Текст книги "Проклятие знания (СИ)"

Автор книги: Оксана Керис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

Глава 15. Назвать своим именем

В качестве своей условной базы Темный Лорд выбрал поместье Розье. Хозяева были бы счастливы видеть гостем своего драгоценного предводителя… но вот свите радоваться мог только полный сумасшедший. Постоянно у Розье жил Петтигрю, Джагсон и Руквуд. Двое первых бесили, кажется, даже самого Лорда, а Август бесил только Долохова.

Сам Антонин жил у Лестрейнджей. Да, поместье заброшено и единственный домовик едва ноги передвигает, но это не хуже Азкабана. Кроме того, сотрудники Министерства не смогли обыскать дом – Лестрейнджи поднимали защиту перед своим арестом – так что та же библиотека осталась в полной сохранности. Именно там Антонин и проводил большую часть свободного времени, выходя наружу лишь для поисков еды и выпивки. Стыдно признаваться, но сейчас он был похож на хрестоматийного русского – вечно пьяный, заросший и всех ненавидит. Особенно Августа Руквуда.

Руквуд был хитер, даже в Азкабане он оказался из-за совокупности двух пунктов: его сдал Каркаров и его ненавидел Крауч. Если бы первый не отдал воспоминания, а второй не усердствовал, то Руквуда бы откупил кто-то из пожирателей. Четырнадцать лет в тюрьме повлияли на него не так сильно, как на тех же Лестрейнджей. Да, у Августа не было за плечами сильного рода и защиты… но он все же был темным. Практикующим. По мнению самого Антонина – больше хвастуном, но на безрыбье, как говорится…

Это было даже иронично – приспешников Волдеморта все сплошь считали темными магами… а из темных здесь, не считая самого Лорда, был только Долохов, с пробелами в памяти из-за чистки родственничков, да самоучка-Руквуд, на удивление неплохо справляющийся с этими искушениями. Настолько неплохо, что еще во время войны ходили сплетни о его родстве с Блэками… но темные своих не бросают, так что это крайне маловероятно. Все остальные, даже если и имели в своем роду темных магов, не хотели рисковать психикой ради этой силы. Лестрейнджи, например, имели огромную библиотеку темномагических фолиантов, но даже не начинали тренировки.

Август постоянно строил какие-то планы: то по захвату министерства, то по поимке Поттера, то еще по чему-нибудь маловыполнимому. Пожирателей мало. Блэк закручивал гайки так, что Лестрейнджи бы подохли с голоду, не будь у них едва живого домовика. Этот ветеран домашней службы дождался хозяев вообще неведомым образом, а сейчас ходил за покупками сам, напяливая каждый раз простынку без гербов. Выйти из дома иначе было практически невозможно – все торговые точки охранялись аврорами, без шума от них не уйдешь… а шуметь было категорически запрещено. Блэк в Министерстве сражался за каждую вводимую жесткую меру, давать ему повод для установления военного положения не хотел никто.

И именно из-за действий Блэка появилась у Руквуда очередная гениальная мысль: убить их основную проблему. В отношении министра магии у Волдеморта не было пунктика – его мог убить любой, но кто рискнет выйти против Блэка? Глава рода, темный маг, его теперь еще и министерская защита сопровождает. Но тут Руквуд вспомнил, как много среди изгоев общества темных магов… Семьи, которые веками живут где-то на уровне городских крыс просто из-за нежелания покоряться законам Темной Ложи. Таких темных самоучек не трогали до тех пор, пока их действия укладывались в нормальное поведение магов. Хочешь практиковать – просто держи себя в руках и убирай за собой сам. Ложа занималась, за некоторыми исключениями, только сорвавшимися и теми энтузиастами, которые убивали десятками. Поэтому большая часть наемных убийц – темные маги. Познания у них слабенькие, их ненавидят как обыватели, потому что темные, так и свои же, потому что те занимаются какой-то ерундой.

Но эту дурацкую затею – найти убийцу среди темных наемников – Волдеморт неожиданно поддержал. А так как Руквуд не мог похвастаться широкими познаниями в расположении злачных мест Европы, то с ним направили Долохова.

Они обошли уже три бара, где в теории можно было найти наемного убийцу, но результат оставался прежним: никто не брался за такое дело. Руквуд разливался соловьем, обещал золотые горы и дальнейшее убежище в Великобритании… но все смотрели на него, как на идиота. Идиотом, впрочем, он и являлся. По крайней мере, в данном случае.

– Не может такого быть, чтобы не нашелся… подходящий профессионал, – высокомерно заявил Август, пока они допивали свои напитки в Мюнхене.

Из-за постоянно ощущения опасности Антонин даже временно перешел на пиво. Тем более в Мюнхене оно было недурственным даже в настолько ужасном баре.

– Не найдется, – убежденно сказал он.

Руквуд недовольно зыркнул на Долохова, но промолчал. Он был уверен в успехе, а упадническое настроение в кои-то веки трезвого русского выводило из себя.

– Но зато скоро найдут нас, – так же мрачно добавил Антонин.

– Мы здесь со всеми на равных, – прошипел Август. – Тут кругом сплошные темные маги, нелегалы и наемники.

Долохов покачал головой. Убедить самоуверенного англичанина невозможно, но на деле положение у них не самое лучшее.

– Темные маги – это очень тесное сообщество. В Европе их гнобили веками, они свое право на жизнь оплатили кровью, – пробубнил Антонин общеизвестную истину.

Руквуд зло прошипел:

– Что-то я не заметил, чтобы за смерть того же Регулуса кто-то мстил. Даже мы не знаем, кто его в итоге убил. И никто даже не почесался.

Долохов снова покачал головой:

– Одно дело – второй сын отошедших от дел Блэков. Другое – глава возрождающегося рода, магистр Темной Ложи и Министр Магии. Его убийство будет слишком заметно и за него отомстят члены Темной Ложи. Они будут в своем праве. Знаешь, почему никто не убивает действующих магистров? Потому что в таком случае эти затворники перестают притворяться добродушными учителями и исследователями, они с радостью выпустят по следу всех своих боевых магов. А те очень скучают без возможности кого-нибудь проклясть.

Руквуд упрямо поджал губы. Он не верил в неуязвимость Блэка. Но Долохов знал наверняка – магистра трогать не будут. Обычно право мести имеют лишь члены семьи, как было и в случае гибели Регулуса. Вроде бы Вальбурга даже пыталась разобраться в этом… но магистр – это член семьи для Темной Ложи. Убить его в честной дуэли, по собственным убеждениями и нуждам – это одно. А вот наемного убийцу не пощадят. Не любят Темные таких. Просто не любят.

Но Руквуд считает себя самым знающим в темных делишках. После Волдеморта, разумеется. Поэтому он одним глотком допил свое пиво и поднялся с места. Следующий город и следующий дрянной бар на окраине уже ждал их.

* * *

Разумеется, наемного убийцу найти не удалось. По этой причине Долохов старался не попадаться на глаза Темному Лорду – испытывать на себе Круциатус ему не хотелось. Отсиживался у Лестрейнджей. В принципе, братья были еще относительно вменяемыми. Не без проблем с головой, конечно. Но кто будет нормальным после стольких-то лет в Азкабане?

А сегодня и вовсе случилось небывалое – Рудольфус пришел в библиотеку, куда до этого заглядывал всего-то пару раз. Завалился в кресло напротив Антонина, блаженно вытянул ноги. Долохов постарался сдержать недовольство: все же это не его дом, не его библиотека и место у камина тоже ему не принадлежит.

– У тебя дети есть? – внезапно спросил Лестрейндж.

Долохов недоумевающе посмотрел на него. Непонятна причина вопроса, а еще немного пугает – неужели что-то узнал?

– Ты выглядишь как человек, у которого есть цель, – охотно объяснил свое поведение Рудольфус, заметив секундную заминку. – И какая может быть цель у изгоя собственной семьи? Не любовница – ты бы просто не смог найти ее сейчас. Не какое-то дело – ты до безобразия апатичен. Остаются только дети. Помнится, во время войны ты жил отдельно, не шибко-то любил наши соберушки… наверняка кто-то был. Да не смотри так на меня, мне тебя выдавать смысла нет. Мы с тобой повязаны. Ты-то просто с нами за компанию ходил, а мы с братом Малфоя выкрали.

Кража Малфоя, разумеется, не прошла незамеченной, но вот найти виновного Волдеморту не удалось. Магические следы братья подчистили, память свою защитили. И сдать их мог только Антонин. Поэтому он, в некотором роде, им доверял.

– Есть. Должен быть мальчик, – признался Антонин. – Я не видел его рождения: как только понял, что ребенок будет магом – сразу ушел. Так безопаснее.

Рудольфус кивнул. Логично, что ребенок – полукровка. И вот уж у маглов сразу видно – будет ли ребенок магом, или нет. Если вокруг беременной начинает твориться что-то магическое – однозначно ребенок бушует. Уйти заранее, до того, как факт интрижки раскрыли, весьма неплохое решение для того времени.

– Сколько ему? – улыбнулся Рудольфус.

– Пятнадцать, – честно ответил Антонин.

В конце концов, это единственное, что он знает о мальчике наверняка. Мог бы, конечно, просто поискать ребенка среди учеников Хогвартса… но предпочитает сам не знать, так меньше шансов выдать.

– Ровесник… Одри…

Тут Рудольфус замолчал. Ему было стыдно вспоминать о единственной дочери. И еще что-то щемило в груди. Он наверняка вообще не имеет права называть себя отцом. Белла хотя бы не знала, что ее ребенок родился живым…

– Как так получилось, что ты отдал своего ребенка? – хмыкнул Долохов. – И не смотри так. Я видел, что ты вырезал ее фотку из газеты. Если было бы плевать – даже не посмотрел бы.

Рудольфус нахмурился. Ну да, не плевать. Но и оправдания его… недостаточно весомы.

– Я не стал противиться воле отца, – медленно, отделяя каждое слово, сказал он. – Нам была нужна Белла, по контракту она могла развестись после рождения ребенка. Мальчик оставался нам, девочка отходила бы Блэкам. У нас в семье редко рождались девочки, плюс нередко рождались близнецы, так что до свадьбы все были уверены, что Белла останется с нами надолго… Белла и ее огромное приданое.

Антонин хмыкнул. Деньги правят миром, что сказать.

– Кроме того – девочка родилась в мае, хотя должна была появиться на свет в августе, – так же тяжело продолжил Лестрейндж. – Не было ни магических выбросов, ни каких-либо признаков, что она родилась ведьмой. И… я поверил отцу. Знаешь же, что иногда, если ребенок сразу рождается сквибом, он может погибнуть в насыщенной магической атмосфере поместья?

Долохов кивнул. В России проблемой сквибов занимаются всерьез, но все равно далеко продвинуться не удалось – уж слишком много тут нюансов.

– И ты нашел себе оправдание в том, что ты спасаешь девочку? – печально улыбнулся Антонин.

Рудольфус кивнул. Да, он оправдывал свой поступок именно этим. Ну и еще тем, что он не хотел ухода Беллы. Не сказать, что он был влюблен в нее. Но она ему нравилась. Да и кому может не нравится Белла Блэк? Яркая, смелая, острая на язык. Она выбивалась из толпы одинаковых английских леди. Слишком непохожая на всех. Отец, быть может, и хотел этого брака из-за денег, но сам Рудольфус ухаживал за Беллой без каких-либо меркантильных планов. И был счастлив жениться на ней.

– И как тебе жилось все эти годы? – уловил суть проблемы Антонин.

– Как-то не очень, – честно признался Рудольфус, – а когда узнал, что она все же стала ведьмой…

Тут он поморщился. До того, как Сириус вытащил Беллу из Азкабана, она успела высказать мужу все, что она думает о нем, его семье и их порядках. Так Рудольфус узнал, что его дочь не была сквибом. В тот день дементоры с удовольствием заходили в его камеру – судя по всему, ужин пришелся им особенно по вкусу.

Кроме того, от Беллы девочка унаследовала только порывистый характер и буйные кудри. В остальном была скорее похожа на Лестрейнджей. Рудольфус все чаще думал, что все могло бы быть совсем не так. Быть может, он бы общался с дочерью. В детстве играл с ней, заколдовывал бы ей кукол, воевал за право баловать ребенка с Беллой… сейчас бы, возможно, с нетерпением ждал писем и подбирал достойного жениха. Возможно, его отношения с дочерью были бы даже… теплыми? Не такими, как его отношения с отцом.

– Ты хоть письмо ей напиши, – честно посоветовал Антонин.

– Зачем? Она его сожжет на подлете, – буркнул Рудольфус.

Долохов засмеялся и покачал головой:

– А ты не отправляй его. Оставь на родовом алтаре. Расскажи в нем все, как есть. Если ты умрешь – будет девчонке привет от папаши. У меня на родине так считают – о мертвых либо хорошо, либо промолчать.

Рудольфус задумался. Он очень сильно сомневался, что они выиграют это противостояние. Да и что тут скрывать – с появлением у власти Блэка большая часть их «реформ» оказалась совершенно ненужной. Самого Рудольфуса не интересовало величие чистокровных волшебников, он вышел сражаться за старые законы – за право проводить темные ритуалы, за возможность хранить в доме определенные книги, просто за то, чтобы его положение давало хотя бы простейшие привилегии – вроде права на дуэли, вассалитет и развитие талантов семьи.

– Я, честно говоря, даже удивлен, -заговорил Долохов, – что из всех нас только мы втроем понимаем, в какое дерьмо мы влезли. И наружу не выбраться, и здесь сидеть мочи нет.

Рудольфус согласно вздохнул. Предать Волдеморта возможности нет. Они слишком тесно связаны, от него не спрячешься. Малфоя вот вообще в Турцию отвезли, туда только полный идиот полезет.

– Кстати, сейчас вспомнил, – хмыкнул Лестрейндж, – Джагсона отправили в Константинополь. Будет наемника искать.

– Хорошего посмертия ему, – пожал плечами Долохов. – Турки просто разберут его на темномагические ингредиенты, и дело с концом.

– Я тоже так сказал… но Джагсон уверял, что знает свое дело.

Оба мужчины замолчали. Константинополь – это город под Стамбулом. В некотором роде – старый магический квартал, разросшийся до размеров небольшого городка. В Турции у власти находятся темные маги, но они предпочитают строить из себя безобидных улыбчивых турков, а всю совсем уж темную деятельность перевели в прямом смысле в подполье. Константинополь – город создателей темномагических ингредиентов. И потом уже – город наемников.

Джагсон, скорее всего, решил, что турки не побоятся убить Блэка… Была маленькая такая проблемка – Турция состояла в условном союзе с Темной Ложей. Уж если где и искать убийцу для Блэка, так либо в России, либо в Китае, там нет преклонения перед магистрами. Но… кто вообще знает, где в России и Китае можно найти наемного убийцу? Нет, Антонин-то знал, но усиленно делал вид, что эти знания ему тоже подтерли. Так что. скорее всего, Джагсон не вернется. Возможно его бренные останки еще и отправят Блэку в подарочной упаковке – кровь в пробирках, толченые кости в конопляных мешочках, зубы россыпью на дне.

* * *

Пока Пожиратели Смерти строили планы по убийству Министра Магии, сам Блэк была занят очень важным делом. Он с Флер выбирал имя для ребенка.

– То есть тебя не устраивает ни Регулус, ни Орион, ни Альфард, – монотонно перечисляла Флер.

Они в обнимку сидели на широком низком диване – магловском и поэтому удобном, а перед ними левитировали сразу две книги: семейное древо в книжном варианте и Родовой Кодекс, где также были перечислены все имена.

– Это просто как идти по склепу и зачитывать всех подряд, – прервал ее Сириус. – Меня от этих имен еще в детстве подташнивало.

Дом был пуст, только в своем кабинете на первом этаже сидел трудоголик-Перси, но он незаметнее домовых эльфов. И уж точно не станет аппарировать в небольшую гостиную, что Флер обустроила рядом с их спальней. Здесь была магловская мебель в современном стиле, беленые стены без лепнины и позолоты, а на книжных полках стояли книги в ярких обложках – путешествия, кулинария, менеджмент и психология, все из огромного книжного в центре Лондона.

– Но это традиционные имена для твоей семьи, – напомнила Флер, продолжая задумчиво перелистывать справочник.

– Я что, похож на традиционного Лорда? – сердито буркнул Сириус.

Его бы воля – назвал бы парня каким-нибудь Диланом. Или, в крайнем случае, Ричардом. Но мальчик будет наследником, его нужно назвать в родовых традициях. Мальчиков всегда называют в соответствии с правилами. Да и девочке дадут не-звездное имя только если она как минимум третий ребенок в семье.

– Не куксись, – Флер потрепала его по руке. – Это хорошо, когда имя сразу является визитной карточкой семьи. Вот ты жалел, что у тебя традиционное имя?

– Мое единственное нормальное. Все Сириусы доблестно погибли молодыми и веселыми… кстати, при такой-то смертности Сириусов в нашей семье даже странно, что маман выбрала именно это имя. Мне бы вот было жутковато. Назовем сына Регулусом, а он в семнадцать лет умрет. Нет, не хочу такого.

Флер устроилась поудобнее в объятиях мужа. Вечер был замечательным. Никого нет, тишина, покой, и муж рядом – несильно сжимает ладонь, легонько целует в висок.

– И что ты предлагаешь? – немного лениво спросила она.

До рождения ребенка было еще далеко, сто раз успеют выбрать подходящее имя.

– Вот Нарцисса вышла из ситуации изящно, – ответил Сириус. – С одной стороны – так созвездие называется, а с другой – ничего плохого про какого-нибудь Драко Блэк я сказать не могу.

Флер хихикнула и подтянула к себе третью книгу, по астрономии. А отличие от первых двух, что принес ей домовик из библиотеки, эта была магловской.

– Ну… можем назвать Скорпиус.

– Назвать сына ядовитым членистоногим? – хмыкнул Сириус.

Флер теперь уже весело расхохоталась. Но все же перелистнула справочник до нужной страницы:

– Корвус? Офьюпус? Арес? Октант? Персеус? О, последние звучит еще нормально… хотя можно подумать, что мы назвали сына в честь твоего личного помощника.

– Перси обрадует такое сравнение, но мне будет сложно так называть сына. Оставим в качестве рабочего варианта Арктурус. Эти, по крайней мере, дожили до старости.

Флер недовольно ударила мужа кулачком: придумал тоже – смеяться над именем будущего сына.

– Ты забыл про вариант Сириус, – хмыкнула Флер, – никто ведь не запрещает называть сына именем отца.

Тот в ответ поморщился. Он бы хотел как-то разорвать это бесконечное кольцо одинаковых имен. С такой позиции даже Арес кажется вполне милым именем. Если так подумать, то и назвать сына Драконом – так себе идейка, ничем не хуже Ареса.

– Мне нравится Альтаир, – спокойно сказала Флер. – Вы же так ничего не назвали?

Немного банальное, но весьма подходящее имя Лео оказалось недоступно – так называется одна из фирм Блэков. Как и Кохаб.

– Точно нет, – убежденно сказал Сириус. – Но так вроде кого-то называли…

– Да, его изгнали из рода за связь с маглорожденной, – улыбнулась Флер.

– Хороший парень, – удивленно произнес Сириус. – А он умер в старости, или ему не позволили оставить наследников? Хочу имя с чистой кармой – никаких смертей.

Флер снова засмеялась.

– Я поищу, – ответила она.

А потом отправила книги на стол легким движением волшебной палочки, чуть перевернулась в объятиях Сириуса и поцеловала его. Раз уж они одни, им никто не мешает и впереди вся ночь – хватит имя обсуждать.

Глава 16. Миражи будущего

Одри Лестрейндж боялась думать о будущем. Это был не тот знакомый Одри по ночным прогулкам бодрящий и радостный страх. И не тот ужас, что сковал ее, когда Гарри едва не умер. Нет, этот страх был совсем иным. Он заставлял нервничать, не давал спать по ночам, из-за него Одри постоянно пыталась найти новые способы отвлечься от этих мыслей, но при этом с каждым днем все яснее понимала: сколько от него ни бегай, все равно в итоге придется принять решение. И лучше сейчас.

Одри не знала, что ей делать дальше. Она делала вид, что ее нисколько не волнует неопределенность, она шутила о том, что будет участвовать в дуэльных соревнованиях, станет хорошей супругой, или просто говорила, что с деньгами ее матери ей не стоит заботится о будущем… но это было неправдой. Одри понимала, что ей нужно какое-нибудь занятие. Оно ей необходимо, иначе она станет такой же, как ее мать.

Нет, она любила маму и научилась принимать ее со всеми недостатками. Но все отчетливее Одри понимала, что у Беллатрикс Блэк, насколько бы замечательной и талантливой женщиной она бы ни была, нет никаких якорей в жизни. Вот у теток есть что-то кроме семьи – карьера, хобби, увлечения. Андромеда увлекается розами, темной магией и колдомедициной. Нарцисса любит театр, учить детей и шутить над мужем. А у Беллы Блэк есть только она, Одри, а теперь еще Фрэнк, которому она треплет нервы из-за своей неопределенности. Одри любит маму. Но очень часто она понимает, насколько сложный Белла человек, насколько она эмоционально неустойчива и насколько мало у нее вещей, что заставляют ее жить. Это пугало. Одри не хотела бы и в этом походить на маму. Она боялась, что в ее сорок лет все, что у нее будет – это Фред и их дети. Это не нормально, должно быть что-то еще.

Проблема в том, что у Одри не было по-настоящему любимых занятий. Она и всякие шалости любила не столько ради юмора и справедливости – как это было у близнецов Уизли – сколько из-за бодрящего чувства опасности. У нее не было любимых предметов, защита от темных искусств со временем стала ей казаться даже скучной, все было как-то слишком просто. Она побывала во всех школьных клубах – играла в плюй-камни, ходила в театральный кружок и дискуссионный клуб, разбирала сложные заклинания в клубе чаровников, пересаживала растения в клубе садоводов… Ничего не вызывало у Одри отклика. Все было интересно первое время, а потом становилось скучно.

– Почему бы тебе не выбрать себе профессию просто так, из соображений – что сложнее? – предложил Фред.

Они сидели на крыше, упираясь ступнями в невысокий декоративный парапет. Крыши всех башен были остроконечными – на них и выхода-то не было. Другое дело – учебные корпуса. Здесь крыши более покатые, с фигурной лепниной и горгульями у водостоков. Впрочем, сидеть все равно было немного боязно и вряд ли бы еще какая-то девчонка, кроме Одри, посчитала такое свидание романтичным, а не самоубийственным.

– В смысле – что сложнее? – нахмурилась Одри.

Фред задумался на какое-то время, размышляя, как правильно раскрыть свою точку зрения, потому начал немного издалека:

– Знаешь, у папы есть друг… ну или хороший знакомый… он работает в аврорате, в следственном комитете. Он не из тех авроров, что реально кого-то защищают, его задача – расследовать те преступления, где мало помогает магия. Думаю, ты уже поняла, почему он является другом отца?

– Фанатеет по маглам? – хмыкнула Одри.

– По их методам расследования. В общем, мистер Эттербери был старостой курса, лучшим учеником, у него блестящие оценки, он даже довольно обеспечен, папа говорил что-то про недвижимость в магической части Ливерпуля. В общем, он мог бы заниматься чем-нибудь, что у магов считается крутым и почетным – денег на это хватает. Но он работает в самом непопулярном отделе аврората. Знаешь почему?

Одри помотала головой. На крыше было не особенно удобно, они сидели отдельно друг от друга и просто пялились на закат. Вид был, конечно, шикарным, но Одри начинала думать о том, что обниматься все же приятнее, чем сидеть на крыше.

– Мистер Эттербери говорит, что ему все всегда легко давалось. А потом друг сводил его в магловский кинотеатр, показал фильм про полицейских, и мистер Эттербери был поражен работой магловских следователей. Потом он узнал, что в аврорате тоже есть отдел, который расследует случаи, где практически нет магических следов и приходится работать как маглы. Ну так вот. Мистер Эттербери выбрал себе профессию исходя из того, что там его каждый день ждет новая загадка и даже если ему станет скучно – это временно. Все равно он многое не знает, и учиться приходится постоянно.

Одри задумалась. Она сильнее откинулась назад, оперлась о крышу уже не ладонями, а локтями и уставилась на небо. Пушистые облака на закате приобрели нереальный фиолетовый оттенок, а лежащий на крышах лед играл гранями словно россыпь бриллиантов, пуская тусклые солнечные зайчики. Выходя на крышу, Фред растопил им местечко, освободил ото льда, но многие крыши были почти полностью покрыты пушистым свежим снегом – с утра была метель.

– Я бы не сказала, что люблю загадки, – задумчиво пробормотала Одри.

Фред покачал головой:

– Я не про загадки. Имею ввиду – выбрать профессию не с позиции "мне нравится", а с мыслями о том, что ты всегда найдешь в ней что-то новое. Какие-то пути развития, наверное. Честно говоря, я не особенно-то люблю создавать какие-то артефакты, а уж про варку зелий с профессором вообще говорить не хочу – мы с Джорджем те еще мазохисты. Но знаешь, иногда мне безумно хочется сделать какую-нибудь штуку, и тогда готов выучить что угодно. Есть же что-то, что ты настолько любишь, что готова ради этого на все? Даже много учиться.

Одри улыбнулась:

– Конечно. Тебя. Но максимум, на что это меня может мотивировать – пойти учиться готовить у твоей мамы.

Фред засмеялся, взмахнул палочкой, поставив несколько заклинаний на них и крышу, а потом подвинулся чуть ближе к Одри и поцеловал. Оказывается, не так уж опасны крыши Хогвартса, если твой парень порядком поднаторел в заклинаниях.

* * *

Вот только ночью, лежа в своей кровати, Одри вернулась к неприятным мыслям. Что ей делать? Кем ей быть? И что ей нравится больше всего? Внезапная догадка осенила девушку спустя пару часов бессонницы. Как она раньше не догадалась?

Одри нравится помогать. И близким, и просто знакомым, и защищать слабых… ей нравится быть таким спасителем, нравится чувствовать себя нужной, важной… Возникшая тут же ассоциация напугала Одри. Она помотала головой, постаралась отогнать от себя этот образ и вскоре уснула, представляя себя то аврором, то адвокатом, то каким-нибудь благотворителем.

Весь следующий день Одри снова и снова мысленно возвращалась к этому образу. К образу Говарда, к образу врача. Врача-без-границ, который оперировал под пулями, сражался с эпидемиями и лечил людей в самых отдаленных уголках земли. Но где Говард – всегда собранный и серьезный – и где шалопайка Одри? Это же сложно, это же сколько нужно учить… Это, в конце-то концов, слишком ответственно.

Рука как-то сама собой потянулась к брошюре Мунго, Одри с любопытством читала перечень специализаций, предметов и направлений. Она так и видела себя в лимонном халате, или даже в качестве военного медика, как Говард, и эта картинка ей нравилась все больше и больше. Она сомневалась лишь в одном – в своей способности учиться. Колдомедик – серьезная профессия, нужно сдать на отлично немало дисциплин, нужно быть собранным и внимательным… Одри отговаривала себя как могла. Но все равно все больше заражалась идеей выбрать именно этот путь.

Окончательное решение помог принять Говард. Он знал ее так много лет, он воспитал ее, был для нее не только матерью и отцом, но и другом, и строгим учителем. Он выслушал путанные объяснения своей любимой внучки – пусть и только двоюродной, а потом, улыбаясь, начал раскладывать все по полочкам.

Даже среди хирургов много людей вспыльчивых, неусидчивых – но стоит им подойти к операционному столу, как все отходит на второй план. И не важно, сколько ей придется учить – у нее много времени, потому что вообще никто не вправе требовать от нее поступления после седьмого курса. Она вполне может сдать нужные предметы позже, возможности семьи позволяют ей нанимать частных учителей и платно пересдавать ЖАБА. И для врача самое главное – желание помогать, оно способно перебороть любые проблемы. Он говорил долго, подбадривал и утешал, жалея только об одном – что разговор через сквозное зеркало не позволяет обнять и успокоит плачущего ребенка.

А уже на следующий день Одри взялась за учебу. Первые дни давались ей нелегко – она постоянно отвлекалась, быстро уставала, подолгу не могла понять простейшие вещи. Она никогда раньше не заботилась о высоких баллах. Практика давалась ей легко, природное чутье никогда не подводило, но для колдомедика важна теория, важно понимать механизмы действий, чтобы потом лечить пациента, поэтому Одри буквально вгрызалась в знания, стараясь выучить максимум.

Она была упорна, как и многие Блэки, и как Лестрейнджи – те тоже весьма напористы в получении желаемого. Одри пока никому не говорила, из-за чего так резко изменила поведение на уроках. Сказала лишь Фреду, и то стребовала обещание никому не говорить. Девушка боялась, что всеобщая поддержка сведут ее с ума быстрее, чем даже недоверие. Просто Одри еще сама не верила, что действительно поступает правильно. Но поставленная цель манила ее, обещая стать путеводной нитью на многие годы.

* * *

В жизни каждого школьника наступает момент, когда приходится делать первый серьезный выбор. Кем быть. Какую профессию выбрать. Выбор осложняется тем, что все вокруг требуют отнестись к этому как можно серьезнее, будто от предметов в школьном списке действительно зависит твоя дальнейшая судьба. Нарцисса старалась разубедить в этом как минимум своего сына. Ей вот возраст не помешал внезапно стать учителем. Ну да, когда-то давно она посещала специальные занятия в Министерстве, у нее лежит сертификат, что позволяет ей обучать детей… но, если уж быть предельно откровенной, ей пришлось всему учиться заново. Никогда не поздно.

Но что значат слова Нарциссы против всеобщей паники? Пятый курс – это сложное время для школьников. Многие вообще ведут себя так, будто пытаются запрыгнуть в последний вагон – внезапно начинают учить ранее заброшенные предметы, например. Или записываются сразу во все школьные кружки. Ну или увлекаются квиддичем. Некоторые девочки и вовсе считают, что самый простой способ не решать сейчас столь сложную проблему – это выйти замуж, то есть стать главной красоткой на курсе. За годы работы Нарцисса видела немало проявлений этой горячки, и мало какой школьник не переживал о будущем.

Только обычно эти школьники – не ее сын. Драко страдал. Он, конечно, не проявлял этого внешне, но глупо скрывать подобные переживания от мамы-легилимента. Что самое ужасное – даже зная об этом, Нарцисса просто не знала, чем помочь сыну.

Люциус никогда не требовал от него чего-то экстраординарного. Абсолютно все мальчики из окружения Драко так же должны были зубрить этикет, хорошо учиться и прилично себя вести. А так как Малфою-младшему повезло с генами, учеба давалась ему легко, а его окружение, по стечению обстоятельств, было либо глупее его, либо не столь целеустремленным. Прибавить к этому фигуру отца: Драко видел папу только в обществе людей более низкого статуса, что делало образ родителя непогрешимым. Люциус подбирал себе окружение преимущественно так, чтобы казаться наиболее успешным на их фоне. Это было относительно легко, потому что более умные, успешные и целеустремленные мало интересовались мелкими аристократическими событиями. И обществом Люциуса – тоже.