Текст книги "Зло, 100%"

Автор книги: Ноэль Веллингтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

– Ты имеешь в виду, что позволишь мне стрелять из твоего оружия?

– Рано или поздно разрешу. А сначала ты будешь практиковаться в обращении, прицеливании и холостых выстрелах. Только когда ты будешь отлично знать и уметь это и станешь уверенной, то перейдёшь к обучению с настоящими патронами. Мне просто нужно их добыть больше, достаточно и для охраны нас с тобой, и твоего обучения. Сейчас у меня их недостаточно.

– Ой, значит, это долго займёт? – разочарованно спросила Тоди.

– Увы, милая, мне придётся обойти мои другие закладки. У меня там есть ещё патроны. Я не могу уйти в ближайшее время, потому что нам надо готовиться к зиме и дожить до весны.

– Ладно, – вздохнула Тоди. – Мои игры могут подождать.

– Это правда, что это может подождать, но это не игра. Это одна из важных сторон твоего общего развития. Некоторые родители избегали бы держать дома оружие из страха, что их дети могут подстрелить себя или других. Это тип родителей, которые заняты самими собой и не говорят со своими детьми или говорят слишком мало…

– Прямо как мои!

– Да, можно сказать и так. Ты ещё ребёнок, а у нас есть оружие дома. Ты должна знать, понимать и уважать его. Я предпочитаю так, чем запирать его от тебя. Раз ты понимаешь, что оружие не игрушки, что они могут причинить огромный урон в неловких руках, и знаешь, как с ним правильно обращаться, ты будешь в полной безопасности.

– О, ты можешь быть уверен, что я понимаю. Я конечно не знаю достаточно. У моего дома я видела, что твоё оружие сделало с мародёрами.

Тут Тоди запнулась, и Сареф осознал, что она не договаривала всего, что было у неё на уме. Она редко мялась, но иногда делала так, как например в тот самый момент.

– И тогда ты поняла, что если бы обладала такой властью и умела пользоваться ей, то никто и никогда больше не обращался бы с тобой жестоко.

Тоди вздохнула, пожала плечами и отвела взгляд.

– Да, я поняла что-то вроде этого, – призналась она тихонько.

– Ты хочешь отомстить за твоих родителей?

– Да, – всхлипнула она.

– Но они же тоже жестоко с тобой обращались.

– Ничего не могу поделать, – всхлипнула она опять. – Я… любила их. Я честно любила и до сих пор люблю. Я просто не понимаю, почему они не любили меня. Сареф, мне так грустно!

Она разрыдалась и попросила, чтобы он её обнял. Сареф пересел поближе к ней. Она встала и пересела к нему на колени. Он обнял её и погладил её волосы.

– И у меня голова болит, – всхлипнула она. – Очень!

– Кажется я знаю, в чём тут дело, – ответил он.

Некоторое время он говорил, а затем она покраснела и посмотрела на него с крайним удивлением. Он кивнул. Она опять прижалась головой к его груди и тихо сидела, пока он гладил её волосы.

– Как насчёт, лечь спать пораньше сегодня, чтобы горести улетучились из твоей головы, и ты поспала подольше? – спросил он.

– Почему бы и нет? – ответила она без особой радости.

Поутру у Тоди всё ещё болела голова. Сареф спросил, как она чувствует себя, но она лишь пожала плечами. Они пошли в лес и провели там целый день. Сареф не отпускал её от себя ни на шаг. Во время перерыва на обед, Тоди села шить, как и собиралась. Они снова поговорили о стрельбе из оружия, и Тоди попросила показать его другой пистолет.

– Это для не столь опасных случаев, – объяснил он. – Он и устроен иначе. Револьвер приводится в действие рукой. Этот пистолет полуавтоматический. Это значит, что когда один патрон выстреливает, он же сам взводит механизм и подаёт следующий. Когда вставлен магазин с патронами, всё, что требуется от стрелка – это нажимать на спусковой крючок.

Любопытство охватило Тоди, и она попросила показать, как работал этот пистолет. Сареф продемонстрировал его устройство в том же порядке, что и за день до того. Она смотрела с открытым ртом. Она никогда не видела ничего столь механически сложного и была поражена мастерством и умением, которые потребовались, чтобы его сделать.

– Ой, я совершенно про шитьё забыла! – вздохнула она наконец.

– Спешки нет, – успокоил её Сареф. – У нас всё ещё полно времени, пока станет достаточно холодно, чтобы понадобились твои манжеты.

Наконец Тоди улыбнулась, впервые за двадцать четыре часа. Видя это, Сареф тоже широко улыбнулся.

– А как ты определяешь, какой случай опасный, а какой нет? – спросила Тоди.

– Этот полуавтомат предназначен для людей, которые не носят броню. Случается иногда, что я оказываюсь в опасной и быстроразвивающейся ситуации. По правде говоря, это случалось, когда я жил в Городе. Теперь, когда я с тобой в глуши, я ношу его, потому что привык, что он есть, и он лучше балансирует мой ремень. Револьвер для встреч с людьми в броне, со всеми мародёрами, по сути, и для неожиданных встреч с опасными хищниками, как волки и медведи.

– Ты имеешь в виду, что из него можно медведя убить?

– Да, можно.

– Тогда почему ты не выстрелил в медведицу?

Сареф замер на полу-слове с открытым ртом, потому что Тоди застала его врасплох.

– Ты что, специально дрался с медведицей голыми руками? Ты что, хотел мне урок преподнести или доказать, что заботишься обо мне?

На глазах Сарефа Тоди становилась всё больше рассерженной, но, впервые за десятилетия, он не находил слов. Он повесил голову и вздохнул.

– Ты рисковал жизнью просто напоказ или чтобы что-то доказать? Что, Сареф? Скажи мне, потому что я имею право знать.

– Виноват, – пробормотал Сареф. – Ты действительно имеешь право знать. Да, у меня были хорошие причины так поступить. Для начала, я не хотел повредить твой слух или зрение, стреляя из сорок четвёртого калибра так близко от тебя. Ещё ты стояла именно там, куда полетели бы кусочки свинца из просвета между барабаном и стволом. Также, я хотел видеть, как ты поведёшь себя в такой ситуации и после неё. Я хотел знать, с какого рода человеком меня свела судьба, возможно на многие годы.

Тоди не ответила и вернулась к шитью, всхлипывая и время от времени роняя слезу на замшу. Когда Сареф спросил, пора ли продолжить дела, она собралась и последовала за ним, по-прежнему молча. Когда они закончили сбор грибов и вернулись домой с полными корзинами, она, как обычно, занялась делами, но в полном молчании. Когда он говорил ей что-то, она отвечала односложно или молча делала то, что он просил. День закончился всё таким же напряжённым, каким стал во время обеда. Ночью Сареф слышал, как она ворочается и всхлипывает время от времени, что было на неё непохоже. Утром Сареф проснулся первым. Тоди спала. Он вышел из хижины, чтобы набрать воды и дров, и тут он услышал незнакомое блеяние из сарая. Когда он открыл дверь, там было уже не две козы. Два козлёнка лежали в яслях возле Лили. Он подошёл и встал возле них на колени, чтобы проверить пуповины. Они хорошо подсыхали. Он принёс побольше воды и сена для Лили и вернулся в хижину. Тоди проснулась, когда он вошёл.

– У Лили родились козлята, – обронил Сареф.

– Не один? Два? Как она? – всполошилась Тоди.

– Да, два здоровых козлёнка. Они выглядят хорошо. Но как ты себя чувствуешь?

– Всё ещё голова болит.

– Это очень неприятно и может преследовать тебя всю жизнь, по два-три дня в месяц, ещё лет сорок.

– И ничего нельзя сделать?

– Боюсь, что нет.

– У всех девочек так?

– У некоторых. Организм каждой уникален. У некоторых болит голова, у других нет. Некоторые раздражены, другие нет. У некоторых болит живот, у других нет.

– Прости, что я позволила своей головной боли и настроению взять верх. Я просто не могла ничего поделать. Всё раздражает меня. Ты принёс хорошие новости, но они не радуют меня совсем. Я всё ещё чувствую себя отвратительно.

– Может, пойдём, посмотрим на козлят?

– Конечно, пошли! – ответила Тоди.

Она казалась усталой, несмотря на то, что только что проснулась. Сареф вышел и подождал её. Она высунула наружу нос и только потом вышла за дверь.

– Мне холодно, – пожаловалась она.

– Никто не станет винить тебя, если ты шубу наденешь, – улыбнулся Сареф. – Утро действительно прохладное.

Они вместе прошли в сарай. Козлята стояли возле матери и сосали её вымя.

– Они уже сухие, – заметила Тоди. – Это ты вытер их?

– Нет, я не вытирал, – ответил Сареф. – Они уже были сухими, когда я их нашёл.

– Умница, Лили, – наконец, улыбнулась она. – Она знает, как с козлятами поступать, и всегда вылизывает и кормит их.

– Разве не все козы такие?

– Нет! – воскликнула Тоди. – Мама говорила, что нам с Лили повезло.

– Я представления не имею, как заботиться о козах, – признался Сареф. – Что ещё нам надо делать?

– Не так уж много, – пожала плечами Тоди. – Они будут сосать ещё месяца полтора, а тогда мы начнём потихоньку учить их есть сено. А когда они научатся, то мы их отлучим от неё, и они перейдут на сено, а молоко останется нам.

– Они быстро растут? – поинтересовался Сареф.

– Можно сказать, да. Вскоре они будут скакать вокруг и лазить везде, как белки.

– Их надо привязывать? Они могут убежать?

– Нет, они никогда не покинуть мать!

– Тогда у них есть всё, что им нужно: сено, вода и тёплое место. Пошли, сделаем завтрак и поедим, пока они едят свой.

Тоди взяла его за руку и последовала за ним из сарая.

– Мне не хочется есть, – ответила она с удивлением в голосе. – Сареф, я здорова?

– Да, милая, с тобой всё должно быть в порядке, – ответил он. – Вчера и сегодня у тебя плохое самочувствие. Завтра ты можешь почувствовать себя лучше или так же, но ещё через день-другой ты снова будешь такой, как всегда.

– А у парней то же самое?

– Нет, парни и мужчины ничего подобного не испытывают раз в месяц. С другой стороны, у нас не может быть детей.

– Ну да, ты мне говорил! Это не честно.

– Полностью согласен. Продолжение рода не должно быть болезненным, но оно такое, особенно для людей.

– Может быть, я сделала маме больно, когда родилась.

Эти слова поразили Сарефа, как гром среди ясного неба. Он даже остановился. Тоди тоже остановилась и развернулась, чтобы посмотреть на него, когда почувствовала, что он стоит на месте.

– Может быть, ты и права, дружок, – пробормотал он. – Случается, что во время родов младенец вредит матери до такой степени, что у неё не может больше быть детей, или даже калечит её. Она выглядела нормально? Ты не замечала в ней какого-нибудь увечья?

– Она казалась мне нормальной, но она и папа иногда молча обменивались взглядами. Никто из нас не был особенно разговорчив. Ты думаешь, я ей повредила?

– Такое возможно, и я хотел с тобой об этом поговорить, – ответил Сареф. – Поговорим за завтраком.

Они зашли в дом, и Тоди, наконец, сняла шубу.

– Больше не мёрзнешь?

– Нет, но я останусь в шапке, – наконец, улыбнулась она. – Мне в ней как-то лучше.

– Скоро всё пройдёт. Просто потерпи денёк-другой, дружок.

– Хорошо, Сареф! Спасибо, что поддерживаешь меня.

Когда они сели есть, Сареф посмотрел ей в глаза и замер. Она выжидательно смотрела на него.

– Ты уже обронила, что могла повредить твоей матери при рождении. Так не бывает. Дети не наносят вред матерям. Каждый раз, состояние матери вызывает плохие последствия во время родов. Только организм матери может не предоставить какое-то условие для здоровых родов. Иногда плод находится в неправильном предлежании и должен быть повёрнут. В нашей нынешней ситуации, с полным отсутствием медицинского обслуживания, это почти всегда ведёт к мертворождённому ребёнку или смерти матери, или и к тому, и другому. Случается, что плацента слишком толстая и не может разорваться сама по себе. Результат тот же. Бывает ещё, что пуповина обвивается вокруг конечностей или шеи плода. Это может закончиться и так, и так. И наконец, у многих матерей слишком узкое тазовое кольцо. Это кости, через которые должен пройти плод. Тоже может быть нормально, а может смертельно. Но во всех таких случаях плод, как правило, совершенно здоров. Не вини себя ни за что, что могло случиться с твоей матерью во время родов. У тебя не было выбора, рождаться или нет. У тебя не было самостоятельной воли до гораздо более позднего времени. Ты не могла оказать никакого влияния на жизнь твоих родителей. Если ты не признаешь всё, что я сказал и станешь винить себя за беды твоей матери, то это отравит твою жизнь без веской причины. Ненавидеть себя за то, чего не делал, не только не имеет смысла с точки зрения разума, но и не делает себя более достойным в собственных глазах. У тебя есть ты, твоя жизнь, о которых надо заботиться, и тебе следует и необходимо прожить её настолько счастливо, насколько ты можешь. Ты хорошая. Ты заслуживаешь счастья. Будь счастлива!

– Я понимаю про мою жизнь, – пробормотала Тоди. – Но как же ты? Ты же стал частью её. Я хочу, чтобы и ты тоже был счастлив!

– Я на втором плане для тебя, – твёрдо сказал Сареф и улыбнулся. – Ты на первом. Твоя семья, я, предположительно, на втором. Друзья на третьем. Союзники на четвёртом. Соседи на пятом. Соотечественники на шестом. Все остальные на седьмом.

Ответом Тоди был ничего не выражающий взгляд. Она некоторое время смотрела на Сарефа, а потом положила ложку и выпрямила спину.

– Я не согласна, – покачала она головой. – Ты и я должны быть первыми.

– Выбор твой, – мягко ответил он. – Если ты так считаешь, я могу только радоваться. Просто помни это, и с тобой всё должно быть в порядке.

Наконец-то Тоди рассмеялась, и лишь складочка осталась между её бровей.

– Я была очень обижена вчера, когда поняла, что ты подставился под нападение медведицы специально, – продолжила она.

– Сможешь простить меня?

– Конечно! Я уже простила тебя, по сути дела. Мне было глупо обижаться. Ты же должен знать, что я за друг.

– Ты отличный друг. Прости, что так говорю, но я уверен, что тебе и мне очень повезло, что мы встретились тогда, когда встретились, потому что будь ты моложе, ты не справилась бы с жизнью в лесу, а будь ты старше, ты могла бы обзавестись привычками и предрассудками, которые могли бы сделать её намного сложнее.

– Вроде каких?

– Ты могла бояться крови и не смогла бы меня зашить, например. Некоторые девочки теряют сознание от вида крови.

– В самом деле? Это было бы плохо, – нахмурилась Тоди. – Могу себе представить, что бы это было, если бы тебе пришлось нести меня обратно.

– И не говори!

– Так что мы сегодня делаем?

– Как насчёт, устроить выходной? Мы можем остаться дома и почитать книгу.

– Я же не умею читать, помнишь?

– Вот я как раз об этом! Мы почитаем. Я буду читать, а ты начнёшь этому учиться. Как тебе такое?

– Не возражаю. Я только думаю, что умение стрелять может спасти мне жизнь, а как умение читать сделает её лучше?

– Язык – это оружие в обществе, где вместе живут многие люди.

Эти слова потрясли Тоди. Она взглянула на Сарефа с недоверием, но он твёрдо кивнул. Она говорила лишь с матерью и отцом, и редко с торговцами солью, которые приходили дважды в год. Только однажды другой поселенец пришёл за медвежьим жиром для непредвиденного случая. Его дочь обожглась, и надо было смазывать ожог. Разговоры Тоди с другими были такими простыми и ни к чему не вели, что она не могла понять, откуда Сареф такое взял.

– Ты поверишь мне, когда увидишь сама, – грустно улыбнулся Сареф. – Или вернее, когда услышишь! Очень злые люди поняли очень давно, как использовать язык в качестве оружия. Есть много способов. Существует мелкий шрифт, или слова, напечатанные мелкими, светлыми буквами под или на обороте договоров, так что их легко пропустить или недопонять. Так поступают, чтобы заманить людей в договор на условиях, которые хуже тех, на которые они бы согласились. Это раньше включало этикетки на товарах, заявления на займы, гарантии и многое другое. Также, есть очернение. Некоторые очень злые люди изобрели искусные способы создавать слова и выражения так, чтобы сделать своих противников хуже, чем они есть, в умах других, представляя их чудовищами. Они также могли облагородить самих себя в глазах других, не заслуживая никакой похвалы. Если бы кто-то сказал, что ты глупая, ленивая лгунья, перед группой твоих друзей, то они могли бы поверить в это и начать плохо о тебе думать, хотя это было совершенно неправда. Это пример грубой, наглой лжи, но есть гораздо более тонкие способы сказать, по сути, то же самое, но скрытно. Язык также постоянно используется, чтобы поймать. Сотрудники правоохранительных органов записывают за людьми заявления, чтобы собрать доказательства. Подозреваемый или свидетель говорят, а офицер пишет записи. Никто, кроме офицера, не имеют власти над тем, что он запишет. Записи не обязательно совпадают с тем, что лицо сказало, но всегда с тем, что офицер хочет записать. Они могут исказить слова и выражения, чтобы придать им любой смысл. Подозреваемый или свидетель, вероятно, не запомнит, что именно они сказали, но записи офицера сохранятся. Если офицер имеет определённый приказ от своего командования, или у него собственные интересы или мнение, они могут состряпать дело полностью из выдуманных заявлений. Язык является очень могущественным оружием для одних против других. Если ты освоишь язык в обществе, то сможешь достичь гораздо большего, чем с оружием. Тебе следует, потому что люди крайне недовольны, когда им угрожают оружием, но на слова реагируют гораздо спокойнее. Ты можешь воодушевлять, подстрекать, собирать, умиротворять, запугивать или запутывать многих, сказав лишь несколько слов. У тебя никогда не хватит патронов, чтобы достичь того же самого силой оружия.

– А тебе тоже приходилось писать то, что тебе говорили начальники, вместо того, что ты слышал?

– Мне не приходилось, но на меня оказывалось огромное давление к этому. Я не хотел иметь с этим ничего общего и ушёл, отказавшись от оплаты, власти и пенсии.

– И что ты с тех пор делал?

– Поскольку я участвовал в строительстве города, не один, разумеется, но с другими выжившими, то знал его каждую пядь. Это позволило мне переключиться на полностью противоположный род деятельности. Я стал наёмником, бойцом, который решал споры между погнутыми главарями организованной преступности. Делая это, я смог установить свои правила и направить банды и мародёров по узким дорожкам. Поначалу администрация города была напугана, но потом они осознали, что так им оставалось гораздо меньше головной боли. Прости! Головной боли, которой иначе у них было бы гораздо больше.

– Я запуталась! – призналась Тоди. – Это твоё знание языка позволяло тебе делать всё такое, или твоё умение стрелять?

– Оба, милая, – усмехнулся Сареф. – Не владей я искусно языком, мне бы ничего не удалось.

– Так ты пытаешься убедить меня в том, что читать буквы стоит моих усилий, – вздохнула она. – Ну ладно, тогда давай, так и сделаем.

Пока она убирала со стола, Сареф открыл один из своих ящиков и вынул коробку с несколькими книгами в ней. Он поставил её на стол и положил на него полотенце. Потом он положил на него одну из книг.

– Это ещё зачем? – спросила Тоди.

– Эти книги стали бесценными в наши дни, – ответил он. – Никто больше не может их печатать, потому что больше нет ни чернил для букв, ни бумаги для страниц, ни клея, чтобы их соединять. Они – последние памятники потерянной цивилизации. Сейчас они совершенно новые, но как только мы начнём их читать, они начнут стареть. Давай попытаемся сохранить их в таком состоянии, сколько сможем.

– Ты имеешь в виду, что знания всё ещё существуют, но их нельзя вложить в книгу? – ахнула Тоди.

– Да, дружок! – ответил Сареф. – Знания есть и в моём планшете, и на других устройствах. Их просто больше невозможно напечатать на бумаге.

– А, теперь поняла, – вздохнула Тоди. – Лишь немногие могут выучиться, но с книгами это мог бы быть каждый.

– Точно, дружок!

Тоди пришла и села рядом с Сарефом. Как только она увидела обложку книги, она непроизвольно рассмеялась. Смешные картинки заполняли её рядами и колонками. Сареф не спешил открывать обложку, пока Тоди хорошо не рассмотрела каждую картинку.

– Что это такое? – наконец, спросила она.

– Это картинки, представляющие звуки, которые твоё горло произносит, чтобы сказать слова. Это – буквы алфавита.

Сареф произнёс вслух все буквы, одну за другой, и Тоди повторила их.

– Я их видела раньше, – заметила она. – Мама и папа изредка смотрели на клочки бумаги с такими знаками на них. Я не знала, что это было, а они не слишком-то хотели, чтобы я смотрела. Но я узнаю буквы, вернее некоторые из них. У тех были ещё такие закорючки сверху и снизу, которых я здесь не вижу.

– Ты только что подтвердила мои подозрения, – вздохнул Сареф. – Буквы с дополнительными акцентами – иностранные. Мы не используем акценты, кроме как в особых случаях.

– А можно посмотреть, что в книге? – Тоди, казалось, пропустила его слова мимо ушей.

Сареф перевернул обложку и титульную страницу. На первой странице стояла огромная буква 'А' поверх картинки спелого абрикоса и его половинок с косточкой.

– А, первая буква в слове 'абрикос', – прочёл Сареф. – Абрикос – это фрукт. Он растёт на абрикосовом дереве. На вкус он от кислого до сладкого и содержит много витамина Ц и железа.

– Железо в абрикосах? – ахнула Тоди и рассмеялась. – Как такое возможно? Они же не твёрдые!

– Оно в них растворено, как соль в еде, – объяснил Сареф, чуть озадаченный её наблюдением. – Ты меня всегда приятно удивляешь. С тобой никогда не удаётся следовать по натоптанному пути. Спасибо, дружок!

Тоди улыбнулась, опёрлась головой на локоть и показала в книжку: «Мне любопытно, что ещё там написано!»

– Да, конечно, милая! Время не ждёт. Давай читать дальше.