Текст книги "Никогда не спорь с судьбой (СИ)"
Автор книги: Оксана Чекменёва
сообщить о нарушении
Текущая страница: 39 (всего у книги 42 страниц)
Глава 25. Долгий путь домой. Часть 1.
Пожав плечами, я продолжила листать альбом. Картины становились всё современнее, их качество – всё лучше. Часто на них уже были изображены целые семьи с детьми.
– Знаешь, Дэн, а у меня тоже есть для твоего альбома фотография. Вполне историческая.
– Это какая?
– А, «офицер и сестра милосердия»? – догадался Джейми.
– Она самая.
– Висит у них в спальне, – пояснил Джейми Дэну.
– Хммм, а что, вполне подходящая. Буду рад получить копию для своего альбома.
Я поняла, что Джейми только что мысленно показал Дэну ту картину.
– Совсем как ты с Элис, – шепнула я Эдварду.
– Только у них это происходит по желанию, а я вижу и слышу не только то, что мне хотят показать, но и то, чего мне знать и не надо бы. Знаешь, я так им завидую?
– Каждому своё, парень. Уверен, твой дар не раз выручал вашу семью в трудные моменты.
– Это так, сэр. Вы правы.
– Зови меня просто Дэном. Мы уже практически родня.
– Хорошо, сэр. То есть, Дэн.
– Он привыкнет, – я потёрлась щекой о плечо Эдварда, к которому прижималась, поскольку мы оба склонились над фотоальбомом. – Просто мой Эдвард очень хорошо воспитан. В отличие от меня.
Мужчины рассмеялись. Я, улыбаясь, продолжала листать альбом. Тут мой взгляд зацепился за одну из картин.
– Вы вроде бы говорили, что у вас в семье до меня не рождалось девочек. А как же она?
Картина изображала семью в костюмах семнадцатого века. Мужчина в пышном парике, женщина в сильно декольтированном платье с кринолином – они словно пришли из фильма про мушкетёров. Два мальчика, на вид лет десяти и пятнадцати, одетые в уменьшенные копии роскошного отцовского костюма, стояли позади родителей, сидящих на изящной кушетке. На коленях у женщины сидел младенец в кружевных пелёнках. А к коленям мужчины прижималась очаровательная девочка лет четырёх в свободном голубом платьице, в рюшечках и оборочках. Светлые локоны, очень напоминающие мои, были рассыпаны по её плечам. Фамильное сходство было столь велико, что о возможности того, что малышка приёмная, не возникало даже мысли. Так почему же именно я была первой девочкой? Может, она умерла ребёнком, до обращения? Нет, Дэн точно сказал – «не рождалось».
– А это вовсе и не девочка, – и Эдвард указал мне на подпись, на которую я не обратила внимания. Она гласила: «Колин и Маргарет с сыновьями Джорджем, Джастином, Джеймсом и Джорданом».
– Джеймсом? Джейми, ты один из этих мальчиков? Который из них?
– Тот, который «девочка», – усмехнулся Джейми.
– А почему на тебе платье? – да, теперь я видела, что ребёнок вполне мог быть и мальчиком. Длинные локоны в то время носили и мальчики тоже, к тому же, у девочки, для парадного портрета, их убрали бы в причёску.
– Потому, что в то время так было принято. Мальчики до пяти лет носили платья. В богатых семьях, по крайней мере.
– Как странно. А почему? Это же неудобно – в длинном платье у малыша больше шансов запутаться в подоле и упасть. Штанишки намного практичнее и безопаснее.
– Этому обычаю много веков, – пояснил Джейми. – И возник он не на пустом месте. Так делали, надеясь обезопасить ребёнка.
– Но от чего?
– От смерти.
– Не понимаю. Как платье может защитить от смерти лучше, чем штанишки?
– Всё просто. Обычай этот основан на суеверии тёмных, неграмотных людей. В то время детская смертность имела катастрофические размеры. В семьях рождалось по десятку и более детей, но только единицы доживали до брачного возраста. Детские болезни уносили в основном малышей, к тому же мальчики умирали чаще девочек, которые по природе своей более выносливы. Вот люди и решили, что смерти больше нравятся мальчики. Поэтому и стали наряжать маленьких мальчиков в платья – вдруг смерть придёт за мальчиком, увидит девочку, решит, что ошиблась и не станет забирать ребёнка. Конечно, это не могло помочь реально, но люди в это верили. Поэтому такой обычай продержался аж до девятнадцатого века.
– Но в нашей семье дети не болеют. Тогда к чему это платьице?
– Потому, что мы стараемся не выделяться. И следуем всем обычаям того народа и времени, в котором живём.
– Мы ведь тоже так делаем, – напомнил мне Эдвард. – Носим зимой тёплую одежду, хотя вообще не мёрзнем. Ездим на машинах, хотя бегаем гораздо быстрее.
– И ходим в школу, хотя знаем больше учителей, – скривилась я.
– Порой это может доставлять довольно большие неудобства, – подхватил Дэн. – Долгие века мне приходилось мазать зубы углём, выходя «в люди». В то время здоровые зубы можно было увидеть разве что у детей. У взрослых такой сияющей улыбки, как у нас, быть не могло.
– Кстати, о зубах! – воскликнула я. – Помните, на поле боя у меня появились клыки. Для меня это было странно и неожиданно. А для вас, вроде бы, в порядке вещей. Они появляются, когда я этого не жду, но когда я этого хочу – не слушаются. Почему так происходит? Объясните.
– А были и другие случаи, когда у тебя непроизвольно появлялись клыки? – уточнил Джейми.
– Ещё один раз. Я тогда здорово разозлилась на Эммета. Хотя нет, подождите! Был же ещё один раз. Когда я увидела новорожденных. Но я сразу после этого обратилась в гаргулью, в первый раз, так что в тот момент не обратила на это внимание, а позже решила, что это как бы начальный этап превращения.
– Мы никогда не обращаемся постепенно, – покачал головой Дэн. – Всё происходит одномоментно.
– Скажи, а ты в тот момент тоже рычала? Как тогда на поле? – продолжал выяснять Джейми.
– Да, верно, рычала. В первый раз я сама себя этим перепугала. А когда позже попробовала рычать – ничего не получилось, как и с клыками.
– Всё верно. Именно так это и происходит, – кивнул Дэн.
– Да что – «это»?!
– Видишь ли, Дани, – стал объяснять Джейми. – Мы существуем в одной из двух ипостасей – либо человек, либо гаргулья. Или-или. Промежуточных состояний не бывает. За единственным исключением. Когда возникает, или нам кажется, что возникает, угроза нашим отношениям с нашей половинкой – в этом случае в человеческом облике у нас вполне могут проявиться признаки гаргульи. А именно – клыки и рычание. Это бывает редко, но прецедентов в семье было достаточно, чтобы мы заметили и поняли эту закономерность. И когда ты, испугавшись разлуки с этим мальчиком, оскалилась на нас и зарычала – у нас отпали последние сомнения. Этот признак показал всем окружающим, что ты нашла свою половинку. И попытаться разлучить вас рискнул бы разве что сумасшедший.
– Вот почему вы так легко с этим смирились, сэр?
– Легко? Не сказал бы. Но смирился однозначно. Я мог переживать, расстраиваться, негодовать – в конце концов, я её отец, имею право. Тебя же я тогда вообще ещё не знал. Но мне и в голову не пришло как-то воспротивиться, попытаться что-то изменить. Потому что половинку нам даёт судьба, и мы не вправе с ней спорить.
– Кстати, с новорожденными всё ясно, – заметил Дэн. – А что там с Эмметом? Из-за чего ты так на него разозлилась, что у тебя проявились эти признаки? Он попытался вас разлучить?
– Ну, не в прямую. Но у нас с Эдвардом в тот момент только-только всё стало налаживаться. А Эммет возьми и ляпни нечто нелицеприятное. Прямо по больному месту. Он частенько сначала говорит, а потом думает. Вот я и испугалась, что Эдвард снова отдалится. Так что, да, здесь тоже всё совпадает. Я действительно увидела в нём угрозу нашим отношениям.
– Никто и никогда не разлучит нас, малышка. И уж тем более глупые шутки Эммета. Поверь, я этого не допущу.
– Да, теперь я это знаю. Но тогда всё было ещё так зыбко и неясно. Вот я и психанула.
Пока мы обсуждали мои клыки, я пролистала большую часть альбома и дошла до разворота, на которой была семья Джейми. Моя семья. На правой, современной стороне, была изображена семья, стоящая в весеннем саду на фоне цветущей яблони. В центре композиции возвышалась гигантская фигура отца семейства. Он выглядел ни на день не старше, чем теперь, хотя фото явно было сделано более десяти лет назад. Правой рукой он нежно прижимал к себе невысокую стройную молодую женщину, которая рядом с ним казалась совсем крошечной. Волосы того же цвета, что и у меня, только прямые, большие серые глаза, изящное лицо сердечком – его я тоже унаследовала от неё. И слава богу! Мне только брутального отцовского подбородка не хватало! Левую руку женщина положила на плечо стоящего перед ними мальчика лет десяти. Тот держал на руках рыжего щенка кокер-спаниеля, который весь извивался в попытке лизнуть хозяина в щёку. На другой руке у матери сидел годовалый малыш. Ещё один мальчик, на вид немного помладше того, что со щенком, сидел у Джейми на плечах. А на его левой руке сидела пятилетняя девочка в жёлтом платье. Вся семья весело смеялась, глядя на проделки щенка.
– Какая замечательная фотография, – пробормотала я.
– Да, – подтвердил Дэн. – Мне она тоже нравится больше, хотя в тот момент было сделано и другое фото, где все смотрят в камеру. Но в этом альбоме и так слишком много официальных портретов, так что я выбрал именно этот кадр.
– Ты здесь такая очаровашка, – шепнул мне Эдвард и потёрся носом об моё ухо. – Хотя ты всегда очаровашка. И тогда, и сейчас.
– Элис была права. Она сказала, что я росла с братьями. – И я прочла под фотографией: – Джеймс и Анастасия с сыновьями Майклом, Николасом, Тайлером и дочерью Анжеликой. Анжеликой?
– Я же говорил – до семи лет мы звали тебя Энжи, – напомнил мне Джейми.
– А почему перестали?
– Потому, что ты этого потребовала. В детстве ты воспринимала имя Энжи как должное. Но в школе учительница объяснил тебе его «ангельское» происхождение. А поскольку ангельским поведением, в отличие от имени, ты никогда не отличалась, то довольно часто получала от учительницы выговоры, сопровождаемые проповедями на тему, что раз уж у тебя такое имя, то ты просто обязана ему соответствовать.
– Хотя, на мой взгляд, – перебил его Дэн, – ты была всего лишь нормальным, живым ребёнком, которому просто было скучно среди ровесников. К шести годам ты уже читала толстые книги и знала таблицу умножения до ста, а вас там учили читать по слогам и считать на пальцах. Нам бы отдать тебя сразу в третий класс, но, как говорилось раньше – мы стараемся не выделяться и не привлекать к себе внимание, если этого можно избежать.
– Ты довольно долго всё это терпела, – продолжил Джейми, – из гордости скрывая всё это от нас – мы же не сидели в твоей голове постоянно, уважали твоё право на частную жизнь. Если бы знали – конечно, осадили бы эту, с позволения сказать, «педагогиню». Но мы не знали. А ты молчала, терпела, копила всё в себе. А потом был взрыв. Сейчас уже сложно сказать, что именно послужило причиной, кажется, ты отлупила пару мальчишек, которые, наслушавшись учительницу, стали воспринимать слово «ангелочек» как нечто негативное и дразнить тебя им. В итоге – пара расквашенных носов, вызов родителей в школу, и твоя истерика на тему: «Я не ангелочек, и никому не позволено меня так называть!». Из той школы мы тебя, конечно, забрали, высказав твоей учительнице, а заодно и директору, всё, что думаем об их педагогической деятельности. Но дело уже было сделано – пришлось нам всем привыкать называть тебя вторым именем, а ты с той поры бросалась с кулаками на любого, кто имел неосторожность сравнить тебя с ангелочком.
– А мне нравилось твоё новое имя, – улыбнулся Дэн.
– Ещё бы. Его же ей в твою честь дали, как ты скромно заметил там, на поле. Но только тебя одного это и радовало.
– Анжелика Даниэлла, – задумчиво протянул Эдвард. – Энжи Дэниелс. Не так уж и сильно ты забыла своё настоящее имя, как казалось.
– Это ты о чём? – удивился Джейми.
– Имя «Энжи» придумала Эсми. Сокращённо от Энжел-Ангел. Куда же деваться, если она у нас такой ангелочек.
– Я, кстати, уже тогда решительно заявила ей, что я не ангелочек. Но на имя согласилась, оно затронуло во мне что-то, я вздрогнула и обернулась, услышав его, хотя была абсолютно уверена, что это не моё имя. Решила, что просто знала кого-то с этим именем.
– Анжеликой её окрестил уже Джаспер, когда делал Энжи документы. А фамилию она выбрала себе сама. Просто стала листать телефонный справочник и решила, что эта фамилия будет «правильной». Так что по новым документам она Анжелика Элизабет Дэниелс.
– Не Каллен?
– Нет. Мы же не знали, надолго ли она с нами. И было бы странно усыновлять такую взрослую девочку.
– А квилеты просто не знают фамилию Дэниелс. Не было случая упомянуть её. Зато они прекрасно знают, в какой семье я живу. Вот я и представлялась им Энжи Каллен. Так было проще.
– И, в конце концов, так ведь в итоге и будет, рано или поздно, – пожал плечами Эдвард.
– Лучше поздно, – проворчал Джейми.
– Со скольки лет Настя носит фамилию Кэмерон, не напомнишь? – ехидно осведомился у него Дэн.
– Ты прекрасно знаешь, что это не в счёт. Она носила эту фамилию лишь номинально. А вовсе не потому, что вышла за меня! Точнее – вышла, но не по-настоящему. Ну, то есть, по-настоящему, но не сразу. Тьфу, ты меня запутал!
– Я тебя запутал? Да ты сам запутался и остальным головы заморочил!
– Сам же всё прекрасно знаешь, так чего же цепляешься?
– Я-то знаю. Но может, и ребятишкам тоже расскажешь?
Слушая их перепалку, я разглядывала фотографии на левой стороне разворота. Джейми выглядел просто монументально на портрете, судя по костюму, начала восемнадцатого века. Но не его изображение привлекло моё внимание, а маленькая чёрно-белая фотография, не больше половины моей ладони, примостившаяся рядом. На ней был изображён худенький, измождённый до полупрозрачности ребёнок с короткоостриженными светлыми волосами и огромными серыми глазищами в пол-лица, под которыми разливались не менее огромные синяки. Тоненькая шейка торчала из слишком широкого ворота белой рубашки, под воротником был повязан галстук, похожий на тот, что носят скауты. Ниже было написано: «Настя 10 лет». Господи, этот ребёнок выглядел лет на шесть, не старше, к тому же было непонятно, как в таком хрупком тельце до сих пор теплилась жизнь? Я перевела взгляд на семейную фотографию. Да, рядом с Джейми она выглядит крошечной, но, учитывая его габариты, у моей мамы – вот я и назвала её так, впервые, пусть и мысленно, но я это признала, – вполне обычный, средний рост. И она выглядит абсолютно здоровой, румяной, весёлой. Стройной, но совсем не хрупкой. Так что же с ней случилось в детстве, в каком концлагере она побывала, чтобы так ужасно выглядеть?
– Господи, кто же довёл её до подобного состояния? – потрясённо выдохнул Эдвард у меня над ухом. Видимо, наши мысли шли в одном направлении.
– Нет-нет, ничего такого. Не пугайтесь. Никто её не «доводил». Просто она была больна. Очень сильно больна, практически смертельно. Я едва не опоздал. – Джейми громко сглотнул, видимо, представив себе такое развитие событий.
– А сейчас?.. – я не уточнила, но всем и так было ясно, о чём я спрашиваю.
– Сейчас всё прекрасно. Наша кровь творит чудеса. Настя полностью поправилась. Но когда я впервые её увидел...
– Расскажи! – попросила я.
Глава 25. Долгий путь домой. Часть 2.
– Расскажи! – попросила я.
– Что ж, слушайте. Дело было больше тридцати лет назад, в то время у Америки с Россией, а точнее – с Советским Союзом, была холодная война, и проникнуть за железный занавес было весьма не просто. Мы и не стремились – хотя документы у нас практически идеальные, но всё же не настоящие, и лишний раз засвечивать их во всяких посольствах и других не менее дотошных организациях мы избегаем.
Но в тот раз я поступил вопреки всем нашим правилам. Маленькое отступление – наша семья богата. Очень.
– Наша тоже. Очень, – улыбнулся Эдвард.
– Верю. Так вот, мы спонсируем довольно много всяческих благотворительных проектов. И в тот раз я курировал организацию, которая занималась тем, что посылала в другие страны врачей для обмена опытом, консультаций и другой помощи. И тут случилось так, что, благодаря какому-то чуду, железный занавес чуть приподнялся, и появилась возможность отправить в Москву несколько детских врачей, а так же волонтёров с лекарствами и подарками. Визит намечался короткий, всего на несколько дней. Что именно побудило меня присоединиться к этой группе? Интерес? Любопытство? Вряд ли. Желание осмотреть достопримечательности? Нет, я уже бывал в России раньше, и не раз, даже язык выучил, для нас это легче лёгкого. Короче, никаких объективных причин для этой поездки у меня не было. Теперь-то я понимаю, что со мной происходило. Но в тот момент я действовал, как под гипнозом. Задействовал все связи и немалые деньги, добился включения в состав группы, даже с фальшивыми документами нигде не прокололся. И вскоре уже был в Москве.
Сначала всё шло нормально, даже рутинно. Каждый день мы посещали одну из больниц, врачи осматривали детей, мы, волонтёры, раздавали им подарки. Конечно, видеть радость в глазах больных малышей уже само по себе награда, но я чувствовал, что мне чего-то не хватает, что-то должно произойти – и не происходит. Но на четвертый день это случилось.
Мы, как обычно, приехали в очередную больницу и пошли по палатам, раздавая малышам мягкие игрушки, а детям постарше – фломастеры, невероятную редкость в то время. Мы вошли в одну из больших палат, ребятишки столпились возле нас, улыбались, благодарили, получив подарки, всё как обычно. Но я заметил, что один ребёнок остался в своей кроватке, стоящей в самом дальнем от двери углу. Малыш смотрел на нас огромными печальными глазами, но даже не пытался подойти. Выбрав медвежонка посимпатичнее, я подошёл к кровати, присел на корточки и протянул малышу игрушку. Никогда не забуду это изумление в огромных глазёнках и недоверчивый шёпот: «Это мне?». Честное слово, я чуть не разрыдался. Позже я узнал, что это был первый подарок, первая игрушка, вручённая лично ей.
Джейми прервался, чтобы сглотнуть комок в горле – даже спустя столько лет он не мог спокойно вспоминать ту встречу. А потом продолжил.
– Я смотрел в эти серые омуты и не мог оторваться, не понимая, что со мной происходит. Я спросил: «Как тебя зовут», и малыш ответил: «Настя». До этого момента я был уверен, что передо мной мальчик. Я сказал: «Да, Настя, это тебе» и протянул ей игрушку. Когда она брала медвежонка, наши пальцы соприкоснулись. И всё. В меня словно молния ударила. Это была она – моя половинка. Эта крошечная, робкая, очень больная девочка стала для меня смыслом существования отныне и навеки. Она смотрела на меня со счастливой улыбкой, озарившей её бледное личико, а я понимал, что мы уже никогда больше не расстанемся, чего бы мне это ни стоило.
Я пообещал обязательно прийти к ней снова и отошёл, чтобы поговорить с врачами. То, что я узнал, чуть не сбило меня с ног. Моя суженная, моя половинка, умирала. Она родилась с тяжелым пороком сердца. Сейчас такое уже оперируют, и довольно успешно, но не тогда. Родители отказались от неё сразу же после рождения, едва узнав страшный диагноз. Усыновить ребёнка, которому врачи и года жизни не гарантировали, желающих тоже не нашлось. Так она и жила, а точнее – выживала, деля время между детдомом и больницей. Нужно отдать должное врачам – не имея возможности вылечить её, они, тем не менее, сделали почти невозможное – так долго поддерживали в ней жизнь. Но и они оказались в итоге бессильны – Настя просто тихо угасала. И ни русские врачи, ни наши, приехавшие со мной – никто не давал ей больше месяца жизни. Тогда-то я и понял, почему в этот раз судьба свела нас так рано – ещё немного, и я потерял бы свою половинку, не успев её найти. А теперь я успевал спасти её – у меня было при себе универсальное лекарство от всех болезней.
– И ты её вылечил, – утвердительно кивнула я.
– В итоге – да. Но сначала мне нужно было сделать так, чтобы хотя бы иметь возможность её лечить. А для этого нужно было находиться рядом. Кто бы мне это разрешил? Да и поить её при всех кровью было бы, по меньшей мере, неосторожно.
– И что же вы сделали, сэр? – спросил Эдвард. – Кажется, вы обмолвились о том, что похищение порой – совсем неплохой выход.
– Ты её похитил? – в моём восклицании было поровну удивления и восхищения.
– Да, когда понял, что законные методы не помогут. На следующий день у меня была весьма содержательная беседа с директрисой детского дома, в котором Настя жила в короткие промежутки между больницами. Очень приятная женщина, она была бы рада, если бы девочка обрела семью. Я соврал, что женат – в конце концов, любая из жён моих кузенов не отказалась бы сыграть роль моей жены. Кому, как не им знать всё о половинках и их фантастической связи. Говорил, что мы с женой не можем иметь детей, что давно мечтаем о ребёнке – всё, что уместно было говорить в таком случае. Утверждал, что в Штатах есть врач, который обязательно спасёт Настю, что он может оперировать такие пороки. Даже то, что я иностранец, можно было бы обойти – при желании, найти лазейку в законе можно всегда. Особенно, когда в средствах не ограничен. Директриса была полностью на моей стороне, готова была содействовать мне по мере сил.
Джейми замолчал.
– Но? – не выдержала я. – Здесь так и слышится «но».
– Да, было одно огромное «НО», и об него разбивались все мои благие намерения сделать всё правильно и законно. Время. Его у нас не было. Во-первых, моя виза истекала через пару дней. Во-вторых, этого времени не было у Насти. В общем, вариант с усыновлением отпадал. И я ушёл, сделав вид, что смирился. Кстати, эту фотографию я стащил вместе с личным делом Насти, как только директриса отвернулась. К своему удивлению, я обнаружил, что малышке уже одиннадцать лет. Просто болезнь не давала ей нормально развиваться. Практически все крошечные силёнки её организма уходили на элементарное выживание. На нормальное развитие не оставалось почти ничего. Но и это тоже было поправимо. И в итоге у меня остался лишь один выход – похищение.
– И как ты это проделал? – мне не терпелось узнать подробности.
– Первым делом я вызвал на помощь «кавалерию». Вся семья была в курсе происходящего, и мой брат и два кузена, те, что в тот момент были относительно неподалёку, поспешили ко мне на помощь. После этого я закупил всё необходимое – одежду, продукты, сумку, чтобы всё это упаковать. А ночью прилетел за Настей. Было лето, форточка в палате была открыта, так что мне не составила труда открыть окно и незаметно проникнуть внутрь. Я завернул мою девочку, вместе с медвежонком, в одеяло, взял на руки и улетел. Никто даже не заметил её исчезновения до самого утра.
Когда мы летели в сторону гостиницы, Настя вдруг проснулась. Я-то рассчитывал, что она проснётся уже в номере, когда я буду в человеческом облике. А тут представьте – ночь, страшная высота, и её несёт куда-то огромное крылатое чудовище. А ведь у неё было больное сердце.
– Она очень испугалась? – спросил Эдвард.
– Как ни странно, нет. Всё пошло совсем не так, как я ожидал. Она обрадовалась. Представляете, улыбнулась, обняла меня своими слабыми ручонками за шею и зашептала: «Я знала, что ты прилетишь за мной». Я не поверил своим ушам. Едва выдавил из себя: «Откуда же ты знала?». «Мне Егоровна сказала. Нянечка в больнице. Что скоро за мной прилетит Ангел и заберёт меня с собой. Туда, где я не буду болеть. Только почему-то при этом плакала. А зачем плакать? Ты же за мной прилетел, значит, всё будет хорошо. Я ещё вчера догадалась, что это ты». Я мысленно поблагодарил неизвестную мне Егоровну, которая невольно облегчила мне объяснение и спасла малышку от шока. Но на всякий случай уточнил: «Значит, ты согласна улететь со мной?». А она прижалась лицом к моей шее и прошептала: «Куда угодно!» Её не пугали мои крылья, клыки, твёрдая холодная кожа. Ведь я был её Ангелом.
– У вас это, похоже, семейное, – усмехнулся Эдвард. И уточнил: – Быть ангелами.
– Вполне возможно, – улыбнулся Джейми. – Настя меня до сих пор иногда так называет. Мне нравится.
– Мне тоже, – призналась я. – Но только если меня так называет Эдвард.
– А об остальных ты ломаешь себе пальцы, – покачал головой Эдвард и, достав из кармана носовой платок, вытер мои мокрые щёки. А я даже и не заметила, что плачу. Тщательно высморкавшись, я спрятала платок в карман своих брюк – не возвращать же его Эдварду в таком виде.
– А когда ты рассказал ей правду? – поинтересовалась я.
– Да практически сразу, как мы прилетели. Хотя, конечно, не всю правду, только то, что она могла бы воспринять в тот момент. Я залетел в гостиничный номер через окно, как и вылетел, так что о появлении у меня в номере похищенной девочки никто и не догадывался. На первое время это было неплохое убежище. Я объяснил Насте, что я особый ангел, живущей на земле. И что излечится она не по мановению волшебной палочки, а от волшебного лекарства, которое у ангелов вместо крови. И нацедил ей немного в стаканчик. Моя моментальная регенерация её просто заворожила, поэтому она без возражений и почти без отвращения выпила мою кровь. Всю свою жизнь она пила лекарства, порой совершенно гадкие на вкус, так что опыт в этом деле у неё был немалый. Эффект не заставил себя ждать. Вскоре ей стало легче дышать, и она смогла говорить нормальным голосом, а не шептать. Убедившись, что новое «лекарство» помогает намного лучше всего, что давали ей до этих пор, Настя с большим воодушевлением принялась за лечение. Она спокойно уснула, и послушно пила очередную порцию каждый раз, как я её будил. И утром уже могла сидеть в кровати и с удовольствием поела. Конечно, облегчение было внешним, сама болезнь никуда не делась и так быстро не исчезла. Но, по крайней мере, главные симптомы отступили, давая нам такое необходимое время.
Я сообщил своим коллегам, что, видимо, простудился, и не рискну появиться в таком виде перед больными детьми. Особой необходимости во мне не было, поэтому никто не возражал против того, чтобы я остался на денёк в гостинице. Мы с Настей просидели этот день в номере – я поил её «лекарством» и рассказывал о своей семье. От половинок не бывает секретов, помните? Хотя болезнь истощила её тело, на интеллекте это никак не отразилось. Будучи надолго прикована к больничной койке, Настя много читала, и во многом даже опережала своих сверстников. Поэтому она совершенно спокойно приняла тот факт, что какое-то время нам нужно будет скрываться ото всех, пока мы будем добираться домой. Она была готова пойти куда угодно, сделать что угодно, только бы не разлучаться со мной. Притяжение половинок действует на обе части целого, так что, наши желания никогда больше не разлучаться, абсолютно совпадали. Мой же рассказ о гаргульях она восприняла как нечто само собой разумеющееся – в конце концов, она была ещё ребёнком, а дети легче принимают всё сверхъестественное.
К вечеру Насте стало уже настолько хорошо, что она смогла ходить по номеру, впервые за последние несколько месяцев. Пока ещё держась за мою руку, но всё же это был огромный прогресс. Когда стемнело, прилетел мой брат Джордан. Он немного младше меня, но для человеческого глаза мы выглядим близнецами. Он занял моё место в гостинице, в группе волонтёров, а также выехал по моим документам из страны. Никто ничего не заподозрил, даже люди, которые провели рядом со мной последние несколько дней. Если возникали какие-то неловкие моменты, например, кто-то упоминал о чём-то, о чём я должен был знать, Джордан тут же мысленно связывался со мной, и я давал ему подсказку. В общем, наша подмена прошла гладко. А я вновь взял завёрнутую в одеяло и уже уснувшую Настю на руки, сумку с самым необходимым повесил на плечо и улетел.
– И её не хватились? – удивилась я.
– Хватились, конечно. Но не сказать, чтобы особо искали. Она как-то не сильно кому-то была нужна. Были бы у неё родители – другое дело. А сирота, к тому же умирающая.… Ну, поискали немного. Директор детдома сообщила следователю о моём желании усыновить девочку. Они отработали и эту версию. Но у меня было железное алиби, ведь ни я, ни Джордан, не покидали гостиницу в одиночку после исчезновения Насти. Когда следствие окончательно зашло в тупик, было решено, что девочка сама ушла из больницы и, скорее всего, утонула в реке. Или упала в канализационный колодец. Или что-то ещё, такое же «правдоподобное». То, что она не могла ходить – в расчёт не принималось. Похищение инопланетянами тогда ещё в моду не вошло, так что эта версия даже не возникала. А зря – она была ближе всего к истине.
Спустя месяц дело закрыли – искать ребёнка, который и под наблюдением врачей с трудом дотянул бы до этого срока, не имело смысла. Так всё и заглохло. Мы позже осторожно интересовались – дело отправили в архив и забыли. Кстати, оттуда оно благополучно испарилось, и не так уж и дорого это стоило.
– А что было дальше с вами? Неужели ты так и нёс её до дома?
– Нет, конечно. Не через океан же! Одному мне такой перелёт при желании совершить было бы вполне возможно. Хотя и голодно. Но не с малышкой на руках. Нет, мы летели медленно и не особо далеко. И только по ночам.
– «Мы»? – переспросил Эдвард.
– Да, мы. Два моих кузена встретили меня на окраине Москвы. Одному мне было бы сложно всё это осуществить. Мы летели ночами, а днём останавливались в безлюдных местах. Ставили палатку для Насти, чтобы она могла при желании отдохнуть. Кузены добывали еду в ближайших деревнях и охраняли мою малышку, пока я охотился. И то я старался сократить свои отлучки до минимума, чаще всё же ел человеческую пищу. За несколько дней мы пересекли пол-Европы. Настя воспринимала всё как невероятное приключение – столько интересного она не видела за всю свою жизнь. Нужно было видеть её восторг от бабочек, которых я для неё ловил, а она выпускала на волю, от венков, которые я для неё плёл. Я сам порхал вокруг неё бабочкой, а кузены тихо, чтобы не услышала Настя, насмехались надо мной, а про себя отчаянно завидовали – ведь они ещё не нашли своих половинок.
