Текст книги "Великий магистр"

Автор книги: Октавиан Стампас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 43 страниц)

– Но есть еще мы, ваши друзья! – Виченцо протянул ему руку. – Мы все любим вас, вы бесконечно дороги нам. Я хочу, чтобы ваш портрет хранился у нас с Сандрой! – твердо заявил он. – И, пожалуйста, не отказывайтесь. Грей, немедленно приступай к своей мазне, тьфу, я хотел сказать… ну, в общем, начинай макать кисти!

Непосредственность итальянца рассмешила и Людвига, и Норфолка.

– Хорошо, – согласился Зегенгейм. – Вы рисуйте, а я буду продолжать стрелять.

– Потребуется около часа, – предупредил Норфолк, устанавливая холст. – Наберитесь терпения. Быстро только ящерицы бегают.

– Впереди – вечность! – произнес Людвиг, снова мрачнея.

– Впереди – жизнь, – поправил его Тропези. – Граф, очнитесь! Вам ли, доблестному рыцарю, чье сердце не замутнено пороками, а разум – светел, предаваться печали?

– Сказано неплохо, – наклонил голову Людвиг. – Но вы ошибаетесь, мой юный друг. Вы и не представляете, какие страшные боли в последнее время гнездятся в моей голове. Впрочем, пусть они так и остаются вместе со мной, и никогда не коснутся вашей счастливой головы… Не выпить ли нам вина? – добавил он вдруг. – Иштван, сходи-ка за нашим фалернским!

Оруженосец поспешил исполнить просьбу графа. Норфолк приступил к наброскам, вглядываясь в сумрачное лицо Зегенгейма. А Виченцо, подбросив на руке коричневую тыкву, пошел устанавливать ее перед деревянным щитом.

Симон Руши бежал по коридору, слыша за собой топот ног преследователей. Не оглядываясь, он достал на бегу из холщового мешочка корень мандрагоры, смочил его зловонной жидкостью из флакончика, поднес к факелу и бросил через плечо. Мгновенно пространство за его спиной окрасилось ядовито-зеленым цветом, а в пламени возникла фигурка человечка-гомункула, дергающего руками и ногами.

– Назад! – крикнул Андре де Монбар, останавливая друзей. Выступив вперед, он приблизился на два шага к гомункулу, который подпрыгнул в воздухе и поплыл на тамплиера, плюясь желтыми сгустками пламени. Всюду, куда попадали эти плевки, раздавалось шипение и прожигались дыры. Бизоль, Аршамбо и Дижон попятились назад, в ужасе глядя на злобное исчадие чародея. Лишь Андре де Монбар, проделав в воздухе магические пассы ладонями, продолжал двигаться в сторону гомункула. Это страшное противостояние двух сил: потусторонней и человеческой длилось несколько секунд. Выбросив вперед сжатую в кулак руку, Монбар разжал пальцы – и словно голубое пламя в форме шара полетело в гомункула. Раздалось тонковизгливое, негодующее верещание; головка гомункула, в которую врезался голубой шар, лопнула с оглушительным треском. Зловещие чары начали таять, в воздухе запахло серой; корень мандрагоры сгорел, оставив после себя лишь горстку пепла. Монбар поддел ее носком сапога и повернулся к друзьям.

– За мной! – произнес он. – Путь свободен!

Настигая Симона Руши, чья длинная борода, словно белый шарф летела за его спиной, Бизоль вытянул меч, почти касаясь расшитого золотом халата чародея. Но внезапно, из подмышки мага, будто бы выросла черная извивающаяся змея с серебристыми чешуйками; она обвилась вокруг меча тамплиера, а сам Бизоль почувствовал, как рука его давится вниз. Меч вонзился в землю – змея коснулась руки рыцаря в перчатке и пальцы его обожгла боль. Бизоль выпустил из руки меч, схватившись за обожженное место. Подоспевший Монбар бесстрашно ухватил змею за голову и хвост и разорвал пополам. Пальцы его свела судорога. Он коснулся ими мертвой змеи, шепча заклинания, и змея стала исчезать прямо на глазах, растворяясь в воздухе.

– Это сам дьявол! – промолвил Бизоль, глядя на мучительно искривленное лицо Монбара. Постепенно боль отпустила тамплиера, и он, тяжело дыша, произнес:

– Берегитесь, Бизоль! Не приближайтесь к нему близко. Доверьте все мне. Я прошел хорошую школу в его колдовских подвалах. И мне известно, как бороться с ним.

– Хорошо, – послушно промолвил великан, пожалуй, впервые в жизни уступая свое место в поединке кому-то другому.

Теперь они двигались медленно, ожидая от мага любой каверзы, напряженно всматриваясь по сторонам, Монбар знал, что Руши непременно упрется в ту каменную глыбу, закрывающую собой вход в комнату со скелетами. Через несколько десятков метров он произнес, сделав знак остальным остановиться:

– Так я и знал! Посмотрите на потолок.

Там, где вековая подземная слизь покрывала каменные выступы, висели четыре темных мохнатых паука, величиной с чайное блюдце. Они раскачивались на тонких нитях, ожидая когда тамплиеры и их оруженосцы пройдут под ними.

– Господи! Откуда он берет всю эту пакость? – воскликнул Бизоль, отшатнувшись назад.

– Из могил, – отозвался Монбар. – Теперь я понимаю, почему он так боится тафуров, питающихся мертвечиной и черпающих из них свою силу! Он сам – тафур! Тафур, предавший своих собратьев. Души замученных обладают дьявольской силой, которую возможно материализовывать и направлять. Но я был неплохим учеником. Попробуем вот это.

И Монбар достал из внутреннего кармашка коробочку, где хранился зернистый порошок. Он бросил его перед собой, и пауки, почуяв приятный запах, стали спускаться на своих тонких нитях вниз, стремясь к лакомству. Когда они облепили этот порошок, Монбар дождался того момента, когда пауки, раздувшись от порошка, вяло переплелись между собой, словно совокупляясь. Подняв меч, Монбар изрубил всю эту шевелящуюся черную массу на куски, но и тогда они продолжали подергивать разрубленными конечностями. Бросив в них факел, Монбар и остальные смотрели, как горит дьявольская нечисть.

– Сейчас мы прижмем его в тупике! – пообещал Монбар, перешагивая через сгоревшую падаль. – Ему некуда деться.

Когда ноги Гуго де Пейна коснулись дна колодца, он отпустил веревку и зажег факел. Впрочем, он мог бы обойтись и без этого: справа от него на хрустальном троне стояла Чаша, искрящаяся голубым огнем. От нее разливался такой дивный свет, что можно было разглядеть все предметы в комнате, – а их было столько, что непонятно – как могли они уместиться на столь малом пространстве? Но и стены производили впечатление прозрачных зеркал, которые раздвигались в ширину и исчезали неведомо где. От рассыпанных по полу драгоценных камней рябило в глазах; огромные ковчеги были наполнены золотыми слитками, и все вокруг – блестело земными сокровищами. От всего этого изобилия менее твердый человек мог бы сойти с ума. Но де Пейн лишь окинул равнодушным взором сокровища царя Соломона и крикнул в высоту маркизу де Сетина:

– Спускайтесь, я жду вас!

Он приблизился к светящейся Чаше, чувствуя наполняющий его трепет и благоговение. Боже, как дивно она была прекрасна! Это было само совершенство, сердцевина истины и жизни, обличие доброты, цель желаний: это несомненно была она – Чаша Святого Грааля!

Де Пейн упал на колени, любуясь ее красотой; он не мог оторвать от нее ни глаз, ни взоров души, он был поглощен ею, растворен в ее сияющем блеске… Еще мгновение – и он должен был умереть от всепоглощающего счастья. Сердце его замерло. В последнюю секунду жизни, он протянул к ней руки, и Чаша отодвинулась, медленно и плавно отплыла в сторону. Чувствуя, что к нему возвращается дыхание, Гуго де Пейн закрыл глаза, борясь с самим собою: с желанием взглянуть на нее еще раз и умереть. Мысли бились в его голове, и вся жизнь, все события прошлого промелькнули в сознании за одну долю секунды; он увидел и будущее: оно как волна накатила на берег и тотчас же отпрянула назад, смывая все следы, – и его, и близких, и всех тех, кто хоть краешком коснулся его судьбы… Даже сквозь закрытые веки удивительная Чаша сияла перед ним – и не было ей равных ни в чем: никогда и нигде, ни сейчас, ни в ином времени.

– Благодарю Тебя, Господи! – прошептали губы де Пейна. Глаза его открылись. Взгляд Гуго блуждал по комнате, но что-то изменялось в ней – исчезла Чаша, и теперь иной свет – от оставленного на пороге факела освещал пространство. И этот свет был тускл и желт, и он не радовал сердце, потому что исчезла Красота. Спрыгнул, держась за веревку маркиз де Сетина; поднялся с колен Гуго де Пейн; но еще долго он не мог произнести ни слова, не узнавая ни своего товарища, не слыша обращенных к нему вопросов. Он возвращался из иного мира, из мира Благодати и Свежести, Любви и Доброты, Красоты и Истины, – возвращался к обыденной жизни, столь ничтожной перед открывшимся ему внезапно Светом, что слезы горечи текли по его лицу.

– Бог мой! – услышал он наконец слова восторгавшегося маркиза. – Сколько здесь сокровищ! Какие драгоценности!

Бриллианты сыпались сквозь пальцы маркиза, и он забавлялся с ними, словно ребенок – игрушками.

– Я знал, я знал, что именно здесь – основная часть наследства царя Соломона, – шептал де Сетина. – А это? Гуго, вы видите, что это?

– Нет, – отозвался де Пейн, не понимая радости тамплиера.

– Смотрите! – и маркиз, сбросил покрывало с древних свитков, которые были безукоризненно чисты. Он схватил первый из них и потряс им в воздухе. Затем второй, третий… В один момент маркиз де Сетина словно бы позабыл об окружающих его сокровищах, о всем золоте и драгоценностях, которыми недавно так искренно восторгался. – Смотрите, смотрите! – кричал он, листая древние свитки, вобравшие в себя тайну и мудрость Соломонова времени. – Смотрите! Вот это – «Книга Жизни», а вот – «Законы чисел». «Тайны Мира». «Познание людей»… «Книга будущего»! О, Боже! Гуго, мы прочитаем то, что будет со всеми с нами, да что там с нами, – с миром, Вселенной! Эти древние иудейские знания, которым нет цены! Смотрите, что я нашел «Тайна Бессмертия»! Гуго, мы будем жить вечно!..

– Зачем? – произнес де Пейн, отталкивая протянутый ему свиток. – Жить вечно на этой земле, и значит никогда не увидеть того, Небесного Света?

– Да, да, конечно, – смутился маркиз. – Но все равно, эти знания сделают нас недосягаемыми для простых смертных. Орден тамплиеров возвысится над всем миром! И вы, вы – Гуго де Пейн, мессир великий магистр Ордена, вы – достигли всего, что было не под силу ни мне, ни королю Франции, ни герцогу Буйонскому, никому!

– Успокойтесь, Хуан, – произнес де Пейн. – Ни слова больше! Вы чувствуете?

Где-то далеко внизу, в недрах земли, прямо под их ногами происходили какие-то изменения – они услышали тихий, все нарастающий гул…

Граф Норфолк, делая быстрые наброски на холсте, заметил:

– В последнее время, вы употребляете слишком много фалернского.

– Глупости! – усмехнулся Людвиг, выпуская стрелу и поражая мишень, рядом с которой стоял Виченцо Тропези. – Я его вовсе не употребляю. Оно употребляет меня, да еще как! Впрочем, это помогает мне от головной боли.

– Я согласен! – воскликнул Виченцо, радуясь, что к Зегенгейму возвращается хорошее настроение. – Жизнь скучна и бессмысленна, если в ней нет места доброй чарке вина!

– Но жизнь также скучна и бессмысленна, если в ней и находится место этой самой чарке, – строго возразил сам Людвиг, противореча себе. – Жизнь вообще довольно скверная штука…

– И все же, – произнес Норфолк, – вам следует поберечь себя.

– Беречь бренное телом. А что же тогда делать с душой? – спросил Людвиг фон Зегенгейм, натягивая тетиву.

Руши ускользнул! Когда преследователи подбежали к тупику, каменная глыба стояла на месте, а маг исчез.

– Это не человек, а змея! – прошептал Монбар. – Значит, он все-таки нашел потайной рычаг! Мы бились над этой задачей несколько часов, а он…

Нажав на пружину, Монбар отпрянул назад, глядя на медленно поворачивающуюся глыбу. Когда она заняла перпендикулярное положение, тамплиеры и оруженосцы проскочили в ту самую зловещую комнату со скелетами, среди которых, наверняка, сейчас находились и кости той несчастной, на чье пиршество слетелись тафуры, когда за ними наблюдали Монбар и де Сетина. Но все черепа и скелеты были здесь одинаковы… Зрелище такого обилия бренные останков не вызывало радостных чувств.

– Теперь – через дыру в потолке! – сказал Монбар. – А там недалеко и до обеденного стола тафуров. Только боюсь, сейчас место блюда с говядиной займет сам Руши!

По одному, помогая друг другу, они выбрались в пещеру. Следы Симона Руши вели именно туда, куда указывал Монбар. Внезапно впереди раздался душераздирающий крик, который заставил рыцарей и оруженосцев в ужасе отпрянуть.

– Так может кричать только животное, которое ведут на убой! – пробормотал Бизоль, сжимая меч. Он первым рванулся на этот вопль, верный своей привычке всегда спешить на подмогу попавшему в беду. Уже не скрываясь, они помчались на свет в огромной пещере, где и в прошлый раз происходили ритуальные действа тафуров. Как и оказалось, уходя от преследователей, Руши не разглядел расставленных на пути ловушек, которые на сей раз выставили вокруг своих закланий тафуры. Попав в сети, Руши дико и истошно кричал, видя над собой склоненные головы в масках, которые были ему так хорошо знакомы – ведь он сам целых пять лет состоял в этом сатанинском братстве, исповедуя вместе со всеми культ Ваала и Бафомета, считая самым почитаемым знаком три мертвые головы Абуфихамета – арабского Дьявола. Покинув тафуров, уличенный ими в многоженстве и сострадательной любви к пленнице, он скрывался в Труа, пока волею судьбы снова не оказался в их сетях. И теперь его волокли, как еще живую тушу свиньи к дымящемуся котлу, из которого он столь часто вкушал куски человеческого мяса, слизывая кровь с пальцев! Сам Тафур, король мглы и подземного Иерусалима, вновь восседал на своем троне и указывал на него пальцем, на котором блестело кольцо с огромным изумрудом.

– Не-ее-ее-нет!! – истошно орал Руши, бессильный применить свое колдовство, чтобы высвободиться из веревок; руки его были стянуты, а все заклинания мгновенно испарились из помутившегося сознания. Он уже не принадлежал человеческому роду: это было бьющееся в истерике тело, начисто лишенное воли и разума. Когда четверка рыцарей и оруженосцев выскочила в залу, существо, бывшее когда-то всесильным магом и чародеем Симоном Руши, поднятое над булькающим котлом десятками рук, опускалось в кипящую воду. Еще один смертельный крик донесся до зрителей этого страшного действа, а голова Руши, сваренная и безволосая с лопнувшими глазами и сползающей кожей, словно пузырь приподнялась над поверхностью воды. Тамплиеры застыли, не веря происходящему. А король Тафур уже приподнялся на троне и указывал на них пальцем.

– Убейте их! – кричал он. – Возьмите их живыми! Съешьте их печень и сердце!

Около сорока тафуров в масках и с обнаженными клинками накинулись на несчастных. Бизоль и Монбар яростно отбивались от нападавших тафуров. Десять мечей почти одновременно вонзились в тело не успевшего ничего предпринять Аршамбо. Его труп тотчас же поволокли к кипящему котлу и швырнули в воду, туда, где варился сейчас Симон Руши… Несколько тафуров бросилось под ноги к Дижону, сбили его на землю, навалились всей массой, втыкая в умирающего оруженосца клинки и кинжалы. Бизоль, сбрасывая с себя людоедов, не смог пробиться к своему верному Дижону; он отступил к стене, размахивая мечом с такой скоростью, что и первая, и вторая волна тафуров, хлынувших на него, попадали на пол. А Монбар оказался в самом центре залы, и его уже кололи со всех сторон, пробивая кожаный панцирь, и кровь ручьями текла по его телу. Собрав последние силы, Монбар закричал своему другу:

– Бизоль, прощай! – Бросив под потолок свой меч, Андре де Монбар упал на землю. Тафуры на мгновение застыли, следя за полетом меча. В это время, Монбар успел вытащить из карманов приготовленные порошки и соединил их в своих ладонях… Страшный взрыв потряс своды пещеры; посыпались камни; находящиеся рядом с Монбаром тафуры, разорванные в клочья, кровавыми кусками разлетелись в разные стороны. Король Тафур вместе со своим троном был отброшен к стене, медленно сползая к земле, стараясь подняться на непослушных ногах. Его подданные, оставшиеся в живых, подбежали к нему, подняли за руки и понесли к выходу из пещеры. Те же, кто еще оставался возле Бизоля, оглушенные взрывом, раскачиваясь и завывая, пытались как-то удержать великана, который и сам с почти помутненным рассудком, продолжал держать меч и рубить головы тафурам… Когда Бизоль, покончив с этой нечистью, остался в пещере один, он сделал несколько шагов к тому месту, где принял свою мученическую смерть Андре де Монбар. Силы покинули его и Бизоль де Сент-Омер рухнул на землю, потеряв сознание.

Ощущение гула под землей не проходило, пол под ногами продолжал вибрировать и сотрясаться. Маркиз взглянул на де Пейна.

– .Что это? – спросил он.

– Не знаю, – медленно отозвался Гуго. – Но нам лучше покинуть это место. И как можно скорее. Возможно, своим присутствием мы затронули какие-то механизмы, которые оставил непрошеным гостям хитроумный царь Соломон. Или же те, кто охранял его наследство.

– Но мы не можем уйти – вот так, оставив все это здесь! – возразил маркиз де Сетина. – Здесь бесценные сокровища, здесь тайны познания мира! Здесь бессмертие!

– Здесь смерть, маркиз! – поправил его де Пейн. – Уходим, я приказываю вам.

И тут произошел первый толчок, который покачнул Гуго и швырнул на пол маркиза. Казалось, что комната с сокровищами накренилась, а пол поплыл под ногами. Посыпались книги, драгоценности…

– Полезайте! – крикнул де Пейн, бросая маркизу конец веревки. – Быстрее! Мы вернемся сюда потом!

– Нет! Нет! – выкрикнул маркиз. – Я всю жизнь искал эту комнату! Я не могу уйти просто так, не взяв ничего отсюда… Мне надо собрать хотя бы свитки… вот этот… и тот… и этот… Выбирайтесь сначала вы, я – за вами!

– Хорошо! – произнес де Пейн и обхватил сильными руками веревку, быстро стал подниматься наверх. Оставшийся внизу маркиз, ползая по полу, собирал свитки, рассматривая их при свете оставшегося факела, рассовывая их по привязанным к поясу сумкам… Когда Гуго вцепился в края колодца, его подхватили Раймонд и Корденаль и вытащили наверх. Тотчас же последовал второй толчок, и стены колодца затрещали; густая пыль стала подниматься со дна.

– Маркиз! – крикнул в бездну де Пейн, кашляя и дергая за веревку. – Держитесь за ее конец, я вас вытащу!

– Сейчас! Сейчас!.. – донеслось из глубины.

И произошел третий, самый сильный толчок, который отшвырнул де Пейна, Раймонда и Корденаля от края колодца. Казалось, что на них рухнули стены коридора, обвалился каменистый потолок. Страшный грохот затмил сознание. Бездна сомкнулась…

– Беречь бренное тело? А что же тогда делать с душой? – спросил Людвиг фон Зегенгейм, натягивая тетиву. Он не знал, что именно сейчас исполнится то страшное предсказание Симона Руши, сказанное ему год назад: что он смертельно ранит своего друга. Он никогда не верил чародею, и наверное был прав. Но пути Господни неисповедимы!

– Душа наша бессмертна! – весело крикнул ему Виченцо Тропези. И в это время произошел тот первый подземный толчок. Зегенгейм качнулся в одну сторону, Тропези – в другую, а палец уже нажал на спусковой крючок и звенящая стрела вылетела из арбалета. Железный наконечник ее вошел под сердце молодого итальянца, который, еще не понимая что произошло, продолжал улыбаться. Но смертельная усталость уже закрывала его глаза…

Глава X. НАКАНУНЕ РЕШЕНИЯ

Ни молния, ни зной не тронут стебелька

Прижавшейся к земле ползучей повилики,

Во век не поразил сей гнев небес великий

Былинки тоненькой и нежного цветка…

Этьен де ла Боэси

1

Прошло девять дней. Трое мужчин и женщина с выплаканными глазами сидели за длинным столом в главном зале Тампля, украшенном траурными лентами. То были Гуго де Пейн, Бизоль де Сент-Омер, Грей Норфолк и Алессандра. Еще пятеро человек, в молчании застыли возле стен, держа в руках факелы. Раймонд, Корденаль, Гондемар, Христофулос и Джан… Так непривычно было отсутствие шестерых знаменитых тамплиеров, и их пустующие кресла в разных концах стола, вызывали тоску и горечь. Тягостное безмолвие висело в зале.

– Садитесь и вы, друзья! – произнес де Пейн, делая приглашающий жест рукой. Сегодня мы прощаемся с теми, кто был нам так дорог, близок и любим… взгляд его встретился с измученными глазами Сандры. Нет слов, чтобы передать нашу печаль и скорбь. Смерть безжалостна к лучшим из лучших. Прощайте Андре де Монбар, Хуан де Сетина, Виченцо Тропези; прощайте верные Дижон и Аршамбо… Ворота в рай открылись для вас и вы предстали перед Престолом Господа нашего!

Сидящие за столом склонили головы. Печальная тризна по павшим проходила в Тампле, над которым были приспущены знамена Ордена и флажки рыцарей. Многое уже было сказано, но мысли все равно возвращались к тому трагическому дню, который вырвал из жизни героев. Слезы уже были выплаканы, но боль сердца не отступала, как не покинет она никогда тех, кому к несчастью суждено пережить смерть своих любимых и близких. Разговор за столом то затухал, то разгорался с новой силой, то обрывался на неосторожном, ранящем душу слове…

– Нет, не верю! – воскликнул вдруг Бизоль а ударил кулаком по столу с такой силой, что доски прогнулись, а кубки подпрыгнули вверх. После наступившей тревожной паузы, когда все посмотрели на великана, Гуго де Пейн промолвил:

– Его вины в том нет.

И все поняли, о ком он говорит. А мессир продолжил:

– Злой рок направил стрелу в том направлении. Вы же верите в это, Сандра? – и он посмотрел на девушку, которая за несколько дней изменилась так, словно прожила десять лет.

– Да! – тихо ответила она. – И я не виню его. – Потом она добавила: – Виченцо был… такой красивый и… добрый. Он так радовался нашим малышкам! – губы ее дрогнули, но она справилась с волнением, хотя грудь ее тяжело дышала. – И он… уважал Людвига, – впервые имя Зегенгейма было произнесено за столом вслух. – Он был для него, как старший брат.

– Но почему, почему он уехал?! – взорвался Бизоль и вновь грохнул кулаком по столу. Он посмотрел на графа Норфолка: – Почему вы не остановили его?

– Это было невозможно, – негромко произнес Грей. – Нельзя передать, что творилось в его душе.

– И что творится сейчас… – добавил де Пейн.

– Когда он увидел, что произошло, – продолжил Норфолк, мы с Иштваном еле смогли остановить его, чтобы он не наложил на себя руки; не совершил этот страшный смертный грех, которому нет прощения. Зегенгейм был бледен, как полотно. А Виченцо… уже ничем нельзя было помочь. Он умер на руках у Людвига. Потом… Вокруг творилась такая суматоха, все рушилось… Вас не было, лишь к вечеру вы выбрались из под обломков, никто не знал, что с Бизолем и Монбаром… Ужасно! – и граф закрыл лицо руками. Минуту спустя он продолжил: – Людвиг собрался в одночасье. Взял снаряжение, сел на коня. Отогнал от себя Иштвана, но тот все же увязался за ним следом. И я не мог, не мог остановить его! Все мои слова падали в пустоту, он не слышал меня.

– Его надо найти, чтобы вернуть обратно! – выкрикнул Бизоль и вновь занес руку со сжатым кулаком.

– Друг мой, ты сломаешь стол, – мягко обратился к нему де Пейн. – Мы все понимаем, какие невыносимые муки он сейчас терпит. И все ждем его. Но… слово за вами, Сандра.

Девушка посмотрела на тамплиеров, оруженосцев, которые с напряжением ждали ее ответа.

– Да, – тихо произнесла она. – Ведь все мы – одна семья. И когда случайно брат убивает брата, он заслуживает не наказания, а прощения. Как велит нам поступать всемилостивый Бог.

– Завтра же мы отправимся на его поиски, – сказал Бизоль. А граф Норфолк вдруг достал из сумки свернутый холст и протянул Сандре.

– Это портрет Людвига, который я рисовал в тот роковой день, – пояснил он. – Виченцо хотел, чтобы я подарил его ему. Теперь он ваш.

Сандра протянула руку и положила холст рядом с собой.

– Спасибо, Грей, – сказала она. – Надо жить… Надо жить, хотя бы, ради его дочек.

С волнением глядел на нее сидящий рядом Раймонд, и лицо его пылало. Его давнишняя любовь к Сандре, гибель Виченцо, смерть его друга Дижона, – все это переполняло юную душу; а вскоре должно было последовать и еще одно событие, которого ждет недождется каждый оруженосец, и о котором возвестил сейчас за столом Гуго де Пейн.

– Бизоль, – сказал он. – Сандра права: жизнь продолжается. Помнишь, мы хотели, чтобы наши оруженосцы были бы посвящены в рыцари одновременно? Они должны были пройти серьезные испытания, и пять лет жизни в Палестине показали, что они совершили немало достойных поступков и не опозорят рыцарской чести. К сожалению, Дижон мертв, и я скорблю о его смерти вместе с тобой… Будь же, Бизоль, одним из тех, кто возвестит миру о рождении нового рыцаря – Раймонда Плантара!

При этих словах юноша приподнялся с места, неловко опрокинув кубок, но это было простительно в его состоянии: глаза его пылали счастьем.

– Ну, разумеется! – согласился Бизоль. – Готовься, Раймонд. На днях мы совершим этот торжественный обряд. Вот только закончим одно дельце, которое поручил мне Зегенгейм… пока он не вернулся обратно, – и он посмотрел на Норфолка, понимающе кивнувшего головой: они уже договорились о том, куда отправятся сегодняшней ночью.

– Поздравляю тебя, Раймонд! – повернулась к нему Сандра. – И будь счастлив.

Юноша что-то пролепетал в ответ, не спуская с нее глаз. Женская интуиция подсказывала ей, что он думает, и она благодарно улыбнулась ему…

В этот день в Тампль пришло много гостей. Помнившие маркиза де Сетина, Андре де Монбара и Виченцо Тропези шли прощаться с великими тамплиерами. Под вечер появился даже сам граф Танкред, всесильный наперсник короля Бодуэна I. Выразив, соболезнование от всего двора короля, он сказал, что Бодуэн лично хотел посетить Тампль, тем более, что дворец его в двух шагах отсюда, но…

– …Но уже девятый день королю сильно неможется, – конфиденциально сообщил он Гуго де Пейну. – Вы ведь знаете, что иногда он любит переодетым бродить по Иерусалиму, подобно Гарун-аль-Рашиду. Но в тот день, когда погибли ваши друзья, и сам король едва избежал этой участи, попав в какую-то потасовку с пьяными греческими сапожниками. К сожалению, – добавил он, – я не могу уследить за всеми его передвижениями и выставить надежную охрану. Когда-нибудь, это может кончиться трагически… Город наполнен убийцами-ассасинами, а барон Глобшток – сущий идиот, он ловит кошек в темной комнате, где их и быть не может. Кстати, – заметил он, уже прощаясь. – Последняя новость: вчера обнаружен труп графа Рене де Жизора, великого магистра Ордена Сиона, – в развалинах какой-то мечети. Наверное, и здесь поработали ассасины… Поберегите и вы себя, де Пейн! – Ив этих его словах прозвучала не столько забота о мессире, сколько скрытая угроза.

Известие о смерти графа Жизора напомнило де Пейну о недавнем разговоре с тем странным человеком в домике донны Сантильяны. Он понял, что гибель магистра – напоминание ему о тех возможностях, которые таятся в организации, от лица которой выступал Бер. Очевидно, граф Жизор был брошен на жертвенник как отработавшее свой срок животное. Что ж, он не задержится с ответом…

Когда поток посетителей немного схлынул, Кретьен де Труа привел в Тампль двух человек, чье влияние во Франции, да и здесь, в Палестинском королевстве было необычайно велико. Это были сюзерен Гуго де Пейна граф Шампанский, уже несколько недель живший во дворце короля Бодуэна, и молодой граф Фульк Анжуйский, будущий его зять и жених принцессы Мелизинды, испытавший в свое время на турнире в Труа силу и мощь ударов мессира. События во Франции заставили графа Шампанского покинуть страну и переждать опасность в Иерусалиме, надеясь на то, что партия Клода Лотарингского, к которой принадлежал и он с Анжуйским домом, возьмет верх. Но в столицу Палестины его привели и некоторые другие обстоятельства. Орден тамплиеров уже был достаточно хорошо известен в Европе, но его непроницаемая закрытость от посторонних вызывала недоумение. Граф Шампанский чувствовал, что Гуго де Пейн уже стал обладателем тех несметных сокровищ царя Соломона, на которые он почти натолкнулся вместе с его отцом во время того знаменитого похода герцога Буйонского в Святую Землю. Донесения Симона Руши и Кретьена де Труа подтверждали это. Но Руши внезапно исчез… Что же касается Фулька Анжуйского, то он предназначался стать одной из ветвей того древа, которое должно было вскоре взметнуться над всей Европой, включая и Палестинское государство. И Орден тамплиеров был бы самым мощным корнем его.

Уединившись вместе с Гуго де Пейном в одной из отдаленных комнат Тампля, граф Шампанский несколько озадачил его неожиданным предложением:

– Согласен ли ты, мой дорогой крестник, отплатить мне откровенностью за откровенность?

– Я внимаю вам, граф, – коротко ответил де Пейн.

– Хорошо. Я верю твоему слову, – граф Шампанский тотчас же перешел к сути того дела, которое привело его в Иерусалим. – Сейчас ты узнаешь тайну, в которую посвящены немногие. Речь идет о династии Меровингов, исчезнувшей с убийством короля Дагоберта II пять веков назад. Но род этот не прервался с его смертью. Его сын Сигиберт был спасен и тайно вывезен в окрестности Нарбонна. Он воспитывался в Лангедоке, возле селения Ренн-ле-Шато. Шли годы, десятилетия, а семя Меровингов – легендарных и истинных королей Франции бережно охранялось. Более того, наследники Дагоберта скрестились с ветвью герцогов Лотарингских, с которыми находимся в родстве и мы, графы Шампанские, а также и графы Анжу и Мена. Я опущу детали, чтобы не утомлять тебя в этот скорбный день похорон твоих друзей. Скажу лишь одно: герцог Годфруа Буйонский, ставший первым королем Иерусалима – прямой потомок Меровингов, и избрание его на престол – высшая справедливость, которой в немалой степени способствовал и я. Что же дальше? Ты знаешь, как я относился и отношусь к Людовику IV, этому узурпатору на троне. Теперь наша цель – моя и моих друзей вернуть Франции истинного монарха – наследника Меровингов.

– Кто он, и кто ваши друзья? – спросил Гуго де Пейн.

– А вот этого я пока не могу тебе сказать, – улыбнулся граф Шампанский. – Придет время – и ты узнаешь. Согласен ли ты помочь нам?

– Каким образом?

– Сейчас, не торопись с ответом. Сначала ответь: как близко ты подошел к поискам наследства и сокровищ царя Соломона? – напрямую спросил граф, глядя в глаза Гуго. – Уговор был: откровенность за откровенность. Я знаю, что твой отец перед смертью не мог не рассказать тебе о них. Что же ты молчишь?

– Хорошо, – произнес де Пейн. – Слушайте.

И он рассказал графу Шампанскому все то, что он видел в загадочной комнате в глубине колодца, где покоился теперь прах маркиза де Сетина. Не упомянул он лишь о чудесной Чаше, чувствуя, что даже если он и захочет сказать кому-либо о ней, уста его неминуемо сомкнутся.

– Я предполагал, я догадывался! – воскликнул граф Шампанский, теребя черную бородку. – Я знал, что именно ты сделаешь это! Господь Бог отметил тебя – и никто другой из всех живущих на земле людей, не справился бы с этой задачей. Мне бесконечно жаль, что при этом погиб твой друг маркиз де Сетина, и умер мой любимец Андре де Монбар. Но ушедших уже не вернуть. Теперь слушай… Гуго, в твоих жилах также течет кровь Меровингов, смешанная с кровью выходцев из Палестины – вот почему тебя должно было тянуть сюда, вот почему именно ты набрел на те сокровища, которые по праву принадлежат этому роду! Ты знал это? – воскликнул граф, не видя удивления в глазах де Пейна.