Текст книги "Никогда не спорь с судьбой (СИ)"
Автор книги: Оксана Чекменёва
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 42 страниц)
Глава 11. Школа. Часть 2.
Наконец, прозвенел звонок. Ученики загалдели и завозились, многие встали со своих мест. Я сложила вещи в сумку и хотела встать, но возле моего стула, мешая выходу, стояли те самые блондинки со второй парты.
– Привет, я Сьюзан – защебетала одна из них, с прямыми светло-русыми волосами. – А это – Линда.
У Линды кудри были вытравлены перекисью, но чёрные корни волос, а так же смуглая кожа и тёмно-карие глаза выдавали в ней жгучую брюнетку. Впрочем, это было её право – уродовать себя. Делая вид, что не слышала их нелицеприятных перешёптываний, я изобразила дружелюбие.
– Привет, а я – Энжи.
– Ты живёшь у Калленов? – видимо, любопытство было единственной причиной, по которой эти местные красотки заговорили со мной. Судя по тому, что я слышала, дружелюбием ко мне здесь и не пахло. Но не могу же я их просто послать, верно? Я же не могла бы их услышать, будь я обычным человеком? Значит, нужно себя вести как обычный человек.
– Да, я живу у Калленов, – «простодушно» подтвердила я.
– Ты что, очередной приёмыш? – это снова Сьюзен. Меня покоробила эта формулировка. Ещё бы сказали – подкидыш! И тут ирония ситуации дошла до меня. Я ведь действительно очередной приёмыш. И, в каком-то смысле – и подкидыш тоже.
– Пока мои родители в Зимбабве, да, я – очередной приёмыш Калленов.
Они удивлённо переглянулись и хором переспросили:
– В Зимбабве?
Интересно, они вообще раньше слышали это название? Кстати, пожалуй, пора уже «пускать в народ» нашу версию моего появления у Калленов. Видимо, директор школы не сплетник, раз обо мне до сих пор мало кто знает. Кажется, передо мной две самые главные школьные сплетницы, или я совсем не разбираюсь в людях. Так, девочки, откройте шире ротики и приготовьтесь кушать лапшу, которую я буду вешать на ваши ушки. Кстати, у Сьюзан они довольно оттопыренные, удобнее будет развешивать.
– Да, в Зимбабве. Это такая страна на юге Африки. Мои родители организуют там больницу для местных жителей. «Врачи без границ», слышали о такой организации?
Сомневаюсь, что слышали, но обе усиленно закивали. Надеюсь, пересказывая мои слова остальным, они не переврут название.
– А почему ты осталась здесь, а не уехала с родителями?
– А почему ты теперь живёшь у Калленов? – вопросы прозвучали одновременно.
– Мне же нужно продолжать учёбу, а там нет школ. По крайней мере – с нужной программой, – ответив на вопрос Сьюзан, я повернулась к Линде. – А доктор Каллен был коллегой и другом моего отца, когда его семья жила на Аляске. И, когда встал вопрос, с кем меня оставить, доктор и его жена предложили мне пожить у них. Я хорошо знаю эту семью, и мне всегда нравилось общаться с их детьми, поэтому я сразу же согласилась.
Девушки переглянулись.
– Ой, но Каллены же такие странные! Ни с кем не общаются, всегда только вместе.
Господи, как дети малые! Что на уме – то и на языке. Эти глупышки вообще понимают, перед кем они критикуют Калленов? С чего вдруг такие откровенности?
– Да они нормальные. Просто новичкам проще держаться вместе, вот и всё. – А что я должна была ответить? «Радуйтесь, что Каллены вас сторонятся»? Когда же они отстанут? Всё, что хотела, я им уже сказала, так что никакого желания продолжать этот разговор у меня не было. Тем более что Эдвард уже ждал меня в коридоре. Я сразу почувствовала его приближение, даже несколько десятков школьников не могли перебить его прекрасный запах. А перемена становилась всё короче.
В этот момент Линда была довольно бесцеремонно отодвинута в сторону, и на её месте возник плечистый темноволосый парень. Его можно было бы счесть даже симпатичным, если бы не близко посаженные глаза и выражение высокомерия на лице.
– Привет, красотка! Я – Питер. Приходи сегодня на тренировку – посмотришь, как я бросаю мячи!
Господи, вот только самовлюблённого спортсмена с интеллектом устрицы мне в поклонники и не хватало! От Сьюзен и Линды в мою сторону сразу же потянуло арктическим холодом. О, да тут самые настоящие страсти кипят. Успокойтесь, девочки и не изобретайте для меня казни египетские – на ваше «добро» я покушаться не собираюсь.
– Извини, Питер, но у меня на сегодня другие планы. – А так же на завтра, послезавтра, и вообще, на всю оставшуюся вечность!
– Питер, а мы обязательно придём посмотреть на тебя.
– Да-да, обязательно! – перебивая друг друга, защебетали блондинки.
Дверь открылась, и в практически опустевший класс вошел Эдвард. Подойдя к моей парте с той стороны, где до этого сидела Мэгги, он молча взял со стола мою сумку, забросил на плечо рядом со своей и протянул мне свободную руку.
– Энжи, мы опаздываем на тригонометрию. Прошу нас извинить, – последняя фраза предназначалась стоящей возле меня троице. Больше в классе уже никого не осталось.
Ухватившись за его руку, как за спасательный круг, я выбралась из-за парты, стараясь как можно более неуклюже протиснуться мимо стула Мэгги. Когда я оказалась рядом с ним, Эдвард демонстративно приобнял меня за плечи, бросив на Питера взгляд, который иначе как «Моя! Руки прочь!» истолковать было невозможно. Мачо местного разлива тут же сдулся, сразу поняв, что с этим соперником он находится в разных весовых категориях, и пытаться соревноваться бессмысленно. Блондинки просто молча хлопали нам вслед глазами – кажется, они были шокированы. Их проблемы. Когда мы вышли в коридор, я тихонько шепнула Эдварду:
– Мой спаситель!
Он лишь улыбнулся своей прекрасной мягкой улыбкой.
– Ну, как прошёл первый урок?
– Кошмарно – вздохнула я. – Я чуть не опозорилась.
– Но ведь не опозорилась же. Наоборот, ты дала даже более точный ответ, чем ожидал учитель.
– Ага, – воспряла я духом. – Народ был поражён. Только записали меня в стереотипные блондинки, а я раз, и… Подожди! А откуда ты всё это знаешь? Ты же не можешь читать мои мысли.
– Да, но мысли твоих одноклассников для меня – открытая книга. Я наблюдал за тобой их глазами.
– Ух, ты! Здорово придумано! – почему-то мне было очень приятно, что Эдвард как бы был рядом со мной всё это время. И я понимала: случись что угодно – он моментально пришёл бы мне на помощь. Возможно кому-то эта «слежка» была бы неприятна, но уж точно не мне. – Ты следил за мной весь урок?
– Да, с того момента, как оставил тебя там одну. Просто не мог иначе.
Достав из сумки шоколадный батончик, я принялась жевать. Не знаю, почему, но я чувствовала себя голодной. Хотя, возможно, просто перенервничала.
– Но если ты всё время наблюдал за мной, значит, не слушал учителя. И мог бы оказаться в точно такой же ситуации, что и я. Поэтому тебе не стоило совсем уж пренебрегать уроком.
– Я бы не оказался в подобной ситуации по нескольким причинам. Во-первых, даже задумавшись, я всё равно автоматически отреагирую на фамилию, которую ношу уже более восьмидесяти лет.
– А я свою – лишь несколько дней, и только час назад начала ею действительно пользоваться, – вздохнула я. – Из-за этого чуть не вляпалась. Спасибо Мэгги – выручила.
– Да, Мэгги очень добрая девочка, вот только несколько забитая. В классе к ней плохо относятся из-за её внешности и робкого характера. И, похоже, она единственная в классе, кто не думал о твоей связи с «загадочными Калленами» с нездоровым любопытством.
– Поэтому она так удивилась, что я с ней заговорила?
– Да, обычно её в лучшем случае игнорируют, а в худшем….
– Бедняга. Надо будет быть с ней подобрее. Она же не виновата, что непривлекательная. – Я покачала головой. – Дети бывают очень злыми.
Эдвард легонько поцеловал меня в макушку. Как раз в тот момент, когда я разворачивала вторую шоколадку. Одно из преимуществ моей «хладнокровности» – шоколад в моих руках не таял. Не очень получилось романтично, но, в отличие от шоколадки, я чуть не растаяла.
– Ты сказал: «во-первых», – вернулась я к предыдущей теме. – А что «во-вторых»?
– Во-вторых, если бы я даже не отреагировал на свою фамилию, то это сделал бы Эммет. Мы сидели за одной партой, и он бы дал мне знать, что меня спрашивают. Например, наступил бы мне на ногу. Причём – с удовольствием.
– Но ты уже прозевал бы вопрос! Мистер Гордон его повторил, а мог бы этого и не делать. Тогда я точно опозорилась бы.
– А вот в этом случае я мог бы спокойно прочесть этот вопрос в мыслях учителя. И даже правильный ответ. Ведь задав вопрос, человек, как правило, о нём в этот момент и думает.
– А если нет? А вдруг это как раз тот случай, когда учитель вдруг бросает случайный взгляд в окно и видит, как какая-то собачка грызёт колесо его машины – по одной ей известной причине. И он тут же отвлекается на колесо, собаку и что угодно ещё. И в его мыслях уже не будет ни вопроса, ни ответа на него! Что ты стал бы делать тогда? – я была очень довольна своими рассуждениями.
– А вот здесь в игру снова вступает Эммет. Он подсказал бы мне правильный ответ так, что никто, кроме меня этого бы не услышал.
– Всё, сдаюсь, – рассмеялась я.
Мы, не торопясь, направлялись к кабинету тригонометрии. Мне очень хотелось узнать у Эдварда, помогло ли ему моё «лекарство», но я решила не поднимать болезненную для него тему. В конце концов, я могу и потерпеть пару часов – четвёртым уроком у меня испанский, на котором я буду сидеть вместе с Элис, у неё-то всё и узнаю. Не то чтобы я сомневалась в эффективности своего «изобретения», мы ведь уже проверили его на Эсми, но всё же хотелось услышать подтверждение и от остальных.
Следующий урок прошёл гораздо приятнее первого. Единственное, что мне не понравилось – это то, что мистер Варнер, учитель тригонометрии, заставил меня рассказать о себе перед всем классом. Как позже сообщил мне Эдвард – он заставляет проходить через это всех новичков, которых, впрочем, в школе почти не бывает. Но все Каллены прошли в своё время через это «представление». Я выдала заготовленную ранее версию своего появления в городе, в семье Калленов и в этой школе, после чего была с миром отпущена и уселась рядом с Эдвардом – место с ним как раз пустовало.
После этого мне уже не пришлось скучать, как на предыдущем уроке. Я легко решала задачки – не зря же Эдвард два дня натаскивал меня по программе десятого класса. Ничего сложного в этом для меня не было, поэтому быстренько решив очередную задачу, остальное время мы просто болтали. И никто нас не слышал – мы говорили слишком тихо, человеческий слух этого уловить не мог. Меня позабавило то, что хотя читать мои мысли Эдвард не мог, но всё равно мог общаться со мной втайне ото всех остальных, ну, не считая других вампиров. Это напоминало общение двух телепатов из какого-то фантастического фильма – никто из окружающих не догадывался об их тайном разговоре, и это давало им огромное преимущество над остальными.
Урок пролетел незаметно, и Эдвард отвёл меня в кабинет английской литературы. Никто из учеников одиннадцатого класса даже не попытался со мной пообщаться. Если у кого-то и возникло такое желание, то присутствие рядом Эдварда отбило его напрочь. Впрочем, не думаю, что желающих было много – на фоне семнадцатилетних подростков я выглядела совсем малышкой, а старшеклассники редко обращают внимание на «мелюзгу», даже если она учится с ними в одном классе. Я была этому даже рада. Было у меня уже сегодня несколько знакомств, назвать которые приятными язык не поворачивался. А впереди ждало ещё пять уроков, и в большинстве случаев я на них буду одна.
На литературе я вновь, к всеобщему удивлению, села рядом с Мэгги, хотя в этот раз в классе было три свободных места. Часть учеников была та же, что и на уроке истории, остальных я ранее не видела. К счастью, ни Сьюзан с Линдой, ни Питера в классе не было. Вот и славно.
Далее день покатился, словно по рельсам. Я скучала на уроках, на переменах Эдвард отводил меня в следующий класс, и это были те самые несколько минут, которые я ожидала целый час. Разнообразие внёс только урок испанского – на него меня вела Элис, с ней мы и сидели за одной партой. Она пол-урока щебетала на тему, как же здорово я придумала, и то, что никто из них совершенно не испытывает жажду, и какая я молодец, а Джаспер впервые улыбался, сидя на уроке, и как она за него рада. Её восторженная болтовня скрасила урок, а я получила огромное удовлетворение, понимая, что помогла своим близким избавиться от страданий, не отпускавших их долгие десятилетия.
Наконец, аж после пятого урока, началась большая перемена, и мы, встретившись на полпути между своими классами, всей толпой вошли в столовую. На нас снова все поглядывали исподтишка и отводили глаза. Мы набрали полные подносы еды, к моей великой радости. К этому времени от бутербродов, заботливо приготовленных Эсми, остались только воспоминания. Методом, уже отработанным ранее во время немногочисленных поездок в город, я уничтожила пищу, лежащую на всех шести подносах, а никто из людей ничего не заметил. Остальные изображали процесс питания, двигая челюстями и периодически поднося ко рту надкусанные мною куски. Наконец, на тарелках почти ничего не осталось, и я отвалилась от стола как сытая пиявка.
Теперь, когда мой рот был свободен, меня забросали вопросами о впечатлениях о первом школьном дне. Я рассказала о знакомстве и беседе на первой перемене, и о том, что после вмешательства Эдварда ко мне больше никто не подходил и не пытался заговорить. Поскольку рядом постоянно был кто-то из Калленов, меня стали сторониться так же, как и их. И это было хорошо. Меньше шансов, что кто-то заметит мою необычность. Конечно, это не бросалось в глаза, я не была, например, такой же бледной, как остальные, но я тоже была холодной и достаточно твёрдой. Поэтому лучше было ни с кем не сближаться.
Мне повезло в том плане, что я была новенькой и, приходя в очередной класс, вынуждена была садиться на оставшееся свободное место. А оно, как правило, было возле местных изгоев, вроде Мэгги или Стива – худенького «ботаника», с которым я сидела на политологии. За весь урок мы не обменялись с ним и двумя словами. На моё «привет» он ответил кивком, даже не повернув в мою сторону голову, и на этом наше общение закончилось. Я и не пыталась его разговорить.
Кстати, насколько мне известно, несмотря на неземную красоту Калленов, люди сторонились их, инстинктивно чувствуя в них хищников, ощущая исходящую от них опасность, хотя и не понимая этого. Интересно, а от меня держатся на расстоянии, чувствуя чужака, «нечеловека», или это просто из-за моей близости к Калленам? Скорее всего, я этого никогда не узнаю. Что ж, я всегда понимала, что не являюсь человеком, поэтому и не ждала, что люди примут меня с распростёртыми объятиями. Не страшно, показного дружелюбия мне будет достаточно, а для объятий у меня есть моя семья.
Я попросила Элис, чтобы при Эдварде никто не упоминал про действие «лекарства», совершенно забыв о том, что он читает их мысли. Поэтому, когда мы вышли из столовой и в какой-то момент оказались в пустынном отрезке коридора, он, улыбнувшись, кивнул остальным.
– Можете не стесняться.
Я не успела спросить, что он имеет в виду, как тут же попала в медвежьи объятья Эммета, который, подхватив меня подмышки, покрутил и пару раз подбросил в воздух. От него я перешла в объятия Элис, потом – Розали. Последним меня обнял Джаспер. Обычно державшийся хоть и дружелюбно, но всё же слегка отстранённо, на этот раз он крепко прижал меня к себе, потом приподнял – наша разница в росте была почти полметра, – и расцеловал в обе щеки.
Всё это длилось секунд десять, а потом из-за угла вышла группа школьников, а Каллены разошлись в разные стороны по своим классам, оставив нас вдвоём с Эдвардом. Похлопав глазами, я слегка ошарашено пробормотала:
– А что это сейчас было?
Приобняв меня за плечи, Эдвард развернул и повёл меня по коридору в сторону очередного кабинета. На этот раз – философия. Беее….
– Они благодарили тебя за то, что избавила их от жажды. Я знаю, что ты просила Элис не упоминать это при мне. Но не думать-то они не могли, и все их мысли сегодня крутятся только вокруг этого.
– Джаспер меня поцеловал… – Это казалось мне самым невероятным. Джаспер всегда держался чуть в стороне, делая исключение лишь для Элис. И вдруг – такое проявление эмоций.
– Ему приходилось тяжелее всех. И теперь он безмерно благодарен тебе. Думаю, они сами тебе всё скажут по дороге домой. А сейчас просто воспользовались безопасной минуткой, пока никто не видит, чтобы выразить свои чувства. Кстати, – он склонился чуть ниже ко мне. – Не думай, что я тебе не благодарен. Это просто невероятно – находиться в толпе людей и вообще не чувствовать жажды. Конечно, нечто подобное я уже испытывал, когда мы ездили в город, но ты была рядом, я чувствовал твой запах, и он заглушал для меня все остальные аппетитные ароматы. А здесь ни тебя, ни твоего запаха рядом не было. А эффект остался. Спасибо.
– Я рада. Правда, я передать не могу, как я этому рада. Теперь так будет всегда!
Лёгкая морщинка исказила идеально гладкий лоб Эдварда. Он печально вздохнул.
– Если б этого можно было достичь не такой ценой.
– Перестань себя изводить. Другого пути нет. Просто смирись и прими как данность. Позволяя мне помочь тебе таким образом, ты доставляешь мне огромную радость. Я чувствую себя ещё ближе к тебе. Пожалуйста, не отвергай это.
– Я не думал об этом в таком ключе. Но я понимаю, о чём ты. Хорошо, больше я не буду переживать из-за этого. Обещаю.
«По крайней мере, вслух». Он не будет больше говорить об этом, но я понимала, что переживать он не прекратит. Что ж, остаётся надеяться, что со временем Эдвард просто привыкнет.
На философии я безумно скучала и отсчитывала секунды до конца урока, краем уха слушая, как Сьюзен с Линдой продолжают обсуждать то, что открылось им на первой перемене, и что они пережёвывали все прошедшие после этого уроки: несравненный и недоступный Эдвард Каллен заинтересовался этой мелкой новенькой. Да, я довольно симпатичная, этого они не отрицали, но ведь они-то гораздо, гораздо красивее! И ярче, и одеваются лучше! А какие у них фигуры – роскошные, длинноногие! А он даже ни разу не взглянул в их сторону, хотя они специально старались лишний раз продефилировать мимо в коридоре на переменах. И что он нашёл во мне такого, чего нет у них? Да я же даже краситься не умею! Разве я не знаю, что блондинка не должна красить ресницы чёрной тушью – это выглядит неестественно! Но, это, наверное, потому, что я не настоящая блондинка – брови-то у меня чёрные!
В этом месте я едва сдержала улыбку. Вот бы они удивились, узнав, что я вообще не крашусь. И эти чёрные брови и ресницы при светлых волосах – мои собственные. И это – самая незначительная из всех моих странностей. Но пусть думают, что хотят, меня это совершенно не задевает. Главное – что Эдвард меня любит, а уж без восхищения и одобрения этих двух самовлюблённых красоток я как-нибудь выживу.
В этот момент их шёпот достиг по громкости критической отметки, и миссис Гофф сделала им замечание. Парочка на время притихла, а жаль – хоть какое-то развлечение. Я просканировала соседние классы на предмет чего-нибудь интересного, но там было ещё скучнее, и я снова стала слушать учительницу. Скорей бы перемена.
Последним уроком была физкультура. Одетая в форму, как и все остальные ученики, я сидела на «скамейке запасных» и наблюдала за тем, как школьники играют в теннис. В мою обязанность входило подбирать далеко улетевшие мячи и складывать их в корзинку. Хоть какое-то занятие. Я бы предпочла немного размяться и поиграть, но понимала, что это слишком опасно. Поэтому я развлекалась тем, что время от времени лазила между скамеек, выковыривая оттуда беглые мячи, которые пару раз сама же незаметно туда и отпихнула.
Один раз, наклонившись над корзиной, в которую складывала собранные мячи, я заметила, как в мою сторону летит не пойманный кем-то мяч. Для меня было бы элементарно поймать его или просто увернуться, но, будь я человеком, сделать этого я бы не успела. Поэтому я позволила ударить себя в плечо и даже вполне правдоподобно сморщилась и потёрла «пострадавшее» место. Вообще-то, я всё же незаметно увернулась, поскольку мяч летел мне в голову. Я рассудила, что хотя никакого вреда нанесено мне не будет, но это-то как раз и может показаться всем странным. А удар по плечу вполне безопасен, никто не забеспокоится, что я могла получить сотрясение мозга, да и наличие синяка никто проверять не станет. В итоге неловкий парнишка по имени Кейн получил нагоняй от тренера – на мой взгляд, совершенно напрасно, – пробормотал извинение и получил от меня заверение, что мне совсем-совсем не больно. Хотя так в действительности и было, я постаралась вложить в свои слова заметную нотку неискренности – вроде как на самом-то деле мне, конечно, больно, но я гордо не желаю этого показывать. Спектакль удался. Тренер посоветовал мне дома натереть больное место мазью, «хотя, ты же в семье доктора живёшь, он знает, что делать», и вернулся к своему прерванному занятию. Я была довольна тем, как здорово я в этот раз сыграла человека. Надеюсь, если Эдвард всё ещё наблюдает за мной – он это оценит.
Спортивную раздевалку я покинула раньше остальных: во-первых, на этом занятии я не делала никаких физических упражнений, поэтому душ мне был не нужен даже для конспирации. Ну а во-вторых, Эдвард уже ждал меня под дверью спортзала, поэтому я быстро переоделась, повернувшись так, чтобы никто не мог даже мельком заметить моё «пострадавшее» плечо без каких-либо признаков «страдания», и выбежала в коридор, прямо в объятия Эдварда.
Домой ехали в приподнятом настроении. Я получила кучу благодарностей от ребят за моё «изобретение», даже неудобно стало, так меня захвалили. Дома родители вручили мне новенький ноутбук – чтобы у меня был свой личный компьютер, на котором я смогу делать домашние задания. Потом меня ждал праздничный обед с тортом – в честь моего первого школьного дня. Поскольку своё предыдущее посещение школы я забыла, этот день можно было, действительно, по праву считать первым. Потом я быстренько сделала уроки, остальные – тоже. Расправившись со школьными делами максимум за полчаса, мы провели оставшийся вечер все вместе в гостиной.
Шёл общий разговор на школьную тему, каждый вспоминал свою первую школу – было очень интересно слушать рассказы про прошлый, позапрошлый и даже семнадцатый век. Только мы с Элис не помнила свои первые школьные годы – жизнь Элис началась с чистого листа в тот момент, как она стала вампиром. Позже она выяснила, кем была, и что с ней произошло, но воспоминаний это не вернуло. Затем у неё появились новые воспоминания, связанные с Джаспером, а позже и с Калленами. Теперь воспоминаниями стала обзаводиться и я.
Наконец, я начала зевать, стараясь делать это незаметно. Но разве от вампиров можно что-то скрыть? Меня отправили спать, да я и не возражала – день был долгим, полным впечатлений и утомительным. А назавтра вновь предстоял ранний подъём. Умащиваясь поудобнее на груди Эдварда, я с иронией подумала, что каникулы окончены и начались «трудовые будни».
