Текст книги "Охота на 'Кидал'"

Автор книги: Олег Логинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

Кошкин ничего не успел сообразить, мы быстренько помогли ему найти ботинки, накинуть куртку и увлекли его вместе с телевизором вниз. Там приз снова запихнули на заднее сидение, а следом за ним и Ваню, предварительно защелкнув ему на руках браслеты.

Все прошло быстро и красиво. Правда, обратная дорога показалась довольно утомительной из-за того, что задержанный оказался большой занудой. Он то канючил, чтобы его отпустили, то принимался поносить нас и угрожать расправой мафии. Сначала мы смеялись, потом это стало действовать на нервы, как заезженная пластинка. Чернышов предлагал заткнуть Кошкину рот кляпом, но законом не предусмотрено применение таких мер к задержанным и пришлось действовать убеждением. Вязов поднес к ваниному носу свой мощный кулак и объяснил, что тот может войти в соприкосновение с его лицом, если он не закроет рот. После этого Кошкин, наконец, заткнулся, и остаток пути до райотдела мы проделали в гробовом молчании.

Работая в ментовской конторе, постепенно уясняешь, что разные люди требуют индивидуального подхода. Например, необходимо выбирать разную тактику допроса кавказца, татарина или еврея, а так же кроме национальности учитывать его социальный статус и коэффициент умственного развития. Но что делать с "чудом", которое доставили из Тюмени, мы просто не знали. Перефразируя Высоцкого: "он то плакал, то смеялся, то щетинился, как еж. Наркоман – что возьмешь?" У Кошкина то ли начиналась ломка, то ли просто ехала крыша. Он без умолку тарахтел, описывая одни и те же события диметрально противоположным образом. Правда и вымысел основательно перемешались у него в голове, и постепенно то же самое начало происходить и у нас. Ни у меня, ни у Вязова не было абсолютно никакого опыта в общении с наркоманами в период ломки, и мы пребывали в полнейшей растерянности. Даже сбегали за консультацией к "уголкам". Но те, как доктора, изучив ванины зрачки, лечение ограничили парой затрещин. Дело усугублялось тем, что все происходило глубокой ночью с субботы на воскресенье, и мы вынуждены были парится с Кошкиным до утра, пока не появится кто-нибудь из "замов" и утвердит нам "сотку". В конце концов, Вязов вспомнил, что взял у Чернышова видеокамеру, которую тот возил с собой в Тюмень, чтобы сойти за телеоператора. Мы записали сумбурным базаром Вани всю пленку, потом спустили его на три часа в камеру для установления личности и улеглись покимарить на стульях. Однако, сон почему-то не шел. Промаявшись до утра, отправились подписывать постановление о задержании Кошкина на трое суток. С этим возникло неожиданное препятствие. Дежурный уже нажаловался приехавшему "заму", что мы подсунули ему свихнувшегося наркомана. В камере Кошкин окончательно поплыл, пришлось даже вызывать бригаду скорой помощи. Врачи вкололи Ване успокоительное и предупредили, что у парня может начаться настоящая ломка и он начнет биться головой о стены. "Заму" не хотелось брать на себя ответственность, закрывая паренька с непредсказуемой психикой, и он предложил нам отвезти его в клинику, а в понедельник решить вопрос о задержании с начальником райотдела.

Мы с Вязовым валились с ног от усталости, возякаться и охранять Ваню не было уже никаких сил. Но делать что-то было надо. Я вспомнил об однокласснике, работающем теперь в наркологической клинике, и решил позвонить ему. Он оказался дома. Выслушав нашу проблему, договорился у себя в отделении, что там примут ментовского клиента, но сказал, что надо будет кому-нибудь из нас с ним остаться. У медперсонала хватает забот, и своих злодеев мы должны сторожить сами. Я и Виталий переглянулись, одна и та же мысль пришла нам одновременно – Николай Чернышов! Он, в отличие от нас, эту ночь провел в постели, поэтому вполне сможет денек посидеть. Вязов по телефону объяснил ему ситуацию, и вскоре тот приехал. Поскольку Чернышов должен был остаться в клинике с задержанным, а сама клиника находилась за городом в лесу, нам совсем не хотелось ехать с ними. Мы пристегнули Кошкина наручниками в ручке двери и строго настрого наказали Николаю дуть прямиком в наркологию. А сами отправились по домам – спать.

То, что начиналось так красиво, закончилось трагически. В машине Ваня принялся стонать и упрашивать Чернышова, обещая ему 25 тысяч баксов за дозу и свободу. Потом затих, но у поста ГИБДД неожиданно рванулся со страшной силой и вывалился из машины. Щуплый Кошкин вырвал дверную ручку! Моментально вскочив на ноги, он припустил к посту. Дежурный наряд ГИБДД в это время отбыл на прием пищи и на посту остался только один сержант, причем кавказец. Он проверил документы у Чернышова и сказал, что паренька ему не отдаст. Тогда Николай попросил его попридержать Кошкина три часа, пока он не привезет сюда обэповцев, и гаишник вроде бы как согласился. Чернышов пригнал в райотдел в надежде узнать Вязова или мой домашние телефоны и, естественно, получил отказ. Правда, он, не зная номеров квартир, знал дома, где мы живем, поэтому помчался к Виталию. Ему удалось разыскать его и поднять с постели. Уже вместе они поехали на пост ГИБДД, но Кошкина там уже не было. Кавказец упорно утверждал, что никакого задержанного он в глаза не видел и Чернышова лицезреет впервые в жизни. Вязов тут же обматерил его и сказал, что пусть он не рассчитывает на деньги, которые ему пообещал Кошкин, их он не увидит, как своих ушей. Но все было гораздо страшнее.

Ваню нашли еще до заката дня. Проезжавшие дачники позвонили в пригородное отделение милиции и сообщили, что в канаве на 32-м километре лежит мертвый парень с удавкой на шее. Его даже не стали прятать – задушили и выкинули из машины.

В понедельник, не успев зарегистрировать уголовное дело в отношении Кошкина, мы вынуждены были уже прекращать его за смертью подозреваемого, а в отношении нас назначили служебное расследование. Послав все к чертовой матери, мы с Вязовым с обеда снялись с работы, взяли бутылку водки и отправились ко мне смотреть пленку с допросом Вани Кошкина. Распив бутылку и просмотрев пленку на два раза, мы, наконец, нащупали реальную ниточку в мешанине россказней покойного. Его явно кто-то обучал что нужно говорить ментам в случае задержания, что-то он просто нафантазировал, стараясь придать себе крутизну, но временами, забываясь, он говорил и правду. Постепенно отделяя зерна от плевел, мы, фиксируя на листочке бумаги минуты откровенности по счетчику видюшника, выстроили вполне реальную картину:

Наркоман Ваня задолжал тюменской мафии за наркоту, которую ему дали продать, а он вколол в свои вены. Чтобы отработал долг его одолжили нашим жуликам для проведения кидальческих операций. Для вида ряд крутых контор составили с ним фиктивные договора о передаче товара на реализацию и создали ему имидж делового человека. Отдавая должное покойному, следовало признать, что он был неплохим артистом и прилично сыграл свою роль. Жулики исправно снабжали его необходимыми бумагами, помогали получать и распихивать товар по торговым точкам. Правда, организации отдавали ему преимущественно залежалый товар и неликвиды, типа колготок с фиктивной лайкрой, но поскольку все сбывалось по очень демпинговым ценам, то и раскупалось. На счет Кошкина в банк исправно капали денежки, и когда их накопилось достаточно много, жулики сказали: "Стоп, хватит. Давай, пацан, обналичивай, отдавай нам. Твой долг прощается." Про обналичку на пленке было два совершенно разных и убедительных рассказа. Один про то, что банкир Дмитрий Эдуардович оказался кристально честным человеком и обналичил, взяв официально за услуги только 3 процента. По другой версии он оказался пройдохой и водил бедного Ваню за нос, пока тот не согласился кроме официальных 3-х процентов оставить ему еще 20 наличкой. На всякий случай мы переписали для банкира на отдельную кассету оба рассказа. В общем, когда Кошкин вышел с деньгами из банка, его уже ждали. Он честно отдал все, ему отслюнявили на билет до Тюмени и проводили пинком под зад. Но Ваня не сильно расстроился, так как вполне обоснованно предполагал, что после передачи денег его могут и мочкануть.

Состояние было дурацкое. Мы сходили в киоск и взяли еще бутылку. Потом сидели и размышляли. Зациклившись на раскрытии "кидалова", мы потеряли очень хорошего свидетеля. Но это на Западе человека, соглашающегося дать показания против мафии, берегут, как зеницу ока, охраняют, если надо, стирают биографию и делают пластическую операцию за счет государства. А у нас – где его держать, лечить? По сути дела Ваня был обречен.

– Ну вот, Игорек, кое-что мы с тобой и узнали об организаторах. Еще кое-что нам расскажет Жанна. Только ее я им не отдам!– погрозив кому-то незримому кулаком, сказал Вязов.

Я знал, что он периодически трахается с ней, не одобрял этой связи, но и не лез в его дела. Промолчал и на сей раз.

Во вторник утром мы отпросились у Петровича, вместе с Чернышовым на его машине прокатились до пригородного отделения милиции, где разжились фотографиями убиенного злодеями Кошкина, после чего отправились в ГИБДД. Там все втроем завалили к командиру роты и подробно изложили ему с какими ухищрениями вывозили Ваню из Тюмени, как маялись с ним всю ночь и как в одночасье его подчиненный сдал нашего кидалу бандитам. Тот внимательно выслушал, посмотрел фотографии и спросил:

– Я так понимаю, что доказательств у вас нет?

– Конечно нет,– кивнул Вязов.– Никаких рапортов писать мы не собираемся. Однако, предупреждаем честно: будем пасти вашего сотрудника, пока не посадим.

Командир роты матерно выругался и пояснил:

– Сколько раз говорил, чтобы не брали "черных" на работу. Нет, то и дело подсовывают. Одни неприятности от них. Ладно, посидите. Сейчас вызову Сандуряна и при вас с ним разберусь.

Он отдал необходимые распоряжения и через некоторое время в кабинете появился милиционер-кавказец. Командир сгреб со стола фотографии и сунул ему в лицо.

– Знаешь его?!

Гаишник испуганно дернулся и забормотал:

– Я нэ отпускал его, Иван Владымирович. Нэчего нэ знаю.

Командир коротко, без замаха двинул кулаком ему в скулу и процедил:

– Пшел вон! Чтобы через пять минут у меня столе лежал рапорт на увольнение!

Когда под раскатистый мат начальника кавказец выскочил за дверь, мы поднялись и, попрощавшись, поехали к себе.

Вернувшись из ГАИ, я вывалил из сейфа бумаги, принялся отбирать наиболее срочные и те, по которым сроки уже необходимо продлять. В райотделе, если заниматься только проверкой заявлений, отработкой поступающих отдельных поручений и телетайпограмм, уже будешь загружен выше крыши. Особенно удручают бумаги, приходящие из деревень и мелких поселков. Тамошние сотрудники меряют все по своим меркам, поэтому считают, что проверить все магазины и коммерческие фирмы района для нас пара пустяков. У них просто в голове не укладывается, что этих фирм у нас не две, как в той деревне, а 20 тысяч в одном районе города. Но законом и инструкциями даже стихийное бедствие не предусмотрено причиной неисполнения официальной бумаги. Не скажу, что все эти бумаги исполняются на совесть, но какой-то минимум действий все равно приходится проводить, что отнимает много сил и нервов. Вместе с тем, исполнение заявлений не является оправданием за отсутствие показателей по выявлению преступлений. В конечном итоге благодаря жесткому контролю гармония по выполнению операми заявлений и показателей достигается, но дается она за счет огромных, никем не оплачиваемых, переработок. Человеческие силы и терпение имеют свои пределы, поэтому через несколько лет такой жизни люди начинают искать себе работу поспокойней, где-нибудь в Управе. Оперов, работающих в райотделах свыше пяти лет можно пересчитать по пальцам. Ну а тех, кто досиделся там до пенсии, можно заносить в "Красную книгу", как редкий вид.

Пока я разбирал свои бумаги, Вязов о чем-то напряженно размышлял и вскоре выдал свою новую идею. Начал он, как обычно, со своей любимой фразы:

– Игорь, мне нужна твоя помощь.

– Кто бы мне помог?– тяжело вздохнул я и поднял ворох бумаг.

– А потом я помогу тебе,– заверил Вязов.

– Материально?– заинтересовался я.

– Материально у нас помогает собес,– засмеялся он.

– А практическую помощь оказывают сотрудники вышестоящих аппаратов,заметил я.

– Понимаешь, вопрос очень конфиденциальный, и мне бы не хотелось привлекать посторонних. Я хочу поколоть Жанну на тех людей, кто стоит за ней. И хотя она остается нашей подследственной, мне неудобно сильно наезжать на нее. Давай сыграем плохого и хорошего мента. Ты – строгий, я добрый. Только предварительно ее надо вывести из психологического равновесия. Мы можем смонтировать из показаний Кошкина небольшой сюжет про мафию, дадим ей понять, что без нашей помощи ее точно так же замочат. И я еще подумал: не свозить ли ее под предлогом опознания в морг, где показать реального мертвого Ваню?

– Ну нет, покойников я сам боюсь. На меня это может оказать еще большее негативное воздействие!– запротестовал я.

– Хорошо, ограничимся фотографиями. То есть – ты согласен помочь?

– Ты ведь не отвяжешься?– ответил я вопросом на вопрос.

Допрос Жанны с применением видеозаписи еще живого и фотографий уже мертвого Кошкина мы начали на следующий день с утра. Я был, как раз, раздражен тем обстоятельством, что за неделю до зарплаты у меня напрочь закончились финансы, поэтому грозно обрушился на Жанну, неизвестно куда затырившую полмиллиарда денег. Не то, чтобы я хотел получить от нее свою долю, просто во мне кипело сознание социальной несправедливости. Мы прокрутили ей кассету, пытаясь определить ее реакцию на звучащие с экрана имена и клички жуликов, потом веером раскинули фотографии задушенного Кошкина.

Я периодически громко вопрошал:

– Куда делись деньги?!

А Вязов, как змей-искуситель, тихо нашептывал ей:

– Да скажи ты ему, пусть отвяжется. И, вообще, думай, дорогая, свой секрет ты, так же как Кошкин, можешь унести с собой в могилу. Вдруг бандиты решат, что ты опасный носитель информации и нужно тебя ликвидировать. А если будем знать и мы, то эта информация уже не будет секретом, значит и убирать тебя не будет никакого смысла

В конце концов, Жанна не выдержала и заявила:

– Да отвяжитесь вы! Все деньги заграбастал Асланов. Только писать я ничего не буду. Все равно вы его не достанете – он депутат!

– Он все придумал и организовал?

– Придумал – нет. У него мозгов бы на это не хватило. А организовал все действительно он. Он является учредителем магазинов, через которые производилась реализация товара. И рассчитывались магазины не со мной, а напрямую с ним.

– Какую роль в этом деле имела Марина?– неожиданно спросил Вязов.

– Такую, что она все это дело и выдумала. Все. Больше я вам ничего не скажу. Вы – ищейки, значит, и ищите сами. Маринкин папаша меня живой в гроб положит и крышку забьет, если узнает, что я вам проболталась.

Только я собрался, наконец, снова заняться накопившимися бумагами, как нарисовалась следователь Вера Феоктистовна.

– Игорь Владимирович, горю синим пламенем!– с порога сообщила она.

Вообще-то, по ее виду это было незаметно, но на всякий случай я спросил:

– Думаете – поджог?

– Кто поджог?– не врубилась она.

– Ну я хотел уточнить: горите в результате поджога или самовозгорания?

– Все шуточки шутите?– ответила она вопросом на вопрос и тут же добавила:– Знаете, а мне не смешно.

Я хотел сказать:"Не знаем", но раздумал, так как разговор мог затянуться и мы бы еще долго не добрались до сути дела.

А суть была в следующем: Вера Феоктистовна вела уголовное дело вела уголовное дело по моему кидале Мартюшеву, который обещал людям "золотую" жизнь в Магадане. По делу выходил срок и нужно было направлять его в суд. Перед самой отправкой Вера Феоктистовна хватилась, что не выполнила такое следственное действие, как наложение ареста на имущество обвиняемого. А поскольку выполнять его нужно было в Горнозаводске, она решила послать нас туда. От Веры Феоктистовны зависела судьба многих наших дел, поэтому я не стал даже брать у нее следственное поручение, а пошел просить у начальника машину. Договорившись с транспортом, вернулся в кабинет и спросил Вязова:

– Окажешь практическую помощь?

– Долг платежом красен. Когда едем?

– Сейчас.

Кинув в дипломат постановление, необходимые бланки, я начал одеваться.

Кидала Мартюшев проживал в Горнозаводске у сожительницы. Было ясно, что она заявит будто бы все ценное в доме приобретено ею и является ее полноправной собственностью. Но закон требовал, чтобы мы лично убедились в этом. Дорога в Горнозаводск была для нас уже знакомой, поэтому мы сказали Косте, нашему водителю, включить музыку погромче и чтобы толкнул, когда приедем, вдруг уснем. Спать в машинах при езде по нашим дорогам не очень-то удобно, поэтому получилось просто посидеть, закрыв глаза.

Сожительница Мартюшева, полноватая женщина с добрыми усталыми глазами, ничем не выразила своего неудовольствия. Ознакомившись с постановлением следователя, она провела нас в чистенькую небольшую комнатенку с тюлем на окне и геранью на подоконнике.

– Здесь он и живет. Смотрите.

На удивление оказалось – смотреть было на что. В комнате находились в ярких импортных упаковках сварочный аппарат и дорогие наборы инструментов для ремонта автомашин. Мы добросовестно записали все это добро в протокол и я спросил:

– Где Матвей хранит свои личные документы и вещи?

Хозяйка открыла дверцу шкафа, показала одну из полок.

– А вот.

Я порылся. Никаких сберкнижек и иностранной валюты не нашел, зато наткнулся на необычный портсигар, причем, было смутное ощущение, что где-то его уже видел.

– Откуда у Мартюшева этот портсигар?

– Друг с Магадана подарил. Матвей говорил, что он очень дорогой, что он на него две таких хаты, как моя, может купить.

– Золотой что ли?

– А бог его знает.

– Виталий Иванович, внесите в протокол, что портсигар из желтого металла с таким-то изображением изъят для проведения исследования.

– Матвей расстроится, что вы его забрали,– заметила хозяйка.

– Мы его не забрали, а изъяли для исследования. Решать забирать или нет будет суд.

– А когда суд?

– Вероятно, месяца через два.

– Ох, батюшки-светы, лишь бы не посадили,– тяжело вздохнула женщина.

Обнадеживать ее иллюзиями при наличии у ее сожителя богатой судимостями биографии не хотелось, мы воздержались от комментариев и попросили пригласить кого-нибудь из соседей – подписать протокол.

– Ты помнишь у кого мы такой портсигар видели?– уже в машине спросил Вязов.

– Помню, что видели, а у кого – нет.

– У участкового, который нас в автомастерскую сопровождал.

– Точно. Давай сейчас заскочим по пути в ЭКУ, проверим действительно ли эта штука такая дорогая.

В ЭКУ провели спектральный анализ и сказали, что портсигар из золота, но для определения пробы и получения официального заключения порекомендовали обратиться в Пробирный надзор.

Я взял у Веры Феоктистовны разрешение на встречу с Мартюшевым и предупредил Вязова:

– Если меня будут спрашивать, я поехал в СИЗО. Буду часа через три.

– Возьми меня с собой,– попросил он.

– Поехали. Вдвоем веселее.

По дороге заскочили в киоск и купили Матвею его любимого "Беломора".

Было заметно, что в изоляторе Мартюшев чувствует себя, как дома. Вальяжно, с ленцой он уселся на прикрученную к полу табуретку и спросил:

– Чо вызвали?

– Так, поговорить за жизнь. Следствие по твоему делу почти закончено. Следователь "201"-ю готовит. Проводить теперь дополнительные допросы нам без надобности. Поэтому просто поговорим, без записи. Закуривай для начала.

Я достал и положил на стол портсигар, наполненный "Беломором".

При виде его, Мартюшев помрачнел лицом, потом аккуратно взял свою вещь, повертел в руках, осмотрел, открыв крышку, достал папироску и молча положил портсигар обратно.

– Узнал свое добро? Откуда он у тебя?

– Кореш подарил.

– Кто такой?

– Он вам все равно сейчас ничего не скажет. Убили его недавно. Расстреляли в машине из автоматов.

– Это на трассе, недалеко от Горнозаводска?

– Ага.

– Так значит, говоришь, он их всего два сделал?– встрял в разговор Вязов.– А если я скажу, что видел точно такой же кое у кого, когда мы приезжали за тобой в Горнозаводск.

– На понт берешь, начальник. Я не фраер,– нахмурился Матвей.

– Что мне перекреститься, зуб дать, что не вру, или просто честного слова хватит? Да вот и Игорь Владимирович подтвердит, мы с ним вместе видели.

В голове Мартюшева происходил сложный мыслительный процесс. В наших тоже. К одному и тому же заключению мы пришли почти одновременно. Человек, у которого находился второй портсигар, был причастен к расстрелу магаданцев.

– Кто?– спросил Матвей.

– Поторгуемся?– предложил Вязов

– Давай,– кивнул Мартюшев.

– Значит так. Этим человеком мы сами займемся. Если докажем, что он или кто другой твоего корифана застрелил, то ты нам официально полный расклад про свой кидняк дашь: кто организовал, чья идея, кто тебе документы изготовил. Твое слово?

– Хитрый ты, начальник. Я ж вижу, что тебя это дело и без моего слова заело. Но ты и меня пойми. Конечно, я с Толяном не один год на одних нарах чалился и убивцам его сам готов глотку перегрызть. Да только своя рубаха ближе к телу. Если я все, как ты просишь, расскажу, пику мне под ребра в два счета всадят, а тебе новую звездочку дадут. Неравный у нас обмен получается.

Вязов презрительно усмехнулся и сказал:

– Скажи прямо, что ссышь. Пойдем, Игорь Владимирович. Хватит воду в ступе толочь. Уркоганская мораль и верность хороши пока дело не касается собственной задницы. За идею и принцип только менты стараются. А ты живи дальше, больше мы тебя беспокоить не будем.

Мы вышли в коридор и передали Матвея контролерам. Низко опустив голову он поплелся в камеру.

После беседы с Мартюшевым, Вязов отправился в РУОП, а я поехал к себе в РОВД. Едва открыл дверь кабинета, как зазвонил телефон.

– Алло, Игорек, привет,– сказали в трубке голосом Эдьки Каминского.

– Физкульт-привет, работникам физической культуры и спорта!отозвался я.

– Что не заглядываешь в гости? Заехал бы как-нибудь в выходные с супругой. Искупались в бассейне, в тренажерном зале фигурку подтянули.

Раньше мне от Каминского подобных предложений не поступало, но из чувства такта не стал указывать ему на это.

– А вообще, я звоню по делу,– добавил он.

– Я догадался.

– Вот как? И знаешь по какому?– спросил Эдька.

– Нет. Но знаю, что деловые люди всегда звонят по делу. Что случилось?

Каминский замялся и после небольшой паузы сказал:

– Понимаешь, разговор не телефонный.

– Подъезжай, я на месте,– предложил я.

– Игорь, не хочу у вас появляться. Сразу возникает масса вопросов: тому надо племянницу записать на аэробику, этому – сына в каратэ. Будь другом, заедь сам.

– Ладно, буду другом. Вечером заскочу. Часиков в семь, годится?

– Отлично. Буду ждать. Пока.

К концу рабочего дня накопилась усталость и тащиться на встречу совсем не хотелось. Я мысленно поискал причину, по которой не смог бы поехать к Каминскому, но ни одной действительно уважительной не нашел. Пришлось ехать.

Кабинет Эдьки, как истинно спортивного деятеля, был украшен многочисленными кубками в память о трудных победах коллектива спортклуба. Но если раньше кубки и вымпелы выставлялись на передний план, то теперь блекло мерцали на полках в углу, а в центре красовались компьютер "Пентиум", телефакс и здоровый телеящик фирмы "Панасоник", а также прочие другие достижения японской электронной техники. Но главным украшением кабинета и гордостью его хозяина был бар. Каминский не примнул мне его продемонстрировать. Он нажал на кнопку, дверца бара под музыкальные переливы медленно уплыла в сторону, открывая взору зеркальные внутренности, уставленные бутылками.

– Виски, мартини, джин?– предложил он.

– Мальвазия есть?– спросил я.

– А что хорошая штука?– заинтересовался Эдька.

– Герцог Кларенс считал, что лучше не бывает.

Эдька был не в курсе исторического факта, как английский король Эдуард IV, убирая претендентов на престол, предложил своему брату герцогу Кларенсу самому выбрать себе смерть, и тот предпочел, чтобы его утопили в бочке с мальвазией, поэтому он не понял шутки и спросил:

– Ты знаешь, мальвазии нет, может коньяка?

– Давай коньяка,– согласился я.

Мы размялись коньячком, закусили конфетками, обсудили перспективы российского чемпионата по футболу и невыразительную игру наших футболистов, выступающих за зарубежные клубы. Сошлись во мнении, что лучше перекупать наших игроков из третьеразрядных западных клубов, чем скупать оптом и в розницу иностранцев из бывших республик Союза. Каминский налил еще по одной и перешел к делу.

– Игорь, говорят, у тебя есть видеозапись одного чувака из Тюмени, в которой он ссылается на ряд известных у нас в городе людей, якобы они помогали в его махинациях.

– Есть,– кивнул я.– Но ты откуда про нее знаешь? Мы эту пленку по телевизору не показывали.

– Но я же все-таки бывший опер!– ухмыльнулся Эдька.

Это было громко сказано. Правда, источник информации был ясен. Фрагменты записи видели только два человека: банкир Кример и Жанна. В тех фрагментах, что мы переписали для Дмитрия Эдуардовича, никаких имен не называлось, значит оставалась только Жанна. Без сомнений, после того, как мы нагнали на нее жути, она исправно доложила по своей инстанции наверх, что у ментов есть видеозапись, в которой Кошкин дает полный расклад о своей афере с именами и фамилиями задействованных местных жульманов и бизнесменов. И конечно, причастные к этому делу фигуры засуетились и решили, что надо принимать меры. Ничего умнее, как купить меня, они не придумали.

– Ладно. Утечка информации – это больной вопрос всех спецслужб. Не будем заострять на нем внимание. Что ты хочешь узнать?– спросил я, прикинувшись дурачком.

– Понятно, что все, рассказанное этим чуваком, сплошная лажа и ни один суд не поверит его болтовне. Я слышал, что парень по жизни был с вальтами в голове, наркоман, а тут вы еще на него надавили, он и наплел сказок с три короба. Однако, ты знаешь как бывает. Он что-то там набрехал, пошли слухи. Поди потом доказывай: то ли ты украл, то ли у тебя украли. В общем, кое-кто из влиятельных людей не заинтересован в дальнейшем муссировании слухов по этому поводу и готов заплатить тебе за видеокассету хорошие деньги.

– Хорошие – это сколько?– спросил я.

– Сотня баксов тебя устроит?– великодушно предложил Эдька.

– Ты бы еще бутылку водки предложил,– обиженно протянул я.

– Ну, двести.

– Короче, я, как отец русской демократии, считаю, что торг здесь неуместен. Я сам назову цену, а ты уже можешь думать – соглашаться или нет. Ваню Кошкина мы брали вдвоем, я и Вязов. По пятьсот каждому – всего тысяча, и мы в расчете.

– Я передам твои условия заинтересованным людям. Но ты загнул. За ничего нестоящую пленку – тысяча?!

– Если бы она ничего не стоила, я записал на ней боевик или порнушку. А раз ты предлагаешь мне ее купить, значит, она имеет свою цену. И скажи своему человеку, чтобы думал быстрее, я могу попытаться толкнуть ее за две штуки кому-нибудь другому. Спасибо за коньяк. Мне пора. Счастливо оставаться.

Настроение Каминский мне испортил на весь оставшийся вечер. Ей богу, пренеприятное состояние, когда тебя покупают, а особенно противно, когда люди считают, что это возможно.

Каминский позвонил на следующий день. Он передал, что клиент согласен купить пленку за обговоренную сумму и гарантию в виде честного слова, что это единственная копия. Я сказал, что согласую вопрос с Вязовым и перезвоню. Виталий в это время брал объяснение с бедолаги, купившего уже купленную квартиру. Какая-то новая риэлтерская фирмочка умудрилась загнать "хрущевку" сразу двум покупателям. Из двух покупателей преимущество получил тот, кто раньше вьехал, а неудачник пошел жаловаться к нам. Дело усугублялось тем, что мужик уже продал свою однокомнатную и теперь проживал с семьей у тещи, которая в сложившейся ситуации всю вину взваливала на него. Я не вслушивался в рассказ терпилы, так как голова была забита своей неожиданно свалившейся заботой. Но в принципе, дальнейшее развитие событий легко было предугадать. Фирма ни за что не признается в кидняке, хотя он, наверняка, имел место, и будет упирать на допущенную сотрудниками ошибку. Руководство даже принесет извинения клиенту и пообещает предоставить ему другую квартиру, резина будет тянуться несколько месяцев и все это время деньги терпилы будут находиться в обороте фирмы.

Я добросовестно дождался, пока Вязов закончит с посетителем, только тогда рассказал ему о предложении Каминского и о своих соображениях на сей счет. Он посмеялся, и мы отправились советоваться к Петровичу. Начальник тоже сначала немножко посмеялся, потом, вспомнив о занимаемом положении, в соответствии с которым спрашивают за все, призадумался. Прикинув и так и эдак, он сказал:

– М-да, хлопцы, заварили вы кашу. Может, вместе ее в 13-й колонии расхлебывать будем. Пленку принесете мне, я посмотрю, потом решу, что с ней делать дальше. А Каминского не мешает проучить. Забивайте с ним стрелку. Оформим, как положено. Дело возбуждать по нему, конечно, не будем, но работать на себя заставим. Надобно Эдика поставить на место, чтобы не забывал кто мы и кто он. Вот еще что. Напишите рапорт на проведение оперкомбинации без указания фамилий. Это, чтобы задницу прикрыть в случае чего.

Продавать пленку мы поехали вместе с Вязовым. Встретиться с Эдькой договорились у него в бане. Вроде как и помыться за одним. Там в комнате отдыха стоял видяк и можно было проверить запись. Для скрепления сделки мы купили бутылку армянского коньяка. Каминский включил тен в парилке, а мы пока расположились за столом обмыть встречу. Разговор не клеился, и Вязов первый перешел к делу.

– Игорь мне рассказал о твоем предложении,– начал он.– В принципе я согласен И цена меня устраивает. При пересчете на нашу ментовскую зарплату это будет .......

Вязов достал калькулятор, что-то там посчитал и продолжил:

– Это будет три с небольшим нашего месячного содержания на каждого. Не бог весть что, но нормально. Только мне, честно говоря, непонятно зачем твой человек платит за нее такие деньги?

Пока они беседовали, мне послышался скрип пола в каморке, где уборщица хранила свои ведра и швабры. Я отключился от разговора и навострил уши в том направлении. Через некоторое время скрип повторился. Между тем, Вязов достал кассету, продемонстрировал запись рассказа Вани Кошкина и теперь тот, в свою очередь, достав бабки, отслюнявил нам штуку баксов. Вдруг, как в фильме ужасов, в помещении повеяло сквозняком и раздались шаги. Через мгновение мы оказались окруженными людьми в штатском, и Эдька заметно побледнел.

– Гражданин Каминский, вы застигнуты при попытке передачи взятки сотрудникам милиции. Будете отрицать?– спросил старший группы.