Текст книги "Зов Древних"

Автор книги: Олаф Локнит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

За массивный, темного дуба стол могли сесть одновременно человек сорок. Стол окружали искусно вырезанные скамьи со спинками. По периметру зала располагались классические аквилонские ложа и шкафчики, уставленные серебряной посудой, хрусталем, цветным стеклом, бронзовыми и золотыми безделушками. Попадались и изделия из камней. Особенно нравилась всем миниатюрная копия Фрогхамока, созданная из редкой цветной яшмы с вкраплениями самоцветов, а осенние леса на холмах были выполнены золотой сканью.

Над камином возвышалась вмонтированная в стену мраморная плита. На ней красовался рельеф, повествующий о приходе основателя Фрогхамока, Бреннана Мабидана, на полуночный восход, и та самая лягушачья кочка, с которой началось строительство, и та самая лягушка на ней, что, как говорилось в предании, рекла Мабидану человечьим голосом о необходимости заложить тут замок.

Вид на вереск и осенние леса в последних красках зари позднего лета был замечательно красив, и даже Конан ощутил в душе некое подобие лирического настроя. «Старею,– снова подумал король.– Однако как-то не похоже, что Коннахт очень уж расстроен пропажей сына».

Ужин закончился, и слуги убрали блюда. Теперь хозяева и гости вкушали вино и отдыхали.

В центре внимания, впрочем, была, конечно же, Этайн. Умберто и Евсевий старались перещеголять друг друга в красноречии и острословии. Несомненно, Евсевий знал гораздо больше об искусстве и истории, но по части рассказов о веселых жизненных приключениях и дворцовых сплетен Умберто не было равных. Хорса тоже находился при них. Говорил он, правда, мало, но если ему удавалось вставить слово в речи Умберто и Евсевия, это слово всегда приходилось к месту.

Аврелий и Тэн И неторопливо беседовали о чем-то, присев на отдельную скамью в глубине зала, подальше от стола. От Конана не ускользала ни одна особенность поведения собравшихся, но он знал, что и Тзн И следит за всем внимательнейшим образом. Иногда тень усмешки пробегала по его лицу, хотя Аврелий вроде ничего веселого не сообщал.

Конан понял, что кхитаец заодно подслушивает разговоры Умберто и Евсевия и, должно быть, находит непростительные неточности в их речах. Король ничуть не удивился бы, скажи ему кто-нибудь, что Тэн И знает вдвое больше, чем ученый. «Интересно, что ответит кхитаец, если я, призвав Митру в свидетели, спрошу, не шпион ли он?» – подумал киммериец.

Арминий занимался тем, что без устали пробовал вино, но совершенно не хмелел. Неизвестно как попавший сюда Бриан Майлдаф – Хорса, наверно, привел его – проводил время в беседе со стражниками, стоявшими у дверей покоя, но, если вдруг слышал, что кто-то, указывая рукой в окно, говорит что-либо о здешних краях, тут же вставлял свое громкое замечание. Конана это потешало, но Евсевий, к примеру, морщился. Впрочем, от дверей куда чаще долетало, что король обещал Бриану полсотни овец и что такой добрый король обязательно сдержит слово.

Коннахт, Конан и Кулан сидели в одиночестве в разных концах зала: Конан и Коннахт друг напротив друга у торцов стола, Кулан же пристроился на скамье у камина, отрешенно и молча глядя на огонь.

«Самое время побеседовать с Коннахтом,– прикинул Конан. – Пусть у Тэн И глаза хоть на затылке и где-то наверняка припасена еще одна пара ушей, но сейчас Аврелий немного его отвлекает». Конан поднялся и направился к хозяину. Несмотря на высокий рост и могучее телосложение короля, никто' этого толком не заметил: Конан умел двигаться подобно тени, и это не раз спасало ему жизнь. Только Тэн И успел метнуть на короля молниеносный взгляд и вновь вернулся к разговору.

– Я знаю, какое горе постигло тебя, Коннахт, – без обиняков начал король, усаживаясь на лавку справа от Мабидана.– Бриан Майлдаф прибыл в Тарантию четверо суток тому назад. А еще мне известно, что следы драконьих когтей снова появились в предгорьях за Фрогхамоком. Говорю «снова», поскольку знаю старую легенду вашего края. Что думаешь об этом ты, Коннахт, и почему решил известить меня?

– Потому, Конан Киммериец – дозволь называть тебя так, о король, поелику я старше тебя и никогда не был царедворцем,– заговорил неторопливо Мабидан (голос его был тих и все же отчетливо слышен, как шорох ветра в вереске),– потому что я не вижу, к кому еще мог бы обратиться в Аквилонии, да и во всей Хайбории, пожалуй. Тебе уже известна легенда о тысяцком Люции, что упростит и ускорит мой рассказ. Но это только часть предания. Мой сын отыскал ее, и вовсе не за горным вепрем отправились они наверх тайком от меня, а за тайной драконьего следа.

– О чем же вторая часть предания? – немедленно спросил Конан.

– Она не вторая, но более древняя и восходит ко временам Бреннана Мабидана. До сих пор еще некоторые задаются вопросом: зачем Бреннан покинул Тарантию и двинулся на полуночный восход, в дикие горы. Бреннан Блажной звали его,– горько усмехнулся старик.– А зря, ибо не ведали ничего.

– Ты открыл секрет? – Конан ставил конкретные вопросы, его не привлекал ореол витиеватых словес, не существовало и очарования древности. Время представлялось Конану последовательностью зим и лет, сменяющих друг друга, и между пятью и пятьюстами годами он не видел большой разницы.

– Не совсем, но! – Мабидан поднял кверху указательный палец правой руки. Палец украшал массивный и старый серебряный перстень с древними аквилонскими письменами, в который был вставлен большой самоцвет, полыхнувший зеленым огнем. Он походил на изумруд, но не был изумрудом.– Ты правильно делаешь, что смотришь на камень, Конан, – продолжил Мабидан.– Как ты помнишь, на налобной повязке служителя Илу был укреплен подобный.

– Что значат буквы на перстне? – поинтересовался король.

– Это старые аквилонские буквы. Они гласят: «Именем Илу Всеединого, Всеведущего, Вечного и Грядущего». Кто-нибудь из твоих спутников может прочесть эту надпись?

– Наверняка Евсевий. И, может быть, кхитаец, Тэн И,—добавил Конан не вполне уверенно.—Это твой перстень?

– Это фамильный перстень. Первым его владельцем был Бреннан. Об этом я нашел запись.

– Септимий знал о перстне и свитке? – не унимался Конан. Он чувствовал себя псом, который идет по следу чудища в Пиктской Пуще.

– Нет, ему была ведома лишь легенда, и я скорблю, что не открыл ему истину раньше,– вздохнув, изрек Коннахт.

– Так в чем же твоя истина? – Конан никак не мог добиться от хозяина, чтобы тот заговорил по существу.– Ваш предок Бреннан был из этих, под горой?

– Полагаю, был. Во всяком случае, свиток говорит так.

– Когда? До или после?

– До или после строительства Фрогхамока, ты хочешь знать? Конечно, до. Служитель не сказал Люцию правды, – угадал хозяин следующий вопрос Конана.

– Этого и следовало ожидать от демонов, – согласился король.– У воинов тьмы ложь в ходу, и она страшней отравленного кинжала. Итак, Мабидан каким-то образом выбрался из горы. Как он это сделал и как туда попал?

– Как он туда попал, я не знаю,– покачал головой Коннахт.– Обратно его вынес дракон. Люций был не первым, кто придумал этот способ. Полагаю, потому змей и не удивился ему. У дракона хорошая память.

– Да, лягушка Бреннана была большой, черной и зубастой, к тому же умела летать и это, как его, летивити-витировать? – усмехнулся король, с трудом выговорив малознакомое слово.

– Левитировать, – уточнил Мабидан, не заостряя внимания на ошибке Конана.– Камень много древнее перстня, древнее серебряной оправы. С помощью камня можно говорить с драконом. Но как? Этого никто не знает. Нужно быть магом, а чтобы быть магом...

– Им надо родиться,– закончил за него Конан.

– Верно. И должен найтись тот, кто откроет в родившемся эту способность и научит его,– вздохнул Мабидан.

– Именно. Что дальше было с Бреннаном? Почему он ушел?

– В свитке сказано, что Бреннан не принял образа жизни, установившегося в подгорной общине. Там, под землей, была страшная усобица, целая война с применением магии. Никто не знает, когда проникла в общину тьма, но она проникла туда. Бреннан ушел в мир, чтобы привести светлые силы на помощь своим соратникам в подземелье. Но было поздно, слишком поздно. И он основал замок в надежде, что когда-нибудь найдется тот, кто сможет исправить судьбу. Силы, обитающие в горе, очень велики и грозны. Если тьма, владея ими, выйдет наружу, то, боюсь, только второе явление блаженного Эпимитриуса спасет Хайборию.

– Под горой тьма одержала победу?

– Да. Они привлекли на свою сторону паков. Не знаю, как уж они столковались... Вероятно, дали пакам какое-то оружие: горцы тогда теснили их все дальше и дальше в горы. Паки помогли темным победить, но те сами чуть не просчитались: Великий Канон оказался куда сильнее, чем они думали. Паки закрыли гору от мира. Осталось лишь два выхода.

– Два? – поразился Конан.– Тот, которым вылетает дракон,– это раз. А другой?

– Помнишь, Люций погиб на ступенях библиотеки от кинжала? Это дело рук служителей. Длинный и узкий отравленный кинжал в форме тростникового листа – их ритуальное оружие. На ноже был растительный яд, он убивает мгновенно, и от него нет лекарств, в отличие от змеиного. Гора скрывает много тайн.

– Где второй выход? – повторил Конан. И обернулся, осматривая зал: не прислушался ли кто лишний – пока лишний – к их разговору. Но все было по-прежнему мирно и благостно. Спутники, кроме, пожалуй, Хорсы, не представляли еще себе всей опасности задуманного. Тэн И король сейчас в расчет не брал: если кхитаец-воин брался за дело, он умирал, но не делал работу плохо. Его только следовало заранее предупредить, что он может погибнуть, он должен был знать условия. А потому пускай слушает.

– Второй выход, – еще тише сказал Мабидан, – очень и очень опасное место. Пройти могут только бесстрашные и сильные люди...

– У меня такие люди есть,– перебил его Конан. – В чем состоит опасность?

– Их несколько. Очень трудная горная дорога... – начал Коннахт.

– Ерунда, – фыркнул Конан.– Еще?

– Паки могли за долгие годы перекрыть и этот выход.

– Про остальные выходы мы знаем, что паки есть там без всяких «может быть», – отвел Конан и этот довод. – Еще?

– Третья причина самая серьезная: этот выход находится за хребтом. Он в Киммерии.

– Гора Седая...– прошептал король.

– Верно,– кивнул Коннахт. – Окрестности ее – табу. Любой, кто входит туда по своей воле, считается демоном. Его убивают. Если кто-нибудь выйдет со стороны гор в этом месте, даже если это заблудившийся давеча сородич, его убивают. Ты знаком с обычаями этих варваров?

– Я сам оттуда, не забывай,– Конан давно не обращал внимания на слово «варвар». Оно стало законной частью его имени, неотъемлемой частью.– Я давно не был в Киммерии, но, если придется идти тем ходом, мы пройдем,– заявил король. Заявил уверенно, хотя вовсе не был уверен в успехе.

– Может быть,– опять вздохнул Мабидан.– Не хотел бы я, чтобы Септимий нашел хотя бы один вход.

– Я вытащу Септимия из этой дыры, если он еще жив,– обещал Конан безутешному родителю.– Что известно тебе о драконе? Я не в восторге от этих тварей, хотя совсем недавно даже они признали меня королем, что было очень кстати. Они тоже были черными, – довольно усмехнулся король.

– Я не знаю точно, что такое этот дракон,– развел руками Мабидан.– Если кто-нибудь вообще это знает. Может быть, он дух, или демон, или даже бог. В любом случае он старше Хайбории, если не Атлантиды. Но на нем висит проклятие. Он разумен и владеет речью, он очень стар и много знает, но вынужден подчиняться тем, кто владеет заклятием. Кем было оно наложено и как оказалось у жрецов Илу, тоже неизвестно.

– Как можно привлечь дракона на свою сторону? – задал Конан практический вопрос.

– Сначала надо с ним поговорить, а мы не можем этого сделать, пока у нас нет сильного мага. – Коннахт положил руки на стол, тихо стукнув перстнем по столешнице.– Если бы удалось просто его освободить, то и тогда тьма лишилась бы многого!

– Понятно, попробуем обойтись без мага,– продолжал допрос Конан.– А что ты знаешь о паках, кроме того, что есть в легенде, и того, что добавил сейчас? Лет двадцать назад я столкнулся с племенем гномов, казавшихся полными ублюдками, на деле же все вышло наоборот. – Слово «наоборот» было как нельзя кстати, учитывая имена джавидов.– Над ними тяготело проклятие, созданное одним ублюдком.

– Не знаю ни про каких ублюдков,– разочаровал Конана хозяин.– Паки – очень древний народ. Когда-то их сильно обидели люди. Думаю, колдовство здесь не поможет. Им нужна свобода. Тот, кто даст им ее, станет для них богом. Только никто не знает, какая свобода им нужна.

– Ладно...– Конан махнул рукой.– Последнее, что мне приходит сейчас в голову, это та женщина, что вывела из пещер олуха из Пуантена. Она существует?

– О, Белая Дева Горы! – мечтательно произнес Мабидан.– Иногда горцы видят ее и тогда считают, что великое счастье улыбнулось им. Она существует.

При этих словах Конан изумленно уставился на Мабидана. Вот уж такого он не ожидал!

– Существует,– повторил Коннахт. – На стекле. Помнишь тот портрет, что изобразил очарованный пуантенец, ставший священником? Мой дед нашел портрет в южных горных храмах и выкупил. Стекло пылилось в дальнем углу запасника. Его собирались отдать бродячим торговцам. Знаешь, сколько оно стоило деду?

– Сколько? – Такое всегда интересовало короля.

– Сто золотых.

– За стекло?

– За стекло с портретом. Прекрасным портретом.

– А-а... Ты покажешь мне его? Только я возьму с собой Евсевия, он больше в этом понимает. Меня интересует не стекло.

– Понимаю. Магия. Я не видел Белой Девы. Я вообще никому не советую ходить не то, что в горы – даже в холмы, даже в окрестные леса одному. Но я боюсь тех, что под горой, боюсь паков, боюсь дракона и ужасной неизвестности. Ты бесстрашный человек, Конан Киммериец, поэтому я обратился к тебе. С прежним королем говорить было не о чем, ты понимаешь. Нумедидес был ничтожеством, а тебе по силам одолеть это. Если понадобятся деньги, из казны не будет взято ни единой монеты. Я дам сколько потребуется, только верни мне сына! – горячо заговорил Коннахт. Глаза его заблестели.– Сотни лет Фрогхамок стоял здесь, сотни лет Мабиданы строили свое маленькое государство, и весь мир был доволен. Я не хочу, чтобы все это исчезло в одночасье, пусть даже после моей смерти.

Мабйдан говорил уже слишком долго, а длинных и пустых речей Конан не любил.

– Пока я король, Фрогхамок будет на месте, цел и невредим,– заверил он распалившегося хозяина.– Все, что есть на земле и под землей, боится холодного железа, а мечом я еще не разучился владеть. Денег твоих мне не надо. Если ты можешь, не худо было бы раздобыть мага или хоть завалящего колдуна. Может, среди горцев отыщется такой?

– Горцы очень милы и простодушны,– усмехнулся взявший себя в руки Коннахт,– но... Для подобного разговора мы должны уединиться.

Конан еще раз оглядел зал. Говорили они не столь уж долго. Все были на своих местах: Майлдаф балагурил, Хорса, Евсевий и Умберто все пытались перещеголять друг друга перед прелестной Этайн, к Арминию присоединились Аврелий и Тэн И, и теперь уже втроем они сосредоточенно дегустировали вино. Вряд ли кхитаец обрадуется внезапному исчезновению подопечного, но, в конце концов, он же шпионит за государством, а не за королем! Потерпит.

Конан чуть было не забыл о Кулане. Юный пикт – иначе Конан не мог его назвать – сидел, будто и не пошевелившись ни разу, все так же внимательно глядя на огонь. В облике его Конану почудилось нечто не вполне человеческое. Конан решил высказать догадку, давно появившуюся у него.

– Кулан, правда, твой сын? – шепнул он Коннахту.

– Ты угадал, Киммериец, – был ответ. – Идем сейчас?

– Да.

Конан не то чтобы ненавидел пиктов, он относился к ним, как к скорпионам: пиктов, по его мнению, надо было либо не трогать, либо уничтожать. Но бояться пиктского колдуна? Нет, победителю Зогар Сага этот мальчик страшен не был. К тому же он вроде не совсем пикт. Конан встал, чем привлек наконец всеобщее внимание.

– Мне нужно с глазу на глаз побеседовать с хозяином, досточтимым Коннахтом, о делах государства. Мы не задержимся надолго,– объявил король.

– Да, не беспокойтесь, это не займет много времени,– добавил Мабидан, тоже вставая. – Кулан, ты идешь со мной.

Хозяин шагнул к выходу, стражники распахнули двери, и тут напомнил о себе Майлдаф.

– А мои овцы? Ты не забыл о них, король?

– Это важнейший государственный вопрос, – произнес Конан со всей возможной значительностью одну из немногих заученных дурацких придворных фраз, действующих на чиновников как магическая формула. – Им мы займемся в первую очередь.

От такого оборота Майлдаф опешил, а Конан, Коннахт и Кулан прошествовали через зал к дверям. Никто не успел проронить ни слова, как стражники уже захлопнули дверь за спинами ушедших.

С другой стороны, в освещенном факелами коридоре, тоже стояли часовые.

– Куда мы идем? – Конан остановился, пропуская вперед Коннахта и Кулана. Конан не помнил, слышал ли он хоть один звук от пикта за весь день.

– Недалеко. Над залом есть покой, где мы сможем поговорить и одновременно слышать все, о чем говорят в зале,– пояснил Коннахт.

– А они нас? – полюбопытствовал король. В ответ Коннахт лишь хитро улыбнулся.

Они прошли по коридору локтей сорок и стали подниматься по винтовой лестнице. Стражники стояли на каждом углу. Попытайся враг взять Фрогхамок штурмом, ему пришлось бы положить здесь тысяч сорок воинов, а лазутчика поймали бы, едва он сделал бы первый шаг, даже прилети он на крыльях. Может быть, горцы и были туповаты и простодушны, но наблюдать и бить наверняка они умели. Лестница кончилась, последовал такой же коридор, после чего очередной стражник распахнул дверь в небольшую – восемь на восемь локтей – комнату. В ней находились четыре ложа и столик с кувшинами и закусками. Сводчатое окошко выходило на запад.

– Это долго объяснять, но каналы сделаны так, что мы слышим все, о чем говорят внизу, притом отчетливо, они же – ни единого шороха сверху, вздумай мы даже кричать,– сказал Коннахт.

– Я рад.

Король уселся на ложе, Мабидан последовал его примеру, Кулан остался стоять, скрестив на груди руки и глядя в окно. Снизу действительно очень ясно доносился разговор в зале. Конан прислушался и не услышал ничего интересного.

– Итак, Кулан – не твой сын? – повторил он слегка измененный вопрос.

– Он мой приемный сын,– начал Мабидан.– Моя жена Эорунн умерла через пять лет после рождения Септимия. Жениться вторично я не стал. Однажды, десять лет назад, до Фрогхамока добрался бродячий цирк. Среди артистов оказался пиктский мальчик с волосами и глазами гандера. Это и был Кулан. Тогда ему едва исполнилось семь. Как рассказали артисты, он был сыном гандера и женщины из Пущи. Гандер служил пограничником. Узнав о связи, клан изгнал ее, а быть вместе в Пограничье им бы не позволили, ибо пиктов там ненавидят все. Они собирались переселиться в Тауран, но отца в последний день убили в стычке. Мать взяла ребенка и ушла вместе с цирком, но без мужа жизнь ей была немила. Через год, во время ночлега в лесу, она пропала, и больше ее не видели. Мальчик остался с цирком и кое-чему научился: ходить по канату, жонглировать, показывать нехитрые фокусы.

Но вскоре проявилась главная способность пикта: он умел говорить с животными, они понимали его без слов. Если бы цирк мог позволить себе содержать зверей в дороге, это стало бы коронным номером. Увы, денег не хватало. Но мальчик мог приручить кого угодно: от белки и собаки до гадюки и орла. Как-то раз из чащи вышел волк, а ночь была очень холодна, и хищник всю ночь спал бок о бок с мальчиком, согревая его, а потом ел хлеб у него с руки. Я заинтересовался мальчуганом и выкупил его.

– Ты сделал правильно,– заметил король.– Пикта аквилонцы рано или поздно убили бы, скорее всего, затравили бы собаками, несмотря на то, что он ребенок.

– Так или иначе,– продолжил Мабидан,– мальчик остался в замке, и я назвал его Куланом.

– Однажды я уже видел подобное от пикта,– мрачно изрек Конан.– Фокусы со зверями. Впечатления не самые приятные.

– Прошу тебя, Конан, – Мабидан был искренен, – подожди говорить, пока я не закончу. Ты знаешь, как относятся к пиктам в Аквилонии. Мальчику и так пришлось нелегко.

– В Киммерии их любят еще меньше,– возразил король.– А людям в Конаджохаре было вряд ли легче. Парень должен знать, что ему еще предстоит. Рассказывай дальше.

– Я сам убедился в способностях Кулана. Звери слушались его, но недолго. Он отпускал их. В его отсутствие они опять становились дикими и неукротимыми. Я понял, что мальчик сумеет многое, если найти ему наставника, но не в Стигию же было его везти и не в Гиперборею! К тому же пикта... И я решил рискнуть: до пущи здесь далеко, но все же не так, как до Стигии.

– Ты отправил его в Пущу?

– Да. Ему тогда сравнялось девять, если циркачи сообщили правду о его возрасте.

– Кто сопровождал мальчика?

– Я опять отправил его с бродячим цирком, где были собаки и ручной медведь. Вместе с Куланом ушли двое: Робин Монграт и Майл Майлдаф.

– Сколько же здесь Майлдафов? – спросил Конан.

– Три деревни. Майл Майлдаф был двоюродным дедом моего гонца. Три года назад Майлдаф и Кулан возвратились. Монграт погиб в пуще. Его убил наставник Кулана.

– Кто учил мальчика? И, подожди-ка, когда, говоришь, он вернулся?

– Три года назад. Они провели в пуще пять лет. Услышав следующие мои слова, попытайся сдержать справедливый гнев.– Коннахт специально встал и согнулся в глубоком поклоне.– Прошу тебя, о, король.

– Обещаю,– процедил Конан. Смутное подозрение шевельнулось внутри.

– Кулан учился колдовству в деревушке Гвавеле близ реки Черной. Его наставника звали Зогар Саг.

– Так...– прохрипел Конан.– Сомневаюсь, что пикты могут научить доброй магии. И совсем не верю, что это мог Зогар. Твой... Твой сын умеет говорить, или он проглотил язык, или беседует только со зверьем? – Король говорил резко и грозно.

При этих словах юноша взглянул на короля и спокойно, без акцента, на правильном аквилонском, ответил:

– Могу, о, король Конан. Твое имя славно в Пограничье, и Пуща говорит о тебе с уважением.

– Еще бы,– недобро ухмыльнулся король и тут же спросил на пиктском: – Где ты был, когда штурмовали Тускелан?

– Я бежал вместе с Майлом, – просто ответил Кулан. – Накануне Зогар принес в жертву Робина. В жертву болотному демону. Он и Майла хотел убить, и, может быть, меня. И мы ушли.

– Ладно.– Разговор продолжался на пиктском. – Чем так прельстился Зогар, что взялся учить тебя и не убил твоих провожатых сразу?

– Он узнал во мне одного из детей Юхиббола Сага. И мы дали ему много золота, стекла, шелка и страусовых перьев.

– К перьям он был неравнодушен, – усмехнулся Конан.– Тебе известен тайный знак Юхиббола Сага?

– Разумеется, но...

– Знаю. Когда-то он очень мне пригодился. Как бесился демон! Чему еще научил тебя Зогар? Ты можешь вызвать демона?

– Да, могу, но это не самое приятное.

– Согласен,– кивнул Конан, – Это черные демоны?

– Нет, пикты не ведают черного колдовства. Они взывают к силам земли вроде Юхиббола.

– Это Зогар-то не знал черного колдовства?! Никогда не поверю, мальчик, – криво усмехнулся Конан.

– Зогар знал. Но меня он не успел научить этому. И я сам не хотел.

– Зогар бы заставил, – заверил юношу Конан. – Я не хочу думать, что ты лжешь, хотя бы из уважения к твоим отцам – настоящему и приемному. Ты общался с призрачным змеем?

– Да, Зогар испытывал меня. Я был в логове змея, и он не тронул меня. Но чары Юхиббола много сильнее.

– И ты можешь вызвать змея прямо сюда?

– Могу, если так будет нужно. Но уверяю тебя, о, король, в здешних лесах есть создания пострашнее.

– Охотно верю. Но сейчас меня волнует иное.– Конан опять перешел на аквилонский.– Ты слышал наш разговор о горах и наверняка знаешь легенду.

– Знаю, – подтвердил юноша.

– Тогда ответь: чем ты можешь помочь? Ты способен управлять камнем?

– Нет, этот камень не рожден землей. Его создали. Но я понимаю язык растений и некоторых камней. Я постараюсь провести вас безопасным путем.

– Ты в силах побороться с Каноном паков?

– Не знаю. Пещеры темны для меня, но можно послать вперед демона, и не одного. Правда, для этого потребуется человеческая кровь.

– В крайнем случае, возьмешь мою,– поморщился Конан.– Как насчет беседы с черным драконом?

– Я попытаюсь. Если он такой древний, как говорит отец, он должен помнить Юхиббола.

Конан задумался.

– Идет,– наконец сказал он.– Коннахт, я забираю твоего парня с собой. Если хоть один волос упадет с его головы, причинивший вред заплатит своей жизнью, кем бы он ни был. А вообще неплохая подобралась компания: киммериец, боссонец, пикт, кхитаец, горец, гандер... Кто там еще? А, да, аквилонцы всех мастей. – Король хлопнул ладонью по столу.– Коннахт, разговор закончен. Ты даешь мне еще Бриана Майлдафа, и больше никто мне не нужен. Разумеется, ты снабдишь меня едой, теплой одеждой и всякими мелочами вроде веревок. Об этом поговоришь с Хорсой. Я же возвращаю тебе Септимия, если он жив еще. А разворошить этот муравейник под горами будет к нашей общей выгоде. Да, еще. Возвратится Майлдаф или нет, но он или его клан должны получить полсотни овец, я заплачу. Завтра вечером мы отправляемся. А сейчас я иду отдыхать: утром мне метать эти дурацкие столбы с этим придурком Майлдафом. Понятия не имею, как это делается, но я король и должен победить. Мы идем обратно в зал?

Коннахт встал и поклонился.

– Все будет исполнено, как ты повелел. Благодарю тебя, Киммериец.

– Благодарить будешь, когда мы вернемся. Значит, меня уважают в Пуще? – обратился напоследок Конан к Кулану.

– Это так, король,– отозвался пикт.

– Может быть, мне следовало думать о пиктах лучше. Но, видно, уже не получится, – проворчал Конан и распахнул дверь в коридор.

В зале царило оживление. Евсевий держал в руках замысловатый предмет, должно быть, музыкальный инструмент.

– Прекрасная графиня,– ручьем журчал ученый. – Я посетил множество стран, и немало сладкозвучных инструментов тешили мой слух. Также знал я звучание варварских труб и барабанов, и странных и непривычных для цивилизованного человека приспособлений для извлечения звуков в странах юга и востока. Однако звучание сего инструмента мне неизвестно. Вероятно, звук происходит посредством приведения в колебательное движение сих тончайших вервий, напоминающих струны. Но я не смею осквернить своими неумелыми и грубыми перстами сие творение, ибо все, что дарит нам чудо музыки, имеет душу, и без знания оной было бы кощунством строить из себя музыканта. Посему, графиня, не угодно ли вам будет открыть нам душу сего тонкого создания, а с ней и часть своей, ибо все мы пребываем в затруднении, столь вы уклончивы и лукавы.

Конану оставалось только поскрести подбородок, слушая, как ученый выговорил все это без единой запинки. Даже Умберто не смог ничего добавить к произнесенному.

– Если госпоже будет угодно, пожалуйста, – выразил Тэн И всеобщее желание, пусть не столь пышно, но исключительно вежливо и доходчиво.

Инструмент и вправду был интересен: деревянная резная рама, украшенная серебром, в форме скругленного клина, а на ней струны различной длины и толщины из светлого волоса. Должно быть, звук и впрямь должен был получиться куда приятнее, чем у писклявых туранских трехструнок, но Конана больше заинтересовало обращение с титулом, произнесенное Евсевием.

– Этайн – графиня? – обратился Конан к Мабидану. – Она замужем?

– О, нет,– ответил Коннахт.– Это лишь привычное нам всем обращение. Мой старший брат был графом, он владел маркой на востоке. После его смерти графство унаследовал Аврелий, но это временно. Аврелий оставит дела сразу, как Этайн выйдет замуж, и передаст марку ее мужу. Таким образом, Этайн будет носить титул по праву. Думаю, что долго ждать не придется.

– Да,– согласился король.– На такое приданое найдется немало охотников. Впрочем, Этайн не похожа на уроженку Аквилонии.

– Мой брат женился вторично на дочери одного из князьков с Гимелийских гор, вот отсюда такое смешение черт. Впрочем, очень удачное смешение.

– Очень...– Король устроился на скамье. Молодая графиня была, несомненно, привлекательна, но она мало интересовала Конана. Завтра предстоял поход, а также объяснения с теми, кто еще не знал, куда и зачем они идут. Король решил послушать игру, а после объявить, что отправляется почивать.

Наконец все расселись. Этайн взяла в руки хитрый музыкальный инструмент, походивший более всего на лиру. Установив раму вертикально, девушка взялась левой рукой за дальнюю часть ее, а пальцы правой руки осторожно коснулись струн. Звук получился глубокий, загадочный, плывущий, словно медленная волна. Ни лютня, ни лира не давали звуков такой глубины.

Музыка, должно быть, и в самом деле была хороша. Но Конану она скоро наскучила. Он с нетерпением ожидал, когда ж Этайн завершит первую композицию, как называл это Публий, но вдруг Майлдаф, тоже порядком заскучавший у дверей, бесцеремонно прошел прямо к королю, громко топая сапогами.

– Король, я вижу, тебе не по нраву такая игра. Если хочешь, спустимся вниз. У нас сегодня праздник, горцы веселятся всю ночь. Там, во дворе, куда веселее. Вы как знаете, а я пошел, – обратился он явно не к одному только Конану.

Этайн, разумеется, прервала игру – того королю и надо было.

– Сейчас я пойду с ним,– объявил Конан.– А потом отправлюсь спать. Благодарю графиню за приятную музыку.

– Дозволь мне пойти с тобой, кениг.– Хорса быстро встал со скамьи.

– Оставайся здесь,– махнул рукой Конан.– Во Фрогхамоке нам ничего не угрожает. Идем, Бриан Майлдаф.

Бриан Майлдаф служил посыльным при Коннахте Мабидане, поскольку обладал отличной памятью, железным здоровьем, умел дать сдачи любому обидчику, а в споре не уступил бы ни туранскому торговцу, ни самому старому и словоохотливому шемиту. Он знал все ходы и выходы в замке (Конан не исключал, что и про тайну комнаты над Каминным покоем горцу известно), и они быстро спустились во двор, минуя парадные галереи по боковой лестнице, куда доносился запах кухни.

– Во дворе стоит дерево, а рядом находится священное место для костра,– показывал горец.– Туда приносят золотые хлебные колосья. Сегодня у нас Праздник Зерна. Он, вообще-то, идет целый месяц, но сегодня особая ночь. Днем девушки собирали для венков желтый клевер и золотую ромашку. А ночью мы до утра пьем наше золотое вино и едим землянику и ячменные лепешки с медом, с сыром, с чем угодно и просто так. Женихи сегодня выбирают себе невест, чтобы завтра в состязаниях показать свою доблесть, а потом договариваются о свадьбе. Завтра будут метать копья, кидать столбы, биться на мечах и еще стрелять из лука. А сейчас праздник! Сегодня будет петь Мойа!