Текст книги "Великий магистр"

Автор книги: Октавиан Стампас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 43 страниц)

– Ну, хорошо, а потом? – спросил барон Бломберг. – Не думаешь же ты, Людвиг, что численность гарнизона останется для султана тайной? Это при том, если нас не уничтожат в первый же день наступления.

– На то последуют шаги, о которых говорить пока преждевременно, – вмешался Гуго де Пейн. – Сейчас главное – упредить противника, не дать ему завладеть инициативой в нанесении первого удара. Прикажите подать огня, – обернулся он к покрывшемуся испариной Гонзаго. – Боюсь, мы не разойдемся до утра, пока не выработаем план действий. Мне кажется, что завтрашний день – последний срок, который отпущен нам великодушным правителем Египта, и мы не имеем права не воспользоваться им в полной мере.

– И перестаньте, черт возьми, трястись! – добавил Бизоль, насмешливо глядя на коменданта крепости.

Ранним утром, когда восток лишь чуть заалел розоватым светом, а раскинувшиеся по ту сторону горы Синай многочисленные шатры египетского войска покрылись жемчужной росой, началась невиданная по своей смелости во всей истории войн операция, подготовленная в эту тревожную ночь Гуго де Пейном и его соратниками в штабе крепости Фавор, когда меньшая сила отважно атаковала большую, превосходящую ее более чем в сто раз! Это походило на нападение христианского Давида на мусульманского Голиафа. Сражение хрупкого юноши с мускулистым великаном. И произошло это лишь за несколько часов до того, как командующий объединенными силами султан Исхак Насир, также не спавший всю ночь и решавший с принцем Санджаром и другими военачальниками вопрос о времени выступления, должен был отдать приказ перед войском: «На неверных!», и, выхватив изогнутый полумесяцем меч, указать им в сторону Палестины. Накануне лазутчики донесли, что к крепости Фавор подошло христианское войско, какой численностью – неизвестно, поскольку в наступивших сумерках произвести точный подсчет было невозможно. Но вряд ли оно было достаточно велико. Уточнение решили отложить до следующего дня. Горячий принц Санджар, в чьем тщедушном, болезненном теле таилась огромная жизненная сила, помнил о нанесенной ему обиде под крепостью Керак. На военном совете в шатре султана Насира, покусывая от волнения губы, он предложил не задерживаться возле Фавора, а зажать всех христиан в крепости, словно загнать сусликов в их нору, оставить несколько тысяч на страже и двинуть тотчас же основную массу дальше. Кутаясь в шерстяную накидку, испытывая постоянный озноб, он настойчиво требовал начать выступление немедленно, не дожидаясь нового донесения лазутчиков. Даже лучше – что к христианам подошли новые части, все они не успеют разместиться в крепости – тем легче можно будет их уничтожить возле Синая.

– Куда торопиться? – отвечал ему пытавшийся выглядеть грозным султан Насир – он еще не освоился до конца с ролью всесильного правителя Египта. – Или ты, брат мой, боишься, что облако покроет наших врагов и нам не с кем будет сразиться? Дай же нам совершить хотя бы утренний намаз… Подождем до полудня, когда – как советуют нам наши ученые медики – кровь людей и животных замедляет свой бег по жилам, и они впадают в состояние покоя. Тогда мы и ударим по погрузившимся в дрему врагам.

– Скорее, в дрему впадут наши воины, – пробормотал Санджар. – Нельзя столько времени держать солдат на привязи. Даже собаку следует время от времени спускать с цепи.

– Я разделяю твои чувства, но давай подождем еще пять часов. Не спеши – а то попадешь в смешное положение, как та обезьяна, пытавшаяся съесть два банана сразу и так и не решившая, какой из них лучше.

Принц Санджар побледнел, сжав от гнева губы, а египетские военачальники тихонько засмеялись шутке своего султана.

– Что там за шум? – спросил вдруг Исхак Насир, прислушиваясь к доносящимся снаружи голосам. Один из его приближенных тотчас же вышел из шатра. Через некоторое время он вернулся и взволнованно сообщил:

– Великий султан! На твоем левом фланге смятение! Подлые христиане на рассвете обошли гору Синай и их конница давит спящих сынов Аллаха!

– Проклятье! – вскричал султан Насир, вскакивая с коврика; следом за ним повскакали и другие военачальники, лишь принц Санджар презрительно остался сидеть, еще плотнее завернувшись в свой белый, верблюжий плед.

– Кто бы мог подумать! – насмешливо бросил он.

– Не время упрекам! – взглянул на него султан. – Мы погоним их обратно и на плечах безумцев ворвемся в Фавор! Киньте на помощь моих мамлюков…

– Боюсь, все не так просто, – покачал головой Санджар.

Он оказался прав: через полчаса пришло известие, что конница христиан атаковала позиции египтян и на другом фланге, обойдя Синай справа. Словно железными клещами они обхватили Син-аль-Набр, где располагались войска султана, сдавливая захват, как бы пытаясь расколоть попавший в них орех. Натиск их был столь стремителен и неожидан (выставленные часовые возле селения были бесшумно вырезаны – о чем позаботились специально натренированные Гораджичем разведчики), что растерявшиеся, сонные, объятые ужасом египтяне почти не оказывали никакого сопротивления, спасаясь бегством, выдавливаемые клещами из Син-аль-Набра. Лишь сельджуки Санджара и конница мамлюков встала стеной на пути рыцарей, пытавшихся овладеть сердцевиной селения, где находились главные шатры командования противника. Горестнее всего мусульманину принять смерть, не вознеся предрассветную молитву Аллаху; и как бы ни было это жестоко, но де Пейн учел и это обстоятельство, зная, что облегченный от греха арабский воин гораздо смелее в бою, нежели не покаявшийся на молитвенном коврике. Пустив в обход Синая пятьсот рыцарей с Людвигом фон Зегенгеймом, он возглавил вторую полутысячу, направившись с другой стороны горы на Син-аль-Набр. Смелая акция, проведенная почти без подготовки, принесла яркий успех: в течение двух часов рыцари били, давили и гнали египтян, ливийцев и эфиопов, стоявших в передних рядах лагеря, производя впечатление многотысячного войска, свалившегося на мусульман с небес. И если бы не отборная гвардия султана – наемники-мамлюки, да не закаленные в боях с рыцарями сельджуки Санджара, то вполне возможно, что попавший в клещи де Пейна орех Насира был бы с треском расколот, а скорлупа от него полетела бы в разные стороны. Лишь на исходе второго часа, арабы наконец-то разглядели, что силы противника не столь уж велики, а больший вред приносит устроенная ими самими давка и паника на узких улочках Син-аль-Набра. Немало народа побили и яростные мамлюки, пытаясь остановить новобранцев султана. Но и де Пейн не стал больше рисковать и не дал втянуть себя в длительный бой, который был бы только на руку приходящему в себя противнику. Две колонны – его и Людвига фон Зегенгейма – едва не встретились в центре Син-аль-Набра, но уже достаточно хорошо слышали друг друга. Послав Виченцо Тропези и Раймонда Плантара к немецкому графу, ужами проскользнувших мимо не пришедших в себя арабов, мессир приказал тому организованно отступать; точно так же поступил и он сам, уведя колонну за гору Синай. Оба отряда, понеся минимальные потери, с триумфом вернулись в крепость Фавор…

В своих расчетах Гуго де Пейн оказался прав: еще целых две недели египтяне не могли опомниться от страшной атаки, подсчитывая убитых и раненых. И хотя распаленный гневом султан Насир, нещадно иссекая плетью своих бежавших воинов, рвался в бой, но теперь уже более благоразумный принц Санджар попридерживал царственного собрата. Он чувствовал, что наскоком взять крепость и победить рыцарей нельзя – они могли приготовить еще много ловушек. Кроме того, в одном из блещущих доспехами рыцарей, наступавших с правого фланга и почти пробившихся к султанскому шатру, его сельджуки узнали его старого обидчика – «Керакского Гектора» Людвига фон Зегенгейма. Разведка Умара Рахмона подтвердила: да, в крепость Фавор прибыли тамплиеры, о которых уже был наслышан весь Восток – об их невероятной, безрассудной храбрости и чудовищном везении. Каждый из них стойл десятка, а то и сотни воинов. Поговаривали даже о том, что эти проклятые тамплиеры попросту неуязвимы, а в запасе имеют, как кошки по девять жизней. Санджар не обращал внимания на подобную чепуху, но наученный горьким опытом сделал все, чтобы внушить султану мысль не торопиться со штурмом Фавора.

Но две недели передышки пришлись как нельзя кстати и Гуго де Пейну. На дальних подступах к крепости были спешно сколочены сторожевые вышки с подготовленным на случай появления египтян хворостом. При их приближении должен был запылать костер и своим дымом известить защитников Фавора о неприятеле. Непонятное, уродливое, созданное из дерева и каменных глыб сооружение выросло на самой горе Синай, прилепившись к ее боку, метрах в трехстах от крепости и значительно выше ее по уровню моря. Построено оно было за четыре дня под руководством маркиза де Сетина, показавшего, что он умеет не только разрушать старые фундаменты, но и строить подобные, совершенно нелепые с виду, и даже отвратительные конструкции. Чудище было названо цитаделью и могло вместить до тридцати человек. Цель ее возведения была не ясна не только затаившимся на склоне горы арабским лазутчикам, но даже самим защитникам Фавора. А комендант Гонзаго, взявший себя в руки после блистательного успеха в первый же день прибытия де Пейна, всякий раз, когда взгляд его ненароком останавливался на выросшем наросте, с проклятиями плевался в сторону цитадели. Дежурили в ней постоянно лишь сами тамплиеры, либо их оруженосцы, охраняя привезенное Андре де Монбаром секретное оружие.

Сам же Монбар удивил Гонзаго еще больше: с сотней солдат он ископал всю площадь возле крепости в радиусе полмили, покрыв ее маленькими отводными канавками, соединяющимися между собой и напоминающими миниатюрный лабиринт. Наполнив канавки каким-то порошком, он велел вновь засыпать их песком, а все пространство приобрело прежний вид.

– И что дальше? – недоуменно спросил Гонзаго, ходивший по пятам за Монбаром.

– Дальше – тишина… – туманно ответил рыцарь-алхимик, приложив палец к губам. Комендант вновь плюнул и, повернувшись, зашагал прочь. По дороге ему встретились Бизоль де Сент-Омер и Роже де Мондидье, верхом, разматывая на ходу гигантскую пеньковую сеть, держа ее за оба конца. Сеть была столь длинна, что ею можно было перегородить весь Иордан и выловить всю рыбу в его водах.

– Ну а это-то зачем? – воскликнул Гонзаго, сам чуть не угодив в ее ячейки.

– На уху потянуло! – уклончиво отозвался Бизоль, приподнимая сеть над головой коменданта, а Роже подмигнул ему единственным глазом и добавил:

– Что-то мы все без рыбы, да без рыбы… Так и умереть можно!

На что Гонзаго, прекратив ломать голову над загадками тамплиеров, махнул рукой, не забыв плюнуть еще раз.

3

Все тамплиеры и их оруженосцы отныне жили в построенной маркизом де Сетина цитадели. Три раза в день из крепости сюда доставлялась горячая пища, за которой ходили слуги Бизоля и его любимый повар Ришар, с которым он не расставался даже во время длительных походов; руководство же всем хозяйством и бытом рыцарей взяла на себя неутомимая, энергичная супруга Виченцо Тропези, Алессандра. Она уже давно стала своим человеком в Ордене, заботясь о тамплиерах, как о старших братьях. Сандра поправилась после падения с лошади, а страшная тень Чекко Кавальканти, сгинувшего в лепрозории, из которого, как правило, не было возврата, больше не витала над ее головой. Дева-воительница оказалась надежным спутником в путешествиях, и ни разу никто из рыцарей – ни словом, ни жестом, не позволил себе какую-либо вольность по отношению к ней. И лишь один человек, оруженосец Гуго де Пейна Раймонд Плантар, ровесник Сандры, в разговоре с нею постоянно краснел, как маков цвет, отводил взгляд и торопился уйти. Причина этого была ясна; но Виченцо не ревновал супругу к юноше, а сама Сандра лишь подразнивала его, со свойственной каждой женщине кокетством. От ее насмешливых слов бедный Раймонд смущался еще больше, а лицо приобретало вообще непонятно какой цвет: от серо-бурого до желто-лилового; заикаясь, он забивался в какую-либо щель цитадели, следя затравленными глазами за амазонкой.

Внутри цитадели было сооружено несколько комнат-перегородок, оружейный склад, где хранились копья, луки, стрелы, мечи, амуниция рыцарей, ящики Монбара с взрывчатыми веществами, а основное пространство освобождено от посторонних предметов для удобства стрельбы через бойницы и окна. Все подступы к цитадели хорошо простреливались, напасть же на нее сверху могли только дикие обезьяны, рискуя свалиться на острые камни у подножия Синая. Но возле самой цитадели был вход в заросшую кустарником пещеру, которую обнаружил маркиз де Сетина. Это-то и определило его выбор места строительства. Исследовав пещеру, он убедился, что она имеет два выхода; второй – к которому надо было продвигаться ползком, – открывался метрах в трехстах, спускаясь к подножию горы, за крепостью Фавор. В самой пещере имелось несколько переходящих друг в друга подземных залов, со свисающими со сводов прозрачными сталактитами, отражающимися в озерцах с низкими берегами, на которых отпечатались следы неведомого маркизу животного. Что за зверь с уродливыми, вывороченными набок лапами обитал в темных, ледяных водах пещеры? И ему ли принадлежали те клокочущие, тоскливые звуки, доносящиеся из недр пещеры, похожие на клич болотной выпи? На эти вопросы не мог ответить даже такой знаток природного мира, исследовавший все земли и формы жизни, как Милан Гораджич. Спустившись вместе с маркизом к подземным озерам, он долго рассматривал следы зверя на глинистом берегу, поднося к ним мечущееся пламя факела, пока смущенно не признался, что определить их хозяина не в силах.

– Что-то… грозное, – пробормотал он, отступая от берега. И будто в ответ на эти слова своды пещеры содрогнулись от мощного удара по воде: фонтан брызг окатил маркиза де Сетина и Гораджича, чуть не потушив их факелы. Они даже не могли разобрать – что же это было? Высунувшееся из воды туловище чудовища? Или яростный удар его хвоста? Оба рыцаря поспешили наверх, к выходу, не искушая напрасно судьбу.

Все ясно понимали, что появления египтян следует ожидать со дня на день. Но благодаря полученной передышке, к встрече неприятеля все было подготовлено: ловушка Андре де Монбара должна была обязательно сработать. Рыцарь-химик только молил Бога, чтобы не хлынул дождь, не размыл приготовленную им смесь, – тот состав «греческого огня», над производством которого он славно потрудился за последние месяцы.

И вот наступил час, когда дым со сторожевых вышек известил о приближении головных отрядов врага. Султан Насир и принц Санджар решили наступать на Фавор так же, как две недели назад атаковали Син-аль-Набр рыцари Гуго де Пейна – с двух сторон, обойдя гору Синай. Около десяти тысяч египтян ворвались в долину Фавора с запада, и не менее шести тысяч сельджуков – с востока, сотрясая небесные своды воинственными криками! Подобно ненасытной, кровожадной саранче они приближались к крепости, смяв по пути брошенные сторожевые вышки и преследуя отчаянных смельчаков, вызвавшихся заманить неприятеля как можно ближе к крепости.

Тамплиеры наблюдали за жуткой картиной нашествия несметных полчищ с высоты цитадели. Два грозных потока мчались к Фавору; казалось, еще мгновение – и на его месте образуется бурлящее море. Тысячи людей растянулись на сотни метров, охваченные жаждой смерти, стремящиеся к самому отвратительному порождению дьявола. Ужасное зрелище завораживало, тяготило и притягивало взгляд.

– Если бы вы смогли изобразить эту людскую муку на холсте! – произнес Гуго де Пейн стоящему рядом графу Норфолку.

– Такое вряд ли под силу простому смертному, – мрачно отозвался Норфолк, сжимая меч. – Кроме того, с некоторых пор я охладел к живописи.

– Значит ли это, что вы сделали свой окончательный выбор? – спросил Гуго, взглянув на воина, чье лицо украшали уже несколько шрамов, полученных им в последних сражениях.

– Как видите, – усмехнулся Грей. – Я убил в себе художника. И не жалею о том.

– Жаль, коли причиной тому оказался я, – с горечью проговорил де Пейн, чувствуя укоры совести. Внимание их вновь привлекли события внизу, возле крепости. Ворота за смельчаками, успевшими проскочить в Фавор, захлопнулись, а два бурных людских потока слились в один, образовав громадное кольцо вокруг крепостных стен. Тучи стрел поднялись в воздух и посыпались на защитников.

– Несладко сейчас Гонзаго и Бломбергу, – пробормотал Зегенгейм, всматриваясь в сражение. Впрочем, сражения и не было – был бешенный натиск на крепость, которая неминуемо должна была рухнуть под этой мощью. Словно ощущая это, тамплиеры посмотрели на Андре де Монбара, от которого зависел сейчас исход сражения: удастся ли ему высечь искру победы из своего «греческого огня»?

– Настал ваш звездный час, – обратился к нему Гуго де Пейн. – Действуйте, Андре! И да поможет вам Бог…

Неприметный и неразговорчивый рыцарь коротко кивнул головой и поспешил к выходу из цитадели. Сквозь бойницы и окна тамплиеры наблюдали за его движениями. Вот он ящерицей скользнул мимо зарослей кустарника, прижался к наваленным камням, пополз вниз. Через несколько минут, незамеченный, он спустился к подножию Синая, укрывшись за громадным валуном. В это время, часть сельджуков, следуя приказаниям Умара Рахмона, указывающего рукой на цитадель, принялись осыпать ее стрелами. Сотни три воинов закружились на лошадях возле склона, задирая головы, размахивая копьями, высматривая в цитадели противника. Гуго приказал открыть ответную стрельбу из луков, чтобы отвлечь сельджуков, и дать Монбару возможность закончить свое дело. Но Монбар даже не мог высунуть голову, иначе, кружившиеся возле валуна всадники непременно увидели бы его. Они топтались метрах в пяти от его укрытия.

– Я спущусь и уведу их! – хмуро сказал Бизоль, подхватывая свой огромный щит, который не смогли бы поднять два обычных человека. Де Пейн молча кивнул ему, отправив следом Роже де Мондидье и князя Гораджича. Три рыцаря, с разных сторон горы стали спускаться вниз к завизжавшим от восторга сельджукам.

– По сотне на каждого… – пробормотал Зегенгейм, усмехнувшись.

– Как сказал бы князь Василько – лепота, – согласился Гуго де Пейн. – Кажется, дело двинулось…

Три рыцаря, стоя на возвышении и укрывшись щитами, приняли на себя основной натиск сельджуков, а тем временем Андре де Монбар выскользнул из-за валуна с горящим факелом и метнулся к заложенному им заряду, который соединялся через выкопанные канавки со всей его горючей смесью. Брошенное одним из сельджуков копье вонзилось ему в ногу, пробив голень, три стрелы вонзились в кожаный панцирь на спине, но рыцарь, падая, бросил факел в нужное место. Тотчас же вспыхнуло адское пламя, отсекая его от метнувшихся к нему сельджуков. Огонь понесся по полю, взрывая канавки, ручейками растекаясь по разным направлениям. Там, где лежали мощные заряды – раздавались взрывы, разбрасывая в стороны лошадей и людей. В одно мгновение все пространство вокруг крепости Фавор было охвачено пламенем! Полумильная зона заполыхала, словно стог сена, оставляя лишь небольшие квадратики – чистые от огня, как бы клеточки шахматного поля. Но и на этих клеточках невозможно было укрыться от гари и дыма: обезумевшие кони метались в них, бросаясь в огонь, сгорая заживо. И это был не простой огонь… Люди, падая в песок, крича от ужаса и боли, не могли сбить с волос и одежды пламя – его было невозможно потушить! Попав на кожу, огонь пожирал ее всю, поджаривал мясо, добирался до костей – и мечущиеся люди горели, словно страшные факелы. Стоны, крики, вопли о помощи неслись со всем сторон. Те сельджуки и египтяне, которые не попали в зону «греческого огня», в ужасе остановились возле бушующей черты, не в силах ничего сделать, чтобы помочь своим товарищам. А те сгорали заживо, проклиная и себя, и своих правителей, и небо…

– Боже мой! – прошептал де Пейн, не в силах оторвать взгляд от дьявольской картины – словно разверзнувшегося перед ним ада. – Я не думал, что это будет так страшно…

То же чувство охватило и других тамплиеров, прильнувших к бойницам. К цитадели поднимались три рыцаря, почерневшие от гари и копоти; Бизоль нес на руках раненого Андре де Монбара. Гораджич и Роже постоянно оглядывались, укрывшись щитами – теперь уже не от стрел и копий, а от разбрасываемых повсюду сгустков смертоносного «греческого огня», защищая спину шедшего впереди товарища, и самого создателя этого сатанинского пожара. Нападавшие на них сельджуки умчались вдоль подножия горы, вырвавшись из зоны поражения, присоединились к основным войскам князя Санджара, который горестно воздевал вверх руки, глядя на гибель лучших своих воинов. А на другом фланге султан Исхак Насир, отрезанный от мамлюков огнем, безучастно смотрел на живые факелы, бывшие когда-то его воинами; губы его шептали проклятья христианам, а глаза все больше темнели от гнева. Победа, казавшаяся столь близкой, сгорела в чудовищном пламени. «Греческий огонь» Монбара поглотил несколько тысяч мусульман. Через час султан Насир и князь Санджар увели свои войска обратно к Син-аль-Набру. Но еще до позднего вечера на гигантском кладбище продолжало полыхать пламя, от которого не было спасения ни живым, ни мертвым…