Текст книги "Работа над ошибками"

Автор книги: Олег Бойко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

– Подождите, Олоф!

– Что еще? – проворчал он. – Я тебе не справочное бюро…

– Знаю. Простите, но мало ли… У вас нет телефона Андерса Хольма?

– Это тот самый патлатый репортер, разрисованный татуировками, как вождь маори, и с серьгой в ухе, с которым ты напился, когда мы летели в Кано?

– Да. Он самый.

– Нет. Того небольшого опыта общения, когда мы несколько раз пересекались в Газабуре, мне вполне хватило, чтобы понять – у нас с этим человеком нет ничего общего. Его взгляды диаметрально противоположны моим, а жизненные ценности вызывают не просто сомнение, а неприязнь и отторжение. Так что с этим вопросом обратись к кому-нибудь еще.

На этом я снова поблагодарил Олофа Хенрикссона и мы попрощались.

Разговор этот оставил какое-то гнетущее впечатление, словно я ненароком взболомутил давно отстоявшуюся воду, потревожив этого человека. Но я мысленно придушил свою совесть и заставил ее забиться в дальний угол, успокоив себя тем, что если бы не этот звонок старому хирургу, то я не получил бы шанса поговорить завтра с Кайсой, попросить у нее прощения и попытаться выведать, где можно найти Андерса Хольма.

Я посмотрел на часы. На них было 14:05. Время тянулось медленно. Но сидеть до вечера в номере я не хотел. С каких-то пор я утратил свою прежнюю способность убивать время, просто глядя в потолок. Поэтому я запер документы, записную книжку и основную часть наличных денег в сейфе, накинул кожаную куртку, сунул во внутренний карман погремушку, купленную для малыша Ивора и Аники еще в Москве, вышел и запер номер. Спустился на первый этаж отеля, где на застекленной веранде рядом с кофе-машиной стоял поднос с печеньем и конфетами для постояльцев, и устроил себе незамысловатый полдник, прежде чем отправиться в город.

Несмотря на то, что на улице было пасмурно и ветрено, я все равно вдоволь нагулялся по средневековым мощеным улицам, дорожкам и переулкам района Гамла-Стан, по которым успел соскучиться за то время, что не был здесь. С удовольствием побродил среди старых зданий, потолкался в туристической давке на Сторторгет и едва протиснулся между домами в переулке Мортена Тротзига – самой узкой улице Стокгольма. Благо – после обеда немного распогодилось, и небо перестало осыпать город мелкой моросью.

Потом на своих двоих через все мосты и пешеходные переходы перебрался на остров Кунгсхольмен, где погулял на территории Стокгольмской ратуши и прошелся вдоль Норр Маларстранд мимо целой вереницы пришвартованных в два ряда лодок, катеров и баркасов. Выпил кофе в баре, расположившемся на понтоне в водах залива Риддафьерден, а оттуда отправился в район Мариеберг.

Там я когда-то работал. В посольстве, которое располагалось на улице Гёрвельсгатан. Но появляться у ворот посольства и даже случайно встречаться с кем-то из бывших коллег я не горел желанием, поэтому ограничился тем, что постоял на пересечении этой улицы и Лагерлёфсгатан, с тоской разглядывая дом, в котором когда-то снимал однокомнатную мансарду, пока однажды не пришлось оттуда съехать, распрощавшись с прежней жизнью.

После, на гудящих от почти трехчасового марш-броска ногах я доковылял до станции Фридхемсплан и, ненадолго устроившись в кресле вагона метро, вернулся по зеленой ветке на три станции назад. Вышел в районе Васастан на станции Оденплан и по-прежнему пешком, не спеша, направился в гости к Ивору и Анике. По пути заглянул в магазин и купил бутылку красного вина, чтобы не приходить с пустыми руками.

Жили они в небольшой двухкомнатной квартирке на Норртуллсгатан, доставшейся Ивору от родителей. Когда я пришел, Хэдлунды оба были дома, Ивор уже вернулся с работы, и встретили меня как родного. Обнимали и целовали. Эти двое действительно были искренне рады меня видеть. Правда, посетовали, что я зря потратился на вино, потому что они сами все купили.

А потом мы долго оживленно разговаривали за ужином. Аника приготовила потрясающие традиционные шведские фрикадельки, которые мы уплетали с картошкой и салатом. Молодые родители, по очереди нянчась с малышом, наперебой рассказывали обо всем, что случилось в их жизни за последние почти полтора года, которые мы не виделись. А потом настала моя очередь рассказывать о себе, и я поведал историю о том, как больше года проработал в Нигерии, уехав туда в составе российской миссии Красного Креста и завершив свое пребывание там, будучи прикомандированным к шведскому корпусу.

Обе бутылки вина, и ту, что приготовили они, и ту, которую принес я, мы приговорили на двоих с Ивором, потому что Аника кормила их маленькую дочь грудью, и ей нельзя было пить. Потом, когда малышка Свеа уже спала в своей кроватке, а мы в полголоса продолжали общаться, настало время десерта – шоколадного торта, который Аника испекла сама. И это было просто потрясающим завершением столь приятного вечера в компании людей, которых смело можно было назвать своими друзьями.

Но я не мог не попытать счастья в своем вопросе, с которым, собственно, и приехал в Стокгольм. Поэтому спросил у Ивора:

– Слушай, ты случайно не знаешь парня по имени Андерс Хольм?

– Нет, не припомню такого… – ответил он и слегка окосевшим взглядом посмотрел на супругу. – А ты?

Забавно было наблюдать за этой парочкой. Он – худой и высокий, с перманентной щетиной на впалых щеках, в круглых очках и с длинными прямыми волосами до плеч, чем очень сильно напоминал Джона Леннона. Немного медлительный, словно сонный, но это только с виду. Внутри у этого парня, я знал, был заведенный и работающий на максимальных оборотах мотор. Она – наоборот, невысокая и чуть полноватая, но не потерявшая форму, улыбчивая и активная девушка, которая всегда, везде и все успевала, а также в любой момент была готова взяться за что-нибудь еще.

– Дай подумать, Андерс Хольм… Что-то знакомое… Имя точно слышала, но не могу вспомнить…

– Он – репортер-фрилансер… – уточнил я. – Но, когда я последний раз видел его в Нигерии, он работал на «Свенска Дагбладет».

– Точно! – Аника хлопнула себя ладонью по лбу. – Это парень, что лезет под пули в разных горячих точках!

– Да, он самый. В общем, я потерял его номер и подумал, что, может быть, вы его знаете. Нет?

Ивор и Аника в ответ с сожалением покачали головами.

– А кого-нибудь из «Свенска Дагбладет»? Ну, кто мог бы помочь найти этого парня…

– Я с ними никогда не работала… – ответила Аника.

Ивор снова покачал головой, поджав губы.

Это был мой провал, как сыщика, в еще одном направлении, но я решил не сдаваться и попытаться зайти не так издалека.

– Тут просто такое дело… В одном из выпусков «Экспрессен», который случайно попал мне в руки, я недавно увидел фотографию человека, которого давно потерял. – Начал я, пожалев, что не прихватил с собой саму газету, оставив ее на письменном столе в номере. – Это была статья на уже набившую оскомину тему о тотальной слежке АНБ за всеми подряд, включая обычных граждан…

– Да, я, кажется, читал ее… – сказал Ивор, кивая. – Так, из пустого в порожнее переливают… Видимо, не было другого материала, чтобы вовремя сдать номер в печать.

– Возможно. Но не в этом суть. Фото в той статье – это стоп-кадр с камеры видеонаблюдения, и на нем есть человек – девушка, которую я очень хотел бы найти. Еще на этом кадре указаны дата и время, когда он был сделан. Так вот, я хотел бы найти того, кто может сказать, где именно был сделан этот снимок. Думаю, что с этим мне помогли бы в редакции «Экспрессен». Поэтому я и пытаюсь найти Андерса Хольма, у которого, возможно, есть там связи, и который, возможно, согласился бы мне помочь по старой памяти…

– Кстати, может сработать! – ответила Аника. – Да, Ивор?

– Как вариант… – согласился тот, но без энтузиазма в голосе.

– А у вас нет выходов на «Экспрессен»? – осторожно задал вопрос я.

Аника чуть вздернула брови и опустила взгляд, а Ивор поморщился и, покачав головой, словно в растерянности развел руками.

– Ты, наверное, не в курсе… Руководство нашего журнала уже очень давно в контрах с «Экспрссен». Я сам толком не знаю всей подоплеки, но там какая-то давняя вражда, которая тянется с тех пор, когда наш нынешний шеф работал у них и его оттуда поперли… Поэтому, сам понимаешь, негласно нам запрещены все сношения с этой газетой. Одного парня пару лет назад даже уволили за то, что он для своей статьи обратился к ним, между прочим, с официальным запросом. Идиотизм – одним словом!

– Ого! Даже так! – удивился я и почувствовал неловкость оттого, что невольно мог навредить Ивору и Анике, попросив их о такого рода помощи. – Я не знал, что это может быть настолько опасно. Вы, если что, не берите в голову и даже не думайте помогать, рискуя своей работой. У меня завтра еще будет возможность все разузнать. Так что просто забудьте о моем вопросе!

На этом тема была закрыта, а спустя еще полчаса я покинул этот гостеприимный дом, потому что время близилось к ночи. На часах было почти десять вечера. К тому же было видно, что хозяева устали и начинают зевать, а малышка, наоборот, стала беспокойно ворочаться в кроватке, позвякивая подаренной мною погремушкой.

К себе я возвращался на метро. Только вышел не на Зинкенсдамм, от которой до отеля было не больше трехсот метров, а, не доезжая одной станции, на Мариаторгет, и пошел по пустынным темным улицам ночного Сёдермальма дорогой, которую, наверное, стоило уже забыть раз и навсегда. Но мне вдруг очень захотелось снова побывать там – на Бастугатан 31. И это желание я не смог проигнорировать.

Я несколько минут простоял в темноте между припаркованными вдоль тротуара автомобилями и всматривался в освещенные окна той самой квартиры на втором этаже. Это были окна кухни и гостиной, я точно помнил. Я чувствовал, как замирало и покалывало сердце, когда в памяти всплывали события тех далеких дней, когда я жил в ней под именем Эрика Хансена. Вернулся ли туда настоящий Эрик Хансен или съехал? И если съехал, то, как давно и куда? И кто сейчас там живет? Столько вопросов роилось в голове. Вопросов, ответы на которые мне на самом деле не были нужны вовсе.

А потом оба окна погасли одно за другим. И это послужило сигналом, что мне здесь больше делать нечего. Я почувствовал, что ужасно устал и хочу спать. Но возвращаться к метро было бессмысленно. Далеко и долго. Поэтому я побрел в отель пешком.

6

Сольна, Остерваген 12 – четырехэтажный дом горчичного цвета с широкими окнами и маленькими открытыми балкончиками, огороженными такого же цвета рифлеными металлическими панелями. В выкрашенном в серый цвет цоколе рядом со стеклянной дверью единственного подъезда приютилась какая-то маленькая конторка без вывески. Если Олоф Хенрикссон не обманул меня вчера, то именно здесь жила Кайса Энгстрём.

Я расплатился с водителем и отпустил такси.

Субботним утром 1 октября было свежо, но не промозгло и сыро, как накануне, и я какое-то время стоял, рассматривая дом и пустынную улицу. Аккуратно постриженные кусты низких живых изгородей, мусорные контейнеры, запертые в деревянные коробки с приемными отверстиями для сортировки отходов, расписанные граффити почтовые ящики и спящие парковки, плотно заставленные автомобилями, ожидающими своих хозяев. Потом быстро взглянул на часы, было 09:15 и подошел к двери, рядом с которой в стену был вмонтирован аккуратный щиток интеркома с пронумерованными кнопками и фамилиями хозяев квартир. Поколебался немного, но все-таки нажал на кнопку «№ 9 – К. Энгстрём».

– Да? – ответил из динамика переговорного устройства знакомый женский голос.

– Кайса, это Владимир. Мне очень нужно поговорить с тобой.

– Ты? – неподдельно удивилась она. – Как ты… Слушай, я же сказала тебе вчера, что нам не о чем разговаривать!

– Кайса, пожалуйста!

– Уходи!

– Кайса! Я очень тебя прошу!

– Я сказала, уходи! Все!

– Перестань. Ну, в самом деле… Кайса, открой, пожалуйста!

– Я вызову полицию. Отстань от меня!

– Вызывай! – ответил я и в сердцах стукнул в стену кулаком. – Если хочешь, пусть они меня увезут. Но сам я с места не сдвинусь и уж тем более не уйду, пока не поговорю с тобой. Хоть весь день просижу здесь. А надо будет – заночую. И завтра я тоже, кстати, свободен. Поэтому, если захочешь выйти, все равно придется со мной встретиться. Нет – я и до понедельника могу здесь проторчать. Слышишь меня?

– Придурок!

– Да я такой.

– Ох! Ты же не отвяжешься… – тяжело вздохнула Кайса. – Лучше б я с тобой вчера по телефону поговорила. Поднимайся… Третий этаж.

– Спасибо!

Услышав, как в интеркоме пропищал короткий сигнал, и щелкнул магнитный замок двери, я поспешил войти внутрь и стал подниматься по лестнице.

Когда поднялся на третий этаж, Кайса уже открыла дверь, но впускать меня к себе домой явно не собиралась, потому что вышла на лестницу в домашних тапочках и накинутом поверх пижамы плаще. Такая же загорелая, как я, и с привычно собранными в хвост на затылке светлыми волосами. Она выглядела просто великолепно, даже, несмотря на отсутствие макияжа, которого я, впрочем, никогда на ее лице не видел, потому что во время работы в Африке это было ни к чему. Видно, последние две недели, проведенные дома, пошли ей на пользу. Лицо как будто немного разгладилось и стало моложе, а прежде обветренные и потрескавшиеся бескровные губы чуть порозовели и приобрели чувственную полноту. Только большие почти прозрачные голубые глаза выдавали внутреннюю тревогу и растерянность.

– Доброе утро… – постарался улыбнуться я ей.

– Не уверена, что оно доброе… – ответила она и указала рукой на окно с низким широким подоконником на лестничной клетке. – Можем поговорить здесь.

Я пожал плечами:

– Как скажешь.

Мы присели на край подоконника по разные его стороны вполоборота друг к другу. Кайса молчала, гордо подняв подбородок, но, избегая встречи взглядом со мной. И тогда я зачем-то сказал:

– Прекрасно выглядишь.

– Знаешь, это вовсе не обязательно… Делать комплименты лучше всего искренне и от чистого сердца. Поэтому, если тебе что-то нужно, говори сразу. Этим ты сэкономишь и свое, и мое время тоже. Не обязательно произносить слов, которых на самом деле говорить не хочется…

– Это не так, Кайса. Ты, правда, очень красивая, и я сожалею, что никогда раньше тебе этого не говорил.

– Ну-у… Однажды сказал… Так сказал, что я на всю жизнь запомню…

– Ты про мои слова в самолете?

– Да, про них!

Я, поджав губы, виновато смотрел на Кайсу, но она так ни разу на меня не взглянула и рассматривала противоположную стену, будто там было что-то интересное.

– Честное слово, Кайса, я не помню, что я тогда наговорил тебе… Я понимаю, что сильно обидел, но не знаю, чем именно, и поэтому не знаю, за что просить прощения. – Я робко протянул руку и едва коснулся пальцами рукава ее плаща, но она отстранилась. – Кайса, я хочу знать, в чем виноват, и очень хочу за это перед тобой извиниться. Что я тебе тогда сказал?

– Ты серьезно хочешь, чтобы я сейчас вслух повторила твои слова?

– Ну… Наверное, да. Иначе я так и не пойму…

– Ты спятил?

– Ну, а как? Как иначе?

– Видимо, никак… – тяжело вздохнула она.

– Что я сказал тебе?

– Ты был пьяный в стельку, но это нисколько тебя не оправдывает! Я хочу, чтобы ты это понимал.

– Я понимаю. Говори уже, ну!

– Вы оба с Андерсом Хольмом были просто в хлам. Отличились на фоне всех остальных, кто пил с вами. Накидались в считанные минуты, а ты нет-нет, да зыркнешь на меня так, что аж мурашки пробирают. Потом вдруг встал со своего места, пробрался ко мне, грубо согнал моего соседа и уселся рядом. Сказал, что есть разговор, но… В общем, стал распускать руки… Фу, даже вспоминать противно! Честное слово, ты всегда для меня был человеком, к которому я испытывала искреннее уважение. Такой всегда строгий и сдержанный, даже холодный… Но всегда учтивый и вежливый. А тогда словно и не ты был вовсе. Как будто подменили другим человеком, отвратительным, грубым и банально похотливым мужланом.

– Да? – я почувствовал, как заливаюсь краской, и попытался спрятать свой взгляд, уставившись в пол. – Я, правда, так себя вел?

– Хуже было только то, что ты сказал мне тогда. Вот практически дословно твоя речь: «Кайса, милая, ты просто обалденная девчонка, при виде которой у меня иногда аж зубы сводит от желания тебя… что именно сделать, я повторять не буду… Я вижу, что тоже тебе нравлюсь, но мое сердце навсегда принадлежит другой – той, которой уже давно нет в живых, и из-за которой я торчу в этой проклятой Африке. Именно поэтому я не могу предложить тебе серьезных отношений, которых ты заслуживаешь. Но если твои моральные принципы позволяют, и ты тоже хочешь, ведь все мы люди и у нас есть определенные потребности, я не против с тобой… сам понимаешь, что ты мне предложил, причем, довольно грубо…». Вот, что ты мне там наговорил, придурок!

Под конец Кайса не на шутку разозлилась и даже стукнула меня кулаком в плечо. А я сидел, не в силах повернуть в ее сторону голову и встретиться с ледяным огнем ее глаз. Хотелось провалиться сквозь землю, и я со вздохом спрятал лицо в ладонях.

– Серьезно? – спросил я, не убирая рук от своего лица. – Так и сказал?

– Да!

– Черт…

– Да, Володья. Ты это вслух сказал. При всех. И не переставал лапать своими погаными руками, пока не получил от меня пощечину! Это было просто омерзительно… Честное слово! В один день ты для меня сначала стал героем, который спас от смерти семью Олуджими Нгози, и ради которого я была готова перегрызть горло пилоту, если он не пустит тебя на борт, а потом упал так низко, что мне сейчас даже смотреть на тебя противно и вообще находиться рядом. Я в тебе очень сильно разочаровалась. И если раньше, признаюсь, испытывала к тебе необъяснимую симпатию, то сейчас – нет.

Я молчал. Не знал, что сказать.

Кайса тоже умолкла и сидела, глядя в пол.

А я понимал, что отпираться или оправдываться бессмысленно. Да, я не помнил всего этого. Я вообще с трудом припоминал все, что было после того, как уже в полете Олоф Хенрикссон вынул из моей ноги пулю, и кто-то сунул мне в руки бутылку. Но врать самому себе было бессмысленно. К тому моменту я уже очень долго всеми силами гнал от себя мысли о ней, как о женщине. Ведь я сбежал в Африку назло Анатолию и подальше от самой возможности каких-либо отношений, но там, как назло, появилась она. При этом я смутно помнил, как впервые отмахнулся от своих принципов, когда это снова вдруг накатило на меня в самолете, и как подсел к Кайсе… потом провал до момента, когда получил оплеуху… а после ничего до самого своего появления на пороге офиса в Кано. Так что повода сомневаться в правдивости ее рассказа, у меня не было.

– Ну, и долго мы так будем сидеть, молчать? – наконец, спросила Кайса.

– Честно, я не знаю, что сказать тебе, – ответил я. – Мне очень стыдно за свое поведение, но я не знаю, какие слова подобрать.

– Я тебе уже говорила, свои извинения можешь оставить при себе. Они мне не нужны. Я для себя уже все поняла…

– Кайса, скажи, пожалуйста… Только, я очень прошу, сделай это без язвительного злорадства. У меня совсем нет шансов как-то заслужить твое прощение?

– Опять ты за свое? Мне вовсе не нужно твое слезное раскаяние… Если дело в прощении, то, считай, что уже простила, но общаться с тобой дальше я не желаю. По крайней мере, в ближайшее время. И я очень надеюсь, что мы сейчас закроем эту тему раз и навсегда. Хорошо?

– Эх… Я просто не имею права с тобой спорить… Поэтому, пусть будет так. Но я бы очень хотел когда-нибудь заслужить хоть десятую часть былого доверия и уважения…

– Поверь, сделать это будет очень трудно.

– Я знаю.

– Это все, зачем ты пришел?

– Э-э-э… нет… – после всего услышанного мне уже было неловко просить Кайсу о чем-то, но я также понимал, что это самый быстрый способ узнать то, что мне нужно. – Есть еще кое-что…

– Говори, давай… – тяжело вздохнула Кайса.

– Ты случайно не знаешь, Андерс Хольм сейчас здесь, в Швеции?

Впервые за долгое время я осмелился посмотреть на Кайсу и встретил ее удивленный взгляд. Видимо, она на самом деле ожидала чего-то другого.

– Так получилось, что этот парень мне сейчас позарез необходим, а номер мобильного, который он мне дал когда-то, я потерял. В общем, если у тебя есть его телефон, скажи мне, пожалуйста… Очень выручишь.

– Да, он сейчас в Стокгольме. Тебе повезло, что он еще никуда не укатил, а то он на подъем легок. Мы виделись с ним на этой неделе, пили кофе в городе… Конечно, я скажу тебе его номер. Подожди только, схожу за своим телефоном.

– Угу.

Кайса встала с подоконника и направилась к оставленной приоткрытой двери в квартиру, а я остался сидеть. Но на пороге она вдруг замешкалась, обернулась и спросила:

– Как твоя нога?

– Нормально… – растерянно ответил я. – Почти не болит. И я вот уже неделю как без костыля обхожусь.

– М-м-м… понятно. Я сейчас…

Когда она скрылась за дверью своей квартиры, я немного повернулся к окну за спиной и осмотрел улицу, которая заметно ожила за то время, пока мы с Кайсой говорили. Несколько припаркованных вдоль дороги машин покинули свои места, и на освободившемся пространстве парковки у дома на противоположной стороне улицы, где до этого стояла крохотная красная малолитражка, теперь пытался пристроиться черный внедорожник «Ауди». Появились редкие прохожие. Мимо энергично пробежала девушка в соблазнительно облегающих лосинах и застегнутой под горло просторной олимпийке. Пожилой мужчина выгуливал на поводке маленькую собачонку, задумчиво глядя себе под ноги. Заранее сообщив ему о своем приближении сзади, одинокий велосипедист коротко тренькнул звонком и мягко прошелестел колесами по тротуарной плитке в сторону Расундваген.

– Вот, нашла. Запиши… – услышал я голос Кайсы.

Я не заметил, как она снова появилась в подъезде. Только на этот раз она уже была в одной пижаме, без накинутого поверх плаща, как в прошлый раз, и не стала подходить к окну на площадке, а осталась стоять в дверях.

– Да, сейчас… Спасибо!

Я поднялся с подоконника, вынул из кармана телефон и записал продиктованный номер. Потом убрал его обратно и робко посмотрел на Кайсу, которая по-прежнему стояла в дверях, только уже убрав телефон и скрестив на груди руки. Она так странно на меня смотрела, словно изучала недоверчивым взглядом.

– Все в порядке? – зачем-то спросил я.

– Просто интересно стало, зачем тебе вдруг понадобился Андерс Хольм? Друзьями вы с ним никогда не были и дел общих не имели.

– Это так. Но… – я пожал плечами, – я даже не знаю, как вкратце объяснить… Очень надеюсь, что он сможет помочь мне кое в чем – в одном очень важном для меня вопросе.

– М-м-м…

– Теперь мои шансы на успех значительно выросли. Спасибо тебе.

– Ты завтракал? – вдруг спросила она, когда я уже собирался попрощаться, чтобы больше не мозолить глаза и не докучать своим присутствием.

– Нет, – честно ответил я. – Завтрак в отеле я пропустил, потому что, как только проснулся, то сразу заказал такси и поехал сюда, чтобы застать тебя дома.

– У меня есть мюсли и кофе. Будешь?

Мне сначала показалось, что я ослышался. И я растерялся. Услышать подобный вопрос я никак не рассчитывал после ее слов о том, что она больше не желает со мной общаться. Стоял, беспомощно хлопая глазами и не зная, что сказать в ответ. Откуда мне было знать, вдруг это проверка такая? И если проверка, то на что?

– Ну? – снова спросила она, теперь уже с нетерпением в голосе. – Знаю, это не логично, но я предложила тебе позавтракать. Если, конечно, ты никуда не торопишься, потому что в этом случае, я не смею тебя задерживать…

– Не тороплюсь.

– Тогда, давай, заходи уже! Мне холодно здесь стоять.

Я ничего не понимал, но и отказываться тоже было глупо. Поэтому я принял приглашение. Вошел, и Кайса закрыла за мной дверь, показала, где повесить куртку, поставить обувь и жестом пригласила пройти на кухню. А сама юркнула в ванную, чтобы умыться и переодеться. Потом, облаченная в домашний спортивный костюм, прошмыгнула в гостиную, которая также являлась спальней и, судя по звукам, быстро собрала диван, на котором спала. Я все это время сидел за столом на кухне, стараясь не шевелиться лишний раз.

– Как ты узнал мой адрес? – спросила она, войдя в кухню и начав возиться с кофеваркой.

– Пусть это будет моим маленьким секретом, – ответил я.

– А, ладно тебе! – отмахнулась Кайса, поставив вариться кофе и принявшись насыпать по тарелкам мюсли. – Из наших общих знакомых лишь старик Хенрикссон мог сказать тебе, где я живу. Только он один знает мой адрес.

Наверное, я переменился в лице, потому что, взглянув на меня, Кайса усмехнулась и добавила:

– Старый болван! Надо будет его отчитать за это при случае!

– Не надо.

– Это почему же?

– Он очень просил меня не выдавать его…

– Но ты только что это сделал!

– Лучше тогда мне выскажи все, что хочешь. Честное слово.

В ответ она лишь смерила меня безразличным взглядом, который, по-моему, был слишком безразличным для того, чтобы на самом деле являться таковым. Но больше к этому вопросу мы не возвращались.

– Давно ты в Стокгольме?

– Второй день. Вчера прилетел.

– Надолго?

– Не знаю. Уж как получится.

– Это как-то связано с тем, для чего тебе понадобился Андерс Хольм?

– Ну, в общем, да…

– Ты говоришь загадками. Это секретная информация?

Тут я немного засомневался в том, какой стоит дать ответ, потому что тема, к которой мы подбирались, была довольно щекотливой, и ответил уклончиво:

– И да, и нет. Скажем так, кое-кто предпочел бы, чтоб я не вспоминал об этом вслух и не тревожил никого своими расспросами. Но сейчас для меня это очень важно. И я не отступлю.

– Я вижу. По правде, никогда раньше не видела тебя таким озадаченным. Сначала подумала, ты из-за меня такой, но, вижу, что не только. Расскажешь, что у тебя случилось?

Я пожал плечами и сказал:

– Расскажу.

А сам подумал, что, наверное, не зря прихватил с собой вырванную из газеты страницу со статьей и фотографией Элис Бергман. Попросил Кайсу подождать минутку и сходил в прихожую, чтобы взять из кармана куртки сложенный в несколько раз лист бумаги. Она в это время залила рассыпанные по тарелкам мюсли молоком. Мы сели друг напротив друга, и я, развернув газетную страницу, положил ее между нами – в центре маленького кухонного стола.

– Вот.

– Ну, да, симпатичная… – Кайса вздернула брови.

Настала моя очередь удивиться:

– Как ты это делаешь?

Кайса закатила глаза, как будто ей приходилось общаться с непроходимым тупицей.

– На этой странице только часть статьи. Причем, статьи весьма посредственной – я читала этот выпуск по возвращении из Африки. Значит, дело не в ней, а, скорее всего, в фотографии, которая тоже не слишком информативна. Единственное, что, а точнее кто на ней бросается в глаза – это девушка, которая смотрит прямо в камеру. Поэтому я осмелилась предположить, что дело в ней. И, похоже, попала в точку. Так?

– Да, – капитулировал я, – это так.

– О-о-о! Браво мне! И кто она?

– Та, о ком я говорил тебе в самолете… две недели назад…

– Стоп! – краска моментально схлынула с лица Кайсы. – Ты говорил, что ее нет в живых!

– Мне так сказали… И я действительно тогда так думал. Но в Москве мне в руки попала газета, где я увидел эту фотографию и дату на ней, – я ткнул пальцем в цифры в правом нижнем углу снимка. – Две недели назад! Стоп-кадр с камеры видеонаблюдения на какой-то железнодорожной платформе. И я уверен, что это она! Кайса, меня обманули, заставили поверить в то, что ее больше нет, но все это время, почти полтора года, она была жива.

– И теперь ты хочешь найти ее?

– Не знаю. Не уверен, что у меня это получится. Но я хочу выяснить, где был сделан этот снимок. Я хочу знать, где она была шестнадцатого сентября в половине четвертого дня. Потом будет видно, что делать дальше.

– М-м-м… Кажется, теперь я понимаю, зачем тебе понадобился Андерс Хольм. Тебе нужные его связи.

– Да. Мне нужен человек, который имел бы выходы на шведские периодические издания, в частности на «Экспрессен», чтобы помочь выяснить, где был сделан снимок для статьи в этом выпуске. И я знаю только одного такого человека – Андерса Хольма.

– Согласна. У него уж точно найдется там кто-нибудь свой. Одного не могу понять, как это тебе сказали, что ее нет в живых? Ты не знал, где она живет, или у тебя не было ее номера телефона, чтобы позвонить?

– В это трудно поверить, но я ничего о ней не знаю… Мы были знакомы всего несколько дней, которые перевернули мою жизнь. А точнее, вывернули ее наизнанку…

– А ты большой оригинал! Не думала, что ты сможешь удивить меня еще чем-то, но у тебя получилось.

– Не смейся… Мне было очень больно, когда я понял, что больше никогда ее не увижу.

– Ладно, проехали. Как ее зовут?

– Элис Бергман.

– Красивое имя, достойное внешности.

– Но это не настоящее ее имя.

– Шутишь?

– Нет. Я не знаю, как ее зовут на самом деле.

– Хорошо. А она сама не могла сообщить тебе о том, что жива?

– Сейчас я думаю, что для нее самой было безопаснее считаться погибшей. В качестве доказательства ее гибели мне дали прочитать статью в газете, где писалось об аварии со смертельным исходом водителя… Этим водителем была она. Сейчас я склоняюсь к версии, что в газете была утка. Статья могла быть сфабрикована. Ведь о том, что за рулем находилась Элис, знал я и еще несколько человек. В том числе и тот, кто сообщил мне о ее гибели…

– Тот, кто сообщил… – как будто передразнила меня Кайса. – Так обычно говорят, когда не хотят называть имя или указывать на конкретного человека. Кто это был?

– Мой отец.

– Что?

– Да, я сказал, что это был мой отец.

– Так. Сейчас ты точно надо мной издеваешься!

– Нет.

– Как твой отец мог сфабриковать статью в шведской газете? Кто он у тебя такой?

– Разведчик…

– Ты, видно, в самом деле за дурочку меня держишь!

– Вовсе нет, Кайса. Просто это очень странная история…

– Если не сказать больше! – Кайса возмущенно выдохнула, фыркнула и отодвинулась от стола. – Значит так, или ты мне рассказываешь абсолютно все, как есть, мы продолжаем завтракать и расходимся друзьями, или ты сейчас же встаешь и валишь отсюда нахрен со своими секретами и любовными перипетиями! Прошу заметить, что в этом случае мы перестаем быть друзьями, и ты мне больше никогда не звонишь, не пишешь и прикладываешь все усилия, чтобы мы даже случайно никогда с тобой не пересекались. Ясно?

Я какое-то время сидел, опустив голову, и, глядя в тарелку с мюслями, к которой так и не притронулся, так же как Кайса к своей. Взвешивал все за и против. С одной стороны, я понимал, что рассказывать ей историю о том, как Анатолий со своим коллегой Юрием Валентиновичем абсолютно нелегально привлекли меня к выполнению своей самодеятельной операции по возвращению утраченных секретных данных, благодаря чему я и познакомился с Элис Бергман, было совершенно неблагоразумно. Я словно снова становился предателем, как в тот раз, когда помог Элис сбежать от людей Юрия Валентиновича. С другой – все секретные материалы давным-давно уничтожены мною прямо на глазах у того же Юрия Валентиновича, так что сейчас я рисковал только одним – потерять друга в лице Кайсы. И я рассказал ей обо всем. Так же, как несколько дней назад рассказал матери.