Текст книги "Конкурс Мэйл.Ру"

Автор книги: Оксана Аболина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

ЧАСТЬ ШЕСТНАДЦАТАЯ

17 сентября. Суббота. 13 дней до завершения конкурса.

Чтобы ночью не мучили кошмары, я выпил две таблетки снотворного и намертво вырубился до самого утра. Проснулся, тем не менее, с головной болью и тошнотворной мыслью, что до конца конкурса осталось меньше двух недель. Я помотал головой, надеясь, что боль отступит, но она словно обрадовалась тому, что я пошевелился, и врезала по темени с такой силой, что я понял: двигаться надо плавно и осторожно. И только тут до меня дошло, что помимо прочего я слышу посторонний звук. Кто-то безудержно трезвонил в дверь. Я поплелся в прихожую, но по дороге припомнил, что лучше без трубки Хиппы не ходить даже по квартире и вернулся за ней. Только после этого нетвердой походкой подошел к дверям и глянул в окуляр видеофона.

На лестнице никого не было. Тем не менее, звонок не унимался.

– Кто там? – спросил я.

– Господин Максимов дома? – отозвались из-за двери.

– Кто звонит? Что вам надо? – я чувствовал раздражение оттого, что стою, как идиот, в одних трусах в прихожей, с защитным устройством в руках, с раскалывающейся головой, и разговариваю с человеком, которого нет. Я понимал, что такого быть не может, но вот он – видеофон: лестница есть, голос есть, а человека на экране нет. Невидимка хренов. Я понял, что в таком состоянии не открою дверь никому, даже Хиппе. Но все-таки я предпочитал сначала узнать, кто это там нагло рвется ко мне ни свет, ни заря и что ему от меня надо.

– Я интернет-курьер. У меня приз для господина Максимова.

Голова резко перестала болеть. У меня все похолодело внутри. Я чуть не упал.

– Вы с ума сошли? Конкурс закончится только через тринадцать дней, о каком призе может идти речь?

– Да нет, что вы, конкурс закончился позавчера, и вы – победитель, господин Максимов.

Я раньше думал, что это образное выражение – «подкосились ноги». Но тут я понял, что это самое что ни на есть взаправдашнее состояние человека, которому дали страшным известием по голове. Ужасающая слабость охватила меня. Я почувствовал, что ноги не держат меня и сел на пол.

– Да откроете вы или нет? – нетерпеливо продолжали из-за двери. – У меня еще два адреса и все в разных концах города.

– И как вы собираетесь вручать мне приз? – попробовал я собраться с мыслями.

– Как всегда – под расписку. Ваш сын – выиграл в этот раз мобильный телефон-аппарат. Он – что, забыл сказать вам? Конкурс рэндзю, полуфинал.

– Боже ты мой, – прохрипел я пересохшим ртом, с трудом, держась за стенку, поднялся, открыл дверь. Курьер вручил мне очередной мобильник. Осчастливил. Я никогда не думал, что если мне подарят столько телефонных трубок за три дня, я буду испытывать такую радость, такое блаженство.

Как только я закрыл за курьером дверь, то почувствовал смертельную усталость. Отступившая, было, головная боль навалилась на меня с новой силой. Я опять сел на пол. Тупо посмотрел на обе трубки у себя в руках. Потом вспомнил, что одной из радостей защитного устройства является наличие аптечки. Я набрал три единички и посмотрел, есть ли в наборе обезболивающее. Трубка мне предложила анальгетик с морфием. Мне было уже ни до чего, я приложил защитное устройство, как требовала инструкция, к предплечью и впрыснул себе лекарство. Через минуту боль прошла. Я почувствовал себя намного лучше.

ЧАСТЬ СЕМНАДЦАТАЯ

Я сидел на полу в прихожей и думал о том, насколько я плохой христианин. Я думал, что если бы кто-то видел Скитальца в тот момент, когда курьер сообщил, что собирается вручить ему приз, то это было бы очень-очень стыдно. Я думал о проявленной мною трусости, слабости, но отчего-то мне это было глубоко безразлично. «Я не умру, пока еще нет, – с облегчением чувствовал я. – И через две недели все равно все будет в порядке. Я не могу выиграть этот конкурс. Это невозможно. Это слишком ничтожный шанс». Но существовала еще другая опасность. И постепенно я начал вспоминать о ней. Я не сразу сообразил, что осталась одна неясность в визите курьера, некая неразрешенность, которой следовало незамедлительно заняться. Но когда понял, то сразу позвонил Хиппе по его мобильнику. Он тотчас взял трубку. Я рассказал ему о том, что утром ко мне приходили, но видеофон ничего не показал. Хиппа ни о чем не спросил, он тотчас явился ко мне, оставил кавказку в прихожей, а сам пошел на лестницу, как он сказал, разбираться, в чем там дело. Минут через десять Хиппа вернулся довольно хмурый и, откидывая со лба рыжие лохмы, сказал, что кто-то зациклил изображение в видеокамере на моей площадке.

– До меня хотят добраться? – довольно кисло поинтересовался я.

– Не думаю, скорее, запугивают, – ответил Хиппа. Если им хотелось выманить тебя, зачем бы они ломали вчера твой звонок. – Обычная их тактика – действовать на нервы.

Я хотел спросить, откуда он знает о том, какая у сатанистов тактика, но передумал, промолчал.

– Будь, – сказал Хиппа. Забрал кавказку и ушел к себе. Я поблагодарил Бога, что у меня есть этот странный сосед, охламон и обалдуй, как мне всегда казалось, но теперь в нем для меня открылась новая, нежданная грань, и рядом с ним я почему-то чувствую себя гораздо спокойнее. Я вдруг понял, что я представляю собой для Цыпочки. Не Бог весть какой Хиппа – друг, но какое космическое одиночество я испытывал бы сейчас без него. И это несмотря на то, что у меня семья, и мы практически никогда не разлучаемся.

Вспомнив о своих, я поплелся на кухню, где Дашкой уже был почти приготовлен завтрак. Подождал, пока сварится каша, лениво сжевал ее, хлебнул кофе и поплелся за компьютер.

На панели почты тревожным красным огоньком вспыхивал сигнал экстренного вызова. Меня в нетерпении ждала Фея. Я включил быструю связь. Фея была вся в растрепанных чувствах. И было, надо сказать, от чего. Сегодня утром она включила компьютер и узнала, что ее выдвинули номинантом в конкурсе «Суд общественности».

– Кто? – тупо поинтересовался я.

– Ты не поверишь! Корпоративный мир. Они настолько обнаглели, что даже не пытаются замаскироваться!

– Сам Мэйл? Быть такого не может.

– Ну что ты, как маленький, Скиталец, конечно не сам Мэйл! У каждого из администраторов есть свой мир. Только эти миры корпоративные. Они являются полуофициальными.

– И что теперь?

– Что-что? Ты посмотри лучше мое место в рейтинге.

Я зашел на страницу рейтинга и присвистнул. Лидировала по-прежнему Цыпочка. Я занимал уже 24-ое место, Одинокая Птица – 25-ое, 29-ое было у Феи. Понятно, что мгновенно продвинуться в третий десяток она не могла. Ей кто-то очень постарался помочь. Очень. Номинантов было уже много больше тысячи. Кто-то не дремал и ночью, записывая недругов в смертники. Я нажал Фее минус, хотя прекрасно понимал, что будь у меня сто голосов, даже тысяча – это не играло бы роли. Мне стало как-то крайне неловко. Я понимал, что за меня заступился очень хороший человек. И теперь он должен был разделять мою участь. Потому, что я, дурак, не предусмотрел последствий. Надо было ее вчера остановить. Надо было. Ведь понимал же, что бессмысленно, нет, решил вот, что от «пфи», высказанного народом, хуже не будет. Не слишком я стал прозорливым в последнее время. Конечно, о ситуации легче судить, находясь вне ее, но предвидеть, что Фея подставляется, я мог и обязан был.

Фея сказала также, чтобы я зашел на главную страницу Мэйл.Ру. Я зашел. В разделе новостей администрация заявляла, что в связи с многочисленными вопросами по поводу конкурса «суд общественности», она вводит новую рубрику с соответствующим названием. Рубрику возглавляло объявление, что многие сомневаются, действительно ли, победитель конкурса приговаривается к смерти. Да, смертная казнь – это серьезно, – писала администрация. – Никаких сомнений в этом быть не может. И отчет о смерти победителя будет опубликован незамедлительно. Задают также часто вопрос: а что будет с теми, кто получил второе-третье места? Отвечаем: изгнание. Как в прошлые годы те, кто занимал первое место в конкурсе. Несколько человек спросило: а что будет, если администрация не сможет определить адрес победителя? Заверяем: такого не может быть. У нас новейшая аппаратура. Адрес каждого пользователя занесен в реестр сервера. Был также вопрос: возможна ли ошибка при определении адреса? Смело утверждаем: такого быть не может. У некоторых пользователей возник интересный вопрос: что будет, если победитель конкурса умрет своей смертью до исполнения приговора. Отвечаем: в таком случае, занявший второе место автоматически становится победителем. Предупреждаем, что есть случаи недовольных проведением конкурса, несмотря на то, что общественность приняла его с радостью. Организатором выступлений была некая особа с ником Фея. Протест она выражала в связи с тем, что является одним из лидеров конкурса и входит в третий десяток номинантов. Администрация просит всех пользователей в случае выражения кем-либо недовольства ее действиями по ходу конкурса или вне его сообщать об этих частных случаях ей по корпоративному официальному каналу.

Вот так вот. Не много и не мало. Я зашел в мир Феи и увидел, что почти все подписавшие протест забрали свои голоса обратно. В том числе и Цыпочка. Нас осталось всего ничего. Меньше ста человек. Ну что ж, придется принять условия игры. Не мы их, однако, диктуем.

ЧАСТЬ ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Хочешь-не хочешь, а работать все-таки надо. Босс прислал разгромную резолюцию. Рвал и метал. Обзывал халтурщиком. Уволить не грозил, но очень как бы доброжелательно сетовал на то, что даже лучшие работники не чувствуют себя заинтересованными в процветании фирмы. В конце начальничек оставил приписку: он, дескать, чрезвычайно надеется на то, что мое кратковременное нездоровье, которое как он чувствует, всему виной, не повлияет на ход дальнейшей моей деятельности, поскольку я должен понимать: план не выполняется, а и эту работу придется переделывать. Я посмотрел. Босс прав: придется, да. Столько ляпов, которых я допустил за последние два дня, я не сделал бы прежде и за год. Чтобы не потерять место работы, я должен на десять часов в день как минимум забывать о конкурсе Мэйл.Ру. Даже на уровне подкорки. Должен, обязан. Потому что чем дальше, тем труднее православному в этом мире найти работу. Не приветствуют нас бюро по трудоустройству, и отделы кадров морды от нас воротят.

Короче, сел я, сосредоточился и до четырех, не обедая, переделал весь тот бред, который два дня старательно сбрасывал боссу. И когда закончил, облегченно вздохнул. Вздохнул и посмотрел на часы. Было ровно четыре. Суббота. Пора собираться на Всенощную. И вот тут на меня накатило новой волной неуверенности и слабости. Я понимал, что опасно вести Дашку и детей в храм, и не просто опасно, а это смертельный риск при сложившихся обстоятельствах. И встал для меня ребром вопрос: не является ли эта ситуация испытанием моей веры, не лукавлю ли я себе, когда говорю, что не стоит рисковать близкими, не пора ли и мне совершить свой подвиг, свое отречение от мира. Может, эта ситуация с конкурсом должна мне как раз напомнить о долге, который обязан исполнить в случае опасности любой христианин? Живем один раз, и смерть надо выбирать себе достойную.

Но, надо признаться, я смалодушествовал. Я позвонил в храм и попросил отца Иллариона. Услышав мой голос, он сразу же начал о том, что уже поговорил с благочинным, но пока что ничего утешительного мне сказать не может. Я чувствовал себя крайне неловко, сейчас меня волновало другое, и я не знал, как задать иерею столь скользкий вопрос. В конце концов, я решил прямо признаться в своих сомнениях. Я рассказал о сатанисте, который преследовал меня, когда я возвращался позавчера из храма, рассказал о перебитых лампочках в доме, рассказал и о зацикленном видеофоне, который показывал пустую лестницу, когда там находились люди. В конце я добавил, что понимаю – это все не причина не посещать храм, но меня грызут сомнения насчет жены и детей. Я боюсь неправильно истолковать своим слабым человеческим разумением Божию волю. Может быть, мне следует разориться и отвезти их в Церковь на такси? А как обратно? Будет уже темно. Позволят ли мне вызвать машину из храма? Отец Илларион тут же заявил, чтобы я не бредил, что Божия воля заключается в том, чтобы моя семья сидела дома, запертая на все мыслимые и немыслимые замки и запоры. «И завтра тоже не вздумай их привести, – велел он. – Нет моего благословения на то, чтобы ты рисковал жизнью жены и детишек. Если сумею, выберусь сам к вам». Я вздохнул с облегчением. О Дашке и детях можно не беспокоиться. Конечно, я слукавил, когда позвонил в храм, переложил на священника собственную ответственность, но ведь это его прямой долг – решать подобные вопросы. Чтобы успокоить совесть, я решил, что сам-то пойду на службу обязательно. Отец Илларион ничего не сказал обо мне самом, и я решил, что это знак, который мне прямо указывает, как я должен поступить. Забавно, в другое время, случалось, мы пропускали Всенощную по разным причинам, иногда не столь уж важным, но теперь я чувствовал – должен идти. Не могу объяснить, почему, но уверенность такая во мне была. Рискуя собой, я как бы замаливал свою вину.

Я прошел к Дашке. Сказал, что в связи с тем, что в городе неспокойно, отец Илларион велел женщинам и детям пока что храм не посещать. Рассказал ей о том, что было с видеофоном сегодня утром – пора ее, похоже, потихоньку начать готовить к плохим новостям. Дашка отреагировала на удивление спокойно, только на прощание долго-долго меня крестила и шептала молитвы.

Сатаниста я заметил сразу. Он стоял напротив магазина, курил и лениво сплевывал себе под ноги. Увидев меня, он достал из кармана трубку, и стал с кем-то разговаривать. Мне это очень не понравилось, я, в свою очередь, тоже достал трубку – ту, что принес курьер, позвонил домой и сказал Дашке, чтобы не открывала дверь никому, даже мне, я со своим ключом. Пускай держит телефон под рукой и если что – сразу звонит в МЧС или милицию. Надеюсь, напугал ее несмертельно. Сунул руку в карман, сжал трубку Хиппы, и пошел в храм.

Отец Илларион, увидев меня, ничего не сказал – думаю, он меня понял. Я отстоял Всенощную, хотя вначале мне было очень трудно сосредоточиться. Мне мешало то, что сатанист не остался за дверями, как я предполагал, он сделает, а вошел вслед за мной в церковь – я находился, как и положено мужчине, в правой части храма, а он стоял за спиной и громко, глумливо срыгивая, дышал мне в затылок. В храме я вначале почувствовал себя крайне незащищенно. Здесь я не мог пользоваться трубкой Хиппы и даже просто позвонить. Я не мог позвать на помощь. Я не должен был приходить, Бог наказал меня за самоуверенность, – подумал я. – Он показал мне мое ничтожество и слабость, трусость мою и гордыню. И поделом. Я постарался сосредоточиться на вечерне. И это мне вначале не очень-то удалось, но затем хор запел: «Господи, воззвах к Тебе, услыши мя; услыши мя, Господи. Господи, воззвах к Тебе, услыши мя; вонми гласу моления моего. Внегда воззвати ми к Тебе; услыши мя, Господи. Да исправится молитва моя, яко кадило пред Тобою, воздеяние руку моею, жертва вечерняя. Услыши мя, Господи». И тут я понял, что мне ничего не страшно, ни нож в спину, ни выигрыш в конкурсе – я вдруг осознал, почему я сегодня нахожусь здесь, в храме. Я пришел разговаривать с Богом, и никто не сможет нарушить этой беседы, даже смерть. Кто же еще защитит меня, если не Господь? Я перестал бояться за Дашку и внутренне дрожать за Длинноухого и Цыпленка. За каждого из них я подал отдельный сорокауст о здравии. И отправился домой.

Сатанист шел за мной, позади чуть ли не шаг-в-шаг. Пройдя сотни две метров, я остановился, не вынимая рук из карманов, повернулся к нему и спросил: «Простите, вам что-то от меня надо?». Впервые я видел его лицом-к-лицу. Нельзя сказать, чтобы физиономия его была без начатков интеллекта, родился он явно не дебилом. Но бритая голова, шестерки на лбу, водянистые тусклые глаза, кривая ухмылка, приклеенная к губам сигарета вызывали отвращение. Нормальный человек не должен вызывать такие чувства и я постарался погасить в себе неприязнь. В конце концов, я должен понимать, это – маска, бесовская личина, но все-таки какой-никакой – это человек. А значит, можно постараться найти с ним общий язык. Но сатанист искать общий язык явно не собирался. Он молча стоял и спокойно смотрел на меня холодным скользким взглядом. Я повернулся и пошел дальше, не ускоряя шаг, но страх опять начал пробираться в меня, и я молился о том, чтобы ничем не выдать своего беспокойства, незаметно выбирал маршрут по самым освещенным и многолюдным местам, пока не дошел до дома. У порога моего дома сатанист остановился, и внутрь заходить не пожелал, с облегчением я поднялся по лестнице, вошел в квартиру.

Дашка в напряженной позе сидела на табуретке с Цыпленком на руках в прихожей. Рядом, на гардеробе, стоял телефон. Длинноухий с ноутбуком сидел рядом с Дашкой, но не печатал. Все это было более чем необычно, и беспокойство мое возросло при одном взгляде на них. Как только я закрыл дверь, Дашка облегченно вздохнула, а Длинноухий радостно заулыбался. Пока меня не было, двое сатанистов целый час настойчиво трезвонили в дверь. Ну да, они же не знали, что Хиппа починил видеофоны… Сердце мое упало. Я не хотел думать о том, что могло случиться, если бы Дашка открыла дверь.

– Я смотрела новости, а тут они позвонили…

– Ты смотрела новости? И что там было? – спросил я.

– Столько всего вокруг происходит. И ты так странно себя ведешь, а я ничего не знаю, – начала оправдываться Дашка.

– Да ничего-ничего, что-нибудь необычное было в новостях?

– Нет, все то же, что и год назад, и два – никаких изменений.

– Про Интернет что-нибудь говорили? – вскользь заметил я, но Дашка тут же насторожилась. – А что такое с Интернетом?

– Подорожает, говорят… Не было ничего? Впрочем, не беспокойся, мне босс должен будет заплатить компенсацию, если это случится…

Мы поужинали. Я пошел перед сном проверить почту. Были письма от Хакера и Цыпочки. Я несказанно обрадовался тому, что Хакер ответил. Он писал, чтобы я не беспокоился, он вне всякого сомнения, примет меня и мою семью в Антарктиде, если это понадобится. Сетовал на холод, на то, что прозрачный купол, который недавно возвели над полярным селением, не настолько уж защищал от холода, как обещали поставщики, жаловался на трудности, на то, что кредиты с трудом выцарапываются из банков, на то, что ООН не слишком серьезно относится к Антарктическому государству, на то, что Штаты мечтают прибрать материк к рукам, не считаясь ни с чьим статусом. В конце следовал PS. «А кто такой SolaAvis, о котором ты упомянул?» – спрашивалось в приписке. Мне чуть дурно не сделалось. Или Хакер прикидывается, или кто-то из нас рухнул с дуба. Я не стал читать письмо Цыпочки, отложил на завтра, обойдется. Только глянул еще раз в рейтинг. У меня было 14 место, у SolaAvisa – 15, у Феи – 16. Цыпочка по-прежнему лидировала. Я почувствовал себя весьма и весьма обреченно, лег в постель, правило читать не стал, уже в кровати помолился «Отче наш» и «Богородице» и провалился в сон, даже не дождавшись Дашки.

ЧАСТЬ ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

18 сентября. Воскресенье. 12 дней до завершения конкурса.

Проснулся – как выпал из небытия, резко, толчком, ни свет-ни заря. Глянул на часы – пять утра. Вскочил, встал перед иконами, почувствовал настоятельную потребность поблагодарить Бога за то, что живы, что сохранил, что глупая моя вчерашняя выходка не кончилась плохо ни для меня, ни для семьи. Накатил острый прилив благодарности – я вдруг понял то, что вчера не успел даже расчувствовать: мы все висели на волоске от гибели, всегда висели, но сейчас особенно – мы были беззащитны и слабы. И тем не менее, краем сознания, несмотря на то, что это было чистейшей воды безумие, я знал, что сейчас отправлюсь на Божественную Литургию. Мелькнула мысль, что на раннюю – безопасней. Сатанисты, возможно, еще спят или справляют свои адские службы. И ранняя – короче, много короче, чем поздняя. Я тихо собрался, написал Дашке записку, что ушел в храм, и, перекрестив по очереди каждого из своих, отправился в путь.

Пока спускался по лестнице, слышал, как хрустит под ногами тонкое битое стекло. Вчера я был настолько весь в себе, так напряжен, что даже не заметил: поменяв лампочки, жилконтора не позаботилась, чтобы убрать на лестнице. Раньше мы бы сами подмели, выбросили бы валяющиеся всюду цоколи, но сейчас об этом даже глупо было думать. Мелькнула мысль, что, возможно, вот так, незаметно, исподволь, начинаются новые исторические эпохи – просто с того, что жильцы начинают бояться выходить на собственную лестницу. А ведь и впрямь боятся: раньше на площадке между вторым и третьим этажом собиралась помногу раз на дню перекуривать молодежная компания. Давненько я никого из ребят не видел. Вероятно, родители не пускают. И правильно, в общем-то делают, что не пускают…

Я вышел на улицу, огляделся. Вчерашнего сатаниста не было, но на его месте стоял, зябко поеживаясь, пацан лет двенадцати. Я сразу же повернул в противоположную от храма сторону, прошел полсотни метров, оглянулся – мальчишка неуверенно, на расстоянии, двигался за мной. «Ну что ж, – подумал я. – Хотите играть – ладно, поиграем в ваши игры, посмотрим, как вам это понравится». И резко взяв с места, побежал. Я бежал по закоулкам и проходным дворам, которые пацан, если местный, должен знать не хуже меня, но если его вытащили из другого района, то у меня было явное преимущество. Да и вид у парня был хлипкий – долго ему не продержаться. На ходу я придумывал замысловатый маршрут, чтобы быстрее запутать следы. Мне это удалось. Через пять минут я почувствовал, что надежно оторвался, но решил назад не поворачивать, а свернуть на Крестовский остров, чтобы через него перебраться на Каменный. Когда я подошел к храму, около него маячила подростковая фигура. Мне не удалось обвести сатанистов вокруг пальца. Вряд ли, конечно, пацан самостоятельно догадался ловить меня у храма, скорее всего, связался с главарем. Я вошел в церковь. Мальчишка не решился последовать за мной.

В храме собрался только клир. Служба еще не начиналась. Отец Иннокентий подозвал меня и расспросил о делах. Я коротко рассказал. Он довольно сердито заметил, что сейчас мое геройство неуместно, что он берет на себя ответственность перед Богом и не дает благословение на то, чтобы я приходил в храм в среду – в праздник Рождества Богородицы. Я стал сопротивляться, возражать, сказал, что двунадесятые никогда не пропускал, собирался как раз на причастие… В конце концов, должен же я причаститься, когда мне угрожает гибель. «Сидите дома, я сам приду к вам», – велел отец Иннокентий. После службы он выпустил меня из храма через заднюю дверь. Я видел, что пацан сидит на паперти спиной ко мне, но уйти незаметно я мог только, в одном направлении – к восточной части острова. Однако там испокон веку возвышалась изгородь военного санатория, перелезть ее незаметно не представлялось возможным, оставалось только спуститься к Малой Невке и обойти по воде, а там, обогнув остров, перейти опять вброд по реке мимо изгороди. Я так и сделал. Разулся, закатал штаны, к счастью, был отлив, так что я практически не намок, хотя по сентябрьской Неве пройти даже с пяток метров – то еще удовольствие. Тем не менее, это лучше, чем неотвязная слежка. К счастью, я не напоролся ни на милицию, ни на санаторную администрацию. Редкие ветераны бродили по аллеям с банками пива в руках. Я перешел, дружески им кивая, словно я местный, на другую часть острова, вылез с территории санатория и, миновав Каменноостровский мост, благополучно добрался до дома. Слежки не было. Я был доволен. Это была маленькая моя победа – на этот раз я сумел перехитрить врагов.