Текст книги "Специалист по джунглям"

Автор книги: Норман Ричард Спинрад

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

– Эй, Гомец, – приказал вояка. – Ступай внутрь и позыркай по сторонам! Теперь слушайте, парни. Когда войдем, держите пасти на замке. Все это только трюк, чтобы прикончить Братьев. Мне придется рассказать им весьма странную историю. Кое-что из этого вам не понравится. Помните, все это – чтобы надуть Моро. Давай, Гомец, пошел!

Они ожидали на противоположной стороне улицы, пока Гомец мотался в Кладовую. На мгновение голоса внутри, казалось, смолкли, потом торг возобновился. Через несколько прошедших в напряжении минут Гомец появился в дверях и потрусил назад через заваленную отбросами улицу.

– Ну? – выдохнул Вандерлинг.

– Брат, трое те-Киллеры, пара дюжин Животных, – отрапортовал Гомец.

– Неплохо, – кивнул Вандерлинг. – Идем туда. Гомец, возьми двух парней и очисти помещение от Животных. Потом вы с Джонсоном прикроете меня, пока я буду вести переговоры с Братом. Держите снипганы наготове и не спускайте глаз с Киллеров. Остальные посторожат у дверей – здесь только один вход. Если увидите, что снаружи что-нибудь затевается, крикните. Теперь идем!

Гомец и двое Тыкв пересекли улицу, вошли в Общественную Кладовую. Вандерлинг услышал хриплые приказы, крики протеста, склочное бормотание, опять приказы, на тон выше. Потом по двое, по трое из Кладовой стали вываливаться угрюмые изможденные люди, жадно сжимающие куски сырого мяса. Бросая по сторонам подозрительные взгляды – на Вандерлинга, своих соседей, на призрачные тени, прыгающие на темных мрачных улицах, – доходяги один за другим расползлись в узкие проходы и аллеи, закиданные гнилыми потрохами и расщепленными белыми костями.

Вандерлинг дождался, пока Гомец появится в дверях и даст сигнал отбоя. Животным совершенно незачем видеть маршала Вильяма Вандерлинга, своего будущего Президента, заговаривающим зубы Брату.

Кладовой служила одна огромная зловонная комната, освещенная факелами на деревянных стенах, чуть ниже погруженного во мрак потолка. У дальней стены дыбится огромная груда человеческих трупов. Серых, нагих, покрытых шрамами; мужчин, старух, детей; конечности и туловища невообразимо переплелись, будто застыв в какой-то немыслимой омерзительной оргии.

Тяжелые, грубо сколоченные столы тут и там расставлены на каменном полу. И везде, везде – трупы. Одним уже отрубили конечности, другие пока не тронуты. Картинка, конечно, впечатляла! То ли анатомический театр, то ли морг, то ли лавка мясника. Повсюду омерзительные кучи скользких внутренностей, отрезанных голов, отломанных пальцев. Тусклыми рыбинами лежат огромные ножи и секачи. Столы, пол, даже стены чуть ли не до потолка заляпаны темно-коричневыми пятнами, покрыты толстой коркой засохшей крови.

И посреди этой выставки гастрономической шизофрении восседают четыре зловещие фигуры. Рядом с ними на каменном полу валяется скрюченное тело. С ближайшего стола торопливо смыта свежая кровь, оставившая темное липкое пятно на иссеченной крышке. Здесь примостился маленький радиопередатчик, нелепо соседствующий с окровавленным мясницким ножом.

Вандерлинг подошел к столу; Джонсон и Гомец, со снипганами наготове, держались на шаг позади. Генерал увидел, что трое из ожидавших – Киллеры; они подобрались, как пантеры перед прыжком. Четвертый одет в черную рясу. В неверном свете факелов Вандерлинг разглядел глубокие морщины и складки на исхудавшем лице – вид старого слона у человека, давно забывшего вкус свежей капусты. Маленькие голубые глазки метались, как у фазана в силке. Брат, кто бы он там ни был, явно в плохой форме… и здорово напуган.

Вандерлинг оглядел гору трупов, отвратительную расчлененку, секач, влажно поблескивающий на столе перед Братом. И засмеялся. Вот уж занесло! Не самое неудачное место, чтобы поделить планету. Он уселся на кривой табурет лицом к Брату. Гомец и Джонсон встали по обе стороны от генерала.

– Я фельдмаршал Вильям Вандерлинг, Главнокомандующий Народной Армией Свободной Республики Сангрия, – представился Вильям с комичным апломбом.

– Ты грязный главарь тупых Животных! – пронзительно взвизгнул Брат, и страх на его роже сменился отвращением. – Говори, зачем явился, и покончим с этим! Не выдвигай требований. Ты изложишь свое гнусное предложение, я передам его Пророку. И побыстрее! Вонь угнетает меня.

– Прикрой пасть, папа! – окрысился Вандерлинг. – Я устраиваю этот спектакль, а ты делай, что тебе велят, и будь паинькой. Или…

Он сделал небрежный жест, и Гомец с Джонсоном подняли снипганы, нацелив стволы на Брата и трех Киллеров. Киллеры оторвали было задницы от стульев, но потом плюхнулись обратно. Дешевое ухарство Брата бесследно испарилось, когда он заглянул прямо в черные пасти наставленных на него снипганов.

Вандерлинг осклабился.

– Теперь, когда мы утрясли формальности, ты, вероятно, вызовешь Толстяка по рации.

– Я…

– Шевелись! – проревел Вандерлинг. – У меня есть связь, и я спокойно могу добавить твою тушу к этим… – Он указал на груду тел у дальней стены.

Брат побледнел и начал настраивать радио. Потрескивание, шипение, свист… потом, внезапно, громко и отчетливо, сквозь помехи, пробился густой вкрадчивый голос Моро:

– Ну, Брат Эндрю, недоносок объявился?

Вандерлинг сцапал радио и гаркнул в микрофон:

– Это говорит как раз тот самый недоносок, ты, Жиртрест! Может быть, оставим личности? Ты не нравишься мне, а я не нравлюсь тебе, но есть еще кое-кто, кого ни один из нас не может достать.

– Кто? – Голос Моро эхом разнесся по пустой, похожей на пещеру комнате.

– Брат Барт, – сказал Вандерлинг. – Барт Фрейден.

Наступило долгое зловещее молчание. Генералу очень хотелось, чтоб у рации появился видеоэкран. Физиономия Пророка сейчас стоила того, чтоб на нее посмотреть.

– Ну, Моро? – поторопил он. – Что случилось? Язык проглотил?

– Ты изменник, пришелец, – прошипел Моро. – Подобно любому Животному, ты готов с радостью предать своих же. Очевидно, ты чего-то от меня хочешь, и точно так же очевидно, что ты воображаешь, будто у тебя есть нечто, что ты можешь предложить мне взамен. Я жду.

– Нищим не к лицу кочевряжиться, а, Моро? – усмехнулся Вандерлинг. – Не рыпайся, ты приперт к стене. Это я тебя туда загнал, помнишь? А теперь слушай! Фрейден рассчитывает избавиться от меня, как только покончит с Братством. Что он, кстати, и сделает, если ты откажешься со мной работать. Ему не терпится заполучить планету в качестве своего домашнего манежика. Ну а я не то что Барт. Я, конечно, хочу львиную долю этой Кучидерьма, но готов оставить тебе изрядную долю от праздничного пирога. Скажем, все в пределах радиуса в двести миль от Сада, плюс, может быть, регулярная квота рабов и мясных Животных.

– Ты ожидаешь, что я отдам тебе свою планету? – взревел Моро.

– Размажь это по земле и посмотри, что за цветочки вырастут, – процедил Вандерлинг. – У тебя больше нет планеты. И мы оба это знаем. Я предлагаю тебе в десять раз больше того, что ты имеешь. Если решил провести меня и отвоевать остальную часть – пожалуйста, попробуй. Давай устроим временное перемирие. Сначала избавимся от Фрейдена, а потом уж займемся личными делами. Ты следишь за мной?

– Я все еще слушаю, – ровно проговорил Моро. – Твой план?..

– Миленький и простой, старик, миленький и простой! Эта тусовка на Дне Боли, о которой я слышал? Что с ней?

– День Боли? Я с трудом понимаю, что общего День Боли имеет…

– Конечно, не понимаешь! – фыркнул генерал. – Тогда ты не слишком сообразителен. День Боли – что-то вроде национального праздника, верно? Будет какое-то представление на стадионе, зрелище, или что там?

– Великое Зрелище Пыток в День Боли! – возбужденно проквакал Моро. – Величайший день в году – мастерский показ не менее тысячи существ, мучимых до смерти. По традиции десяти тысячам Животных позволяется разделить с нами удовольствие. Этот день исполнен глубокого значения для всей Сангрии. Да… все мы предвкушаем День Боли, вопреки… вопреки неприятностям настоящего.

– Ну, прямо то, что прописал доктор! – закудахтал Вандерлинг. – Великолепно! Ты отправишь Фрейдену послание, скажешь ему, что готов сдаться на определенном условии: безопасно покинуть планету вместе с Братьями. Затем…

– Никогда! – возопил Моро дурным голосом; Брат Эндрю и Киллеры чуть не оглохли. – Немыслимо! Мы никогда не сдадимся! Мы…

– Заткнись! – гавкнул Вандерлинг. – Ты предложишь сдаться, но будешь настаивать, чтоб из этого сделали большое бродвейское шоу. Ты капитулируешь публично, в День Боли, на стадионе. Фрейден должен быть там и принять капитуляцию лично. Тогда, загнав Фрейдена на стадион, мы…

– Понимаю, – тихо сказал Моро, и рожа Брата треснула в тусклой улыбке. – Но даже Животное вроде Фрейдена не может быть настолько тупым. Он не полезет в столь очевидную ловушку.

– Конечно нет, – невозмутимо согласился генерал. – Если только не будет уверен, что его заднице ничего не угрожает. Ты попросишь, в знак добрых намерений, пригнать пару тысяч олухов для Зрелища Пыток. Барт воспользуется случаем и приведет вместо послушных овец две тысячи бойцов с оружием.

– Ты полагаешь, я позволю толпе вооруженных врагов войти на территорию Дворца! – вскричал Моро.

– Расслабься, папа! Номер один – у тебя вполне достаточно Киллеров. Переодень их в гражданку и набей верными псами стадион. В глаза не бросится, а тебе спокойнее… Номер два – ты обыщешь гостей, прежде чем запустить внутрь. Я боевой офицер, вспомни. Я позабочусь, чтобы их оружие было незаряженным. Подумай хорошенько. Шесть-семь тысяч черных гиен против наших мальчиков… В любом случае Барт не сможет протащить винтовки; партизаны возьмут с собой только ножи. Ты боишься пары тысяч Животных с ножами? Барт не упустит случая, он игрок, и сочтет, что неожиданность на его стороне. Ты получишь Фрейдена и две тысячи оборванцев в качестве премии. Это элементарно, как грабли, Моро.

– Да, звучит соблазнительно… – пробормотал Пророк. – Но с какой стати я должен доверять тебе?

– Не просек? Я устрою все так, что тебе не придется мне доверять. Шесть тысяч волкодавов с винтовками и две тысячи партизан с ножами. К тому же я лично буду у тебя под рукой. Чего еще надо?

«Ты сейчас прикидываешь, жирная свинья, принять ли от меня подачку, – злорадствовал Вандерлинг. – Не обольщайся, парень…»

– Трудно доверять врагу, который почему-то вдруг доверился мне, – заметил Моро рассудительно.

– У меня нет выбора, – честно признался генерал. – Я избавлюсь от Фрейдена, или же Фрейден избавится от меня. Кроме того, имеется небольшая страховка… Или ты забыл о моем подарочке?

– Омнидрин! – пронзительно вякнул Моро. Старый вояка заметил, как глазки сидящего напротив него Брата Эндрю жадно вспыхнули. – Действительно, существует еще омнидрин? Я думал, это просто трюк, чтобы…

– Сотни фунтов товара, – отечески улыбнулся Вандерлинг. – Больше, чем ты можешь израсходовать за пять своих жизней. Это моя страховка. Ты не получишь ни унции до тех пор, пока Фрейден не подохнет, а я не окажусь в безопасности за пределами города. Теперь ты знаешь все. Что скажешь? По рукам?

После короткой паузы голос из рации ответил:

– Почему бы нет? Кажется, что ты… подумал обо всем. Мы совершим сделку, и потом… потом, возможно, будем иметь дело друг с другом…

– Прелестно, – чуть ли не пропел генерал. – Мы работаем вместе до Дня Боли. Пошевелись со своей стороны, а я… поработаю со своей. Конец связи.

Не удостоив обалдевшего Брата Эндрю даже словом, Вандерлинг кивнул своим бойцам и быстро двинулся к двери; Гомец и Джонсон тащились за ним, их рожи излучали предельный идиотизм. Вандерлинг закусил нижнюю губу, проходя мимо заваленных ошметками мяса столов, огибая лужи полузасохшей крови. Желудок конвульсивно задергался.

Пройдя чуть вперед по тихой мрачной улочке, генерал не выдержал и разразился громовым хохотом.

– Осел! – ревел он. – Ох, ну что за осел! Крючок, леска и омнидрин!

«Самодовольный кабан, наверное, возомнил, будто всех облапошил, не правда ли? Что за план – якшаться с врагом, пока Барту не наступит конец, потом прихватить меня и стругать потихоньку, чтоб заполучить омнидрин. И назад, к старым порядкам! Вот уж тупой Мешок-с-Салом!»

Неожиданно Вандерлинг почуял, как Тыквы пристально вперились в него и тихо перешептываются, неуверенно теребя снипганы.

– Заткнитесь, мальчики! – бросил генерал, все еще смеясь. – Вы не поняли план? Шесть тысяч Киллеров на стадионе, это неплохо! А теперь прикиньте, сколько останется ублюдков охранять стены Дворца? Гомец, в твоем распоряжении будет вся Народная Армия, чтобы обслужить День Боли по полной программе. Около двадцати тысяч бойцов. Пока большинство Киллеров разевают рты на стадионе, ты штурмуешь главные ворота, скидываешь охрану, врываешься внутрь и…

– Убить те-Киллеры! – проорал Гомец. – Убить те-Братья! Убить Пророка!

– Так оно и будет! – подтвердил Вандерлинг. – Прибереги свои вопли для Дня Боли.

Конечно, оставалась одна маленькая гаденькая заковыка… Пока парни травят Киллеров, в суматохе необходимо позаботиться о Барте. Может, скинуть его Киллерам… Это сведет все концы, и порядок. Барт Фрейден, освободитель Сангрии, пал в последнем сражении. Слезы народа и цветы! Президент мертв – да здравствует Президент!

И оставалось увязать только один свободный конец.

– Пошли, ребята, назад в лагерь, – бросил генерал. – Нужно ввести нашего Бесподобного Вождя в курс дела, верно?

«Закрутилось колесо! – ликовал про себя Вандерлинг. – Славно закрутилось!»

Глава 13

Когда Вандерлинг наконец закончил, София, со смесью недоверия и гнева, покачала головой. Ни тени обычной разухабистой иронии! Лысый вояка, сгорбившись, сидел за столом напротив, напялив на морду нелепую маску удовлетворения и наивности маленького мальчика. Едва София открыла рот, чтобы обрушить на генерала огневой словесный вал, Фрейден послал подруге быстрый, предельно «остужающий» взгляд, потом снова повернулся к Вандерлингу и медленно проговорил:

– Слушаю я тебя, Вильям, и никак не могу врубиться. Не верю собственным ушам! Повтори-ка еще раз, подоходчивее.

– Во что тут врубаться? – пропыхтел Вандерлинг нетерпеливо. – Раз плюнуть! Я накрутил Моро, что собираюсь тебя подставить. Это позволит нам самим провести жирную сволочь. Две тысячи жертв, которые, как предполагается, ты приведешь, будут вооружены. Сечешь?

Фрейден застонал:

– Как конспиратор, Вильям, ты оставляешь желать лучшего. Неужели ты действительно полагаешь, что Моро доверится тебе? В задницу ты, что ли, засунешь винтовки полуголым олухам?

– Ты не понял, старик, – вздохнул Вандерлинг. – Конечно, Моро мне не доверяет. И мы не сможем реально протащить оружие. Но я одурачил Пророка. Он сам поможет нам разыграть партию. Старина Жиртрест запутается в сетях нашего расклада, у него мозги превратятся в кисель, пока он разбирается, кто чью сторону держит и кто на кого работает. Ведь только мы с тобой знаем истинное положение вещей. Правда? – Генерал выпучил глаза, что должно было означать степень глубокого интима. – Моро хочет переодеть своих Киллеров в штатское и посадить на стадионе. Рассчитывает, гад, легко справиться с тобой и с вооруженными ножами Животными. Ему не терпится подцепить меня и пытать, пока я не посажу корабль с омнидрином. У дурня, сам понимаешь, ничего не выйдет! Разумеется, Киллеры покрошат немало парней с ножами, но большинство из них окажется внутри стадиона и поднимется страшная суматоха. Если мы правильно рассчитаем время, то сможем атаковать всеми силами поредевшую охрану Дворца. И тогда – прощай Киллеры, прощай Моро, прощай Братство.

Фрейден обалдело откинулся назад, с трудом удерживая смех. Бойкая интрига Дятла протекает, как штопаный презерватив! «У старого вояки окончательно стерлись извилины? – дивился Барт. – Он сросся со своими Тыквами и держит меня за дешевку? И все же, если дать клоунам типа Моро и Вильяма достаточно веревки, они определенно удавят друг друга… Заваруха не лишена возможностей…»

– И прощай мы! – воскликнул Барт вслух. – Значит, все эти ширли-мырли позволят нам вломиться на стадион целой армией? А миляги-Киллеры будут забавляться зрелищем, как первоклашки на порно-шоу… Что помешает волкодавам перерезать нам глотки?

Челюсть Вандерлинга отвисла.

– Ум… э… – выдавил он.

«Ну-ну, – думал Фрейден. – Значит эта часть плана, братец, у тебя накрылась. Плешивый придурок так пыжится надуть, что готов сам угодить в очевидную ловушку. Именно это происходит всякий раз, когда человек забывает, на каком шестке сидит. Взгляни, как бегут…»

…три мышки слепые!

– Видимо, слишком далеко ты не заглядывал, – улыбнулся Барт. – Ну, мы попробуем твою недоструганную интрижку довести до ума. Тут все дело в расчете. Нам нужно прикрыть задницу на тот период, когда начнется забава и когда наши парни ворвутся внутрь и возьмут ситуацию под контроль. Пять−десять минут самое большее…

– Да… – пробормотал Вандерлинг, слегка обалдев от потери инициативы. – Так и есть. Но как…

– Даже у Моро хватит серого вещества в котелке понять – я не завалюсь на кровавую тусовку без личной охраны. Сотня человек, или около того, вряд ли покажется Жиртресту большой помехой. Ведь он не в курсе атаки снаружи и поэтому будет чувствовать себя вольготно в окружении своих шакалов. Ну так зачем отказывать мне в сотне телохранителей, которые продлят наши несчастные жизни на лишние десять или пятнадцать минут?

– Точно! – воскликнул генерал. – Возьмем сотню Тыкв. Я хочу сказать, что торчки более-менее управляемы из всех наших олухов, верно?

«Ох, Дятел! – изумился Барт. – У тебя ум столь же глубок, как блюдце с молоком. Тыквы, говоришь?»

За фермершей следом…

– Почему бы и нет? – спокойно отозвался Фрейден.

Которая им хвосты отрубила ножом кривым…

– Тогда беремся за дело, и вперед!

– Если только Моро не упрется рогом из-за телохранителей. – Барт сделал предостерегающий жест. – В любом случае начинай подготовку.

– Точно! – Вандерлинг вскочил и направился к двери. – Да здравствует Свободная Республика, а? – добавил он, ухмыляясь через плечо.

Случалось ли видеть глазам твоим…

– Да здравствует… Президент, – вякнул генерал уже с улицы.

Таких трех мышек слепых?

– Таких трех мышек слепых… – прошептал Барт.

Как только Дятел оказался вне пределов слышимости, София взорвалась:

– Барт, ты не посмеешь! Ты не сможешь…

– О горе горькое и рыбки! – смеясь, прервал ее Фрейден. – Не откажи мне в способности быть немного сообразительнее среднего бабуина, Соф! Конечно, хмырь планирует двойную игру, – или тройную, если придерживаться строгой терминологии. Моро ведь он тоже собирается грохнуть. Значит, мы вдуем его вчетверо!

– Двойная игра… Тройная… четверная! Мать твою так! Ты не понял меня, Бесподобный Вождь. Какого черта происходит в твоем извращенном умишке?

– Давай по порядку распутаем каждый узелок, – беспечно предложил Барт. – Моро и Вильям состряпали план, мечтая грохнуть меня и каким-то образом поделить планету между собой. Классической пример предательства. Ну и конечно, игра номер два – игра Моро – шлепнуть Вильяма с тем же успехом, что и меня, и опять влезть на пальму за бананами. Успеваешь следить?

– Даже старик Дятел, кажется, предвидел это… – отмахнулась София. – Но… О, я понимаю! Врежь-в-Плешь вычислил двойную подставу и рассчитывает надуть Моро, рассказав об этом тебе и устроив нападение на стены Дворца!

– Из тебя, пожалуй, выйдет Маккиавелли, – одобрительно заурчал Фрейден. – До сих пор все было просто, как игра в фантики. Но теперь начинаются тонкости – по крайней мере, Вильям так воображает. Сначала он ведет двойную игру с Моро, держа мою персону на манер приманки, потом уничтожает Киллеров и Братство, затем каким-то образом избавляется от меня. Нашей маленькой охраной должны стать его обдолбанные уркаганы. Врубаешься? Он рассчитывает, что, когда пыль уляжется, все, кроме него, будут мертвы.

– У меня мозги набекрень! – поморщилась София. – Ведь все и случится подобным образом.

Фрейден довольно расплылся в улыбке:

– Ты забываешь о четверной игре, дорогуша! Иногда лучше позволить врагам состряпать заговор, а в последний момент вытащить пару тузов из рукава. Сэкономить умственные усилия. А у меня припрятана пара тузов. Перво-наперво, когда Братьев прихлопнут, я формально останусь в статусе Брата. И смогу использовать Киллеров…

– Ради такого предприятия поставить на кон жизнь? – У Софии задрожала нижняя губа. – Я бы не поставила, если… А, в конце концов, плевать! Это и моя жизнь тоже!..

– Два туза, – напомнил Барт, поднимая два пальца. – Запомни, их два.

– Ну и что же это за вторая стратегическая жемчужина? Карманная водородная бомба? Пуленепробиваемый жилет? Колдовство? Или надежда на милосердие милых мальчиков с волчьими мордами?

Фрейден засмеялся:

– Ничего более экзотического, чем… милосердие. Всего лишь добропорядочные граждане Сада!

Фрейден сидел за столом и переводил взгляд с радиопередатчика на потного, через силу улыбающегося Брата и его четверых охранников. Киллеры ерзали, как на иголках. «Очевидно, Брат Эндрю в курсе событий, – думал Фрейден, – а вот псы его – нет. Не удивительно, что они так подпрыгивают. Ребята очутились в логове врага, да еще услышали сейчас, как их жестяной божок предложил капитулировать!»

– Ну? – нетерпеливо прогудел из радио голос Моро.

– Давай прикинем, правильно ли я все понял, – спокойно проговорил Фрейден в микрофон. – Ты сдаешься при условии, если я позволю тебе и твоим Братьям безопасно покинуть планету и пошлю за необходимыми кораблями? Но перед этим я должен формально принять твою капитуляцию на стадионе в День Боли. Звучит прекрасно! Однако при чем здесь возня с двумя тысячами жертв Зрелища Пыток?

– Мы скрепим договор величайшим Праздником за всю историю Сангрии! – сказал Моро. – Поскольку это последнее зрелище Братства, мы из кожи вон вылезем, но сделаем его грандиозным и незабываемым. Обещаю тебе, что в этот День Боли искусство достигнет своего зенита! Не забывай, что Животные, вне зависимости от… ситуации, ожидают удовольствия от Дня Боли. Это их единственная возможность оказаться по другую сторону Великого Выбора, давать Боль и получать Наслаждение. Если ты планируешь править Сангрией, то не имеет смысла разочаровывать подданных в первый же день правления. Кроме того, подумай о своем собственном удовольствии! Я обещаю тебе представление, подобно которому…

Фрейден с трудом подавил хохот. Моро все повернул шиворот-навыворот! «Предполагается, что мне нужны эти «жертвы», а не ему! Мне следует уговаривать его. Жирной свинье настолько не терпится устроить большую вечеринку с пытками, что он забывает, зачем, собственно, позволил мне привести целую толпу. Ну и кретин!»

– Ладно, Моро, – вздохнул Барт. – Это звучит забавно, ты меня убедил. По рукам. Только одна незначительная деталь – как Президенту Свободной Республики мне, конечно, следует иметь… э… почетную охрану. Четыреста, пятьсот человек, вполне достаточно.

– Что? Об этом не может быть и речи!

– Я что-то не понимаю, Моро, – процедил Барт медленно. – Почему нет? Ведь ты не замышляешь какой-нибудь финт, правда же? В конце концов, тебе не о чем беспокоиться – балаган завертится на твоей территории. Если подвоха не намечается, у тебя нет причин отказывать мне.

– Э… возможно, чисто символически, – поспешил перебить его Пророк. – Я не возражаю против, скажем, пятидесяти человек.

Фрейден озадачился, не в силах решить, кто более предсказуем, Моро или Вандерлинг.

– Полная сотня, или никакой сделки, – бросил он резко. – В конце концов, я Президент Свободной Республики Сангрия. Без скромного почетного караула я буду выглядеть скрягой.

– Хорошо, – проскрежетал Моро неохотно. – Я не уклоняюсь от сделки.

– Весьма разумно, – отозвался Фрейден. – Увидимся на Дне Боли. Конец связи.

Брат Эндрю встал и вывел Киллеров из хижины с видом голодного кота, готового сожрать исключительно тупую канарейку.

«Ну-ну! – думал Фрейден, когда упыри очистили помещение. – Я окружен иудами и убийцами! Каждый намеревается что-то урвать у бедняжки Барта! И древние римляне, бывало, натравливали львов на христиан! Нет, господа! Победа приходит к тому, кто сидит и ждет. Вильям и Моро дорвутся, потворствуя своим мелким страстишкам, в духе гнилых византийских аристократов. Определенно, сэкономив мне массу времени и сил. Все, что я должен сейчас сделать, – произвести одно незначительное перемещение во всей жестянке с червями, и к тому часу, как День Боли закончится, Вандерлинг и Моро, даже не заметив, уплывут в мир иной. А я буду на коне».

Он громко рассмеялся. С такими кто будет нуждаться в друзьях?

Темно-красный сангрианский закат похож на какую-то густую жидкость, омывающую безобразные хибары, загаженные узкие улицы Сада темной венозной кровью, превращая все вокруг в гротескный пейзаж чередующихся винно-красных световых пятен и длинных нависающих черных теней. В тускнеющем красном свете суетливые фигуры прохожих на полупустынных улицах казались крадущимися пугливыми паразитами, исполненными трусливой дьявольской угрозы.

Фрейден поежился, несмотря на вездесущую жару, кинул взгляд по сторонам, на охрану с лучеметами и обругал свое сверхдеятельное воображение.

Но когда он торопливо бежал по закиданным отбросами улицам, мимо лачуг, откуда с затаенной жадностью на него смотрели мерзкие уроды – женщины, с глазами как у лемуров, мужчины с синюшными губами, дети со впалой грудью и раздувшимися от голода животами, – Барт понял, что отмеченная печатью дурного предзнаменования картина – нечто большее, чем просто игра светотени. Сад напоминал огромный гноящийся чирей, созревший для того, чтоб его выдавили. Одно дело слушать скудоумную болтовню тупорылых агентов, а другое – увидеть клоаку собственными глазами. Барт и так целую неделю подпитывал фабрику слухов обещанием некоего Армагеддона в предстоящий День Боли. Однако сплетни подстегнут реальные действия! Чтобы не обгадиться на предстоящем побоище, Барт сам должен явиться под мутные зенки садиан, раскрутить зловещие слухи до состояния полного экстаза и спровоцировать массовый бунт. Надо привести обезумевшую толпу в нужное место и в точно выбранную минуту. Поэтому доходяги обязаны получить известие из первых рук; этого вполне достаточно, чтобы молва разнесла по городу призыв к мятежу.

В мрачной обители голода, отчаяния и резни общаться с толпой можно только в Общественной Кладовой.

Нет, Барт не испытывал страха, пока шел мимо сараев, груд мусора и отбросов, отвратительных куч раздробленных костей, окрашенных в сумерках бледно-красным. Бояться нечего – садиане слишком трусливы и не отважатся напасть на вооруженный отряд. Кроме того, фабрика слухов донесла мистический ореол Президента даже до душного склепа. А поскольку Моро предвкушал получить голову Барта тремя днями позднее, патрули Киллеров тоже не беспокоили.

И все же из темных глубин подсознания неудержимо выползала скользкая змея ужаса. Вездесущая грязь, запах гниения, изредка попадающиеся на улицах люди, рыскающие по Саду, как пожирающие падаль крабы на помойке, повисшее над городом напряжение – такое тяжелое, что его можно попробовать на вкус… И отвратительное средоточие всего театра абсурда – кишки, желудок и анус Сада – Общественная Кладовая.

Отряд выбрался на улицу, где громоздилось большое здание без окон, грубо сколоченное, темное, окруженное ледяной аурой смерти. Желудок у Барта провалился в пятки, когда послышался гомон множества пронзительных голосов, базарящих внутри Кладовой, как торговки рыбой, скрип распиливаемых костей, тяжелые удары лезвия о плоть и дерево. Нервы натянулись, как струны фортепьяно, едва Барт увидел десятки суетливых фигур, проступивших кривыми силуэтами в темно-багровых отблесках сквозь открытый дверной проем. Когда гнилой смрад волной пронесся над улицей, у Фрейдена мелькнула мысль отказаться от этой затеи, от чего угодно, лишь бы не входить туда…

«Не будь дебилом! – одернул он себя. – Ты собираешься отказаться от целой планеты, лишь бы избежать расстройства желудка?»

Сжав зубы, Фрейден в сопровождении телохранителей быстро зашагал вперед – и вот уже он в Кладовой.

Открывшаяся панорама обрушилась на Барта, как бронированный кулак; лавина уродливо-гротескных фрагментов реальности захлестнула все чувства. Прокопченая, похожая на пещеру неандертальцев, комната битком набита тощими ублюдками, и все они, казалось, кричали одновременно. У дальней стены высилась безобразная куча искореженных, обнаженных трупов; остекленевшие, как у рыб, глаза насмешливо пялились во все стороны. Из-под насыпи тел просачивалась огромная лужа сукровицы – покрытая по краям коркой, струпьями пятнающая серый каменный пол. Подобно полчищу муравьев, люди тащили трупы от общей кучи, неуверенно распутывая окоченевшие члены у выбранного товара; оттаскивали добычу на огромные деревянные столы, где разделывали тела большими секачами. Хлоп! Хлоп! Хлоп! Клинки крушили кости с ужасным скрежетом, от которого у Фрейдена побежали по спине мурашки. Звуки разрубаемой плоти мешались с сотней хриплых голосов, истошно спорящих из-за самых лакомых кусков. Каждый стол был центром дико жестикулирующей группы; многие, сжимая в одной руке приличный шмат мяса, свободной тянули к себе еще и еще.

Ну и вонища! Прогорклый запах потных тел, застоявшейся крови, подгнившего мяса – тошнотворный, почти осязаемый смрад, его можно было раздвинуть рукой, как ряску на болоте.

Фрейден почувствовал приближение жестокого приступа рвоты. Глотку обожгло желчью. Барт придушил позыв лишь невероятным усилием. Стараясь держать над собой полный контроль, он пробивался под защитой телохранителей к большому столу в центре зала. Со всех сторон к отряду партизан потянулись любопытные садиане.

– Дорогу Президенту! – гаркнул один из бойцов, когда они добрались до стола, где, посреди маленькой толпы людей с ввалившимися глазами, какой-то садианин с нездоровой желтой кожей флегматично отпиливал руку от трупа сморщенной старухи.

– Очистить стол! – приказал партизан, и дюжина доходяг вцепилась в жмурика, потащила его прочь. Вокруг потихоньку стала сбиваться плотная толпа.

Весь дрожа, чувствуя слабость в коленях, Фрейден вскарабкался на крышку, встал в липкой луже крови, посмотрел сверху на угрюмые морды в толпе, на столы, усеянные расчлененкой, на гору серых трупов у стены… Почувствовал нестерпимые спазмы в животе, крепко сомкнул веки, пытаясь пересилить боль, и…

И в эту минуту бормотание и шепот толпы превратились в гортанный, отдающийся эхом гимн:

– Барт! Барт! Барт!

Пережив мгновение бесконечного отвращения к самому себе, Фрейден, не разжимая век, заставил свой разум воспринимать лишь распевный звук, повторяющий его имя. Он вцепился в эту невероятную песнь невидимыми железными когтями напряженной до предела воли, намертво припал к ней, заскользил вместе с ней над падалью, над кровью, над тошнотой. В утробном вое сангриан Барт поймал некую интонацию, ставшую путеводной звездой сквозь подступающую со всех сторон тьму. Плотную завесу безумия, разделяющую мир триумфа и мир бесконечного кошмара. Барт порвал ее! Он вновь ощутил себя центром Вселенной. Его народ, его планета скандировали имя своего Героя. «Мое! Мое! Мое!»