Текст книги "Остров без тайн"

Автор книги: Олег Коряков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

О чём говорили на совете отряда

Данко Холмов стоял на веранде и молча смотрел на подходивших товарищей. Это был высокий плечистый паренёк, лет тринадцати. У него были стройные ноги и сильные руки. Данко хмурился. Полные широкие губы его были поджаты, а тёмные, почти чёрные брови сердито топорщились над переносицей. Брови были тёмные, а глаза светлые, серо-голубые. И совсем необычными рядом с бровями казались волосы – русые, с пепельным отливом. Они свисали над высоким лбом двумя короткими растрёпанными прядками.

– Скорее! – крикнул Данко так, что Юра Поздеев, стоявший рядом с ним, вздрогнул.

Ребята побежали.

По дороге Саша успел рассказать им, что Сеня Волошин пожаловался отрядному вожатому – Борису, тот вызвал Данко и ругал его за беспорядки в звене. Данко сказал, что это последний раз и что теперь они будут следить за Петей Силкиным всем звеном. А на совет отряда их вызывают всех, так как будут обсуждать то, что они придумали сегодня.

Петя подошёл к вожаку звена, не глядя ему в глаза. Боясь услышать резкие и обидные слова, он начал говорить первый.

– Ну, что особенного? – сказал он. – Ну, яиц муравьиных насобирали. Ведь надо же для птиц. А без простыни как?

Данко, словно и не слушал его, обратился к Ване:

– Ты тоже?

– Мы вместе.

– Ведь знаешь: он неряха, недисциплинированный. Должен за ним следить. А ты…

– Значит, я тоже неряха, – сказал Ваня, нахмурившись. – И недисциплинированный.

Данко вскипел:

– Ты дурачка не строй! Ты не неряха. Ты просто плохой товарищ.

– Я?! – Ваня опешил.

– Разве ты не мог сказать ему, что нельзя? – начал наступать и Юра.

– Ну ладно,– огрызнулся Петя. – Что вы все на него набросились?

Тут уж в разговор вступил Саша.

– Ты, Петька, лучше помолчи,– сказал он. – Подумаешь, цаца какая! Мы ж все за тебя краснели, когда Борис ругал Данко.

– Обожди,– сказал Данко.– С ним мы ещё поговорим. А сейчас пусть скажет Ваня, почему он не помогает Пете исправляться.-Данко круто повернулся к Ване. – Ты ему друг или нет?

Ваня насупился:

– Сам знаешь.

– Никакой ты не друг. Вот Саша с Юрой – просто товарищи, а когда у Юры по физкультуре была двойка, кто его первый ругал? Саша. Кто первый помог? Саша.

– Буксирчик! – Саша горделиво хлопнул себя по выпяченной груди и весело подмигнул.

– Я даже сначала обижался, – смущённо сказал Юра. – Зато теперь у меня четвёрка.

– Ну и я бы помог, если бы умел. А тут как поможешь, если он… если мы неряхи?

– Данко, опоздаем, – сказал Саша.

– Идём. А ты, Петя, подумай. Мы ведь всерьёз… Пошли. – Данко двинулся к ступенькам, быстро сбежал вниз и помчался к клубу. – Догоняйте! – На бегу он поддел ногой мяч и сделал им такую «свечку», что восхищённые малыши, наверное, с полминуты стояли, задрав головы и дожидаясь, когда, наконец, мяч упадёт «с неба».

Лагерный клуб находился в низком и длинном дощатом здании. Зал, в который могла поместиться вся дружина, был украшен зеленью, плакатами и лозунгами. В правой стене зала была дверь, ведущая в живой уголок, в левой – вход в пионерскую комнату.

Только ребята вошли в зал, – к ним подскочила Маша Сизова и затараторила:

– У вас совет отряда, да? Поход в Антарктиду будут обсуждать? Это вы сами придумали?

Никто ей не ответил, Данко усмехнулся, а Петя сказал: «Пичуга!»– и все прошли мимо, в дверь, что была налево.

В пионерской комнате всё было торжественно и красиво. Под большими портретами Ленина и Сталина стояла знамённая горка – деревянная подставка для знамён, барабана и горна. На алом шёлке, украшенном золотой бахромой, светились лучи вечернего солнца. Лучи пронизывали шторы, и цветы, вышитые на полотне девочками из второго отряда, казались от этого живыми, напоёнными воздухом и светом.

За столом, покрытым красным сукном, разместились члены совета. Тут был и Борис, вожатый отряда. Он сидел в стороне от стола, у окна, и наблюдал, как два карапуза гоняли по лужайке мяч, стараясь ударять его головой.

– Футболисты будут! – сказал он, не обращая внимания на вошедшего Петю.

Борис сам был завзятым футболистом. Он работал на механическом заводе, а в лагерь выезжал вот уже второе лето по поручению комсомольской организации. Его профессией было токарное дело, но он заслуженно считался мастером на все руки. Казалось, нет на свете вещи, которую не сумел бы сделать вожатый первого отряда Борис Полухин. Однажды, под смех всего отряда, Борис вызвался на соревнование с девочками – кто скорее и лучше заштопает носок. И выиграл состязание! «В армии всё пригодится», – говаривал он, и ребята начинали понимать, что «девчёнковские» дела вовсе не бесполезны для настоящего мужчины.

Невысокого роста, широкоплечий и крепкогрудый, Борис выглядел спортсменом. На его загорелой шее, если он поворачивал голову, вздувались продолговатые бугры мускулов. Когда он улыбался, казалось, что не только его зубы, частые и белые, сверкают, но и всё на нём – широким узлом повязанный галстук, комсомольский значок, голубая шёлковая майка, – всё светится и притягивает к себе.

Он умел быть и строгим. А нередко просто злился не хуже простого мальчишки, если в отряде получалось что-нибудь плохо, не так, как он требовал…

В комнату вошла Ася Васильевна. Её карие глаза близоруко сощурились, оглядели всех и всем улыбнулись.

Председатель совета отряда, Витя Борцов, взъерошил волосы, поправил очки и деловито опросил:

– Начнём?.. На повестке дня один вопрос – о предложении первого звена. Изменения будут?.. Повестка принята. Точка.

Обычно смешливый Витя на всех заседаниях и собраниях делался очень серьёзным. Он и очки-то надевал, пожалуй, не столько от нужды, сколько от желания выглядеть солиднее. Но очки помогали мало: был Витя худым, невысокого роста, взъерошенным мальчишкой. И если его слушались и уважали, то вовсе не потому, что он носил очки, а оттого, что был он хорошим, весёлым и смелым товарищем. Ещё он славился любовью к общественной работе и умением писать стихи.

– Слово имеет Данко Холмов…

А в это время в большом зале клуба Маша Сизова рассказывала подругам новости. Стараясь, чтобы её услышали все, она быстро поворачивала голову то вправо, то влево, и от этого её светлые, стриженные под кружок волосы взлетали круглым веером.

– …Их сейчас обсуждают, – рассказывала Маша. – Петя и Ваня стащили одеяло, подушку и простыню. Хотели в Антарктиду бежать одни, без звена. А Данко послал Сашу. Саша, конечно, их цап – и обратно. Потому что одни, без звена.

– Зачем же это одни? – сказала Соня. – Звеном интереснее.

– Ну вот, я же и говорю!

– Но всё-таки какие они храбрые,– удивилась Соня. – Я бы испугалась.

Девочки засмеялись: ещё бы, такая трусиха!

Зайчишка из куста выскочит, так Соня и то визжит.

– А вообще совет отряда обсуждает: разрешить звену Данко путешествие в Антарктиду – или нет. Потому что…

– Хватит, Машук, болтать. – Аня с пренебрежением махнула рукой. – Плетёт, плетёт! Что за глупость– путешествие в Антарктиду! Ты географию хоть немного знаешь?

– А что, думаешь, если по географии тройка, так я не представляю, где Антарктида? Не беспокойся, знаю, у Южного полюса, вся во льдах и прочее… Ведь я же не виновата, что они туда собираются.

– И вовсе они не собираются.

– Нет?! – Глаза Маши мгновенно сделались большими и выразили одновременно удивление, обиду и насмешку. – Не понимаю, как ты это говоришь! Ведь это я, а не ты, подслушала, что они на сборе звена говорили. Они говорили про Антарктиду и… и, пожалуйста, не маши на меня рукой.

Аня всё-таки ещё раз махнула, встала и пошла к выходу.

Маша вскочила.

– Вот она не верит, а мы сейчас проверим. Только вы тихо сидите. Я сейчас…

Она подобралась к двери пионерской комнаты и прильнула глазом к замочной скважине. Несколько секунд она стояла так не шевелясь, потом вытянула руку назад и пальцем поманила подруг к себе. А глаз её всё смотрел в скважину, и уши слушали очень внимательно.

Данко держал речь. Он, видимо, уже заканчивал её.

– …И вот мы решили начать такую игру – в открытие Антарктиды. Тоже организовать экспедицию, как Беллинсгаузен и Лазарев, построить шлюп – лодку такую – и исследовать мыс Медвежий. Потому что мы о нём мало знаем, и его надо исследовать. И мы просим совет отряда разрешить нам это.

Тут Данко замолчал, резким движением поправил волосы, сбившиеся на лоб, и стал ждать, что скажут другие.

Все знали этот мыс, вернее – все видели. Угрюмой громадой он врезался в озеро Песчаное. Холмистый, густо поросший елью, он походил на медведя, который, устав плыть по озеру, вытянул у берега своё тяжёлое косматое тело. Может, отсюда и произошло название мыса? Впрочем, говорили, что оно родилось по-иному: раньше в еловых зарослях, что покрывали мыс, охотники находили медвежьи берлоги. Попасть на мыс можно было только с озера, потому что от берега его отгораживала крутая неприступная скала. Рассказывали, что в годы гражданской войны там укрывались партизаны.

Вот этот мыс и хотело исследовать звено Данко Холмова.

– Здорово придумали! – сказал Витя Борцов и энергично поправил очки. – Только всё-таки непонятно: причём же здесь Антарктида?

Саша повернулся к Вите:

– Как это непонятно? Данко же сказал: мы книжку читали воем звеном про то, как русские открыли

Антарктиду. Это было в тыща восемьсот двадцать первом году. И вот решили… Непонятно?

– Насчёт книжки – это понятно. А вот экспедиция… Чем она у вас будет заниматься? Промышлять китов?

Девочки за дверью хихикнули, и, если бы Витя услышал это, он, наверное, почувствовал бы себя победителем:это надо уметь – задать такой ехидный вопрос! Но девочки хихикали осторожно, и члены совета не слышали их.

Вопрос Вити вывел Сашу из равновесия, – он вскочил, но от возмущения не мог быстро найти нужных слов и, воскликнув только: «Хо!», посмотрел на своего звеньевого, как бы говоря ему: «Да растолкуй же ты, наконец, этому непонятливому нашу прекрасную затею!» Так, во всяком случае, понял Данко взгляд товарища и снова заговорил:

– Спрашиваешь, что будем делать? Так я же сказал: исследовать мыс. Осмотрим его и вообще… Юра Поздеев уже готовит чертежи, чтобы строить лодку. Шлюп у нас получится не хуже, чем у самого Лазарева! Конечно, не совсем такой, но в общем хороший. Ну, а ещё… Мы ещё не знаем, разрешит нам совет отряда всё это или нет.

– Вы хотите делать это своим звеном или всем отрядом? – спросил Витя.

Витя спросил это, и в комнате стало очень тихо, а головы членов совета повернулись к Данко. Да, да, это очень важно: только звеном или всем отрядом.

– Звеном,– сказал Данко, и сразу поднялся шум:

– А другие?

– А мы?

– Надо отрядом!

– Звеном.

– Что, думаете, не сумеем?

– Второй отряд тоже сумеет^

– Звеном!

– Стоп!

Это сказал Борис.

– Стоп. Виктор, почему такой беспорядок?

– Тише! – Витя Борцов встал и застучал ладошкой по столу.– Тише! Это совет отряда или что?..

Помаленьку шум стих, и тут все увидели, что в комнате за эти несколько минут прибавилось людей. Даже тесно стало. Это ввалились во главе с Машей Сизовой девочки из второго отряда.

– Вы зачем? – грозно спросил Витя.

– А что! – По этому вызывающему возгласу и разгоревшимся глазам было видно, что Маша вовсе не думает отступать.– Нельзя? Хитрые какие! Если бы в настоящую Антарктиду – тогда ещё ладно. А раз понарошке, раз мыс Медвежий – мы тоже вполне можем. И, пожалуйста, не смотри на меня такими злыми глазами. Садитесь, девочки. Мы тоже будем обсуждать. Ой!.. Ася Васильевна… Извините, мы вас не заметили. Нам можно?

– Ася Васильевна,– крикнул Саша,– разрешите, я им покажу, где выход.

– Зачем выход? А пионерское гостеприимство?.. Садитесь, девочки, садитесь смелее. Я думаю, совет отряда не станет возражать.– И она хитро глянула на Бориса, с которым неизвестно когда очутилась рядом.

– Ну, и как дальше будем? – сумрачно спросил Витя.– Кто хочет говорить?

– Разрешите, ребятки, мне.– Ася Васильевна подошла к столу, тряхнула кудряшками.– Вот тут председатель совета отряда сказал: «Насчёт книжки – понятно, а экспедиция – это непонятно». Так, Витя? А по-моему, экспедиция – это тоже понятно. Данко и его друзья мечтают о больших, настоящих плаваниях, о географических исследованиях, подобных тем, что совершали отважные русские путешественники. Хорошая мечта! И вот они решили затеять игру в открытие Антарктиды. Так, Данко? – Данко расцвёл.– Только это зря.– Данко удивлённо вскинул голову.– Зря,– настойчиво повторила вожатая.– Разве так уж важно то, что вы придумали? Разве у нас с вами не найдётся дел, которые принесут настоящую пользу? Можно найти. И одно из таких дел я хочу вам предложить… Вы, может быть, слышали, что на будущее лето нашего лагеря здесь не будет. Предложено перенести его в другое место, поближе к железнодорожной станции. Местом этим предварительно избран остров Скалистый, что расположен на реке Светлой, километрах в трёх отсюда. Ну, вы его знаете… Вот вам прекрасный объект для исследования. И получится не игра, а настоящее дело. Что ты скажешь на это, Данко?

В комнате стало тихо-тихо, только скрипнула табуретка под Машей Сизовой. Все ждали, что ответит вожак первого звена.

Он на секунду замешкался, потом резко поднялся и замер, чуть растерянный и бледный.

«Остров Скалистый?.. Самый обыкновенный остров на обыкновенной реке. Разве можно сравнить его с мысом Медвежьим, где всё овеяно таинственностью, где подстерегают опасности, где звериная глушь, чащоба! И скалы-то там – не скалы, а так, камни… На этом острове только девчонкам цветочки собирать! Какие там исследования!..»

Такие горькие Мысли замелькали у Данко, а Саша, сигнализируя ему, отчаянно замотал головой вправо и влево: не соглашайся! Петя дёрнул вожака сзади за майку и зашептал:

– Скажи: нет. Скажи: мы – на мыс Медвежий.

Данко нетерпеливо повёл плечом и шагнул вперёд.

– Я скажу… Всё наше звено скажет: мы сделаем так, как решит совет отряда.

Комната зашевелилась. Петя поморщился и безнадёжно махнул рукой: пропал мыс Медвежий! Сеня Волошин презрительно выпятил нижнюю губу и отвернулся. Саша огорчённо поскрёб пятерней макушку головы, задумался и вдруг весело, озорно прищурился на вожака: «Вот так отчеканил, чертяка! Молодец!».

– Ну что ж. – Ася Васильевна не прятала довольной улыбки. – Иного ответа совет отряда от Данко Холмова, по-моему, не ждал. Значит – остров Скалистый. И сделаем так: первое звено высылается туда в разведку, чтобы снять план, острова и составить общее описание. А остальные тем временем будут готовиться к общему «штурму»: делать папки для гербариев, изучать топографию, чертить бланки… Работы много!

– А почему вы спросили только у Данко, а у нас не спрашиваете? – Петя вскочил, покрасневший и злой.– Данко говорит так, а мы – против. Всё звено против. Почему нас не спрашиваете?

Витя Борцов растерянно оглянулся на Бориса, на Асю Васильевну, потом поправил очки и буркнул:

– Тебе слова не давали, сядь!

– А что «сядь», если мы против?

– Ты, Петя, за всех не высказывайся, – сказал

Юра. – За всех высказываться имеет право только Данко.

– Почему это только Данко? – подал голос Сеня Волошин. – Петя, что ли, неправильно говорит? Правильно!

Встал Борис.

– Расшумелись? Зря шумите. Вы на сборе звена обсуждали – решили своё. Теперь пришли на совет отряда – будет решать совет отряда. Вы думали о звене – мы думаем о всём лагере. Понятно?.. Голосуй, Виктор.

Совет проголосовал единогласно – за остров Скалистый, и в комнате опять поднялся шум. Но на этот раз он был в общем дружный, одобрительный. Правда, Маша потребовала, чтобы в разведку взяли и девочек, но Витя ответил, что пусть они обсуждают это на совете своего отряда или ещё где-нибудь, а совет первого отряда решил – и точка.

Разговор продолжается

Впрочем, если уж говорить начистоту, получилась не «точка» – получилось «многоточие». Потому что разговор, происшедший на совете отряда, вовсе не кончился торжественным заявлением Вити, а продолжался на сборе звена.

Не то, чтобы это был настоящий, официальный сбор, но, во всяком случае, собралось всё звено. Собралось оно на берегу озера, у своего любимого камня-валуна, где склонялись к воде две древние сестры-берёзы. Солнце медленно, словно нехотя, уходило за скалу, громоздившуюся над мысом Медвежьим, и не жаркие косые лучи его скользили по озеру, оставляя длинные розовые мазки, чуть колеблющиеся на ленивых плоских волнах. В камнях утёса над Медвежьим запали глубокие чёрные тени, и мыс и вода близ него сделались тёмными, густо-синими.

Звено молчало. Петя растянулся на валуне и смотрел на редкие облака, которые скользили в высоком небе, непрестанно меняя форму и цвет. Ему чудилось, будто это летят в чужие, далёкие края какие-то нездешние птицы, лёгкие, красивые и печальные. Юра не то чертил, не то рисовал что-то в записной книжке. Забравшись на одну из берёз, Саша высматривал в воде рыбу, а когда это ему надоело, стал обламывать с дерева сухие сучочки и бросать ими в Ваню, пытаясь вывести его из задумчивости. Сеня Волошин снял тапочку и сопел, поправляя сбившуюся стельку; она всё коробилась и никак не хотела лечь ровно. А Данко прислонился спиной к валуну, спустил ноги в воду, медлительно и глухо ударявшую о берег, и смотрел, всё смотрел на горы, маячившие за розовым простором озера.

Так они сидели и лежали, и нельзя было сказать, что ребята заняты каким-нибудь делом, и трудно было сказать, что они бездельничают. Маша Сизова сказала бы, что ребята «переживают». Сколько времени тянулось это молчаливое «переживание», трудно определить, только в конце концов оно перестало быть молчаливым.

Ваня вдруг заорал на Сашу:

– Да перестанешь ты или нет!

Петя вздрогнул, сел, огляделся. Неужели это кричит его тихий, спокойный друг Ваня? Саша неожиданно сконфузился, сказал: «Так я же шутя. Ну, извини», и сразу же стал спускаться с берёзы. Сеня отложил тапочку в сторону, критически оглядел её, потом взял и надел.

– Сойдёт и так, – сказал он. – По этому острову и босиком ходить можно.

Юра буркнул:

– Кто бы другой говорил…

– А почему другой? – обиделся Сеня. – Что, уж я такой непонимающий? Ясно, что на Медвежьем интереснее. Просто Данко струсил сказать что-нибудь против Аси Васильевны.

– Данко струсил? – Юра побледнел, сунул в карман записную книжку и встал. – А ну, иди отсюда!

– Хочешь, что ли, так иди сам.

– Я – иди? Это же ты сказал такую ересь!

Данко поднялся, подошёл к Юре. Сеня съёжился.

Но вожак молча взял Юру за плечи и отвёл в сторону.

– Ну его… Посидим, – сказал он.

Сеня выпрямился, лихо сплюнул и пробурчал:

– Тоже мне, Данкин подпевало…

Ему никто не ответил. Сеня потоптался на месте, вновь снял тапочку и принялся сопеть над ней.

А Данко и Юра уселись у валуна, склонились к воде и сидели, ничего не говоря. Эти ребята понимали друг друга и без слов. Они давно дружили, хотя во многом были очень разные.

Данко бурно разбрасывал свою энергию направо и налево. Он был одним из лучших конькобежцев и пловцов, играл в драматическом кружке, верховодил во всех шумных ребячьих играх, много читал и занимался радио. Энергия Юры, собранная в один луч, была направлена к главной его цели – он хотел стать строителем межпланетного ракетного двигателя. Занимался Юра лишь в технических кружках, из игр признавал шахматы, а спортом стал заниматься только под давлением товарищей, и то потому, что счёл это необходимым для будущего. Данко в любую компанию входил как свой, и сразу у него находились темы для разговоров и какие-то общие интересы, а Юра был стеснителен и долго не мог сжиться с незнакомыми людьми.

И внешностью своей они были разные. В крупных чертах лица Данко, в смелом разлёте густых и почти чёрных бровей, в широкой крутой груди и даже в непослушном русом чубе – во всём у Данко чувствовались сила и удаль. А Юрино лицо, словно выточенное из желтоватого мрамора рукой умелого, но очень скупого скульптора и невзначай забрызганное охрой, его всегда гладко причёсанные рыжие волосы, тонкая шея и слабый стан напоминали о чём-то хрупком и смиренном. Только в глазах, тёмных, с зеленоватой искоркой, была металлическая твёрдость, и они могли и полыхнуть жарким пламенем, и засветиться тускловатым холодным льдом.

Они были совсем разные, эти два паренька, и всё-таки в них было много схожего.

Оба они были преданы мечте о своём будущем и и мечту эту решили завоевать своими руками. Конечно, очень хорошо было бы вдруг, просто так превратиться одному в ракетостроителя, другому – в капитана дальнего плавания. Но дожидаться этого «вдруг», этого «просто так» – значит не дождаться ничего и оказаться болтуном. Юра и Данко хорошо понимали это. Да, они любили мечтать, но при этом всё-таки помнили, что до свершения мечтаний нужно .пройти путь учёбы -путь долгий, нелегкий, не всегда приятный.

Впрочем, оттого, что путь этот вёл их к осуществлению мечты, он становился приятным и радостным. Поэтому-то, хотя они и не походили один на другого, хотя они и сидели в разных углах класса – Данко впереди, у окна, а Юра сзади, у стенки,– они имели совершенно одинаковые пятёрки в своих школьных дневниках. Только у Юры по физкультуре была четвёрка.

Было между ними и ещё одно общее, что, правда, зависело не от них, но что они оба очень ценили. Это было то, что их отцы воевали вместе, в одном батальоне. Отец Данко, майор Холмов, был командиром батальона, а Юрин отец, слесарь-лекальщик Поздеев, был сержантом. Они прошли вместе почти всю войну, и на груди каждого из них, среди других наград, поблескивали совершенно одинаковые медали «За взятие Берлина».

Майор Холмов (тогда ещё он был капитаном) и сержант Поздеев вернулись домой в ясные, погожие, дни сентября 1945 года. Тогда Юра и Данко были ещё малышами и ходили,– правда, последний год – в детский сад. Майор вместе с сыном пришёл в гости к бывшему сержанту, и два боевых товарища сидели; вспоминая войну и напевая солдатские песни. В комнате было сумеречно, огня не зажигали, и в уютном полумраке хорошо было сидеть в углу, прижавшись друг к другу, и слушать беседу отцов.

– Я тоже буду военным,– сказал тогда Юре Данко.

Он сказал это тихо, шепотом, но его услыхали, и отец ответил:

– Едва ли, сынок. Мы постараемся, чтобы войны больше не было..

А Юрин отец хлопнул ладонью по столу и сказал:

– Войну – к чертям!.. Но готовыми к ней, курносые, надо быть.

С тех пор прошло почти семь лет, однако дружба майора и слесаря-лекальщика не ослабела, и это было приятно не только им, но и их сыновьям.

А самое главное и большое, что было общего между этими пареньками,– любовь к своей стране.

Это священное чувство. Оно появляется в человеке вместе с ощущением жизни, вместе с любовью к матери, с первыми, ещё неверными шагами по земле. Ещё не зная толком, что такое Родина, ты бродишь по её садам, вдыхаешь аромат её цветов, любуешься красками её неба. Неусыпным стражем и заботливой нянькой стоит она над твоим изголовьем, когда ты спишь, а наутро она же распахивает перед тобой дверь одного из своих бесчисленных детских садов. И в твоё маленькое сердце входит большое чувство, которое жило ещё в твоих дедах и прадедах, которое вело на бой богатырей Александра Невского и гвардейцев Суворова.

А потом ты узнаёшь, что такое Советский Союз, и, хотя тебе ещё трудно понять и кажется просто бессмысленным и диким, что есть на свете другой, изуверский, капиталистический строй,– великая гордость за свою первую в мире свободную, счастливую Родину наполняет твою душу. Это чувство с годами растёт и крепнет, оно становится в жизни главным. И когда ты делаешь что-нибудь хорошее, большое, ты делаешь это с думой о Родине. Ведь так: если приятно сделать что-то хорошее для мамы, то вдвойне приятнее, если это будет хорошим и для мамы, и для твоих товарищей. Но дело это будет в сто раз приятнее и радостнее, если оно будет хорошим и для мамы, для товарищей, и для великой твоей и прекрасной страны – Родины.

Люди, которые жарко любят Родину и преданы ей, называются патриотами.

Однажды – это было, когда расцвели в Новоуральске недавно появившиеся яблоневые сады и над крышами висло первое летнее марево, когда особенно близкими казались обступившие город горы,– приятели разговорились о том, как привольно и красиво в родном краю, и Юра сказал:

– А ведь мы с тобой, Данко, патриоты. Верно? – И румянец, вспыхнувший от гордости, покрыл его скуластые рыжеватые щёки.

– Ещё бы! – воскликнул Данко.– А наши отцы! Да все вокруг!..

– И знаешь… Вот я тебе не говорил, а скажу. Ведь если мне удастся построить ракетоплан, то… Ну, понимаешь?.. Ведь вся страна будет рада. Верно?

– Юр, это будет здорово! – Данко склонился к нему, обдав своим сильным тёплым дыханием.– Это будет для страны подарок куда получше, чем мои плавания. Конечно, и плавания… Ведь это тоже нужно для страны…

Это был хороший, сердечный разговор. Он очень сблизил их…

Итак, друзья сидели и молча мечтали. Молчали и другие члены звена. Первым нарушил тишину Саша.

– Ну ладно,– сказал он.– Скалистый, так Скалистый! А зачем носы вешать?

– Известно, у тебя всегда нос кверху глядит,– усмехаясь, отозвался Петя.

– Я и тебе могу подправить. Хочешь?

– Саш,– негромко окрикнул звеньевой,– не зарывайся…

Петя вдруг повернулся к вожаку и, словно продолжая неоконченный разговор, сказал:

– Нет, верно, Данко, кто тебя дёрнул за язык согласиться на Скалистый? Если бы ты стоял на своём, как решили,– тогда бы получилось дружно и совет отряда решил бы по-нашему.

Сеня ухмыльнулся:

– Я ж говорю: струсил.

– Сеня, ты лучше помолчи! Тебе ведь всё равно, где кашу есть – на Медвежьем или на Скалистом.

– Не твою ем – не указывай.

– Испортил Данко всё дело.

– Вот ты с Семёном всё портишь.

– Я порчу?! Чижики!

– Ты, пичуга!

– А ну повтори!..

– Долго будете ругаться? – Данко поднялся из-за валуна.– Как первоклашки. Можно же рассудить по-пионерски. Конечно, на Медвежьем интересно. И я первый предложил забраться туда. А всё равно Ася Васильевна права. Вот я сидел сейчас и мечтал. Будто я уже капитан и собираюсь в поход. Очень хочется поехать на Камчатку, посмотреть на вулканы. А мне говорят: «Вот тебе задание: доставить груз в Архангельск». Ты бы, Сеня, как сделал?.. Что молчишь? Да, конечно, ты поехал бы в Архангельск. И я. И все мы.

– Это другое дело,– оказал Петя.– Это ты бы работал, уже взрослый…

– А тебе всё хочется быть маленьким? – повернулся к нему Юра,– Взрослым стать не хочется?

– Почему не хочется? Но вот когда стану им… тогда и стану…

– А вот ты уже стал. Представь такое.– Данко сел рядом с Петей.– Ты уже зоолог. С бородой.-Петя пощупал подбородок и хмыкнул.– И хочется тебе поехать в тайгу, наблюдать за птицами, за зверьём. А тебя президент Академии наук вызывает и говорит: «Уважаемый профессор Силкин»… Ты, Сашка, не смейся… «Мы думаем послать вас в алтайские степи. Там проводятся работы по лесонасаждению, и надо бы развести птиц». Или там ещё куда-нибудь, в пустыню. Отказался бы?

– Дурак я, что ли?

– Конечно, нет. Ты же профессор! – Саша надулся и погладил на груди воображаемую бороду.– Удивительно! Да?

– А ну вас! Чижики…

– На Скалистом тоже интересно,– сказал молчавший до сих пор Ваня.– А главное – мы для всех будем его изучать. Как настоящие исследователи.

– Ваня, ты ж у нас самый умный!– Данко сграбастал его, поднял и закружил.– Академик!

– Пусти! У тебя лапы, как у медведя…

Затрубил горн. Сеня насторожился:

– На ужин?

– Это не для всех. Это только для профессоров и академиков. Ясненько?..

Отправились на ужин. И по дороге, уже у самого лагеря, Петя сказал:

– А всё равно это плохо – что мы не на Медвежий отправимся, а на Скалистый.

– Нет, хорошо! – упрямо возразил Данко.

К столовой они подошли молча.