Текст книги "Чума (СИ)"

Автор книги: Олег Мушинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Ангелы постапокалипсиса: Чума

Пролог

Осень. Птицы потянулись на юг. Ну и мы с Факелом вылетели следом за ними, как телохранители одной особо важной птицы. Факел – это мой друг и напарник, но кроме того он – полноправный брат инквизиции, да и я к ней бессрочно прикомандирован. Это я к тому, что вообще-то у инквизиции есть своя отдельная служба защиты. В ней служат крепкие ребята с пистолетами и дубинками, которые обучены противостоять любой угрозе.

Но эти, видите ли, там слишком быстро погибают!

«Там» – это город Севастополь в Крыму, далеко за линией фронта. Впрочем, линия фронта на этой войне пролегала только с нашей стороны. Нечисть не утруждала себя такими условностями. А, быть может, и вовсе о них не знала.

Инквизиторы полагали, будто бы там у себя в аду демонические твари вели кочевой образ жизни и у них попросту отсутствовали сами понятия границ, своей и чужой территории, и тому подобного. Могли бы, конечно, у нас научиться, но, видать, пока линия фронта большей частью сдвигалась в направлении наших тылов, демоны не видели особого смысла перенимать людской опыт.

С другой стороны, нам это в итоге вышло в плюс. Демоны не зачищали захваченную территорию, а ведь далеко не все жители успели с нее эвакуироваться. Особенно когда всё только начиналось и вообще непонятно было, а куда бежать-то и есть ли в том хоть какой-то смысл. Всё-таки конец света. Кто ж тогда знал, что с концом света всё только начиналось.

Как следствие, в глубоком тылу противника жили, а местами даже не тужили, весьма крупные анклавы. Некоторые из них нечисть всё же осаждала, на другие наскакивала время от времени, а какие-то напрочь игнорировала. Севастополь, к сожалению, относился к первой категории. До недавнего времени удача сопутствовала защитникам, но недавно в городе началась эпидемия.

– Есть подозрения, что дело нечисто, – сказал нам с Факелом старший инквизитор. – Наши отправляют в Севастополь очень ценного специалиста. Присмотрите за ним, ну и разберитесь между делом, что к чему. В общем, сами на месте сориентируетесь.

Как я уже упоминал, с постановкой задачи в инквизиции всё обстояло не так чётко, как в армии. Правда, и свободы действий у инквизиторов заметно больше. С них спрашивали только за результат. Если, конечно, было в оконцовке с кого спрашивать.

Довелось нам с Факелом закрывать пару дел, где никого не осталось. Прибрали тела, составили отчет о подвиге и сдали его в спецхран вместе с расписками о неразглашении. Такая уж у них служба, что для большинства павших на посту эпитафией становилась не "вечная память", а красный штамп "совершенно секретно" с той же вечностью в качестве срока хранения. Должен сказать, что лично меня такая перспектива совершенно не привлекала.

До встречи с ценным специалистом у нас еще оставалось время, и я предложил Факелу не тратить его попусту, а навести справки в архивах. Там много чего полезного можно найти. Про большую часть я, правда, рассказывать не имею права, но когда весь этот ужас закончится и архивы рассекретят – человечество ждет много чудных открытий. В том числе и о себе самом.

Факел охотно согласился. Он вообще любил свое дело, в каждое новое задание сходу с головой погружался, а тут и я, мол, проникся службой инквизиторской. Ну да, проникся. Как прикинул, что в телохранители назначили снайпера с огнеметчиком, так сразу и проникся пониманием, что дело нечисто не только там.

Конечно, можно было допустить, что это весьма нелюбящий меня генерал Алексеев выправил мне новую командировку куда подальше с глаз долой, а Крым – это дальше некуда, южнее у России анклавов просто нет. Плюс эпидемия – однозначно карантин, то есть оттуда меня без веской причины не выпустят. А скорее всего, не выпустят и с ней. Нам ко всем неприятностям только эпидемии и не хватало! Но чувствовал я, что не так всё просто.

И ведь верно чувствовал. Наш специалист по эпидемиям был не первым, кого отправляли в Севастополь. Предыдущего, кстати, тоже инквизиция опекала. Четверо телохранителей у него было. Всех пятерых в автомобиле и взорвали. А опекать взялись, потому что тамошнего специалиста, получается предшественника предыдущего, в рабочем кабинете задушили. Он без телохранителей был, так душитель еще одного из лаборантов наладил на тот свет. Ну чтобы уж точно ни у кого сомнений не осталось, что не в вирусах с бактериями там дело.

– Разве этим не полиция должна заниматься? – проворчал я.

– Зависит от того, по какому ведомству проходит главный подозреваемый, – спокойно ответил Факел.

Я еще раз пролистал бумаги по делу. О подозреваемом там не было ни слова, однако если с предыдущим специалистом инквизиция отправила своих телохранителей, то у них были основания что-то подозревать. Впрочем, инквизиторов хлебом не корми, дай кого-нибудь заподозрить, так что это не аргумент. Придется действительно разбираться на месте. Кажется, я начал постигать логику работы инквизиции.

– Нам пора, – сказал Факел, взглянув на часы.

Они у него были позолоченные, с портретом на внутренней стороне крышки. С портрета грустно улыбалась блондинка с вьющимися волосами. Факел никогда о ней не рассказывал, но всегда смотрел на нее, когда нам предстояло особенно паршивое дело. Стало быть, тоже что-то заподозрил.

Из архива мы отправились в аэропорт. Там уже вовсю шла загрузка транспортных дирижаблей. Редко какой анклав жил на полном самообеспечении. В большинство из них регулярно ходили целые караваны. Впрочем, наш рейс был внеплановый, поэтому загружали только три транспортных дирижабля. Еще над причальной мачтой висел один боевой. Это эскорт. Боевой был вдвое меньше транспортов, зато раз в десять лучше вооружен. На борту аршинными буквами значилось название: "Посейдон" и куда-то мчались нарисованные кони.

Отправление каравана было назначено на шесть вечера, и наш подопечный прибыл минута в минуту. Я уже в нетерпении поглядывал на часы, и когда минутная стрелка завершила круг, к причальной мачте подкатил белый автомобиль. То есть, белый только сверху, нижнюю половину машины осенняя погода уже сделала темно-серой.

Из автомобиля бодро выскочил высокий мужчина в светлом мундире с красными крестами на рукавах. Раньше медики носили повязки с крестами, но теперь их нашивали прямо на форму, хотя на передовой всё еще можно было встретить санитаров с повязками. Столь же красные галуны обрамляли погоны новоприбывшего. Погоны, между прочим, были полковничьи, хотя у медиков своя иерархия. Тем не менее, я привычно вытянулся.

– Вольно, – с легкой улыбкой скомандовал новоприбывший, и отрекомендовался. – Профессор Осипов, Вадим Александрович. Надеюсь, я не опоздал?

Заметил, небось, как я на часы поглядывал. Взгляд у него вообще был внимательный, цепкий, но не злой, как у фельдфебеля, который ищет, к чему бы придраться, а, скорее, как у исследователя, который сильно ограничен во времени и оттого стремится ухватить максимум.

– Никак нет, господин профессор, – ответил я.

Факел на правах старшего проверил его документы, представил нас и предложил проследовать к причалу. У нас было предписание прибыть на "Посейдон".

– Просто Факел и Глаз? – переспросил профессор. – Ни фамилий, ни имен?

– Да, просто Факел и Глаз, – спокойно ответил мой напарник. – В нашей работе именами бросаться не резон.

Профессор кивнул, и махнул рукой водителю. Тот выскочил из-за баранки и вынул из багажника объемистый саквояж. Саквояж оказался тяжелый.

На причал его поднял водитель, а на борт пришлось заносить мне. К счастью, наш собственный груз плечи не оттягивал, да и давно уже стал привычным. Я нёс винтовку в кожаном чехле, и вещмешок с нашими пожитками. Последний, кстати, мог бы быть и потяжелее, но нам по обыкновению выдали паек на два дня. Считалось, что любая служба сочтет за честь помочь инквизиции и обеспечит на месте всем необходимым, а паек – это на крайний случай, если рядом совсем никого не окажется.

Факел навьючил на себя массивный огнемет, но с пустыми баллонами. На борту дирижабля огонь категорически не приветствовался. Хоть мы и инквизиция, но правила одни на всех и тут капитан был непреклонен: или пустые баллоны, или сдать огнемет в несгораемый сейф до прибытия на место. Факел не смог расстаться со своим сокровищем. К слову сказать, огнемет у него, в отличие от моей винтовки, был самый заурядный. Ну да хочет таскать лишний груз – его дело.

Пока мы поднимались на причал, грузовые дирижабли уже неспешно взмывали в небо. Небо хмурилось и подумывало, не пролиться ли дождем. Говорят, что дождь – добрый знак в начале путешествия. Не надумало.

"Посейдон" взлетел быстро и, легко догнав транспорты, занял место во главе каравана, но значительно ниже. В небе дирижаблям угрожали разве что горгульи, а тем, если, конечно, тварей будет не слишком много, транспорты и сами могли дать отпор. Основные проблемы ходили по земле.

Профессору, как особо важной птице, выделили на борту отдельную каюту. Я бы скорее сказал: конуру. Узкая койка, тумбочка – она же столик – под иллюминатором, да немного свободного пространства, в котором Факел со своим огнеметом попросту не развернулся бы. Впрочем, нас туда и не пригласили. Профессор надел очки и сразу углубился в свои бумаги, попросив, чтобы его не беспокоили. Наши отношения он урегулировал одной фразой:

– Я буду делать свое дело, а вы делайте свое.

Факел нашел закуток неподалеку, из которого можно было наблюдать за входом в профессорскую каюту, не мешая при этом экипажу, и прочно обосновался там. Вряд ли нашему подопечному что-то угрожало на борту "Посейдона", но дело есть дело, да и заняться всё равно было больше толком не чем.

В плане размещения нам с Факелом досталась пара гамаков в кубрике. Тоже получилось в как бы отдельном закутке, отделенном от общего пространства толстой медной трубой. В трубе постоянно шуршал воздух, и мне казалось, будто там бегали крысы. Не самое приятное соседство. Да и машинным маслом попахивало. А до Севастополя нам предстояло лететь порядка 1700 километров, если строго по прямой. В общем, посмотрел я на всё это, и напросился на этот рейс стрелком-наблюдателем.

Такой стрелок размещался в полуоткрытом гнезде снаружи корпуса, вёл наблюдение, ну и стрелял, если было нужно. Разумеется, прославленный снайпер, кем считался ваш покорный слуга, идеально подходил для такой позиции, так что мою помощь охотно приняли и я тотчас заступил на пост, или, как говорят флотские – на вахту.

Под нами проплывали возделанные поля, дороги, поселки, и повсюду: движение и огни. Темнело. Литератор бы написал: смеркалось. Хотя в городах теперь столько огней, что там никогда не смеркалось. Жизнь, как говорится, била ключом. В три смены. Иначе банально не поспеть за потребностями фронта.

Тот даже в относительно спокойное время требовал постоянного снабжения. Это он назывался "линия фронта", а на самом деле там полоса шириной в несколько километров, оборудованная по всем законам фортификации, и населенная как какой-нибудь город. У солдат, конечно, есть свои производственные артели, но это так, подспорье, они даже всех своих потребностей закрыть не в состоянии, про "экспорт" я и не говорю.

Внизу замигал семафор, формируя цветными огнями пожелание:

– Счастливого пути!

"Посейдон" ответил, и вот уже под нами вражеская территория. Хотя всё та же наша земля. Да и врага пока не видно. Он, конечно, где-то там прятался, и в немалых количествах, иначе бы мы давно сдвинули фронт, но на глаза никто не показывался. Вдали темной массой вставали руины, тоже совершенно безжизненные на вид. Даже зверья не наблюдалось. Словно вымерли все, а кто не все – те в страхе попрятались. Бесы – от наших ударов, люди – от бесов, зверье – от тех и других.

Да, люди там тоже шастали, начиная от беженцев и заканчивая полноценными караванами. Не только летающими вроде нашего, а самыми что ни на есть наземными. Последние, к слову сказать, тот еще аттракцион для смертников. Нет, они доходили до цели, причем регулярно. Я лично знаю человека, который уже трижды ходил с наземным караваном и не куда-нибудь, а в Полоцк. Он даже собирался туда снова. Когда врачи приделают ему протез вместо потерянной руки. Однако редко какой караван проходил по земле без потерь, а подчас и вовсе пропадал в пути. Он для бесов – как поезд деда Мороза с подарками, и потому караваны с охраной таились еще почище табора беженцев.

Таков уж мир демонов. Страх, мгла и настороженная тишина.

Но кто-то всё же двигался между тучами. Я пригляделся, и на какой-то миг отчетливо увидел широкое перепончатое крыло.

– Движение слева, – почти шепотом доложил я в переговорную трубу. – Горгулья.

Атмосфера настороженной тишины уже захватила меня, а ведь не прошло и получаса с пересечения линии фронта.

– По левому борту, – тихо и ворчливо поправил меня голос из трубы, после чего добавил: – Вижу. Молодец.

– Рад стараться, – по уставу, но столь же тихо ответил я.

Пальцы тем временем привычно расшнуровывали чехол и вытаскивали мою прелесть – снайперскую винтовку Маузера с пятикратным прицелом Цейса. Стрелковое гнездо было уютным, но чертовски тесным. Винтовка в чехле хранилась стволом вниз, и мне пришлось поднять оружие над головой, прежде чем я смог его развернуть.

Крыло мелькнуло снова, на этот раз заметно ближе. Я взял винтовку наизготовку. На голове у меня были авиационные очки. Здешний боцман презентовал перед заступлением на пост. От обычных они отличались кожаным ремнем вместо оправы. Фактически, это была скорее повязка на глаза со стеклами, которая защищала глаза от ветра. В моем случае – всего один глаз, ибо левый мне давно вырвал демон и на нем у меня своя повязка была. Обе повязки друг другу не мешали и я мог одновременно носить и ту, и другую, но вот когда я попытался прицелиться, окуляр прицела тихонько стукнулся о стекло очков.

– Да чтоб тебя, – прошептал я, и торопливо сдвинул очки на лоб.

Горгулья была черная, с раздвоенным хвостом. Мне сразу вспомнилась Ольга Львовна из Дубровника. Мы с Факелом так ее и не нашли. А теперь и искать поздно. По времени она уже должна была быть в аду. По крайней мере, так считал Факел, а он в вопросе разбирался. Но я продолжал ее высматривать.

Это была не она. У Ольги Львовны, какой я запомнил ее в нашу последнюю встречу, хвост был зеленый, а эта тварь вся была черная как смоль. Конечно, в сумерках сложно разглядеть цвета, но переходы между ними уловить можно. Я взял тварь на прицел и доложил:

– Готов стрелять.

– А попадешь? – поинтересовался голос из трубы.

– Так точно.

– Тогда вали ее.

В тишине выстрел прозвучал как удар палкой по ушам. Горгулья дернула головой, и рухнула вниз. Других тварей поблизости не наблюдалось. Должно быть, это была разведчица. Тоже, небось, задурила голову какой-нибудь девице, обратила ее, выпихнув бедняжку в ад, а теперь сама отправилась следом. К сожалению, отправка в ад одержимого не возвращала того, кого он успел туда наладить вперёд себя.

Больше ничего примечательного за время пути не приключилось.

Глава 1

Севастополь занимал крупный выступ на юго-западе Крыма. Весь выступ. Куда ни кинь взгляд: дома, заводы, склады, да хотя бы бараки – но что-то обязательно было построено. С двух сторон город омывало море, а на севере в полуостров глубоко врезалась широкая бухта. По суше зайти в город можно было лишь с востока, где от края бухты и до южного берега протянулась мощная линия укреплений.

Причем линия там в длину всего верст двадцать, а отступать в случае чего горожанам было некуда, так уж они расстарались. Я крепости видел попроще этой линии. Никаких вам окопов, земляных валов и прочей полевой фортификации. Добрых пять километров сплошь камень, сталь и бетон, да в несколько ярусов, над которыми еще возвышались башни и красные храмы боевых братьев. По их стенам змеились черные разводы, которые обычно оставались от демонических молний. Судя по количеству разводов, иногда здесь бывало очень жарко.

Впрочем, насколько я мог видеть, следы боев нигде не доходили до последней линии укреплений.

Аэропорт располагался практически сразу за линией обороны. Взлетное поле с двумя полосами для самолетов и дюжиной причальных вышек было с трех сторон огорожено кирпичными пакгаузами, служившими одновременно и складами, и защитой. С четвертой стороны тянулся хиленький на вид заборчик, вдоль которого, впрочем, прохаживались часовые с винтовками.

"Посейдон" причалил к крайней вышке, и мне опять выпало тащить тяжелый саквояж профессора. К счастью, у этой вышки был собственный лифт, а внизу нас уже встречали. Встречавшим оказался смуглый магометанин в потертом инквизиторском плаще с полумесяцами на лацканах и с белой чалмой на голове. Его лицо было скрыто серым платком, который он, впрочем, сразу опустил, чтобы мы могли видеть с кем имеем дело.

С началом конца света все конфликты между конфессиями отошли на второй план. Слишком уж многое перешло из категории веры в категорию неоспоримых фактов. Ад, демоны, прочая нечисть, розы-ангелы… Оставалось поспорить разве что о том, как выглядел бы Господь, если бы он не был слишком занят и явился-таки на Армагеддон, однако это был не настолько принципиальный вопрос, чтобы собачиться по нему на глазах у общего врага.

Мысль же о том, будто бы Господа и вовсе не существовало, была не просто еретической, но и банально слишком ужасной, чтобы даже гипотетически допустить такую возможность. Да и не будь его, откуда бы у нас взялись ангелы?

– Меня зовут Измаил, – сообщил магометанин. – Рад вас видеть, братья.

Это он обращался сразу ко всем троим. У инквизиции все свои – братья и сестры, а не со своими разговор короткий. Кстати, мог бы по-братски и помочь с саквояжем, однако Измаил лишь тепло улыбнулся и сообщил, что ему поручено встретить нас. Факел поблагодарил его и как бы между делом заметил, что обычно у нас инквизиция гостей не встречала.

– У нас тоже, – спокойно ответил Измаил. – Но без меня вы пол дня будете пропуска получать.

Профессор, конечно, был не согласен потерять половину дня на бюрократические формальности, и помощь Измаила была немедленно принята. Первым делом магометанин вручил нам такие же серые платки, как у него. Как я успел заметить, тут такие носили многие.

– Это поможет вам защититься от болезни, – сказал Измаил.

Мы с Факелом оглянулись на профессора. Всё-таки он был нашим специалистом по этой части.

– Это, конечно, не панацея, господа, – сказал профессор. – Но лучше, чем ничего. Для серьезных случаев лучше использовать медицинские маски. У меня есть небольшой запас с собой.

– Здесь серьезный случай может подкрасться неожиданно, – ответил Измаил. – А постоянно носить маску неудобно.

– Это дело привычки, – возразил профессор, однако платок всё же взял.

Правда, сунул его в карман. Мы с Факелом, глядя на него, тоже отказываться не стали. Факел намотал платок на шею, словно шарф. Я с помощью Измаила закрутил его по всем правилам вокруг головы и стал похож на одноглазого бедуина. Эдакий пират пустыни! Мне не хватало только верблюда.

Затем мы покинули взлетное поле через боковой проход, где охрана проверила у нас документы, и зашли в здание пакгауза, где не только еще раз проверили документы, но и долго искали нас в списках. Если бы не Измаил, точно проваландались бы до вечера.

Инквизиторские плащи на здешних бюрократов не производили особого впечатления, однако у нашего нового друга оказалась копия нужного списка со всеми печатями. Сопроводив ее угрозой подать жалобу за необоснованную проволочку – жалобу на отдельной бумаге он, кстати, заготовил заранее – Измаил добился, чтобы служащие начали-таки заниматься делом. Нас сфотографировали – можно и в платке, но с открытым лицом – и, наконец, выдали пропуска с алой полосой с правого края.

Такой пропуск давал нам возможность перемещаться практически по всему Севастополю. На время эпидемии город был разбит на сектора и праздное шатание между ними категорически не приветствовалось. Настолько категорически, что, случалось, особенно подозрительных гуляк патрули расстреливали на месте. Также нас внесли в еще какие-то списки, но, по словам Измаила, они часто путались или терялись, поэтому люди путешествовали по городу исключительно по пропускам.

Наконец, с формальностями было покончено. Факел с Измаилом тотчас умчались в здешний арсенал за горючкой, а мы с профессором взяли экипаж и без приключений, но с двумя проверками пропусков, лихо домчали до Военного госпиталя. Тот располагался почти в самом центре города, отгородившись от него узорной оградой. Многочисленные деревья и кустарники создавали впечатление большого и немного запущенного сада, но на самом деле за оградой прятался целый комплекс невысоких серых зданий.

Профессору, как особо важной персоне, выделили для проживания целый флигель, примыкавший к главному корпусу, а сопровождающих лиц попытались было определить в дальний корпус, служивший казармой для обслуживающего персонала. Мол, такой тут порядок. Не удивительно, что с такими порядками двух предыдущих специалистов не уберегли. Но я тоже был не лыком шит!

– Препятствуем, значит, работе инквизиции, – задумчиво промолвил я, и смерил дородную тетку-администратора строгим взором.

Так строго, как у Факела, у меня не получилось, но в сочетании с красным иквизиторским плащом всё же сработало. Тетка стушевалась, и поспешила заверить меня, что нисколько она не препятствует, а где-то даже наоборот. Даже распорядилась перенести из казармы во флигель пару кроватей со всеми положенными постельными принадлежностями. Да, есть всё-таки в бытности инквизитором свои неоспоримые плюсы.

В итоге мы с Факелом обосновались в том же флигеле, в сенях. На мой вкус, там было немного тесновато, зато постоянно на посту. Наш подопечный – буквально за стенкой. По крайней мере, когда он был на месте. Так-то он первым делом вызвал к себе пару врачей и обошел с ними весь госпиталь. Я сопровождал его. На всякий случай.

Пациенты лежали и в палатах, и в коридорах, да так плотно, что меж ними надо было протискиваться. Профессор осматривал больных и комментировал увиденное всем сопровождающим, нередко, видимо, забывшись, обращаясь и ко мне. При этом он щедро перемежал русский язык латинскими терминами, отчего подчас казалось, будто он пытался вызвать на помощь какого древнего бога-эскулапа. Я согласно кивал профессору, ободряюще – пациентам, мол, держитесь, братцы, ваша судьба теперь в надежных руках; и к концу обхода чувствовал себя китайским болванчиком. Сильно уставшим китайским болванчиком. Даже шея слегка побаливала.

Однако отдыхать было некогда. Еще пока мы скучали в бюро пропусков Измаил поведал, что главными разносчиками болезней были не праздношатающиеся граждане, а агенты врага – зараженные мутанты и живые мертвецы, которые проникали в город и сеяли вокруг заразу, пока их не отлавливали патрули.

– А одержимые среди них были? – сразу спросил тогда Факел.

Измаил в ответ лишь пожал плечами. Сам он с таким не сталкивался, но охота на заразителей уже давно стала рутиной и патрули не докладывали о каждом уничтоженном агенте. Примерно то же самое нам поведали и врачи в госпитале, пока профессор осматривал тех, кто столкнулся с заразителями лично.

Я, едва глянув на этих бедолаг, сразу взял себе на заметку не доводить дело до ближнего боя. Собственно, мутантов вообще лучше отстреливать издалека, а вот мертвецы всегда считались никудышными бойцами. Однако, как оказалось, им достаточно разок плюнуть тебе в физиономию или забрызгать собственной кровью, и вот ты уже в госпитале, весь в соплях и струпьях по всему телу. Даже если врачи потом вылечат – что у них получалось, увы, далеко не всегда – то всё равно останешься с отметинами и барышни уж точно не полюбят рыцаря столь печального образа.

Профессору от таких рассказов незамедлительно захотелось заполучить свежий образец заразителя. Он, как водится у высокого начальства, попросту затребовал доставить себе одного-другого, однако не тут-то было! В черте города действовал закон, требовавший немедленного уничтожения любого заразителя.

О какой бы то ни было перевозке его по городу не могло быть и речи, да и главный врач, едва заслышав, что профессор хочет притащить в госпиталь такую тварь, отказал сразу и наотрез. Хотя у них тут и карантинное отделение есть, и лаборатория, оснащенная, к слову сказать, по самым современным стандартам. Это мне профессор рассказал, сам-то я в медицине не слишком разбираюсь. Но вот "нет!", и всё!

Профессор под моей охраной дошел аж до губернатора, благо его дворец был буквально в двух шагах – по местным меркам в одной проверке пропусков – от госпиталя. Губернатор тоже был в военных чинах, причем в генеральских. Два превосходительства долго спорили, но вся суть разговора свелась буквально к паре фраз:

– Сделайте исключение, – требовал профессор. – Я должен лечить больных!

– Должны – так лечите! – ответствовал на это губернатор. – За тем вы сюда и присланы. А закон у нас один для всех!

Остальные реплики были вольными переложениями этих двух. Вначале более мягкими и обходительными, в конце – более резкими и прямолинейными. Когда варианты иссякли, беседа закончилась.

– Ну и где мне взять этого заразителя? – недовольно проворчал профессор, пока мы спускались по мраморной лестнице.

Спасибо, спускались сами. К финалу беседа двух превосходительств достигала такого накала, что я всерьез опасался, что нас с нее спустят!

– Придется нам его самим добывать, господин профессор, – ответил я.

Привык уже в инквизиции к простым решениям. В армии, скорее всего, промолчал бы. Там ведь как: проявишь инициативу, тебя и назначат ответственным за результат. Здесь, впрочем, получилось так же. Профессор просиял, и, едва стемнело, мы все втроем отправились "на охоту".

По словам горожан, идеальными охотничьими угодьями для нас была бы Севастопольская бухта. Именно через нее в город просачивалась основная масса заразителей и именно на ее берегах патрули отстреливали большую их часть.

Бухта широкой полосой протянулась с запада на восток, вплоть до самой линии укреплений – или, правильнее сказать, это линия укреплений начиналась от края бухты – и вдобавок от нее в город выдавались извилистые рукава. Сам Севастополь располагался к югу от бухты. Северный берег тоже считался нашим, по нему протянулась своя линия укреплений, но та линия была, скажем так, пунктирная.

Нечисть пробила в ней солидные бреши, доходящие до самой воды. Через эти бреши заразители и проникали в бухту, а оттуда и на нашу сторону. Вообще, надо сказать, что водоплавающая нечисть – это большая редкость, даже у инквизиторов записей о ней – раз, два и обчелся; однако мутанты неплохо плавали, а нежить так и вовсе топала по дну. Мертвецам воздух не нужен.

– И где устроим засаду? – спросил профессор, когда мы прибыли на место.

Факел сразу оглянулся на меня. Мол, вот наш специалист по данному вопросу. Я быстро осмотрелся. Вдоль бухты выстроился десяток военных кораблей. В море им сейчас особо делать нечего. В этой войне флот либо поддерживал огнем наземные операции, либо охотился за кораблями, которые захватили одержимые. Ни того, ни другого сейчас в окрестностях Севастополя не просматривалось.

Позади кораблей, ближе к нам, протянулись две линии белых поплавков. Они обозначали, где под водой растянуты сети. По поверхности воды скользили лучи прожекторов, а набережную с нашей стороны освещали электрические фонари. Дома вдоль набережной стояли с закрытыми ставнями, а проулки были перекрыты заборами или баррикадами. По самой набережной туда-сюда прохаживались армейские патрули. В каждом было по два стрелка с винтовками и боец с огнеметом. Все они были в платках, закрывающих лица так, что оставались одни глаза.

– Да вот сейчас и узнаем, – ответил я.

К нам уже направлялся патруль. Старший со всем уважением – всё ж таки мы с Факелом были в инквизиторских плащах, а профессор при полковничьих погонах! – но твердо попросил предъявить пропуска. Мы предъявили, и я вкратце обрисовал солдатам задачу:

– Братцы, нам позарез нужен свежий труп заразителя. Где бы нам подстрелить такую тварь?

– Да по всему берегу, – отозвался старший, взмахом руки очертив большую часть бухты. – Сейчас стемнеет, и полезут. Как услышите выстрелы, там, значит, труп и будет. Только вы тогда поспешайте, нам приказано их сразу сжигать.

Я пообещал, что за нами не заржавеет, и патруль двинулся дальше, внимательно поглядывая в сторону водной глади.

– Я так понимаю, мы просто ждем? – спросил профессор.

– Выглядит так, – согласился Факел, после чего добавил: – И сами не зеваем.

Хотя как раз ему-то с огнеметом можно было бы и расслабиться. После него будет не образец, а шашлык. Это мне надо смотреть в оба. То есть, конечно, теперь в один, но за двоих. На всякий случай я даже снял шнуровку на чехле с винтовкой, чтобы выхватить ее в один момент, когда настанет время.

Время не наставало долго. Солнце закатилось окончательно, но сильно темнее не стало. Весь берег заливал свет фонарей, да время от времени окатывали лучи прожекторов. Их яркий свет ослеплял. Я закрывал глаз ладонью, но свет пробивался даже через нее. Очень хотелось обматерить прожекториста, но до него ж, паршивца, отсюда и не докричишься. А в воду лезть – увольте! Там под волнами черт знает что бродило. Да и по волнам плавало.

На корабле напротив нас замолотил пулемет. Я тотчас вскинул винтовку к плечу, вглядываясь в оптический прицел. По волнам бодро греб мутант. Прямо перед его мордой вздымались фонтанчики от пуль. Затем одна угодила прямиком в морду. Мутант клюнул носом в волну, да так в нее и ушел. Пулемет замолчал. Я еще какое-то время шарил прицелом по волнам, но больше ничего не заметил. Стало быть, мутант пошел на дно. Не видать нам этого образца.

Следующий кандидат в образцы выбрался из воды километрах в двух от нас. Самого его мы не увидели, а лишь услышали винтовочные выстрелы.

– Поспешим! – воскликнул профессор.

– Не успеем, господин профессор, – отозвался я. – Пока добежим – сожгут.

Словно бы подтверждая мои слова, в том же направлении ярко полыхнула струя огня.

– Но нам нужен образец!

Я бросил быстрый взгляд на часы и ответил:

– Прошел всего час, господин профессор, а уже двоих завалили. Думаю, и мы своего дождемся.

Профессор оглянулся на Факела. Тот спокойно подтвердил, что я свое дело знаю и лучше нам подождать прямо здесь. Профессор вздохнул, и согласился еще подождать. Ждать пришлось еще примерно час. Профессор то и дело демонстративно поглядывал на часы. Вдали время от времени раздавались пулеметные очереди, но это с кораблей. Затем прямо перед нами задергался поплавок ближней сети.