355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Олег Чигиринский » Госпожа удача » Текст книги (страница 12)
Госпожа удача
  • Текст добавлен: 11 сентября 2016, 16:43

Текст книги "Госпожа удача"


Автор книги: Олег Чигиринский



сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

– Ваше благородие, тут рота советских десантников. Пропустить?

Вакуленко, в принципе, мог бы разозлиться или насторожиться, но мужик он по натуре был не злой и не подозрительный. Докладывают по начальству – все правильно, порядок есть порядок.

Хреновина (эх, нам бы такие!) прогундела в ответ что-то трехсложное и солдатик, нахально улыбнувшись, повернулся к капитану и посмотрел ему прямо в глаза.

– Запрещено пускать, ваше благородие, ТОВАРИЩ капитан, – сказал он. – Wait a bit [16]16
  Подождите немного ( англ.).


[Закрыть]
.

Только тут капитан Вакуленко приметил, что пушки всех трех танков нацелены на машины его роты и почувствовал себя неуютно.

– Позови своего командира, – сказал он сердито, – с этим недоумком разобраться можно и потом, а начать лучше сразу с главного.

– Момент, – отозвался унтер, снова включил свою хреновину и сказал: – Товарищ капитан требует господина подполковника, сэр.

Хреновина опять прогундела что-то, переданное дежурным как «Обождите, сейчас они придут».

Они действительно пришли – трое коренастых офицеров в серой форме. Один из них, шевелюра которого сверкала на солнце, как моток медной проволоки, вышел вперед и сказал:

– Подполковник русской армии Брайан Огилви. С кем имею честь?

Капитан Вакуленко, уже слегка заведенный, ответил довольно резко:

– Капитан СОВЕТСКОЙ армии Петр Вакуленко. Вы что это себе позволяете?

– Цель вашего прибытия? – спросил наглый нерусский офицер русской армии.

– Что за допрос, ёк-макарёк? – разозлился Вакуленко. – Сдавай быстрее мне свой полк, вот я за чем прибыл.

Двое младших офицеров за спиной подполковника расхохотались, тот укоризненно посмотрел на них через плечо, после чего снова воззрился на Вакуленко. Капитан не выдержал взгляда, едкого и синего, как медный купорос. Он отвел глаза и тут только понял, что влип.

– Вы хотите взять нас в плен? – уточнил рыжий подполковник. – Капитан, вы считать умеете? Пересчитайте мои танки и прикиньте, кто кому тут должен сдаваться в плен.

Танки уже разворачивались в линию за спиной рыжего. Строй БМД стоял перед ними как мишень для новичка-стажера, в первый раз выехавшего на учебные стрельбы.

– Вы что, охренели тут все? – севшим голосом спросил Вакуленко. – Вы драться будете?

– Если вы поведете себя разумно – драться не будем, – заверил его Огилви. – Сложите оружие и сдайтесь.

Вакуленко прикинул шансы. Если он не подчинится, их раскатают в плоский блин. Белякам даже стрелять не придется: восьмитонную БМД танк сомнет, как козу бык.

– Хер с вами, сдаемся, – сказал он.

***

Ниночка собралась замуж. Не ахти, какое событие в масштабах страны: миллионы девушек ежегодно выходят замуж с большим или меньшим успехом. Но Ниночка была потерей не для двух-трех парней, вздыхавших о ней со школьной скамьи, о нет! Ее замужество будут оплакивать толпы мужчин – с южных гор до северных морей. Все те, кто каждый вечер прикипал к экранам телевизоров в ожидании программы «Время», будут вздыхать о ней, безвременно покинувшей голубые экраны. И не потому, что так хочет муж, а потому, что ей, Ниночке, работа на ЦТ осточертела окончательно. Уже было заказано свадебное платье, уже заканчивались оговоренные законом два месяца, которые она обязана была отработать после заявления об уходе, уже сданы были в ЗАГС паспорта. Сегодняшний день был днем последнего Ниночкиного эфира. В связи с этим девушка чувствовала себя несколько раскованно.

Была и еще одна причина – ее жених являлся сыном не кого-нибудь, а члена Политбюро, не будем говорить кого.

Вот это и послужило, собственно, причиной странного инцидента…

Чтобы взбодриться перед эфиром, Ниночка решила перехватить кофе. Заехала к себе домой, велела таксисту ждать, на скорую руку вскипятила кружку воды, насыпала в чашку бразильского, супердефицитного растворимого кофе, налила воды, как любила – немного. Чтоб крепко было, густо. И присела – дать отдых гудящим ногам.

А любимая кошка Мымра из-под нежных мест: «Вя-а-а-а!» А импортный кофе на кремовую юбку: л-ляп!

Мать-перемать!

А таксист ждет, а счетчик крутится, что надеть, черт его возьми, все или грязное, или мятое, или придется делать новый макияж…

Нет чумки на эту Мымру!

Правда есть новый брючный костюм.

А товарищ Лапин личным распоряжением запретил женщинам появляться на телевидении в брюках!

Правда, брюки-то весьма относительные. Брюки-юбка. То есть в общем-то юбка, только сшитая между ног. Такой красивый костюм, и брюки-юбка из плиссированного кримплена, по щиколотку. Авось телевизионные менты и не поймут, что это брюки.

Надела. Выскочила на улицу, хлопнулась в такси (Боже, сколько накрутило-то!): гони!

Погнал, как мог, в московских пробках, подкатил к стеклобетонной Китайской стене Останкинского телекомплекса, содрал, скотина, пятерку, а на заданный вопрос о сдаче так посмотрел, что Ниночка только рот открыла.

Это ее окончательно достало.

Повернулась пятой точкой к большому и равнодушному миру, пошла в двери, предъявила пропуск. А ушлые менты взяли и заметили брюки.

– Нина Сергеевна, в брюках, вы же знаете, нельзя.

Господи, да сколько можно: всю жизнь нельзя да нельзя!

– Значит, в брюках нельзя? А с голой жопой – можно?

Менты разулыбались: шутит известная телеведущая, да по-простому так шутит, по-народному!

– Насчет жопы, Нина Сергеевна, в приказе ничего не сказано!

– Ах, не сказано…

Вдохнула воздуха, как перед нырком в холодную воду, и сняла брюки!

Вестибюль остолбенел. Произошедшее было настолько невероятно, что никто не отреагировал. Даже менты стояли с раскрытыми варежками, пока Ниночка проходила к лифтам.

Хотя к лифту была очередь, в кабине Ниночка ехала одна.

Надела злосчастные брюки, подбодрила себя: а что, в самом деле, мне сделают? Не уволят же, в самом деле – сама ухожу! Единственное, что могут придумать – это оставить еще на две недели. Но это им и в голову не придет. Посадят на 15 суток? Смешно! Что скажет будущий свекр, член Политбюро (про себя Ниночка именовала его просто Член), узнав, что его невестку хотят посадить на пятнадцать суток? Много чего интересного скажет, даже для тренированных ушей служителей закона.

Она вошла в студию, села в кресло гримера, и та профессионально-четкими движениями поправила ей грим.

В студии шушукались – видно, новость уже поднялась из вестибюля.

– Ну, Нинка, ты даешь, – бросил напарник, диктор-мужчина.

– Мне, Игорек, нечего терять, кроме своих цепей, – бравурно ответила Ниночка, хотя было ей, мягко говоря, не по себе.

И точно – в самый разгар эфира в студии появился замдиректора, аж красный от злости. В священный ход эфира он вмешаться не мог и поэтому все время слонялся за камерами, вне зоны видимости зрителя, но в зоне видимости Ниночки.

«Чего добивается, старый дурак? – подумала Ниночка. – Хочет, чтобы я от волнения у китайского коммуниста Хуа Жуя буквы перепутала? Наверное, таки хочет…»

Когда она закончила чтение своего фрагмента (уже и забыла, о чем, профессиональное заболевание: через глаза к языку, минуя мозги, идут слова, и ты уже не воспринимаешь их смысла, только каким-то седьмым чувством фиксируешь: тут логическая пауза, тут некоторый напор, а тут, наоборот, приглушеннее…), пошла видеовставка, потом читать начал Игорь, и она, пользуясь тем, что глазок на ее камере погас, послала товарищу Лапину нежную улыбку. Не расслабляться! – по предварительной читке Ниночка помнила, что у ее напарника очень короткий фрагмент…

Она придвинула к себе очередной листок, мгновенно ухватила взглядом первый абзац, подняла глаза на вспыхнувшую красным камеру и, словно по памяти, начала:

– В зоне Восточного Средиземноморья продолжается военно-спортивный праздник «Весна»…

***

«В зоне Восточного Средиземноморья продолжается военно-спортивный праздник „Весна“…» – бодрым голосом сказала телекурва. Ее изображение погасло, но голос остался витать над ландшафтами Крыма, заключенными в мерцающий аквариум дряхлого «Электрона».

– Хана Крыму, – мрачно сказал Дим Шебеко, запив свои слова горьким зеленым чаем.

Группа С 2Н 5ОН поднесла к губам свои пиалы, словно повторяя жест гуру и тем самым подтверждая молчаливое с ним согласие: хана Крыму.

Экран демонстрировал восторженных крымцев, забрасывающих цветами советские танковые колонны.

– Вот пиздеж! – возмутился гитарист Гарик.

– Нет, Гарик, – покачал головой Дим Шебеко, – это не пиздеж. Это они там, в Крыму, все с ума посходили.

– Бен-то наш там! – напомнила Галка.

– Бену точно хана, – негромко сказал в углу мрачный кто-то.

«Комубежаловка», столпившаяся на телевизионной кухне, единодушно возмутилась: Бену хана? Ну, нет! Если кому и хана, так точно не Бену! Не такой наш Бен, чтоб ему так просто была хана!

– А вот Лучу хана, – тихо сказала Галка. И, несмотря на тихость, эту фразу услышали все и умолкли: да, о Луче-то мы и забыли! Как же так? Ему – хана? Он же был первый застрельщик соединения, какая же ему может быть хана?

Но Дим Шебеко со своей мудростью, присущей ему как гуру, видимо понимал больше, чем все остальные, и поэтому печально кивнул одними ресницами.

– Лучу хана, – согласился он и запил эти слова зеленым, как вселенская тоска, и крепким, как водка, чаем…

***

Лучников вынырнул из ступора в самолете где-то над Украиной. До этого ему было как-то все равно: вот Сергеев сажает его в черный пикап с затемненными стеклами, вот они несутся обратно в Симферополь тем же путем, каким он ехал к собору – зачем он ехал туда? Чтобы похоронить Кристину? Но когда они выезжали, Кристи была еще жива… Так зачем же он ехал? – вот они погружаются в самолет, явно правительственный и явно советский – а какая разница? – вот, на диване по правую руку от него полковник Сергеев, а по левую – Петр Сабашников… А он здесь зачем? Вот экран, программа «Время», ежевечерняя советская брехня, промывка мозгов – но неожиданно для себя он обнаружил, что ему как бы приятно промыть мозги, что ему ХОЧЕТСЯ забыть сегодняшний день и увидеть его заново – буркалами советских телекамер. Зачем же здесь Петр? Он тоже арестован? А почему, собственно, «тоже» – разве арестован, например, Лучников? Он вообразил, как пристает к Сергееву с вопросами: я арестован? А по какому праву? На каких основаниях? – и показался в этой ситуации сам себе невообразимо смешным: этакий кролик, качающий права перед удавом. Впрочем, на удава полковник Сергеев походил мало. Совсем не походил он на удава. А походил он на уставшего до предела мужика, самому себе надоевшего и самому себе противного. Чем вы занимались целый день, мон колонель, что так противны самому себе? Неужели возили нас, одноклассников, чартерными рейсами в Москву?

«В зоне Восточного Средиземноморья продолжается военно-спортивный праздник „Весна“», – сказала Татьяна Лунина. «Танька, а ты что там делаешь, в этом ящике? А чей же я крест видел на мысе Херсонес – это была одна из твоих очаровательных шуточек? Поверь, Танька, я безумно рад, что ты жива – такая, понимаешь, оказия: оказался вообще без бабы! Некого трахнуть в трудную минуту, кроме самого себя, – давай договоримся, когда меня отпустят, я приду к тебе на пистон!»

Лучников расхохотался, и сквозь слезы смеха увидел, что девка на телеэкране, только что сменившая собой крымские – виноват, господа! – уже советские пейзажи, ничуть не похожа на Лунину. Только рыжеватый цвет волос и модная в этом сезоне прическа «каре». Облажался значит. Но это ничего. Мадемуазель «Время», а как вы насчет пистона?

По экрану поплыли титры прогноза погоды. Мадемуазель «Время», невидимая и бестелесная, вещала дождь, снег и град, циклон и антициклон, переменную облачность, солнце, воздух, воду и прочие чудесные вещи.

– Успокойся, Андрей, – сказал Сабашников.

Голос вернул Лучникова в реальность, как бы припечатал к сиденью тяжелой, но мягкой и теплой Петькиной ладонью. Хотя Петр его и пальцем не коснулся.

Лучников успокоился и совершенно спокойно отметил, что в «Прогнозе погоды» упомянули и Крым. Конечно, под советским кодовым названием, но упомянули.

– В районе Бахчисарая ожидается внезапный шквальный ветер с дождем и градом. Серьезной опасности подвергаются виноградники. На Северном Кавказе…

Полковник Сергеев как-то встрепенулся, словно у него внутри развернулся давно проглоченный и забытый аршин. Надо же, как беспокоит полковника судьба бахчисарайских виноградников…

***

То же время, хребет Бабуган-Яйла, гора Роман-Кош.

– Сделай погромче, – сказал старший лейтенант спецназа капитану десанта.

Глеб сделал погромче.

В комнате отдыха матово серебрился экран. Из динамика доносилось монотонное журчание московской речи – кажется, эту респектабельную даму зовут Ангелина Вовк? Ла-ла-ла… надои… лал-лал-ла… центнеров с гектара… тонн угля… металлопроката и стали…

Женское бубнение сменилось мужским. Новости культуры… Премьера оперы «Чио-Чио-Сан» в Большом… Новый фильм Станислава Говорухина – «Место встречи изменить нельзя»…

Время – враг решимости. Дикторы программы «Время» сейчас были личными врагами Верещагина.

На экране появилась женщина… Нет, это не Ангелина Вовк. Совсем молодая, даже ужасный советский стиль официального костюма не мог добавить к этим двадцати пяти годам хотя бы три…

– Продолжается военно-спортивный праздник «Весна» в зоне Восточного Средиземноморья…

– Интересно, что врать будут, – Стумбиньш включил погромче звук.

На экране несколько смущенный командир десантников принимал букет от девушки в мини-платьице. Симфи, отметил Верещагин. Ландшафт изменился: Бахчисарай.

– Радостной новостью приход советских войск стал для тех узников режима, кто томился в застенках за свои политические убеждения. Сегодня утром в числе других был освобожден товарищ Игнатьев, генеральный секретарь коммунистической партии Восточного Средиземноморья…

Во весь экран крупным планом – мурло Игнатьева, выходящего из самолета «Як-40» (где кожанка? Где черные джинсы? На экс-волчесотенце был советский серый пиджак, серая рубашка и галстук). Увидев репортеров, Игнатьев устремился к ним, споткнулся и распростерся на земле. После секундной заминки он встал на четвереньки и взвыл:

– Целую тебя, благословенная русская земля!

– Цезарь, твою мать… Маймуна веришвили [17]17
  Обезьяна, сын осла ( груз.).


[Закрыть]
, – пробормотал Князь.

– Новости спорта, – сообщила красавица.

– Что там про «Спартак», товарищ капитан?

– Тихо!

И наконец прозвучало долгожданное:

– О погоде. По сведениям Гидрометцентра…

Полился «Ливерпуль». Верещагин внезапно вскочил, чуть ли не по ногам кинулся к выходу, выбросился на улицу.

– Поплохело спецназу, – успел он услышать за спиной.

Ни черта ему не поплохело. Во всяком случае, не от водки…

Он был… в ужасе?

Нет, в панике.

От того, как просто это будет сделано… И от того, как легко это предотвратить…

Зайти в аппаратную и повернуть рубильник, все тут на хрен обесточивая. И нет никакой войны. Есть девять миллионов человек, которых постепенно превратят в рабов – но зато все они останутся живы.

Какое право ты имеешь за них решать? Кто тебе его дал?

А у кого я должен спрашивать? Покажите мне уполномоченного по правам решать за людей!

Ход истории сопротивлялся вмешательству. Под ботинками Артема скрипел гравий. Ограда на краю площадки над обрывом схватила пальцы холодом.

Он стоял там, закрыв глаза, и не слышал, как в связный и ладный рассказ о взаимоотношениях России и небесной канцелярии вклинилась совершенно несуразная фраза:

– В районе Бахчисарая ожидается внезапный шквальный ветер с дождем и градом. Серьезной опасности подвергаются виноградники…

***

– Я про-шу тебя про-стить, как буд-то псису в небо от-пус-тить! – пропел на мотив «Ливерпуля» Васюк.

Глеб чувствовал, что уже пьян. Пили весь вечер по уезде майора, пили и пели.

Он уже пьян, а еще не ответил на один важный для себя вопрос: что же ему не нравится в сложившейся ситуации?

Ему не нравится старлей, это понятно. Хотя и не совсем правильно. Ему не нравится, что старлей ему нравится. И ему не нравится, что ему не нравится, что старлей ему нравится… Тьфу, пропасть!

Не так он себя ведет. Он ходит, улыбается, разговаривает не так. Давай присмотримся, сказал себе Глеб. Вот он стоит в дверях комнаты отдыха, опираясь одной рукой о косяк, небрежно и расслабленно. Хотя и не совсем расслабленно: пальцы барабанят по кобуре. Кстати, еще одна пушка за поясом, но это как раз не удивительно: Глеб, к примеру, сегодня тоже о двух шпалерах. Не в этом суть. Суть в том, как он стоит. Как он улыбается и говорит. Как смотрит. Встретив его на улице в штатском, Глеб поклялся бы, что он – иностранец. Не спрашивайте, почему. Наши люди в булочную на такси не ездиют.

Глеб вспомнил, как сдержанно старлей пил. Ладно, он на посту, не заливать же до полной неподвижности. А что он сказал, когда Глеб спросил его, прослушивают ли они эфир? «Орел наш, благородный дон Рэба озабочен знать, о чем думают его новые подданные», – сказал Верещагин. Ему и в голову не пришло, что я могу быть стукачом. Или он настолько блатной, что может не бояться стукачей? Старший лейтенант спецназа… да нет, не может он быть таким блатным. Такие блатные так себя не ведут. Такой блатной человек не может не показать, как он велик и какое все вокруг быдло. Старлей же был подчеркнуто корректен. Правильно сказал зампотех – английский лорд, а не старлей спецназа ГРУ.

– Добрый вечер, дорогие товарищи… Предлагаем вашему вниманию вторую серию телевизионного художественного фильма «Рожденная революцией»…

***

Кашук поднес к губам «уоки-токи»:

– Эм-Си.

– Понял, – коротко отозвался Верещагин. Повернулся к вышке – знал, что сейчас Дядя Том смотрит на него – и поднял руку, показав пальцами «Викторию».

– Yeah! – выдохнул Шамиль.

– Полчаса – и где-то здорово запахнет нафталином, – с удовольствием заключил Томилин.

***

– Очень мне непонятно, ваше благородие, товарищ комбат, как это вы не признаете очевидных вещей. Разве можно говорить, что все крымские девушки красивей всех советских? Посмотрите, какой пэрсик – Жорж кивнул на экран, где шла программа «Время».

– Они там все такие, – промычал майор Гречкосий. – Это в телевизоре! А ты бы в село поехал!

Последующие пять минут прошли в ожесточенных спорах о женской красоте. Хозяин кабачка поднял бокал за прекрасных дам. Все временно замолчали, пия вино. На полбокала Жорж Александриди, хозяин и бармен питейного заведения «Приют alkoholikoff», а также подпоручик резерва Вооруженных Сил Юга России, поперхнулся.

– Я что-то не понял, – сказал он, повернувшись к своему вышибале. – Это оно, сори мач?

– По-моему, оно, чиф, – ответил ему Нурмухтаров Мустафа Ахмед-Оглы, вышибала и официант, параллельно – ефрейтор резерва тех же Вооруженных Сил того же Юга России.

***

…Ниночка мимоходом удивилась: какие, к чертям, виноградники? Сроду в программе «Время» не упоминались ни виноградники, ни бахчи, ни сараи. Но удивиться сильнее не было времени: в бумажке сказано «виноградники», значит, виноградники. На Кавказе – солнечно, в горных районах неожиданные снегопады, в Узбекистане…

Совершенно автоматически она дочитала текст, звукач подержал музыку несколько минут и показал рукой: все, отключаю студию. Все облегченно вздохнули.

– Нинка, что это за бред про виноградники? – возмутилась старшая звукорежиссерша Лариса.

– Тут написано! – Нина подняла бумажку.

– Раньше не было. – Лариса вгляделась в распечатку. Впрочем, ничего удивительного: прогноз погоды менялся иногда в самый последний момент, его просто приносили и клали на стол.

– При чем тут виноградники! – заорал замдиректора. – При чем тут виноградники, когда она голая ходит по телецентру!

– Не голая, а в трусах и в блузе! – поправила Ниночка.

– Молчать мне тут! – рявкнул зам. – Пр-роститутка!

– Сам молчи, старый козел, – с удовольствием сказала Ниночка. – А насчет «проститутки» я скажу товарищу А. Ему вряд ли понравится.

– Да кто ты такая! – взвился Лапин. – Кто ты такая товарищу А?

– Я его будущая невестка! – отчеканила Ниночка. – И попрошу вас мне не тыкать. Тем более что сегодня я увольняюсь.

Зам остался стоять соляным столбом, а Ниночка вышла из студии, гордая своей победой, спустилась на лифте, прошагала, не спеша и с удовольствием, два километра до метро, спустилась на станцию подземки и поехала домой.

Возле ее подъезда стоял синий жигуль, «шестерка». К соседям в гости кто-то приехал, решила она, не узнав машину. Но оказалось, не к соседям.

– Нина Сергеевна? – раздалось из открытого окна машины.

Из ведомства жениха, ясно. Только зачем приехали? Передать, что сегодня любимого не будет? Мог бы и сам позвонить…

– Да? – откликнулась она.

Открылась задняя дверь.

– Не согласитесь ли вы сесть на минуточку в машину? – спросили интеллигентным голосом.

– Пожалуйста… – Она подошла к «жигуленку» и, не скрывая своего раздражения, опустилась рядом с мужчиной, одетым в плащ цвета капустного листа.

На передних сиденьях размещались еще двое – один в пижонском замшевом пиджаке, другой – в легкой куртке. Нижняя часть тела у всех троих была затянута в пижонские джинсы.

«Капустная» рука протянулась перед Ниночкой и хлопнула дверями.

Джинсовые ноги давнули на педали, повернулся ключ зажигания.

– В чем дело? – взвизгнула Ниночка, порываясь открыть дверь, но запястья ее тут же оказались в крабьем захвате «плаща».

– Спокойно! – сказал он. – Мы ненадолго, это здесь недалеко. Скоро вернемся… да не дергайся ты, дура!

Имя товарища А, всесильного члена Политбюро, известного нам как Пренеприятнейший, не произвело на похитителей никакого впечатления. За неприметным синим «жигуленком» сомкнулись бесшумные ворота одного из «КБ» на окраине Москвы. А в Ниночкиной квартире всю ночь бесплодно звонил, доводя до исступления кошку Мымру, телефон.

Ближе к утру жалкую и измученную Ниночку вытряхнули из того же синего «жигуленка» где-то в Мытищах. Полночи ее допрашивали под яркой лампой, до которой телевизионным софитам было ох, как далеко. Кололи в вену что-то, от чего путались мысли и добивались одного:

– Кто велел передать в эфир про чертовы бахчисарайские виноградники? Муж? В смысле – будущий муж?

– При чем тут муж, – стонала Ниночка, – При чем тут муж, когда бумажка просто лежала на столе, в папке «К эфиру», понимаете?

– А почему вы нас пугали товарищем А?

– А кем мне еще вас пугать, когда вы ведете себя как бандиты? Кто вы вообще?

– Не ваше дело. Ваше дело – отвечать на вопросы, пока мы задаем их по-хорошему.

Значит можно и по-плохому?

– О, боже, но я же не сама придумала эти виноградники!

– Не вы сами – а кто?

– Да не знаю я! Понимаете, не знаю! Уберите иглу! Уберите иг… иг… ик! Не-е я-а готовлю эти сведения в эфир! Не-е я-а! Спросите у выпускающего реда-актора-а!

– Уже спрашивали, он не знает.

– А если он не знает, от-ик! – ккхуда мне знать?

Вторую половину ночи ей просто не давали спать. Она не знала, что двое высоких чинов обсуждают сейчас видеозапись допроса.

– Да ни хрена она не знает, – вынес свой вердикт Первый Майор (поверьте мне, этот Майор был куда более высоким чином, чем простой армейский майор!).

– Может, просто ловкая, курва, – возразил второй. Он, кстати, тоже был майор, но во всем подчинялся первому. – Подготовленная.

– Да ну! – отмахнулся Первый Майор. – Сам посуди: кто же подставит хорошего агента вот таким дуриком. Да ее и проверяли сто раз: сначала перед тем, как на телевидение взять, потом – перед свадьбой. Обычная мышка, давай отпустим.

– Может, лучше того… – засомневался Второй Майор. – Для верности. Сверхдоза алкоголя.

– Не-ет, это лишнее. Подписку о неразглашении возьмем – и все. Зачем же портить коллеге из КГБ свадьбу?

Видимо, был в этих словах какой-то чрезвычайный смысл, если оба майора искренне, красиво и по-мужски расхохотались.

Утром Ниночке под локти подсунули бумажку. Слезящимися глазами она разобрала только крупный заголовок: ПОДПИСКА О НЕРАЗГЛАШЕНИИ. И, нащупав пальцами перо, которое пододвинули к ней по столу, накарябала подпись.

Ее сунули в машину и позволили задремать. Сквозь закрытые веки она различила свечение близкого рассвета. Значит – уже утро… – И тут ее поглотил темный полиэтиленовый мешок. Со страшной отчетливостью она представила себе: сейчас этим мешком ее задушат и бросят в воду. В Москву-реку. Или в Яузу…

Ее выпихнули из машины, она завопила из последнего воздуха, услышала сквозь вопли удаляющийся мотор, ощутила, что руки свободны и сорвала мешок с головы.

Она не понимала, где находится… Шагнула два раза, подломились колени, и она рухнула на асфальт, ободрав ладони. Полежала несколько секунд, тупо разглядывая сереющие на фоне тусклого неба силуэты крупноблочных панельных чудищ. Что это за район?

Она поднялась, как во сне пошла вперед. Когда совсем рассвело, приблизилась к автобусной остановке. Вывеска была изуродована, на ближайших домах отсутствовали указатели. Под стеной дома дворничиха с метлой загоняла непокорную лужу в люк.

– Что это за район? – квелым голосом спросила Ниночка.

– Мытищи! – искоса глянув, процедила дворничиха. И с невыразимым презрением, которое редко в России распространяется на пьяных мужчин, но почти всегда касается пьяных женщин, бросила: – Закусывать надо было!

Ниночка, сраженная этим унижением, снова опустилась на колени и зарыдала в голос, обхватив руками телеграфный столб.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю