Текст книги "Тайны Белого движения. Победы и поражения. 1918–1920 годы"

Автор книги: Олег Гончаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

В стане большевиков, как это водится, поднялась паника. Был оставлен Луганск. В 13-ю армию прибыл Троцкий, немедленно распорядившийся начать расстрелы командиров, виновных, по его мнению, в катастрофе: белыми были разбиты наголову Еврейский коммунистический полк, Воронежский, 2-й Интернациональный и Особый кавалерийский полк красных… «Особенно озверели казаки, когда им пришлось столкнуться с батальонами еврейских коммунистов, шедших в бой с голубым национальным знаменем. Дрались эти батальоны очень плохо и трусливо, пытаясь сдаваться при первом же хорошем натиске. Казаки рубили их беспощадно. Однажды под Екатеринославом, каким-то чудом, батальон мобилизованных евреев был взят в плен живьем. Я отослал их в тыл в сопровождении собственного конвоя. – Рубить, рубить! – кричали казаки со всех сторон, но конвой все-таки доставил их благополучно к поезду» [114]114
  Шкуро А. Г.Записки белого партизана // Поход на Москву. М.: Центрполиграф. 2004.


[Закрыть].

Дойдя до Бахмута, корпус Кутепова получил в пополнение Алексеевский полк и начал развивать успех, двигаясь вдоль Северного Донца, продвигаясь на Славянск, Изюм и далее на Харьков. 6 мая 1919 года Ленин нетерпеливо телеграфировал в РВС Южного фронта, возмущаясь промедлением с расправой над казаками и, спрашивая, не нужно ли направить еще и дивизии чекистов для полного и окончательного подавления восстания. Троцкий дал распоряжение подготовить особый экспедиционный корпус, командовать которым было поручено некоему Хвесину. Корпус состоял из двух дивизий (по одной от 8-й и 9-й армий), а также 14 маршевых рот, подразделений, состоявших из красных курсантов, нескольких полков и флотских команд; в общей своей численности экспедиционный корпус достиг 40 тысяч человек. Началось наступление, однако уже на второй день был окружен Кронштадтский полк, напуганный трещотками казаков, имитирующими пулеметную стрельбу, потерял управление, был прижат к Дону и вырублен шашками. Артиллерия экспедиционного корпуса обрушила на позиции казаков десятки сотен снарядов; отвечать казакам было нечем. Они отходили, удерживая наседающую лаву красных на каждом возможном рубеже. К 25 мая Троцкий снова выпустил приказ, содержащий призыв к полному уничтожению станиц, которые могут оказать сопротивление на пути экспедиционного корпуса. При каждом крупном подразделении были учреждены команды факельщиков для поджога домов в занятых станицах. Н. Э. Якир приказал расстреливать каждого второго из не успевших убежать из сопротивлявшихся станиц мужчин, стариков и детей. На непокорные станицы обычно обрушивался град снарядов, продовольствие отнималось, а домашние животные уничтожались. У станицы Вешенская день и ночь работала переправа, позволяя бегущим от красных карателей жителям перебираться на другой берег Дона. На низком берегу Дона казаки заняли свою последнюю линию обороны. Укреплялись, рыли траншеи, возводили спешным порядком блиндажи. Красные части вышли на правый берег Дона и начали обстрел лагеря беженцев, разнося ветхие времянки непрерывным артиллерийским огнем. Окопавшиеся пулеметные расчеты красных открывали огонь по любой движущейся цели, которую могли заметить при дневном свете. От каждой казачьей сотни назначались 1–2 отменных стрелка, которых снабжали достаточным количеством патронов, чтобы прицельно бить по пулеметчикам и красным наблюдателям.

В эти непростые для судеб русских армий дни в Ставрополе 6 мая 1919 года состоялся Южно-Русский Церковный Собор, образовавший временное Высшее Церковное Управление на Юго-Востоке России, объединившее все находящиеся вне советской власти епархии. Отдельно управлялись сначала епархии в Сибири и на Дальнем Востоке, не установившие связей со Ставрополем. «Учреждение Высшего Церковного Управления и его постановления получили признание Патриарха Тихона и органов его управления и таким образом… стало вполне каноническим учреждением и по способу учреждения (Собором) и по призванию его Центральной Всероссийской Церковной Властью» [115]115
  Русская Православная Церковь за границей / Под редакцией графа Соллогуба. Нью-Йорк. 1968.


[Закрыть].

Это сугубо церковное событие явилось значительным поддерживающим и воодушевляющим фактором для представителей Белого движения, придающим освященность всему Белому делу, вопреки распространявшейся большевиками версии о том, что Святейший Патриарх Тихон «не поддержал Белого движения».

6 июня 1919 года раздраженный Ленин вновь пишет Сокольникову о необходимости скорейшего подавления восстания, но исправить что-либо красным было уже поздно: Донская армия в количестве 15 тыс. человек перешла в наступление. Корпус генерал-майора Исаака Федоровича Быкадорова форсировал Северный Донец, у станицы Екатерининской в качестве отвлекающего маневра, а на следующий день 9-я конная дивизия генерал-лейтенанта Александра Степановича Секретева ударила в стык красных 8-й и 9-й армий, прорвала боевые порядки красной 12-й армии, разгромила ее тылы и пошла на соединение с восставшими казаками в Вешенской. Красные предприняли попытку разъединить повстанцев и идущую им на помощь дивизию Секретева, стараясь переплыть Дон, но повстанцы успешно отбивали их попытки, а переправившихся красных убивали в рукопашных схватках. 13 июня 1919 года разъезды Секретева соединились с повстанцами, завершив таким образом 3-месячную блокаду казаков, которые, в свою очередь, в едином порыве воспрянули духом и, влившись в ряды Донской армии, погнали красный экспедиционный корпус. Красные уходили, теряя свой боевой порядок и взаимодействие между частями. Их отступление, как это часто бывало в те годы, приняло характер хаотичного бегства.

8-я и остатки 13-й красных армий оказались в полукольце между казаками и частями ВСЮР, продвигавшимися на Харьков. 9-я красная армия оказалась в «кольце», отрезанная от всех путей сообщения, зажатая с одной стороны Донской армией и повстанцами, а с другой – частями Врангеля, вышедшими к Царицыну, и берегом Дона. Отступая, части Красной армии уничтожали арестованных и заложников, истребляя казаков целыми семьями. Тотальный террор поощрялся ЦК РКП (б), Лениным и Троцким. Генерал Шкуро замечал в своих записках о взаимоотношениях национальностей на Дону: «Не только простонародье, но и интеллигенция были страшно настроены против евреев и положительно натравливали казаков против них. Постепенно у казаков выработался отрицательный взгляд на еврейство. Однако… нас встретили одинаково радушно как русское, так и еврейское население. Явившиеся ко мне депутации высказывали возмущение деятельностью своих единоплеменников большевиков. Уже ходили слухи о готовящихся еврейских погромах, и евреи просили защитить их. Было зарегистрировано несколько случаев, когда толпа водила казаков для отыскания мнимых складов оружия и наворованного имущества у евреев, причем не обошлось без насилий и отдельных случаев грабежей. Однажды в еврейском квартале начался погром. Толпа в несколько тысяч человек, в числе коих было десятка два казаков, разгромила несколько еврейских домов. При этом некоторые женщины были изнасилованы. Когда мне доложили об этом, я бросился туда со своей Волчьей сотней и прекратил безобразие. Арестованные при этом коноводы и крикуны были переданы мною полевому суду. Среди них оказалось шестеро одетых в казачью форму. Из числа этих шести казаков пятеро оказались не казаками, а обывателями, переодетыми в казачью форму для этого случая. Эти шестеро погромщиков были повешены по приговору суда на городском бульваре с надписью „За дезертирство и грабеж“» [116]116
  Шкуро А. Г.Записки белого партизана // Поход на Москву. М.: Центрполиграф. 2004.


[Закрыть].

Откат красных армий принял обвальный характер. Деморализованные войска не задерживались долго на новых рубежах и продолжали бегство. С занятием станицы Усть-Медведицкой белыми положение характеризовалось красными как «катастрофическое». После разгрома 9-й красной армии на Балашовском направлении, в образовавшиеся два прорыва вошла Донская армия под командованием Генштаба генерал-лейтенанта Владимира Ильича Сидорина, поведя наступление на север. За допущенное поражение Троцкий немедленно снял командующего Княгицкого и командира экспедиционного корпуса Хвесина. На его место был спешным порядком возвращен Миронов, который застал лишь 3 тысячи деморализованных бойцов из некогда сильного 15-тысячного корпуса. Миронов объявил мобилизацию в Усть-Медведицом и Хоперском округах, призывая казаков не идти к белым, но после 3-х месяцев геноцида желающих служить у красных не находилось…

20 июня 1919 года А. И. Деникин, находясь в освобожденном Царицыне, издал «Московскую директиву». В стратегическом отношении директива подразумевала нанесение главного удара по сходящимся к центру направлениям – на Курск и Воронеж, прикрываясь к западу движением по Днепру к Десне. Поход на Москву получил поддержку далеко не у всех лидеров ВСЮР. В числе противников похода был генерал барон Врангель и командующий Донской армией генерал-майор Владимир Ильич Сидорин. Отношение Сидорина к директиве объяснялось психологическим фактором колебавшегося донского и кубанского казачества о выходе за пределы казачьих областей. Он считал, что перед дальним походом необходимо создать устойчивую материальную базу на освобожденных территориях. Врангель считал необходимым нанесение главного удара через Урал и поход на соединение с армиями A. B. Колчака. В своих работах Врангель характеризовал «московскую директиву» «смертным приговором Вооруженным Силам Юга России». Тем не менее в официальной переписке, Врангель сообщал Деникину, что его армия «почти не встречая сопротивления, идет к Москве…» [117]117
  Деникин А. И.Вооруженные силы на Юге России // Поход на Москву. М.: Центрполиграф. 2004.


[Закрыть]. Деникин в те дни отмечал, что «…не закрывая глаза на предстоявшие еще большие трудности, я был оптимистом… Оптимизм покоился на реальной почве: никогда еще до тех пор советская власть не была в более тяжелом положении и не испытывала большей тревоги» [118]118
  Указ. соч.


[Закрыть].

Директива Деникина предписывала свершение ряда действий пяти командующим генералам Врангелю, Сидорину, Май-Маевскому и Добровольскому, а также командованию Черноморского флота для обеспечения движения на Москву. Врангель должен был выйти на фронт Саратов – Ртищево – Балашов и продолжить наступление на Пензу, Рузаевку и Арзамас, двигаясь далее на Нижний Новгород, Владимир и Москву. Сидорину ставилась задача выйти на фронт Камышин – Балашов и развивать удар в направлении на Москву через Воронеж, Козлов, Рязань, Новый Оскол, Елец и Каширу. Май-Маевский должен был наступать на Москву в направлении Курска, Орла и Тулы. Для обеспечения с запада ему предстояло выдвинуться на линию Днепра и Десны, занять Киев и прочие переправы на участке Екатеринослав – Брянск. Добровольский должен был выйти на Днепр от Александровска до устья Днепра, имея дальнейшим в виду занятие Николаева и Херсона. Черноморский флот, по замыслу Главнокомандующего, должен был блокировать Одессу. Деникин замечал впрочем, что стратегия не допускает разброски сил и требует соразмерной им величины фронта. «Мы же расходились на сотни верст временами преднамеренно, временами вынужденно…» [119]119
  Деникин А. И.Вооруженные силы на Юге России // Поход на Москву. М.: Центрполиграф. 2004.


[Закрыть].

В ходе выполнения директивы возникли трения между командующими генералами Врангелем и Сидориным, тянувшими 1-й Донской корпус каждый в своем направлении: Врангель командовал корпусу следовать в Камышин, а Сидоров отдавал приказ о переброске его к Балашову. Неожиданно Шкуро взял Екатеринослав, не предвидя того, что для обороны этого района потребуются значительные силы. В итоге, признавался Деникин, «мы занимали огромные пространства, потому что, только следуя на плечах противника, не давая ему опомниться, устроиться, мы имели шансы сломить сопротивление превосходящих нас численно сил» [120]120
  Указ соч.


[Закрыть]. Отданная Деникиным директива связывалась еще и с ростом массового антибольшевистского сопротивления в прилегающих к фронтам районах и, как следствие этого, к росту числа добровольцев в ВСЮР: «Мы понимали, что деремся за Россию, что деремся за саму душу нашего народа и что драться надо, – писал Туркул. – Мы уже тогда понимали, какими казнями, каким мучительством и душегубством обернется окаянный коммунизм для нашего обманутого народа. Мы точно уже тогда предвидели Соловки и архангельские лагеря для рабов, волжский голод, террор, разорение, колхозную каторгу, все бесчеловечные советские злодеяния над русским народом…» [121]121
  Туркул A. B.Дроздовцы в огне. Картины гражданской войны 1918–20 гг. в литературной обработке Ивана Лукаша. 2-е издание. Мюнхен. Изд. Быль и Явь. 1948.


[Закрыть]Поход на Москву начался…

Глава пятая
Север и Заполярье в борьбе с большевизмом

После того как окончилась Великая война и открылась первая послевоенная навигация, в Архангельск, где в портовых складах накопились большие запасы стратегических грузов и материалов для снабжения действующей армии, были высажены союзные войска для их охраны и эвакуации, в случае необходимости.

Несмотря на то, что Архангельская губерния находилась под охраной сравнительно небольшой 20-тысячной белогвардейской Северной армии под командованием генерала Марушевского, британское правительство решило для обеспечения охраны материалов и грузов, направить британских добровольцев в помощь Северной белой администрации, возглавляемой генерал-лейтенантом Евгением Карловичем Миллером.

Другая причина, по которой требовалось усиление охраны военных грузов, была планируемая передача части имущества, скопившегося на архангельско-мурманских складах, на Восточный фронт Верховного правителя России адмирала A. B. Колчака. Авторитет генерала Миллера на северных территориях был высок: его уважали в войсках Северной армии, был он популярен и у населения северных русских городов. Стараниями Миллера на оторванном от остальной России Севере был налажен розыск, регистрация и обеспечено надежное хранение запасов, оставленных во время Великой войны союзным командованием. Миллер много работал над созданием эффективной системы снабжения населения Архангельска, Мурманска и прилегающих губерний.

В обращение были выпущены так называемые «северные деньги», отпечатанные при помощи британских союзников в Великобритании и обеспеченные активами британских банков и, по сути, являвшиеся легко конвертируемыми: из расчета за 1 фунт стерлингов давали 40 северных рублей. Северные деньги охотно принимались международными подрядными организациями, готовыми предоставлять за них услуги и продукцию. 20-тысячная Северная армия генерала Марушевского была прекрасно обеспечена продовольствием, вооружением, поставленными британскими союзниками. Дневной рацион, состоявший из вариаций рыбы, оленины и дичи, испытывал лишь незначительный недостаток хлеба, выдача которого оставалась нормированной. Заработная плата рабочих и служащих была значительно выше, чем в иных регионах России, где усиливающаяся экономическая нестабильность порождала необратимые инфляционные процессы, а частые смены правительств и власти порождали противоречивые, порой исключающие друг друга монетарные системы. В Северной армии денежное довольствие офицеров и солдат оставалось на довольно высоком уровне. Семьи военнослужащих получали существенное денежное пособие и могли претендовать на дополнительную материальную помощь администрации в случае потери трудоспособности кормильца. В Северном крае действовали судебные и законодательные ведомства, в основе своей деятельности руководствовавшиеся не Сводом законов Российской империи, а законами и подзаконными актами, изданными Временным правительством, отличавшимися сравнительным либерализмом в части наказаний за преступления, и в том числе воинские. Смертная казнь была применима только на фронте и только за тягчайшие воинские преступления. Основной задачей, стоявшей перед Северной армией, было сдерживание наступления большевистских орд, рвавшихся установить советскую власть на всем Севере, а также обеспечение мира и порядка на подконтрольной ей территории. От большевиков были освобождены обширные районы на Печоре, Пинеге и Мезени, а также некоторые другие уезды Вологодской области: большевики были изгнаны из Устьсысольского, Холмогорского и Яренского уездов.

Для охраны речных и морских границ была создана флотилия под командованием Георгиевского кавалера, капитана 1-го ранга Георгия Ермолаевича Чаплина, ставшего с июля 1919 года командующим флотилии Северного Ледовитого океана, командующим флотом Белого моря и Двинской речной флотилии. Белый флот на Севере России пополнялся офицерами и гардемаринами Балтийского флота: «…В Архангельск стали стекаться через Мурманск, леса Карелии и другими путями в порядке личной инициативы офицеры всех родов оружия и прежде всего… офицеры… флота… разогнанные Троцким: Морского корпуса, Отдельных гардемаринских классов и Морского инженерного корпуса, чтобы принять активное участие в свержении советской власти в Северной области» [122]122
  Кадесников Я. Краткий очерк белой борьбы под Андреевским флагом на суше, морях, озерах и реках России в 1917–1922 годах // Флот в Белой борьбе. М.: Центрполиграф. 2002.


[Закрыть].

Большевистское правление в занятых на русском Севере областях и уездах, мало чем отличалось от такового в других географических широтах. Так, например, в 1919 году на железнодорожной ветке Вологда – Череповец ежедневно курсировал некий большевистский поезд «особого назначения»: «…Карательный отряд преимущественно состоял из латышей и матросов. „Поезд“ останавливался на какой-нибудь станции и по своему усмотрению или доносу начинал производить обыски, реквизиции, аресты и расстрелы» [123]123
  Мельгунов С. П.Красный террор в России. М.: Посткриптум. 1990.


[Закрыть]. Террор на Севере усилился многократно больше сразу после отбытия войск генерала Миллера и беженцев, когда для разбора с виновными в связях с «миллеровщиной» был направлен уполномоченный Особого отдела ВЧК Кедров. Он руководил массовыми расстрелами и отправкой в архангелогородские концентрационные лагеря «за активные контрреволюционные действия в период чайковщины и миллеровщины»тысяч человек с такой интенсивностью, что в 1920 году зарубежная эмигрантская пресса, на основе репортажей своих корреспондентов из России, называла Архангельск «городом мертвых»: «Вот сцена, зафиксированная „Волей России“, из расправ Кедрова на севере: в Архангельске Кедров, собрав 1200 офицеров, сажает их на баржу вблизи Холмогор и затем по ним открывает огонь из пулеметов – „до 600 перебито!“. – Вы не верите? Вам кажется это невероятным, циничным и бессмысленным? Но такая судьба была довольно обычна для тех, кого отправляли в Холмогорский концентрационный лагерь» [124]124
  Указ. соч.


[Закрыть].

Но все это начнется потом, а пока ведущее сравнимо обеспеченный образ жизни, население Севера России, жаждая демократического плюрализма, позволяло себе пестовать легальную левую оппозицию, состоявшую из эсеров, возглавляемую ни много ни мало Председателем земской управы П. П. Скомороховым, деятельность которой была направлена на разжигание пораженческих настроений на фронте, агитацию против существующего режима и за установление мирного диалога с большевиками. Местная печать, как водится, стонала под «бременем цензуры», о чем ежедневно сетовала в своих публикациях. Так, например, в духе своих либеральных воззрений, эсеровская газета «Возрождение Севера» высказывалась о Верховном правителе Колчаке: «…теперь всякий проходимец пытается захватить власть путем обещания доставить голодному народу хлеб».

Эсеры настаивали на «реконструкции власти», недовольные отсутствием «демократических свобод», и требовали у военной администрации амнистии заключенных, арестованных за «большевизм». Либеральное Северное правительство на этой волне начало кампанию по «персональному» пересмотру дел осужденных большевиков, отпуская одного за другим на свободу. Рабочие профсоюзы, видимо, за неимением других проблем, организовали массовую забастовку в Архангельске, выступая за немедленную отмену смертной казни и… окончание Гражданской войны. Рабочие отказались участвовать в погрузке снарядов на баржи, предназначенные для Северной армии, начавшей в этот день наступление на противника. Либеральная печать убеждала северян в том, что слухи о зверствах большевиков невероятно преувеличены, что пребывание британских охранных подразделений в портах Мурманска и Архангельска есть не что иное, как вмешательство международного империализма во внутренние русские дела. Профсоюзы призвали рабочих к созданию Стачечного комитета и проведению повсеместных актов гражданского неповиновения. Обыватели, незнакомые с ужасами большевизма, искренне полагали, что живут в условиях жесточайшей военной диктатуры и лишены широких гражданских свобод и прав. Подобные настроения проникали и в действующую армию, созданную за счет мобилизационных усилий в северных уездах и укомплектования частей пленными красноармейцами. С армией Марушевского взаимодействовали и белые партизаны – крестьяне прифронтовых земель, объединявшиеся в отряды для отражения набегов большевиков и защищавшие свои поселения и земельные наделы.

Волна бунтов в армии прокатилась по нескольким Северным полкам, расположенным в Двинском укрепленном районе и на Онеге. Подстрекаемые большевистскими агитаторами, солдаты расстреляли несколько офицеров и перебежали через линию фронта к большевистским частям под командованием Уборевича.

Обеспокоенные союзники приняли решение усилить военное присутствие, и в Архангельск прибыл отряд «австралийских охотников», добровольно участвовавший в боевых действиях рука об руку с русскими солдатами Северной армии против большевистских частей на фронте. Командир австралийского добровольческого отряда за проявленную храбрость на полях сражений был награжден русским командованием Георгиевским оружием. Глава британской военной миссии генерал Айронсайд был воодушевлен успехами добровольческого отряда и, испросив разрешения генерала Миллера, совершил поездку по нескольким тюрьмам в сопровождении военного прокурора, для выявления добровольцев, раскаявшихся в своих политических заблуждениях и желавших идти на фронт. Таковых набралось на целый батальон, который был назван в честь погибшего на Севере британского капитана Дайвера. Мало разбиравшийся в тонкостях русских национальных политических предпочтений заключенных и привыкший верить на слово, Айронсайд был воодушевлен единым порывом раскаявшихся большевиков. Генерал распорядился о выдаче британского обмундирования добровольцам (на фуражки британского образца крепились русские кокарды), вооружить их, выдать британский паек и прикомандировал в батальон несколько британских и русских офицеров.

В июле 1919 года, выбрав удобный день, батальон амнистированных большевиков взбунтовался. Британские и русские офицеры были арестованы и немедленно расстреляны. Большевики попытались перебежать через линию фронта, навстречу частям Уборевича, но были окружены верными своему долгу солдатами 3-го Северного полка. Не вступая в перестрелку, часть из окруженных мятежников сдалась на милость победителей, нескольким большевикам, в том числе бывшему уездному комиссару, зачисленному в батальон знаменосцем, удалось бежать. Британское командование приказало расстрелять пойманных мятежников без суда и следствия, поздно осознав свою ошибку. Генерал Айронсайд тяжело переживал свою неразборчивость в местных людях и нравах. Инцидент с батальоном Дайвера стал достоянием британской прессы, а впоследствии был озвучен на парламентских слушаниях в Лондоне. Британская общественность призывала Министерство Войны (War Ministry) вывести британский экспедиционный корпус на родину. Аргументы в пользу вывода войск поддерживались и недавними неудачами Колчака, вынужденного откатываться вглубь Сибири, что делало поставку хранившихся на северных складах материалов и вооружения на Восточный фронт невозможным. Главнокомандующий генерал Марушевский не мог противиться настроениям, витавшим в британской миссии. Перспективы военных успехов, которые могли бы задержать британцев на русском Севере, не просматривались, о чем тот честно сообщал союзникам, а в довершении всего, считая себя повинным в ослаблении дисциплины в войсках и, как следствие того, прокатившейся волне мятежей, подал рапорт об оставлении армии. Это было последней каплей, перевесившей на британских политических весах чашу за отвод экспедиционных войск. Главнокомандование войсками принял на себя Евгений Карлович Миллер. В июле 1919 года, для организации британской эвакуации, в Архангельск прибыл фельдмаршал Роулинсон. С ним прибыли ударные части шотландских стрелков, большое количество военных и гражданских транспортов. С его прибытием было осуществлено последнее совместное русско-британское наступление против большевиков, известное более как Двинская наступательная операция. Был нанесен внезапный удар по частям Уборевича, в ходе которого взят в плен большевистский полк вместе со штабом. В начавшихся переговорах Роулинсона с Миллером фельдмаршал предлагал ему переброску Северной армии силами британского флота на любой иной фронт – на Северо-Запад, к Юденичу и Родзянко, или на Юг, в расположение Деникина. Миллер запросил телеграммой Верховного правителя относительно его мнения, на что Колчак отвечал ему разрешением действовать на собственное усмотрение. Фельдмаршал Роулинсон предложил новому Главнокомандующему эвакуацию 10 тыс. беженцев, на условиях, что ими будут лишь те лица, кто подвергает себя смертельной угрозе при вступлении на Север большевиков.

12 августа 1919 года Миллер созвал совещание командиров полков и отрядов для обсуждения складывающейся ситуации. Были рассмотрены все доводы за и против эвакуации, и совещавшиеся пришли к общему согласию о том, что с концом навигации, пути к возможному отступлению из северных портов будут отрезаны из-за замерзающего Белого моря. Самостоятельно выйти в море, используя тоннаж имеющегося русского флота, также не представлялось возможным: сказывалось отсутствие угля. Все эти доводы говорили в пользу эвакуации с помощью союзников. В довершение, и более всего, ни один из командиров полка не мог поручиться за находившихся в его подчинении солдат, пораженных разлагающей большевистской пропагандой, почти уверенные в том, что в любой момент может начаться новый мятеж или какая-нибудь часть откроет противнику фронт. Штаб Миллера все же настаивал на том, чтобы остаться. Успех прошедшей Двинской операции вселял некоторую надежду, что большевики не осмелятся предпринимать новых наступательных операций, пережив недавнее сокрушительное поражение. Часть чинов штаба высказала свои соображения о том, что оставление северных территорий с населением, не ведавшим в полной мере последствия воцарения большевизма, станет крайне негуманным актом по отношению к не ведающим, что творят, обывателям.

Как следствие этого, совещание приняло резолюцию отказаться от предложения британцев и защищать русский Север всеми имеющимися силами и средствами. Решение это принималось и в надежде на то, что «московская директива» Деникина на юге, готовящийся удар на Петроград Юденича и перегруппировка колчаковских войск для контрудара под Челябинском еще получат свое положительное развитие и бросить северный участок кольца, сдерживающего рвущуюся из центральных губерний гидру большевизма будет очень некстати. О решении было доведено до сведения Роулинсона и его штаба. Британцы пытались уговаривать Миллера пересмотреть пагубное для него и армии решение, но Главнокомандующий сообщил союзникам, что готовится новое наступление на фронте и он не видит причины оставлять армию и население в тылу в преддверье возможного перелома в позиционной войне с большевизмом.

1 сентября 1919 года Северная армия повела планируемое наступление на большевиков, отбив г. Онегу и взяв в плен свыше 7 тысяч пленных красноармейцев. Отчасти этот успех был предрешен отсутствием у большевиков опасений за свой Северный фронт, откуда накануне были сняты и переброшены войска под Петроград, отчасти тем, что северный участок фронта, по мнению большевистских стратегов, не угрожал пока жизненно их важным районам. Для Северного фронта большевиками была лишь усилена пропагандистская работа, направленная на создание у противника пораженческих настроений и комплекса собственной незначительности, а в феврале 1920-го, когда у красного командования появились необходимые для этого силы, было принято решение покончить с Северным фронтом Миллера. Словно предчувствуя это, штаб Миллера начал разработку планов отхода сил на Мурманск.

Слухи о готовящемся отъезде британских сил по-разному отозвались в русском обществе, усилив антиправительственную агитацию всех левых сил и породив череду нападок на работу правительства Миллера. В ответ Главнокомандующий предпринял энергичные меры по высылке неблагонадежных элементов. Арестовал и выслал на Печору пресловутый Стачечный комитет, подверг высылке на остров в акватории Баренцева моря до полутора тысяч осужденных за административные и уголовные правонарушения. Вместо уходящих британских охранных отрядов было создано земское ополчение численностью в 2 тысячи человек для несения охранной службы.

Британская миссия помещала объявления об отходе каждого своего транспорта с приглашением всех желающих к отъезду, однако число отъезжающих было по-прежнему незначительным. Отбывали те, кому позволяло материальное положение, или те, кто имел хорошие родственные связи в Прибалтике или на Западе. Большая часть населения оставалась на месте, чаще всего из-за отсутствия достаточных средств или той неизвестности, которая ждала русских за границей.

Отбывающие британцы неожиданно для русских соратников начали уничтожение боевой техники. Сжигались немногочисленные аэропланы, склады с обмундированием и продовольствием. Подрывались бронеавтомобили и выводились из строя орудия. На запрос штаба Миллера британское командование отвечало, что предпринимает означенные меры для предотвращения попадания материальных ценностей в руки большевиков, чей приход в Архангельск теперь лишь вопрос времени. На предложение передать подготовленные к уничтожению активы в Северную армию британское командование отвечало, что в свое время уже передало таковое генералу Марушевскому в необходимых количествах.

В ночь на 27 сентября 1919 года из порта в Архангельске ушли последние британские транспорты. В городе, на случай ожидавшихся беспорядков, было введено осадное положение. Однако все оставалось внешне спокойным, и к середине октября 1919 года осадное положение было отменено.

Новый 1920 год принес надежды на упорядочение государственной жизни путем созыва губернского Земского собрания, призванного заменить военное правительство Миллера.

3 февраля 1920 года, после многочисленных нападок на Северное правительство, едва не окончившихся его полной отставкой, было наконец открыто Земское Собрание, принявшее неожиданную резолюцию о «контрреволюционности» правительства Миллера, требующую его немедленной отставки. Земское собрание, в котором верховодили левые и либералы, собиралось даже провести манифестацию, направив ее к Миллеру для ультимативного требования его отставки. Человек военный, Евгений Карлович поднял по тревоге комендантскую роту, переполошившую Земское собрание, отделавшееся посылкой к Миллеру двух делегатов с декларацией о деятельности собрания.