Текст книги "Лени Рифеншталь"

Автор книги: Одри Салкелд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 26 страниц)

Нет, ни в каком отношении из «Долины» не получался легкий и политически нейтральный фильм, который надеялась сделать Лени! Да и в ходе съемок все шло не так, как планировалось. Построили декорации – оказалось, неверно, и все пришлось перестраивать заново; начали съемки на местах – все сорвал зимний снегопад; специально выдрессированный волк, с которым должен был бороться герой, сдох от обжорства, а другой, позаимствованный в зоопарке, удрал, и его пришлось пристрелить. С ростом трудностей и задержек росли и стопки счетов – по ее утверждениям, она вложила в «Долину» немало собственных денег, вырученных от проката «Олимпии». 16 декабря 1942 года Геббельс пометил в своем дневнике: «На этот фильм уже затрачено более пяти миллионов марок, и еще целый год понадобится на то, чтобы его завершить. Фрау Рифеншталь серьезно заболела от переутомления и волнения, и я по-серьезному посоветовал ей взять отпуск, прежде чем продолжать работу». По его словам, он был «рад, что не имеет ничего общего с этим злосчастным делом» и, следовательно, не несет за это никакой ответственности. Это несколько курьезное самоотстранение от функции надзирателя за всеми фильмами, создаваемыми в рейхе, указывает на то, что Рифеншталь по-прежнему обладала особым статусом и, предположительно, по-прежнему держала ответ перед одним только фюрером.

Вот так, со скрипом, фильм продвигался сквозь военную пору: Здоровье Рифеншталь и впрямь оставляло желать лучшего – дала о себе знать болезнь мочевого пузыря, нажитая еще в Гренландии. Не помогало никакое лечение; как ей сообщили, операция также окажется бесполезной. Из-за обострения болезни играть она не смогла – но по мере возможности руководила, обложившись грелками и завернувшись в одеяла. Рассказывают, что в 1941 году ее приносили наблюдать за некоторыми сценами на носилках.

Иногда высказываются предположения, что Лени нарочно затягивала создание фильма, чтобы пережить войну. По впечатлению, сложившемуся у Хайнца Яворски, она была так ошарашена увиденным в Польше и ей до того не хотелось участвовать в работе геббельсовской пропагандистской машины, что ее мысли были только об одном: как бы выжить. С забавным скептицизмом заявил он в интервью Гордону Хитченсу из «Film Culture» в 1973 г.: «Она умудрилась проработать семь лет над фильмом на основе оперы!» Но затягивала она что-нибудь или нет, далеко не все задержки могли быть вызваны ее желанием. Но, конечно же, к концу войны, перед лицом близкого поражения немцев и в раздумье, какая участь может ожидать ее в будущем, она стала нажимать на все педали, чтобы побыстрее закончить фильм.

* * *

В августе 1939 г. к Лени Рифеншталь обратился Альберт Шпеер с просьбой увековечить на кинопленке его гигантские планы по радикальной реконструкции Берлина, создававшиеся под персональным наблюдением самого фюрера. Он с командой архитекторов создали гигантскую модель нового циклопического здания с названием «Germania» – могла бы она заснять это для него? В это время она всецело была занята приготовлениями к «Пентесилее» и предложила любимому зодчему фюрера обратиться к Арнольду Фанку. Карьера этого последнего рухнула «благодаря» Геббельсу – предположительно потому, что ему очень хорошо работалось с евреями и на еврейские деньги. Фанк принял заказ Шпеера под покровительством компании Рифеншталь и нес ответственность только перед архитектором, но не перед Кинопалатой. Эта работа привела к созданию других финансируемых правительством короткометражных «фильмов о культуре», которые дали ему – и ее кинокомпании – возможность пережить войну.

Помимо тех, кто был занят в создании «Долины», Лени смогла найти в военную годину работу для многих своих операторов и ассистентов. Точно так же, как прежде Арнольд Фанк вводил в курс киноремесла учеников, так и Рифеншталь тренировала своих протеже – как лично, так и предоставляя им возможность поэкспериментировать. Из обрезков, оставшихся после создания «Олимпии», ее ассистенты смонтировали несколько короткометражных фильмов. Был создан также фильм о лыжном спорте в Тироле, а Гуцци Лантшнер дебютировал в качестве режиссера (совместно с Гаральдом Рейнлем) в получившем высокие оценки документальном фильме о плавании на каяках, для которого любимый композитор Лени Герберт Виндт написал музыку. И Гуцци, и Гаральд еще добьются новых успехов в этой области. Альберта Беница Лени держала подле себя в качестве главного оператора на съемках большей части «Долины»; Вальди Траут также работал с нею в тесном сотрудничестве в этот период. После войны он сделал успешную карьеру, главным образом на студии «Глория филмз».

Хайнц Яворски, отказавшийся работать с Лени в «Триумфе воли» по политическим соображениям (каковые не помешали ему участвовать в работе над «Олимпией»), оставался в добрых отношениях с Лени на протяжении большей части своей жизни. Он ни разу ничего не сказал ей в ущерб. Обучение у Шнеебергера стяжало ему репутацию хорошего воздушного кинооператора, и в 1934—1935 гг. оба они, вместе с Удетом, участвовали в съемках 90-минутного фильма «Чудеса полета» [67]67
  Свой отказ от работы над «Триумфом воли» Яворски объяснял политическими мотивами. В действительности же, работа над «Чудесами полета» совпадала по времени с работой над «Триумфом воли» – это и объясняет неучастие Шнеебергера и Яворски в данной ленте Рифеншталь. (Примеч. авт.)


[Закрыть].

Впрочем, едва грянула война, Яворски отбросил прочь свои политические принципы и принял участие в создании многих пропагандистских и документальных фильмов, включая «Крещение огнем» и «Кампания в Польше». И тут судьба явила свое коварство: всплыло на поверхность, что у него бабушка – еврейка, и беднягу тут же разжаловали из лейтенантов технической службы. Не на шутку встревоженный, чем это может обернуться, он спросил совета у Лени. Та обратилась к Вальтеру Френтцу (который в это время уже был официальным кинооператором люфтваффе в ставке Гитлера) с просьбой похлопотать за Яворски перед самим Мартином Борманом, но последний в ответ на его ходатайство огорошил холодным советом: «Занимайся своим делом, а то самому хуже будет». За Яворски вступился Удет, пригласив его к работе над двумя документальными лентами, связанными с воздушной съемкой; но после самоубийства Удета в 1941 году Яворски вновь оказался на положении рядового солдата.

«Не высовывайся, – сказала ему Лени. – Делай, что велят, не больше и не меньше. Твоя главная задача – постараться выжить». Именно так он и действовал, и, по его мнению, уже в это время у Лени сложилось убеждение, что немцы будут разбиты. «Гитлера окружают бандиты», – объясняла она.

Яворски был в хороших отношениях с Фрицем Хипплером из Кинопалаты, и это позволило ему служить в армии в качестве кинооператора; в интервью, которое он дал Гордону Хитченсу в 1973 году, он заявил, что позже сражался с камерой в руках в рядах французского Сопротивления, снимая некие материалы о действиях в Тунисе. Впоследствии Яворски эмигрировал в Америку.

Решив поведать миру о своем опыте работы в качестве военного кинооператора [68]68
  Ertl, Hans. Als Kriegs Berichter, 1939—1945. (Издано в 1965 г.)


[Закрыть], Ханс Эртль рассказывает, как жарил яичницу на раскаленной броне танка Роммеля [69]69
  Роммель, Эрвин (1891—1944) – генерал-фельдмаршал. Командовал германскими войсками в Северной Африке, в 1943—1944 гг. – группой армий в Италии и Франции. Участник неудавшегося антигитлеровского заговора 1944 г. Покончил жизнь самоубийством.


[Закрыть]в Ливии, как стоял вместе с баварскими горными частями на вершине Эльбруса на Кавказе. Вилли Цильке провел большую часть военной годины в сумасшедшем доме, куда попал по причине нервного истощения, вызванного работой над «Олимпией» [70]70
  А вот как интерпретировал это Яворски: «Он был очень умен. Когда грянула война, он сошел с ума и оказался в психушке, где выказал себя полным шизофреником. Когда же война кончилась, с ним снова стало все в порядке… Он был великим художником, но не хотел иметь ничего общего с нацистами». (Примеч. авт.)


[Закрыть]. В интервью Гордону Хитченсу Яворски повествует и о судьбе других сподвижников Лени, работавших над этой картиной: Ханс Готтшальк пошел ко дну вместе с военным кораблем «Бисмарк», Эберхард ван дей Хейден сражен при съемке парашютного десанта, сброшенного для взрыва моста, работавший с Лени в Гренландии ученый Эрнст Зорге стал важным шпионом в пользу Советов [71]71
  По всей вероятности, Яворски путает его с великим разведчиком Рихардом Зорге. (Примеч. пер.)


[Закрыть], Гуцци Лантшнер, как и Эртль, уехал после войны в Южную Америку.

Смерть Эрнста Удета, обстоятельства которой к тому же не сразу прояснились, потрясла его многочисленных друзей, в том числе и Лени – по ее словам, генерал-полковник люфтваффе позвонил ей рано утром того самого дня, когда наложил на себя руки. Хотя она так никогда и не смогла до конца простить Удета за то, что тот сманил от нее Шнее-бергера, соблазнив прелестями бесшабашной жизни, но все же не могла и вычеркнуть его из своей жизни. Пускай он пил, как бочка, пускай бегал за каждой юбкой – но кто умел удачнее его вставить острое словцо в разговор, кого всегда единодушно признавали душой компании! Она всегда с теплотой вспоминала, как он брал ее с собой в полеты на своем легком самолетике, катая то над Альпами, то над Гренландией, и обожал пугать ее своими виражами до полусмерти. Глядя на биографию Удета, не знаешь, где кончается фантазия и начинается реальность. В фильмах Фанка он всегда играл самого себя – всякий раз, когда по сценарию разыгрывалась драма, наш крылатый герой неизменно спешил на выручку. Но и в реальной жизни, когда на Северной стене Эйгера пропала первая экспедиция альпинистов, не кто иной, как Удет подлетел на опасно малое расстояние к зловещей стене и увидел окоченевшее тело у Погибельного бивуака! И не кто иной, как Удет сбрасывал провиант попавшим в западню на Восточном склоне горы Ватцманн подросткам – двоюродным братьям Фре-ям! Его популярность, бесстрашие в воздухе и приятельские отношения с Герингом, восходящие еще к Первой мировой войне, стяжали ему высокое положение в новом люфтваффе, даже при том, что он сперва отклонял предложения Геринга. У него абсолютно не было ни интереса к политике, ни желания снова облачаться в военный мундир. Жизнь, которую он вел прежде, была именно той, которую он хотел вести. Наслаждался славой и свободой, ощущал себя веселым добрым повесой, и не желал ничего, кроме как продолжать летать.

Геринг заверил Удета, что накопленный им «живой» опыт – именно то, что так необходимо стране, и немедленно послал его в Америку для изучения развития тамошней военной авиации. К тому времени, когда в 1934 г. Удет поступил в Министерство авиации, им были разработаны планы нового типа пикирующего бомбардировщика, которому он (хотя это мнение разделяли немногие) прочил судьбу жизненно важного наступательного оружия. Два прототипа были изготовлены на заводах «Юнкерса». Первую машину Удет разбил, не сумев выйти из пике, но, выбравшись из-под обломков без единой царапины, тут же сел за штурвал второго самолета. Крик изумления пронесся над летным полем, когда пилот, после входа в пике и сброса бомб-муляжей, на сей раз посадил машину целой и невредимой. Он мигом стяжал уважение коллег из люфтваффе, хотя было ясно, что его крылатое детище потребует большой деликатности в обращении. В 1935 году на Удета была возложена ответственность за все производство для люфтваффе. А давно ли он – «и мой сурок (то бишь самолет) всегда со мною» – скитался по Америке не в качестве представителя важного лица, а на положении бродячего артиста из тех, что выступают на деревенских площадях. Правда, в летном шлеме вместо цилиндра, в куртке пилота вместо фрака, но все так же – почти без гроша в кармане!

Но Удет не рвался к браздам правления, тем более неловко чувствовал себя он в атмосфере интриг и подковерной грызни, без которой не обходится ни одно высокопоставленное учреждение. От канцелярщины его тошнило и мутило. Некоторые из его решений оказались провальными, серьезно отбросившими авиаиндустрию назад. Он это тщательно скрывал. После «Битвы за Англию» [72]72
  «Битва за Англию» («Ваttle of Britain») – воздушное сражение над Британскими островами в августе 1940 – мае 1941 г. Немецко-фашистское командование пыталось массированными бомбардировками добиться капитуляции Великобритании и этим обеспечить себе тыл в готовившейся войне против СССР, но не достигло цели. (Примеч. пер.)


[Закрыть]понадобилось два года, чтобы восполнить потери, нанесенные силе, которую все, включая фюрера, считали по-прежнему могучей. Следующий год оказался еще суровее: половина ценных «Юнкерсов-52» погибли при захвате Крита, и таким образом на завоевание России оставалось менее трех тысяч боеспособных машин [73]73
  Тем не менее преимущество фашистов в воздухе в начальный период войны было бесспорным. Что ждало бы Россию, окажись Удет компетентнее в организационных вопросах? Поблагодарим его за отсутствие такого опыта!


[Закрыть]. Когда Геринг принялся восстанавливать истинную картину вещей, Удет попросил об отставке, но она не была принята. Удет был вознесен слишком высоко, чтобы ему можно было дозволить выглядеть некомпетентным или разочаровавшимся. А главное, Герингу на будущее, когда Гитлеру откроется весь этот хаос, требовался козел отпущения, чтобы свалить на него всю ответственность. Больной, надломленный, пребывавший в хронической депрессии, Удет пустил себе пулю в лоб рано поутру 17 ноября 1941 г. Ему было всего сорок пять. Не прошло и нескольких часов, как Геббельс распространил сообщение, что популярный воздушный ас погиб при испытании нового боевого самолета. Фюрер отдал приказ об организации государственных похорон «этого прекрасного офицера, погибшего при исполнении своего долга».

По всему Берлину были приспущены флаги. Мертвенно-бледный Геринг шагал за лафетом рядом с угрюмым фюрером. От тех, кто знал истинные обстоятельства смерти Удета, взяли страшную клятву держать язык за зубами. Девушке, которая была на тот момент его подружкой и слышала роковой выстрел по телефону, пригрозили смертью, если она проболтается, – и все-таки среди ближайших друзей покойного поползли нехорошие слухи. Поговаривали, что, перед тем как душа славного летчика отлетела, он успел написать пальцем на стене собственной кровью: «Это все – вина Геринга» [74]74
  Как сообщает Яворски, это был только слух. Автор биографии Геринга «Рейхсмаршал» Леонард Мосли (1974) описывает две нацарапанные позади кровати Удета надписи – но не кровью, а красным карандашом: «Железный человек (одно из прозвищ Геринга) – ты покинул меня!» Другая: «Почему ты отдал меня в руки Мильха…» (Его ревнивого карьерного соперника.) (Примеч. авт.)


[Закрыть]. В 1956 г. вышел на экраны фильм с участием Курта Юргенса «Генерал дьявола», в основу которого была положена биография Удета, в итоге разочаровавшегося в Гитлере и фашизме. Лени нашла, что характер героя передан достаточно точно, хотя предположение, что к его смерти приложило руку гестапо, сочла авторским вымыслом, не заслуживающим внимания.

Удет и Лени всегда прекрасно понимали друг друга – еще бы, ведь удали и бесшабашности обоим было не занимать! Но при этом Лени всегда настаивала на том, что романа как такового между ними никогда не было. Оба имели врагов, которым была бы на руку такая интимная связь. Дошло до того, что Ева Браун, которую чрезвычайно задевало восхищение и определенно теплое отношение фюрера к Лени Рифеншталь, распустила слухи (при посредстве Гиммлера), что у пилота-повесы и амбициозной кинема-тбграфистки «интересное соглашение». По словам автора книги «Лени Рифеншталь, падшая кинобогиня» Гленна Инфилда, слух достиг цели, Удет мигом выпал из фавора, его деятельность стала подвергаться критике со стороны фюрера – и, по мнению Инфилда, это и стало тем угнетающим фактором, который привел некогда бравого пилота к депрессии и в конечном итоге к самоубийству. Инфилд также утверждает, что Рифеншталь и была той самой барышней, получившей строжайший наказ держать язык за зубами после рокового выстрела.

Но в начале сороковых годов в жизни Рифеншталь и в самом деле появился персонаж, роман с которым вылился в серьезные отношения. Это был пехотный офицер, встреченный ею в поезде, переезжавшем через перевал Бреннер – Пасс. Находясь одна в своем купе, она увидела мужчину, который стоял в коридоре и не сводил с нее глаз. Лени сперва зажмурилась, чтобы не испытывать на себе этого настойчивого взгляда; но несколько дней спустя – опять же, по случайному совпадению – она вновь встречает его и, не раздумывая, приглашает на роль безжалостного помещика в снимаемой ею картине. Звали этого человека Петер Якоб; он был старшим лейтенантом горной пехоты и завоевал Железный крест за отвагу во французской кампании. Ко времени его встречи с Лени – в 1940 году – он восстанавливал силы в Миттенвальдских казармах в Баварии после легких ранений. Рифеншталь показался занятным его бесшабашный вид: кое-как наброшенный плащ, шляпа набекрень – но она проявила сдержанность. В течение одиннадцати лет, прошедших со времени ее расставании с Шнеебергером, она избегала глубоких отношений, предпочитая краткосрочные флирты либо теплую дружескую привязанность. Опустошающая страсть, которая могла бы причинить травму, исключалась напрочь. Но Петер, Петер… Этот мужчина с взрывным темпераментом взбередил ей душу совершенно! К тому времени, когда подошел срок ему возвращаться на фронт, а роль в кино была сыграна, Петер и Лени объяснились друг другу в Большой Любви – хотя она и не видела в ней особой перспективы хеппи-энда. Она заметалась в тоске, когда в апреле 1941 года немецкие войска двинулись через Балканы для взятия Афин; затем услышала по радио, что Петер Якоб удостоился Рыцарского креста за отвагу при взятии «Линии Метаксаса» [75]75
  Метаксас, Иоаннис (1871 – 1941) – премьер-министр Греции с апреля 1936 г., организатор фашистского переворота 4 августа 1936 г. Во внешней политике ориентировался на фашистскую Германию. (Примеч. пер.)


[Закрыть]. В том же году, позже, в их корреспонденции замелькал вопрос о женитьбе, хотя в условиях войны, да еще при недоснятой кинокартине, это казалось немыслимым. Как и прочие похожие пары, они наслаждались теми немногими днями и часами, что им выпадало быть вместе; перед тем как отправить Якоба на Восточный фронт, в Россию, ему дали краткосрочный отпуск. …Потом она ждала и снова терзалась, уйдя с головой в работу и начисто позабыв о домочадцах и друзьях. Состояние ее здоровья то улучшалось, то ухудшалось вновь. Петеру, жутко страдавшему от холодов и попавшему в госпиталь, поручили затем работу курьера; благодаря этому им выпало счастье провести еще несколько счастливых дней вместе, но несколько недель спустя его снова направляют на фронт. Но когда его пароход на две недели задержался в порту из-за сложной ледовой обстановки, Петер по необъяснимым причинам не приехал к ней. Она почему-то решила, что ее возлюбленный проводит время с другой. В ее мемуарах фигурируют фрагменты писем к ней Петера с Восточного фронта с марта по июнь 1942 года, в которых он умолял не бросать его. Он ожидал, что летом ему снова выпадет отпуск.

Тем временем ей удалось раздобыть временную студию в Бабельсберге для съемок нескольких сцен с волком, которого по сюжету главный герой – пастух Педро – душит голыми руками. Для этого выдрессировали нового, молодого хищника; сначала все пошло как надо, но с оставшейся частью сцены, которую снимали на местности, возникли неувязки. По сценарию действие должно было происходить у горного озера, да вот беда: в окрестностях не оказалось ни озера, ни даже маленького ручейка, и тогда решено было выкопать искусственное. Выкопали – и пятьдесят местных жителей, выстроившись в цепочку, стали передавать ведра с водой, которую брали в долине. Несколько часов работы – и получилось весьма прелестное озерцо. Вот только овцы, которых пас наш славный Педро, ни за какие коврижки не пожелали бродить вокруг него, устремившись на дальнюю лужайку. Кто-то выдвинул блестящую идею приманить овец лакомством – солью-лизунцом, но опыт вышел боком: в результате животные так захотели пить, что вылакали все озеро до дна. Трижды выстраивалась цепочка, мелькали ведра, а в итоге единственным способом создать желанную идиллическую сцену оказалось привязать каждую из 80 овец к своему месту вокруг озерца.

Далее, по сюжету, в действие должен был вступать волк. Казалось бы, при появлении злобного врага овцы должны были бы броситься наутек, как предусматривалось сценарием. Не тут-то было! Овцы оказались упрямее любых ослов и продолжали невозмутимо щипать травку. Тогда попробовали прибегнуть к шумовым эффектам. Команда дружно принялась хлопать по ведрам, палить, из ружей в воздух – какое там! Овцы щипали травку как ни в чем не бывало. Пригласили пиротехника, он изготовил небольшой заряд – и тут фарс превратился в подлинную трагедию. Бедолага подорвался сам… Долго после этого ни у кого из команды не лежала душа к продолжению съемок…

Как раз в этот взбалмошный сезон в Доломитовые горы приехал Петер, но даже после того, как сцены были отсняты, у влюбленных оставалось мало времени друг для друга. И тем не менее, прежде чем Петер вернулся в свою часть, пара была официально помолвлена.

Теперь все, что оставалось, – дополнить фильм несколькими сценами боя быков. Союзнические отношения с Испанией гарантировали получение достаточной суммы в песетах для съемок на местности близ Саламанки, но Министерство экономики запретило вывоз валюты за рубеж, как и любые командировки, в которых «не было необходимости». На сей раз обращение напрямую к Мартину Борману возымело действие, и Рифеншталь получила необходимое разрешение. …Не удивительно ли – во время войны избежать лишений и затягивания пояса, обстрелов и бомбежек, спокойно заниматься любимым делом! И к тому же – натуральный кофе к завтраку. И шоколад – тоже. Все это было похоже на сон, а тут еще неожиданно приехал Петер, которому каким-то образом удалось выхлопотать дополнительный отпуск с русского фронта. Сотни кадров боевых быков были отсняты без происшествий.

Когда Лени с драгоценными лентами возвратилась в Берлин, город был уже изрядно покалечен. Полным ходом шла эвакуация, и Рифеншталь решила перебазировать свою компанию, сотрудников, весь материал «Долины» и большую часть своего драгоценного архива в Китцбюхель, где арендовала шале. Остальные негативы и отпечатки были складированы в двух бункерах к северу от столицы. Переезд завершился в ноябре 1943 г. – после этого она надеялась засесть за монтаж, но хворь опять подкосила ее.

В первый день весны Лени Рифеншталь и Петер Якоб (который к тому времени уже получил чин майора) поженились в Китцбюхеле. На следующей неделе поступили цветы и поздравления от фюрера, и счастливая пара получила приглашение на встречу с ним в Бергхоф 30 марта. В последний раз Лени видела фюрера три года назад, когда он неожиданно нанес ей визит в клинику в Мюнхене, где она находилась. Увидев его снова, Лени ужаснулась, как он изменился. Ей показалось, что фюрер резко постарел и побледнел, но все же при беседе в нем иной раз мелькал былой огонь. Весь разговор вел он – хотя и в несколько абстрактной манере: фюрер был целиком поглощен положением на фронтах. Лени предполагала, что Гитлер пригласил молодую чету, чтобы взглянуть на молодожена, но он вообще едва уделил внимание Петеру. Когда Гитлер закончил свой монолог, настало время прощаться. Оглянувшись перед уходом через плечо, Лени увидела, как Гитлер, стоя недвижно, наблюдает за покидающими его гостями. Увидит ли она его когда-нибудь снова?

В фильм Мюллера о Лени Рифеншталь включена фотография, запечатлевшая ее с Петером Якобом в день их визита к фюреру. Это – одна из самых естественных фотографий из всех, что когда-либо были опубликованы. Расслабленная, с легкой улыбкой, хоть чуть осунувшаяся, она выглядит на ней счастливо, как любая другая новобрачная. Но пройдет еще несколько дней, и Петер снова покинет ее. До конца года у нее будет мало причин для улыбок. В июле уйдет из жизни ее отец, а всего несколько дней спустя Лени получит известие, что ее брат Хайнц был убит взрывом гранаты на русском фронте – в тот самый день, когда группа гитлеровских офицеров-заговорщиков попытается взорвать своего фюрера в его тайной ставке. Смерть Хайнца была самым страшным ударом, от которого она так никогда до конца и не сможет оправиться. Поначалу он находился в резерве, управляя принадлежавшим их отцу заводом боеприпасов, но был переведен в штрафной батальон, будучи обвиненным бывшим коллегой в аферах на черном рынке и антивоенных настроениях. Лени была уверена, что с ним расправились из чувства мести; но при всем том, что она как волчица сражалась за своих кинооператоров, чтобы избавить их от отправки на фронт, она ни разу не обращалась по поводу Хайнца ни к Гитлеру, ни к Борману. Его брак распался, и встал вопрос об опеке над его двумя маленькими детьми. Бросившая его жена водила шашни с офицером из гестапо, и Хайнц не раз получал от него письма с угрозами. Вина Лени была отягощена тем, что, пока осенью того года она заканчивала работу на студии в Праге, детей, которых, согласно желанию Хайнца, вверили ее заботам, увезли из ее дома в Китцбюхеле, и ей так никогда и не удалось возобновить опеку над ними.

В ретроспективе Лени Рифеншталь с трудом могла найти объяснение, что побуждало ее и команду столь ревностно и последовательно работать над съемками фильма, когда их мир рушился у них под ногами. Это было «абсурдно», «необъяснимо», и она относила такое усердие на счет прусского чувства долга. Но она была не одна на кинематографической сцене. По мере роста разочарования в обществе Геббельс запускал свою «фабрику грез» на еще большие обороты, пытаясь поднять национальный дух. Подходила к концу работа над самым амбициозным проектом – кинокартиной «Кольберг» (режиссер Фейт Харлан), в которой речь шла о героическом сопротивлении маленького прусского городка во время наполеоновского нашествия. Эта картина была призвана стать не только средством подъема духа, но и ответом Геббельса киноленте «Унесенные ветром» – он был так озабочен созданием этой вещи, что даже отозвал в 1944 году 100 000 человек с русского фронта для участия в массовых батальных сценах. «Преобладала стихия безумства, – скажет позже Харлан. – …По-видимому, Гитлер наравне с Геббельсом был одержим идеей, что подобный фильм мог принести им большую пользу, чем даже победа над Россией. Возможно, что они, как и все тогда, надеялись лишь на чудо, ибо более не верили в достижимость победы каким-либо рациональным путем». Ведущая звезда этой картины Кристина Зёдербаум, игравшая героическую крестьянку, находила ситуацию до того смехотворной, что чувствовала себя перед камерой, «как мартышка».

Ну а в студиях УФА в Бабельсберге, к юго-западу от Берлина, полным ходом шла работа над другим крупным проектом, который, как надеялся Геббельс, станет немецким эквивалентом вдохновляющей «Миссис Минивер». Этот фильм под названием «Жизнь продолжается», призванный поднять боевой настрой уже совершенно павшего духом населения, снимался с 1943 года в жилом районе Берлина, подвергавшемся авианалетам союзников. Коль скоро перед этой картиной ставились такие высокие задачи, на нее щедро отпускались деньги, в ней были заняты многие из лучших тогдашних кинозвезд. Многие думали, что сам Геббельс приложил руку к написанию сценария. Не жалели ни дефицитного горючего, ни добротной цветной кинопленки, и, как и в случае с цыганами, которых присылали для Рифеншталь из лагеря заключенных, для массовок позаимствовали из лагеря пленных поляков. Работавший над этой картиной Хайнц Яворски был, пожалуй, на самом опасном участке: он снимал воздушные налеты. Съемки продолжались шесть месяцев; отснятый материал еще до прихода союзников надежно запрятали в подземелье, но после войны ничего не удалось найти. Кстати сказать, главный режиссер картины Вольфганг Либенайнер, точно так же, как и Рифеншталь, сообразил, куда ветер дует, и делал все, чтобы не допустить отправки своих сотрудников на фронт. По словам его дочери, работа над картиной была для занятых в ней чем-то вроде убежища, более или менее укрытого от внешних бурь, а отец в ее глазах был «маленьким Оскаром Шиндлером». Он явно тянул время перед лицом неминуемой развязки. После 1945 года все, кто был занят в этом утраченном полнометражном фильме, похоже, предпочли бы забыть о его существовании.

В то время, как усиливался град бомб, сыпавшийся на города Германии, затворившаяся в заль-цбургских горах Лени трудилась как окаянная. Никто не знал, чего и ожидать в случае проигрыша войны, а каждый день приносил новые страхи и ужасы. Вскоре Советская армия уже обстреливала внешние оборонительные рубежи Берлина, а союзники форсировали «Линию Зигфрида» [76]76
  «Линия Зигфрида» – система пограничных укреплений, возведенных в 1936—1940 гг. на западной границе Германии, от Клеве до района Базеля


[Закрыть]. Был освобожден Аушвиц, разнесен в щепы Дрезден [77]77
  Опустошительный налет на саксонскую столицу был совершен в ночь на 13 февраля 1945 г.


[Закрыть]. Альберт Шпеер предложил матери Лени последнюю возможность уехать из Берлина и перебраться к дочери в Китцбюхель. К марту союзники форсировали Рейн, а в середине апреля Шнеебергер обратился к Лени с мольбой помочь ему избавиться от призыва в ополчение, призванное стоять на смерть за Берлин – туда набирали даже школьников и стариков, а Шнеебергер уже разменял к тому времени шестой десяток. Лени выхлопотала ему небольшую отсрочку под предлогом работы с титрами к «Долине», и тут же за полемику с ранеными солдатами, приехавшими с санитарным поездом, была арестована его жена: она возмутила их вопросом, почему те воюют за Гитлера. И снова Лени подняла все свои связи, умоляла высокое начальство – и вот уже Гизела Шнеебергер, выпущенная из каталажки, снова ступает по берлинским мостовым.

В конце апреля Гитлер покончил с собой. Вместе с ним в бункере рейхстага простились с жизнью Ева Браун и вся семья Геббельса. Русские взяли Берлин. Под грохот последних залпов войны Лени последовала за четой Шнеебергеров в Тироль в поисках убежища. Несмотря на самые героические усилия Лени, «Долина» так и осталась незавершенной.