Текст книги "Вне закона"
Автор книги: Олег Приходько
Жанр:
Боевики
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)
10
С утра завертелось, запарилось: Аркаша Гольдин доставил поросят, и оставалось нарезать антоновки и засунуть противни в духовку. Этим занимались двое из ресторанной кухни. Для нехитрой (все свои) сервировки хватало женщин, официантов решено было не приглашать – ни к чему лишние рты, глаза и уши.
Пока Светлана занималась привезенной ею зеленью, Гольдин распоряжался спиртным – что-то нужно было подать к столу, что-то отнести в холодильник, остудить до бани. С утра подморозило, топить стали сразу – пусть прогреются камешки, вскипит вода, хотя сама баня намечалась вечером. Этим занимались люди Язона и Севостьянова. Сам Алик Романович уехал за Погорельским. За ним числился должок, вот и представился случай рассчитаться. Не деньгами, разумеется, денег никто не считал – через влиятельного Федора Иннокентьевича Язон собирался утрясти проблему возобновления экспорта.
На давнего приятеля Дьякова, теперь акционера и пайщика, по расчету Язона выпадало таможенное управление.
Больше никого не требовалось. Это были люди, способные решить все вопросы, тем более что Пименов не ограничивал их в средствах: в таких экстренных случаях «Руно» и впрямь становилось золотым.
Хуже было другое. У Язона не было уверенности, что они захотят работать до того, как выяснится причина последних неудач, а товар – кровь из носу! – должен уйти в понедельник. Таково требование партнеров. Помимо спасения выгодной валютной сделки существовало и другое объяснение, негласное, но очевидное: нарушение срока поставки означало в этой ситуации, что «производство» попало под контроль, а работать под угрозой разоблачения ни на Майне, ни на побережье Бискайского залива не любили.
Язон кивнул Барракуде и поднялся по винтовой лестнице на чердак. За восточным окном оборудованного здесь кабинета открывался чудесный пейзаж, но сегодня он не стал раздергивать шторы. Подойдя к бару, плеснул виски в пузатый стакан чешского стекла, протянул телохранителю.
– Что там? – спросил он, жестом предлагая ему сесть.
Тот продрог, спиртное оказалось кстати. Барракуда мялся, не решаясь излагать свое мнение.
– Не уверен, – признался он наконец.
– Что значит, не уверен? Он что, невидимка?
– Во всяком случае, не дурак. Осторожен, если мне вообще не показалось.
– Есть или нет?!
Барракуда допил, словно опасаясь, что хозяин отнимет согревающее зелье, отставил стакан и виновато поднял глаза. Пименов рассердился, пыхнул сигаретой.
– Вот что, братец. Я тебе не за твои подозрения плачу.
«Показалось – не показалось» ему!.. Подозревать буду я, а ты будешь подтверждать или опровергать. Может, ты сюда его привел?
– Я?!
– А кто? Я?.. Сколько человек снаружи?
– Двое.
– Теперь, считай, трое. Это твоя последняя порция на сегодня, – Язон указал сигаретой на пустой стакан. – Она одна вышла из подъезда?
– Одна, точно.
– Иди. Если к понедельнику не прояснится… – договаривать хозяин не стал. Не стоит угрожать опытному и хитрому телохранителю: завтра он перейдет на службу к другому. Пусть не на такой харч, но не пропадет, это уж точно. «А что тогда будешь делать ты?» – подумал он о себе, отвернувшись к окну.
Барракуда усмехнулся ему в спину, подумав о том же, и вышел. Вопрос шефа «Может, ты его сюда привел?» задел его за живое; с одной стороны, это попахивало угрозой расправы, с другой – походило на попытку отмазать свою сучку.
Странное и непривычное чувство неуверенности раздражало и подхлестывало искушенного в подобных делах Барракуду. Он знал все приемы и уловки слежки – сам когда-то немало потоптался под чужими окнами. В самом деле, не тот же кретин в задрипанном «москвиче» увязался за его «джипом»?
Выйдя из дома, – он хотел проверить наружную охрану, но у ворот уже встречали «волгу» Севостьянова с Погорельским на борту. Пара плюгавых охранников метали быстрые беспокойные взгляды по сторонам, это не могло не вызвать его снисходительной улыбки. Барракуда лениво шагнул навстречу честной компании…
Подойти к дому ближе Евгений не решился. Если водитель «джипа» его приметил, в лучшем случае они затаятся, а уж драгоценную мадам спрячут наверняка. В худшем можно оказаться под прицелом «М-16».
Особняк стоял на отшибе, от ближайшего дома его отделяла длинная аллея. Евгений повернул обратно, зашагал к поросшему кустарником пригорку.
Отсюда до объекта было метров четыреста, зато с высоты просматривалась часть двора, сарай, гараж; вился дымок над баней. «Хонда» и «джип» стояли во дворе, в гараже через открытую створку ворот просматривался бампер еще какой-то машины, очевидно, хозяйской. Торчать здесь до темноты было бессмысленно, расспрашивать соседей о владельце особняка – все равно что переходить трясину «на авось».
«Каждый шаг!.. – сплюнул Евгений, вспомнив поручение клиента. – Поди узнай, с кем и какие шаги она сейчас делает на этой хазе!.. Скажу: была там-то тогда-то, внутрь меня не приглашали – и будет с них!..» – решил он и, прикурив, направился к улице на северной окраине Зарайска (по обыкновению успев перекрестить его в «Засрайск»), где стоял «москвич». Едва он свернул за угол, как сзади послышался шелест шин. Выключив двигатель, по аллее накатом спускалась бежевая «волга». Сидевший сзади пассажир показался ему чем-то знакомым. Не в силах вспомнить, кто это и где он его видел, Евгений рефлекторно вернулся на место, откуда просматривался двор.
«Волга» вкатила в ворота. Из нее вышли четверо. К ним направился здоровяк в сером, – похоже, человек из «джипа». Все вошли в дом.
«Досидеть до четырех, когда начнет темнеть, и подойти ближе?.. Если это какой-то криминал, то охрана к окнам подойти не даст… Но хотя бы к забору – срисовать номера машин, а если кто выйдет, так и наличность взглянуть… Номера можно посмотреть и на обратном пути, но кто знает, собираются ли они вообще возвращаться сегодня?..» – простояв в кустах на пригорке минут пятнадцать, Евгений решил не терять времени зря и отправился в заводской квартал, где часом раньше присмотрел уютное с виду кафе.
Неопределенность в ответах Барракуды не нравилась Язону, хотя он понимал, что тому просто не хватило времени: если Света кого-то и привела, то наверняка не фраера из линейной легавки.
Сейчас он думал о Махрове. Сдали нервы у старика?.. Рыло у него было в пуху едва ли не больше, чем у других, но крепко прижал его украинский генпрокурор Дацюк. Одна надежда, что самостийная прокуратура испугала Махрова по другому поводу и ниточку к головной фирме «Руно» разматывать с юга не станут. У Севостьянова там были какие-то концы, но после недвусмысленных высказываний на совете просить его разузнавать подробности – значило получить заведомый ответ: «Позвонили женским голосом из Москвы». Нет, разбираться нужно без Алика, раз уж он хочет от нее избавиться.
«Не нравится мне эта баба», – вспомнил слова Севостьянова Язон. – А может, нравится? – подумал он вдруг. – Может, отказала, хоть ты и домогался, а теперь счеты сводишь?» Он тут же отбросил глупые мысли: слишком серьезным было дело, чтобы завалить его из-за неразделенной постели. «А сам-то! Сам! – возразил внутренний голос. – Прибрал к рукам смазливую бабенку, доверился, о будущем размечтался, не выяснив толком, кто она и что…»
Язон нервно расхаживал по ковру, слышал, как приехал кто-то из гостей, но спускаться к ним не спешил, стал перебирать всех, на кого могло пасть подозрение.
Гольдин?.. Кишка тонка, трусоват, при деле живет, как у Христа за пазухой. Зачем ему? На «Руно» претендовать не может, акционеры его не знают, а кто знает – не любит…
Адамов, Кропоткин?.. Смешно. Эти отпадают наверняка: нет концов за пределами России – нет и дела, их фирмы поставлены в заранее предусмотренную зависимость от центра. Да и ленивы, отойдут от кормушки и завтра же сдохнут.
Севостьянов?.. Грабитель и убийца в прошлом, под Богом ходит как никто другой, а Бог этот для него – Язон. Один намек сразу три подрасстрельные статьи ему обеспечит. Нет, Алик предельно осторожен, тени боится, для него дело – щит, он на блесне.
Значит, все же она?.. Но она знает очень немного: что у Язона счет за границей, что есть, конечно, у его бизнеса теневая сторона, а какая – вряд ли догадывается. Известно ей и о связях высоких, да не всех. Хотя и предполагает, что сильны они, если судить по королевским подаркам – камушкам к Международному женскому дню и «девятке» на день рождения… Или все-таки она больше понимает да помалкивает? Закладушничать ей не резон, ни с кем помоложе не путается, это проверено… Неужто лис Севостьянов прав, и от бабы, как ни прикипела к ней душа, придется отказаться?
Кто и чем мог ее перекупить?
Шаги на лестнице застали его в минуту не самых радужных размышлений. Язону хотелось еще побыть одному, успеть сориентироваться до банкета – он давно отрекся от привычки принимать решения под градусом.
– Дьяков и Погорельский, Валентин Иванович. С женщинами и охраной. Спрашивают, – доложил Барракуда.
Язон погасил сигару.
11
Не меняется провинция. Все те же алкаши, разве что не бьют кулаками в грудь: «Мы, русские!..», поутратили неврастенический блеск в глазах. Другое нынче объединяет: ненависть к правителям (единственная константа всех времен на Руси), цинизм вместо тоски да деградация, с каждым днем набирающая темпы. Всеобщее ускорение свободного падения…
Впрочем, с последним выводом Евгений Столетник не был согласен и падение свободным не считал. Пятый час сидя в дымном кабаке на заводской окраине Зарайска, в том самом, который утром представлялся ему уютным кафе, он думал, что таким народом, должно быть, легко управлять. За соседним столиком спорили о чем-то на бутылку водки, распивали, сшибали друг у друга на новую. Как неуклонно шествие человечества из рая в Зарайск (в ад, видно)!
Русскую преданность зеленому змию он решил использовать в благородных целях.
– По какой, говоришь, чалился? – расплескивая водку, интересовался провинциал с чувством глубокого уважения к иногороднему спонсору.
– По двести шестьдесят четвертой, – ответил Евгений, с затравленностью рецидивиста глядя на собеседника.
– Это че?
– Добровольная сдача в плен.
– У-у… Моджахеддам, че ли?
– Чувихе одной. Пленила глазками, а после напоила и сдала, стервь, – Евгений переждал гогот, приподнял стакан. – Так что, возьмут они меня здесь, как думаешь?
Работяга крупными глотками выпил на халяву.
– Эк-к!.. – крякнул он и куснул бутерброд с ливером. Прочавкав, резюмировал: – Возьмут. Здесь таких, как ты, мульен.
Здесь никак сто первый, зема. Так что перекантуйся у меня до понедельника, а там – прямиком к директору нашему, он общагу выделит и в цех направит.
– Как, говоришь, его фамилия?
– Гольдин. Порхатый. Вешали их мало.
– Сам он, что, тоже в общаге живет?
Тот же гогот означал отрицательный ответ.
– Ак-к!.. Не-е… Сам в столице. Они теперь все в престольной обретаются.
– Ну и зря, – пожал плечами Евгений. – У вас туг воздух чище. Летом рыбалка, поди?
– Какой там, к… матери, воздух – химия!
– А-а… Тогда конечно. В общагу мне обломно. Я тут особнячок заметил у реки. Не сдадут, часом?
Работяга поперхнулся пивом.
– Ты че, офонарел? Это в конце аллейки-то, ниже Челюскинцев?
– Ага.
– Эк-к!.. Спроси председателя. Его дача. Он директором треста был до меня еще.
– Чья, чья?
– Председателя АО, что заместо треста теперь, Пименова.
– Как звать?
– Леха я.
– А Пименова?
– Ты чего, чудило? И впрямь на фатеру к нему проситься решил?
– Почему нет? Демократия.
– Ну, ну. – Собеседник повернулся на сто восемьдесят, ткнул в бок знакомого за соседним столиком: – Мужик, как Пименова величать, не знаешь?
– А черт его… Валентин… Валентин… На что тебе?
Леха уточнять не стал, повернулся к собутыльнику.
– У вас что тут, акционерное общество? – догадался Евгений.
– Закрытого типа. «Руно». Нам раньше премию акциями давали, а теперь и зарплату наполовину. Очень жесткая бумага, подтираться плохо, а то все довольные были бы.
«Угол» поник, закурил.
– Нет, брат. Мне это не подходит, – он пополнил стакан собеседника. – Я думал, тут на «зеленые» работа. Ну хоть деревянными лимона на полтора. А бумажки…
Работяга соображал уже туго, но разговор о зарплате подхлестнул затаенную злобу на жизнь.
– Гы!.. Эк-к!.. Держи карман!.. «Зеленые» ему подавай!
– Ну так химия же, работа вредная, решил – башляют солидно.
– Вредная. А «зелеными» и с «экспертами» не рассчитываются. Четыреста пятьдесят– красная цена.
– С кем не рассчитываются?
– В цеху, что на экспорт. Тамошних «экспертами» называют. Шутейно, значит.
Евгений наклонился к нему и, покосившись по сторонам, негромко спросил:
– Если на экспорт работаете, так, может, тут натурой есть чего взять, а?
Рабочий завода имени товарища Скокова не донес стакан до рта.
– Че-че? – заморгал он.
– Поживиться в смысле? Начальство-то небось тянет?
Тот поспешно выпил, молча стал доедать оставшееся.
– Чем тут поживис-ся-то? – спросил он, глядя на «угла» в упор. – Сернистым ангидридом? Цистерну с хлором сопрешь?..
– Тише, тише…
– Что «тише»?! Что?! – подмигнул вдруг рабочий. – Ясно теперь, в каком плену ты побывал. Мелко плаваешь, и жопа наружу. По семьдесят седьмой небось за бандитизм чалился?!
Евгений понял, что переиграл, пора уходить. Бутылка была пуста, а по провинциальным обычаям после этого полагалось малость пошуметь. Но ни скандал, ни драка в его прейскурант не входили.
– Гордись своим заводом тихо, дядя, – сунув руку в карман, сказал он сквозь зубы. – А чалился я, как ты изволил выразиться на своем пролетарском языке, по 269-й – за незаконное ношение знаков Красного Креста и Красного Полумесяца.
С этими словами он встал, вытер рот салфеткой и бросил ее на пол. Придвинул стул, не вынимая из кармана руки, и, насвистывая «Дождик капал на рыло и на дуло нагана», направился к выходу из шумного, пьяного загона для новоиспеченных акционеров.
Стемнело, посвежело, обезлюдело. Прочищая глубоким, частым дыханием задымленные легкие, Евгений не спеша побрел к началу аллеи. Спускаться не стал, дошел до сквера, чтобы поглядеть с облюбованного высока на логово председателя АО «Руно» Пименова, к которому наведывалась красивая москвичка с улицы Лесной.
По всем имевшимся на этот час данным, дело вытанцовывалось таким образом: силами и на средства рабочих одного из подмосковных заводов по производству каких-то там полимеров руководящая верхушка воздвигла особнячок. На гребне новых изменений в экономике молодой капиталистической России коллектив завода стал соучредителем акционерного общества закрытого типа «Руно» на базе треста, а особнячок превратился в маленький бордельеро, где по субботам тузы местного значения во главе с Пименовым собирались отдохнуть от трудов праведных и попариться в баньке с московскими путанами.
Некто (под условным прозвищем Клиент) заподозрил свою возлюбленную в неверности и обратился к частному детективу с просьбой проследить за тем, куда она уезжает на выходные. Частный детектив по неизвестной, хотя вполне понятной причине отказал Клиенту, и тогда тот, человек, видимо, высокопоставленный и потому не желавший засвечиваться, через доверенных лиц отыскал бедолагу под условным прозвищем Дурак, посулив ему большие деньги. Этот Дурак в прошлом имел дела с подобными рогоносцами, один из которых его и рекомендовал Клиенту.
Дурак имел одну характерную особенность: если его заставляли молиться, он обязательно разбивал себе лоб.
Вот и на этот раз, вообразив, что дело пахнет не иначе как государственным переворотом, насмотревшись видиков о похищениях президентов, исполненный романтического инфантилизма, подогреваемый чувством ущемленного профессионального достоинства, вечно жаждущий сорвать куш где побольше, вместо того чтобы собираться в загранпоездку с частным визитом, ввязывается в драку.
Он следит за каким-то Клиентом, который просто едет проверять, как идет погрузка продукции Зарайского завода, и везет пять бутылок водки грузчикам и завскладом в благодарность за хорошую работу, потом ночует под дверью квартиры, где живет путана, прячется по закоулкам и подворотням; приняв ее сутенера на «джипе» не иначе как за резидеша Интеллидженс сервис, весь день сидит в кабаке с зарайскими акционерами, угощая их водкой и выпытывая такие серьезные государственные тайны, как фамилия директора или организационная структура предприятия. Все это можно было сделать быстрее, если бы не действовал непреложный Закон природы: ЕСЛИ ДУРАК, ТО ЭТО НАДОЛГО…
Евгений стал спускаться, нащупывая в темноте дорогу и продираясь сквозь кусты. Он скользил по отсыревшей листве, слыша собственный зубовный скрежет, и ругал себя на чем свет стоит:
«Мозги у тебя, Стольник, все-таки навыворот!.. Нюх ты свой давно потерял. Стал, как декабрист, слишком далек от народа. Но те-то хотя бы Герцена разбудили, а ты кого?.. Зверя в себе?.. Ну, конечно же, бабец принадлежал кому-то из известных людей, оттого Клиент и не пожелал связываться с детективным агентством: там нужно договор подписывать, фамилию свою на бумажке оставлять, а зачем ему это, если он, к примеру, Сосковец, Явлинский или сам Козырев? Как они потом в президенты баллотироваться станут?.. Обнаружил этот Иван Иванович измену, потребовал объяснений, жена-путана стала все отрицать, вот и понадобились доказательства. В квартире она была одна, потому что муженек ушел к маме – пожить до развода. Валей по телефону она Пименова называла, а не подругу, как ты подумал. Себя ему привезти обещала, вот и привезла. А Пименов послал за ней своего телохранителя, чтобы оградить от преследований мужа – все ясно, как Божий день!..»
Не дойдя метров пятидесяти до ограды, Евгений присел на пенек и улыбнулся своим недавним фантазиям на криминальную тему, высосанным, как оказалось, из пальца. Отдышавшись и глядя в беззвездное небо, на котором едва угадывались низкие густые облака, незадачливый сыщик вдруг загрустил.
«Да нет, Женька, никакой ты не дурак. Это все от тоски по прежней жизни, когда ты был молод, горяч, полон сил и решимости. Не деньги тебя прельстили – мало ты их в жизни имел? Не желание отыграться за то, что тебя якобы хотели «подкинуть», двигало тобой. Просто решил доказать себе, что ты все еще тот, прежний. ЭТО ВЕДЬ ПЕРЕД ВСТРЕЧЕЙ С ВАЛЕРИЕЙ ТЫ СЕБЯ ПРОВЕРИТЬ РЕШИЛ, СОЗНАЙСЯ!.. А они тебе – дешевый адюльтерчик. Да и не они вовсе, а Судьба. Три тыщи гонорара за очевидный пустячок тебя насторожили? Эх ты! Забыл, в какое время живешь?.. Да у них по стольку баксов в каждом кармане – на мелкие расходы, для них это никакие не деньги. У мертвых тележурналистов киллеры полторы тысячи баксов из кармана не забирают – пачкаться не хотят такой мелочевкой. Они детей в швейцариях учат на банкиров и такие суммы им на завтраки выдают. Станкевич, вон, на Канары или в Альпы на субботу-воскресенье летает, а уж в Засрайск этот…»
Тело окутывало приятное тепло, наступило расслабление. Он прислонился к стволу толстого дерева, прислушался к убаюкивающему шуму ветра в оголенных ветвях.
«Порезвился и будет, – решил Евгений. – Проверю, во сколько она завтра домой заявится, в понедельник Иван Иванычу распишу, с кем и по какому адресу, и – бабки на стол! А на сегодня пора и честь знать».
Не успел он отойти и трех шагов, как на подворье хлопнула дверь, послышались мужские голоса, за оградой заиграли полосы света. Ветер донес женский смех, мелодичный клаксон, музыка стала громче и стихла – не иначе снова отворяли дверь.
Евгений, пригибаясь, отбежал в непроглядную темень. Приблизившись к ограде, залег. Сразу за оградой росли смородина или крыжовник, в темноте не разобрать, но густые у основания кусты надежно заслоняли редкие блики света. Ему было видно все, что происходило во дворе, сам же он оставался в укрытии.
Подвыпившие мужчины остановились неподалеку от него. Их было четверо. Одного Евгений узнал – водитель «джипа». Этот стоял метрах в пяти и лениво озирался. Другой, судя по комплекции, лет пятидесяти пяти, в рубашке и галстуке, курил длинную сигару. Из дома вышла красавица с Лесной, вынесла ему вязаную кофту, заботливо накинула на плечи. Он обнял ее, продолжая негромкую беседу.
«…Собираетесь ехать?», «…Друг мой, лететь вслед за…», «…Вторник, не позднее», «Не знаю, не знаю… допускаете, немцы на складе…», «…Были причины. Из тысячи туб выбрать…», «Смотря, что они…», «…Сведения? Вызвали первым…» – проклятый ветер, заблудившийся в кустах, рвал фразы в клочья, не давая вникнуть в смысл разговора.
«Значит, этот, с сигарой, Пименов», – подумал Евгений, и как бы в подтверждение его догадки из распахнувшейся двери бани крикнули:
– Готово, Валентин Иваныч!
Кричал низкорослый человек, по пиджаку судя – не истопник, видимо, кто-то из «шестерок».
– Сейчас, – спокойно ответил Пименов, не заботясь о том, чтобы его услышали.
У машины то ли рассказывали анекдот, то ли соревновались в остроумии – женщина довольно смеялась.
В глубине двора мелькнула тень. Затем – вторая. Евгений вгляделся в черное пространство сада, высмотрел двоих, на углу слева – третьего… Гости? Или охрана? Если охрана, то усердствовала она не очень. Скорее всего, ребята были доморощенными, наемные из агентства занялись бы «зачисткой» прилегающей территории, распределили местность по секторам, позаботились бы о блокировке подходов, выставили внешний резерв.
«Фраера, – подумал Евгений. – Уйдут «тузы» в чистилище, можно заглянуть в окно, что они там ели-пили».
– Алик Романович! – крикнул человек в шляпе, стоявший к нему спиной.
Из дома вышел еще один гость, неся в вытянутых руках бутылки пива – по три в каждой.
– Ждем тебя, друг мой, – сказал Пименов и, поцеловав женщину, направился в баню следом за тремя остальными.
Как только гость с бутылками оказался в полосе неяркого света льющегося из проема банной двери, вся стройная теория Евгения в отношении происходящего рухнула в одночасье – в нем он узнал человека, из чьих рук получал вчера деньги на аллее Ботанического сада. Узнал сразу, хотя видел его всего минуту в сумерках, затем – у дома, выходящим из «БМВ». Но именно благодаря сумеркам и тусклому свету фонаря у подъезда обратил внимание не на лицо, а на фигуру и походку. Силуэт не оставлял сомнений: он, тот самый!
«Алик Романович?!. «Шестерок» по имени-отчеству «тузы» не величают и в баню с собой не берут, а уж не ждут тем более. Не сам ли это Клиент?.. Зачем же он нанимал «топтуна», если сам здесь видит ее с Пименовым, пьет с ней?!. Чертовщина какая-то!..» – Евгений подождал, пока закроется дверь в «чистилище».
Двор снова притих. Тени исчезли. Внутри за плотными шторами звучала музыка. Челядь доедала господские объедки.
Снова ничего не складывалось, мыслям стало тесно в голове но обдумывать ситуацию в очередной раз было не время, надо было смотреть, слушать, запоминать, остальное можно сделать по пути в Москву.
Евгений отполз на пару метров, приподнялся и, стараясь не зацепиться за что-нибудь в темноте, перебежал к трем ветвистым деревьям как раз напротив единственного незашторенного окна. Выбрав удобную позицию, он присел на корточки и стал прикидывать, как проникнуть во двор. За все время наблюдения ни одно из окон второго этажа не осветилось это давало надежду, что можно будет проникнуть…
– Лицом вниз! На землю! – в затылок больно ткнули ледяным стволом. – Руки за голову!..