Текст книги "Отражения"

Автор книги: Нора Робертс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

 – Не говори мне об этом. – В его словах слышалась ярость. – Ты сама же мне рассказывала о той жизни, о физической и эмоциональной боли, давлении, требованиях. Она ребенок. Ей это все не нужно.

 – Нет, нужно, – не уступала Линдси. – И она не ребенок, она молодая женщина, и ей необходимо преодолеть эти трудности, если она собирается стать балериной. У тебя нет никакого права лишать ее будущего.

 – У меня есть на это полное право.

 Линдси глубоко вздохнула, стараясь держать себя в руках.

 – По закону это право закончится через несколько месяцев. После ей ничего не останется, кроме как пойти против твоей воли. Она будет очень несчастна из-за этого, и для нее может оказаться уже слишком поздно. Николай Давыдов не предлагает помощь каждой молодой балерине, на которую натыкается. Рут особенная.

 – Не говори мне о Рут! – Он начал кричать, чем удивил Линдси. – Ей потребовался почти год, чтобы снова стать счастливой. Я не стану толкать ее в мир, где ей придется ежедневно издеваться над собой, чтобы только удержаться там. Если ты этого хочешь, то, пожалуйста, я не могу тебя остановить. – Он взял ее за руку и притянул к себе. – Но ты не станешь строить свою карьеру опосредованно через Рут.

 Линдси резко побледнела. Ее голубые глаза стали огромными и недоверчивыми.

 – Так вот значит, что ты обо мне думаешь? – прошептала она.

 – Я не знаю, что о тебе думать. – Его лицо было таким же живым от ярости, как ее – мертвым от шока. – Я не понимаю тебя. Я не могу удержать тебя здесь, моей любви для этого недостаточно. Но Рут – другое дело. Ты не вернешь себе всеобщее внимание через нее, Линдси. Тебе придется добиваться этого самой.

 – Отпусти меня, пожалуйста. – На этот раз из них двоих львиная доля самоконтроля и сдержанности достались именно Линдси. Хотя она сама дрожала, ее голос оставался абсолютно спокойным. Когда Сет отпустил ее, она какое-то время изучала его. – Все, что я тебе сегодня сказала – это чистая правда. Абсолютно все. А теперь попроси, пожалуйста, Уорта принести мое пальто. У меня скоро начинаются занятия. – Она повернулась к огню, ее спина была очень прямой. – Думаю, нам больше нечего сказать друг другу.

Глава 14

Быть учителем и быть учеником – две совершенно разные вещи. Большинство девушек в труппе Линдси были на несколько лет моложе ее, даже еще совсем девочки. А те, чей возраст варьировался от двадцати пяти до тридцати, никогда не покидали профессиональную сцену. Линдси усердно работала. Дни казались очень долгими, но усталость помогала уснуть.

 Бесконечные часы тренировок, репетиций, и снова тренировок. Она жила вместе с двумя балеринами, с которыми дружила во время своей профессиональной карьеры. Ночами Линдси спала крепко, ее мозг просто отключался от усталости. С самого утра ее телом завладевали занятия. По мере того, как январь перетек в февраль, мышцы Линдси снова свыклись с болью и судорогами. Распорядок был таким же, как и прежде: невыносимым.

 За окнами было темно из-за ледяного шторма, но никто из танцоров в студии этого не замечал, пока они репетировали первый акт «Ариэль» Давыдова. Музыка была волшебной, вызывая в воображении картины тенистого леса и диких цветов. Именно там юный принц встретится с Ариэль. Смертный и фея влюбятся друг в друга. Па-де-де было трудным и особо требовательным к женской партии из-за комбинации субресо и жете. Огромное количество энергии уходило на то, чтобы сохранять движения легкими и невесомыми. Практически в самом конце сцены Линдси отскакивала от Николая, вращаясь в воздухе. Это делалось для того, чтобы, приземлившись, она смотрела на него, как бы поддразнивая. Приземление получилось неровным, и Линдси была вынуждена встать на обе ноги, чтобы предотвратить падение. Николай ярко выругался.

 – Извини. – Дыхание Линдси было быстрым и неровным после напряженного танца.

 – Извинения! – Его гнев подчеркивался быстрым жестом руки. – Я не могу танцевать с извинениями.

 Остальные танцоры в студии смотрели сейчас на Линдси с разной степенью сочувствия. Каждый из них испытал на себе беспощадный язык Давыдова. Пианист автоматически перевернул ноты на начало партии.

 Тело Линди ломило после двенадцатичасового рабочего дня.

 – Мои ноги едва касались пола на протяжении всей третьей сцены, – ответила она ему. Кто-то протянул Линдси полотенце, и она с благодарностью стерла пот с шеи и лба. – У меня нет крыльев, Ник.

 – Оно и видно.

 Линдси удивило, насколько сильно ее ранил его сарказм. Обычно он вызывал гнев, а наступающий после этого спор разряжал атмосферу. Сейчас она чувствовала необходимость защитить себя.

 – Это трудно, – пробормотала она, заправляя за ухо выбившуюся из пучка прядь волос.

 – Трудно! – заорал он, затем пересек комнату и встал напротив нее. – Значит, это трудно. Разве я привел тебя сюда, чтобы ты крутила на сцене простые пируэты? – Его влажные волосы завивались у лица, глаза горели синим огнем.

 – Ты меня не приводил, – поправила она его, но ее голос дрожал, не имея своей обычной силы. – Я сама пришла.

 – Ты пришла. – Он отвернулся с размашистым жестом. – Чтобы танцевать как дальнобойщик.

 Всхлип вырвался у нее слишком быстро, она не смогла его предотвратить. Потрясенная, Линдси закрыла руками лицо. У нее было время заметить ошеломленный взгляд на лице Николая, прежде чем она вылетела из студии.

 Линдси позволила двери туалета захлопнуться за ней следом. Там в дальнем углу стояла низкая скамейка. Линдси свернулась на ней калачиком и зарыдала так, будто у нее разрывалось сердце. Не в силах больше сдерживаться, она позволила боли вырваться наружу. Ее плач отдавался эхом от стен и возвращался к ней. Когда вокруг нее скользнула чья-то рука, Линдси повернулась, слепо принимая предлагаемое утешение. Ей сейчас был нужен хоть кто-нибудь.

 Николай укачивал ее и гладил по спине, пока ее рыдания не начали стихать. Она свернулась рядом с ним, как ребенок, и он сильнее прижал ее к себе, бормоча что-то по-русски.

 – Моя голубка. – Он нежно поцеловал ее в висок. – Я был жесток.

 – Да. – Линдси вытерла лицо полотенцем, которое Ник положил ей на плечи. Она была истощенной, опустошенной, и если даже боль еще не прошла, Линдси слишком онемела, чтобы ее чувствовать.

 – Но раньше ты всегда давала мне отпор. – Он взял ее за подбородок. Ее глаза были яркими и влажными. – Мы очень вспыльчивые, ведь правда? – Николай улыбнулся, поцеловав ее в уголки губ. – Я кричу на тебя, ты кричишь в ответ, потом мы танцуем.

 К их общему огорчению, Линдси спрятала лицо у него на груди и снова разрыдалась.

 – Я не знаю, почему так поступаю. – Она глубоко вздохнула, чтобы остановиться. – Ненавижу тех, кто так делает. Просто все стало таким сумасшедшим. Иногда кажется, что этих трех лет просто не было, и ничего не изменилось. Но потом я смотрю на девочек вроде Эллисон Грей. – Линдси всхлипнула, вспоминая балерину, которая будет танцевать партию Ариэль после нее. – Ей двенадцать лет.

 – Двадцать, – исправил Николай, погладив ее по волосам.

 – Глядя на нее, я чувствую себя на все сорок. Кажется, что занятия длятся на несколько часов дольше, чем раньше.

 – Ты же знаешь, что прекрасно справляешься. – Он обнял ее и поцеловал в макушку.

 – Я чувствую себя колобком, – с жалостью произнесла она. – Неуклюжим колобком.

 Николай улыбнулся, но сохранил сочувствие в голосе.

 – Ты потеряла пять фунтов.

 – Шесть, – поправила она его и вздохнула, снова вытирая глаза. – Но у кого вообще есть время на еду? Скорее всего, я просто продолжу таять, пока совсем не исчезну. – Она оглянулась вокруг, ее глаза расширились. – Ник, тебе же нельзя быть здесь, это женский туалет.

 – Я Давыдов, – величественно произнес он. – Я могу ходить где угодно.

 Это заставило Линдси засмеяться, потом она поцеловала его.

 – Я чувствую себя полной идиоткой. Раньше я никогда не разваливалась так во время репетиций.

 – Но это никак не связано с тем, о чем мы сейчас с тобой говорили. – Он взял ее за плечи, теперь его взгляд был очень серьезным. – Это архитектор.

 – Нет, – слишком быстро произнесла она, но Ник лишь поднял левую бровь. – Да. – Она глубоко вздохнула и закрыла глаза. – Да.

 – Ты готова сейчас об этом говорить?

 Линдси открыла глаза и кивнула. Она устроилась на изгибе его плеча и позволила молчанию на мгновение повиснуть в воздухе.

 – Он сказал, что любит меня, – начала она. – Я думала, что именно этого хотела всю свою жизнь. Сет любит меня, и теперь жизнь станет идеальной. Но одной любви недостаточно. Раньше я этого не знала. Понимание, доверие… без них любовь обречена.

 Она замолчала, четко вспоминая каждый момент их последней встречи с Сетом. Николай ждал, когда она продолжит.

 – Он не смог справиться с моим возвращением в балет. Он не смог – или не захотел – понять, что я должна это сделать. Сет не поверил, когда я сказала, что это только на одно выступление. Он не поверил, что я не хочу возвращать прошлую жизнь, что хочу построить новую с ним. Он попросил меня не уезжать.

 – Это было эгоистично с его стороны, – заметил Николай. Он уставился в стену напротив и притянул Линдси ближе к себе. – Твой архитектор – эгоистичный человек.

 Линдси улыбнулась, думая о том, как просто было Нику потребовать ее приезда сюда. Похоже, она оказалась между двумя эгоистичными мужчинами.

 – Да. Вполне возможно, в любви должен присутствовать некий эгоизм. Я не знаю. – Теперь она была спокойна, ее дыхание выровнялось. – Если бы он поверил мне, поверил, что я не собираюсь возвращаться к той жизни, где для него не будет места, мы могли бы прийти к взаимопониманию.

 – Могли бы?

 – Есть еще Рут. – Казалось, у нее на сердце стало еще тяжелее. – Что бы я ни говорила, я не смогла уговорить Сета отправить ее сюда. Не смогла заставить его понять, что он не дает Рут стать той, кем она является, и кем еще может стать. Мы часто спорили по этому поводу. Последний спор вышел особенно жестким.

 Линдси сглотнула, чувствуя, как боль начинает возвращаться.

 – Сет очень любит ее и очень серьезно воспринимает свои обязательства. Он не хочет, чтобы она столкнулась с трудностями того образа жизни, который мы здесь ведем. Он считает ее еще слишком юной, и… – Линдси прервали русские проклятия, которые она прекрасно знала. Это немного улучшило ее настроение, и она устроилась поудобнее рядом с Ником. – Это ты так считаешь. Конечно, для человека со стороны все выглядит по-другому.

 – Есть только одно верное мнение, – начал он.

 – Мнение Давыдова, – добавила Линдси. Она обожала его за эту абсолютную уверенность.

 – Разумеется, – согласился он, но она слышала насмешку в его голосе.

 – Человек, не имеющий отношения к танцам, может с этим не согласиться, – пробормотала она. – Я понимаю, что он чувствует, и от этого становится еще тяжелее, наверно потому что я знаю – Рут суждено быть здесь, не смотря ни на что. Он чувствует… – Она прикусила губу, вспоминая слова Сета. – Он считает, что я хочу использовать ее, чтобы продолжить свою карьеру. И это самое худшее.

 Давыдов какое-то время молчал, переваривая все, что Линдси рассказала ему, затем добавил свои собственные ощущения касательно Сета Банниона.

 – Я думаю, что такое мог сказать только мужчина, которому причинили боль.

 – Я больше не видела его после этого. Мы оставили друг друга с болью.

 – Весной, когда твои танцы закончатся, ты вернешься обратно. – Он повернул ее лицо к себе. – И тогда ты снова увидишь его.

 – Я не знаю. Я не знаю, смогу ли. – Ее глаза были полны печали. – Возможно, будет лучше оставить все как есть, чтобы мы снова не причинили друг другу боль.

 – Любовь причиняет боль, ptichka, – сказал он, пожав плечами. – Балет причиняет тебе боль, и любовь причиняет тебе боль. А теперь умой свое личико, – быстро произнес он. – Пора снова танцевать.

 Линдси смотрела на себя в зеркале у станка. Сейчас она стояла одна в репетиционном зале на высоте пяти этажей над Манхэттеном. Уже почти настала ночь, и за окнами было темно. Из CD-плеера лилась медленная фортепианная музыка. Повернувшись, Линдси начала поднимать левую ногу, которая казалась совершенно прямой от бедра до кончиков пальцев, как одна длинная линия. Не сводя глаз со своего отражения, она завела ногу назад в позе аттитюда, затем медленно встала на кончики пальцев. Она держалась ровно, не позволяя мышцам дрожать, затем старательно проделала все в обратном порядке и повторила такое же упражнение со второй ногой.

 С момента ее взрыва на репетиции прошла почти неделя. С тех пор она каждую ночь приходила в репетиционный зал, когда все уходили. Этот дополнительный час напоминал ее телу, что от него требуется, и позволял еще какое-то время не думать о Сете. Глиссе, прыжки, повороты. Ее разум приказывал, ее тело подчинялось. Через шесть недель она впервые за три года выйдет на сцену. В последний раз в своей жизни. Она будет готова.

 Линдси начала мучительно медленный гранд плие, зная о каждом задействованном сухожилии. Ее леотард уже был мокрым от пота. Она снова поднялась, какое-то движение в зеркале нарушило всю ее концентрацию. Линдси уже хотела прикрикнуть на нарушителя, но тут ее зрение сфокусировалось.

 – Рут? – Она повернулась, когда девушка побежала к ней. Заключенная в тесные объятия, Линдси вспомнила их первую встречу. Тогда она коснулась плеча Рут, но была отвергнута. Сейчас Линдси ответила девушке таким же объятием, думая о том, что они с Рут прошли долгий путь. – Дай мне посмотреть на тебя. – Отстранившись, Линдси взяла в ладони ее лицо. Она было живым и улыбчивым, глаза потемнели и засверкали. – Ты замечательно выглядишь. Просто замечательно.

 – Я скучала по тебе. Я так скучала!

 – Что ты здесь делаешь? – Линдси взяла Рут за руки и, чтобы согреть, автоматически начала растирать их. – Сет. Он с тобой? – С надеждой и страхом она посмотрела на дверь.

 – Нет, он дома. – Рут видела ответ на вопрос, который вертелся у нее в голове. Линдси все еще влюблена в него. – Он не смог сейчас приехать.

 – Понятно. – Линдси вновь перевела внимание на Рут и сумела улыбнуться. – Но как ты сюда добралась? И зачем?

 – Я приехала на поезде, – ответила Рут. – Чтобы заниматься балетом.

 – Заниматься балетом? – Линдси замерла. – Я не понимаю.

 – У нас с дядей Сетом был очень долгий разговор несколько недель назад, перед тем, как он вернулся в Новую Зеландию. – Она расстегнула молнию на своей вельветовой куртке и выскользнула из нее. – Вообще-то это произошло сразу после того, как ты уехала в Нью-Йорк.

 – Разговор? – Линдси подошла к CD-плееру и выключила музыку. Она вытерла шею полотенцем, затем оставила его висеть на плечах. – О чем?

 – О том, чего я хочу в жизни, что для меня важно и почему. – Она наблюдала за тем, как Линдси аккуратно вынимает диск из плеера, и видела нервозность в ее движениях. – У него немало сомнений по поводу моего приезда сюда. Думаю, ты об этом знаешь.

 – Да, знаю. – Линдси убрала диск в коробку.

 – Он хочет для меня лучшего. После гибели моих родителей мне было очень трудно приспособиться ко всему. В первые несколько месяцев он забросил все, чтобы только быть со мной, когда я в нем нуждалась. Я знаю, что даже после этого он перестроил свою жизнь, свою работу, и все ради меня. – Рут положила куртку на спинку деревянного стула. – Он был так добр ко мне.

 Линдси кивнула, не в силах что-либо произнести. Ее рана опять открылась.

 – Я знаю, что ему было тяжело позволить мне приехать, позволить самой сделать выбор. Но он замечательно с этим справился, позаботился обо всех документах, связанных со школой, и договорился, чтобы я жила здесь у семьи, которую он знает. У них потрясающий дуплекс в Ист-Сайде. Они даже разрешили мне привезти Нижинского. – Она подошла к станку и начала заниматься прямо в джинсах и кроссовках. – Здесь так здорово. – Когда Линдси посмотрела на Рут в зеркале, лицо девушки сияло. – А мистер Давыдов сказал, что будет работать со мной по вечерам в свободное время.

 – Ты уже видела Ника? – Линдси подошла ближе, и теперь они обе стояли у станка.

 – Да, около часа назад, когда я пыталась найти тебя. – Рут улыбнулась, ее голова начала опускаться вниз, когда она согнула колени. – Он сказал, что я смогу найти тебя здесь, потому что ты каждый вечер приходишь сюда заниматься. Я жду – не дождусь премьеры постановки. Он сказал, что я смогу наблюдать за происходящим из-за кулис, если хочу.

 – И ты, конечно же, хочешь. – Линдси дотронулась до ее волос, затем направилась к скамейке, чтобы сменить туфли.

 – Разве ты не взволнована? – Сделав три пируэта, Рут присоединилась к ней. – Ты будешь танцевать ведущую партию в первом балете Давыдова.

 – Лишь раз, – напомнила ей Линдси, развязывая шелковые ленты своих туфель.

 – Премьерный показ, – добавила Рут. Сжав руки в замок, она посмотрела на Линдси сверху вниз. – Неужели ты сможешь снова отказаться от всего этого?

 – Это не снова, – поправила ее Линдси. – Это все еще. Выступление – лишь одолжение для друга, и для себя. – Она поморщилась, снимая туфлю с ноги.

 – Болит?

 – О, Боже, да.

 Рут опустилась на колени и начала массировать пальцы Линдси. Она ясно чувствовала их напряжение. Линдси вздохнула и оперлась о стену, закрыв глаза.

 – Дядя Сет хочет попытаться выкроить несколько дней весной, чтобы приехать сюда и побыть со мной. Он несчастлив.

 – Он будет очень скучать по тебе. – Судороги в ногах Линдси медленно исчезали.

 – Я не это имела в виду.

 Эти слова заставили Линдси открыть глаза. Рут смотрела на нее серьезным взглядом, ее пальцы продолжали массировать ступни.

 – Он что-нибудь говорил? Велел что-нибудь передать?

 Рут лишь покачала головой и Линдси снова закрыла глаза.

Глава 15

 Линдси обнаружила, что трехлетний перерыв не сделал ее менее безумной в последние часы перед выступлением. За две недели она провела бессчетное количество часов под вспышками фотокамер, пока давала интервью и участвовала в фотосессиях. Воссоединение Данн и Давыдова на одно единственное выступление в балете, который он сам сочинил и поставил, стало сенсацией. Ради Ника и ради труппы, Линдси была открыта для любой необходимой рекламы. К несчастью, это сильно сказывалось на продолжительности ее рабочих дней, которые и так казались невозможно долгими.

 Это выступление имело множество преимуществ, и публика обещала быть звездной. Балет покажут по телевидению, и вся прибыль будет пожертвована на стипендии для молодых одаренных танцоров. Публичность также могла привлечь дополнительные пожертвования. Ради всего этого Линдси очень хотелось добиться успеха.

 Мама позвонила Линдси. Звонок был теплым, без какого-либо давления. В это время в гримерную зашла Рут.

 Разумеется, Мэй была очень довольна предстоящим выступлением, но, к огромному удивлению Линдси, обязанности матери и ее новая жизнь требовали, чтобы она осталась в Калифорнии. Мэй обещала, что мыслями и сердцем она всецело будет с дочерью, и что она непременно посмотрит трансляцию постановки по телевидению.

 Приход Рут оказался глотком свежего воздуха. Рут великолепно чувствовала себя среди работников сцены и становилась покорной рабыней для любого, кто просил ее о помощи. Наблюдая за тем, как девушка суетится вокруг костюмов и реквизита других танцоров, Линдси думала о том, что в следующем году Рут уже будет волноваться по поводу собственных костюмов.

 Взяв молоток, Линдси села на пол и начала оббивать свою пару новеньких пуант. Она должна сделать их гибкими, прежде чем пришивать ленты. Ее костюмы висели в шкафу строго по порядку. Закулисная какофония сопровождалась стуком молотка о дерево. Ей предстояло сделать грим и прическу, затем надеть белоснежную пачку для первого акта. Линдси прошла через все подготовительные стадии под бдительным оком видеокамер. Лишь ее разминка должна была проходить в полном одиночестве, и то только потому, что Линдси на этом настояла. Здесь она будет способна настроиться на концентрацию, которую ей необходимо сохранить на протяжении следующих нескольких часов.

 Давление в ее груди нарастало, пока Линдси шла по коридору, ведущему в кулису слева от сцены. Она выйдет отсюда, после окончания первого танца лесного народа. Она слышала музыку, и уже чувствовала на себе свет прожекторов. Она знала, что Ник будет стоять в кулисе справа, ожидая своего выхода. Рут стояла рядом с ней и аккуратно касалась пальцами ее запястья, как бы молчаливо желая удачи. Суеверия никогда не покинут театр. Линдси наблюдала за танцорами – женщинами в длинных, белых, похожих на колокольчики платьях и мужчинами в жилетах и туниках.

 Двадцать тактов, затем пятнадцать, и она начала медленно и глубоко дышать. Десять тактов, потом пять. В горле пересохло. Узел в животе угрожал превратиться в настоящую тошноту. Холодный пот, покрывший ее кожу, означал страх. Она на секунду закрыла глаза, затем выбежала на сцену.

 Зал тут же взорвался аплодисментами, которые были похожи на приятную волну. Но Линдси никогда их не слышала. Для нее существовала только музыка. Движения наполнялись радостью первой сцены. Танец был коротким, но напряженным, и когда Линдси прибежала обратно за кулисы, ее лоб покрывали капельки пота. Она позволила вытереть себя и выпила скупой глоток воды, пока наблюдала за выходом Николая. Уже через секунду все зрители были у него в руках.

 – О, да, – выдохнула Линдси, затем с улыбкой повернулась к Рут. – Все пройдет идеально.

 Балет вращался вокруг главных героев, и редко когда хотя бы одного из них не было на сцене. В финале музыка замедлилась, свет стал туманно-синим. Линдси облачилась в переливающееся платье длиной до колен. Здесь Ариэль предстояло решить, сможет ли она пожертвовать бессмертием ради любви, ведь чтобы выйти замуж за принца, она должна стать смертной и отказаться от своей магии.

 Линдси танцевала одна в лунном лесу, вспоминая простоту и радость ее жизни среди деревьев и цветов. Чтобы сохранить любовь – смертную любовь – ей придется отказаться от всего, что она раньше знала. Необходимость выбора ее очень печалила. Когда она совсем отчаялась и упала на землю, чтобы заплакать, в лесу появился принц. Он опустился на колени рядом с ней и дотронулся до ее плеч, чтобы она повернулась к нему.

 Гранд па-де-де выражал всю его любовь к ней, всю его необходимость быть с ней рядом. Она тянулась к нему, и все же боялась потерять ту жизнь, которую всегда знала, боялась встречи с человеческой смертью. Она свободно парила среди деревьев и лунного света, которые всегда будут принадлежать ей, но снова и снова собственное сердце заставляло ее возвращаться к нему. Она остановилась, забрезжил рассвет, и настало время принять решение.

 Он потянулся к ней, но она отвернулась, неуверенная, напуганная. В отчаянии, он начал покидать ее, но в последний момент она окликнула его. Как только первые солнечные лучи пробрались сквозь деревья, она побежала к нему. Он поднял ее на руки, и она отдала ему свое сердце и свою жизнь.

 Занавес опустился, но Ник все еще держал Линдси на руках. Их пульс участился, и на какой-то момент они видели лишь друг друга.

 – Спасибо. – Он нежно поцеловал ее, как друг, произносящий слова прощания.

 – Ник. – В ее глазах эмоции сменяли друг друга с огромной скоростью, но он поставил ее на пол, прежде чем она смогла заговорить

 – Послушай, – сказал он, указывая на закрытый занавес, который сражался с оглушительными аплодисментами. – Мы не можем заставлять их ждать вечно.

 Цветы и люди. Казалось, что гримерная Линдси больше не могла вместить ни того, ни другого. Звучал громкий смех, и кто-то подал ей бокал шампанского. Она отставила его в сторону, даже не притронувшись. Она уже была пьяна от пережитого. Линдси отвечала на вопросы и улыбалась, но не могла ни на чем сконцентрироваться по-настоящему. На ней до сих пор были костюм и грим – частички Ариэль.

 Мужчины в смокингах и женщины в сверкающих вечерних платьях смешались с эльфами и древесными духами. Она разговаривала с актером звездной величины и французским сановником, и могла лишь надеяться, что давала связные ответы. Заметив в толпе Рут, Линдси окликнула ее с умоляющим взглядом.

 – Можешь остаться со мной? – спросила она, когда Рут удалось протиснуться к ней через толпу. – Я еще не пришла в норму, мне нужен хоть кто-нибудь рядом.

 – Ох, Линдси. – Рут обняла ее за шею. – Ты была великолепна! Я никогда не видела ничего более удивительного.

 Линдси улыбнулась, вернув ей объятие.

 – Просто помоги мне спуститься на землю. Я все еще витаю в облаках. – Ее прервал ассистент директора, который принес еще цветы и шампанское.

 Прошло больше часа, прежде чем толпа начала редеть. К тому времени Линдси чувствовала усталость, которая обычно следует после эмоционального подъема. Нику наконец-то удалось пробиться сквозь собственную гримерную, пока он искал Линдси. Видя явные следы усталости на ее лице, Ник напомнил оставшимся гостям, что вечеринка уже началась в ближайшем ресторане, тем самым окончательно освободив комнату от людей.

 – Вам нужно уйти, чтобы ptichka смогла переодеться, – весело произнес Николай, осторожно подталкивая людей к двери. – Оставьте нам немного шампанского. И икры, – добавил он, – если она русская.

 Через пять минут в комнате, наполненной цветами, вместе с Линдси сидели только он и Рут.

 – Итак, – обратился он к Рут, подавшись вперед, чтобы ущипнуть ее за подбородок. – Как думаешь, твой учитель сегодня хорошо справился?

 – О, да. – Рут улыбнулась Линдси. – Она была великолепна.

 – Я имел в виду себя. – Он откинул волосы назад и изобразил оскорбленный взгляд.

 – Ты был неплох, – сообщила ему Линдси.

 – Неплох? – Он фыркнул, поднявшись над ними в полный рост. – Рут, я хочу попросить тебя оставить нас на минуту. Мне нужно кое-что обсудить с этой леди.

 – Конечно.

 Прежде чем Рут смогла отойти, Линдси взяла ее за руку.

 – Подожди. – Она подняла со стола розу, которую кинули к ее ногам после выступления, и протянула ее Рут. – Для новой Ариэль, в один прекрасный день.

 Потеряв дар речи, Рут посмотрела на розу, затем на Линдси. Выражение ее глаз было красноречивее всяких слов, когда она лишь кивнула в знак благодарности и покинула комнату.

 – Ах, моя маленькая пташка. – Ник взял руку Линдси и поцеловал ее. – С таким огромным сердцем.

 В ответ она сжала его пальцы.

 – Но ведь ты действительно выберешь ее. Может, три года спустя, а может и два.

 Он кивнул.

 – Некоторые просто созданы для подобных ролей. – Он встретился с ней взглядом. – Но у меня никогда не будет более совершенной Ариэль, чем та, с которой я танцевал этим вечером.

 Линдси слегка подалась вперед, чтобы их лица стали ближе.

 – Ник, ты меня очаровываешь? А я-то думала, что с букетами на сегодня покончено.

 – Я люблю тебя, ptichka.

 – Я люблю тебя, Ники.

 – Окажешь мне одну услугу?

 Она улыбнулась, снова откинувшись на спинку стула.

 – Как я могу тебе отказать?

 – Я хотел бы, чтобы ты сегодня еще кое с кем встретилась.

 Линдси наградила его добрым усталым взглядом.

 – Я могу лишь молиться, чтобы это не оказался очередной репортер. Я встречусь с кем тебе угодно, – неосторожно согласилась она. – Если только ты не ждешь, что я пойду на вечеринку.

 – От этого ты освобождена, – сказал он, царственно кивнув головой.

 Ник подошел к двери, открыл ее, затем повернулся и бегло взглянул на Линдси.

 Она сидела на стуле явно очень уставшая. Волосы свободно спадали на плечи и белое платье, глаза выглядели экзотичнее из-за наложенного макияжа. Она улыбнулась ему, но он вышел, не сказав больше ни слова.

 Линдси тут же закрыла глаза, но вдруг у нее по спине пробежали мурашки, а в горле пересохло, как перед первым выходом на сцену. Она уже знала, кто находится с ней в комнате, когда открыла глаза.

 Она поднялась, когда Сет закрыл за собой дверь, но делала это медленно, будто измеряла дистанцию между ними. Линдси снова была настороже, будто резко проснулась от долгого, спокойного сна. Она вдруг почувствовала, как сильно в комнате пахнет цветами, превратившими комнату в разноцветную палитру. Линдси заметила, что Сет похудел, но он стоял все так же прямо, а его взгляд оставался таким же серьезным. Она поняла, что ее любовь к нему нисколько не уменьшилась.

 – Здравствуй. – Линдси попыталась улыбнуться. Сжав руки в замок, она думала о том, что ему очень идет костюм. Но она так же помнила, насколько правильно он выглядел в джинсах и фланелевой рубашке. У Сета Банниона было так много сторон. И она любила их все.

 – Ты была великолепна, – сказал Сет. Он не подходил к ней, лишь стоял, будто обрисовывая глазами каждый дюйм ее тела. – Но, полагаю, сегодня ты слышала эти слова слишком часто.

 – Никогда не бывает слишком часто, – ответила она. – Особенно от тебя. – Она хотела подойти к нему, но внутри нее до сих пор жила боль, и расстояние между ними казалось слишком большим. – Я не знала, что ты приедешь.

 – Я попросил Рут ничего не говорить. – Он прошел дальше в комнату, но пропасть все еще казалась огромной. – Я не пришел повидать тебя перед выступлением, так как подумал, что это может расстроить тебя. Это казалось несправедливым.

 – Ты прислал ее… Я рада.

 – Я ошибался. – Он поднял со стола одинокую розу и какое-то время изучал ее. – Ты была права, Рут должна быть здесь. Я ошибался в отношении очень многих вещей.

 – Я тоже ошибалась, когда пыталась давить на тебя слишком сильно. – Линдси расцепила руки, затем снова беспомощно переплела пальцы. – Рут нуждалась в том, что ты дал ей. Я не думаю, что она стала бы такой, как сейчас, если бы не твоя забота на протяжении всех этих месяцев. Сейчас она счастлива.

 – А ты? – Он снова поднял глаза и пригвоздил ее к месту взглядом. – Ты счастлива?

 Линдси открыла рот, чтобы что-то сказать, но, не найдя слов, просто отвернулась. На столе перед ней стояли два бокала с шампанским – один чей-то полупустой, другой ее нетронутый. Она подняла свой бокал и сделала глоток. Пузырьки смягчили ее пересохшее горло.

 – Может, хочешь шампанского? Кажется, у меня его теперь слишком много.

 – Да. – Он сделал последний шаг в ее направлении. – С удовольствием выпью.

 Нервничая из-за того, что он теперь стоит так близко, Линдси оглянулась в поисках второго бокала.

 – Забавно, – сказала она, продолжая стоять к Сету спиной. – Видимо, у меня вообще не осталось чистых бокалов.

 – Я выпью из твоего.

 Сет положил руки на ее плечи и аккуратно развернул Линдси лицом к себе. Затем накрыл рукой ее пальцы, сжимающие бокал, и сделал глоток, не сводя с нее глаз.

 – Без тебя уже ничто не было таким, как раньше. – Его голос сорвался, когда он опустил бокал. – Ничто.

 Он сильнее сжал ее пальцы, и Линдси увидела какую-то вспышку в его глазах.