Текст книги "Караоке а-ля Русс (СИ)"

Автор книги: Олег Механик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

  – Быстро взяли его под мышки и домой! – Грозно сказал Дед Мороз, обращаясь к друзьям. – Только чтоб лично в руки родителям. Я проверю!

  ***

  Душа и разум возвратились в тело, только утром, когда сквозь обрывки песен, фраз и криков, роящихся в моей голове, пробился грозный голос отца.

  – А ну-ка подъём, пьянь!

  Разлепив, будто залитые клеем веки, я увидел родителей, которые сидели на стульчиках возле моей кровати, как у гроба покойного. По крайней мере, на их лицах читалась скорбь утраты. Я хотел было поднять голову, но та, словно примагнитилась к подушке, поэтому длинную лекцию о вреде алкоголизма пришлось выслушивать лёжа, уныло глядя в потолок, и почёсывая распухшее ухо. Тогда ещё мои бедные родители не могли познать всю степень тяжести утраты, поэтому поучали меня относительно спокойно, не срываясь на мат и рукоприкладство. Если бы они знали, что наряду с моральным обликом их сын потерял совесть и опозорил себя, а соответственно их на всю школу. Если бы они знали, что припрятанная к Новому Году бутылочка вина, покинула своё уютное логово и больше никогда туда не вернётся, жуткой порки было бы не миновать. Со временем большая неприятность разбилась на части, а соответственно и наказания не были такими жестокими. Словом, мне повезло, а физрук ещё долго начинал свои уроки со слов «Восток дело тонкое, Петруха!».

  10

  "...тава-арищ Сухов мимо ва-ас не пролетит и муха-а

  Тава-арищ Сухов мимо ва-ас не пролетит и муха-а..."

  К финалу песни дуэт не на шутку разошёлся. Поночка танцевал вприсядку, а Уксус пытался изобразить что-то вроде змейки из нижнего брейка. И тот и другой были ещё те танцоры, впрочем, такие же, как и певцы.

  Записанные в телефоны фразы, с точностью совпали у обеих угадывающих команд и у певцов на сцене. Счастливые, получившие рекордное количество баллов, парни спустились в зал.

  Теперь наша с Гераклом очередь. Он достаёт заскучавшую в уголке старую подружку гитару, и мы, не спеша, направляемся к сцене.

  – Чё сбацаем? – шепчет мне друг.

  – Надо подумать! – говорю я, поворачиваясь спиной к зрителям.

  Задача перед нами стоит непростая и усложняется она тем, что петь мы будем под гитару, а репертуар Геракла ограничен.

  – Может Гоп-стоп, или Зойку? – спрашивает Геракл.

  – И какая будет история?

  – Ну-у...все вспомнят лето беседку, те вечера.

  – Вова, в том то и дело, что история должна быть конкретная. Просто летние вечера в беседке не прокатят.

  – Ну, тогда я не знаю...– сдаётся Геракл.

  Я отчаянно чешу темечко, соображая какую песню можно исполнить, чтобы она была не только всем знакома, но и наводила на чёткую ассоциацию. Должно быть какое-то врезавшееся в память событие и каким-то образом связанная с ним песня. Внезапно я натыкаюсь на такое событие. И песня там была! Там звучала именно эта песня.

  – Знаешь, что, Вова? А давай сыграем «Что такое осень...» Шевчука.

  – Так она же...я её и не пел почти...

  – Зато ты можешь вспомнить, где она играла!

  Немного подумав, Геракл кивает, подтверждая, что вспомнил.

  – Но это как-то грустно.

  – А кто сказал, что история должна быть обязательно весёлой? – говорю я, осознавая, что с каждой минутой осознания приближающейся операции, веселья во мне становится всё меньше.

  – Ну давай! – криво поморщившись, будто от зубной боли, говорит Геракл. Нещадно царапая паркет, он волоком вытаскивает в центр сцены тяжёлый стул, садится и настраивает гитару. Я, тем временем, быстро забиваю в телефон заголовок этой истории.

  Весёлые аккорды проигрыша, которые Геракл, со свойственным ему куражом, начал отбрякивать на струнах, сразу ничего не сказали зрителям. Я увидел только улыбки на восторженных лицах предвкушающие очередное веселье. Но сразу же после начала куплета, улыбки сошли с лиц, как по мановению волшебной палочки.

  "Что такое осень это н-небо,

  П-л-лачущее небо под нога-ми..."

  Геракл, в свойственной ему манере, чеканит слова, чётко пропевая согласные и чуть их растягивая. Его бархатный голос мгновенно проникает в нутро, откуда тут же поднимаются, восходящие на поверхность кожи, полчища мурашек. Я бьюсь об заклад, что у всех здесь присутствующих при первых словах этой песни может появиться только эта картинка.

  ***

  Жуткая холодина. Сбивающий с ног ветер, с силой швыряет в лица холодный мокрый снег, норовя выхлестать глаза. Все те немногие, кто вынужден находиться в сером стакане двора, в такую непогоду, сжимаются и втягивают головы в плечи. В этот день все невзгоды мира решили обрушиться на стоящих небольшой кучкой людей. Ветер и снег прибивают их к мёрзлой земле, а чувство страха, вины и скорби, разрывают изнутри каждого. Только один из всех в этот момент абсолютно спокоен. Его совсем не трогает ветер. Снег, падающий на бледное лицо, не тает и остаётся лежать на нём крупинками. Муха лежит в гробу, будто живой, и мне кажется, что кончик его рта изогнулся в улыбке, будто он задумал очередную колкость, которую вот-вот выдаст. Мы все разбросаны по кругу среди немногочисленной толпы. Сегодня мы не держимся вместе, как обычно, а только кидаем друг на друга затравленные взгляды. В любой момент, на похороны могут нагрянуть люди Гармошки и тогда пиши пропало. Нет...с сегодняшнего дня Конторы больше не существует. Сегодня мы прощаемся с детством и с блатной романтикой. Теперь каждый из нас понимает, к чему могут привести эти опасные игры.

  Закутанная в серый платок Светка, стоит в стороне, будто бабуля, и я изредка бросаю на неё взгляд, пытаясь вселить поддержку в эти заплаканные красные глаза.

  Геракл стоит ближе к изголовью, и, раз от раза, что-то смахивает с лица рукавичкой. Может быть это снег, а может скупые слёзы, которых у него никто не видел с первого класса. Буратина опустил голову и пританцовывает, топая задубевшими ногами по асфальту. Где-то на задах стоят Поночка и Уксус, я не вижу, но чувствую их присутствие. Скоро я не буду видеть никого из них, но чувство, что они рядом, останется навсегда.

  Какие-то незнакомые мужики говорят навзрыд, воют незнакомые бабы. Кто-то говорит, что прощание закончено и спрашивает, кто понесёт гроб к катафалку. И тут в самый последний раз наша Контора объединяется. Сейчас все мы рядом, за исключением Светки, которая так и будет идти в стороне и больше не подойдёт ни к одному из нас.

  В момент, когда мы поднимаем гроб, глухой колодец из домов внезапно сотрясается от громкого звука.

  "Что такое осень это небо,

  Плачущее небо под нога-ми..."

  Хриплый голос солиста звучит, как страшный рок, ведь это была любимая песня Мухи. Признаюсь честно, в тот момент я чуть не уронил свой угол гроба, так как рука внезапно онемела. Это было необъяснимо. Какой-то придурок вытащил колонку в окно и врубил эту песню в этот самый момент. Я услышал, как застонала, а потом закричала в истерике Светка, видел синее лицо обалдевшего Поночки, который сам вот-вот готов был рухнуть замертво. Самое интересное, что потом мы ни разу не говорили об этом, словно хотели стереть из памяти всю эту историю.

  ***

  "О-осень в не-ебе жгу-ут кара-абли-и,

  О-осень мне-е бы-ы прочь а-ат земли-ии..."

  Я присоединился к Гераклу, и теперь мы орём хором. Точнее, ору только я, но мой неумелый вокал, словно корсет держит баритон друга.

  Как и предполагалось, в зале теперь одни хмурые лица. Я вижу налитые влагой глаза Светки и адресую свои отчаянные крики именно им.

  Может быть, эти воспоминания заставят её протрезветь и одуматься. Может она поймёт, что все эти игры Буратины плохо для нас заканчиваются;

  Может быть, он и сам сейчас откажется от своей идеи.

  Звучат последние аккорды, и Геракл ставит жирную точку, несколько раз отчаянно лупанув по струнам.

  В первый раз за вечер, я слышу, чтобы в зале стояла такая мёртвая тишина. Недолгое молчание прерывается аплодисментами. Хлопают все, кроме Буратины, который сидит с невозмутимым видом, сложив руки на груди.

  – Ну что, есть версии? – спрашиваю я, подходя к столику.

  – Это тот день? Связано с Мухой? – спрашивает Поночка.

  – Ты показывай записи, а не мямли...

  – Мы и писать ничего не стали, и так всё ясно...– Поночка машет рукой , будто отгоняет от себя дурные мысли. Его полный укоризны взгляд спрашивает «Ну зачем? Зачем сегодня про это?».

  – У меня нет версий. – говорит Буратина, пожимая плечами.

  – Я согласна с ребятами, – Светка вытирает салфеткой размазанную под глазом тушь.

  Скомкав салфетку, она бросает её на стол и мгновенно меняется в лице. Она снова улыбается, в глазах вспыхивает хищный огонь.

  – Ну что...наша очередь! – когтистая лапка ложится на плечо Буратины.

  ***

  Они выходят на сцену, и так же как все мы, шушукаются у пульта, отвернувшись от нас. Задача у них проще пареной репы. Они должны проиграть, а для этого можно спеть любую подвернувшуюся песню. Ситуацию можно просто высосать из пальца, так, чтобы уж точно ни с кем не совпало.

  Совещание длится недолго, исполнители готовы, звучит проигрыш.

  Первые аккорды этой песни сразу же погружают меня в романтическую ностальгию. Это хорошая песня, одна из моих любимых;

  Эта та песня, которую действительно нужно петь дуэтом;

  Это та песня, которую я хотел бы спеть дуэтом именно с ней.

  "Как жи-изнь без весны-ы, весна-а без грозы-ы,

  Листва-а без росы-ы, а гроза-а без молнии-ий...".

  Маслянистый голос Светки, проливается в меня, обдавая изнутри приятным теплом.

  "Так го-оды скучны-ы...без права любви-и,

  Лете-еть на призы-ыв, или сто-он безмолвный тво-ой..."

   Искрящийся от отражающихся в зрачках неоновых огоньков, взгляд, направлен на меня. Я таю, растворяясь в этом голосе, меня подбрасывает на стуле, мне хочется спеть следующий кусок, но его подхватывает Буратина.

  "Увы-ы не предска-ажешь беду-у,

  Зови-и, я уда-ар отведу-у..."

  Он снова хорош, гад. Поёт чисто протяжно, как Фрэнки Сенатра.

  «Пусть голову са-ам, за это отда-ам...»

  А вот эти слова тебе совсем не подходят, дружище. Ты в жизни своей никого не любил, а уж голову отдавать.

  – Может это Светкин выпускной, куда мы с канистрой пива припёрлись? Ты ещё цветов на клумбе прямо там нарвал, помнишь? – тычет меня локтём в бок Геракл.

  Я пожимаю плечами. Вряд ли тогда кто-нибудь мог завести такое на дискотеке. Такого диджея тут же порвали бы на ремешки.

  Сейчас я не хочу вспоминать какой-то конкретный случай, я пытаюсь вспомнить всё.

  Эта песня появилась, когда мы были ещё малышами. Сколько лет прошло с тех пор? А песня вот она играет и, по-прежнему, так же берёт за душу. Сколько лет прошло, а мы всё вместе. Что нас держит, что тянет друг к другу. Какая неведомая сила собирает нас в кучу, какая воронка затягивает нас в очередные неприятности? Как бы мы не пытались разбежаться, всё равно, сбиваемся воедино, как стёклышки в калейдоскопе. Мы уходили в армию, мы уезжали в другие города, мы женились, выходили замуж, кто-то даже в тюрьме отсидел и всё равно снова вместе. Что это за рок такой?

  – А может мы её в хоре пели? Я тогда ещё Таньке Бочкиной шмеля за шиворот кинул. Помнишь, как она визжала? А Баян потом меня на уроки не хотел пускать.

  Я снова пожимаю плечами и глупо улыбаюсь, не отводя глаз от поющих.

  Нет, Вова, там была другая песня. Тогда мы пели, «Широка страна моя родная», или что-то в этом роде. Баян, при всём своём желании, не смог бы разучивать с нами такое.

  Сейчас мне не до этого, дружище, да это и не важно. Сейчас я думаю.

  Я думаю, что всё это не просто так. Это наша судьба. Все мы, проходим красными нитями сквозь жизни друг друга. Как бы мы не хотели забыть, расстаться, разбежаться, мы будем вместе до конца. Но вся беда в том, что нам нельзя быть вместе. Мы как компоненты взрывоопасной смеси, каждый из которых по отдельности не представляет опасности, пока их не смешаешь. Это парадокс: мы не можем друг без друга, но нам нельзя быть вместе.

  – А может быть на яхте? На яхте эту песню включали? – не унимается Геракл.

  Я в очередной раз пожимаю плечами.

  Нет, Вова, и на яхте её не включали, и вообще, ты зря стараешься.

  Вот так же и мы со Светкой. Все эти годы что-то тянет нас друг к другу, но это же «что-то» не даёт сблизиться.

  – Чё с тобой, Сява? Ты будешь думать, или нет? Соберись давай!

  Ну вот вам и оно, это «что-то».

  – Я не знаю, Вова. Может это как-то связано с Ритой? Он же на Харатьяна был похож. Родинка у него точно такая же...

  – А причём здесь Харатьян?

  – Ну это же он в оригинале поёт эту песню.

  – А-а...Тогда точно Рита. Только какая история, их много! – Геракл чешет затылок.

  – Не знаю, давай наугад любую возьмём, ну хотя бы про Моцик. Вообще-то, им нужно было нормальную историю загадывать и песню подбирать. Если проиграют, значит так им и надо.

  Светка тем временем уже вытягивает финальную ноту, которая, как я надеюсь, обращена ко мне.

  «...люби-и-и-мый мо-о-ой!»

  – Бра-аво!

  Я аплодирую неистово, вскидывая руки от бёдер и смыкая их над головой.

  11

  Историю, разумеется, никто не угадал. Наша история с Моциком, равно как и версия Поночки и Уксуса с какой-то дискотекой, потерпели ожидаемое фиаско.

  – Ну...значит придётся даме самой чапать за своим винишком...– не скрывает радости разводящий руками Геракл.

  – Ну а что...уговор, есть уговор. – соглашается Светка.

  – Как-то это не по-джентльменски. Может быть, кавалер один сходит, а то дама в вечернем платье и на каблуках будет нелепо выглядеть на лесной тропинке. – Моё обращение с затаённой в нём последней надеждой, адресовано Буратине.

  – Я могу и один. Даме самой решать! – говорит он, невозмутимо разливая виски по стаканам.

  – Игра есть игра, и проигрывать надо достойно. Я иду, – утвердительно говорит Светка. А на счёт каблуков, не беспокойся, мы ещё потом рок-н-ролл с тобой станцуем. – Её тёплая ладонь ложится на моё запястье.

  – Замётано! – отвечаю я на тяжёлом выдохе.

  А Буратина не торопится уходить. Видимо картинка на его часах говорит о том, что клиенты ещё не дошли до требуемой кондиции, а точнее, не проводили гостей.

  – Ребята, у меня тост! – он нависает над столом с наполненным стаканом. – Давайте выпьем за нашу дружбу. Пусть мы с вами разные и часто не сходимся во взглядах, пусть неоднократно попадали в неприятности, но всё же, я не представляю свою жизнь без вас. Каждый из вас будто частичка меня, ну как пальцы. – Буратина поднимает раскрытую пятерню, с оттопыренным, облачённым в перстень, мизинцем и озадаченно её разглядывает. – Хотя нет...сравнение с пальцами не подходит. Без пальцев можно жить. Можно жить без рук, без ног, без зубов, без волос...– Он морщит лоб, вспоминая оставшиеся части тела, без которых он может протянуть...– Без глаз без...

  Наступает пауза, во время которой Буратина мучительно ищет путь из тупика, куда сам себя загнал.

  – О! – Он поднимает вверх палец, демонстрируя озарение. – Вы как мои сосочки. Ну куда же я без вас.

  Поночка громко хрюкает носом, а глаза Светки вот-вот вылезут из орбит.

  – Так они у тебя до сих пор остались? – спрашивает Геракл.

  – А куда ж они денутся! – Буратина нервными движениями расстегивает пуговицы и распахивает рубаху, демонстрируя заросшую волосами грудь и покатый живот.

  Все, включая меня, вытягивают шеи и вглядываются в эти заросли. Светка даже привстаёт со стула, она знает, о чём идёт речь; мы, разумеется, тоже.

  Аккурат под пухлыми розовыми сосочками находятся две коричневые точки, больше похожие на родинки. Под ними ещё две, точно такие же. Родинки расположены ровно друг под другом так, что если провести линию, от соска, до самой нижней – получится прямая. Эти еле заметные точки, Буратина не стесняясь демонстрировал нам и не только, утверждая, что это недоразвитые соски. Он был горд этим атрибутом атавизма, который скорее всего, являлся плодом фантазии его матери. Когда-то пухлому малышу внушили, что он исключительный и носит на себе, божественный знак. Уже тогда мы смотрели на это, как на бзик, но никто из нас не думал, что Буратина до сих пор верит в эту легенду.

  – Точно, вон они! – тычет пальцем Поночка.

  – Вымя на месте! – утвердительно качает головой Геракл. – Только молока так и нет...

  – Ага...все шесть. Убедил, теперь можешь запахнуться. – говорю я.

  – Ну так вот...– продолжает свою мысль Буратина. – Вы же знаете, как дороги мне мои сосочки. Точно так же мне дороги все вы, каждый из вас. Я поднимаю бокал за то, что вы у меня есть!

  «Ура-а!»

  Снова бряканье стаканов и хлюпанье, проливаемой внутрь жидкости. Осушив свой стакан, Буратина закидывает в рот ветку кинзы, на пару секунд задерживает взгляд на часах, затем поворачивается к Светке.

  – Ну что? Пора!

  Светка кивает и охотно встаёт из за стола.

  – Куда же вы так спешите! – я всё ещё надеюсь, что они передумают. – Классный был тост, дружище. Особенно лестным было сравнение нас с сосочками. Слушайте...а может ну его это вино? Ночь и так короткая, а нам будет скучно без вас. Света и виски неплохо пьёт. Может ещё один тур игры?

  – Вы и соскучиться не успеете – улыбается Светка, поправляя платье на бёдрах. – Мы же недолго. Правда, Серёж?

  – Двадцать минут, полчаса самое большее. – С готовностью отвечает Буратина, вставая из за стола. – Вы пока пейте, закусывайте, пойте. Как вернёмся, ещё покурим и станцуем. Кто сказал, что ночь короткая? – Он обводит рукой зал, с наглухо завешанными окнами. – Наша ночь может длиться сколько угодно.

  – Я провожу! – поднимаюсь, иду вслед за ними.

  У двери, Буратина снимает часы, пихает мне в ладошку.

  – На...будешь кино смотреть. Вот ещё это. – Он роется в кармане, а потом что-то достаёт и тоже вкладывает в мою ладонь поверх часов. – Это наушник. Будешь слышать всё лучше, чем в реале.

  Положив часы в карман, я кручу в руках, похожую на большую чёрную горошину приспособу.

  – Главное не забывай про инструкции.

  – Ты тоже кое-что помни. – Я хватаю его крупную голову, притягиваю к себе, шепчу в огромное, словно лопух ухо. – Если с ней что-нибудь случится, я тебя убью.

  – Понял! – отвечает он с весёлой улыбкой, будто услышал доброе напутствие.

  Я беру Светку за плечи, оттаскиваю в сторону, прижимаю к стене, жадно и долго целую в губы. С трудом отлипнув от вожделенной, пахнущей свежей клубникой, мякоти, шепчу:

  – Света, я тебя прошу, оставайся. У меня дурное предчувствие. Ну разве тебе плохо здесь, со мной?

  – Дело не в тебе, Слава. – на её раскрасневшемся лице грустная улыбка. – и не в Серёге, и не в том, что я выпила. Просто я на грани. – Фраза «На грани» звучит как шипение змеи. – Это нужно для меня, Слава. В последнее время, я совсем потерялась. Раньше держала семья, работа. Сейчас, семьи нет, а в работе ничего, кроме рутины...Ты знаешь, я всю жизнь о чём-то мечтала. Всё время надеялась на какое-то чудо. Всё говорила, что завтра будет лучше, чем сегодня, что вот-вот случится что-то, что вырвет меня из рутины и серости. В последнее время, я уже не мечтаю. Я перестала верить, Слава. Наверное, старость наступает тогда, когда ты перестаёшь мечтать. Я не хочу стареть, Слава, поэтому я иду с ним. – Она крепко прижимается ко мне губами, потом отталкивает и идёт к двери.

  Буратина прикладывает пластиковую карточку к серой коробке на стене, тяжёлая дверь плавно открывается наружу, и они пропадают во мгле коридора. Я пытаюсь потянуть дверь на себя, но она сама медленно плывёт навстречу до тех пор, пока не лязгает замок.

  12

  Какое-то время я стою, уставившись на серое полотно. Мне нужно время, чтобы свыкнуться с мыслью, что необратимый шаг сделан, дверь закрыта и с этого момента всё должно приобрести другой смысл. Операция началась, и я отвечаю за прикрытие. Я отвечаю за её безопасность.

  «Сява, ты чё там застыл. Втыкаешь что ли?» – кричат из-за стола.

  Я накидываю часы , магнитный браслет защёлкивается на запястье правой руки. Вставляю в ухо наушник, разворачиваюсь и иду к столу.

  «Цок-цок-цок» – громко стучит в правом ухе. Это Светкины каблуки.

  «Цокцок-цокцок-цокцок» – они спускаются с лестницы.

  Весёлая компания, что-то активно обсуждает. Геракл, тряся кулаком с зажатым в нём куском мяса, рассказывает какую-то историю, Поночка хохочет, тыкая в бок Уксуса. Тот покраснел и что-то бормочет, будто оправдываясь, потом машет рукой и начинает смеяться вслед за друзьями. Я смотрю на всё это как на немое кино, фоном к которому выступают шелест платья, стук каблуков и поскрипывание резиновой подошвы.

  Они идут молча, не произнося ни единого слова, будто спецгруппа выдвинувшаяся к месту важной операции.

  ***

  Комната, в которой мы находимся, расположена на втором этаже, в правом крыле здания. Этот огромный выложенный из красного кирпича особняк, больше походит на те сараи, которые любят себе отстраивать состоятельные миряне. Одна его часть похожа на жилое помещение с покатой крышей, а вторая, которая соединена с первой тёплым переходом напоминает сторожевую башню. В этой самой башне и находится тайная резиденция братьев, включающая в себя комнату отдыха (огромный зал), биллиардную и сауну. Здесь, по словам Буратины, братья любят проводить свой небезобидный досуг.

  Гномики – такое прозвище они получили в народе за свой мелкий рост. Если один из братьев едва дотягивает до ста шестидесяти сантиметров, то второй ниже собрата аж на полголовы.

  Всем: мелкокостным телосложением, непропорционально крупными головами, кривыми ножками и тонкими, будто поставленными на быструю перемотку голосами, братья напоминают цирковых карликов. Но масштабам деятельности этих лилипутов, может позавидовать любой Гулливер, а те финансовые чудеса, которые они вытворяют, достойны отдельного номера в цирке Дю Солей.

  Появившись пять лет назад, они упали на город, как снег на голову, накрыв своим тёплым покрывалом большую часть успешных и не очень предприятий. Прекрасная комбинация из бизнесмена и банкира, позволяла им влазить в доли успешных компаний и за бесценок скупать активы обанкротившихся предприятий.

  Если старший брат был гением финансовым, то младший обладал незаурядными коммуникативными навыками. Ян (его имя было таким же коротким, как и рост), быстро нашёл общий язык с городской элитой и, подобно саморезу, ввинтился во все властные структуры. Он быстро понял, что тотальный контроль над изменяющимися обстоятельствами, может дать только власть и публичная известность, поэтому из бизнесменов переквалифицировался в политики. Сейчас предприимчивый братец занимает пост заместителя председателя областной думы, входит в добрый десяток общественных организаций и советов и вообще является одной из самых известных личностей нашего города.

  Улыбчивый лик Яна, можно встретить на сотнях огромных баннеров, увидеть на обложках журналов и на главных страницах городских интернет-сайтов. Общественность знает Яна, как большого мецената. Ян строит спортивные площадки; Ян возводит храмы; Ян финансирует частные клиники; Ян помогает детским домам и школам.

  Бизнесмены знают братца с несколько другой стороны. Они знают, что Ян владеет центральным рынком, находится в долях пяти торговых центров. Щупальца Яна запущены в крупные автосалоны, строительные компании и даже частные заправки. На первый взгляд всё выглядит понятно и вполне логично. Ну откуда возьмутся деньги у мецената, если он не будет пощипывать бизнес. Такое робингудство и влюбило в Яна большую часть нашего города.

  На первый взгляд, задуманный Буратиной план, выглядит вполне убедительно. Он хочет немного приспустить на землю этого ангелочка с пушистыми крыльями. Хочет посетовать на то, что подсмотренные им поступки, кажутся ему далеко не ангельскими. Хочет припугнуть тем, что заляпанные грязью белоснежные перья будет очень трудно отмыть. Для известного человека сейчас нет ничего страшнее, чем потерять доверие, и лишиться части своих «подписчиков». На это и хочет надавить мой хитромудрый друг. По его мнению, для такого человека, как Гном, отстегнуть несколько миллионов, всё равно, что достать сигарету из пачки и небрежно протянуть её стреляющему. Вопрос только в одном. Захочет ли он давать кому то эту сигарету.

  ***

  «Цок-цок...» Шаги замерли. «Бэ-эп» басистое пищание электронного замка, щелчок, шорох, издаваемый открывающейся дверью. И снова цоканье каблуков.

  Они преодолели очередную дверь. По словам Буратины, их должно быть пять. Одна в пролёте первого этажа, отсекает холл от нашего крыла; вторая – это входная дверь, но она нам не нужна, так как мы уже внутри. Третья в противоположной стороне холла, и она ведёт в переход между крыльями. Четвёртая в конце этого перехода. Эти четыре шлюза наглухо отсекают резиденцию от остальных помещений здания. Пятая дверь – это вход непосредственно в логово братьев. В сказочную пещеру Гномиков. У каждой из этих дверей индивидуальный замок, к которому полагается отдельный электронный ключ в виде пластиковой карточки. У Буратины целая колода этих карт и он имеет отмычки от всех этих дверей. Наш друг уже несколько месяцев готовился к этой операции. Он изучил рабочий график Гномиков, план помещения, и установил дополнительное скрытое видеонаблюдение.

  «Как это возможно?» Этот вопрос первым возник в моей голове, когда Буратина озвучивал мне свой план в туалете. "Как возможно подобраться к самому ложу целого олигарха, подобрать ключи и даже установить камеры. Куда должна смотреть служба безопасности, а она у Гномиков явно не с кукурузных полей набрана.

  Но Буратина быстро остудил мой скептицизм по этому поводу. Оказывается, у него имеется сообщник, который вхож в этот дом. Это одна из бальзаковских дам, на охмурении которых и специализируется мой хитрый друг. Эта дама оказалась одной из нескольких работающих в доме прислужниц. Находясь в любовном экстазе, которые, как никто, умеет доставлять мой друг, дама поведала о своей нелёгкой работе. Порочный мозг Буратины обработал полученную информацию в свойственном ему ключе. Он отсёк ненужные факты, как-то тяжёлый норов хозяев и бытовые тяжести, связанные с уборкой помещений и чисткой бассейна, выделив главное. Есть всем известные братья Гномики и есть человек, вхожий в их обитель. Почему бы этому человеку не обеспечить ему доступ к телам лилипутов. Что с этим делать он придумает позже, но что-нибудь по любому придумается.

  Для вербовки потенциального агента, Буратине понадобился всего один час. Убалтывать – это ещё один из его немногочисленных талантов.

   К приятному удивлению моего друга, всё оказалось проще, чем он ожидал. Пассия один за одним приносила ему ключи, программу которых он копировал у одного специалиста, которого вообще не трогают морально этические принципы. Ему приносят ключи, он их подделывает и получает за это деньги. Что здесь аморального?

   Купленные в Алиэкспрессе камеры, Буратина устанавливал сам. В один из дней подружка провела его в заветную комнату, где он понатыкал крошечных глазков, предварительно поинтересовавшись, не машет ли в этом месте тряпками прислуга. Казалось, что больше его должно было беспокоить, не проверяет ли охрана прислугу и помещения на предмет шпионажа и прослушки, но этот вопрос не очень-то волновал Буратину.

  Гномики как-то очень халатно относились к своей безопасности. На людях, каждый из них появлялся без охраны, по крайней мере, их не сопровождали амбалы в костюмах. Охрана, безусловно, была. Были личные водители, были бородатые монстры на Гелендвагенах, которые периодически появлялись в зоне пребывания братьев. Но всё же Гномики значительно проигрывали своим собратьям толстосумам, по количеству, а может быть и качеству той самой охраны. Складывалось ощущение, что Гномики так вжились в роли полубогов, что не допускали даже мысли о том, что кто-то из смертных людишек может посягнуть на их святые лики.

  Рано, или поздно такой смертный бы всё равно сыскался, но первым суждено было стать Буратине. Пользуясь беспечностью братьев, он подготовил для них сюрприз, который собирается предъявить им уже сегодня.

  Вся уникальность плана Буратины, (по мнению самого разработчика), заключается во внезапности. Этот, казалось бы, банальный шантаж должен больше походить на Гоп-Стоп. Шантажист оказывается тет-а-тет с объектом шантажа сразу же, после получения компрометирующего материала. Что это даёт?

  Во-первых у объекта не будет времени на размышления, ему сразу же придётся ответить на поставленный вопрос «Да», или «Нет».

  Во-вторых, объекта ловят практически за руку, у не успевшей остыть постели, и это поможет избежать лишних разговоров, что материал сфабрикован.

  В-третьих, объекта берут врасплох в самый разгар отдыха, который сопровождается непременными расслабляющими атрибутами, и его взгляд на мир, должен быть гораздо проще и радужней.

   Четвёртым пунктом следует тот факт, что Гномики любят отдыхать совершенно без охраны. Они приезжают в резиденцию и остаются практически одни посреди дремучего леса, не боясь быть сожранными диким зверьём. Может быть, они надеются на толстые стены и систему безопасности своей крепости, и это снова очень опрометчиво. Злоумышленники уже внутри. Бесшабашные братья сделали в одной части своего сарая караоке-клуб. Так они надеялись закамуфлировать истинное предназначение своей резиденции. Этот факт и явился самой большой брешью в крепостной стене.

  13

  Знакомый треск электронного замка. Значит, они пересекли холл и теперь заходят в переход, соединяющий крылья. Звук цокающих каблуков изменился, стал более мягким. Скорее всего, идут по линолеуму.

  – Иду я, короче, голову вниз опустил, думаю о вселенских проблемах. Впереди кто-то тащится. Я само собой думаю, что это Поночка. Ну а чё...те же треники, Аляска с накинутым капюшоном, не отличишь.

  «Ха-ха-ха» – Веселятся Поночка и Геракл, над историей, которую так любит рассказывать Уксус. Эту историю все в Конторе знают наизусть и слышали её уже десятки раз, но всё равно каждый раз, она вызывает у нас смех. Я улыбаюсь вместе со всеми, пытаясь сосредоточиться на звуке в наушнике, но меня сильно сбивает захлёбывающийся голос Уксуса.

  ***

  Это случилось одним из далёких зимних вечеров. Всё началось в подъезде, где мы поднимали настроение перед походом на дискотеку. Средством подъёма тонуса явилась папироска с начинкой, которую подогнал Буратине, знакомый цыган, живший с ним по соседству в общаге. Вместо ожидаемого веселья, дым от папироски вселил во всех тяжёлые мысли и апатию. Какое-то время мы ещё вели вялые разговоры за жизнь, а потом каждый углубился в свои мысли. Не помню, какие мысли одолели меня тогда, но весь путь от подъезда до танцзала я о чём-то напряжённо думал, не замечая вокруг ничего. Тоже самое было и с остальными.