупреждала о появлении нежданных гостей…

Игорь с трудом проглотил комок, застрявший в горле. Глаза саднило, словно в них попал песок.

Кто посмел забраться к ним?

Зачем?

Что ему здесь нужно?

Ясно, что не с хорошими намерениями. В гости с топором не ходят и собачек просто так не убивают.

Что же теперь делать?

Нужно спешить на работу. Как оставить Юлю одну?

Вдруг ночной визитер пожалует снова?

Вдруг он сейчас наблюдает за ним?

Увидит, что жена осталась одна…

Мысли одна страшнее другой будоражили голову. Нужно было прочесать двор, найти лазейку, через которую неведомый враг пробрался во двор. Только времени на все это не было. Он и так опаздывал. А еще нужно было похоронить Псину и убрать следы крови.

Не дай Бог, чтобы Юля ненароком их увидела…

– Солнышко, не хочешь сегодня поехать в город, прогуляться? – спросил, как бы, между прочим, упрятав глубоко в себе страх и волнение.

Но, наверное, не так далеко, как хотел.

– Ты боишься оставлять меня одну?

– Ну… – он замялся.

Игорь не привык врать и чувствовал себя не в своей тарелке.

– Ты что-то нашел? Там действительно кто-то был?

Юля выглядела намного лучше, чем ночью. Она сумела взять себя в руки и сейчас, как показалось Игорю, была спокойнее, чем он сам.

– А что с Псиной? – задала новый вопрос, так и не дождавшись ответа на предыдущий.

И сразу все сама поняла.

Плохой из него разведчик, никудышный. С таким самообладанием, не то, что в тыл врага пробираться, с родной женой разговаривать рискованно.

– Его больше нет?

Скрывать дальше не имело смысла. Зачем зря обнадеживать, а потом увиливать и придумывать нелепые объяснения?

С потухшим взором Игорь кивнул головой.

– Как он погиб?

– Кто-то разбил ему голову.

Игорь не стал уточнять, что череп собачки был раскроен надвое. Он и так сказал гораздо больше, чем хотел и, чем было нужно.

Вопреки его ожиданиям, Юля восприняла неприятную новость достойно, с полным самообладанием. Мужественнее, чем он сам.

Может, и правду говорят, что женщины черствее мужчин?

Он вспомнил, как читал где-то, что палачами в НКВД были, в основном женщины, так как у мужчин нервная система не выдерживала вида пыток, и они сходили с ума.

Неужели, правда?

Ведь с виду они – такие хрупкие, нежные. Актрисы, одним словом. А внутри, если покопаться, коварные, хитрые, жестокие.

Ну и мысли.

Игорь даже головой мотнул, чтобы отогнать наваждение. Точно крыша съезжать начинает. Вместо того чтобы радоваться, Юлиному самообладанию, выдумывает, черт знает, что.

Все объясняется гораздо проще. Проснувшийся материнский инстинкт создал своеобразный барьер, подавил неприятные эмоции, дабы уберечь здоровье будущего ребенка.

– Ты его спрятал? – голос жены дрогнул, он увидел взблеснувшие в уголках глаз слезинки, и от сердца немного отлегло.

Она так и спросила – «спрятал»?

Не похоронил, не закопал. Мягче звучало, обыденнее, не так трагично.

– Да, – ответил лаконично.

– Нужно могилку сделать. Я туда буду цветочки приносить…

– С ума сошла, зачем? – не сдержался Игорь, но Юля уже сама поняла, что сморозила глупость.

– Как думаешь, кто это мог сделать?

– Не знаю. Скорей всего, кто-то из местных. Хотели что-то потянуть со двора, а собачка подняла шум.

– Может, милицию вызвать?

– Бесполезно, – Игорь был рад, что разговор вошел в деловое русло. – Что мы им скажем: убили любимую собачку? Они нас же и оштрафуют за ложный вызов.

– Игорюнчик, если это – просто воры, то мне бояться нечего. Они ведь трусливые и сами всего боятся. Днем они сюда не придут. А ночью мы вдвоем будем сторожить, чтобы отогнать их раз и навсегда.

Игорь снова поразился практической хватке жены. Такая мысль должна была прийти в голову ему, и именно он должен был ее озвучить.

– Ты и, правда, не боишься.

– Боюсь, – призналась Юля. – Только ты за меня не беспокойся. Я буду очень осторожной. В случай чего, закроюсь в доме. Сюда-то они точно не полезут. А на крайний случай у меня кочерга есть. Сумею за себя постоять. Я ведь, страх, какая храбрая!

Она даже попробовала улыбнуться.

Весь день на работе Игорь чувствовал себя, словно на иголках. Беспокойство за жену и невозможность позвонить ей угнетали. Он хотел отпроситься раньше, но не получалось. Редактор отправил на нудное заседание в горисполком, где, вообще, пришлось выключить телефон.

А если Юле нужна помощь?

Вдруг, что-то случилось?

Нет, нельзя думать о плохом.

Мысль – материальна. Она способна притягивать негатив…

Едва дождался окончания заседания, первым выскочил в коридор, включил мобильник. Тотчас пришла «эсемеска» о пропущенном звонке.

Правда, не от Юли.

От сердца немножко отлегло. Звонила мама.

– Здравствуй, сыночек, – услышал знакомый заунывный голос, самой интонацией свидетельствующий о том, как все вокруг и везде плохо, – Я тебе звонила несколько раз, почему ты не поднимал трубку, почему у тебя выключенный телефон. Мне уже всякие мысли в голову лезут. Время сейчас, сам знаешь, какое. А у тебя – такая работа…

– Мама, я в горисполкоме на заседании… – на эту тему мать могла говорить часами, так же, как часами могла рассказывать о том, что ей не повезло с невесткой.

Сейчас выслушивать ее жалобы было некогда. И место не подходящее, и настроение не соответствует.

Мать немного помолчала. Даже через трубку, ощущалось, что – обиженно.

– Игоречек, сыночек, ты должен немедленно ко мне приехать.

– Мама, я не могу! Давай – завтра.

– Сыночек, мне очень плохо, у меня всю ночь хватало сердце, у меня давление – двести двадцать. Я так за тебя волнуюсь. Ты ведь у меня – один. Мне так горько, больно, обидно, что тебе досталась такая судьба. Видишь, как плохо, что ты меня не слушался. А теперь… Игорь, нужно, чтобы ты понял, что в жизни для тебя есть только один родной человек. Только твоя мама. Лишь она одна желает тебя добра. Все остальные только используют тебя, ищут выгоду, требуют, чтобы ты горбился, тратил собственное здоровье, чтобы ублажать их низкие прихоти…

– Мама, потом поговорим, мне – некогда.

– Сыночек, – голос мамы стал строже. – Я сегодня весь день не выходила из дома. У меня все болит. Мне очень плохо. Мне некому купить лекарства, продукты…

– Какие нужны лекарства? – Игорь достал блокнот, – Я буду ехать домой, завезу.

– Игорь, ты не должен обманываться. У тебя может быть только один дом. Тот дом, в котором живет твоя мама. Это твое гнездо, все остальное, Игорек, это – блеф, мыльный пузырь. Оно чужое для тебя. Так, как и те люди, которые говорят, что ты для них дорог, а на самом деле, случись что, переступят через тебя и не обернутся… Ты должен бы и сам это понимать. Но ты еще совсем ребенок и взгляды на жизнь у тебя детские. Ты ничего не видишь, смотришь на мир сквозь розовые очки и не можешь распознать недоброжелателя, даже если он находится рядом с тобой. Но в этом я сама виновата. Я всю жизнь ограждала тебя от неприятностей, старалась, чтобы ты знал только хорошее в жизни. И, теперь я поняла, что переусердствовала. Мне теперь нужно исправить свою ошибку. Я должна тебя переубедить, переучить, направить на истинный путь. Иначе тебе будет очень трудно в жизни. Если меня не станет, ты пропадешь, не выживешь в этом кошмарном мире, где каждый желает тебе только зла…

– Мамочка, я все понял. Мне некогда. Скажи название лекарств.

– Сыночек, ты ведь должен знать, что для матери главное лекарство – видеть рядом с собой родное дитя…

– Все, извини, меня зовут. Вечером заскочу.

Игорь не стал дожидаться очередного монолога и поспешно отключил телефон.

И сразу он запиликал снова.

Пришедшее сообщение уведомляло, что пока он слушал маму, звонила Юля. Игорь тотчас набрал ее номер, но в ответ лишь уныло звучали долгие гудки…

Мать не выглядела больной. Такая, как всегда. Сухощавая, с нервно сжатыми тонкими губами, неопределенного цвета редкими волосами и в знакомом с детства неопрятном цветастом халате.

Правда, была она не одна. Едва Игорь вошел, из кухни показалась большая, грузная тетка, раньше Игорь ее не видел, торопливо поздоровалась и, распространяя вокруг себя непривычный запах, наверное, какой-то парфюмерии, спешно покинула квартиру.

– Кто это? – поинтересовался Игорь.

– Зинаида Ивановна. Хорошая женщина, мы с ней в церкви познакомились. Она теперь меня проведывает, помогает. Давление измерила. Вот, лекарства принесла, хлебушка купила. Есть еще хорошие люди. Когда родные дети отворачиваются от родителей и не желают их знать…

– Мама, извини, я очень спешу. Я купил тебе покушать, завтра утром перед работой заеду.

– Ты хочешь совсем меня обидеть? – возмутилась мать. – Никуда ты не пойдешь. Мы выпьем чаю, и нам с тобой нужно серьезно поговорить.

– Мамочка, но я, действительно, не могу, – растерялся Игорь.

Он всегда чувствовал робость перед родительницей и не умел ей возражать. Ее влияние на него было настолько сильным, что рядом с ней он и в самом деле чувствовал себя маленьким, неопытным ребенком, которому ничего нельзя делать без маминой подсказки.

А ему уже тридцать пять. Более чем солидный возраст для того, чтобы ощущать себя самостоятельным и независимым.

– Сядь! – приказала мать, указала на табуретку в кухне, и Игорь сразу же подчинился.

Приготовленный матерью чай был жидким несладким и невкусным. Впрочем, таким, как всегда, просто он успел отвыкнуть от домашнего угощения.

– Грустно мне, сынок, ты совсем забыл про родную мать, поменял на какую-то, шлендру…

– Мама! – Игорь не сдержался и повысил голос.

– Что, мама? Это ты – слепой, затуманила тебе мозги и водит вокруг пальца. Я своими глазами видела, как она целовалась на улице с тем мужчиной. Бесстыжая, при всем честном народе! Никакого понятия о морали, правилах приличия. Я уже молчу о верности мужу. Какая семья, такая и дочка. Папа алкоголик, мама, вообще, непонятно, кто. Тоже, наверное, в молодости гулящей была. Как говорится, яблочко от яблони…

– Мама, я не хочу это слушать!

– Конечно, не хочешь. Правда приятной не бывает. А кто тебе, кроме матери, глаза разует. Так что, сыночек, придется выслушать и сделать выводы. Скажи мне, ты уверен, что она беременна от тебя?

Мать демонстративно не желала называть Юлю по имени. Считала, что она недостойна того. Упоминая невестку, всегда употребляла, какой-то из эпитетов, чаще всего – неприятный и оскорбительный.

– Уверен! – сказал Игорь.

– В том твоя и беда, что ты слишком доверчивый. Я ее, гадость такую, сразу раскусила. Сначала она обкрутила тебе голову, чтобы получить городскую прописку. А потом, когда поняла, что, пока я жива, квартира ей не достанется, вообще украла у меня сына. И все только для того, чтобы нагадить мне, чтобы сделать мне больно.

Мать всхлипнула. Скорей всего, притворно, а, может, и в самом деле довела себя до такого состояния. Но, как бы там, ни было, Игорю все равно стало не по себе. А мать демонстративно открыла холодильник, достала оттуда пузырек, накапала себе в стакан, разбавила водой и выпила.

– Игорь, я долго думала и пришла к выводу. Вам нужно расстаться, пока не поздно, пока она не родила тебе ублюдка и не связала алиментами. Ты – парень молодой, видный, найдешь себе хорошую жену, которая будет скромной, послушной и будет уважать твою мать.

– Мама, что ты такое говоришь? Я не хочу разводиться!

– Я понимаю, что это сложный и ответственный шаг. Но ничего страшного и необычного нет. Посмотри, сколько людей разводится, и живут потом нормальной жизнью. И не забывай, что тебе еще предстоит выполнять семейный долг. Дети должны ухаживать за пожилыми родителями, помогать им. Они обязаны им жизнью. А от твоей я стакана воды не дождусь, не говоря уже о другой помощи…

– Мама, а тебе не кажется, что пора смириться и пересмотреть свои взгляды?

– Не смей мне перечить! – выкрикнула мать, но, сразу же, взяла себя в руки. Отхлебнула чая. – Я хочу только добра для тебя. А ты этого не ценишь! Конечно, мать – слабая женщина, в возрасте, больная, ею можно помыкать, как хочешь. Не такого я ожидала, когда растила тебя!

– Мама, ты ведь ходишь в церковь… Мы с Юлей повенчаны. А это, если ты помнишь, означает «…и в горе, и в радости…»

– Церковь тоже ошибается! – отрубила мать. – Но Бог все видит, и то, как ты относишься к родной матери.

Продолжать разговор было бессмысленно и бесполезно. Игорь поднялся и направился к двери.

– Ой! Игорь, мне плохо! Не уходи! – она схватилась за сердце.

Игорь достал из кармана упаковку валидола, бросил на стол перед ней.

– Положи под язык, поможет, – сказал он и поспешил к выходу, пока мать еще что-то не придумала.