Текст книги "Геном бессмертия"

Автор книги: Олег Говда

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Глава двенадцатая

Как только чуть забрезжило, капитан Малышев безжалостно растолкал недавно сменившегося с поста Колесникова.

– Сергей, потом доспишь. Ты остаешься с Олей. Ждите связи с "Призрак-Один". Уверен, майор Корнеев вскоре объявится. А мы со старшиной проветримся чуток. Полюбопытствуем, с какого боку фрицам сподручнее свинью подложить.

– Есть оставаться на связи. А что докладывать, если "первый" затребует обстановку?

– Вообще-то ефрейтор Семеняк уже должен добраться к ним. Но, если не смог… Доложишь то, что знаешь и запросишь дополнительный сеанс связи. Скажем, в пять тридцать и, повторно, шесть ровно. Думаю, мы со старшиной к тому времени должны управиться… О, едва не забыл спросить!.. Сергей, а ты на "юнкерсах" летать умеешь? Или предпочтительнее будет немецкого летчика в плен взять?

– Я так понимаю, командир, что речь идет о вчерашнем Ю-52? – уточнил пилот. – Увы, летать на "тетушке Ю", мне не приходилось… Но в кабине самолета сидел и с системой управления знаком. Думаю, вырулить на старт и взлететь… с минимальной загрузкой, сумею. Нам бы только за линию фронта дотянуть, а там – разберемся. В крайнем случае, на пузо плюхнемся… Транспортник не бомбовоз, не детонирует. Что касаемо захвата пилота, то воспитанники Геринга, не пехотные серые шинели. Эти сотрудничать не станут. Скинет чуток газ, при взлете, самолет носом клюнет и все – уже никто никуда не летит. А уследить за его действиями, чтобы упредить, не получится. Так стоит ли рисковать?

– Согласен. Значит, дорогой товарищ капитан, придется тебе самому нас отсюда вывозить…

– Я постараюсь, товарищ капитан.

– Вот и договорились. Ну что, старшина, пошли, готовить нашему Икару взлетную полосу? Домой-то хочешь?

– Домой, не в гости. Всегда приятно. И без подарков рады будут… А Икар – это кто?

– Икар? – переспросил Малышев. – Гм, как бы тебе объяснить попроще…

– Первая модель пикирующего бомбардировщика, – ухмыльнулся Колесников.

– Немецкая?

– Нет, греческая…

– Тогда, не важно. С греками мы не воюем… – сделал вывод старшина.

– И насчет подарков, дело не встанет. Уж Колька Корнеев обязательно что-нибудь придумает… Кстати, Кузьмич, – капитан Малышев украдкой подмигнул, проснувшейся и прислушивающейся к разговору, радистке, – я слыхал, будто ты, в молодости, на медведя с голыми руками хаживал? Верно, нет?

– Брешут… – отмахнулся старшина, перехватив взгляд, и принялся степенно оглаживать усы. – Меня, командир, все таежные медведи стороной обходят… Бояться.

– Это, с чего вдруг?

– Так я ж, однажды, по случаю, тигру ухо отгрыз… – усмехнулся Телегин, понимая, что весь этот, вроде бы пустяшный разговор, ненужный и, как бы, совершенно не ко времени, капитан не зря затеял.

Даже у самых опытных, закаленных войной бойцов, но впервые попавших за линию фронта, когда вокруг одни враги и, случись беда, никто не придет на помощь, порой сдают нервы. И если более опытные товарищи вовремя не приободрят новичка, не снимут пустой болтовней, немудреной шуткой избыточное напряжение, то в самый ответственный момент бойцу может не хватить хладнокровия и самообладания. А в разведке не бывает мелочей, – любая ошибка или оплошность одного, может привести к провалу задания и гибели всей группы…

– Чего-чего? – Малышев и сам не ожидал подобного ответа, но с готовностью подыграл Кузьмичу. – Ну-ка, ну-ка, поведай нам страшную тайну.

– В общем-то, ничего особенно примечательного, – Телегин привычно полез за кисетом, но наткнувшись на пустоту, вспомнил, что отдал его Семеняку. – Давно это было. Я ведь сызмальства с отцом зверя промышлять начал… Вот и наловчился. А когда мне аккурат двадцать седьмой год исполнился, я по пушнине план заготовок на двести процентов выполнил. Премию мне дали, грамоту и на съезд передовиков в город отрядили. Много чего я тогда там интересного впервые увидел. Я и подумать не мог, что так много людей в одном месте уживается… М-да, – Кузьмич грустно вздохнул, то ли вспоминая молодость, то ли яркие впечатления.

Товарищи терпеливо ждали продолжения истории, не перебивая.

– А какими кушаньями нас в столовой гостиницы угощали, пальчики оближешь. Но больше всего мне сладкое вино понравилось. "Улыбка". Никогда прежде ничего подобного пробовать не доводилось. Водку, настойки на спирту – это да. В тайге, зимой или в ненастье всякое случается. Иной раз, без вовремя сделанного глотка, не выжить. Но это же не пьянство, а сродни лечения… Целебная микстура… Батя мой знатно первач на разных целебных корешках настаивал… – старшина опять помолчал немного. – М-да, так вот, напробовался я этой сладости до такого состояния, что после торжественного застолья, едва в свой гостиничный номер попал.

– Что-то я не пойму, Кузьмич, с какого боку здесь тигр? – чуть озадачено хмыкнул Малышев.

– А ты погодь, командир, не торопись… Так вот, в номер я вошел, но до кровати добраться не сдюжил и улегся отдыхать прямо на ковре… Но весь фокус в том, что вместо ковра, на полу моего номера была расстелена шкура уссурийского тигра.

– Ага… – догадался, в чем скрытый смысл байки, Андрей, но перебивать не стал, давая старшине досказать до конца.

– Теперь представьте себе, дорогие товарищи, мое состояние: когда, спустя некоторое время, я вдруг понял, что лежу на спине огромного тигра, который всячески пытается сбросить меня. А ведь это – верная смерть! Вмиг загрызет. У меня же не то что ружья – ножа и того с собой нет. А тигр так вертится, что от полос аж в глазах рябит, и тошнота к горлу подкатывается… Одними руками никак удержаться! И тогда я вцепился ему в ухо зубами. Да так крепко, что отгрыз напрочь… – закончил охотник под приглушенный смех товарищей. – С тех пор ношу свой "трофей" всегда с собой. И как только чувствую, что готов совершить глупость, вынимаю мохнатое ухо, поглажу его пальцами, и вся дурь из головы в тот же миг улетучивается. Третий десяток лет безотказно помогает… Хотите верьте, хотите нет – но с тех пор мне за себя самого перед людьми ни разу краснеть не доводилось… Показать талисман?

– Погодь, Кузьмич, дома смотрины устраивать станем… Когда к своим вернемся, – Малышев остановил, потянувшегося к вороту Телегина. – Хороша байка, спору нет, поучительная, но и делом пора заняться. Скоро совсем светло станет. Пошли, старшина… Тигров, извини, в здешних местах, не замечено, но если сдюжим, то сможешь к охотничьим трофеям перышко от железной птички добавить.

* * *

– Скажите, товарищи офицеры… – спросил Корнеев у саперов. – У вас бикфордового шнура в запасе много осталось?

– Думаю, пара метров найдется, – ответил Ованесян. – А что?

– Я бы попросил отвечать точнее! – задумавшись, Николай произнес эти слова чуть более жестче, чем требовалось.

– Насколько точнее, командир? – обидчивый армянин тут же вспылил. – Прикажете в сантиметрах доложить, или в миллиметрах?

– Не умничай, Вартан, – немного сбавил тон майор. – Я же не из праздного любопытства спрашиваю. Это важно. Сейчас все объясню…

– Тогда надо перемеривать…

Ованесян вынул шнур из вещмешка и вместе с Петровым стал прикидывать длину пядями.

– Примерно: три метра, плюс минус двадцать сантиметров… Точнее не скажем. Измерительный прибор барахлит.

– Угу… И сколько он гореть будет?

– Стандарт. Полсантиметра в секунду.

– А это значит… – прикинул в уме Корнеев. – Получается, что-то около десяти минут? Верно?

– Плюс-минус… – подтвердил Ованесян.

– Маловато… За такое время далеко не уйдешь.

– Да ты толком объясни, Николай, – присоединился к разговору Петров. – Один ум хорошо, а два сапога пара… Чего задумал? Я так понимаю: тебе нужен взрыв с отсрочкой по времени?

– И чем больше отсрочка, тем лучше, – кивнул Корнеев.

– Полчаса хватит? – хмыкнул тот.

– Серьезно?

– Вполне… – Петров вынул из нагрудного кармана необычный с виду взрыватель, больше похожий на толстую авторучку. – Вот, "ВХЗД-30" – химический взрыватель замедленного действия. Прихватил на всякий случай. Как знал, что может понадобится… Время срабатывания тридцать минут. Годится?

– Отлично. Значит, действовать будем исходя из этого запаса времени. Гляди, Виктор… – Корнеев раскрыл карту. – Отсюда до монастыря около трех километров. Но сам монастырь нам не нужен, а примерно вот этот изгиб дороги. Установишь на обочине фугас… Метрах в двадцати, чтоб грохнуло хорошо, но даже случайно машину не повредило.

– Психологическая атака, понятно…

– Типа того. Сейчас, без пятнадцати четыре. Ровно в половине пятого фугас должен быть заложен. А в четыре тридцать пять нажмешь кнопку. Дальше – двигайся вот в эту точку. Два километра севернее Дубовиц. За те полчаса, пока фрицы всполошатся, должен успеть уйти… Видишь: в этом месте западный берег реки еще гол, а на восточном уже начинается лес.

– Я понял, командир. Спасибо…

– Это за что?

– Что сразу прикидывал, как сапера на верную смерть не посылать. Ведь ты, поэтому спрашивал о длине шнура, верно?

– Разговорчики… – проворчал Корнеев. – С тобой пойдет Гусев.

– Есть, командир, – кивнул старший лейтенант.

– Зачем? – удивился Петров. – Иван же не минер. Да там и сложности никакой нет. Я справлюсь. Вартан, подтверди…

– Вообще-то Виктор прав, командир, там и одному делать нечего. Если под закладку не отрывать яму, глубиной с окоп для стрельбы стоя.

– Отставить пререкаться!.. – посуровел голосом Корнеев. – Один в поле не воин, товарищи саперы. Особенно во вражеском тылу. Любая глупость может роковой стать. А Иван – опытный фронтовой разведчик. Случись что, не даст пропасть… И очень прошу, всех, будьте на чеку! Хватит с нас и Васи Купченко…

При этих словах ефрейтор Семеняк вопросительно взглянул на Лейлу и, прочитав на лице девушки ответ, глубоко вздохнул. Значит, уже есть потери… Вот ведь судьба. А как чувствовал. Хотел поменяться с Купченко, но после того, как Корнеев заговорил с Малышевым на повышенных тонах, не рискнул. Как опытный боец, Степаныч понимал, что совсем не дело, когда подчиненные начинают улучшать по своему разумению решение уже принятое командиром…

– Ваша конечная задача, – продолжал тем временем майор. – Скрытно выйти к лесному аэродрому не позже пяти пятидесяти… Крайний срок – шесть ровно. А дальше, будете действовать по ситуации. В зависимости от того, как сложатся дела.

– Есть…

– Ровно в пять, мы выйдем в эфир, тем самым давая операции "Прикрытие" вступить в завершающую фазу. Часы у немцев начнут обратный отсчет времени до подлета наших бомбардировщиков. А взрыв фугаса, в непосредственной близости от стен монастыря, на что я очень надеюсь, заставит их запаниковать и начать эвакуацию груза, не дожидаясь поимки вражеских диверсантов. Но в то же время, неопределенность ситуации, не позволит фрицам снять людей с оцепления для усиления группы сопровождения. И вот в этом наш с вами шанс, товарищи. Мы должны захватить спецгруз по пути его следования на аэродром, или – в крайнем случае, после погрузки на борт транспортного самолета…

* * *

На востоке громыхало, но как-то тихо, деликатно. Словно не нарочно. Так гремит посудой жена, не желая потревожить отдых мужа, но боясь не успеть приготовить завтрак к его пробуждению, – то слишком быстро кладя в тарелку ложку, то – задевая половником кастрюлю. И грохот этот был не тревожным, не страшным, а привычным и, даже, уютным…

Солнце еще не взошло, но лес уже оживал, готовился к следующему дню. Разноголосые птицы, одна за другой, прочищали горло и звонко докладывали на утренней поверке о своей готовности.

– Видишь вон ту сосну, со сломанной верхушкой? – указал Малышев Кузьмичу ориентир на противоположной стороне поля.

– Группу сосен вижу, – старшина присмотрелся в указанном направлении. – Обломанную верхушку – нет… Мои глаза, командир, уже твоим не ровня. Но ты не сомневайся, найду. Вблизи уж точно не проморгаю…

– Добро. Встречаемся через час. Я пройду твоим вчерашним маршрутом, может, еще чего увижу, а ты, Кузьмич – дуй в обход. Погляди: что у них на той стороне припрятано.

Старшина взглянул на часы, кивнул и скрылся. Проделав это так ловко, что глядя вслед, бесшумно растворившейся в лесу человеческой фигуре, Малышеву невольно подумалось о леших и призраках. О "Призраках" – как раз, кстати… Капитан, мотнул головой, прогоняя наваждение, передвинул удобнее ножны и двинулся в противоположном направлении. При этом сноровкой Андрей ни в чем не уступал опытному таежному охотнику.

Примерно зная, что и где ему следует искать, капитан не столько глядел себе под ноги, сколько высматривал между деревьями силуэт самолета. И вскоре, стоя метрах в двухстах от места ночлега, Малышев, разглядывая "упитанный" фюзеляж трехмоторного транспортного Ю-52, мог только удивляться: как немцы умудрились затолкать такую тушку в лес? Не иначе, на руках закатывали, а потом – еще и деревья обратно понатыкивали. Ведь у "Тетушки Ю" не меньше тридцати метров в крыльях, – а такую прореху никакой маскировочной сетью не прикроешь. Плешь все равно с воздуха заметная останется… Опытный летчик обязательно увидит и отметит в рапорте…

К тайной стоянке капитан вышел как раз вовремя. Отсыпавшийся ночью, летчик пришел сменить отдежурившего напарника. Ничего не опасаясь и не глядя по сторонам, он быстро взбежал по ступеням приставной лестнице и нырнул внутрь железного чрева.

– Лейтенант Гумбольдт, подъем! Вставай, соня! – заорал он уже внутри. – Обед проспишь!

– Как обед?! – не понял шутки, очевидно, все же задремавший под утро в кресле, пилот. – Почему обед? Ты же должен был меня еще утром сменить.

– Гюнтер, я пытался это сделать… – продолжал розыгрыш товарищ. – Но не смог тебя разбудить…

– Иди ты в задницу, Дитрих! – наконец-то разобрался со временем суток отдежуривший летчик. – Вечно ты со своими дурацкими шутками… Никак не поумнеешь…

– Так ведь скучно, Гюнтер. Ни кафе, ни пива, ни музыки, ни женщин. Сидим тут, как партизаны…

– Тьфу, тьфу… Еще беду накличешь. Кстати, о женщинах, Дитрих: ты уже вылечил свою гонорею?

– Сам дурак… – незлобиво ответил тот, оценив шутку. – А плевать надо три раза и обязательно через плечо. Я, правда, не помню, через какое…

– Что за глупости?

– Э нет, – серьезно ответил тот. – Меня на восточном фронте научили. Говорят, у русских это самая верная примета.

– Ты опять?! То партизаны, то русские… Сколько можно, Дитрих. Судьба не любит того, кто постоянно дергает ее за усы.

– Фи, Гюнтер… Разве можно так о фрау? Какие еще усы? Это ж не фельдфебель. А вот девушки очень даже не против, когда паренек посимпатичнее обратит внимание на их бантики. Ради этого они их в косы и заплетают…

– Пошляк.

– А ты – зануда и ханжа. Не волнуйтесь, господин второй пилот… Нас с тобой тут даже гестапо не сыщет, случись что… – хохотнул весельчак Дитрих. – Так что можешь, смело дергать. Хоть всю ночь подряд…

– Избавьте меня от своего тупоголового солдафонского юмора, господин барон. Постыдились бы предков. Лучше пойду спать… Принимайте дежурство, обер-лейтенант.

– Свободен, Гюнтер… Не напрягайся… Иди, отдыхай, а я пока попытаюсь понять разницу между сном в кресле и сном на лежанке. Хотя, если судить по твоему запухшему лицу, в лесу спиться гораздо лучше. Что, в общем-то, и не удивительно: в кабине самолета воняет только нашим потом, а не сапогами и нестиранными носками шести солдафонов. Хайль…

– Хайль…

– Поторопи фельдфебеля с завтраком. И пусть тот, кто на пост заступит, мне кофе принесет.

– Мог бы и не напоминать. Твои аристократические причуды, Дитрих, каждому известны.

– Не сметь пререкаться со старшими по званию, господин лейтенант! – заорал ему вслед, громко хохоча, весельчак Гюнтер. – А то я за ужином твою порцию шнапса выпью…

Сменившийся с дежурства немец легко выпрыгнул на травку и показал, оставшемуся в самолете товарищу два пальца. Имея в виду, конечно же, находящегося в кабине напарника. Потом, потянулся с хрустом, глубоко вдыхая промозглый лесной воздух, помахал руками, сделал несколько приседаний и, высоко вскидывая колени, резво побежал к сторожке.

"Шесть плюс два? – вычленил и суммировал в уме случайно полученную информацию Малышев. – Совсем фрицы страх потеряли… Хотя, если взглянуть с другой стороны, некоторая логика в этом прослеживается: чем меньше людей привлечено к операции, тем выше степень секретности. Немцы наверняка опасаются утечки информации. Да и обнаружили мы их, чего там лукавить, совершенно случайно. Если б Колька не услал нас искать пути отхода, никто на этот аэродром ни в жизнь бы не наткнулся… Так что, обвинения в халатности, придется снять, как не выдержавшее конструктивной критики. Восемь человек… А это значит – двое спят после ночи, двое – дежурят у самолета, остальные четверо – готовят пищу и занимаются… самоподготовкой. Отличный расклад! Даже Колесникова подключать не придется, сами, со старшиной управимся…"

Он задумчиво поглядел на ту часть самолета, где размещалась кабина летчика, машинально потирая мочку уха.

"Заманчиво, конечно, но потом придется дожидаться здесь солдата с кофе. А если он не один заявится? Да и Кузьмич обеспокоится. Нет, зря рисковать не буду… Никуда пилот не денется. Сперва с остальными разберемся".

* * *

– Слышь, Степаныч, а ты как умудрился сухим остаться? – поинтересовался Пивоваренко. – Раздевался что-ли?

– Не… Наш ефрейтор секрет Христа знает… – хохотнул Петров. – Ходит по воде аки посуху.

– И в самом деле? – только теперь Корнеев обратил внимание на то, что его ординарец единственный из всей группы одет в совершенно сухую форму. – Ты как речку переходил?

– По мостку… – не совсем понимая, чего от него хотят, ответил Семеняк.

– По какому еще мостку? Где? – заинтересовался командир.

– Обыкновенному… Как из лесу вышел, свернул с дороги направо, а дальше – тропка сама к речке вывела. А там мостик с берега на берег переброшен.

– Что же ты сразу не доложил?

– Да как-то к слову не пришлось… – пожал плечами Семеняк.

– Разрешите спросить, товарищ командир, – придвинулась поближе к Корнееву младший сержант Мамедова.

– Конечно, Лейла. Слушаю тебя… – замедлил тот шаг. – Что-то важное?

– Вы только не смейтесь, – замялась девушка.

– Обещаю, не буду, – заверил ее майор. Но потом все же не утерпел и пошутил. – Я не женат и детей не имею…

Реплика была столь неожиданной, что Лейла не удержалась и хихикнула.

– Да ну вас. Я же серьезно…

– Ладно, не обижайся. Ну, чего спросить хотела, говори?

– Скажите: вам не страшно?

Вопрос прозвучал не совсем внятно, но Корнеев понял и ответил со всей искренностью.

– Конечно, страшно. Совершенно не бояться смерти только клинические идиоты. И не верь, когда говорят, будто на войне ко всему привыкаешь… К этому нельзя привыкнуть. Взять себя в руки, не думать о смерти – это да, можно и нужно. Инстинкт самосохранения в человеке, самой природой заложен. Иначе вымерли б давно… Но, на то нам дадены ум и воля, чтобы побороть в себе страх, когда цель дороже жизни. Хотя, если вдуматься, смерть совершенно не страшна. Еще наши предки казаки поговаривали, что смерти бояться не стоит. Поскольку, пока мы живы – ее нет. А когда она заявится – нас уже не будет. Уверен, что и у казахов тоже найдется похожая пословица. Правда?

– Да… – подтвердила Лейла.

– Ну, вот видишь.

– Это только с непривычки так кажется… – присоединился к разговору ефрейтор Семеняк. – Михаил Иванович как-то упоминал, а я запомнил – психологический фактор… Раз вокруг враги, значит и опасность погибнуть выше. Хотя, на самом деле, на передовой у рядового пехотного Вани гораздо больше шансов поймать шальную пулю или осколок. А тут – как у Христа за пазухой. Ни бомбежек, ни артобстрела… Тьфу-тьфу-тьфу. Смекаешь, о чем я, дочка?

– Спасибо, Игорь Степанович.

– Пустое. Вот, если подобное чувство у тебя на пятом или дальше задании появиться, вот тогда стоит насторожиться, это уже сработает интуиция. А первый раз-то…

– Слышь, Степаныч, у тебя в вещмешке, случаем, диплом психолога не завалялся? – с усмешкой поинтересовался Пивоваренко. – А то мне бы тоже консультация по некоторым, жизненно важным вопросам не помешала.

– В смысле: пить или не пить? – подхватил шутку ефрейтор Семеняк. – Ответ однозначный: пить… но в меру.

– Отставить зубоскальство. Подтянись. Приближаемся к реке… Соблюдать тишину при подходе.

* * *

Странный народ – люди. Все б им куда-то повыше взобраться. Память о Всемирном Потопе гонит их в горы что ли? Прекрасная широкая долина, живи и радуйся, так нет – башню с одной стороны взгромоздили, монастырь – с противоположной. И если такой выбор места по отношению к военному объекту еще более-менее понятно, то культовое сооружение зачем? Чтоб оказаться во время молитв поближе к Богу? Так для Всемогущего и Вездесущего Творца и Создателя лишняя пара метров по вертикали ничего не значит. Словом, морока одна… Пока на молебен поспеешь, хорошенько запаришся… Хорошо, хоть луна перестала прятаться, решив наверстать свое за те несколько часов, остающихся до рассвета.

Пройдя буквально несколько сот метров, Петров тронул за рукав, идущего впереди Гусева.

– Иван, а ты хорошо бегаешь?

– Не понял вопроса, товарищ капитан?

– Я к тому, старшой, – объяснил сапер. – Что за полчаса можно и больше чем три километра пробежать, верно?

– Вообще-то… Только я все равно…

– Понимаешь, Ваня, нам что важно? Чтобы фрицы начали эвакуацию груза преждевременно. Верно? Верно… А для этого требуется переполошить их как следует. Согласен?

– Ну да. За этим мы и…

– А я вот, Ваня, лично, очень сильно сомневаюсь, – продолжил Петров, – что какой-то трах-бабах, посреди голого поля, их настолько впечатлит, что они тут же бросятся нарушать собственные планы и инструкции.

Гусев остановился и развернулся к Петрову.

– И что?

– А давай-ка мы вот этот фугас не у дороги заложим, а под стенами монастыря прикопаем? Как считаешь, когда рванет у них прямо под ногами, фрицы скорее из своего укрытия к аэродром ринуться?

– Наверняка, – кивнул Гусев. – Но командир…

– Корнеев нас с тобой пожалел, чудак человек… Дал запас времени для отхода. Но ведь мы побежим очень быстро, правда, старшой? Зато шансы выманить фрицев существенно возрастет.

– Это да… И все-таки приказ был…

– Ну, что ты, Иван, в самом деле, как зеленый первогодок? Сам же отлично знаешь, что в разведке все предусмотреть и просчитать нельзя. По времени мы укладываемся? Укладываемся. Точное место установки фугаса на карте отмечено? Нет. Сказано – в стороне от дороги. Мы и установим в стороне. А что, совершенно случайно, рядом с местом закладки монастырская стена оказалась, мы не в ответе. Приказ запрещающий взрывать монастырь был?

– Нет…

– Вот видишь… Ну так что, рискнем?

– А давай… – Гусев и сам отлично понимал, что подобная акция будет куда эффектнее, предложенной Корнеевым.

– Тогда, вперед, старшой, – приказал шутливо сапер. – Шевели копытами! Время идет, а под каменный фундамент подкапываться, не картошку окучивать. Хорошенько попотеть придется.

– Ниче, капитан, кто потеет, тот не мерзнет, а не потеют только покойники… – отшутился старший лейтенант и прибавил шагу.

Серая громада старинного монастыря вполне отчетливо просматривалась на фоне еще темного предутреннего неба. И чудилось в ее хмурой настороженности что-то чуждое, зловещее и совсем не по-христиански враждебное к людям. Казалось, что это старинное святилище, последнее прибежище для страждущих духом, храм, – повидавший на своем веку слишком многое, опаленный войной и смертью, уже и сам боялся окончательно спятивших человечков и отторгал их. Проклиная и отказывая в защите…

* * *

Кузьмич уже заждался.

Укрывшись чуть в стороне, старшина время от времени нетерпеливо поглядывал на сломанную верхушку дерева: вдруг не та сосна? В предрассветной полумгле и ошибиться не долго. Свою часть маршрута он преодолел даже быстрее, чем рассчитывал. То ли на южную опушку фрицы чаще наведывались за сушняком, и больше расчистили подлесок, то ли – с северной стороны кустарник сам по себе рос гуще, но Телегин добрался до условленного места меньше чем за полчаса. Ничего и никого не встретив… Правда, примерно в полутора километрах от аэродрома, – в притихшем на ночь лесу звук разноситься так же хорошо, как над водой, зато – из-за многократного эха, точное расстояние определить почти невозможно, – Кузьмич услышал характерный гомон. В лесу таились люди. Много. Не меньше десятка… Но к поставленной капитаном задаче это не имело отношения. Это ж не родная уссурийская тайга, тут везде фрицы…

Малышев не придерживал ветки, позволяя им недовольно шелестеть, упруго скользя влажной от росы листвой по ткани одежды. Но из того, что командир не топотал наобум, старшина понял: в поспешности нет непосредственной угрозы, и показался из своего укрытия.

– Ты уже здесь? – заметил его капитан. – Хорошо? Что видел?

– Ровным счетом ничего. По эту сторону ни людей, ни техники.

– Совсем?

– Рядом с аэродромом – чисто, – подтвердил старшина. – Но фрицы в лесу есть. Точное расстояние не скажу. Километр, полтора… Может, больше. Лес чужой, эхо непривычное. С отделение, не больше… Пойти взглянуть?

– Нет. Наверняка, там залегло в засаде то самое оцепление, о котором я предупреждал Степаныча. Но нам, если не поднимем стрельбы, оно не помеха, а Корнееву – ефрейтор доложит. У нас с тобой, Кузьмич, задача интереснее будет. По непроверенным, пока, данным на аэродроме постоянно находится два летчика и шесть человек охраны. Смекаешь?

– А то… – понимающе хмыкнул старшина. – Двое – летчик и солдат, это отдыхающая смена. Еще двое – в таком же составе, дежурят у самолета. Остается – три солдата и фельдфебель.

– Почему фельдфебель?

– Без старшего, пост не выставят. А для офицера – слишком малочисленный гарнизон.

– А летчики?

– Ну что вы, товарищ капитан… – чуть ли не с укоризной проговорил Телегин. – Где Крым, где Рим, а где – папа римский? Хотел бы я видеть хоть одного летуна, понимающего толк в караульной службе. Вон, спросите при случае Серегу: сколько раз ему на посту стоять доводилось или разводящим выходить? У летчиков для этого БАО имеется.

– Спорить не буду, Кузьмич, ты у нас ротный старшина – значит, тебе виднее. Так вот, товарищ Телегин. Наша с тобой задача: в самые кратчайшие сроки, тихо и незаметно, сделать со всей этой занимательной немецкой математики один сплошной минус. Управимся вдвоем?

– Оно, конечно, всяко бывает… – привычно огладил усы Телегин. – Но, думаю, командир: сдюжим. Вряд ли нас тут специально натасканные на диверсантов "волкодавы" дожидаются. А парочку-другую обычных фрицев, а хоть и эсесовцев – уложим.

– Тогда, – потер ладони Малышев, – выдвигаемся поближе к строениям. Оценим диспозицию…

– Тихо… – старшина вдруг вскинул руку, ухватил офицера за плечо и силой заставил присесть.

Понимая, что это неспроста, Малышев послушно опустился на корточки и вопросительно повел бровями.

– Идет кто-то… – одними губами произнес Телегин и указал пальцем направление. Аккурат за спину капитану. Тот попытался обернуться, но Кузьмич только крепче сжал его плечо и отрицательно мотнул головой.

Малышев замер, а мгновение спустя, уже и сам расслышал негромкий хруст валежника под тяжелыми шагами. Положившись на опыт и реакцию старшины, капитан отслеживал события только по звуку и тому, как менялось выражение лица у Кузьмича. И тут немец, которому наверняка тоже действовала на нервы лесная тишина, стал негромко напевать:

– Дойчен зольдатен унд официрен, дас ист майне фройнде, их бин гратулирен!.. Партизанен пух-пух, русс капитулирен, дойчен зольдатен унд официрен…

Ладонь Кузьмича тут же отпустила Малышева, и капитан максимально осторожно развернулся на хрипло каркающий голос. Хотя, мог и не усердствовать – поющий человек не слышит практически ничего, кроме себя и удерживаемой в голове мелодии.

Немецкий солдат остановился, не доходя до разведчиков шагов десять. Но он стоял во весь рост и потому его плотная, рослая фигура была отчетливо видна, в расширяющихся к опушке просветах между деревьями, тогда как капитан со старшиной прятались в кустах. Немец постоял немного, вытянув шею и вглядываясь в чащу, но, естественно, ничего там не увидел. Тогда он отставил в сторону автомат, расстегнул брюки и присел на корточки, для равновесия ухватившись одной рукой за ближайшую ветку.

Старшина Телегин среагировал беспощадно и мгновенно, как привык поступать на охоте на опасного хищника. Капитан Малышев еще только нашаривал на поясе ножны, когда Кузьмич, в несколько широких, скользяще-лыжных шагов, оказался за спиной тужащегося солдата и, зажав фашисту ладонью рот, быстро перерезал оцепеневшему, от испуга и неожиданности, врагу горло. Выждал пару секунд, пока тот перестанет дергаться, и тихонько уложил на бок, неподвижно скорчившееся тело. Потом неспешно вытер лезвие ножа полой вражеского мундира и повернулся к командиру.

– Минус один…