Текст книги "По дороге к высокой башне (СИ)"

Автор книги: Олег Будилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

– Да, господин.

Тагон наклонил жестянку и высыпал на рану какой-то черный порошок. Было видно, что ему очень больно. Лицо воина посерело, на лбы выступила испарина. Тем не менее он аккуратно закрыл странную баночку, отложил ее в сторону и только потом протянул руку.

– Огонь.

Я передал ему разгоревшийся кусок бересты и на всякий случай отодвинулся в сторону. Кто знает, что он задумал? Если воин собирается лечиться при помощи магии, лучше держаться от него подальше.

Тагон повел себя странно. Он зачем-то огляделся по сторонам, выругался в полголоса и вдруг приложил горящую бересту к ране. Черный порошок мгновенно вспыхнул, воин замычал, замотал головой от боли и без чувств повалился на траву.

– Ну вот, – проворчал я, – опять все сначала.

Конечно магическое средство помогло лучше подорожника. Одно дело закрывать травой порез на пальце и совсем другое дырку в боку. От странного порошка и огня кровь запеклась. Я перевязал рану и уложил воина поудобнее.

Наверно в этот раз он придет в себя нескоро. Признаться, я был этому рад. Сейчас нам нельзя было шуметь, а Тагон не смотря на рану похоже не собирался долго отсиживаться в чаще.

На лесной поляне мы просидели до утра. Тагон то приходил в себя, то снова впадал в забытье. Мне не терпелось узнать, чем закончился бой у моста, поэтому пока воин лежал в беспамятстве я несколько раз пробирался через заросли к болоту. Сначала путь от дороги до поляны показался мне чрезвычайно долгим, но теперь я мог с уверенностью сказать, что от места сражения мы ушли недалеко. Укрывшись в кустах, я отчетливо слышал ржание лошадей и окрики всадников. Похоже теперь Паус и пригороды были целиком в руках степняков. Несчастные горожане так и не дождались подмоги. Бедный Холин и его семья. Что с ними стало? Живы ли?

Бродя по лесу, я насобирал полные карманы грибов, тронутые первыми заморозками они стояли под кустами вялые и сморщенные. Какая никакая, а еда. Других припасов у нас с собой не было. Свою котомку я потерял, а в сумке Тагона не оказалось ничего съестного, поэтому я обрадовался поздним грибам словно редкому лакомству.

Тагона пожирала лихорадка. Я нарезал ножом еловых лап, смастерил из них некое подобие постели, уложил на нее воина и укрыл его сверху всей одеждой, которую сумел найти. Оставшимся лапником я прикрыл Тагона сверху, словно одеялом. Раненый все время просил пить. Воду я носил из болота. Придавливая мох руками, я собирал проступающую влагу во фляжку. Такая вода была кисловата, но пить ее было можно. Конечно лучше было бы высечь огонь и напоить воина горячим отваром, но я боялся разводить костер.

В свои пятнадцать лет мне пришлось много всего пережить, но такого страха, как этой ночью я не испытывал никогда. Монахами становятся для того, чтобы в тиши библиотек переписывать старинные манускрипты или читать молитвы в жарко натопленных церквях, а не для того, чтобы махать саблями и спать на голой земле. Раньше мне не приходилось ночевать в лесу. Даже в детстве, когда я шел с караваном в монастырь, проводники старались становиться на ночлег поближе к людям – на заброшенном сеновале или в поле на краю деревни.

С наступлением темноты лес превращался в опасное и пугающее место. Он наполнялся множеством непонятных шорохов и тревожных запахов. Мне слышались чьи-то тяжелые шаги, треск веток под ногами или лапами, звериное ворчание и урчание голодного брюха. В вершинах деревьев кто-то невидимый метался с ветки на ветку и зловеще ухал, осыпая меня сухой листвой, а в глубине леса жалобно плакала голодная рысь. Свернувшись калачиком на еловых ветках, я дрожал от холода и ужаса сжимая в руке обнаженную саблю. Интересно спасла бы она меня, если бы к нашей стоянке неожиданно вышел медведь? Леса в этой части страны были дикие и густые – окраина мира, дальнее пограничье. Здесь водились разные звери и некоторые из них с удовольствием полакомились бы измученными беглецами. Мысли о костре не давали мне покоя, но я так и не решился развести огонь. Все-таки степняков я боялся больше чем зверей. К тому же в лесу могли бродить сбежавшие из города мародеры. Встреча с ними не сулила нам ничего хорошего. Много было написано книг о всепрощении и милосердии, но даже любвеобильные монахи понимали, что нет на свете существа добросердечнее человека и опаснее его.

Я изо всех сил старался не уснуть, но под утро так измучился, что сам не заметил, как задремал. Когда я открыл глаза уже рассвело. Тагон тоже пришел в себя. Он лежал неподвижно на подстилке из хвойных лап и смотрел в серое небо. Ночью он метался в бреду, поэтому часть одежды и ветки, которыми я его укрывал разлетелись в разные стороны. Выглядел он плохо – лицо белое, словно у мертвеца, веки воспалены, под глазами черные круги.

Я быстро вскочил, подбежал к раненому, собрал раскиданную одежду и опять его укутал.

– Сколько я провалялся без памяти? – спросил воин.

Голос был хриплый словно не человек говорил, а ворон каркал.

– День и ночь, господин.

– Хочется есть, – пожаловался он, – в сумке у меня ничего нет?

– Нет, господин.

– Что ты за слуга такой, – проворчал воин, – костер не разжег, поесть не приготовил.

– Нельзя костер разводить, – попытался оправдаться я, – степняки могут учуять дым.

– Да и не велика беда, – сказал он, – лучше в бою погибнуть, чем от голода помереть.

Тагон ругал меня напрасно. Я думаю, что он все прекрасно понимал и просто брюзжал, как старый дед, собираясь с силами перед дальней дорогой. Воин знал, что оставаться так близко от моста слишком опасно. Рано или поздно кочевники пойдут в лес за водой или дровами. Блуждая по кустам они в любой момент могут наткнуться на нас.

Сначала Тагон думал, что сможет идти сам, но очень скоро ему пришлось отказаться от этой затеи. Нести его на спине я тоже не мог, все-таки вчера мне прилично досталось и после боя ломило все тело. Пришлось сделать волокушу из ремней и двух тонких жердин. Я кое как уложил на нее маленького воина и зашагал по лесу. Когда я оступался на мокрой траве или спотыкался о поваленные стволы деревьев Тагон начинал жалобно стонать и ругаться сквозь стиснутые зубы. Он поносил по чем зря богов и своего нового нерадивого слугу.

Скоро березовая роща осталась позади. Мы миновали небольшой участок леса, заросший высокими стройными осинами и углубились в густой ельник. Старые деревья были так велики, что закрывали своими широкими лапами небо и солнечные лучи не могли пробиться сквозь них. Под ногами лежала черная земля, на которой не росли ни кусты, ни трава. Если бы во время короткой остановки я не разыскал среди елок неприметную тропинку, то вряд ли мы бы смогли уйти далеко в этом странном лесу.

В этот раз место для стоянки выбрал Тагон.

– Останемся здесь, – взмолился он.

Я опустил волокушу на землю и склонился над ним. Похоже воин испытывал такую сильную боль, что просто не мог двигаться дальше. Глаза у Тагона слезились, губы дрожали, его бил озноб. Я оставил воина на тропе и пошел осмотреться. Нужно было спешить. Не думаю, что стежку по которой мы шли проложили жители Пауса. Широкий снизу проход сужался кверху, на уровне груди ветки почти соприкасались, поэтому мне приходилось при ходьбе закрывать лицо руками, чтобы уберечь глаза от еловых иголок. Скорее всего удобную тропинку в глубину леса протоптали какие-нибудь звери, может быть кабаны, поэтому я торопился – страшно было оставлять раненого в таком месте. Пробираясь через лес, я начал забирать вправо, мне показалось, что в той стороне деревья растут не так густо. Между елок мелькнул просвет, и я выбрался на широкую поляну с торчащим посередине огромным словно дом валуном. Из-под камня бил холодный ключ, а вокруг круглого озерца разрослись молодые рябины. Я вернулся, подхватил волокушу и перетащил раненого на новое место.

Конечно я не врачеватель, но даже мне стало понятно, что здесь мы задержимся надолго. Тагону было плохо. Посередине поляны я разжег большой костер. Мы далеко отошли от дороги, и теперь можно было не бояться, что кочевники смогут учуять дым. Я достал из сумки котелок, удар копья оставил на нем большую вмятину, налил в него воду и поставил на огонь. От усталости и голода сводило внутренности и двоилось в глазах.

Вчерашние грибы я выбросил. Незачем было таскать их с собой, тем более, что в лесу они росли на каждом шагу и по пути мне удалось набрать свежих. Большинство оказалось червивыми, но хороших хватило для супа.

Утомленный переходом Тагон сразу заснул. Я нарубил саблей тонких жердей, прислонил их под углом к валуну, а сверху накидал еловых лап. Получилось что-то вроде шалаша. Укрытие выглядело неказистым, но я очень надеялся на то, что на какое-то время оно сможет защитить нас от непогоды.

Когда ты занят делом время летит незаметно. Пока я обустраивал наш временный лагерь сварился суп. Я достал из сумки единственную уцелевшую ложку и решил накормить раненого.

– Гадость какая, – ворчал Тагон, брезгливо рассматривая коричневую жижу и разваренные грибы, – еще и не соленая.

– Нужно поесть, господин.

– Ты меня отравить хочешь, – ворчал раненый, – пошел бы лучше поохотился, мясо какое-нибудь добыл.

– Я не умею охотиться, господин.

Это было правдой. Как всякий деревенский мальчишка я мог построить шалаш и насобирать грибов, но выследить и поймать животное было выше моих сил. Около нашей деревни в глубине долины не было настоящих лесов. Их вырубили почти полностью, и оставшиеся без дома звери ушли далеко в горы. Наверно поэтому среди моей родни отродясь не было охотников. Конечно собирая хворост в небольших перелесках мы с братьями часто видели белок, мышей и кротов, но разве это настоящая дичь? Я слышал, что местные жители ставили силки и ловили диких птиц, но меня не успели научить управляться с подобной снастью.

– Я не умею охотиться, – повторил я, – зато могу насобирать еще грибов.

После еды я осмотрел рану Тагона. Она воспалилась и выглядела нехорошо.

Тагон был очень слаб. Он все время спал. Полученная травма и наша первая ночевка под открытым небом тоже не прошли для меня даром. На груди расцвел огромный синяк, ребра болели, ломило ноги, а голова была дурной и горячей. Каждое движение давалось с трудом, хотелось лечь на еловые лапы и заснуть мертвым сном, но мне нужно было ухаживать за раненным и избавиться от лихорадки. Утром я с трудом заставил себя подняться. Вчера пробираясь через лиственный лес, я заметил несколько тополей. Титон мудрый писал, что для избавления от озноба и жара нужно жевать внутреннюю кору этих деревьев или делать из нее отвар. Какое счастье, что нас заставляли учить наизусть трактат великого травника.

Я совсем измучился пока искал тополя и обратную дорогу к нашему лагерю нашел с трудом. Добравшись до приметного камня, я засунул в рот несколько кусков коры, старательно разжевал их, запил водой, заполз в шалаш и забылся тревожным сном. К вечеру мне стало лучше. Из оставшейся коры я сварил отвар, пил его сам и давал Тагону.

Не знаю, что было тому причиной – моя забота о раненом или богатырское здоровье маленького человечка, но на четвертые сутки нашего пребывания на поляне воину стало лучше. Он все еще был бледен и любое движение доставляло ему сильную боль, но лихорадка спала и взгляд Тагона стал осмысленным. От еды он больше не отказывался и, хотя все еще недоверчиво и брезгливо рассматривал приготовленное мной угощение, но ел с аппетитом. Скудная лесная пища не могло накормить нас досыта, но и помереть от голода не давала. Не знаю, что думал по этому поводу Тагон, но мне не впервой было жить впроголодь. Чтобы хоть как-то разнообразить лесное меню я пек в золе мясистые корни рогоза, нанизывал грибы на тонкие палочки и жарил словно мясо, а в суп добавлял кислицу.

Как только Тагон пришел в себя он первым делом решил привести оружие в порядок. Моим боевым навыкам он не доверял, а разряженный в бою магический жезл был совершенно бесполезен пока хозяин не наполнит его колдовством.

– Сейчас меня можно брать голыми руками, – говорил он, – степняки убьют нас, если найдут.

– Они нас не найдут, господин, – отвечал я, – мы ушли далеко.

Тагон молча качал лохматой головой и недовольно хмурился.

Он разложил на земле свои волшебные приспособления и достал холщовый мешочек. Пока воин был без сознания я набрался смелости и однажды заглянул в него. Внутри лежал десяток железных шариков очень похожих на те, которыми Химон заряжал свой жезл.

– Отойди подальше, – приказал Тагон.

Я молча повиновался.

– Теперь отвернись.

Я повернулся спиной и обиженно засопел.

"Вот она благодарность за спасение!" – подумал я, – "Тоже мне! Очень надо смотреть на ваши магические хитрости!"

В свое время я видел, как Химон заряжал свой жезл и был уверен в том, что легко смогу сам провести необходимый ритуал. Конечно никто никогда не доверит мне магический артефакт, но, если бы вдруг такое случилось думаю я сумел бы его зарядить.

Тагон кряхтел и постанывал у меня за спиной. Несмотря на то, что ему стало лучше бок все еще сильно болел.

"Вредный коротышка", – подумал я, – "Если бы не таился от меня я бы сделал все, как надо и не пришлось бы так мучиться".

–Что это ты там сопишь? – спросил Тагон заботливо заворачивая заряженный жезл в кусок холстины, – обиделся, что прогнал? Напрасно. Настоящий воин должен сам свое оружие заряжать, да и незачем тебе в магические дела лезть.

– Я не обиделся, господин.

– Странный ты парень, – продолжал Тагон, – говоришь, что крестьянин, а сам древние трактаты цитируешь, охотиться не умеешь, а саблей махаешь ловко.

Я покраснел и молча уставился на носки своих сапог.

– Думаю я, что ты бастард чей-нибудь. Наверно отдали в приличный дом в обучение, да и оставили до поры. Кто отец то знаешь?

Слава богам мне не пришлось ничего выдумывать. Тагон это сделал за меня.

– Нет, господин, не знаю.

– Ничего вот до своих доберемся отец тебя разыщет и тайное слово передаст. А может и не передаст, если успел наследника родить. Ну будешь тогда при доме в слугах ходить. Если повезет станешь оруженосцем.

– Простите, господин, – спросил я, – а у вас дети есть?

– Нет у меня никого, – сказал Тагон и насупился, – прибери здесь все.

Медленно, но верно наши раны и ушибы заживали. Тагон и раньше выбирался из шалаша по нужде, а теперь стал подолгу засиживаться у камня раздумывая над тем, что нам делать дальше. Он заставил меня подробно описать скоротечный бой у моста и даже попросил начертить на земле наш путь от дороги к месту временного лагеря.

Узнав о судьбе Горуна воин опечалился.

– Значит ты не видел, как он умер?

– Я только видел, как он упал, господин.

– Умелый был воин. Теперь таких мало, – сокрушался Тагон, о других боевых товарищах он не обмолвился ни словом.

Разглядывая нарисованную мной карту, воин говорил, – в приграничную пущу степняки не сунутся. Им в лесу только лошадям ноги ломать, но и нам здесь засиживаться нечего. День-другой и королевская гвардия выступит в поход. Хорошо бы перехватить их по дороге и предупредить о возможной засаде, а для этого придется идти вдоль тракта в сторону западной стены.

– Куда это? – спросил я.

– Туда, – Тагон махнул рукой вправо и поморщился от боли.

– Может быть их предупредили молодые дворяне, которые оставили отряд перед боем? – предположил я.

– Не уверен, – задумчиво ответил Тагон.

Вечером он без моей помощи встал на ноги, обнажил меч и попытался нанести несколько замысловатых ударов воображаемому противнику, но очень скоро выдохся и опустился на землю. На подсохшей повязке опять проступила кровь.

– Вы еще слишком слабы, господин, – упрекнул я его.

– Это верно, – воин сокрушенно кивнул головой, – но и сидеть без дела я здесь больше не могу. Завтра выступаем.

Я не стал с ним спорить, но пока собирал наши пожитки в душе не переставал ругаться. Если рана откроется он не сможет идти и все придется начинать сначала. Не лучше ли отлежаться и дождаться королевскую гвардию здесь. Все равно мимо нас они не пройдут. У короля теперь только одна забота – освободить Паус.

Перед дальней дорогой нужно было запастись провизией, поэтому я отправился в лес за грибами. Можно было нажарить побольше и сложить в котелок. Все пути дорожки, ведущие к мосту, были мной исхожены, грибы на приметных местах собраны, поэтому сегодня я решил отправиться дальше на запад. Несмотря на ночные холода погода стояла хорошая, дождей не было, и я молил богов, чтобы они позволили нам добраться до своих раньше серьезных заморозков.

В этой стороне лес оказался не такой густой, да и елки росли помельче, кругом лежало много поваленных деревьев. Осторожно пробираясь через бурелом, я внимательно смотрел под ноги. Никаких грибов здесь не росло, и я уже собрался было повернуть назад, когда заметил впереди просвет. Я подумал, что, возможно, так окажется поляна вроде нашей, но ошибся. Место, к которому я вышел было давным-давно расчищено людьми. Может быть когда-то здесь стояла одинокая ферма или заимка охотника. Посередине поляны угадывалась развалины какой-то постройки. Срубленная из толстых еловых стволов, давно покинутая прежними хозяевами она сгнила и обрушилась. На месте выкорчеванных деревьев вовсю поднималась молодая поросль, но было в ней что-то странное. Деревца казались слишком молодыми по сравнению с домом, который судя по внешнему виду простоял здесь не одну сотню лет. По всему выходило, что над разрушенной постройкой уже давно должен был подниматься могучий лес. Может быть я случайно набрел на брошенное древнее святилище, защищенное таинственной магией или на дом воина отшельника? На всякий случай я прочитал молитву и поклонился на все стороны света. Пусть боги защитят меня от таинственной напасти. В мыслях моих не было ничего дурного. Я не вор ищущий серебро и не злой колдун рыскающий в поисках древних артефактов.

Трудно было разобрать что-нибудь среди деревянных развалин. Вот кажется обломки кровли, под ними лежат поросшие мхом толстые бревна, возможно когда-то они стояли в центре зала и были колоннами, которые поддерживали перекрытия. Наверно из стволов поменьше были сделаны стены. Обвалившись от времени, они раскатились по всей поляне. На них еще можно было различить канавки, выдолбленные древними плотниками. Перешагивая через нагромождение сгнивших стволов, я неожиданно набрел на совершенно ровный участок. Земля на нем была то ли специально утрамбована, то ли...

я нагнулся, подобрал сухую ветку и копнул поглубже. Деревяшка подбросила вверх кусок почвы и заскребла по камню. Я с удивлением топнул ногой и огляделся. Не знаю куда привели меня боги, но похоже под деревянными развалинами скрывались каменные плиты. Недолго думая я шагнул к обвалившейся крыше и принялся разгребать прогнившие доски. Несмотря на то, что большинство гнилушек крошилось прямо в руках, некоторые деревянные части разрушенной конструкции оставались на удивление крепкими. Словно какая-то неведомая сила не давала мне отступить и заставляла продолжить работу. В исступлении я отбрасывал старые доски до тех пор, пока передо мной не показался черный провал и заросшие мхом ступени, ведущие в темноту. Какой-нибудь необразованный житель Пауса наверно в ужасе убежал бы домой, но не дело мне, послушнику, бояться древних святилищ. Конечно сейчас никому бы не пришло в голову устанавливать алтарь под землей, но много веков назад культовые сооружения строили по-другому. По современным канонам чем выше алтарь поднимается над полом, тем лучше, так боги скорее обратят на него свое внимание, но древние зодчие часто устанавливали алтари под землей, изображая потолок, как небесный свод. Наверно в незапамятные времена они обустроили это каменное святилище, а уже потом, много позже, для удобства молящихся над ним выстроили деревянную храмину. Сколько же лет этому древнему сооружению? Душа моя затрепетала. Несомненно, боги благоволили мне, если решили привести неразумного мальчишку к священному намоленному месту.

Бесполезно было отправляться под землю без надежного факела. Как не хотелось мне поскорее исследовать святилище, но сначала надо было приготовиться. Я развел перед входом небольшой костерок, срубил несколько толстых веток и намотал на них побольше бересты. Один факел я зажег, а остальные заткнул сзади за пояс. Теперь можно было спускаться вниз. О грибах и прочей ерунде я уже и думать забыл. Сердце бешено застучало в груди, когда я сделал первый шаг. Что ждет меня внизу?

Ступени были очень старые, кое где камень потрескался и раскрошился. Я боялся оступиться, поэтому все время смотрел под ноги. Не обрушится ли древнее строение, когда я окажусь под землей? Проход был настолько узкий, что, спускаясь вниз, я задевал плечами каменные стены. Наверно толстяк Химон сюда бы не пролез. Очень скоро ступени закончились. Я шагнул на каменные плиты и поднял факел над головой. Колеблющееся неровное пламя осветило выщербленные стены и затянутый паутиной старинный алтарь установленный посередине зала. Конечно это было святилище. Никто никогда не видел богов. Они скрывались от низших существ за высокими горными кряжами, снегопадами и туманами. Даже первые люди, потревожившие их, слышали только голоса, поэтому мастера никогда не изображали богов, как людей с ногами и руками. В центре залы возвышалась гора, искусно вырезанная из камня. Заостренная вершина была покрыта потрескавшейся и потемневшей от времени белой краской. Я с благоговением опустился на колени и склонил голову перед алтарем. Страшные события последних дней, гибель друзей и пережитые испытания пронеслись перед моими глазами.

– Великие боги, – прошептал я, – жители долины в опасности. Помогите нам. Помогите пока не стало слишком поздно.

Неожиданно факел в моих руках ярко вспыхнул и погас. Неужели боги услышали меня и подали знак? Что им не понравилось, что я сделал не так? В сердцах я стукнул себя по лбу. Неразумный дурачок, так у богов помощи не просят! Сначала объясни в чем дело, а потом спрашивай. Срывающимся голосом я начал пересказывать события последних дней, стараясь не упустить ни одной детали. Я путался и сбивался, и мешал в одну кучу гибель Химона, последние слова владыки и падение Пауса. Никогда прежде я не славился красноречием, а сейчас не мог остановиться. Начав разговор с богами тихим шепотом, под конец я почти кричал. Когда последнее сказанное мной слово отразилось от неровных стен я отбросил в сторону бесполезный факел. Общение с богами отняло у меня последние силы и первое время я сидел, не шевелясь, вздрагивая всем телом. Для того, чтобы подняться мне даже пришлось упереться руками в каменный пол. Неожиданно под правой ладонью я почувствовал что– то твердое. Я поднес находку к самым глазам, но невозможно было рассмотреть что-либо в кромешной темноте. На ощупь она была похожа на обкатанную водой речную гальку. Верующие всегда старались принести из святилища какой-нибудь талисман. Многие братья этим пользовались и для того, чтобы пополнить собственные кошельки продавали паломникам освященные обломки камней или дерева. Считалось, что, если подержать такую безделицу сутки в молельной комнате она пропитается святостью. Владыка строго настрого запрещал торговать подобными вещами, но, как дети не всегда слушаются отца, так и послушники сплошь и рядом нарушали правила, установленные понтификом. Значит сегодня и у меня появился священный талисман, кусочек древнего святилища. Я убрал находку в карман и тут же забыл о ней.

Множество вопросов роилось в моей голове. Сумел ли я найти нужные слова, когда рассказывал богам о наших бедах? Поймут ли они меня, помогут ли? Старшие монахи ничего не просят у богов, их вера не требует доказательств, но для мальчишки вроде меня недостаточно просто произнести слова молитвы, важно знать, что тебя услышали. Каждый послушник хоть раз в жизни просил богов подать ему знак. Днями и ночами мы старались разгадать адресованные только нам тайные послания. Пролетел голубь над головой – знак, крикнула ночная сова – снова знак. Что может быть явственнее, чем вспыхнувший и погасший без причины факел? Сегодня боги пытались говорить со мной, но правильно ли я понял, что они хотели сказать?

Громыхнуло и по лесу пошло гулять недовольное эхо. "Неужели будет гроза" – подумал я и поднял голову вверх. Небо было серое, но тучи еще не пробрели тот зловещий черный цвет, который предвещает настоящую бурю. "Наверно показалось" – решил я и заторопился обратно в лагерь. В этот раз я ушел довольно далеко. Обидно было возвращаться с пустыми руками, грибов я так и не нашел, но мне хотелось поскорее рассказать обо всем Тагону. Конечно он не монах и, возможно, поднимет меня на смех, но я все равно не смогу удержаться и обязательно разболтаю о древнем храме и о знаке, который явили мне боги. Уже подходя к лагерю я понял, что что-то не так. На всякий случай я пошел медленнее, а у самых рябин остановился и прислушался. Неожиданно со стороны камня раздался протяжный стон. Я забыл об осторожности и бросился к Тагону на помощь. Неужели вредный коротышка принялся баловаться с мечом, и рана опять открылась!? Проломившись через заросли рябины, я выскочил на поляну и замер в растерянности. Возле шалаша в странной позе лежал Тагон, в руке он сжимал магический жезл. Одежда на нем была изорвана в клочья, а голова и грудь маленького воина были залиты кровью. Неподалеку растянулся на траве странный зверь похожий видом на рысь, только крупнее. Серебристый мех животного был весь измазан в грязи. Чудовище не шевелилось и не подавало признаков жизни. Я бросился к Тагону. Длинные когти оставили на теле воина страшные раны. Видимо дворянин смертельно ранил зверя, но ужасная тварь успела добраться до него, а потом отползла в сторону и издохла. Значит никакого грома не было, а сидя у святилища я слышал магический удар заколдованного жезла. Тагон застонал. Я стащил с него изорванную рубашку и попытался промыть раны. Дело было плохо. В ужасе я смотрел на следы огромных когтей и думал о том, что теперь никакая магия не поможет несчастному. Как мог я перевязал раненного. В этот раз на бинты ушло все имеющееся у нас тряпье.

Тагон умирал. Временами он начинал бредить, а потом несвязная речь переходила в жалобные стоны. Я оттащил мертвого зверя подальше в лес и забросал ветками, понимая, что запах падали может привлечь хищников со всей округи, но перед этим я вырезал из туши несколько больших кусков мяса. Нам с Тагоном нужна была еда. И хотя мясо оказалось жестким словно подметка и отдавало мускусом, но это было лучше, чем грибы и прочая лесная снедь. Я очень надеялся на то, что смогу напоить Тагона бульоном, но воин отказывался есть. Меня он не узнавал и в бреду называл то Горуном, то неизвестным именем. Скоро я начал понемногу разбирать, о чем толкует Тагон. Чаще всего он обращался к своему племяннику. Казалось родственник занимал все мысли раненного. Судя по всему, дядя и племянник были очень близки и до войны много времени проводили вместе. Как я понял молодого дворянина звали Марон. Он проживал в северных землях и содержал большую усадьбу на склоне горы Руок. Я не преуспел в изучении географии, поэтому смутно представлял, где она находится. Иногда Тагон начинал рассказывать о собственном доме, но видимо он не очень любил родовое гнездо, потому что называл его не иначе, как "дикое место". Я очень надеялся на то, что и в этот раз богатырское здоровье не даст дворянину погибнуть. Мысль о том, что мне придется остаться одному в холодной осеннем лесу приводила меня в ужас.

Неожиданно Тагон застонал и пошевелился.

– Сюда, – чуть слышно позвал он, – иди сюда.

Я подбежал к раненому и опустился на колени.

– Я здесь.

– Хорошо, – прошептал он, – слава богам.

Казалось Тагон окончательно пришел в себя. Взгляд воина был ясен, а на впалых щеках проступил едва заметный румянец. Неужели страшная боль терзающая раненного наконец отступила?

От радости я заплакал и схватил его за руку.

– Вам лучше, господин? Чем я могу вам помочь?

– Какой я тебе господин, Марон, – сказал раненый и облизнул сухие губы, – теперь ты главный в семье. Мой дом и мое оружие отныне твои.

Я вздрогнул от неожиданности. Тагон принимал меня за своего племянника. Выходит, ему не стало лучше. Воин бредил и похоже находился в двух шагах от смерти.

– Слова мое последнее запомни...судья подтвердит...скажи ему – "дикое место".

– Что сказать? – не понял я.

– Запомни – "дикое место".

Тагон больно сжал мою руку, он вцепился в нее так словно хотел удержаться на границе этого мира, страшась долгой дороги к вершинам. От неожиданности я вскрикнул, но в следующее мгновение пальцы воина разжались, он захрипел и обмяк.

Я опять схватил его за руку и принялся звать по имени, но все было напрасно. Маленький дворянин умер. Не знаю сколько времени я просидел в оцепенении склонившись над бездыханным телом. В последние дни мне пришлось увидеть много мертвецов, но никогда прежде не над одним из покойников я не проливал столько слез.

За сотни лет дожди и ветра придали огромному валуну причудливую форму. Южная сторона была ровной и гладкой, зато северная оказалась вся изрыта трещинами и впадинами, по которым не без труда можно было вскарабкаться на самый верх. Именно там на вершине я и решил похоронить Тагона. Я просто не мог оставить боевого товарища на земле на съедение диким тварям, рыскающим по округе. На то, чтобы исполнить задуманное я потратил весь вечер. Как не был мал погибший воин, но затащить его тело наверх оказалось совсем непросто. Все вещи Тагона и его оружие я сложил рядом с покойным. Занимаясь этим скорбным делом, я совершенно перестал следить за временем, а между тем солнце клонилось к закату. Сидя на вершине и глядя вниз на поляну, которая на какое-то время стала нам родным домом я думал о том, что стану делать оставшись один. Никто во всем мире не знает меня, никто не поможет, не защитит. Что страшнее идти к людям или остаться в этом ужасном лесу?

Затаскивая тело Тагона на скалу, я снял кожаный панцирь, потому что двигаться в нем было жарко и тяжело. Теперь, когда работа была закончена я стал мерзнуть в дырявой куртке. Нужно было спускаться. Я последний раз поклонился мертвому господину и заторопился вниз. Неожиданно поблизости послышался протяжный вой. Я остановился на полдороге и замер прислушиваясь. Не нужно быть охотником или лесником, чтобы понять – так завывать может только голодный лесной пес. Занимаясь похоронами я обо всем позабыл и не успел натаскать из леса валежника для костра. По слухам, я знал, что только огонь способен отпугнуть диких животных. Выходит, я был совершенно беззащитен. Если псы попытаются на меня напасть отбиваться мне было нечем. Тем временем протяжный вой раздавался уже совсем рядом. Наверно звери почуяли мертвое чудовище, спрятанное в лесу. Я обругал себя последними словами за то, что поленился оттащить его подальше от лагеря. Но может быть хищники, привлеченные запахом падали, обойдут нашу стоянку стороной? Неожиданно внизу в темноте мелькнули быстрые черные тени и сверкнули желтые глаза. Похоже лесных псов интересовала не дохлая кошка, а сидящий на валуне мальчишка. Я принялся скороговоркой бормотать молитвы и полез обратно на вершину. "Дурак, простофиля!" – ругал я себя последними словами. Конечно хищники не откажутся от мертвечины, но рядом была добыча поинтересней. Наш лагерь, я сам и даже камень пропахли свежей кровью Тагона.