Текст книги "Вне закона"

Автор книги: Олег Приходько

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

28

В кафе у Круглого пруда работал давний приятель Евгения Влад Бойко. В прошлом классный боец, он и сейчас натаскивал ребят в спортклубе «Гонг». Питомцы его в основном расползались по несложным «охранкам» типа баров, кафешек и валютных киосков, не гнушались и стройками – была бы копейка для поддержания штанов, а все остальное время отдавали тренировкам. Изредка с позволения Влада (позволением считалось, если в конце тренировки он не говорил: «Не высовывайся – убьют!») появлялись на подпольных тотализаторах. Выходили оттуда, как правило, основательно помятыми, зато с карманами, полными денег. И если что-то оставалось после залечивания ран, кутили напропалую, спеша жить. Иногда в клуб заглядывал и Евгений, помогал приятелю по старой памяти, свежим глазом подмечая огрехи в подготовке наиболее опытных бойцов. С мастером третьего дана считались и с каких-то пор (Евгений и сам не заметил, с каких) величали исключительно на «вы».

Знакомых лиц было не густо. Впрочем, как и незнакомых – понедельник, он и в Измайлове понедельник. Влада о предстоящей встрече Евгений предупреждать не стал, переговорил накоротке, заказал бутылку минеральной воды и, застолбив столик в давно облюбованном углу, вышел прогуляться. Он знал, что Влад присмотрит и, если клиент вздумает прийти сюда с архаровцами, непременно подключится. Вдвоем они им разыграться не дадут. На тот же случай, если его попытаются прихватить с валютой на обратном пути, в кармане плаща лежал «Глок-17» с оснащенной пластиковой обоймой.

Евгений был уверен, что до подобных разборок дело не дойдет – и деньги невелики, и от той, которая интересовала клиента, осталась разве что пуговица на асфальте где-нибудь в окрестностях Москвы. Он закурил и не спеша пошел по аллее к входу в метро, желая убедиться, что клиент прибудет оговоренным по телефону путем и не притащит с собой подручных.

Барракуда пересчитал деньги. Семь тысяч долларов ровно. Два аккуратных, размером с зажигалку, слитка золота. В черном велюровом мешочке – большой, граммов в сто, алмаз и пять бриллиантов.

«Не удержался, падло!» – улыбнулся Барракуда, разглядывая бриллиант на свет.

Снова запищал телефон.

«Вышел на «Шоссе Энтузиастов», направляется в Измайловский парк. Журавлик оставил тачку напротив конно-спортивной базы, сам идет за ним на расстоянии двухсот метров».

– Ну и держите их, один – Журавля, двое – Алика, – лениво отозвался Барракуда, пробуя твердость алмазной грани на оконном стекле. – Оставайся на связи, Питон…

Когда Севостьянов вошел в полупустое кафе, Евгений уже сидел за столиком, свободно откинувшись на спинку деревянного стула и попивая холодную минералку. Взгляд Севостьянова был настороженным и злым. Он осмотрел помещение, равномерно залитое красноватым светом бра, расположенных по периметру, встретился глазами со Столетником и, ничего не заказывая, направился к нему. Буркнув что-то вроде приветствия, сел на стул. Руки держал в карманах, ежась будто от холода. «Ну, что там у тебя еще? – всем своим видом давал он понять: – Давай, излагай и разбегаемся!»

– Минералочки? – любезно предложил Евгений. («Кажется, он рассчитывал на жлоба. Будем его и разыгрывать».)

– Спасибо, не надо.

Евгений достал «Кэмел», заглянул в пачку – оставалось всего три штуки. Курить не стал и Севостьянову не предложил, спрятал сигареты в карман.

– Нельзя ли перейти к делу? – поторопил Севостьянов.

Евгений решил одним ударом умерить его раздражительность:

– Спешите проводить товар?

– Что?..

Уточнять не было смысла – Севостьянов преобразился в одну секунду, не сумев скрыть испуга. «Штришками его, штришками, – выбрал тактику Евгений. – Коротенькими такими штришочками, ничего лишнего, только то, что входит в прейскурант».

– Что вас интересует конкретно. Алик Романович?

– Откуда вам известно, как меня зовут?

– Не имеет значения.

Севостьянов помолчал.

– Как она погибла?

– А почему вы решили, что она погибла? Кажется, я говорил: умерла?

– Не валяйте дурака.

– Хорошо, не буду. У вас деньги с собой?

– Вы их пока не заработали.

– Вы не ответили на вопрос.

– Нет, конечно. Что вы меня, за дурака принимаете?

– А вы?

– Я могу сейчас встать и уйти.

– Попробуйте. Через час вас задержат по подозрению в убийстве Киреевой.

– Чушь! – выкрикнул Севостьянов.

– Тс-сс!.. Спокойно, Алик Романович. Зачем так нервничать?

Севостьянов испуганно огляделся.

– У вас нет никаких доказательств, – сказал он тихо.

– Доказательства не входят в прейскурант. И в этом ваше счастье. Я занимаюсь только тем, за что мне платят. Если хотите, могу установить имя убийцы. Но за отдельную плату. Хотите?

Севостьянов молчал.

– Не хотите – не надо. Будем продолжать беседу?

Севостьянов оглянулся, поманил полного парня в белых кроссовках, который пил кофе у стойки и неотрывно смотрел на них.

– Кажется, я сказал, чтобы вы пришли один?

– Он не вооружен. Я был недостаточно уверен, что… Сейчас я отдам вам деньги.

– Недостаточно уверены в том, что я выполню ваше поручение? А на встречу приду с друзьями, которые перехватят вас на аллее Пролетарского входа. Да?..

Парень подошел, навис над столиком, вопросительно глядя на Севостьянова.

– Эх, Алик Романович, Алик Романович! За кого же вы меня принимаете? – улыбнулся Евгений и поднял глаза на парня: – Сядь и не нависай, как Пизанская башня!

Журавлев не пошевелился.

– Сядь, – повторил Севостьянов. – Давай деньги.

Тот сел, вынул из кармана конверт. Севостьянов оглянулся.

– Не волнуйтесь так, – успокоил его Евгений. – Я ведь тоже не люберецкий фраер. И в этом кафе, и на улице полно моих людей.

Севостьянов недоверчиво усмехнулся.

– Что, хотите убедиться?

Конверт перекочевал под столом к Евгению.

– Что еще за транспортные расходы такие? – недовольно пробурчал Севостьянов.

– А что я, по-вашему, за ее «хондой» бегом до Зарайска должен был бежать? – Евгений незаметно пересчитал деньги и спрятал их во внутренний карман пиджака.

– Иди, – сказал Севостьянов Журавлеву.

Тот покорно удалился к стойке.

– Теперь вы можете задавать ваши вопросы, Алик Романович. За каждый из тех, на который я не сумею ответить, я буду возвращать вам по сотне. Разумеется, из тех, которые касаются непосредственно Киреевой.

– А вам известно что-то еще?

– Видите ли, Алик Романович, в последние трое суток я жил как бы двойной жизнью – своей и ее. Раз уж вас интересовал каждый шаг Киреевой, я и следил за каждым ее шагом. А стало быть, мне известно все, что с ней происходило, и все, кто ее окружал. Я детектив, Алик Романович. У меня лицензия есть, можете справиться в регистрационно-разрешительном отделе ГУВД. А не топтун, которого вы хотели подставить.

– Ничего подобного!

– Э-э, бросьте, – махнул Евгений рукой и допил минеральную воду. – Привет вам, кстати, от Геннадия Геннадиевича Немчинского…

– Спасибо.

– … с того света, – закончил Евгений и посмотрел Севостьянову в глаза.

– Он, что, тоже погиб?

– Нет, вот он как раз умер. Отчего – не знаю, не скажу. Возможно, от разлива желчи или воспаления жадности. Я не относил его к числу своих приятелей. Он меня тем более. Зачем же вам понадобился тот сыщик, о котором он вам рассказывал? Нужен был «подкидной», не так ли?

Севостьянов засопел, склонил голову.

– У Чалого был длинный язык, – сказал он зло.

– И длинные руки. Вы не рассчитывали, что я доберусь до Зарайска? Или загородный пикник не входил в ваши планы? Это риторические вопросы, я вас не прошу отвечать. Достаточно того, что вы послали Чалого меня убить.

– Я не посылал его убивать вас.

– Ах, так это он действовал по своей инициативе?.. Что ж, тогда мы квиты. Спрашивайте, Алик Романович.

Севостьянов глубоко вздохнул.

– Не о чем, да? Потому что эта слежка вам не принесла той пользы, на которую вы рассчитывали. Кирееву убили вовсе не из-за того, что за ней потянулся «хвост». Меня никто не засек, это я вам гарантирую. Ведь именно это входило в ваши планы?.. Но не входило в мои.

– Кто ее убил?

– Вначале это пытались сделать вы…

– Неправда!

– Правда, Алик Романович, правда. Если только не допустить, что и в этом случае ваши телохранители действовали по своей инициативе. Хотя и в вашем «БМВ»… В ее машину подложили бомбу. Очень мощную бомбу.

– Кто?

– Извините, это не входит в прейскурант. Я ведь следил за Киреевой, а не за ее машиной. Но если бы этим занимался профессионал, а не юрисконсульт, согласившийся за небольшое вознаграждение сыграть в «подкидного дурака», то вам бы пришлось отвечать на один очень неприятный для вас вопрос: почему вы определили для слежки срок, закончившийся смертью объекта? Может, вы заранее знали, что эти трое суток – последние в ее жизни, и боялись, что она унесет в могилу тайну своих связей?

– Нет!

– Ну, конечно, «нет», Алик Романович. А если и «да», то что? Я не следователь. Я вообще никто, воздух! Ни контракта, ни подтверждения того, что я там был и все видел. Я – человек-невидимка. Действовал незаконно во всех отношениях и, как вы сами понимаете, доносить не пойду. Но скажу как юрист: если положить наши дела на чаши весов гражданки Фемидовой, то мои грешки окажутся пушинкой по сравнению с вашими преступлениями.

– Какими же, интересно знать? – забросил наживку Севостьянов.

Евгений не клюнул:

– В прейскурант не входит. Хотите консультацию? Девять двести – в сберкассу, ко мне – с квитанцией об оплате.

Севостьянов поморщился.

– Впрочем, можете передать Валентину Ивановичу Пименову, что по нему тоже тюрьма плачет.

– Вы и его знаете? – горько усмехнулся Севостьянов.

– И его, и Гольдина, и не вижу особой сложности в том, чтобы узнать имена остальных, с кем вы приехали на «волге» в субботу утром. Хотите, могу позвонить прямо сейчас? За отдельную плату, разумеется.

– Кто-то, кроме вас, следил за Киреевой?

– Следил. Телохранитель Пименова. В субботу сопровождал ее до Зарайска на синем «джипе». Потом он сменил машину и в воскресенье доставил в особняк в белом «мерседесе». Там ее допросили. Судя по потрепанному виду – с пристрастием. Затем заперли в бане, откуда она и убежала.

– Как?

– Вылезла в окошко со стороны реки.

– Вы что, там были?

– А по-вашему, мне об этом рассказал Пименов?..

– Хорошо, а что было потом?

– На попутной машине доехала до Москвы, вышла в Кунцево, позвонила своему приятелю, дождалась его у платформы «Рабочий поселок». Он приехал за ней на «ауди», отвез в гостиницу «Славянская» и уехал. Сегодня утром заезжал к ней, но пробыл недолго.

– Как он выглядел?

– Прилично. Ростом с меня, такая же короткая стрижка, только волосы чуть чернее. Смахивает на армянина. Одет был в куртку типа «аляска», брюки, ботинки сорок третьего размера, румынские, на рифленой подошве…

– Дальше.

– Когда он ушел, Киреева покинула гостиницу. На частной «ладе» добралась до «Новослободской», прошла через двор в ЖЭК и в сопровождении слесаря направилась домой.

– Слесаря?

– Очевидно, ее ключи остались в сумке. Когда телохранитель Пименова выводил ее из подъезда, при ней была сумка – кожаная, с металлической застежкой. С ней она в воскресенье не расставалась после того, как Пименов позвонил ей и сказал, что выслал за ней машину.

– Откуда вам это может быть известно? – подозрительно спросил Севостьянов.

– Если угодно, это мои домыслы. Она выскочила из подъезда как ошпаренная, отъехала подальше от дома, а потом я весь день таскался за ней. Побывал в кино, в кафе, на кладбище, гулял по улицам и площадям хлебосольной столицы. Светлана Николаевна выглядела смертельно уставшей, но тянула время из последних сил, чтобы не возвращаться домой. Возвращалась затемно, осторожно, с оглядкой. Но не могла предположить, что в квартире устроили засаду.

– А сегодня?

– Сегодня она убежала вторично – из «Славянской». Собрала наскоро свои пожитки в большую туристскую сумку турецкого производства, переоделась, как могла, чтобы не быть узнанной. Не забыла надеть даже черные очки. Глупо, конечно. Ведь «хонду» найти проще простого. Скорее всего, она была чем-то смертельно напугана и не отдавала себе отчета в своих действиях… Вот и все. Конец истории. Машина взорвалась и наделала много шума. Остальное вам расскажут в Мосгорпрокуратуре. Впрочем, вам ведь это неинтересно, Алик Романович. Проверяете, честно ли я отработал свои деньги? Честно. – Евгений достал из кармана фотографию Киреевой и положил на стол.

Севостьянов спрятал ее в бумажник. Посидел, уставившись на пустую бутылку из-под нарзана.

– У вас есть еще вопросы ко мне? – спросил Евгений.

– Только один. Пойдете ко мне? Десять тысяч в месяц.

Евгений рассмеялся так искренне, что сидевшие за соседним столиком муж и жена заулыбались. Потом наклонился к Севостьянову.

– Нет, Алик Романович, не пойду, – сказал он твердо.

– Почему?

– Потому что вы делаете ставку на «подкидных дураков».

Евгений встал, застегнул плащ.

– Жаль, – чуть слышно сказал Севостьянов.

– Мне тоже.

– Вам-то чего?

– Того, что наши фамилии начинаются на одну и ту же букву, – Евгений задвинул стул и пошел на выход.

Лучший из оставшихся в распоряжении Барракуды охранников Питон, прошедший хорошую школу в рижском подразделении ОМОНа, злой на весь мир после того, как старые власти отдали его на съедение новым, повозившись минуту с «девяткой» Журавлева, надежно умертвил ее – без видимых повреждений, но так, чтобы для реанимации потребовался консилиум серьезных специалистов.

«Барракуда, он вышел, садится в тачку».

«Какая у него тачка, Шекель?»

«Форд».

«Как он выглядит?»

«Высокий, спортивный, короткая стрижка…»

«Волосы?»

«А хрен его… тут темно, как у негра в жопе! Черные вроде… Уезжает. Ехать за ним?»

«Журавль на приколе?»

«Надежно».

«Что он ему передал в кафе?»

«Какую-то… бумагу».

«Какую-то бумагу!.. Ладно. Шекель, присмотри за Журавлем, остальные – давайте за ним. Узнайте, куда он эту бумагу повезет. Держите связь».

«Понято, поехали…»

Барракуда погасил свет, уселся в кресло. Свет из дома напротив падал на широкое лезвие ножа, лежавшего на журнальном столике справа. Нож трехступенчатой заточки, с зазубринами на тупой стороне лезвия и кровостоком был произведен в Японии. Барракуда собственноручно снял его с пояса убитого моджахеда, когда разгромили караван в двадцати километрах от Шинкая.

«Какую-то бумагу», – мысленно передразнил он Шекеля. Он почти не сомневался, что Севостьянов передал Аракелову номера туб. – Значит, гэбисты попытаются наложить лапу на груз. Надо готовить людей».

Через пять минут позвонил Шекель, позаимствованный у Гольдина на время операции.

«Барракуда, – прокартавил он весело. – Алик Журавлю по морде съездил, злой, как некормленый палестинец!..»

– Ты что, позвонил мне, чтобы сказать об этом?

«Нет. Он его бросил у конно-спортивной базы, а сам в метро идет. Журавль «голосует».

– Ясно. Направляйся за Аликом, Шекель. В дом не заходи, останься у подъезда, я сам управлюсь.

«Понято…»

Барракуда встал, проверил замки. Все шло по плану. Для налета на Лубянку ребята, пожалуй, слабоваты. Но если этот Аракелов работает на себя… Севостьянова можно убирать. Ребята подтвердят, что он встречался с гэбистом. И с Аракеловым чикаться ни к чему. Барракуда спасет груз – Язон спасет «Руно». Никуда не денется, аргонавты себя скомпрометировать не позволят.

Язон вовремя позаботился о составе Большого совета.

– Сведения такие, Алексей Иванович, – Нежин говорил в трубку, приглушив телевизор. – Этот Погорельский работал в аппарате управления делами ЦК КПСС и, судя по всему, имел отношение к операции по переводу денег КПСС за границу. После краха КПСС он перешел в администрацию президента России… Я понимаю, что недостаточно, но уж больно много совпадений. Пименов перешел в ЦК из Минхимпрома, под его началом не работал, но занимался Международным фондом помощи левым рабочим движениям, и все каналы ему были, конечно, известны. А теперь – самое интересное. Деньги перевозились наличностью. Их переправкой и передачей тем, кому они предназначались, занимался по поручению Политбюро отдел внешней разведки КГБ СССР. Конкретно – начальник 5-го отдела ПГУ полковник Червень, ныне член совета акционеров АОЗТ «Руно». Но и это еще не все. Двое из членов этого совета в настоящее время проживают за границей. Один – в Италии, второй – в Германии, во Франкфурте-на-Майне. Этот второй – некто Щербаков – прославился в сентябре-октябре 93-го, но в Лефортово не попал, успел уехать. Так вот там он дал одно весьма любопытное интервью французской газете «Либерасьон». Зачитываю: «Мнение о том, что мы сложили оружие, далеко неверно. Ни в какое подполье мы уходить не собирались. Едва ли кто-то еще обладает такой полнотой информации, в том числе секретной, и имеет своих людей во всех спецслужбах, органах государственного управления и структурах организованной преступности. Мы располагаем своими обществами, счетами в банках, помещениями и широкой сетью сотрудников почти во всех странах Европы…» Ну, дальше неинтересно… Понимаю, Алексей Иванович, да нет дыма без огня. Фирма собрала под своей крышей очень разных людей. Щербаков этот – бывший партаппаратчик, от дел отошел, уехал, а теперь стал одним из лидеров международного фашистского движения. В России поддерживает отношения больше с ЛДПР, чем с коммунистами, но вот его членство в совете акционеров «Руна» меняет картину коренным образом. Валера сейчас их отдел по обеспечению режима безопасности изучает. Тоже очень интересный расклад прослеживается. Мелькают знакомые фамилии бывших сотрудников органов МВД и ФСК, а среди них – уголовники в недавнем прошлом. Не напоминает ли вам это прошлогодний «Концерн», Алексей Иванович?.. Такая же мешанина – коммунисты с фашистами, контрразведка с рецидивистами… Да как бы поздно не оказалось… Завтра оформляюсь в «Альтернативу»… – Нежин засмеялся. – Старый опер стал похож на фокстерьера, который взял лисий след. Попробую, хотя, по-моему, его уже агитировать не нужно… Хорошо, я позвоню… Катюше и Леночке привет… Спасибо!

Нежин положил трубку и оглянулся. В дверях стояла Ника. Повязанный поверх просторного платья передник выдавал наметившийся живот.

– Вадик, – с укоризной посмотрела она в глаза мужу, – ты же обешал.

Он улыбнулся, опустился перед ней на колени и, обняв, прижался ухом к животу.

– О чем ты, Никуша? Старые бумажные дела…

– Какая еще «Альтернатива»?

– Да есть тут одна частная контора по продаже вычислительной техники. Жить-то нам на что-то надо? Надо. Надо жить…

29

Один из бывших посетителей, которому Евгений растолковывал, как можно подвести под 230-ю статью какого-то предпринимателя, застрелившего из помпового ружья с оптическим прицелом безвинного кота (садиста за убийство кота впоследствии «жестоко» наказали, оштрафовав в размере… половины месячного оклада), обещал оформить в Кинологическом совете документы для загранпоездки Шерифа и оставить их у вахтера. По пути в «Скорость» Евгений заехал к себе в консультацию, благо от нее до прокатного кооператива было не больше километра, а время позволяло наслаждаться положением владельца иномарки еще сорок минут.

Андрей Егорович сосредоточенно играл в шахматы с хмурым человеком неопределенного возраста, в котором Евгений не сразу узнал своего недавнего посетителя Батурина. На сей раз он был выбрит, ботинки его сияли, а вместо сивухи от него разило одеколоном «В полет».

– Здоров, Андрей Егорыч, – поприветствовал вахтера Евгений. – Мне тут ничего не оставляли?

Егорыч отвлекся от шахматной доски, зазвенел ключами.

– Много чего, – ответив на приветствие, он направился к железному ящику с висячим замком, заменявшему сейф.

– Здрасьте, – Батурин показал прокуренные зубы. – А я, Викторович, к тебе, значит.

– Здравствуйте, Джек Иваныч, – беседовать с ним, тем более в неурочный час, Евгению не хотелось. – Давайте-ка мы с вами перенесем наш разговор на рабочее время?

– Не, не, не, – замахал руками Джек, – на рабочее – никак нельзя!

– Прими ты его, Жень, – Егорыч достал конверт из ящика. – Ходит и ходит, понимаешь…

– Во!.. – подставил бок Батурин: из кармана драпового пальто торчала белая головка.

Не хватало еще, чтобы этот алкаш повадился ходить сюда распивать водку!

– Вы что это? – насупился юрисконсульт.

– Не обижайся, Викторович. Я к тебе со всей душой. Не осудили… братана-то. И попечительство назначили. Седни заседание было в суде, а в пятницу прокурор районный ходатайство самолично написал. Все, как ты сказал, значится. Я вот, в благодарность за детишек, пришел…

– Не стоит, Джек Иваныч. Ни к чему. – Евгений вскрыл конверт. В нем лежал сертификат, выданный Кинологическим советом; и регистрационное удостоверение на собаку по кличке Шериф с отметкой о прививках.

– Слышь, Викторович… тут, значится, дело такое. Завязать я решил. Ей-ей! Последнюю купил. Распиваем – и все! И точка! И ни в зуб ногой! При свидетеле говорю. Понимаешь ты, вот так, с бухты-барахты, не выйдет. Торжественно надоть. А к мужикам идти не хочу. Там одним пузырем не обойдемся, не поймут. Ей-ей!.. А ты человек положительный, сурьезный. При тебе с этим делом закончу – навсегда пить не буду. А?..

Евгению стало вдруг безумно жаль этого человека. Он подумал, что у него, прожившего целую жизнь, никого, кроме собутыльников, в ней не оказалось, раз он смотрит на совсем постороннего юрисконсульта соседской конторы, с которым и общался-то всего-ничего, как на своего избавителя.

– Уважь человека, махни рюмочку-другую, – просительно проговорил Андрей Егорыч, настраивая телевизор. – Молодой ишшо, что тебе сделается?

Сам вахтер категорически не пил даже шампанского на Восьмое марта со своими ровесницами – «девушками» из ЖЭКа: опасался обострения язвы, которая его чуть не загнала в гроб в начале весны.

– Да ладно, ладно. Мне только машину отогнать нужно.

– Дык я подожду, Викторович! Далече? – оживился Батурин.

– Рядом тут, с полкилометра.

– Подожду, подожду, – он снял со спинки стула сетку-авоську, в которой, вероятно, была заготовлена закуска.

– Идить к себе, – махнул Егорыч, – еще главбухша нагрянет, устроит мне, понимаешь…

– Идем! – засмеялся Евгений, понимая, что старик боялся не столько главбухши (которая, впрочем, действительно имела обыкновение приходить по вечерам и до последней электрички метро корпеть над годовым отчетом), сколько самого себя – вдруг не выдержишь и «махнешь рюмочку-другую» здоровью в ущерб.

…В кабинете Евгения оказалось холодно и сыро. Он щелкнул выключателем, подошел к окну. Желтая полоса света падала на землистую дорожку, собранные в кучу грязные листья, стволы деревьев и подножие зловонного монумента из мусорных контейнеров.

Евгений задернул несвежие линялые шторы на деревянных карнизах. Неожиданный визит Батурина менял его планы, он уже настроился было на пробежку по морозцу с верным Шерифом, но главное, ему не терпелось поскорее связаться с Валерией.

– Садитесь, Джек Иваныч, – сказал он вяло. – Я быстренько. Сами понимаете, после этого за руль не сядешь…

– Ясное дело, Викторович! – Батурин скинул пальто, засучил рукава и, ожив, по-хозяйски принялся вынимать из поломанного шкафа чашки. – Я щас, стаканы помою, огурчиков солененьких, лучку…

Евгений вышел. Вернуть машину – полчаса. Не меньше уйдет на разговор с Джеком… Проходя мимо вахтера, он остановился в раздумье, и вдруг решился, подошел к телефону.

– Девушка, – сказал он в трубку, набрав номер международной, – мне бы Французскую ССР, город Париж… Не очень… В течение двух?.. Ладно!.. Даю, записывайте…

Услыхав зарубежные координаты, Егорыч удивленно посмотрел на чудака («Это ж какие, должно быть, деньжищи!»), но ничего не сказал, а только покачал головой.

– Егорыч…

Евгений хотел предупредить его о заказанном разговоре, но не успел: в юрконсультации брызнули стекла – то ли до, то ли после, а может, и одновременно с автоматной очередью со двора. Про очередь он понял уже на бегу, зачем-то выхватив пистолет из кармана.

Джек Батурин лежал на спине прямо у порога – отбросило пулями или пытался выбежать. Евгений упал перед ним на колени, схватил голову, заглянул в мутнеющие глаза.

– Че… это… было-то?.. Вик… – пробулькал Батурин кровью.

Пули было три. Одна не в счет – в руку, две другие – в грудь, посередине, смертельные.

– «Скорую» давай!! – закричал Евгений. Перескочив через тело, сорвал шторы вместе с карнизом. Проем зиял чернотой двора с вкраплением светящихся окон. Одно из них было, наверно, батуринским: «Тутошний. Вот в этом доме живу, в том подъезде на четвертом. Квартира двадцать восемь…» Стрелять он не стал – куда стрелять-то? В кого? Двор, тишина… Женщины, громко переговариваясь, спешили от ближайшего подъезда.

Егорыч, матерщинником никогда не слывший, с трудом попадая одеревеневшими пальцами в дырочки телефонного диска, сопровождал каждый его поворот нещадной руганью.

– «Скорая»?.. Человека убили!.. Убили!.. Скорей!.. Адрес?.. Какой ад… а, мой?.. Убили!..

– Дай сюда! – Евгений вырвал трубку из дрожащей руки.

Сообщив «Скорой» адрес, набрал домашний телефон Илларионова.

– Катя! Отца дай!.. Женька Столетник, скорее!.. Алексей Иванович! Нужно, чтобы вы приехали. Труп здесь… У меня в конторе. Серьезно, я прошу… Некогда, Алексей Иванович, звоните Каменеву, он примерно в курсе… Длинная история… Нет! Я сам! Сам!.. Знаю, кто!.. Сам, сказал, возьму! Все!.. – он бросил трубку на рычаги, не попал, но поправлять не стал, метнулся к выходу, крикнул на ходу: – В милицию звони, Егорыч!