Текст книги "Заставь меня помечтать (СИ)"

Автор книги: Нинель Языкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

Эта «Пиццерия» являлась таким себе итальянским фаст-фудом, но в отличие от настоящего, предлагала очень вкусную и, самое главное, дешёвую и полезную пищу: пиццу, пасту, всевозможную морскую рыбу, а также, пирожное и мороженое, вкуснее которого Зина и не пробовала.

Маленький и уютный ресторанчик для девчонок казался особым миром, где можно было встретиться с разными людьми, студентами, рабочими, туристами, моряками из Украины, России, в общем, со всеми. В «Пиццерии» всегда толкалась куча народу, среди которых подруги легко растворялись и не привлекали внимания карабинеров, что для них, в их незаконном положении, было очень важным.

Там их всегда ждали свои постоянные партнёры, как итальянские, так и выходцы из бывшего социалистического лагеря, знакомые девчонки, такие же нелегалки, и не только из Украины, а и Белоруссии и Молдавии.

В общем, это был их мир, где можно было хорошо расслабиться после трудовой недели и, не боясь полиции, прекрасно отдохнуть.

Сейчас Зина получала восемьсот евро, а это всё-таки не пятьсот, поэтому позволяла себе маленькие праздники. Они с Алёной с утра прошлись по небольшим лавкам, таким чудным маленьким магазинчикам, и Зина прикупила себе белую курточку и белые брючки.

Курточка была украшена голубыми вставками в розовый мелкий цветочек, вроде ситца, и к Зининым голубым глазам шла просто замечательно.

Наряд дополняли белые ботиночки с кружевными кожаными оборками. В общем, Зина вертелась перед зеркалом, словно Оксана из фильма «Вечера на хуторе близ Диканьки» и, глядя в своё отражение, улыбалась, говоря при этом, знаменитые слова:

– Ах, и до чего же ты, душенька, хороша!

– Поднимаешь себе настроение? – подшучивала Аля над подругой.

– А чего его поднимать, когда оно и так хорошее? – смеялась в ответ Зинаида. – Я не умею долго грустить, не в моём характере придаваться унынию. А если ты насчёт Риккардо, так это всё пустяки. Ведь жила же я как-то до него раньше, проживу и после.

Но, Зина перед подругой лукавила. Этот итальянец чем-то её хорошенько зацепил. А чем, она сама не понимала. Думала, думала, и решила, что, скорее всего, внешностью. Уж больно он был похож не её погибшего мужа Сашу. Как она сама выразилась – общий генотип.

«Цыгане, они везде – цыгане», – мелькнуло в голове у Зины. Почему вдруг ей пришла на ум эта фраза, она не знала, просто общение с Риккардо высветило перед глазами именно такие ассоциации.

И вообще, Красавчик растеребил Зинины нежные чувства, которые были глубоко запрятаны в недрах её застывшей души и многие годы там спокойненько себе спали. Вернее, это Зина думала, что спали, а на проверку оказалось, что они и не спали вовсе, а так, чуть-чуть дремали. И только появился подходящий случай, как они сразу же очнулись и заявили о себе громким голосом, проявлявшимся, почему-то, в мучительных воспоминаниях прошлого.

– Нет, ну просто какая-то хреновина с морковиной, – уже вслух, а не про себя, выругалась Зина, – этот паршивый итальяшка растеребил мне душу так, что из неё полезли даже те воспоминания, которых я не хотела бы и торкаться.

– Поделишься с подругой? – спросила участливо Аля.

– Поделюсь, но не сейчас. Потом, как-нибудь, когда будет соответствующее настроение. А сейчас мне хочется веселиться, а не вспоминать своё далёкое прошлое.

В понедельник с утра Зина, вся в обновках, заявилась в дом Риккардо. Ей хотелось, чтобы он увидел её красивой и нарядной. Ещё вчера, сидя в «Пиццерии», она смотрела на Настю с Бруно, которые подсели к ним за столик, и задавала себе вопрос:

«Ну чем я хуже этой выдры?» Настя, конечно же, совсем на выдру и не похожа, очень даже симпатичная женщина. Просто это Зина так выражалась. Она никак не могла понять, отчего у других жизнь идет, как по писанному, а у неё через пень колоду. И вопрос «Чем я хуже неё?» в тот момент ей казался вполне справедливым.

Риккардо в доме не было. Он давно уже уехал на работу, оставив Зине на столе в гостиной записку. Настроение у неё от этого не упало, так как в записке он называл её «своей любовью».

Она весь день хлопотала по дому, напевая в голос итальянские слова «amore mio», даже не представляя себе, какая впереди ждёт её ночь. Если бы она знала, то на порог бы не ступила. Но, человеку не дано видеть своё будущее, поэтому Зина и не подозревала о предстоящих событиях.

Она убирала в спальне на втором этаже, когда почти к вечеру, в сумерках, стукнула входная дверь. В доме было тихо так, что всё, что происходило в гостиной, наверху слышалось очень хорошо.

По шагам Зина определила, что это Мина. От волнения сердце её дрогнуло, и слегка затряслись руки. Она знала, что от объяснений и разговора ей не уйти. Даже если за неё заступится Риккардо, она всё равно будет ему чужая, а Мина, несмотря ни на что, останется родной сестрой и её слово будет первым.

Шаги по лестнице отзывались в Зинином сердце громким стуком. Даже если их совсем не было слышно, Зине от страха казалось, что они гремят на весь дом. Дверь с грохотом распахнулась и перед Зиной предстала Мина, полная гнева и ненависти. Её чёрные глаза метали гром и молнии.

– Ну что, гадина, – шипела Мина-кобра, – думаешь, что влезла в постель к моему брату и останешься здесь навсегда? Я же тебя предупреждала, никакого флирта. Теперь пеняй на себя.

– Спокойно, сеньора Мина, у нас и правда, нет никакого флирта, – пыталась оправдываться Зина. Но её оправдания летели в пустое пространство. Мина от гнева её не слышала. Она оставалась глуха ко всем доводам, которые Зина старалась привести. Она слышала только себя, свои слова и больше ничего.

– Убирайся вон и без выходного пособия, – кричала в сумасшедшем припадке Мина. От злости её так колотило, что Зине казалось, ещё чуть-чуть, и та упадёт на пол и забьётся в конвульсиях.

Зина испугалась не на шутку. И всё же, чтобы хоть как-то себя защитить от неправедного гнева, она произнесла фразу, за которую потом будет себя ругать. Но сказанного уже не воротишь:

– Не Вы меня нанимали, не Вам и увольнять! – выкрикнула она в ответ на грозные визги хозяйки.

– Что? – оскалила свои огромные зубы Мина, – ты ещё противоречишь? Ну, ладно. Пеняй на себя. Не хотела я тебе уж совсем делать гадости, но ты сама виновата.

Мина развернулась и быстрым шагом помчалась в гостиную, где на стене висел телефон.

– Полиция, – услышала Зина «магическое», в смысле «ужасное» слово, – я хочу сделать заявление.

Какое заявление Мина делала, Зина уже не слышала. Её как ветром сдуло. Все вещи, которые она принесла туда, всё осталось на месте. Зина только успела надеть ту одежду, в которой пришла сегодня, захватить сумку с документами, без которых никуда не ходила и тихонько выскользнуть. Выскользнуть так, чтобы этого не заметила разъярённая женщина.

От страха Зина не понимала, что она делает. Она летела в неизвестном направлении, только бы её не увидела полиция и не загребла в участок. Если это произойдёт, то её депортируют буквально за сутки, и тогда прощай Ольгина квартира, Фёдора машина и Зинино обеспеченное будущее.

Зина бежала по извилистой улочке и лихорадочно соображала, что ей делать. Наверное, нельзя и домой к себе. Вдруг Мина знает её адрес? Тогда что? Позвонить Алевтине? Вот. Точно. Нужно поговорить с подругой. Может, что посоветует.

– Алло, Аля, у меня трындец! – закричала Зина в трубку.

– Что случилось? – испугалась Алевтина. Такой интонации в голосе подруги она ещё не слышала.

– Ничего не случилось, – нервно хохотнула та в ответ, – если не считать того, что меня сейчас разыскивает вся полиция Неаполя.

– Ты серьёзно? – не поверила Аля.

– Нет, шучу, – ещё больше распсиховалась Зинаида. – Это теперь шутки такие. Аля, ты что, не понимаешь, у меня на хвосте полиция, и я не знаю, что мне делать!

– Так. Не паникуй! – в голосе подруги Зина услышала уверенность, которой ей сейчас так не хватало. – Ты не бегай, как ненормальная, по всем закоулка с целью спрятаться. Всё равно не спрячешься, а отправляйся прямиком в нашу «Пиццерию» и затаись там, как мышь. Пересидишь в ресторанчике ночь, а утром, если полиция к нам не заявится, вернёшься домой. И уже потом придумаем, как тебе быть.

Зина поняла справедливость Алиных слов. Мотание по закоулкам ни к чему не приведёт. В Неаполе есть такие улицы, где иностранцам лучше не показываться. Именно там, в борьбе с преступностью, больше всего и шастает полиции. Ничего не оставалось делать, как сесть в автобус и поехать на улицу Караччиоло.

Зина не любила пить. Можно на пальцах посчитать, сколько раз она напивалась в своей жизни. И то на одной руке, потому что пальцев вполне хватало и на ней.

Но сейчас Зину понесло. Так всегда бывает, когда хочешь напиться, никогда не напьёшься и наоборот. Хочешь остаться трезвым – будешь пьяным вдрызг.

Всё так и случилось. Зина совсем не хотела напиваться. Она хотела только немного расслабиться, чтобы руки не дрожали, и сердце отпустило страх, который выматывал всю душу.

Но, видать, на голодный желудок, да ещё от стресса, который она только что перенесла, Зина назюзюкалась, что говорится, в стельку. Этот лимончино,– какая зараза придумала такой ликёр? – пился настолько легко и вкусно, что Зина совсем и не заметила, как оказалась пьяна.

Весь вечер и пол ночи она кляла себя за то, что не ушла сразу, когда Мина ей предложила это сделать, а стала в позу. И весь вечер и пол ночи она опрокидывала в себя рюмку за рюмкой, чтобы справиться с тем, что ругала себя за это.

Итальянцу, некрасивому и неизвестному, который присел за её столик, она всё время задавала один и тот же вопрос:

– Ну почему я сказала Мине, что не она меня брала на работу? А? – вместо «А?» у неё получалось «Ак», потому что, от выпитого в таком количестве спиртного Зинаида уже внятно не говорила, а просто икала.

Неизвестный итальянец только масляно улыбался, гладил её по руке и куда-то приглашал.

От ликёра Зина стала смелой, она ругала полицию, всю итальянскую систему и плела заплетающимся языком жалобные песни насчёт несчастной доли нелегалов.

Она настолько опьянела, что ей вообще было уже на всё наплевать, поэтому она, не думая, куда идёт и что делает, вышла вслед за незнакомцем и села к нему на заднее сидение в машине.

Чего она с ним поехала, Зина не знала, но, видать, это был перст судьбы.

Всё это станет ясным потом, ну а пока, от безысходности, от отчаяния, от каких-то необоснованных обид, Зина влезла в чужой автомобиль и её повезли в чужом направлении. Но ей было всё равно.

В машине Зина продолжала выяснять отношения с эфемерными полицейскими. Она уже научилась размахивать руками так же, как и местное население. Только добавила в этот жест и свою нотку. Обзывая полицейских итальяшками-какашками она, ничего не соображая, ещё и крутила им комбинации из трёх пальцев, то есть дули.

Всю долгую дорогу Зина громко ругалась и кричала. Неаполитанец, который так опрометчиво пригласил её с собой по каким-то, только ему известным надобностям, начинал понемногу нервничать. Он, привыкший к женщинам своего воспитания, никак не мог понять славянской души. А Зинина душа жаждала выхода.

Неаполитанец, глядя в зеркало заднего вида на очередную дулю, которую Зина с остервенением тыкала ему в затылок, не выдержал и вспылил. Не зная Зининого языка и не понимая, что эти фигуры предназначены совсем не ему, незнакомец вдруг разорался на своём диалекте, который Зинаида и понять-то толком не могла.

Он резко остановил машину, быстро из неё выбежал, открыл заднюю дверцу и вытолкал Зинаиду взашей, причём с такой силой, что она не удержалась, а полетела кувырком куда-то вниз в глубокий овраг.

Всё это он проделал, продолжая орать и размахивать руками. И с таким же криком незнакомец сел в машину и на высокой скорости укатил в неизвестном направлении, оставив Зинаиду одну в кромешной тьме.

Зина летела кубарем, больно ударяясь во всевозможные кочки и земляные валуны. Она бы летела ещё дальше, но смогла затормозить, ухватившись за какой-то куст, который попался на её пути.

Зинаида почти отрезвела. Куда делась та смелость и та бесшабашность. Оказавшись одна в глубоком овраге или, хуже того, пропасти, Зина боялась пошевельнуться, чтобы ещё дальше не скатиться в пугающую глубину.

А ночи в Неаполе, как на любом юге, фиолетово-тёмные, словно чернила в чернильнице. Темно, хоть глаз выколи. Невидно, можно сказать, даже вытянутой руки. Хорошо, привычка вешать сумку через плечо, не оставила Зинаиду даже в пьяном состоянии, и теперь документы были при ней. Сделай она по-другому, то и сумка и всё её содержимое валялось бы сейчас, где-то, на дне каменного ущелья. А там пойди, найди её в такой темноте. Глубокая ночь и глубокая темень, даже звёзды не мерцают на небе. И непрекращающийся шум морских волн, идущий откуда-то снизу пропасти. Шум, сводящий с ума. Ужас!

Радовало ещё и то, что в сумке мобилка, а в мобилке фонарик. Зина включила его и ахнула: проклятый итальяшка, знал, где выкидывать. Зина держалась за куст полого склона, в котором не было конца. Если бы не этот спасательный «зелёный круг», за который она ухватилась в своём ночном полёте, то не видать ей больше света.

Но, дуракам и пьяницам везёт. Повезло и Зине. Будь она трезвая, то ни за что не выбралась из этого ущелья. Никогда и ни за что. А в пьяном виде она на пузе проползла все выбоины и колдобины и выбралась-таки наверх.

Правда, вид у неё был ещё тот. На улице стояла глубокая осень, земля, подмоченная мелкими и затяжными дождями, была влажной, поэтому белые брючки, белая курточка, с такой любовью купленные на днях в магазине, превратились за это ночное приключение в бомжатские лохмотья.

Слёзы радости, что благополучно вылезла сама, а не с помощью полиции, от которой так старательно бежала, текли по лицу бурным потоком, который Зина размазывала грязными руками. В общем – «красавица».

Как назло, потухла мобилка, и узнать, который час, не представлялось возможным. В общем, всё один к одному. Хорошо, выглянула на минутку луна и осветила дорогу. И Зина, не имея другой альтернативы, пошла туда, куда глаза глядят.

Но, так уж фишка легла, что оказалась Зинаида в конце своего пути в каком-то саду, где висели удобные качели, на которых лежал тёплый плед и небольшая подушечка.

Зина себе вопросов не задавала. Да и к чему их задавать, если она устала до жути, если её ноги уже не шли, а ползли. Она была до безумия счастлива, что этот путь, наконец-то, обрёл вполне цивилизованный вид. Она забралась на этот диванчик-качели, свернулась калачиком, накрылась пледом и, согревшись, заснула сном младенца.

«Всё, что будет потом – будет потом, а сейчас мне нужно выспаться. Дальнейших испытаний я просто не выдержу», – эта философская мысль была последней в Зининой голове за прошедшую и такую невероятную ночь.

Современный человек, по своей сути, ленив и пассивен. Ему не свойственная борьба, она ему противна и она его утомляет. Ему лень бороться с трудностями, которые попадаются ему на пути. Ему лучше сложить руки и ждать, что всё разрулится само собой.

Зина не была исключением. Она тоже устала бороться и точно так же отстранилась от реальности. Удобно устроившись и на всё махнув рукой, Зинаида уснула. Её сон был безмятежен. Во сне ей казалось, что все испытания позади, и что, наконец, наступил покой.

Да, так думала Зинаида, но судьба, которая крутит колесо жизни, как хочет, решила и здесь сделать по-своему. Она подготовила Зине с ног сшибающий удар. Всё то, что недавно произошло, было душистыми цветочками по сравнению с тем, что Зинаиду ожидало. Будущие ягодки имели сокрушающую силу, силу, которая способна уложить в нокаут даже такого знаменитого на весь мир атланта, как Виталий Кличко.

Италия! Удивительная страна. Глубокая осень, конец ноября, почти начало зимы, а на улице не холодно. Тёплое туманное утро спрятало под газовой занавеской чудесный сад, накрыло его влажной пеленой, чтобы, как настоящий мастер своего дела, слегка растушевать, разбавить такое, разгулявшееся не на шутку, буйство красок.

Вечнозелёные заросли раскидистых кустов переплетались с жёлтой, розовой, оранжевой листвой засыпающих на зиму деревьев. Экзотические стройные пальмы, как настоящие южные красавицы, лениво шелестели своим распушенным лохматым головным убором, затеяв лёгкую игру с нежными струями утреннего ветерка.

Даже розы, яркое и прекрасное свидетельство поздней осенней любви, с ещё большим наслаждением отдавали в это утро свой чудесный аромат, и, словно практикующий химик, смешивали его с запахами хризантем и пожухлой листвы.

Казалось, ничто не могло нарушить идиллию этой чудесной красоты, но шум прибоя, шум морских волн, не по-осеннему бьющихся о крутой берег и с сильным грохотом отталкивающихся от него, напоминали о том, что не так уж всё спокойно и безмятежно этим утром.

И чайки – гордые небесные буревестники. Они своим тревожным криком рассеивали природный покой, поднимали флору и фауну на ноги, будили её и громко сообщали о том, что утро вступило в свои права.

А вот Зина, вопреки природе, просыпаться не хотела. Она, слыша сквозь сон и шум прибоя, и крик взбалмошных чаек, хотела ещё, хоть на мгновение, остаться во власти сна. Перспектива нового дня её не прельщала. Воспоминания прошедшей ночи, затихшие вместе со сном, ударили в висок с новой силой пробуждающегося утра. Поворачиваясь на бок, она даже слегка застонала от ран телесных и ран душевных.

Сначала Зинино внимание сконцентрировалось на собственном теле. Оно всё болело. Не было ни одного места, которое она бы не ощущала. Конечно, так лететь кубарем в бездну. Спасибо счастливому случаю, подставил вовремя преграду в виде куста, за который она, словно воздушный гимнаст, ловко ухватилась, не то, лежать бы ей сейчас на дне пропасти.

Во-вторых, внутренний голос, проснувшийся вместе с тёплым утром в душе, вопил благим матом, ругая Зину вдоль и поперёк за то, что в её голове не осталось ни одной умной клёпки:

«Какого лысого я так напилась? – ругала она себя по чём зря. – И какой леший в задницу толкнул, чтобы я села в машину незнакомца? Этого шизанутого итальяшки, который выбросил меня в пропасть, как ненужный хлам? Что на меня нашло?»

И тут, как всегда это бывает, из глубоких недр памяти неожиданно выплыла картина. Зина вдруг вспомнила, что, когда она задумала поехать в Италию, то заглянула в гороскоп, чтобы узнать о своём решении и о его последствиях. Всё, что она там прочла, её устраивало, но одна фраза удивила необычайно. Тогда она это выражение не смогла ни понять, ни сопоставить со своим характером. Ведь по своей сути Зинин знак говорил о целесообразной решительности, о практичности. А та фраза, которую она прочла в конце текста, развернула её совсем в другую сторону.

И только сейчас, лежа на чужих качелях, в чужом саду и непонятно где, Зина это выражение поняла со всей отчётливостью. Это злосчастное выражение как приговор, звенело в ушах: «Часто не разбирается в мотивах своего поведения».

«Вот! – воскликнула Зина в молчаливом разговоре, – Вот, где собака зарыта. Предупреждал же меня гороскоп, думай, говорил он мне, а потом действуй. Так нет, я сначала напилась до поросячьего визга, до того состояния, когда ничего не понимаешь, что творишь, и вот теперь – «вуаля!»

В конце своего такого бурного молчаливого разговора Зина наконец открыла глаза и. . . Перед ней стоял пожилой сеньор и внимательно её разглядывал.

Сколько ему лет, Зина всё равно не угадала бы. Итальянские мужчины в своём внешнем виде имели черту денди. Всегда подтянутые, молодцеватые, одеты с иголочки, они никогда не выглядели на свой настоящий возраст. Не один раз Зинаида попадала впросак, видя перед собой ровесника, а на самом деле семидесятилетнего старца. Вот и сейчас, мужчина был в возрасте, но, сколько ему лет, понять невозможно.

Зина даже не испугалась. Честно говоря, она уже устала всего бояться, поэтому решение дальнейшей своей судьбы отдала на откуп провидению. Как оно поступит, так и будет.

Провидение же в лице пожилого сеньора заговорило приятным тембром:

– Ты кто такая? Откуда здесь?

– Не волнуйтесь, – улыбнулась Зина, потому что никакой агрессии со стороны незнакомца она не почувствовала. – Я не воровка. И не нищенка. Меня зовут Зина и я здесь по недоразумению.

Зина слегка смутилась, потому что слукавила. Она сказала сеньору, что не нищенка, а у самой в кошельке остались незначительные крохи. В баре под пьяную лавочку она растратила почти все евро, которые на тот момент у неё были. Тогда Зина не думала и не гадала, что очутится в какой-то глуши и вдалеке от дома, где у неё в укромном месте припрятаны кое какие средства на непредвиденный случай. И как всегда, когда этот непредвиденный случай случился, она оказалась почти без средств.

– В твоей речи слышится акцент. Ты что, иностранка? – удивился сеньор.

– Да, я в Неаполь приехала на заработки.

– В Неаполь! – воскликнул мужчина. – Да это же в другой стороне. Ты хоть знаешь, где находишься?

Зина молча мотнула головой в стороны.

– Я здесь появилась ночью. Случайно. Каким способом даже не хочется вспоминать. Стыдно признаться, но мне неизвестно, где я.

– Ты находишься в Марекьяро. Это пригород Неаполя. Интересно, каким это ветром тебя сюда занесло?

– Лучше не спрашивайте, – усмехнулась Зина. Она улыбалась, а у самой на душе кошки скребли.

Ей ведь нельзя даже выйти на улицу, чтобы сесть на какой-нибудь транспорт и добраться до дома. Белая курточка и белые брюки такие грязные, словно она валялась в канаве. Собственно, чего греха таить, она-то как раз в канаве и валялась. Грязная, неумытая, как такой появиться в посёлке перед людьми? Связаться с подругой и узнать, стоит ли ей возвращаться домой, она не может, мобилка села. Да и денег, которые должны спасти в такой ситуации у неё, к сожалению, тоже нет. Или вернее есть, только такая мелочь, что помощи от них никакой. Что делать? Как быть?

И тут появилась мысль – смекалка, которая выводит славянского человека из патовой ситуации. Ну, так уж устроен мозг у славян. В трудную минуту он всегда найдёт лазейку. Только бы она сработала.

Терять было нечего, и Зина решила идти ва-банк:

– Неловко Вас просить, но мне больше не к кому обратиться, разрешите мне у Вас привести себя в порядок, а я Вам отработаю, – «если откажет, значит, так тому и быть, – подумала про себя Зина, – но попытку я всё же сделала».

– Что? Всё так плохо? – спросил участливо сеньор.

– Да не то, чтобы плохо. Просто, – Зина пожала плечами и показала глазами на себя, – как в таком виде где-то появиться. Полиция сразу заберёт в участок. А я у Вас в Италии живу нелегально.

О том, что она здесь находится на нелегальном положении, Зина сказала сразу, во избежание всяких недоразумений. Если сеньор возьмёт её к себе на службу, он обязан об этом знать. И вообще, отношения хозяин-работник должны основываться на доверии, иначе потом проблем не оберёшься.

– Ты имеешь жильё в Неаполе?

– Конечно. Я снимаю квартиру вместе с подругой, но мне сейчас там появляться нельзя. У неё неприятности по работе, и нам лучше пока пожить отдельно друг от друга, – Зина немного приврала, но ведь она не могла сказать, что это у неё неприятности с бывшими хозяевами. Только заикнись об этом, так сразу получишь отказ. Нет, так рисковать Зина сейчас не имела права.

– Скажу прямо, – старичок улыбнулся. Несмотря на такой преклонный возраст, улыбка у него была приятной, – мне нравится твоя честность. И хотелось, чтобы впредь так и было.

– Так и будет, – Зина, от переполняющих её чувств, схватила сеньора за руку, – можете не сомневаться.

– Ну, хорошо, – мужчина развернулся, махнув при этом Зине рукой как бы приглашая следовать за ним, – во-первых, называй меня Лоренцо. А во-вторых, я тебе сейчас покажу свои владения и расскажу о твоей работе.

У Зины кружилась голова от счастья и от голода. Да, она была счастлива, потому что все проблемы, которые свалились в последнее время ей на голову, решились быстро и просто.

А голод о себе заявил сразу, как только она поняла, что её принимают на работу. Спазм, который железной хваткой держал всё тело, тут же отпустил. Организм мгновенно расслабился, и в животе зазвучали знакомые звуки. Хорошо, Лоренцо был глуховат или, как джентльмен, делал вид, что не слышит, а то пришлось бы Зине гореть от стыда,

Но всё это была такая мелочь, по сравнению с тем, что Зинаида видела сейчас перед своими глазами. А видела она чудесный и таинственный сад, очень старый и совсем запущенный. Правда, тропинки, которыми прохаживался не спеша (а куда ему торопиться?) этот старый сеньор, имели вполне цивильный вид. «Наверное, за садом всё-таки ухаживают, просто он древний и справиться с ним нелегко», – подумала про себя Зина.

Да, за тропинками ухаживали, так как вскоре они вышли на широкую дорогу, уложенную брусчаткой, которая вела прямо к дому – величественному старинному зданию. Это был и не дом вовсе, а какой-то, убелённый сединами и завитый кучерявыми бакенбардами, то есть, обвитый диким виноградом, двухэтажный палаццо.

Отстроен старым камнем, с огромными «французскими» окнами и такими же большими на все окна деревянными ставнями, этот шедевр старинного искусства произвёл на Зину неизгладимое впечатление. Особенно окна – мечта детства.

Сколько Зина себя помнила, она всегда мечтала о Франции. Ещё в молодости, когда появилась мода на всё французское: французские фильмы, духи, бельё, Зинина душа рвалась в Париж. Увидеть Эйфелеву башню, походить по Елисейским полям, заглянуть в Лувр – вот заветная мечта юной девушки.

Но, разве могли тогда советские люди ездить туда, куда им хочется? Конечно, нет. Поэтому, побывать в заветном Париже Зина смогла только во сне. Но свою мечту – «французские» окна она не забыла.

У себя в селе Беленьком, живя в совсем обычном из простого кирпича доме, ей хотелось иметь кусочек французского чуда. Зина знала, что, когда есть «французские» окна, то в каком бы доме она ни была, в какой бы квартире, пусть даже в обыкновенной «хрущовке», ей всегда будет казаться, что за прозрачной занавеской – парижская улочка или, как минимум, палисадник.

Но, чтобы претворить сказочную мечту в жизнь, для этого нужны реальные средства, за которыми она как раз и поехала в Италию.

По сути дела «французское» окно – это скорее дверь или даже целая прозрачная стена, которая может открываться как вовнутрь, так и наружу и обычно выходит в сад или маленький дворик. Такое окно попросту стирает грань между домом и садом.

Через «французское» окно хорошо проходить в зимний сад, о котором Зина тоже мечтала. Но здесь, в южной стране зимние сады не нужны. Здесь тепло даже зимой, поэтому в итальянском палаццо «французские» окна, скорее всего, служили по прямому своему назначению – для освещения огромных комнат и для прохлады в летнюю жару.

От дома и от сада веяло такой глубокой стариной, что Зине казалось, будто она попала в настоящее средневековье. Комнаты внутри были убраны древней фамильной мебелью и представляли собой старых и забытых невест прошлого. Картины в позолоченных рамах, канделябры – всё это выглядело искусной бутафорией, художественной декорацией к итальянской опере.

Зина оказалась в сказке, только не во сне, а наяву. За всю свою итальянскую карьеру, пусть она была и не такой длинной, как хотелось бы, Зинаида красивее этой усадьбы видела, разве что, исторические музеи. Правда, дом был не очень высоким, всего в два этажа, но ценности от этого он не терял.

Потом, впоследствии, дни, проведённые в этой усадьбе, Зина будет вспоминать как самое прекрасное время своего итальянского турне. Когда она здесь появилась, Лоренцо обитал в одиночестве. Его жена, уехавшая к сыну на несколько дней в Рим, подцепила простуду и слегла на неизвестное время.

Мужчина остался один на один с трудностями, которых не мог преодолеть. Никакой прислуги супружеская чета никогда не держала. Матильда, так звали его жену, была скуповата, мужа к хозяйским делам не допускала и старалась с ними справляться сама, поэтому Лоренцо в свои восемьдесят пять лет оказался в роли беспомощного младенца.

Первую неделю сеньор храбрился и строил из себя независимого и самостоятельного мужчину. Но на вторую неделю запас его физических и моральных сил угас, ему стало скучно и тоскливо. Да и обеды, заказанные в местном ресторане, ему поднадоели.

По воле судьбы Зина оказалась, как говорится, в тот самый момент и на том самом месте. Так что, встреча их была заранее спрогнозирована и спасла две одинокие души от невзгод и печалей.

– Святой Бенедикт Нурсийский! Зина, ну что ты копаешься? Давай, шевелись, ты же знаешь, что сегодня приезжает Матильда, мне нужно её встретить, а ты копаешься, как не знаю кто, – Лоренцо уже стоял на выходе, ожидая, когда Зина принесёт, наконец, ему куртку.

– Как мокрая курица, – подсказала ему, подбежавшая с курткой, Зинаида.

– Как кто? – в удивлении поднял брови Лоренцо.

– У нас, в Украине, на тех, кто не торопится, говорят, что он копается как мокрая курица, – уточнила Зина.

– А в Неаполе нерадивых иностранцев называют «pollo» – варёная курица, что, в общем-то, одно и то же, – усмехнулся Лоренцо.

Зинаида действительно сегодня была «варёной курицей», и не удивительно. Она почти ночь не спала, только под утро прикемарила. Всё думала о том, как отнесётся к ней хозяйка.

Сожаление, что месяц их с Лоренцо беззаботной холостяцкой жизни пролетел, словно его и не было, не оставляло Зину даже после завтрака. И страх. Он опять вернулся.

Зина боялась приезда Матильды. Боялась, потому что знала, чего от неё ожидать. Даже не так, вернее будет сказать, она предчувствовала всем своим сердцем, что ничем хорошим это их знакомство не закончится.

У неё уже был печальный опыт, когда в семье всем заправляла женщина. А неаполитанские сеньоры – это вообще отдельный разговор.

Там балом правила сестра, а тут совсем чёрти что, просто срам Господний. Муж женат на своей родной сестре. Кошмар!

Об этой их тайне Зина узнала случайно, когда Лоренцо нечаянно проговорился. Они обговаривали день приезда Матильды и Рождество, которое должно было произойти буквально на следующий день после её приезда, и Зина, невзначай, так, просто для информации, ну чтобы быть в курсе дела, спросила у Лоренцо, сколько лет его жене.

– Столько же, сколько и мне. Мы ведь с ней двойняшки, – не раздумывая, ответил сеньор. Это произошло совсем недавно, буквально два дня назад, когда они приехали из магазина с покупками.

Надо сказать, что Лоренцо был щедрым человеком. Итальянцы, они вообще-то, по своей сути, не жадные. Просто им безразличны судьбы посторонних людей, особенно каких-то там иностранцев. Для них главное не связываться с законом, и когда они нанимают к себе на работу нелегалов, то очень рискуют своим положением. Поэтому, в отношении своих незаконных работников итальянцы не очень-то заморачиваются, чуть что – сразу на улицу. Сама Зина, например, была тринадцатой в семье Риккардо. Наверное, это несчастливое число и сыграло с ней такую скверную шутку.