Текст книги "По дороге к высокой башне (СИ)"

Автор книги: Олег Будилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

– Тогда чей это доспех висит у моей постели?

– Ваш, господин.

От неожиданности я чуть не поперхнулся.

– Что за ерунда. Все мое имущество сейчас на мне.

– Это доспехи Булина, – раздался сзади знакомый голос.

Я обернулся и увидел Ругона.

– Ты честно победил его в схватке, значит теперь его оружие принадлежит тебе, – весело сказал старик, – пользуйся. Я бы отдал тебе его раньше, но местный кузнец слишком долго возился. После того, как ты проткнул доспехи стрелой пришлось немного подлатать их спереди.

– Но ведь у нас не было настоящего поединка, – удивился я, – разве это по правилам?

– Правила устанавливают люди, – Ругон улыбнулся, – он набросился на тебя без предупреждения. Ты защищался, как мог. С семьей Булина мы все уладим. Им не за что преследовать тебя.

Я с сомнением уставился на него.

– Ну что же ты, – старик подмигнул, – неужели не хочешь примерить?

Я с трепетом снял с шеста тяжелую броню. На первый взгляд она казалась прочнее, чем панцирь Тагона. К тому же мы с Булином были одного роста, поэтому она пришлась мне как раз в пору. К доспехам прилагался магический жезл, меч и тот самый кинжал, которым безумный воин ранил Марона.

– Это очень дорогие вещи, – сказал Ругон, – твой первые трофей. Береги их.

На самом деле моим первым трофеем была кривая сабля, которая сейчас лежала рядом с телом Тагона, но говорить об этом вслух я не решился. Сколько времени прошло с того момента, как я покинул разоренный монастырь? Сколько хороших людей погибло ради того, чтобы сопливый послушник стал дворянином и воином короля? Я помнил всех по именам и, если бы меня разбудили среди ночи назвал бы их не задумываясь одно за другим. Только благодаря им я сейчас держал в руках эти вещи, которые стоили дороже чем все хозяйство моего настоящего отца. Как там говорил Ругон: "если решился на поступок отбрось сомнения"? Значит теперь мне не было обратной дороги. Глуповатый и трусоватый послушник навсегда сгинул где-то в лесах за западной стеной, зато на свет появился Тибон из Дикого места или как там по-настоящему называлась усадьба Тагона.

Ругону пора было отправляться вслед за войском. Меня вредный старик брать с собой не хотел.

– Хватит с тебя сражений, – заявил он, – останешься с Мароном.

– Но я хочу пойти с тобой, – возмутился я, – еще идет война.

На самом деле я не особенно рвался в бой, но за последние дни успел привыкнуть к Ругону и теперь не представлял, как буду жить без его поддержки. Впереди меня ждал совершенно незнакомый мир, новый дом, какие-то чужие люди, которые собирались назвать меня родней. Официально я считался наследником Тагона, так что с этим предстояло считаться. За последнее время я успел насмотреться на дворян и привыкнуть к их образу жизни, но одно дело военный лагерь и совсем другое мирная усадьба. Смогу ли я сойти за своего или буду похож на белую ворону? Злобные степняки, кривые сабли, ночевки в холодном лесу, запах костра, мокрые ноги и сырой плащ пугали меня меньше, чем выход в свет.

– Ничего, – ворчал Ругон, – справимся без тебя.

– Зачем я Марону? Ему сейчас лекарь нужнее, чем я. Говорят, он еще месяц будет валяться в постели.

– Вот и присмотришь за ним.

– Но я должен вернуться в Паус, – не сдавался я, – там погибли мои друзья.

– Все мы потеряли друзей, – проворчал Ругон, – не стоит таскать за собой груз воспоминаний.

Вот упрямый старик! В отчаянии я готов был броситься на него с кулаками, но неожиданно мне в голову пришла одна дельная мысль. Король не успокоится пока не прогонит захватчиков с родной земли и значит освобождением Пауса он не ограничится. Войска будут преследовать кочевников до старого земляного вала. Если монастырь, в котором я провел большую часть жизни уцелел Гамон обязательно захочет его осмотреть. Он был очень дружен с владыкой, поэтому постарается отыскать в обители его тело, а если не получится, то хотя бы выяснить что случилось с понтификом.

– Наверно, когда мы прогоним степняков Вы захотите обследовать монастырь, – сказал я, – вдруг там остались какие-нибудь записи. Я знаю все потайные места, в которых монахи могли спрятать свои дневники.

Старик сердито засопел и уставился на меня. Несомненно, Гамон обсуждал с ним свои планы. Думаю, что поискам владыки в них было отведено особое место.

– Ну пожалуйста, – взмолился я, – разреши мне пойти с тобой. Никто не знает монастырь лучше меня. Я все вам покажу, везде проведу.

Воин надолго задумался, но похоже мои доводы подействовали на него.

– А что прикажешь делать, если твоя рана откроется? – спросил Ругон.

– Оставишь меня в обозе. Какая разница под каким кустом лежать – здесь или рядом с Паусом?

Все, кто мог держать оружие давно ушли вместе с королем, в лагере остались только раненные со своими слугами. Даже лекари отправились вместе с войском. Они больше ничем не могли помочь. Покалеченные руки и ноги были ампутированы, раны зашиты и теперь только время могло излечить несчастных, а менять повязки и наносить лечебные мази могут и оруженосцы. Получалось, что даже если моя рана откроется настоящую помощь я смогу получить только под стенами Пауса.

– Ладно, – старик кивнул – лишние вещи сложи в доме Марона. Пойдем налегке.

Жалко было оставлять дорогое оружие в незнакомом месте, но и тащить все это на себе мне не хотелось. Вдова, у которой мы поселили Марона обещала присмотреть за моими вещами. Я дал ей пару медяков, простился с раненым другом и заторопился в лагерь. Нужно было спешить пока Ругон не передумал и не ушел без меня.

Странное дело, почему-то Гамона и остальных совершенно не интересовала моя прежняя жизнь. Казалось прошлого для них не существовало. Я не переставал удивляться тому, что любого, кто претендовал на титул и наследство дворяне проверяли со всей тщательностью, тогда как увидев мой амулет они сразу поверили в то, что я являюсь последним представителем древнего рода. Чем было вызвано это безграничное доверие я так и не сумел понять. Никто меня ни о чем не спрашивал и не пытался подловить на неточностях. Только один раз Ругон осторожно завел разговор о моем детстве.

– Значит все это время ты жил при монастыре? – спросил он, когда мы шли по дороге в сторону Пауса. Отступавшие степняки, а затем воины короля превратили старый тракт в сплошное грязевое месиво.

– Все время сколько себя помню, – соврал я.

Оруженосец шел впереди и проверял глубину луж длинной палкой. Он заранее предупреждал нас об опасности и указывал направление. Несколько раз нам приходилось забираться в лес, чтобы обойти совершенно разбитый участок дороги.

– И никто никогда не говорил откуда ты там взялся? – спросил старик.

– Нет. Сказали только будто бы меня привела какая-то женщина.

Я вспомнил мать, ведущую меня по улице прочь от отчего дома. Она крепко держала меня за руку, а я хныкал, упирался и все время оглядывался назад. Еще мне запомнился узелок с едой, который я должен был взять в дорогу и сильно поношенная куртка с большой заплаткой на локте.

– А родню свою ты не помнишь?

– Нет.

На самом деле я часто видел во сне братьев, мать и отца. Со временем их лица потускнели словно постаревшие от времени и сырости священные рисунки на стенах древнего монастыря. Наверно, если бы я встретил их на улице, то не узнал бы.

"Нет", – одернул я себя, – "мать я бы узнал".

– Ты мне не веришь?

– Почему, – удивился Ругон, – род Трех вершин давно скрывается от мира. Может быть ты жив только благодаря тому, что все эти годы ничего не знал о своем высоком происхождении.

– А что, если я не последний в своем роду? Что, если есть еще такие, как я?

Признаться, этот вопрос сильно беспокоил меня. Философы древности считали, что тайное всегда становится явным. Не вскроется ли мой обман самым неожиданным образом?

Ругон пожал плечами.

– Такое возможно.

Идущий впереди оруженосец поскользнулся и едва не уронил в грязь вещи хозяина.

– Поосторожней там, – рявкнул Ругон, – не дрова несешь!

Какое-то время мы шли молча, и я стал надеяться на то, что старик больше не будет задавать вопросы про мою жизнь в монастыре, но не тут-то было.

– А ты когда-нибудь разговаривал с владыкой? – неожиданно спросил он, – не мог же он ни разу к тебе не обратиться за все эти годы?

– Конечно разговаривал, – ответил я.

О своей жизни в монастыре я поведал дворянам во всех подробностях. Скрывать мне было нечего.

– Я думаю, что владыка знал кто ты на самом деле и специально приставил к тебе того воина, чтобы он приглядывал за тобой. Как говоришь его звали?

– Химон.

В свое время я в красках описал, как поддельный монах-огородник пытался защитить монастырь и спасти владыку. Я очень надеялся на то, что, узнав о подвигах Химона богатые вельможи позаботятся о его семье, но как оказалось никто из моих новых друзей никогда ничего не слышал о старом воине.

– Гамон не может поверить в то, что владыки больше нет с нами! Он станет всюду его искать. Помоги ему.

Я кивнул.

– Конечно.

– Не могу понять, – в сердцах бросил Ругон, – как боги смогли допустить, чтобы такой человек покинул наш мир!

Последнее время мне самому не давала покоя мысль о том, почему боги отвернулись от обители. Как получилось, что я безродный мальчишка был вознесен их стараниями на самый верх, а владыка и остальные братья пали от рук гнусных варваров. Сколько было пропето молитв, сказано слов и пролито слез. И ничего нам не помогло. Я вспомнил дрожащее пламя догорающих факелов, зловонный провал сливного люка, страшные крики гибнущих монахов и злобный рез ворвавшихся в обитель кочевников. В свое время я успел оплакать братьев, но наверно боль утраты и тень пережитого ужаса будут преследовать меня всю жизнь.

– Что это ты побледнел, – забеспокоился Ругон, – плечо болит?

– Да, – в очередной раз за сегодня соврал я

– Давай сделаем привал, – сказал воин, – все равно за один день до Пауса нам не дойти.

Война словно сорвавшийся со скалы огромный камень прокатилась по южному краю долины навсегда изменив ее вид. Берега Суры было не узнать. Подступающий к дороге лес в котором мы с Тагоном в первые сутки скрывались от кочевников был вырублен начисто. Вместо него раскинулся огромный лагерь, обнесенный низким частоколом и рассеченный глубокими канавами для отвода воды. Создавалось такое впечатление, что королевское войско решило обосноваться здесь надолго. По своей наивности я думал, что гвардия уже форсировала реку и напала на степняков, но выяснилось, что, как и в случае с защитой западной стены армия не спешила проливать кровь. Казалось короткий переход к Паусу отнял у воинов последние силы и теперь они думали только о том, как бы хорошенько выпить и отдохнуть.

Нас с Ругонов встретили радушно и сразу провели к Гамону. Ставка военачальника находилась далеко от дороги почти у самой кромки леса. Пробираясь по узким тропинкам между палатками, поленницами дров, большими походными котлами, кострами и кучами мусора мы радостно приветствовали знакомых дворян. Воины из нашего отряда оставшиеся в живых после большой битвы стали заметно теплее относиться друг к другу. Общая боль и пролитая кровь сближали людей. Несмотря на то, что я присоединился к войску совсем недавно, многие воины узнавали меня.

Возле палатки Гамона скопилось множество оруженосцев. Видимо хозяева собрались на совет оставив слуг дожидаться снаружи. Похоже мы прибыли вовремя. Обычно ни одно подобное сборище не обходилось без Ругона.

– Вот что, – громко сказал старик, – на собрании тебе нечего делать. Походи по лагерю, воздухом подыши.

Я кивнул.

– Хорошо.

Неожиданно воин притянул меня к себе и тихо сказал, – по сторонам смотри. Булин не единственный кто хотел до тебя добраться.

Я затравленно огляделся. В лагере было полно народа и любой из стоящих поблизости воинов мог желать мне смерти. Невозможно было по внешнему виду отличить друга от врага. Некоторые ощутив на себе мой взгляд улыбались и кивали в ответ, но были и те, кто отводил глаза в сторону.

– Пойдешь с ним, – видя мое замешательство сказал Ругон своему оруженосцу, – головой за него отвечаешь.

– Хорошо, господин, – ответил парень.

У меня сразу отлегло от сердца. С такой охраной можно было ничего не бояться. Судя по тому, что молодой слуга сумел выжить в битве он был не дурак подраться. К тому же в отличие от большинства дворовых вооружен он был очень серьезно. Ругон не жалел денег на снаряжение своих людей, поэтому на оруженосце был надет кожаный панцирь, укрепленный на плечах железными пластинами, а на поясе у молодца висел длинный кинжал, который своими размерами больше походил на настоящий меч.

Ругон был прав – на военном совете делать мне было нечего. К тому же собрание могло затянуться до вечера, а слушать споры о том, как лучше разгромить врага мне не хотелось. Да и что тут думать? Мост уцелел, степняки сидят на другом берегу – хватай меч и вперед!

Сначала мы чуть не заблудились, бродя среди палаток и шалашей. Оруженосец Ругона молча шел сзади и внимательно поглядывал по сторонам, а я спрашивал дорогу, чтобы поскорее найти путь к реке. Мне не терпелось взглянуть на Паус.

С большим трудом нам наконец удалось выбраться на главную улицу. Широкий проход специально оставленный в центре лагеря для перемещения войск сейчас больше напоминал городской базар. Обогатившиеся за время войны маркитанты расставили на нем свои палатки и теперь бойко торговали едой и вином. В ожидании сражения благородные дворяне накачивались выпивкой и тискали продажных девок, которые нисколько не смущаясь отдавались клиентам прямо позади покосившихся прилавков. Чтобы не видеть всего этого безобразия я постарался как можно скорее выбраться за ворота.

С другой стороны частокола дышалось легче. Холодный осенний ветерок принес с собой запахи воды и леса. Спускаться к реке я не собирался, поэтому мы пошли по дороге прочь от лагеря. Я вертел головой в разные стороны и не мог узнать эти места. Возле моста вместо сгоревших сторожевых башен появились новые укрепления. Сколоченные наспех из кривых бревен выглядели они не очень солидно, но как оказалось засевшие в них арбалетчики спокойно могли простреливать раскинувшуюся напротив площадь и ближайшие к мосту улицы. Кочевников на другом берегу видно не было – может быть прятались или ушли, только изредка среди домов можно было заметить мелькнувший яркий халат или услышать беспокойное ржание коротконогой степной лошадки.

Очень скоро я выбился из сил и запросился обратно, все-таки мы с Ругоном утром прошли изрядное расстояние. Казалось оруженосец был только рад поскорее вернуться под защиту частокола и сторожевых постов. По дороге я купил у маркитанта две лепешки. Одну съел сам тут же у прилавка запивая водой из фляги, а второй угостил слугу. У палатки Гамона народа поубавилось. Видимо военный совет закончился. Ругона нигде не было видно, поэтому я нашел свободное место у костра, присел, пригрелся и задремал. Через какое-то время меня разбудил оруженосец Ругона.

– Пойдем, – сказал он, – нам выделили место для ночлега.

Я не заставил просить себя дважды. Плечо опять разболелось, поэтому мне хотелось поскорее выпить вина и лечь спать.

За ужином Ругон рассказал мне, что король приказал больше не медлить и напасть на город этой ночью. Войну надо было заканчивать, как можно скорее. Казна пустела, а впереди страну ждала долгая зима. За последнее время мои иллюзии относительно королевской особы развеялись, как дым. Его величество оказался человеком грубым, недалеким и тщеславным. Победу в великой битве он сразу приписал себе, хотя, судя по разговорам в лагере идею с огненным вихрем подсказал Гамон. Король Дидон не был трусом и в бою покрыл себя неувядающей славой. Он храбро бился и поэтому упрекнуть его было не в чем, но сразу после боя он устроил отвратительную оргию, после которой его обнаружили спящем в чужом шатре в одном исподнем. Пока верховный главнокомандующий предавался разврату и пьянству, его верные слуги делали тоже самое. В ставке судьи-воина в открытую поговаривали о том, что если бы король не напивался каждый день до полного бесчувствия, то в армии было бы больше дисциплины.

Весь день работая без отдыха слуги и захребетники сколачивали плоты для переправы. Огромной армии нужно было как можно скорее перебраться на другой берег, а одного моста и нескольких рыбачьих лодок для этого было мало. Даже вечером, когда стемнело над лагерем стоял несмолкаемый стук топоров и визг пил. Вражеский берег притих в ожидании атаки. Степняки не могли не понять, что в лагере затевается недоброе и похоже готовились к бою. В этот раз никто не собирался ставить молодых воинов в задние ряды. Все грузились вместе, а выбирая плоты старались оказаться рядом с друзьями и родственниками.

– Страшно плыть на этих гнилушках, – пожаловался я, когда под ногами закачались связанные веревками бревна, а в широких щелях проступила вода, – я плавать не умею.

По задумке короля гвардейцы должны были идти через мост, а отряд Гамона собирался на плотах перебраться через реку левее и пристать к вражескому берегу возле покосившихся рыбачьих сараев. Вооружившись факелами, командиры руководили погрузкой. Сами плоты старались специально не освещать, чтобы не облегчать задачу вражеским стрелкам.

– Ты что дурной, – Ругон взялся за плечевые накладки моего панциря и хорошенько меня встряхнул, – в такой броне сразу утонешь даже если плавать умеешь.

Оруженосец оттолкнулся от берега длинным шестом, плот покачнулся, бревна основательно погрузились в воду, но потом немного приподнялись и заскользили по реке.

Страшно было оказаться на раскачивающемся плоту посередине бурной реки. Замирая от ужаса, я старался не смотреть себе под ноги. Вода заливала бревна, и я даже через сапоги чувствовал ее ледяной холод. Приближающийся берег тонул в кромешной тьме. Что там впереди? Может быть сотни стрелков только и ждут, чтобы спустить тетиву.

Но время шло, а в нас никто не стрелял. Скоро из темноты проступили очертания деревянных причалов. Раньше к ним были пришвартованы десятки лодок, но сейчас их не оказалось на месте. Плоты сносило течением, поэтому нам пришлось высаживаться левее. Когда бревна ткнулись в песок я чуть не свалился в воду.

– Пошли, – выдохнул Ругон, и мы бросились вперед. В этом месте узкий пляж переходил в довольно крутой склон. Наверно при свете дня мы бы сразу нашли тропинки, по которым местные жители ходили за водой, но сейчас нам приходилось вслепую карабкаться наверх. Когда мы выбрались на ровное место я все никак не мог отдышаться. Лезть по склону в тяжелых доспехах оказалось невероятно трудно. Эти места были мне знакомы. Где-то впереди должны были стоять сараи и покосившиеся крестьянские домики, мимо которых я крался месяц назад возвращаясь из разведки. Ведущие к центру городские улицы и площадь остались правее. Сначала я подумал, что мы сразу пойдем вперед, но Ругон приказал ждать. Согласно общему плану наш отряд должен был атаковать одновременно с королевскими гвардейцами, которые почему-то замешкались на мосту.

На нас никто не нападал и мне уже стало казаться, что степняки оставили город. В самом деле, что им здесь делать? Паус разграблен, значит можно все бросить и вернуться домой. Не станешь же выковыривать камни из стен и забирать их с собой, а больше здесь ничего не осталось. И все-таки я ошибся. Неожиданно над заборами крайних домой взвились огненные языки. Заранее пропитанные маслом дома и сараи вспыхнули в одно мгновение осветив берег и замерших воинов и сразу сотни горящих капель взмыли над нами. Казалось будто бы множество светлячков одновременно решили поиграть в ночном небе. Завороженный невиданным зрелищем я открыл рот и замер, задрав голову вверх.

Приставленный ко мне Ругоном оруженосец успел повалить меня на землю и прикрыть сверху своим телом. Хозяин приказал ему спасти меня любой ценой, и верный слуга решил до конца исполнить свой долг. Наверно я никогда бы себе не простил, если бы храбрый парень погиб из-за меня. На мое счастье одна из стрел только ранила его. Из тех, кто первым выбрался на вражеский берег мало, кто остался в живых. Бронебойные стрелы, обмотанные горящей ветошью без труда, пробивали кольчуги даже самого тонкого плетения. Воинам в сплошных латах и кирасах повезло больше, но, во-первых, таких было немного, а во-вторых даже у них оставались незащищенными руки, ноги и лица. Ругона тоже пометили. Металлический доспех защитил его большое тело, но узкий наконечник пробил кожаный наплечник и глубоко засел в ране.

Хитрый обманный маневр удался только в одном месте – слева от моста, потому что там деревянные постройки вплотную подходили к воде. На площади зажечь было нечего. Конечно вражеские стрелки и там обстреляли наступающее дворянское войско, но такого серьезного урона нанести не сумели, потому что трудно было целиться в темноте. Вместо ярко освещенных фигур перед лучниками предстали неясные размытые тени. Бросившиеся вперед отряды королевской гвардии опрокинули слабый заслон и накинулись на стрелков. Но в этот раз ханы решили не принимать бой. Организовав ловушку у реки, они не собирались всерьез защищать город. Степняки только хотели немного задержать наступающее войско и отомстить за гибель лучших воинов, павших от магического вихря, поэтому при виде королевской гвардии варвары бросились врассыпную и растворились на ночных улицах. Отряды, отправившиеся в погоню, вынуждены были вернуться. Невозможно было пробиться к воротам сквозь сплошную стену огня. Навсегда уходя в степь, кочевники решили оставить за собой разоренное пепелище и подожгли город. Паус полыхал и не было в королевстве силы, которая могла бы его потушить.

Город пылал 3 дня. Кварталы бедноты выгорели полностью. От жара потрескалась даже крепостная стена, к которой вплотную подходили деревянные постройки. Остовы каменных зданий уцелели, но полы, крыши и перекрытия погибли в огне. В купеческом и аристократическом кварталах дома почти не пострадали. Огонь не смог забраться в гору, зато уничтожил все до чего сумел дотянуться. Служилого, ремесленного и торгового кварталов больше не существовало, а от стоящих на базарной площади прилавков, лавок и кабаков остались одни головешки. Все время пока пламя пожирало город мы сидели в лагере задыхаясь от едкого дыма и копоти. Ругон лежал в палатке и с утра до вечера пил вино. Старик не мог простить себе, что так глупо попался в ловушку степняков, оплакивал погибших товарищей и залечивал рану в плече. Лекарь не стал прижигать ее магическим огнем, а воткнул в дырку раскаленный прут. Слушая истошные крики и ругань Ругона, я подумал, что этот способ кажется мне менее гуманным.

Даже после того, как все деревянные постройки полностью прогорели мы не сразу смогли попасть в город – жар был еще слишком силен. Гамона Паус не интересовал. Он не собирался подсчитывать ущерб, причиненный городу. Воин-судья хотел только одного – как можно скорее добраться до монастыря. На наше счастье зарядили дожди. Они потушили пожар и утром пятого дня Гамону наконец удалось исполнить свое заветное желание. С ним на разведку отправился небольшой отряд. Степняки ушли и нападения теперь можно было не опасаться. На всякий случай на земляном валу разместили часовых и пару сотен воинов – все что осталось от собранного со всей страны ополчения. Ремесленники и купеческие сынки были плохо вооружены и сражаться не умели, расчет был на то, что они смогут задавить врага числом. Дворяне смотрели на них свысока, а гвардейцы вообще старались не замечать, поэтому ополчением закрывали самые опасные направления и потерь среди простолюдинов не считали.

Монастырь пострадал не сильно. Подходя к воротам я с интересом разглядывал каменные стены и возвышающуюся над ними церковь. Судя по всему, серьезных пожаров внутри удалось избежать. Я прекрасно помнил пылающую во дворе солому и мечущиеся злобные тени. Наверно часть имущества погибла, но главное, что основной храм уцелел. Ворота оказались разбиты. Одна створка была сорвана совсем и лежала на земле, а другая едва держалась на покореженных петлях. Действительно склады и амбары выгорели полностью, но каменные здания почти не пострадали. На первом этаже от жара в окнах полопались стекла, но в верхней галерее сохранились цветные витражи. Двор был весь изрыт неглубокими ямами. Казалось, варвары что-то искали. Возможно пытались обнаружить укрытые монахами сокровища.

– Словно собаки рылись, – зло ворчал Ругон.

Старик напросился с нами хотя чувствовал себя плохо. Оруженосца мы оставили в лагере.

Стрела вонзилась парню в бедро, и пустяковая в сущности рана не позволяла бедняге ходить. Гамону мои услуги не понадобились. Он прекрасно знал монастырь и сразу поднялся в покои владыки. Мы с Ругоном немного задержались, потому что утомленный переходом старик присел на минутку на ступеньку, чтобы перевести дух.

Когда мы забрались на второй этаж оказалось, что судья уже успел там все осмотреть. В комнатах владыки царил беспорядок, богатые покрывала, перины, красивые безделушки, предметы культа и даже занавески были вывезены грабителями. Часть мебели оказалась разбита, а на кровати остались следы засохшей грязи. Из купальни доносилось ужасающее зловоние, похоже варвары использовали ее, как нужник.

– Какой ужас, – все время повторял безутешный Гамон.

Конечно в разгромленных покоях мы ничего не смогли найти. Судьба владыки так и осталась тайной за семью печатями. Чтобы ничего не упустить мы обыскали монастырь. Я провел дворян по всем закоулкам и потайным лестницам. Кругом стояла мертвая тишина, только наши шаги нарушали покой этого места. Кельи и кладовые были пусты, из трапезной исчезла посуда, а из кухни кастрюли и сковородки. Казалось, степняки без разбора хватали все, что попадалось под руку. Похоже даже дырявый котел имел для них свою ценность.

Пока я рыскал по закоулкам обители несколько человек во главе с Ругоном обыскали двор.

– Тибон, – окликнул меня дворянин из свиты Гамона, – иди сюда.

Я сбежал по ступенькам, обогнул угол церкви и остановился, как вкопанный у лестницы, ведущей на смотровую площадку. В этом месте на стене кто-то установил деревянную распорку к которой приколотил несколько толстых брусьев таким образом, чтобы их заостренные концы выходили далеко вперед и нависали над двором. К ним за ноги были привязаны тела. Много – около десятка. Некоторые совсем сгнили и упали на землю, но несколько еще висели вверх ногами. При виде страшной картины меня замутило. Много чего мне удалось повидать за последнее время, но такого ужаса и отвращения я еще не испытывал никогда. Судя по всему, перед смертью несчастные подверглись жестоким пыткам. Даже на разложившихся телах еще можно было рассмотреть следы ужасных ран.

– Подойди, – сказал Ругон.

Он стоял в стороне и разглядывал чье-то искалеченное тело.

Я подошел и встал рядом.

– Это тот воин, о котором ты мне рассказывал?

От времени и непогоды тело Химона изменилось до неузнаваемости и все-таки я сразу узнал его.

Враги стащили с него не только дорогую кольчугу, но и штаны с сапогами. Монах-воин оставался только в одной нательной рубахе.

– Да, – ответил я, – это Химон.

Старик кивнул и повернулся к остальным.

– Срежьте тела, – приказал он, – сегодня вечером мы их похороним.

– А владыка, – воскликнул я, – вы нашли его?

– Нет, – Ругон снял тяжелую каску и вытер вспотевший лоб, – тела владыки мы так и не нашли.

Война закончилась, и дворяне засобирались домой. С каждым днем в лагере оставалось все меньше воинов. Король распустил войско и люди торопились вернуться в родные края до наступления настоящих холодов. Зима неумолимо приближалась. Все считали, что угроза миновала, но в Паусе все равно оставили для охраны стены около трехсот воинов. В центральной башне установили новые ворота и решетку, а на бывшей базарной площади несколько маркитантов расставили палатки и прилавки. Жизнь возвращалась в Паус. Говорили, что по приказу короля из столицы должен был отправиться большой обоз с материалами и мастерами, которым было велено в кратчайшие сроки восстановить город. Специальные люди рыскали по стране в поисках беженцев и тех, кто готов был за хорошее вознаграждение вернуться в разоренный город. Король не скупился, и посланцы сулили хорошие деньги за жизнь на границе со степью.

– Помяни мое слово, – сказал Ругон, когда мы тоже собрали свои нехитрые пожитки и оправились в обратный путь, – скоро здесь опять осядут люди и потекут караваны из столицы. Даже в монастырь скоро прибудет новая братия. Все вернется и станет, как прежде.

– Нет, – задумчиво сказал я, – как прежде уже не будет.

– Смотри на мир шире, – усмехнулся старик, – Паус горел множество раз. Что такое человеческая жизнь по сравнению с веком богов? Десятилетия для них песчинка. Пройдет несколько лет и новые поколения забудут о набеге, и только дряхлые старики станут пугать степняками неразумных детей.

– Неужели мы все забудем, – вскинулся я, – неужели вычеркнем из памяти погибших товарищей?

Старик нахмурился.

– Мы нет, – очень серьезно ответил Ругон, – но у бедняков короткая память. Очень скоро они и не вспомнят о том, как все было на самом деле. Настоящее знание им заменяют песни и сказки.

Старик обнял меня и тяжело оперся на мое плечо.

– А нам с тобой забывать нельзя, поэтому всегда держи меч под рукой.

Добравшись до старого лагеря возле западной стены, мы устроили привал. Ругона измучила тяжелая дорога, от сырости рана в плече опять открылась. Молодой оруженосец тоже с трудом проделал обратный путь. Первую ночь мы провели под открытым небом, а на утро сбежали в деревню. Осень окончательно вступила в свои права – похолодало, начались затяжные дожди, и мы больше не могли оставаться на улице. Вдова, приютившая Марона, пустила нас на постой за две серебряные монеты в неделю, для деревенских жителей это были большие деньги, но не в дом, а в амбар. Теперь, когда оруженосец Ругона сам получил ранение мне все приходилось делать самому: рубить дрова для очага, стирать, готовить еду. Хозяйка согласилась кормить нас обедом, но для трех здоровых мужчин одной трапезы в день было мало, поэтому на деньги Ругона я покупал у местных картошку, сало, колбасу и придумывал из этих продуктов различные блюда. Оруженосец благодарно принимал миску с едой, а Ругон ворчал и обзывал меня белоручкой, скверной стряпухой и отравителем.

За неделю спокойной жизни раны моих новых друзей затянулись, и они принялись собираться в столицу. Королевское войско уже давно покинуло деревню и Ругон хотел, как можно скорее догнать Гамона. Он говорил, что у него впереди много дел.

– Я пойду с тобой? – спросил я старика.