Текст книги "Лени Рифеншталь"

Автор книги: Одри Салкелд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)

Но, увы, попытки Лени подключить к проекту руководство различных кинокомпаний кончились неудачей. В какой-то момент жизни показалось, что удастся заключить сделку с «Глория-Фильм», где занимал важную позицию ее старый коллега Вальди Траут; но в последнее мгновение, как это случалось столько раз, глава отдела проката «Глории» отказался поставить свою подпись.

Да, обидно, когда фильм уплывает из рук… Но как бы не упустить саму Африку? Средств на поездку туда у нее не было. И вдруг словно сама судьба протянула ей руку. В одном случае ей были возвращены деньги, взятые у нее взаймы, в другом – удалось выручить некоторую сумму от продажи вещей, ранее конфискованных у нее и возвращенных австрийскими властями. В итоге она, помахав рукой родительнице, 5 апреля 1956 года села в аэроплан, взявший курс на Судан.

Выйдя из самолета на рассвете в Хартуме и сразу же окунувшись в теплый, влажный воздух, она тут же поняла, что прилетела навстречу необычным, новым приключениям. Сквозь сонное утро по направлению к Лени шествовала группа суданцев – первые чернокожие, которых она видела с тех пор, как снимала «Олимпию». Ей казалось, что они подплывали к ней на подушке из колышущегося воздуха, оторванные от земли, точно мираж, а влажная дымка словно увеличивала их в размере:

«Они двигались как в замедленной съемке, освещаемые сзади солнцем. Черные лица, обрамленные белыми тканями, расслабленные шествующие фигуры, белые одеяния, облегающие их при дуновении ветра, двигались навстречу мне, будто во сне – Африка ввела меня в мир красоты, экзотики и свободы».

Это была новая в ее жизни любовь, причем любовь с первого взгляда. Прилетев в Найроби, она наняла «Лендровер» с шофером – им оказался англичанин, с которым она встречалась на Олимпиаде-1936 в Берлине, где он был капитаном английской сборной команды по плаванию. Сели – и покатили через саванну… Миновал всего год со времени восстания племени мау-мау против колониальных властей, и оставался год до независимости. Лени Рифеншталь и Джордж Сикс направились к реке Тане – по его словам, лучшего места для съемок фильма и не найти; конечно, если эта ее мечта когда-нибудь станет реальностью.

И тут случилось несчастье. Отъехав две с половиной сотни миль к северу от кенийской столицы, они мчались по направлению к сухой лощине, как вдруг наперерез машине неожиданно выскочила антилопа. Пытаясь избежать столкновения, Джордж вывернул руль – и машину занесло в глубокую красную пыль. Хуже того – ударившись о каменную опору моста, авто оторвалась от дороги и, пролетев по воздуху, упало вверх колесами прямо в сухое русло. Лени и Джорджа бросило вперед через ветровое стекло, и, потеряв сознание, оба застряли в обломках машины. Кенийский подросток, сидевший сзади среди багажа, оказался зажатым между ящиками и напуганным до полусмерти, но, к счастью, избежал травм. Кое-как выбравшись, он вытащил своего босса на волю вольную, а затем оба вместе вытащили Лени, опасаясь, что вытекавший из бака бензин мог загореться в любое мгновение. По счастью, хотя авария произошла в отдаленном месте, не прошло и часа, как объявился местный чиновник, который смог организовать помощь.

Лени отправили в Гориссу. Там обнаружили, что у нее трещина черепа, и это не считая множества других травм, включая несколько сломанных ребер. Ей пришлось четыре дня дожидаться легкого самолета, чтобы отправить ее в Найроби; все это время она постоянно теряла сознание, а когда приходила в себя, то страдала от мучительной боли, а единственную дозу морфия необходимо было сберечь для полета. Никто особенно не надеялся, что она выживет. Джорджу повезло больше: у него пострадала только одна нога, да и то не так серьезно.

Когда Лени оказалась наконец в светлой, комфортабельной больничной палате, первым охватившим ее чувством было чувство счастья, что осталась жива. Травмы начали заживать, хотя было похоже, что потребуется операция на голове. Джордж на месте аварии на скорую руку зашил ей разрывы на скальпе, чтобы остановить кровотечение – по ее словам, штопальной иглой и без всякой анестезии. Ко всему прочему, отказало одно из легких, и, по словам врачей, спасти ее могла бы только немедленная операция. Но, как на горе, и хирург, и его помощник находились в отпуске; Лени была в панике. Все же она наотрез отказалась от операции, и никакими усилиями нельзя было заставить ее изменить свое мнение: инстинкт подсказывал ей, что права все-таки она, и она упорно стояла на своем. К тому времени, когда ее врач вернулся из отпуска, легкое – ко всеобщему удивлению и не меньшему ее самой – заработало, как полагается. Вскоре ей удалось восстановить силы в доме у Джорджа и его жены в Аруше настолько, чтобы продолжить странствия, вплоть до танганьикской границы. Она была поражена красотою людей из племени масаи, величавых, словно статуи; но для того, чтобы снимать их, сперва нужно было добиться их доверия. Точно так же, как в случае с обитателями Зарнталя много лет назад. А добиться этого ей удалось очень просто: она каждый день приходила на одно и то же место, усаживалась с книжицей – и в конце концов люди из племени признали ее и стали приглашать к себе в гости.

Когда в июне Лени вернулась в Германию, ее мамаша ожидала увидеть дочь обессиленной из-за катастрофы. Каково же было ее изумление, когда та предстала пред нею на взгляд вполне здоровой! Лени снова ожила, она пребывала в состоянии эйфории! В последние дни в Найроби она заручилась обещаниями помощи друзей в создании фильма, как только сможет приступить к нему. И хотя было мало надежды на то, что «Глория» изменит свое отношение, Лени внушала столько доверия, была так убедительна в рассказах о своих замыслах, и так взволнована, что Вальди Траут, памятуя о былых совместных успехах, глубоко залез в собственный карман и ассигновал на съемки «Черного груза» 200 ООО марок. Несколько недель спустя Лени снова вылетела в Африку для подготовительной работы.

В сюжете новой картины Лени отзывались эхом и «SOS! Айсберг!», и «Синий свет», и «Долина». Решительная женщина-антрополог предпринимает попытки поисков своего супруга, пропавшего в Центральной Африке. После множества приключений она попадает в племенное селение, где он проводил свои исследование, и на месте узнает, что его жители уведены в рабство. Действуя в сотрудничестве с тайным британским агентом, она освобождает пленников по пути в Аравию и открывает, что как раз те самые работорговцы и повинны в гибели ее супруга. Ее друзья-туземцы провели ее в тайную пещеру, стены которой были усыпаны загадочными иероглифами. Это и был драгоценный ключ к древней культуре региона, который искал ее благоверный. Она достигла цели, которую ставил он.

Принадлежавший Кении остров Ламу в Индийском океане оказался превосходным местом для съемок некоторых сцен. Вот только статистов на роль рабов-африканцев пришлось искать в другом месте: здешние жители оказались слишком щуплыми и субтильными… Более подходящих «актеров» она нашла среди лесных обитателей близ угандийской границы. Вопрос: как бы уговорить их сниматься? Как убедить их, что она сама и ее молодой араб-переводчик вовсе не занимаются работорговлей и не собираются в самом деле уводить их в рабство! Но даже когда им и удалось сколотить группу, «артисты» были столь напуганы, что к тому времени, когда поезд пришел назад в Момбасу, все успели разбежаться… Правда, удалось разыскать столь же статных мужчин в доках Момбасы, и тою же ночью их привезли в съемочный лагерь; но, увы, проблемы на этом не кончились!

Беда следовала за бедою. Внезапно вспыхнувший Суэцкий кризис возымел следствием блокаду Суэцкого канала, и весь киноматериал Лени, посланный морем, вынужден был плыть, огибая Африку, что привело к потере шести драгоценных недель. Расходы возрастали без удержу, среди членов киногруппы все больше слышался ропот; да и численность самой этой группы каким-то образом возросла до полусотни душ, что, может быть, не так много для художественного фильма, но ведь всех их надо кормить и возить с места на место – и это при таком скудном бюджете! Но и это не все: наступил сезон дождей, которого команда так надеялась избежать; из припаркованной машины вдобавок выкрали сценарий, заодно с кинокамерами и пленкой… Не хватало и многих других вещей… Но вот наконец в Национальном парке Королевы Елизаветы на крайнем западе Уганды удалось устроить новый лагерь. Здесь, у подножия гор Рвензори, наконец-то появилась возможность для съемок. Но бывали дни, когда стояла такая холодная и угрюмая погода, что запланированных съемок сделать не удавалось. Случалось, лодки тонули в озере или оказывались поврежденными, а африканцы всячески уклонялись сниматься в схватках с крокодилами и дикими слонами… Что ж, их можно понять…

Ассистент Лени слал домой ужасающие депеши, и вконец встревоженный Вальди Траут телеграфировал требование о немедленном возвращении в Мюнхен вместе с отснятым материалом. Его собственные карманы теперь окончательно опустели, и он надеялся, что она своим шармом поможет выклянчить деньжат у потенциальных спонсоров. Может быть, удастся убедить студию «Бавариан Фильм»? Но когда Лени вернулась в Германию, то обнаружила, что Вальди и его подружка попали с серьезными травмами в больницу в Инсбруке; их машина потерпела весьма опасную аварию, сойдя с дороги в горах Тироля. Все попытки Лени связаться с оставшейся в Африке командой по телеграфу оказались тщетными. В течение трех недель она металась, как больной в горячке, пытаясь хоть что-нибудь разузнать во всем этом хаосе, биясь в истерике при одной мысли о том, что там может твориться на месте без нее. Наконец, к своей вящей печали, но ничуть не удивившись, она узнала о том, что группа распалась, а организаторы сафари захватили в качестве залога все оборудование и киноматериалы, пока им не выплатят задолженность по жалованью. «Актеры»-африканцы попросту разбрелись по домам, а денег, чтобы доставить домой всех европейцев, у нее не было. Ее слишком амбициозный проект потерпел полный крах, каковой настиг и несчастную Лени: несколько недель провела она в клинике с тяжелым неврозом, едва не привыкнув к инъекциям морфия, которые ей вводили, чтобы успокоить ее.

Трудно сказать, могли ли спасти задумку Лени более крепкое руководство или более дружная команда; в любом случае ничто не могло бы повлиять на политическую обстановку. И тем не менее, несмотря на разочарование, любовь Лени к Африке не уменьшилась ни на йоту. Пять лет спустя она запланировала новый фильм о Ниле – на сей раз с японскими партнерами. Но и этот проект пошел прахом, и снова по причине политических событий, которые трудно было предвидеть. Войдя в добрые отношения с суданским министром туризма, она получила от него разрешение на съемки в закрытой провинции на юге страны, которое редко кому удавалось выхлопотать. И что же? Не прошло и нескольких дней после того, как она вернулась в Германию для проведения необходимых подготовительных работ, за одну ночь, как призрак, возникла Берлинская стена. Это событие имело печальные последствия и для семьи Лени: ее мать утратила доступ к маленькому домику в Церсдорфе, что остался на территории Восточного Берлина. Трагедия коснулась и проекта: японские коллеги Лени по бизнесу, у которых были интересы и по ту, и по другую сторону границы, оказались разоренными.

Но по крайней мере у нее на руках оставалось драгоценное разрешение, и следующий год принес свежие надежды на его использование. И случай представился – Лени была приглашена к участию в небольшой антропологической экспедиции, отправляющейся на плато Кордофан для изучения жизни племени нуба. За несколько лет до того она вырезала из журнала «Штерн» фотографию работы Джорджа Роджера, изображавшую двух сцепившихся в схватке борцов из племени нуба. Эти величественные юноши с хорошо развитой мускулатурой и раскрашенными в пепельный цвет телами напомнили ей фигуры, изваянные Огюстом Роденом, и она повесила снимок у себя над письменным столом в качестве источника вдохновения, не смея и мечтать о том, чтобы самой увидеть что-нибудь подобное воочию. Может, именно этот снимок мистическим образом подарил ей великий шанс вернуться обратно в кинематограф? На сей раз она решила не связываться с большими студиями, а обратиться к крупнейшим промышленникам за займом для съемок документального фильма на 35-миллиметровой пленке. В частности, она обратилась к Альфреду Круппу, который, как ей было известно, живо интересовался Африкой. Крупп попросил ее показать ему более ранние фильмы о путешествиях; но, к ее жестокому разочарованию, он, равно как и пасынок Геббельса Харальд Квандт, к которому она также обращалась, не пожелали поддержать ее. Боль от этого отказа чувствуется десятилетия спустя в ее автобиографии. Все шло к тому, что Лени придется умерить свои амбиции и снимать на 16-миллиметровой пленке. Друзья оплатили ей авиапутешествие, а бывший муж согласился поддерживать ее мать в отсутствие дочери. И вот Лени снова в пути.

Долгий путь по грязным дорогам привел киносъемочную партию в изолированную провинцию Кордофан в Центральном Судане, где Рифеншталь показала тот самый памятный снимок борцов из племени нуба шефу местной полиции.

– Можно ли отыскать подобных людей? – спросила она.

На это полицейский чин сочувственно покачал головой:

– Вы опоздали на целых десять лет, – сказал он. – Они теперь далеко не такие. Теперь они все носят одежду и работают на плантациях.

Вот так так! Неужели правда? Проделать такой путь… И обнаружить, что опоздала!.. Какая трагедия – не только для нее, но и для самого племени нуба! При виде ее раздосадованного лица полицейский чин добавил с толикой надежды:

– Но я предполагаю, могут остаться изолированные группы. Мы не бываем южнее Кадугли. Может быть, отыщутся там?

Они мчались среди высоких трав, утопали в глубоких песках и колесили по размытым водными потоками долинах, все круче взбираясь в холмы Нуба. И вдруг впереди, среди скал, как призрак, возникла группа хижинок, круглых, как пчелиные улья. На скале стояла длинноногая девушка, вертя в руках посох. На ней не было ровным счетом ничегошеньки, кроме нитки красных бус. Лени нашла своих нетронутых цивилизацией нуба! Проехав еще немного, они увидели, как на большом открытом пространстве, окруженном деревьями, две тысячи туземцев водили хоровод, поигрывая копьями и подбрасывая их к вечернему небу. Их фигуры были причудливо раскрашены, что делало их похожими на существа с другой планеты. Подобравшись ближе, Лени смогла разглядеть, как туземцы становятся в круги, каждый из которых заключал в себе пару борцов. Это было празднество, в ходе которого борцы вызывали друг друга на поединок и, проделав ряд ритуальных движений, сцеплялись в схватке, подзадориваемые своими болельщиками, победители возносились над кругами, усаживаясь на плечах побежденных. Это была картина из ее воображения, ожившая наяву! Волнение усиливали рокот барабанов и улетающее вдаль завывающее пение женщин.

В эту ночь экспедиция вернулась в Кадугли, но не прошло и недели, как отважные путешественники разбили лагерь невдалеке от деревни. Лени стала терпеливо наблюдать, ожидая, когда туземцы привыкнут к ней. Ждать пришлось недолго. Это были люди из племени месакин-киссайр-нуба – радостные простодушные натуры с честными сердцами и пытливыми глазами. С помощью детишек Лени быстро овладела достаточным словарным запасом, чтобы вести бесхитростный разговор. Ей пришлись по душе невинность и древние обычаи туземцев; но у нее тяжело было на сердце оттого, что это их существование было обречено на исчезновение. Им было не укрыться от давления извне – мусульманское правительство Судана, возмущавшееся их наготою, стало завозить в туземные селения одежду, а вместе с нею и другие соблазнительные приманки так называемой «цивилизации». Пройдет еще пять-шесть лет, и самобытные селения месакинов вроде этого постигнут необратимые перемены.

В эту поездку Лени Рифеншталь провела в Африке десять месяцев, много странствуя, часто в одиночку. Коль скоро у нее было мало общего с археологической экспедицией, она вскоре раскланялась с попутчиками и отправилась в гости к племенам – таким, как шиллук, масаи и другим. Ночевала по большей части просто под открытым небом, не запираясь на ночь в машине и даже не ставя палатку.

Встретив в ходе своих странствий двух своих соотечественников на сафари, она уговорила их съездить в холмы Нуба – правда, убедить их остаться там больше чем на пару недель ей не удалось. По-видимому, к этому времени Лени уже была принята в деревне как своя; ее даже пригласили принять участие в обряде погребения одного из юных борцов, которого ужалила змея. Куда бы она ни направляла путь, даже в одиночку, она никогда не чувствовала страха, и никто не заступал ей дороги. После стольких лет борьбы и унижений в «цивилизованном» мире она испытывала наслаждение оттого, что ходит без боязни куда ей заблагорассудится и что ее принимают как родную только за то, что она есть. Когда она вернулась в Германию, то голова ее была занята только одним: как бы наскрести деньжат и поскорее вернуться к своим любимым туземцам! Она поклялась себе, что снимет фильм об этих милых людях племени нуба, тогда как в ту поездку вынуждена была ограничиться только фотосъемкой. Но тут ее ждал новый удар: отсняв более 200 роликов пленки, она отослала их на родину для проявки. Представьте-ка себе ее ужас, когда она, вернувшись в Мюнхен, обнаружила, что невежественная лаборантка ничтоже сумняшеся вынула из более чем половины кассет непроявлен-ную пленку и оставила на свету!!! Но, к счастью, сохранился материал о нуба – и какой!!! Подборка из этих фотографий, опубликованная в одном престижном немецком фотожурнале, вызвала живейший отклик. За публикацией последовало приглашение прочесть ряд лекций, но отыскать спонсора для съемок фильма было так же трудно, как и всегда, хотя компания «Фольксваген» предоставила ей пару специально оборудованных автомобилей.

Месяц за месяцем она сидела как на иголках в ожидании визы от суданских властей. Но запланированный день отъезда все приближался, а дело ни с места. Тогда она приняла приглашение своего друга немного развеяться у него на вилле в Ибице. Там она встретилась со своим коллегой, кинорежиссером Робертом Гарднером, возглавлявшим Центр по изучению кинематографии при Гарвардском университете. Ему самому доводилось работать в Африке и Новой Гвинее, так что они с Лени быстро нашли общий язык – и вот уже Рифеншталь оживленно выкладывает ему свои планы, сетуя на трудности, которые ей приходится испытывать.

– Тебе бы переехать в Америку, – сказал Гарднер. – Там все куда проще. Тебе обязательно нужно снять этот фильм о нуба, хотя бы на шестнадцатимиллиметровой пленке.

Гарднер с трудом мог поверить в то, что вот такая неожиданная встреча с Лени – чистая случайность. Ведь только что он ездил в Мюнхен, пытаясь разыскать ее! Впоследствии он напишет, что по мере того, как продолжался их разговор, он находил ее все более очаровательной – ее страсть и необузданный энтузиазм были свойственны скорее молодости, чем почтенному возрасту: ведь Лени тогда уже разменяла седьмой десяток. И, конечно, он ни за что не мог примириться с мыслью, что она никогда больше не сможет снимать фильмы.

– Поживи с нами в Бостоне, – убеждал Гарднер. – Побудь у нас, сколько захочешь. Мы позаботимся о тебе.

Правда, предложение Гарднера не было чистым альтруизмом – приглашение Лени Рифеншталь с лекциями в университете было ярким пером в его шляпе. Конечно же, это будет так познавательно для его студентов! Кроме того, это совпадало с ее планами – журнал «Нэшнл Джеографик» и компания «Кодак» заинтересовались ее африканскими фотографиями. Двое из друзей Лени охотно оплатили ей поездку в Новую Англию [84]84
  Новая Англия – район на северо-востоке США, главный экономический центр Бостон.


[Закрыть]; с помощью Гарднера она заключила контракт на фильм о племени нуба с компанией «Одиссей продакшнз». Прибегнув к своему привычному оружию – увещеваниям и слезам, – она выхлопотала-таки разрешение на съемку у суданского посла в Вашингтоне. К сожалению, это стоило ей ценного контракта на статью для «Нэшнл Джеографик»: отправившись хлопотать о разрешении на съемку, она не попала на деловую встречу с представителями журнала, на которой мог быть подписан контракт. В общем, дороговато встало ей это разрешение, но она была довольна: до поездки оставалось менее двух недель.

Как и следовало ожидать, съемки пошли далеко не гладко. Отнюдь не облегчили жизнь Лени форс-мажорные обстоятельства – предпринятая в стране попытка государственного переворота, – но и без того хватало проблем. Заболел и не поехал в экспедицию лучший кинооператор. По прибытии в Кордо-фан выяснилось, что несколько лучших борцов, которых Лени собиралась снимать, попали в кутузку за кражу коз. На завершающем этапе экспедиции были украдены камеры у самой Лени; но все это можно было счесть за пустяки по сравнению с двумя тяжелейшими ударами, которые ожидали великую женщину на этом этапе ее жизни. Пока она находилась на съемках в холмах Нуба, ушла из жизни ее горячо любимая мать 84 лет; телеграмма с печальным известием застряла в пути, и Лени, сорвавшись с места в самый разгар съемок, прибыла уже после похорон. Ее скорбь была отягощена чувством вины, что ей так и не пришлось разделить с матерью ее последние часы… Лени ничего не оставалось, как возвратиться в Африку, взяв с собою нового ассистента оператора.

Когда несколько недель спустя она снова прибыла в Германию, там ее ждал новый удар. В гейеров-ских лабораториях умудрились испортить солидное количество материала, отснятого на новейшей высокочувствительной пленке Ektachrome ER; – драгоценные сцены единоборств и церемониалов оказались окрашенными в зеленый, как у салата-латука, оттенок. Но и тот материал, который был проявлен по всем правилам, оказался малопригодным: его отпечатали без цифр по краям, что делало почти невозможным монтаж. В общем, показать американским партнерам оказалось нечего. Отношения с «Одиссей продакшнз» оказались непоправимо испорченными, равно как и с гейеровской студией. Надежды на то, что этот фильм обеспечит ей новые заказы в Америке, как ей то было обещано, рассеялись как дым. И уж тем более не находилось для нее работы в Германии. Ради чего тогда все эти годы беспрестанной борьбы?

Она всерьез подумывала о том, чтобы плюнуть на все и отправиться на постоянное жительство к своим туземцам племени нуба. Перспектива, что там ее настигнет тяжелая болезнь, а то и смерть, не страшила ее. «Мне легче будет окончить дни мои среди милых туземцев нуба, чем здесь, в большом городе, где я веду одинокую жизнь», – рассуждала она. Лени знала, что там в случае ее кончины каждый из соседей пожертвует свою самую лучшую корову на ее поминки – во всяком случае, так они сказали ей в шутку. Она с тоской вспоминала, что с туземцами нуба она смеялась больше, чем за всю свою остальную жизнь. Но сердцем чувствовала, что переживет этот первобытный рай, которым так восхищалась. Он исчезал на глазах.

Так или иначе, но ей все же удавалось раздобывать деньги на поездки в Африку и назад вплоть до конца 1970-х. Больше всего повезло ей перед экспедицией ноября 1968 года, когда представитель автомобильной промышленности предоставил ей автомобиль со всеми четырьмя ведущими колесами. Теперь она надеялась отыскать себе такого компаньона, который умел бы (о, не слишком ли призрачна такая надежда?) не только снимать на камеру, но и ухаживать за машиной и чинить ее… Кто-то присоветовал ей Хорста Кеттнера – скромного, вполне серьезного кинооператора и бывшего автомеханика, судетского немца, выросшего в Чехословакии. Он ничего не знал ни о Лени, ни о ее работе; но, страстно желая увидеть собственными глазами Африку, был только рад стать ее ассистентом и «мускульной силой» – пусть даже за одну только еду, без жалованья!

Свою ценность он доказал почти сразу же, отправившись в Англию за «Лендровером», а затем принявшись за подборку, сортировку и погрузку припасов и оборудования. В ходе ночного переезда в Геную ему пришлось остановиться для замены колеса—и все-таки успели на пароход вовремя! В течение всех месяцев экспедиции он был добрым, изобретательным и находчивым попутчиком, ему никогда не изменяло чувство юмора, а главное, он явился настоящим благодетелем для друзей Лени из племени нуба: добровольно оказывал им врачебные услуги, а в случаях, когда пилюлями и перевязками было не обойтись, возил в больницу в Кадугли. Лучшего компаньона Лени было не найти: она чувствовала, что может положиться на его верность и порядочность, каковых не могла встретить ни в ком в течение стольких лет. Последовали и другие поездки, и всякий раз верный Хорст был ее правой рукой. Хотя разница в возрасте между ними составляла 40 лет, они прожили и проработали вместе почти тридцать. В биографическом фильме Мюллера имеется трогательный кадр: Хорст и 90-летняя Лени возвращаются в сумерках после ныряния с аквалангом. Две фигуры, цвета которых трудно различить в сумеречном свете, – одна высокая и объемистая, другая – пониже и с виду хрупкая – движутся по направлению к камере оператора; их белокурые головы взъерошены; между фигурами болтается тяжелая камера для подводных съемок. Видно, что оба наших героя устали, но при этом оживленно обсуждают прелести ныряния с аквалангом.

Одним из наиболее волнующих приключений была поездка к туземцам «Нуба Кау», как называла их сама Лени (у этнологов эти аборигены известны как юго-восточные нуба). Там они проводили фото-и киносъемки кровавого ритуала борьбы на ножах, а также любовных танцев и обряда нанесения изысканных резных узоров на кожу женщины на определенных этапах ее взросления. Хотя это племя проживало всего лишь в сотне с чем-то миль от друзей Лени – месакинов, у них были совершенно иные обычаи, язык и темперамент. Лени и Хорсту пришлось проявить максимум терпения, чтобы вообще снять хоть что-нибудь: эта публика оказалась дикой, темпераментной – и страшно пугалась камер. Порою наши отважные путешественники и не надеялись вернуться домой целыми и невредимыми… К концу поездки оба сделались столь нервными, что утратили всякий аппетит, и каждый из них потерял в весе не один десяток кило.

К этому времени фотоработы Лени приобрели широкую известность. Первая книга африканских снимков «Последние из нуба» вышла в свет в 1974 г.; два года спустя была опубликована книга «Люди Кау», а в 1962 г., после ее последней поездки в Судан – «Африка Лени Рифеншталь», а затем «Исчезающая Африка». И то сказать, те туземцы нуба, которых она знала и любила, и впрямь исчезли… «Разрушительная длань цивилизации» принесла им не просто тряпки для прикрытия «срама» – она посягнула на их самобытность. Наивные некогда туземцы прознали, что такое деньги, виски, а также – чего раньше им и в голову не могло прийти – стали навешивать замки на двери своих хижин. Между тем в поисках исчезающей экзотики в холмы Нуба проложили себе путь туристы – и туземцы теперь все чаще исполняли свои обряды и борцовские схватки за деньги перед десятками длиннофокусных объективов.

Обвинения в том, что ее фотографии могли сыграть свою роль в этих разрушительных переменах, равно как и в том, что она – всего лишь «белый романтик», Рифеншталь отмела с ходу. Но ее сердце обожгло куда более зловещее обвинение – в том, что ее интерес к туземцам нуба суть лишь один из аспектов присущей ей страсти ко всяким таинственным культам телесной красоты. По ее словам, еще до того, как ею были сняты красноречивые фотографии, другие люди привлекли к племени нуба внимание публики; ее заслуга была в том, что она стала свидетелем и летописцем ускользающих мгновений природной красоты. Боготворимый ею рай коммерциализировался на ее глазах. «Пока они не понимали, что такое деньги, они не знали воровства, – заявила Лени. – Они были куда счастливее без цивилизации. Они реже хворали и не ощущали бедности. Когда она показала им свою первую книгу, бедняги устыдились своей наготы, а вскоре – и всех аспектов своей культуры: причудливой раскраски лиц и тел – наследия, которое, как считала Лени, восходит к Древнему Египту – не говоря уже о поединках на ножах и любовных танцах».

Фотографии Рифеншталь не стесняются превозносить формы человеческого тела в их высшей степени совершенства – да и сами туземцы нуба верят в то, что их тела суть высшее выражение их собственного искусства; и надо же было случиться, что ряд критиков последовали за клеветнической статьей «Чарующий фашизм» некоей Сьюзан Зонтаг, утверждавшей, что фотолетопись племени нуба, обреченного на скорое исчезновение – не что иное, как продолжение ее работы с нацистами:

«Хотя нуба – не арийская раса, а чернокожая, портрет этих людей, сделанный Лени Рифеншталь, согласуется с некоторыми важнейшими темами нацистской идеологии: контраст между чистым и нечистым, непорочным и профанированным, физическим и ментальным, радостным и горестным».

Зато суданское правительство оказалось очарованным тою чуткостью, которой всякий раз бывали преисполнены портреты людей этой страны работы Рифеншталь, и все с большей охотой шло ей навстречу. В 1975 году президент страны Джафар Мухаммед Нимейри пожаловал ей суданское гражданство в знак признательности за услуги, оказанные его стране – как заявил сам Нимейри, она оказалась первой иностранкой, удостоившейся такой чести. Год спустя он вручил ей специальную медаль – за чудесные книги и любовь к его стране.

К этому времени она разменяла восьмой десяток, хотя по-прежнему оставалась на удивление энергичной и спортивной, такие долгие экспедиции уже стали утомительными для нее. Она и Хорст посылали фотографии во многие престижные журналы, а вернувшись домой, подолгу засиживались в лаборатории, но долгожданный фильм о нуба так и не появился. 9000 футов пленки – с таким трудом добытого материала – по-прежнему лежали упрятанными в коробки: что-то удерживало Лени от того, чтобы приступить к монтажу. Возможно, отчасти то, что эти кадры, снятые в условиях экспедиции, где многое зависит от случая, не могли сравниться с изысканным качеством ее предвоенных фильмов, когда у нее в подчинении были целые отряды профессиональных операторов. Да и не были они так впечатляющи, как ее удивительные фотографии. Она по-прежнему горевала о материале, когда-то загубленном в лаборатории, ибо оказалось, что заменить его нечем. Во всех последующих съемках (фрагменты которых включены в фильм Мюллера) на многих борцах уже надеты подобия каких-то штанов, повязки и тому подобное убогое тряпье, абсолютно не сочетающееся с идеалом культурной чистоты, так ценимого Лени. Но даже при всем перечисленном это был уникальный фильм, ожидавший своего часа.