Текст книги "Воин огня"
Автор книги: Оксана Демченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Девочка всплеснула руками, смешно обхватила голову, всерьез переживая и оглядываясь в сторону дома. Приняла и прижала к груди деревянную фигуру. Ичивари убрал нож, подхватил на руки Тори и заспешил на голоса. Искали с факелами и лампами, все слуги до единого… Шли цепочкой. Сама Вики гарцевала на коне и, видно по всему, крепко злилась. Подскакала, пребольно огрела хлыстом по плечу, со всего размаха, до кровавой полосы. Вскрикнула зло и протяжно, привстала на стременах – и повторно опустила хлыст, с оттягом. Бросила, вроде бы чуть успокоившись:
– Хлаф дикий! Я уже невесть что себе придумала… Еще раз Тори украдешь, пристрелю, понял? Скотина лядская, кого я в дом тащу, где мои-то мозги? Что теперь делать?
Прокричав эти слова, Вики подхватила из рук девочку, закрутила злого коня и пустила вскачь. Оправдываться и объяснять, что не воровал, что сама девочка все и затеяла, было некогда и некому… Бгама с факелом возник из сумерек, на лице блики света пляшут, делая выражение диким, а глаза – налитыми кровью. Слуга улыбнулся, поглядев вслед хозяйке:
– Не обижайся, не надо. Детей у нее нет. Тори чужая, а вот – сам видишь. Не чужая. Идем. Все хорошо. Только ты молчи, понял? Иначе…
– Кишки съешь, – буркнул Ичивари, не в силах злиться.
На душе было так тепло и светло, словно ничего дурного не произошло за последние дни. И право съесть кишки во имя покоя Тори уже не казалось блажью. Сам берег тагоррийцев выглядел местом нелепым, гнилым, но колдовски интересным. А еще Ичивари не сомневался, что доберется до своей комнаты и застанет там Вики, но уже совсем в другом настроении. Поэтому арих не чадил злобой, но грел души ровно и ярко. Можно будет зажечь все светильники и смотреть на женщину с кожей горного снега, чтобы утром поправить неточности в работе. И гладить тело, и снова греться в общем огне…
Утро началось на редкость гнусно. Визгливый вопль Лауры перечеркнул хороший сон и сам растворился в сухом и страшном треске близкой молнии. Арпа стояла на пороге спальни и кричала, выгибаясь вперед, заходясь и хрипя. Вцепившись бледными пальцами в косяк двери, она царапала ткань занавеси, медленно опускаясь на колени и не переставая визжать и выть…
– Бле-эда! Бледа лядская! Гнилая грязная тварь, продажная. Моль сакрийская, падаль вонючая…
Вскочив, Ичивари в два прыжка добрался до дверей, не разбираясь и не задумываясь, повторил действие Вики в ту первую ночь – влепил арпе звонкую пощечину. Отодрал ее ослабевшие руки от косяка, с силой встряхнул Лауру за тощие плечи, закутал в одеяло, поданное Вики, и отнес на кровать, зажимая рот и уже не удивляясь тому, что девчонка впилась в руку зубами и прокусила кожу, но не унялась.
– Поглупела я, – устало выдохнула Вики, присаживаясь на край кровати и разыскивая в смятых складках ткани свою одежду. – О тебе и Тори невесть что подумала, а про нашу арпу и забыла… сунула ей в зубы двадцать монет, как будто таким можно заткнуть пасть золотом.
Полузадохнувшаяся и прижатая накрепко Лаура перестала выгибаться и выть, затихла, с прежней злостью щуря глаза. Ичивари убрал руку, замотал укус протянутым Вики платком.
– Закончила орать? – сухо уточнила Вики. – Говори толком. И прежде, пока ты еще в уме, учти наперед: еще одно грязное слово – и я просто перережу тебе горло. Ты в моем доме, не забывайся.
– Это мой мужчина, – тихо и зло, скаля зубы и с присвистом выговаривая слова, зашипела Лаура. – Мой! Отдай.
– Может, сперва стоит спросить меня? – озверел Ичивари, повторно влепив арпе пощечину.
– Бледа кого угодно захапает, – визгливо и жалобно заверила Лаура. – Старая арпа! Небось присушила, зелье дала. Да ты глянь на нее! Она без краски противнее моли! Пошли отсюда, Костес. Слышишь? Немедленно.
Ичивари некоторое время сидел молча, пытаясь понять, насколько опасным для окружающих может быть нынешнее состояние арпы. За окнами ревел ветер, дождь хлестал по стеклам, бессильный помочь нелепой мавиви, безумной, давно утратившей способность поддерживать висари, зато успешно его нарушающей… Махиг прикрыл веки и запел то, что слышал от матери, самостоятельно придуманное Юити от первого до последнего слова и созвучия, но, безусловно, угодное асхи. Слова были родные, язык зеленого берега вплетался в музыку особенно легко и удачно. Ветер унялся, затем и дождь поутих, выдохся. Висари медленно и трудно, но выправилось до прежнего состояния. Дурного, не все же годного для жизни и неопасного.
– Извинись перед Вики.
– За что? Я назвала ее так, как следует, – зло ответила Лаура, отчетливо выводя каждое слово. – Она к себе водит всех, кто готов платить. Она…
– Чар, не трудись, ты ничего не понимаешь, – грустно улыбнулась Вики. – Девочка в тебя влюблена, ей больно, и тут не нужны извинения. Я сама виновата, как-то не сообразила, что при табернах взрослеют слишком рано… Ты был к ней добр. Никто прежде так не поступал. Она сочла, что ты забрал ее для себя. Понимаешь? И вдруг она входит и видит тут меня. С ее точки зрения, это была измена, Чар. Сейчас твоя очередь извиняться. Я пойду, пожалуй…
Вики встала и направилась к двери. От порога оглянулась и усмехнулась. Вид встрепанного и несчастного махига был ей забавен. На плече широкая, только-только прекратившая кровоточить рана от плети. На спине вторая. Рука замотана платком. Его не поделили, а он, теленок, еще и виноватым оказался… Все это Ичивари прочел во взгляде спокойных серых глаз. Пожал плечами и тяжело вздохнул. Есть ведь еще и Шеула. Что скажет она, обнаружив сына вождя в столь неожиданном окружении?
Лаура выбралась из одеяла, вскочила, пробежала до двери и закрыла ее на задвижку. Показала язык, захихикала и вернулась. Дернула Ичивари за руку, села на пол у его ног:
– Ничего, погулял малость, со всеми бывает, ны… Она хоть как, нескучная? Вообще правильно, надо пользоваться. И золота попроси, да побольше. Мы сегодня же уйдем. Вот увидишь, я лучше. Я молодая, работящая, мне, кроме тебя, никто не нужен. – Лаура жалобно заглянула в глаза. – Костес, понимаешь? Я здоровая, деток тебе нарожаю. А эта бледа больная. Слухи ходят всякие. Вроде первый муж ее бил и дитя еще до рождения уморил, вот она и тронулась умом. На всех вешается, а других деток нет… И не будет, потому она хлафу душу продала. За золото.
– Ты охотно взяла ее золото.
Лаура вскинулась, сжала мешочек в руке, почти готовая его выбросить… Резко рассмеялась и прижала к груди:
– Сама дала, так можно. Я не выпрашивала. Одну монетку в храм отнесу, прочие тем и отмоются. Я умная, ны? Собирайся, мы уходим.
Ичивари с некоторой жалостью поглядел на арпу. Подумал, что Вики сейчас тоже плохо и на душе у нее темно, тягостно… Трудно держать голову прямо, когда за спиной даже столь жалкие тварюшки шепчутся и плетут удавки из слухов и домыслов. А сами твои же денежки в ладошках греют, как угольки. И свою же душу тем углем выжигают дотла…
– Лаура, мы останемся в этом доме еще на пять дней. С Вики был разговор о тебе. Она обещала похлопотать, я слова не знаю, но понял значение. Пристроит тебя в обитель, на воспитание. Через три года ты выйдешь оттуда с хорошими бумагами, и определят тебя в знатную семью, компаньонкой.
– Побожись, – почти испуганно шепнула Лаура, в глазах вспыхнуло пламя. – Ны… Это хорошее дело, Костес. Это такие деньжищи… Погоди. А ты? А эта… эта Вики?
– Я сказал все, что считал нужным. И запомни: нельзя распоряжаться чужой жизнью, не поговорив с человеком. Ты присвоила меня, как вещь. Это дурно.
Лаура долго молчала, замерев и испуганно моргая. Покачала головой, дернула за руку.
– Костес, я все же немного арпа, – едва слышно шепнула она. – Ты мой, я это сразу поняла. Ты отзываешься. Ты про дождь знаешь. Даже сам, без меня, тоже малость справляешься. Чего тут думать-то? Но ладно, даю пять дней. Или ты со мной, или… Или я всех их прокляну. Страшно. На смерть, понял? Ты думай, ны-ы…
Лаура оскалилась в недоброй усмешке, погрозила махигу зажатым в ладошке кошелем с золотом и ушла, звонко щелкнув задвижкой, а затем во всю силу хлопнув дверью. Ичивари поежился, потер след от плети и глянул на руку. «Хорошо, что в доме не много женщин», – пришла в голову дикая мысль. Живи Вики во дворце, рослого молодца Костеса, пожалуй, порвали бы на куски, пытаясь разделить… Потому что на этом берегу все кому-то принадлежит и все имеет цену. И не верит в это только одно существо – Тори.
Едва махиг успел одеться, Тори явилась, пыхтя и с трудом удерживая в руках довольно тяжелую фигуру, несколько незнакомых стальных инструментов в корзинке и ведерко с остро пахнущей жижей. Кисть. Ичивари принюхался, довольно быстро сообразил, что это лак. Дома делают другой, но в целом есть явное сходство. Инструменты оказались особыми ножами, годными для очень тонкой и точной работы. Они позволили вырезать безошибочно контур век, зрачки, линию губ. Выделить в деревянном узоре пряди волос… Удалить резкие, как шрамы, кромки грубых крупных застругов. Выгладить деревянную кожу до глянца. На работу ушел весь день, сама Тори тоже трудилась, и получалось у нее ловко, пожалуй, лучше даже, чем у махига. Зато именно он высушил фигуру, попросив асхи о малой помощи. Это позволило нанести слой лака, затем сразу второй. Вики наблюдала за работой от дверей, зябко кутаясь в шерстяную ткань, наброшенную на плечи.
– Закончили? – спросила она. – Тогда идем, пора ужинать. Может быть, мы немного попривыкнем друг к другу, сев за общий стол. Осталось продержаться четыре дня.
– Мы трудные гости, – вздохнул Ичивари.
– Я обязана вам жизнью… Но ты прав. Слишком все запуталось. Кроме того, вы опасны. Никто не должен знать кое о чем. Ты уже знаешь, но пока тебе хватает ума молчать. Некоторые, получив ценные сведения, не промолчат…
Вики отвернулась и пошла прочь по коридору. Тори поникла, сжалась, жалобно глянула на махига своими огромными, на пол-лица, черными глазищами, которые все – сплошная ночь, полная звезд даже среди дня… Ичивари улыбнулся, погладил тощее плечико.
– Все будет хорошо, – одними губами шепнул он. – Я вас увезу. У нас дома большущий лес, полно узорных коряг – и никаких особенно ужасных злодеев, тайных. Понимаешь, у нас нет городов, люди все на виду… Ну и дед, он мудрый, он, когда надо, поправляет души. Еще я тебя познакомлю с мамой, ты погладишь ее по голове… Хотя нет, она и так поет, словно духи ей отдали все, что возможно, и еще чуть-чуть. Добавить невозможно. Я тебя познакомлю с Шеулой. И с Гимбой. Он умеет всех защищать, и там ты никогда не будешь плакать. А завтра мы с тобой засядем в библиотеке. Хорошее место, тихое. Глядишь, и пролетят незаметно оставшиеся дни. И ничего дурного не приключится.
Ичивари говорил и сам почти верил в свои слова. Хотя спину сосновой хвоинкой колол холодок дурного предчувствия. Этот мир не умеет просто отпускать. Он как болото. Осторожно и мягко обволакивает, погружает постепенно и незаметно. А рванешься – уже, оказывается, и нет надежды выбраться.
За тех, кто плывет тебя спасать, вот за них, еще не ступивших на берег, очень страшно. Не надо им покидать палубу. Этот берег метит добычу, расставляет ловушки и рвет душу сомнениями… Кто ему Вики? Просто так, для случайной знакомой, из мокрого гниловатого полена подобную фигуру человека не вынуть, даже если Тори десять раз по голове погладит. И кто он для Вики? Обязательство или привязанность? Хотелось бы большего. Он, нелепый и наивный, сперва не осознал, что большее получить очень сложно. Что сам он похож на Лауру, готовую кричать и выть, требуя исполнения прихоти. Только в чужую душу с криками не прорваться…
Вечером Лаура явилась в библиотеку, важно взяла за руку, отвела в спальню, вышла… и подперла дверь снаружи чем-то тяжелым и надежным. Захихикала, радуясь своей находчивости и ловкости. Махиг разозлился, но промолчал. Выждал почти час, совсем собрался открыть окно и через парк пройти туда, куда намеревался попасть. Но тут скрипнула рама самой большой картины, оказавшаяся дверью.
– Она заснула, – шепотом сообщила Вики и рассмеялась: – Чар, мы все сошли с ума! Я в своем доме прячусь от какой-то полоумной табернской девки. И никак не решу: то мне ее жаль, каналью, то просто до слез хочется не мешать Бгаме, наплевав на приличия… Он знает столько ядов!
– Ты не сможешь, – усмехнулся Ичивари. Подняв Вики на руки, отнес через комнату и усадил в кресло. – Вики, ты уедешь отсюда со мной? Не надо, не отвечай теперь. Еще есть три дня. Вики, у нас нет дворцов и довольно мало даже самых простых вещей. Мы обычно едим два раза в день, потому что пищи пока не хватает, чтобы и сейчас вдоволь, и на зиму с запасом… Но мы не травим никого ядами, и последнее убийство случилось, если не считать истории с бледными, пять лет назад. У нас просторно, понимаешь? Людей мало, и они друг другу радуются…
Женщина невесело усмехнулась, погладила плечо махига и снова то ли кашлянула, то ли подавилась смехом:
– Кем я буду там? Я читала записи ордена. У вас бледные, как вы зовете нас, – рабы.
– Неправда. Точно так же живут и на тех же правах. Было всякое, но уже травой поросло. Мы стали деревьями одного леса.
– Тебя ждут там, – жалобно добавила Вики, огорченная разрушением веской и удобной причины завершить разговор.
– Ты будешь моей женой.
Вики поникла, судорожно вздохнула и отмахнулась рукой от сказанного, будто слова – туман и их можно прогнать движением ладони.
– Не порть то, что есть сегодня, разговорами о том, чего не будет никогда. Я… Нет, хватит. Я бы не пришла, если бы не эта история с Тори, она редко допускает незнакомых людей в свой мир. Ты ей приглянулся… Не знала, что из дерева можно создать подобное. Очень красивая работа. Неожиданно, изящно, даже прекрасно. Я снова тебе должна, потому что прошу никогда и ни одним словом не упоминать о Тори, ее умении и самой этой статуэтке. Если узнает орден…
Вики вздрогнула, замолчала и подалась вперед. Ичивари поймал ее на руки, хмурясь и ощущая себя обманутым. Ему вроде бы предлагают всё. И в то же время это ничего не значит и ни к чему не обязывает. Словно он прост в своих потребностях, как какой-то там Шагари! Словно ему не может быть нужно больше. Гораздо больше. Имеет он право хотя бы знать: держит он в руках тело или обнимает душу? Первое прекрасно и вызывает восторг. Но лишь второе дает настоящее тепло, долгое и ровное, как охотничий костер, а не как искра над ним. То, большее, есть у отца и матери. Было у Рёйма и Шеулы. И не сложилось у него самого с обеими бледными, пожелавшими приласкать сына вождя и похвалиться завидным уловом перед подругами. Не сложилось и с мавиви, синие глаза которой больше не вспоминаются с прежней душевной болью. И, увы, может порваться новая важная нить связи душ, показавшаяся главной и прочной.
Утром Лаура прибежала до рассвета, загрохотала запорами, метнулась через комнату к окну, проверила задвижки, довольно хмыкнула, перенятым у Вики тоном знатной доньи пожелала доброго утра и удалилась. Ичивари проводил взглядом арпу, смутно подозревая, что яды иногда не так уж и бесполезны. Торопливо позавтракав, он ушел в библиотеку, где складывал в отдельную стопку ценные книги, надеясь выпросить их у Вики в подарок. За день стопа выросла под самый потолок и распухла до ширины трех рядов… Махиг все перебирал переплеты, гладил и вздыхал. Ушел к себе, намеренно не замечая явившейся запирать дверь арпы. Некоторые книги были совсем необычными и нуждались в подробном обсуждении. Всю ночь, зевая и хмурясь, но почти не отвлекаясь, махиг выяснял у Вики, что такое театр. Она знала наизусть немало монологов на тагоррийском и сакрийском. Она бывала в лучших театрах, и это оказалось интересно и совсем ново. Пьесы, безусловно, следовало взять на зеленый берег. Правда, хотелось большего, та же Вики знала самого талантливого – так она и сказала, а подобные слова из ее уст редкость – автора всего берега бледных. Вот бы с ним поговорить! Он бывал у Вики несколько раз, Тори слушала его и – Вики нехотя призналась – гладила по голове… А через год у нищего и никому не нужного безродного человека появился высочайший покровитель, и теперь в его распоряжении настоящий театр, именуемый королевским…
Проснувшись, Ичивари налег плечом на дверь, снося подпорку и ломая задвижку. Вырвался на свободу и зашагал в библиотеку, укладывать в избранное пьесы. От дела его отвлек Бгама, хмурый и серьезный. Поманил рукой, не раскрывая рта. Проводил в просторную залу первого этажа. Вики торопливо бросала бумаги в кожаный саквояж, ругалась, не выбирая слов и не обращая внимания на притихшую, замершую на диване Тори.
– Эта арпа свалила, – рычала Вики, швыряя из стола все новые бумаги и не глядя, как их подбирает и укладывает Бгама. – Каналья! Подстилка лысого абыра! Бгама, коней седлают?
– Да, госпожа.
– Забирай Тори и ходу. Понял? Сейчас бери и ходу. Если эта нерхская дура сунулась к людям ордена…
Вики зло хлопнула створкой шкафчика. Села, нахмурилась. Жестом подозвала слугу и стала быстро писать, не забывая бормотать ругательства и поглядывать на Бгаму. Тори жалобно мычала, мотала головой и цеплялась за ручку кресла, не желая уходить. Потом поглядела в окно и затихла. Бгама тоже глянул и замер.
– Чернорукавники, хозяйка, – тихо сказал он. – Арпа сразу пошла в орден, вы правы. И вчера вы зря не позволили мне сделать важное.
Женщина закончила писать, промокнула бумагу и свернула в трубку. Отдала рослому темнокожему слуге, явившемуся на зов от дверей. Жестом подозвала Тори:
– Сделай все, что можешь. Он должен добраться до герцога и передать письмо. Это вопрос нашего выживания, и не только. Мне все равно, вдохновение ты им даешь или еще что-то, но это должно помочь. Или я вернусь из тени и съем твои кишки, поняла?
Тори неуверенно улыбнулась шутке, сказанной жестким тоном и без улыбки. Темнокожий слуга встал на колени и нагнул голову, Тори зажмурилась, старательно провела ладонью по его волосам, затем еще раз. Покачнулась от слабости и отошла к Бгаме. Слуга принял письмо, встал и ушел. Вики тяжело вздохнула, постучала ногтями по столу:
– Значит, свалила она еще в ночь… Нерхски плохо. Чар, иди сюда, объясню, что делать. Надо срочно вытаскивать Тори.
Ичивари пересек зал и склонился через плечо Вики над столом. Она рисовала линии, быстро обозначая парк и деревья, поясняла и вздыхала, но голос оставался ровным. За спиной стоял Бгама и тоже смотрел, потом подался вперед, положил руку на плечо… И в глазах стало темно. Очнулся Ичивари в кресле. Сознание работало безупречно, тело не слушалось точно так, как однажды на корабле. Вики сидела в соседнем кресле, по-прежнему спокойная и серьезная, за ее плечом стоял Бгама. Тори в комнате не было.
– Слушай внимательно, это важно. Чернорукавники служат ментору, отрекшись от мира. Когда ментор или один из пременторов объявляет кого-то еретиком, они окружают дом и, если их не впускают добром и не выдают того, кто назван нелюдем, то вырезают всех. Потом дом сжигают. Тебя объявили еретиком. Если я дам тебе сбежать, они зарежут всех. То есть меня, баронессу и доверенное лицо герцога Этэри, может статься, не тронут, но вот прочих…
Вики чуть помолчала, прикрыв глаза и стараясь восстановить покой. Было странно сидеть, ощущать полное бессилие и не испытывать отвращения к обманувшим людям. Еще более неожиданным было растущее сомнение в подлости их поведения. Ичивари постарался опустить веки, моргнуть, показывая свое внимание. Бгама улыбнулся, кивнул:
– Тори надо спасать, ты хорошо думаешь, да. У нее нет речи, но есть язык. Ее будут из-за этого убивать медленно. Ты сильный, лучше ты терпи. Я бы сам терпел, но я не нужен никому, плохо. Не могу помочь.
– Ты беглый страж герцога, твое имя Костес, ты мой любовник, и с головой у тебя нелады, – ровным тоном сообщила Вики. – Только так и никак иначе. Даже если войдет твой отец, начнет петь утреннюю молитву Дарующему и потребует покаяния… Понял? Я постараюсь сдать тебя герцогу, это гораздо лучше… Этэри старый хлаф, но не кретин. Он не захочет войны. Ментор же, наоборот, готов пойти до конца и сжечь побережье вашими руками и вашим оружием. Сейчас главное – дождаться Этэри. Скоро ты уже сможешь говорить. Надеюсь, это нам не навредит.
Двери распахнули двое темнокожих слуг, склоняясь до самого пола. Вики встала, тоже поклонилась и замерла, не поднимая головы. От галереи широким шагом, не кланяясь, вошел молодой худощавый мужчина в бордовой мантии с широкой черной каймой и такой же черной накидкой. Жадным взглядом впился в Ичивари, по лицу пробежала тень улыбки. Мужчина сел к столу, огляделся, жестом предложил Вики подойти ближе и указал место, куда следовало переместить кресло:
– Сядь, чадо. Ибо привело меня сюда дело великой важности, воистину. Дитя с душою чистой, как горный родник, явилось в храм Дарующего с покаянием и вестью… Ересь выявлена, большая ересь. И помощи я жду от тебя, и вижу в тебе усердие немалое. Обезврежен злодей?
– Радетель, – ласковым, тихим голосом выдохнула Вики, безупречно демонстрируя благоговение. – Великая честь для нас принимать в скромном доме столь почетного гостя. Увы, ваши слова смущают меня и вынуждают к покаянию в грехе… Прементор Дарио, могу ли я быть с вами откровенна…
– Покаяние есть путь к просветлению и прощению, чадо, – порадовался прементор, хищно и даже победно щурясь. – С кем еще и быть искренней, как не со служителем Дарующего, чашу благ его держащим.
– Грех мой, – скорбно вздохнула Вики, пряча лицо в ладонях, – есть слабость тела моего… Сей юноша младше меня на восемь лет, он красив и наивен, я сочла возможным спрятать его от гнева господина здешних земель и, повинуясь наущениям тьмы, совершить блудное дело…
Вики повела плечом, виновато поправила платье и вздохнула, глядя в пол и скорбно опустив уголки губ. Прементор забеспокоился, на высоком гладком лбу прорезалась морщинка. Кожа чуть побледнела, глаза сузились. Сказанное мало походило на ожидания.
– Тяжкий грех, – сухо и без выражения буркнул прементор. – Чадо, но не впадаешь ли ты в еще больший грех, ложно именуя сего еретика и покрывая истинное его происхождение – а именно зверский лик коварного служителя хлафа?
Вики охнула, всплеснула руками и с неподдельным страхом глянула на прементора, совершая жест очищения светом и второй, призвания благодати. Губы задрожали, женщина порылась в складках платья и добыла платок, промокнула слезинку, сбежавшую по щеке. Полезла снова в складки платья, добыла флакон с солью и поднесла к носу. Помолчала, вдыхая и морщась. Со стуком поставила флакон на стол.
– Такие слова нельзя произносить, не имея основания. – Голос стал строгим и спокойным. – У вас они имеются, радетель? Я не табернская девка, чтобы задирать юбку, не вызнав точно, кого приютила на ночь. Это Костес Дальри, сын краснодеревщика, выкупленный его светлостью три года назад для бессрочной службы. Или краснодеревщик и есть нечистый, или вы только что упомянули столь мерзостное слово, намекая на недостойное поведение моего покровителя?
– Чадо, каяться тебе надобно, но не обвинять служителей Дарующего. – Выдержка почти изменила прементору, губа дернулась, но затем лицо сделалось снова непроницаемо безразличным. – Сей еретик по происхождению не тагорриец. И не мое дело доказывать… Я пришел забрать то, что принадлежит храму.
– Он принадлежит герцогу, за него уплачено пять монет золотом, цена немалая. Люди не самые бедные покупают лошадей и платят дешевле, даже вместе с повозкой, – прежним ровным тоном сообщила Вики. – Как вассал герцога я обязана передать его имущество хозяину… – Женщина чуть усмехнулась. – Пусть и несколько подержанным, грешна. Вам придется доказывать свое право. Это земля рода и-Вальса де Брава, но никак не ордена. И я протеже светлейшего Этэри, а не сообщница еретика. Давайте попросим подать нам легкий завтрак и мирно обсудим разногласия, как подобает людям нашего круга. Помнится, до отречения вы носили имя и-Фойен, знавала я вашего батюшку, милейший человек, весьма вежливый и расположенный к их светлости. Кажется, даже вассал кузена Этэри…
Вики задумчиво шевельнула бровью, чуть улыбнулась и кивнула слуге, разрешая внести уже готовый поднос с едой и напитками, затем второй, третий. Прементор, увидев подносы, покривился, как от кислого, но виноградную гроздь выбрал и от питья не отказался. Вкушал он по мере сил быстро, но откровенно поспешной трапезу сделать не мог, не желая умалять собственную значимость. Хмуро покосился на Ичивари, снова истратил немало времени на изучение содержимого трех блюд и второй перемены, поданной по указанию Вики.
– Еретик не лишен речи?
Вики покачала головой.
– Что же он молчит? Или не знает правил приветствия особы прементора?
Ичивари зашептал непослушными губами, едва ворочая тяжелым языком. Он знал правила, спасибо оптио Алонзо. И молитвы знал, в этот час полагалось читать «Утреннее око света». Кажется, даже Вики не ожидала столь высокой осведомленности своего пленника о законах и обрядах ордена, прементор же огорчился неподдельно и глубоко. Но не сдался:
– Что есть чаша света?
– Душа божественная, полнотой совершенства наделенная, – отозвался Ичивари.
– Что есть чаша тьмы?
– Средоточие пороков и заблуждений, лишающих нас счастья обрести царствие его, отрава для души, подносимая грешникам искусителем, – вздохнул махиг.
– Он слишком хорошо знает канон… для краснодеревщика, – поморщился прементор.
– Позволю себе отметить, ваша благость, на вас трудно угодить, – с долей ехидства вздохнула Вики, снова потупившись и скорбно опустив уголки губ.
Дарио едва заметно шевельнул рукой, давая знак своим слугам, ожидающим без звука и движения в темной галерее. После длительной паузы зашелестели шаги, двое служителей в черном провели в зал Лауру – бледную, с огромными испуганными глазами и совершенно серыми губами, явно искусанными в кровь ею же самой…
– Чадо, повтори то, что на исповеди ты сообщила гратио в порыве молитвенного откровения, – негромко приказал прементор, покосился на Вики и нехотя добавил: – Если желаешь говорить, ибо тайна исповеди нерушима.
– Эта белобрысая каналья – бледа, – громко и внятно сказала Лаура, тыча пальцем в хозяйку дома. – Я заперла дверь покоев, так она на кочерге через дымоход пролетела. Липнет к моему Костесу, падаль сакрийская.
Вики поморщилась и повела плечом, ее глаза чуть прищурились и потемнели от гнева. Прементор заволновался, услышав повторно то же имя «еретика». Попытался снова подать знак, но Лаура уже кричала в голос:
– Куклу мою забрали, двадцать серебряных монет пообещали и не отдали… И золота еще двадцать, и пусть подавятся, потому что он мой, я его заберу отсюда, из этого хлафского логова!
– Это и есть ваше доказательство? – заинтересовалась Вики, с нескрываемым презрением рассматривая Лауру, продолжающую кричать и выть.
Ичивари тоже смотрел на арпу и ощутил приступ страха. Он не желал бездомной девчонке зла, и так натерпелась. Но если сейчас ударит молния и начнется невесть что за окнами… Тогда уже не он будет объявлен еретиком, и арпу, увы, опять станут забивать камнями. Но погода не портилась, а Лаура устала кричать и замолчала, с сомнением рассматривая нечто на ладони. Черное, маленькое, круглое, выкатившееся из глаза и жгущее руку… Ичивари задышал тише и спокойнее. Вот и все. И нет больше арпы. Зато есть понимание того, что как ни назови высшее, оно всегда одно. Дарующий или духи, чаша или висари – а Слеза выкатилась точно так же, отмечая совершённое предательство и отказ высшего вверять силу этой душе, оскверненной содеянным.
– Чадо, тебя отведут в карету и отвезут домой, – тихо и огорченно бросил прементор.
– Она не умна и не добра, – поморщилась Вики, роясь в саквояже, – но Костес просил за нее и был убедителен. Вот бумаги. Для этой девочки я хлопотала о месте в обители Чаши Благодатной. Передаю вам, радетель. Может быть, вы сочтете уместным ускорить решение вопроса… Я буду признательна.
Вики резко щелкнула пальцами, Бгама сгинул и снова явился, уже с небольшой шкатулкой в руках. Прементор жестом предложил разместить шкатулку у своего локтя и приказал слугам увести Лауру. Глянул на бумаги, вчитался. Уточнил, предполагаются ли иные пожертвования. Благосклонно принял чашечку с горячим питьем, уделил время выбору сладкого. Поторговался по поводу пожертвований, предлагая совершить их немедленно, но, не встретив понимания, нехотя подписал бумаги и отдал слуге. Покосился на Ичивари. Как понял по его взгляду махиг, за прошедшее время Дарио решил для себя многое и теперь следовал по избранному и, как он полагал, безошибочному пути к победе…
– И все же вернемся к еретику. Здесь мои люди, сила на моей стороне, но ваше право тоже неоспоримо при отсутствии дополнительных условий. Сложный случай… Правда тоже на моей стороне, будем смотреть на вещи без шор. Я забираю его. С герцогом мы позже оговорим плату за возможную ошибку. Пять золотых получил папаша-краснодеревщик, так ли я разобрал?
Дарио открыл крышку шкатулки, нагреб из нее горсть и, глядя насмешливо, звучно щелкнул по столу монетами, выкладывая их в ряд. Покосился на Вики, полагая возражения исчерпанными.
– И еще столько же, неустойка, – ровным голосом указала женщина. Проследила за движениями прементора и стала добавлять новые слова, нарезая их короткими отдельными фразами: – И моя доля… раз мы совершаем сделку, ваша благость, платите. Теперь пишите расписку. Мол, беру властью и правом, число и подпись, все по полной форме. Иначе я сама напишу. Ментору. Это не ваше личное золото и не мой личный слуга. А еретик ли он… Так герцог вряд ли станет выяснять.
Снова надолго повисла тишина. Прементор колебался, глядя за окно и пытаясь понять, как полагал Ичивари, что безопаснее для его шкуры: убить Вики или же оставить в живых, поскольку создание столь явного повода для вражды с ее покровителем выглядит неразумным.
Звук приближающихся полным ходом верховых обрадовал всех, обещая хоть как-то разрешить удушающую тишину. Ичивари сразу понял по виду вошедшего: не из ордена. Сух, стар, но в силе, быстр в движениях, золотом и каменьями, брызжущими светом, отделано решительно все, что подлежит отделке, от шитья на куртке и до шпор. Герб на коротком плаще знакомый, точно такой был во дворце, куда ночью пробирался Бгама… Гость небрежно кивнул прементору, прошел через залу, поудобнее перехватив хлыст, и опустил его на больное плечо Ичивари со всего размаху.
– Каналья… – весело выдохнул Этэри Костес и-Вальса де Брава. – Красив, умен, мнит себя знатью. Вики, мою девочку, соблазнил. Вы полагаете его еретиком, радетель? Будем искоренять постами и тяжким трудом… Забрать и в колодки!
