Текст книги "Рассказы (СИ)"

Автор книги: Оксана Бутузова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

Рыбонька

– Вы сходите?

Обычно Николай начинал знакомство именно с такого вопроса. Даже если она стояла на поребрике перед переходом улицы. Далее следовало продолжение домашней заготовки.

– А я схожу… от вас с ума.

Это подходило практически к любому ответу. Чуть позже он наносил решающий удар.

– Давайте сходим куда-нибудь вместе.

И они, как правило, шли. Не торопясь, в ногу, на ходу обсуждая предстоящий маршрут. В какой-то момент он специально ускорял шаг, и она уже семенила, подстраивалась, пытаясь уловить, что он говорит тихим голосом, и, в конце концов, брала его под руку. А он уже доводил ее до своей квартиры, до полуоткрытого бара, до своей не убранной с утра постели, до своего будильника, заведенного на семь часов и обратно, до ближайшей станции метро.

Так он жил в постоянном круговороте женщин, приходящих и уходящих, ни одна из которых надолго не задерживалась. И Николай был далек от мысли, чтобы задержать самому. Скорее он завел бы какую-нибудь зверушку, нежели женщину. С некоторых пор он всерьез начал перебирать кандидатуры. С собакой нужно было гулять, за котом убирать, птицы слишком галдели, а черепаха мало чем отличалась от бритвы, лежащей у него на подоконнике. Оставались только рыбы.

Но и среди рыб имелись свои предпочтения: во-первых, чтобы мало ела и так же мало гадила, во-вторых, чтобы шла на контакт и была всегда бодра, ну и, в-третьих, главных – чтобы смотрелась эстетично. На перечисленные запросы в зоомагазине ему вынесли стаканчик, в котором плавал маленький грязно-белый шарик с едва заметной пупочкой.

– Вы хотите сказать, что эта козявка – рыба? – законно усомнился он.

– Еще не рыба, а только икринка.

– И где ж здесь эстетика?

– Должна вылупиться, – заверил продавец.

– А что она жрет? – Николай измерил взглядом объемы.

– Все.

– Не может быть, чтобы все. Акула что ли?

– Да будет вам известно, молодой человек, акулы живородящие.

– Мне по барабану. Лишь бы не кусалась. А плавать-то она умеет?

– Еще как. Берите. Это то, что вам нужно.

Приемлемые размеры, кроткий нрав, таинственная эстетичность, а главное, невероятно низкая цена действовали убедительно. Если что, спущу в унитаз, и жалко не будет, подумал Николай. И купил.

Только дома он попытался разглядеть свою невзрачную покупку, посадив ее в пол-литровую банку, однако, сколько ни разглядывал, ничего примечательно не нашел.

– Вот ведь, накололи опять, – вздохнул он. – Купил кота в мешке. Точнее, рыбу в икре. Конечно, меня можно надуть, я же не океанолог.

С тоской он смотрел на болтающийся в воде шарик, похожий скорее на глаз, чем на целостный организм. В какой-то момент ему показалось, что он тоже на него смотрит. Более того, оценивает, как потенциального хозяина и, возможно, решает, вылупляться или не стоит.

Через неделю икринка опустилась на дно, присосавшись к нему, как пиявка, и замерла. Не ела, не шевелилась, а только молча во что-то превращалась.

– Началось, – думал Николай, пытаясь вообразить, какие именно метаморфозы происходят внутри. – Не иначе на днях отцом стану.

И стал. Однажды утром заглянул в банку и глазам не поверил. На поверхности водопроводной воды, которую, кстати, он забыл сменить с вечера, плавала… нет, не акула, а крохотная русалка. Он и, правда, чуть с ума не сошел, как постоянно обещал своим многочисленным женщинам. Но в данном случае больше от неожиданности, чем от чего-либо другого.

– Влип! – подытожил Николай. Однако в унитаз не спустил. Наоборот, пересадил в литровую банку и воды свежей добавил.

Очутившись в более просторном помещении, вылупившаяся женщина не растерялась. Обследовав все стенки и дно, она быстро начала обживаться –сильным толчком хвоста выпрыгивала на поверхность, тут же ныряла обратно и вертелась, совершая в воде замысловатые пируэты.

Николай, наблюдая это, слегка отошел сердцем. Забавная, решил он, и живая, лучше любой рыбы, с такой не соскучишься. А вслух сказал:

– Эй, может ты волшебная, в смысле золотая? Желания выполняешь и все такое?

Русалка перестала резвиться, но и разговаривать не начала.

– Молчаливая попалась, – заключил Николай. – Рыба, чего же ожидать. Надо ее откормить, ублажить, авось, раскручу на желание.

Он не представлял, чем питаются русалки, зато хорошо знал, чем женщины. Потому предложил ей на выбор ассортимент из ближайшего магазина: крабовые палочки, сушеные кальмары и сдобные булочки с изюмом. Морепродукты она сочла за оскорбление и хвостиком их откинула, как теннисной ракеткой. С характером. А вот булку быстро умяла, и попросила еще. Не языком, конечно – глазами.

Теперь Николай с работы сразу поворачивал в булочную, закупал свежайшей сдобы и нес домой, своей питомице. Она начала расти, как на дрожжах. Однажды он пришел домой вечером, а русалка уже хвостом в дно упирается, и голова наружу. Тут одними банками не обойтись, дело пахло аквариумом.

В том же зоомагазине приобрел Николай самый большой резервуар, литров на пятьдесят – на вырост. Оформил его по всем правилам брошюры юного аквариумиста. Дно засыпал чистым речным песком, благоразумно сочтя русалку существом пресноводным. Расставил по углам несколько пластмассовых башенок – для уединения. Насажал экзотических водорослей. Получилось что-то вроде зимнего сада. Хотел запустить мелких рыбешек, чтобы ей веселей было, но русалка нахмурила свое прелестное личико и скрылась в одной из башенок.

– Не хочешь, так и скажи.

Николай тоже малость обиделся. Но быстро остыл. А она все в башне сидела. Тогда он принес кипятильник и сунул в воду. Кипятильник был мощный, и вода постепенно начала нагреваться. Дошло до двадцати трех градусов, и тут русалка из укрытия вылезла. Сделала все же шаг навстречу, или нырок, как там у них называется. Видимо, такая температура ее более всего устраивала.

С тех пор Николай ежедневно пользовался кипятильником. Доводил до двадцати трех, осторожно перемешивал воду, чтоб женщину не зацепить. А после всех причиненных неудобств усиленно кормил сдобой. Изюм русалка выковыривала, а булку отправляла в свободное плаванье по всему бассейну, и Николаю стоило большого труда выуживать сачком ошметки.

– Ничего себе неприхотливая. Только мусорить умеет. Из какой какашки вылупилась?

Но безропотно продолжал возиться с глупой рыбой – кормил, чистил, подогревал, в общем, выполнял все ее прихоти.

– Это не она мои, а я ее желания исполняю, – сетовал Николай. – С рыбками-то проще, хоть с золотыми, хоть с перламутровыми.

– Лучше бы я тебя съел, – прорывалось у него иногда. Так и хотелось забыть выключить кипятильник.

Но минуты разочарования выпадали все реже. Гораздо чаще он садился напротив аквариума и, не таясь, любовался своей воспитанницей. Он и не скрывал своих чувств.

– Что за рыбонька! Глазки-огоньки, губки, грудка, рученьки, пальчики тонюсенькие, еле различишь, животик упругий, ножки… А вот ножек-то и нету. Все есть, и все великолепно. Кроме ножек.

И по этому волнительному поводу обратился Николай за консультацией к специалисту. Не по русалкам, всего лишь по рыбам. Но профессор зоологического института, к его чести будет сказано, ничуть не удивился вылуплению человекоподобного существа.

– Что же всякое бывает. И такое не редкость.

– Так я могу надеяться? – спросил Николай.

– На что? – не понял профессор.

– На ноги.

– Разумеется, надеяться можете, – ихтиолог со стажем усмехнулся. – Когда-то, сотни миллионов лет назад, в далеком Ордовике первые рыбы вот так же выходили на сушу. У них отвалился хвост и появились конечности. Возможно, в вашем случае эволюция повторится.

– Значит, будем ждать ножек.

Он живо представил, как его рыбонька выбросится из аквариума и поползет по ковру, обрывая о грубый ворс серебристую чешую. Хотя, почему поползет? Она будет прыгать по комнате, как тушканчик или кенгуру, опираясь на сильный хвост. Маленькая она, правда, думал Николай, но на воздухе станет расти быстрее и дай Бог дорастет до человеческих размеров.

– Тогда уж не понадобится мне никакая пришлая женщина, потому что будет своя, собственноручно выращенная, родная. Рыбонька.

Впрочем, обыкновенных женщин он водить перестал. Во-первых, потому что обыкновенные. Во-вторых, она очень сердилась и забивалась в башню на целый день. Да и пришлые женщины смотрели на нее в лучшем случае, как на животное. Они не видели в ней соперницу, а русалка, в свою очередь, даже не догадывалась, что когда-нибудь станет одной из них – ходячей и бесхвостой.

– А ведь вместе с ходьбой, она и говорить начнет, – полагал Николай, начитавшись эволюционных трактатов.

Пока что русалка молчала, как рыба. И это казалось вполне естественным. Но Николая ее неразговорчивость беспокоила с другой стороны – умеет и молчит или не умеет и ждет, чтоб научили. И он стал учить. Нацарапал на листке всякие буквы и показывал ей через стекло.

– Это «м», это «а». Вместе ма-ма.

Какая к лешему мама, тут же спохватывался он. Маму она не поймет. Надо рыба.

– Ры-ба.

Русалка лишь хлопала в воде глазами.

Она, наверно, «р» не может выговорить, догадался Николай. С ней надо, как с ребенком.

– Лы-ба, – предложил он.

Она прильнула личиком к самому стеклу и вдруг… улыбнулась. Как будто первенец одарил Николая своим сиянием. Он сам весь вечер в улыбке ходил, так и лег, не снимая. А наутро сразу к водоему, повторить урок.

– Лы-ба, лы-ба. Ну, смелее… Чего лыбишься?

Но русалка не понимала. Или делала вид, что не понимает. Она продолжала улыбаться и расти. Николай заказал новый аквариум, огромный в полстены, с системой подогрева, чтобы двадцать три стабильно держала. Теперь и башенок было побольше и водоросли погуще. Русалка в просторном бассейне вдоволь плескалась, разбрызгивая воду на ковер. Она росла, и грудь тоже росла, что не могло не радовать Николая. Но русалку это смущало. Она прикрывалась руками, пряталась среди зелени и не всплывала на поверхность, а ловила свои любимые булки у самого дна.

Тогда Николай тоже начал хитрить и больше не кидал еду в воду, а приносил на блюдечке и ставил на край аквариума. Волей-неволей ей приходилось обнажаться. Она чувствовала себя обиженной и не улыбалась больше. Николай пошел ей навстречу и купил гидрокостюм. Только верх, разумеется. Такой низ, какой был у нее, ему никто бы не продал.

Рыбонька снова ожила. Красовалась в обтягивающей блестящей курточке, то рукава загнет, то молнию подтянет. На поверхность стала чаще вылезать, и не только жабры проветрить, но и с Николаем пообщаться. Пока только молча. Высунет голову из воды, ручками за край стекла ухватиться, подтянется и смотрит. Николай тоже смотрел, и пришло ему в голову, что она может пальчики о грубое стекло исцарапать. Обтянул все края поролоном – ей мягче и ему спокойнее.

А потом купил ей надувной матрас, и когда солнце светило, русалка выбиралась на него, ложилась и загорала. Убедившись, что в комнате никого нет, она расстегивала молнию на гидрокостюме. А Николай тут как тут, на балконе прятался и из-за краешка окна подсматривал. Заодно чтобы не пропустить момент, когда хвост будет отваливаться.

Он с нетерпением ждал этого события. Заранее купил все, что полагалось для такого расклада: трусы – наверняка ведь застесняется голышом, колготки, сапоги, туфельки. И держал все это возле аквариума, на случай если он на работе окажется, когда ноги вылупляться начнут. Так сильно он этого желал. Сама русалка превратилась для него в одно сплошное желание – огромное и жаркое, как аквариум в пятьдесят градусов.

– Рыбонька моя, вылупляйся быстрее, а то миллион лет я не выдержу. Я не динозавр какой-нибудь, чтобы сидеть на берегу и ждать.

Но он ждал. Конечностей и членораздельного общения. Ему до смерти было любопытно, что она скажет, как только обретет дар речи. «Выпусти на волю? А я скажу, я тебя не держу. Тогда она, вероятно, попросит отнести ее к реке или озеру. А я отвечу, что здесь нет никаких речек и озер и даже ручьев. Я скажу, что мы находимся в городе, где случаются только лужи, в которые ты уже не поместишься, даже в самую большую. А она обидится и снова замолчит. Вот и поговорили».

Но пока он не то что слова, звука не слыхал от своей красавицы, которая целыми днями купалась и загорала. А ведь случись что непредвиденное, опасался Николай, она и закричать-то не сможет. Пожар, наводнение – ну, наводнение, фиг с ним – воры заберутся. Как же они мимо рыбоньки пройдут? Как пить дать украдут. А кто украдет, тот и ножек дождется.

– Как же я раньше не дотумкал!? – хлопнул он себя по лбу и в тот же день установил надежную сигнализацию, на входную дверь и балконную.

Очень беспокоился Николай за свою доморощенную женщину. И с ностальгией вспоминал времена, когда жилось намного проще. Все его бывшие женщины превосходно умели ходить и более чем уверенно продвигались по жизни, не заставляя его задумываться о своей дальнейшей судьбе. Об этой же водяной, живущей у него под боком, он до сих пор почти ничего не знал.

Что будет, убери он еду, двадцать три градуса, матрас, башенки или вообще спусти всю воду, оставив гнить ее в собственных какашках? Что она тогда скажет? Или нет, неважно, что скажет, главное – что сделает. Безропотно склеит ласты или встанет во весь рост и даст ему по морде?

Он вглядывался в нее все внимательнее. Она тоже не оставалась безучастной и слегка виляла хвостом. Совсем как собака. И глаза ее были по-собачьи влажные и преданные. Ну, влажные, Николай понимал почему – постоянно в воде, а вот насчет преданности он бы мог поспорить. Подобное свойство ее глаз мгновенно исчезало, когда еда попадала в блюдце, и изящные пальчики тут же отлипали от стекла и тянулись к плошке. Так предана или нет?

Он узнал ответ на этот вопрос в один миг, сразу и навсегда. Явившись однажды домой после абсолютно будничного, ничем не примечательного трудового дня, Николай обнаружил, что русалка исчезла. Аквариум был пуст, и нигде в квартире никаких признаков женщины не наблюдалось. Она просочилась через закрытую дверь, сквозь сигнализацию, в ее же защиту установленную. Уползла. Улетучилась. Увильнула. Улетела. Ушла.

– У-уууу! – Николай подлетел к аквариуму, ища следы коварства. Ни колготок, ни сапог рядом не было. Лишь на поролоновом крае остались вмятины от ее пальчиков. Он машинально сунул руку в воду. Плюс двадцать один.

– Паскуда!

Николай сорвал поролон, а пока срывал, поранился об острый край стекла. Но что была эта рана по сравнению с той, которую нанесла рыбонька?! Эта вертихвостка! Вполне вероятно, у нее отросли ноги. Какими они были – тонкими или толстыми, он уже никогда не узнает. Он так долго сам готовил это событие, так самозабвенно ждал, когда отпадет этот несчастный хвост. Но оказалось, он был ей нужен только для того, чтобы в один прекрасный момент взять и вильнуть им от всей души на прощанье.

Расписание трамваев

В квартире номер восемь царила суматоха, отдалено напоминающая новоселье или учения по гражданской обороне. Жильцы носились, как очумелые, завершая намеченные приготовления. На кухне звенела паковавшаяся в коробки посуда, со стен снимались картины и фотографии. Кто-то давился недоеденным завтраком, кто-то спешно чинил поломанный замок. Везде выкручивались лампочки и обкладывались подушками стекла, даже на окнах, выходящих во двор. Родители собирали по дворам детей и запирали их в безопасности. На центральном балконе копошилась пожилая чета, дрожащими руками перенося цветочные ящики с землей внутрь. Лежачий старик из угловой комнаты одним махом принимал все отпущенные врачом лекарства. Только молодая пара, начинающая совместную жизнь в тесной комнатушке напротив санузла, ничего не прятала – их скудная обстановка, состоящая из кровати, подержанной тумбочки и магнитофона, не нуждалась в переменах.

– Проверьте, электроприборы выключены? – неслось по коридору, и квартиросъемщики кидались осматривать розетки, боясь наткнуться на торчащие из них провода. Но розетки оказывались пустыми, и жильцы наконец успокаивались, готовые к встрече трамвая. До его прохождения оставалась одна минута.

Это было известно заранее. На протяжении многих лет, с тех пор, как на здешней улице проложили рельсы и пустили трамвай, установился такой порядок. Он господствовал и в квартирах девять, десять, одиннадцать, и на всех этажах дома, и во всех домах на улице, по которой шли тяжелые вагоны.

Трамвай выныривал из-за угла, проезжал мимо булочной, «Диеты», магазина тканей и добирался до дома с восьмой квартирой на третьем этаже. В тот момент квартира уже сотрясалась всеми стенами, полами, потолками и батареями. Хотя дома считались сейсмически устойчивыми, трамвайную тряску они воспринимали как весьма ощутимое землетрясение – четырех-пяти баллов оно вполне заслуживало.

Мебель дрожала, намереваясь вот-вот развалиться по швам, нерадиво оставленная на столах посуда соскакивала и разбивалась. И трамвай разносил этот звон по округе, усиливая и устрашая, словно гигантская ложка бряцала о дно гигантского пустого стакана.

Все квартирные звуки – скрипы дверей, журчание воды в трубопроводе, жужжание проводки трамвай лишь усугублял, а кроме того растревоживал другие, запрятанные в глубину вещей. Вылезал наружу скрежет старых диванных пружин, звяканье болтов, треск половиц. Музыкальные инструменты играли сами собой, трепеща струнами и клапанами. Раскручивались колеса велосипедов, распятых на стенах коридора, и колясок, привязанных к дверям.

Трамвайный грохот расстраивал не только домашние предметы, он болезненно влиял на людей, у которых сразу ухудшалось самочувствие, появлялась повышенная нервозность, обострялись хронические недуги. Жильцы старались поменьше двигаться и замирали в неестественных позах там, где застал их трамвай. А наэлектризованное чудовище между тем делало остановку, набивая в железное пузо новых пассажиров, затем снова набирало ход и скрывалось за поворотом.

Единственное, что спасало квартирных обитателей от разрушений и вносило в их хлопотливую жизнь подобие порядка, было расписание. Только хлюпкая дощечка, болтающаяся на проводах, могла остановить разогнавшихся железных монстров, больше ничему они не подчинялись. У них не было ни выходных, ни праздников, ни отпусков, ни каникул. Они не умирали и не уезжали навсегда. Лишь поздними ночами движение прерывалось, и домочадцы падали в кровати, заводя будильники, чтобы проснуться раньше трамвая.

Все проживающие в квартире номер восемь сами мечтали уехать далеко-далеко, чтобы сменить скрежет металла на плеск морской волны, пронзительные гудки паровоза или в крайнем случае, гул самолета. Никто из жильцов трамваем не пользовался, предпочитая другие виды транспорта. И гостям своим они говорили:

– К нам, конечно, можно доехать на трамвае. Но лучше на автобусе. Так быстрее.

Впрочем, гости в квартире были редкостью. Побывавшие здесь раз, обходили небезопасное место вкруговую, чтобы не столкнуться ненароком с трамваем. Ведь расписание они не знали. А постояльцы гудящих домов знали его наизусть, их дети задолго до таблицы умножения выучивали замысловатый, ничем не обоснованный набор цифр, вывешенный в каждой квартире на самом видном месте.

Дети воспитывались на особенных сказках, разумеется, про трамвай, который возникал, словно огромный зловещий мастодонт из доисторического мира, в боевой окраске, со сверкающими холодными глазами. С пронзительным ревом несся он по железной тропе, всегда одной и той же дорогой. И всегда доблестные герои отважно останавливали его с помощью расписания. Так малышам прививали бдительность.

Было замечено, что непосредственно перед прохождением трамвая куда-то исчезали все кошки, и птицы в клетках начинали выть, подражая звукам окружающего мира. Квартира номер восемь вжималась в себя и затаивалась. Обрывались все разговоры и ссоры, старики крестились. Только бесстрашные молодожены любили в это время поразвлечься на кровати, стараясь попасть в такт громыханию изношенных трамвайных костей.

Волна грохота откатывала, но и после него еще долго гудели рельсы и в ушах зудело эхо металлического гула. Люди потихоньку приходили в движение, сметали осыпавшуюся штукатурку, расставляли по местам вещи, отвязывали коляски и отпускали детей на улицу. Пожилая пара отковыривала балконную дверь. Многие начинали усиленно питаться, поскольку перед трамваем наедаться не рекомендовалось. Улица снова вздыхала молчанием, и остановившиеся часы возобновляли свое тиканье, отстукивая время до следующего трамвая.

– Уроки выучили? А то придут он, в голове один шум останется… Доедайте скорее сырники, или вы думаете, он остановится и будет ждать, пока вы проглотите последний кусок?

Это была чистейшая правда – трамвай никогда никого не ждал. И сбой в расписании за ним не наблюдался. На памяти жителей улицы было известно лишь два случая нарушения его движения. Первый – когда человек из дома «Диеты» покончил с собой, у всех на виду бросившись под трамвай, и другой раз, когда также внезапно сменили расписание. Жилец из восьмой квартиры, выходя рано утром на работу, скосил взгляд на дощечку у остановки и не поверил своим глазам. Все цифры были изменены, а рядом болталось короткое извинение. Он бросился обратно домой, забыв о служебном долге. Так люди узнали о нововведении. Но привыкали к нему плохо, часто путались и, застигнутые врасплох, теряли привычную предосторожность. Но все равно привыкли.

Так текла жизнь по улице, обремененная трамвайным маршрутом. Жильцы домов жили и работали, сходились и расходились, с тоской поглядывая из окон на тонкие серебристые нити проводов. Временами они сердились, не то на трамвай, не то на себя самих, не то на соседей. Но если хотели выяснить отношения, то делали это до трамвая, чтобы не портить себе послетрамвайный отдых.

Одного из жильцов квартиры номер восемь прорвало поздним вечером, когда все, в том числе и его жена, были заняты локальной эвакуацией.

– Где я живу? С кем я живу? Я не понимаю! – застал он в дверях кухни безразличную супругу с подносом, уставленным рюмками.

– Лучше бы помог, – отмахнулась она.

– Я не хочу больше участвовать в этом безобразии!

– В нашем полку прибыло, – подбодрили молодожены и с хохотом удалились в свою живопырку. А супруги остались на кухне, и разгоряченный муж уже не смог сдержать тормоза.

– Ты оглянись, что мы видели в своей жизни? Что пережили, кроме этого бесцеремонного наглого трамвая? – кричал он, пытаясь заглушить этот самый трамвай, который уже трясся сквозь кухню и мигал им в окна освещенными салонами. Муж даже не обратил на него внимания, его несло дальше.

– Другие по ночам стихи пишут, музыку сочиняют. А я чем занимаюсь? На что трачу свободное от трамвая время? Дрыхну... Да, дрыхну, как бездомная собака, попавшая в случайную будку. Я разучился любить, надеяться. И прежде всего ты виновата в этом.

Соседи не заходили на кухню – им хватило потрясений от трамвая. Так и просидели всю ночь на табуретках муж и жена, охваченные разными чувствами.

– Вместо того, чтобы сглаживать острые углы, ты постоянно пилила, делала их еще острее! Ты подтачивала меня изнутри, в то время как трамвай орудовал снаружи. Но твои действия были куда изобретательнее и изощреннее. Что ты сидишь с этим проклятым подносом? Выбрось его, наконец, все уже разбито.

И праздничные рюмки в одно мгновение стали мусором в ведре домашнего очага.

– Какой это очаг?! Это топка! Мартен! Мы переплавляемся здесь в такие же тупорылые трамваи. Бегаем от сих до сих, как заведенные. – На излете ночи муж дошел до решительных формулировок. – Все! С меня хватит. Я ухожу!

Жена ничего не ответила, и он продолжал.

– Уеду. Сейчас же уеду. На первом трамвае. Когда первый?

– Через двадцать минут, – удивленно отозвалась жена.

– Я еще успею к остановке. Так... вещи мне не нужны. Они меня не интересуют. Главное – решиться.

И он решился. Твердо встал на ноги, хлопнул себя по бокам, взял портфель и ушел.

Он вернулся через полчаса, озадаченный и испуганный. Трамвай не пришел. В квартире об этом, разумеется, знали, и все постояльцы уже собрались в коридоре. Квартира номер восемь держала совет под молчаливым велосипедным распятием. Теперь все вокруг молчало, говорили только люди.

– Может, с ним что-то случилось в пути? Сошел с рельсов или загорелся?

– Или эти самые пути начали ремонтировать, а нас как всегда не оповестили?

– Ура! Долой трамваи! – кричали возбужденные молодожены.

– Подождите, – шикали на них. – Он может вернуться в любую минуту… Что ж мы стоим? Надо выйти на улицу, посмотреть там.

Жильцы медленно шли к остановке, где уже скопилось достаточно народа. Здесь смешались и возмущенные местные и невозмутимые приезжие, последние продолжали ждать в надежде уехать отсюда поскорее. Переговариваясь, все поглядывали на угловой дом, из-за которого должна была появиться полосатая морда, волоча за собой двух– или трехкамерный желудок, забитый пассажирами. Народ был согласен даже на один вагон, лишь бы он не обманул их ожиданий.

– Он не появится, – заключил ответственный съемщик квартиры номер восемь. – Надо идти ему навстречу.

Приезжие выругались и разошлись по другим остановкам, а трамвайные аборигены поплелись по путям в обратную сторону. Некоторые дошли аж до трамвайного парка. Там их приняли любезно. Успокоили, заверили, что неполадки на трассе скоро устранят и трамвай пустят в прежнем режиме. Где находились неполадки и как их собирались устранять, выведать не удалось, но дорогу в депо ходоки запомнили и обнадеженные вернулись по домам.

Только жизнь в домах перестала идти нормально, а шла в перманентном ожидании трамвая. В восьмой квартире в момент предполагаемого его прохождения жильцы хватались за хрусталь и выкручивали пробки. Старик продолжал закладывать в рот порцию таблеток и запивать микстурой, молодежь кидалась на кровать, однако очень быстро с нее слезала. В доме вообще ничего не клеилось, у кого-нибудь обязательно подгорала на плите кастрюля или ломался утюг. А пожилая чета в знак протеста заколотила балконную дверь.

Все происходило на фоне непрекращающихся попыток связаться с трамвайным депо – единственным виновником и избавителем от всех бед одновременно. Но пока по путям, по которым пульсировали трамваи, мальчишки гоняли на велосипедах с писклявыми звонками. Электрическая кровь застыла в железных жилах. И сердце остановилось.

Из депо все время обещали, что «кровоснабжение» вот-вот восстановится. Особо упорные дознавались, будет ли оно осуществляться по старому расписанию или придумают новое. Им отвечали, что, конечно, по старому и что им не о чем беспокоиться. Они бы и не беспокоились, если бы хоть краем уха услышали разговор двух начальственных трамвайных мужей.

– Вот жизнь пошла! Никакой передышки, – вздыхал один.

– Да-а. И что они прицепились к этому трамваю? Ездить больше не на чем? – отзывался второй. – У них на следующей улице чудесная автобусная остановка.

– Не скажи… Люди привыкли пользоваться трамваем. Привычка – великое дело. А между тем по Генплану в городе скоро вообще трамваев не будет.

– Так это значит, мы без работы останемся? – волновался второй.

– Ну, мы-то не останемся, – ухмылялся первый. – А вот люди уже без трамвая остались.

– Не говори. Все пишут и пишут. … И звонят.

– Пусть пишут. А к трубке не подходи.

– Может, сказать им? – предлагал второй. – Ну, что маршрут сняли.

– Что ты! – протестовал первый. – Тогда еще больше звонить и писать будут. И не только нам, по верхам пойдут. А зачем верхи зря беспокоить?

– И то верно, – соглашался второй. – Может, хоть расписание снять?

– Да пусть висит, – равнодушно зевал первый. – Оно никому не мешает.