Текст книги "Год рождения тысяча девятьсот двадцать третий"

Автор книги: Нина Соболева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Он хлопнул дверью и ушел, вернулся поздно ночью. Мама просила меня одуматься и извиниться перед папой, а я укрылась с головой одеялом и сделала вид, что сплю, а сама всю ночь думала о том, как мне быть дальше. Теперь изменилось все, и я больше не могу оставаться на иждивении родителей. Изменилось за последнее время и мое отношение к школе. Вовсе не обязательно кончать ее ради аттестата и ради неизвестно какого, но непременно «наивысшего» образования. Меня сейчас примут на второй курс любого техникума или училища, и через два года я уже буду иметь специальность и полную самостоятельность. В техникуме бывает производственная практика и там немного платят. И вечерами еще можно подрабатывать, хотя бы уборщицей.

Изменилось и мое отношение к себе. Хватит мне быть в роли маленькой девочки, которой диктуют с кем дружить, в какое время являться домой, какие книги читать, и даже о чем можно думать, а о чем нельзя, так как еще «не доросла», и «главное мое дело – учить уроки и тройки не получать».

И вот уже два дня, как я утром ухожу вроде в школу, а сама иду по адресам всяких техникумов и училищ (из телефонной книги выписала), чтоб найти, где примут меня сейчас, в середине года, и где есть общежитие. А профессия – безразлично какая, любому делу можно научиться и хорошо работать. Пока еще ничего подходящего не нашла, но вроде в строительном обещали место в общежитии, но только в июне, после того, как разъедутся на практику. Я еще и треть адресов не объездила и надеюсь, что в конце-концов найду себе и место, где можно учиться, и угол, где можно жить.

Костя все эти мои планы очень одобряет и даже сказал, что если у меня с общежитием не получится, то он поговорит с родителями, чтобы временно жить у них на кухне. Но мне как-то не хочется у них, даже временно: получится, что я действительно Костина «невеста» (его мама шутя меня так назвала однажды, и я теперь избегаю заходить к ним домой).

Вот такие у меня дела… Понимаю, что в школе тоже предстоит скандал, когда выяснится, что я не только не болею, но и прогуливаю и вообще ухожу из школы. Ну да наплевать – все равно после того, как определюсь, придется идти за документами и объясняться. А если начнут прорабатывать, то напомню, что уже паспорт имею, а через два месяца и совершеннолетней стану и, значит, по Конституции, имею полное право распоряжаться собой. Только вот худо будет, если по комсомольской линии возьмутся… Как бы выговор не схлопотать. Ну, а если я хочу пополнить ряды рабочего класса – разве это государству во вред, разве противоречит задачам комсомола?

5 февраля 1941 г.

Вот сколько времени прошло после последней записи. Перечитала январскую страницу и все так вспомнилось… Ведь я тогда действительно чуть не бросила школу. Но, как ни странно, за эти две недели все более или менее утряслось, и я дома, продолжаю учиться и даже имею некоторые успехи. Во всяком случае, троек у меня пока больше нет, и надеюсь так держаться до конца учебного года. Не знаю, может, это малодушие – принять решение, а потом отступиться от него. Но мне кажется, что именно пересмотр своего решения потребовал большего усилия воли, чем принятое решение бросить школу. А было так: я уже совсем было договорилась о переходе на 2-й курс строительного техникума (на ул. Марата), как вдруг выяснилось, что мне надо заплатить 30 рублей за учебу. Я совсем забыла, что обучение в техникумах платное. Я думала, что они приравнены к ремесленным училищам. А оказывается, платить надо, да еще все тридцать рублей, а не половину, так как им безразлично, с начала года я подключилась ко второму курсу или в середине. Эта финансовая проблема сразу вышибла меня из равновесия. Я уже начала думать о том, нельзя ли где занять, а потом найти вечернюю работу и постепенно расплатиться. Но ведь заработаю гроши, а ведь и жить на что-то надо.

И тут встретились мы в Эрмитаже с Адкой, и по дороге домой рассказала я ей о всех моих делах, предполагая, что в принципе она поддержит меня и, может быть, даже посоветует, где достать деньги. И она действительно подсказала мне, где можно немного подработать – репетиторством! А я об этом как-то совсем не подумала. Дело в том, что сама она уже с осени занимается русским языком с какими-то латышами (взрослыми!), и эти деньги откладывает на будущее, когда поступит на режиссерское отделение ВГИКа и будет жить в общежитии, вдали от мамы. Это мама ее нашла такую работу. Но ведь и я могу заниматься подобным образом, но, конечно, не со взрослыми, а с младшеклассниками. У завуча всегда есть список тех учеников, чьи родители ищут репетитора из числа старшеклассников. Я так обрадовалась этой идее, что на другой же день побежала к завучу (у нас очень хороший старичок) и он, на мое счастье, имел одно такое место, хотя в основном все распределялись еще осенью. И с легкой руки Адки я уже дважды занималась с четырехклассницей Любочкой, которая так стесняется меня, что говорит шепотом. Но зато и слушается беспрекословно. Ее мама малограмотная и хочет, чтобы я через день делала с ее дочкой все уроки. Получаю за каждое занятие по 3 рубля. Конечно, сумма не «ах», но на первую «зарплату» я все же позволила себе «разгуляться»: купила одно пирожное, и еще осталось на две тетрадки и два перышка «Рондо». Зато плата за следующий урок убрана в металлическую коробочку из-под чая: это начало моего «фонда освобождения от материального ига родителей». Правда, долго же мне придется копить этот «фонд», но все же от сознания того, что за каких-то 3–4 недели я могла бы обеспечить себе плату за техникум, я проникаюсь уважением к самой себе. И что бы мне об этом раньше позаботиться!

Итак, с финансами решено. Но вот что касается перехода в техникум, Адка против этого плана решительно возразила. И без эмоций, спокойно и убедительно доказала, что это было бы ошибочным шагом. Учиться осталось каких-то четыре месяца, и поэтому разумнее поднатужиться, закончить школу (но непременно без троек), получить аттестат и идти тогда в любой ВУЗ или работать – как захочу. Но выбор возможностей будет тогда гораздо шире. Параллельно учебе зарабатывать хоть немного и откладывать на будущее. Эта сумма всегда пригодится, раз я решила в любом случае уйти потом из дома в общежитие. Оставшиеся месяцы потратить на то, чтобы выработать в себе предельную работоспособность, иначе и в ВУЗ не попасть, и учиться там так, чтобы получать стипендию, не удастся. Все это я и сама понимала, но особенно Адка поддела меня тем, что я уходом в техникум по существу ищу лазейку для ухода от трудностей, так как сделать сейчас рывок и вытянуть себя с привычного уровня «троечницы» труднее, чем появиться в техникуме в качестве «без пяти минут окончившей школу, но покинувшей ее по таинственным обстоятельствам» (Адка очень смешно изображает меня), где, как известно, на общеобразовательные предметы смотрят сквозь пальцы. Ведь то, что в школе засчитывается на троечку, там может быть принято и как 4 и 5. Я и сердилась на Адку, и смеялась, но понимала, что во многом она права. В общем, стиснула я зубы, выслушала все выволочки по поводу прогулов, засучила рукава и засела за подгон материала по всем предметам. Пришлось оставить Эрмитаж, хотя и очень жалко. С Костей встречаемся только по воскресеньям, после того, как закончены домашние уроки. Помимо «хвостов» и текущих заданий, готовлюсь и по экзаменационным билетам. И, как ни странно, мне вдруг понравилось так напряженно заниматься! Понравилось получать первые твердые четверки. И уроки с белобрысенькой очкастой Любочкой нравятся.

В общем, наступило у меня какое-то активное и напряженное время, заполненное с утра до вечера делами, и жить мне стало интереснее. Даже мелькает в голове: и кто мне мешал с самого начала года включиться в такой ритм?

Да, а с моей группой на фабрике решено заниматься до мая (меня спросили: «Не помешает учебе?». Я сказала: «Не помешает»). Поэтому продолжаю бывать с политинформациями у них. И на все времени хватает, даже сама удивляюсь.

Запишу хоть в конце из вчерашней газеты:

Большой портрет К.Е. Ворошилова. Приветствия по случаю 60-летия, награждение орденом Ленина.

Присвоение имени тов. К.Е. Ворошилова Академии Генерального штаба Красной Армии.

Указ о разделении Наркомата Внутренних дел СССР на Наркомат Внутренних дел и Комиссариат Гос. Безопасности. Нарком Внутренних дел – Л.П. Берия. Нарком Гос. Безопасности – В.Н. Меркулов.

И еще Указ: тов. Берия назначен зам. председателя Совета Народных Комиссаров СССР.

17 февраля 1941 г.

Активная жизнь продолжается. Есть уже явные успехи, и меня хвалят. Мой «фонд» понемножку растет, я сказала маме, что зарабатываю, и предложила накопленную сумму ей на хозяйство, но она отказалась и сказала, чтобы я тратила их по своему усмотрению, а для нее уже и в том облегчение, что не надо выкраивать мне на тетради, кино и прочие мелочи. Видимо, папа уже знает об этом, да и мой дневник теперь подписывается теперь без всяких замечаний, и в доме у нас наступила тишина и замирение.

Газеты привыкла читать даже в те дни, когда у меня нет политинформаций. Непременно просматриваю хотя бы по заголовкам. А уж когда берусь за эту тетрадь, то будто кто подталкивает меня: не забудь записать, что сегодня главное в газете. Записываю по вчерашней газете:

Доклад тов. Маленкова «О задачах парторганизаций в области промышленности и транспорта».

«Таймс» о возможности германского вторжения в Англию.

Англо-американское сотрудничество (Рузвельт готов передать Англии дополнительное количество эсминцев).

Наш полет в стратосферу (субстратостат с аэронавтами А. Фоминым и Г. Голышевым поднялся на высоту 12138 м. Полет продолжался 2 часа 54 минуты).

4 марта 1941 г.

Происходит что-то сложное в делах международных – не могу разобраться. Под рубрикой «В Наркоминделе» сказано:

Болгарское правительство «дало согласие на ввод германских войск в Болгарию, имея при этом целью сохранение мира на Балканах».

А мы отвечаем, что:

«Советское правительство не может разделить мнения болгарского правительства о правильности последнего в данном случае, т. к. эта позиция, независимо от желания болгарского правительства, ведет не к укреплению мира, а к расширению сферы войны и к втягиванию в нее Болгарии».

Мы обвиняем Болгарию в том, что она вроде «расширяет сферу войны»? Но ведь не она ввела свои войска на территорию другой страны, а Германия. И ведь Болгария «дала согласие» на ввод немецких войск наверное лишь потому, что если б она и не разрешила, то эти войска все равно бы ввели, если Германии это понадобилось. Ведь еще летом, как-то очень быстренько, немцы заняли Чехословакию. А почему мы Германию не обвиняем?

И еще сказано тут же: «Советское правительство, верное своей политике мира, не может ввиду этого оказать какую-либо поддержку болгарскому правительству в проведении его внешней политики».

Снова не понимаю – они просили у нас помощи, а мы говорим, что не можем им помочь потому, что «верны своей политике мира». Это как если на улице грабят прохожего, а мы проходим мимо, так как мы «против драк вообще»?

Неловко признаться, но я теперь отбираю для политинформации те газеты, в которых нет сложных вопросов, а вот такие, как эта, к примеру, откладываю в сторону, и упоминаю об их содержании совсем кратко. Особенно стараюсь не распространяться о делах международных.

В делах личных у меня тоже возникли сложности. Только я похвалилась тем, как удачно у меня получилось с работой, – и не трудно мне трижды в неделю делать уроки с четвероклассницей, и постепенно растет сумма, которой могу распоряжаться по своему усмотрению. Но… вчера Любочкина мама поблагодарила за то, что дочка ее уже получает хорошие отметки, за то, что теперь она самостоятельно, без напоминаний садится за уроки (слушать это мне было приятно), и сказала, что теперь Любочка сможет заниматься без меня. Мне оставалось только сказать, что я тоже очень рада Любочкиным успехам, пригласить ее заходить ко мне, если возникнут трудности, получить последнюю трешку, попрощаться (Любочка даже обняла меня) и уйти. Так закончилась моя трудовая деятельность. Уже заходила к завучу, но новых уроков пока не предвидится. Надо искать что-то другое, но что? Где?

Накопилось у меня за это время 27 рублей. Обнаруживаю у себя проявление некоторого «скупердяйства»: надо бы мне потратить несколько рублей на всякие свои мелочи, да жалко. Даже в кино собралась было на «Богдана Хмельницкого», да потом убедила себя, что фильм, наверное, не очень интересный, да и трешку из коробочки вынимать не хочется. Вот так-то, наверное, и «гибнут люди за металл»!

14 марта 1941 г.

В газетах:

О присуждении Сталинских премий в области науки (Лысенко, Обручеву, Прянишникову, Бурденко, Капице и др.). А в области искусства – Корнейчуку, Шостаковичу, Шолохову, Эйзенштейну, Улановой, Тарасовой, Барсовой, Козловскому, А.Толстому.

Указ об обязательной поставке государству яиц. Установлен план сдачи на каждый квартал (о сдаче поставок по молоку, шерсти, сыру, брынзе были указы раньше).

В школе у меня дела идут нормально. Высвободившееся от уроков с Любочкой время даже пригодилось – начала заниматься с группой наших ребят по билетам к гос. экзаменам. Собираемся на квартире у Женьки Левина (он здорово математику и физику знает), занимаемся по часу, а потом устраиваем перерыв длиной в одну патефонную пластинку и танцуем. Получается очень толково: и не устаем, и весело.

Наш химик Александр Александрович пригласил нас всех в воскресенье на День открытых дверей в Технологический институт. Из нашего класса ходило несколько человек. Я тоже пошла, хотя знала, что в этот институт я поступать не хочу – химия для меня трудна. Но было очень интересно: огромные аудитории (это ведь еще дореволюционный институт), лаборатории, пропахшие всякими запахами и набитые сложнейшим оборудованием. Перспективы у химии, конечно, большие, но это не для нас – так мы решили с Галкой, когда шли вместе домой. Галка ведь собиралась в физкультурный институт им. Лесгафта, но ее родители категорически против: «Всякие там гимнастики – это баловство, а не профессия», считает ее отец. И поэтому, если уж родители соглашаются на высшее образование для нее, то только при условии «солидного, серьезного» института. Примерно такая же ситуация и у меня. «Женские» профессии врача и педагога мы с Галкой для себя тоже отвергли – медицина меня просто отвращает. Между прочим, звонил Генка Соболев, он уже на втором курсе, и тоже агитировал, чтоб я шла в их медицинский. Но я с ходу отказалась. А он, чудак, стал еще рассказывать о том, какие у него успехи на практических занятиях в анатомичке – так я его даже слушать не могла! На педагогический филфак я бы, пожалуй, пошла, но если бы по окончании преподавать только литературу. Но там ведь большую часть времени отдают русскому языку, а для меня и изучение его, и преподавание одинаково малопривлекательны.

Остается только инженерная профессия. Конечно, никаким «творцом» я в этом деле не стану. Но исполнителем, может быть, буду и не хуже других. Черчение я люблю, к машинам отношусь с большим уважением (правда, я и боюсь одновременно этих самых машин. Ну да постепенно привыкну – вон к Костиному мотороллеру я уже отношусь с симпатией и даже разобралась немного в двигателях внутреннего сгорания). Итак, буду учиться на инженера (как у Маяковского – «Я б в рабочие пошел, пусть меня научат»). Но какого профиля инженер подойдет мне, вернее, я к какому профилю «подойду» – это еще неясно. Мы с Галкой Грачевой решили следить за объявлениями в «Вечерке» о Днях открытых дверей и ходить по институтам, так, смотришь, что-нибудь себе и выберем. И хорошо бы идти в один институт – все легче, когда в незнакомой обстановке не одна.

8 апреля 1941 г.

Вот мне и 18 лет! Совершеннолетие! Что хочу, то и могу делать! Правда, честно говоря, еще совсем не ясно, чего же я хочу, и еще менее понятно то, что же я действительно могу. Но все равно почему-то очень радостно!

Мой день рождения неожиданно прошел даже весело и приятно. Получилось так, что в связи с тем, что в этом году ранняя Пасха, 6-го апреля, мы с мамой поехали в этот день к бабушке в Лигово (папа уехал в командировку). Хотя бабушка в церковь не ходит, но праздники такие соблюдает и приглашает к себе в гости. Вот мы и решили, что у бабушки заодно отметим и наш с мамой день рождения (мама родилась в марте, но для удобства этот день отмечается вместе, 7-го апреля).

Мы с мамой накануне испекли пирожки, тетя Катя достала творог и сделала настоящую ванильную пасху в деревянной форме, Верушка прибежала на вокзал уже в последнюю минуту, но зато с горшочком цветущих гиацинтов. Как по заказу и день был теплый, солнечный – настоящая весна! – и я смогла обновить свое новое пальто, сшитое из папиного габардинового плаща цвета «беж», с модными деревянными пуговицами (Костиным подарком – сам выточил на токарном станке). Все было в этот день удачно: и на поезд успели, и вагон был полупустой, а как поехали – за окном все от солнца искрится, небо голубое – настоящий праздник!

Пришли к бабушке, а у нее все занавески, все салфетки накрахмалены и подсинены до голубизны, на окнах расцвели герани и фуксии, а на столе – любимая бабушкина роза три бутона раскрыла! А как поставили рядом лиловые гиацинты, да расставили вокруг куличи (бабушкино непревзойденное искусство – высокие, душистые!), да крашеные яички, да пасху, да пироги всякие, да принесли начищенный до золотого сияния фырчащий самовар, так глаз от стола не отвести – так красиво было!

И тут стали меня подарками одаривать (дополнительно к новому пальто и желтому кожаному портфелю с двумя замками – папа мне свой подарил, и очень кстати, так как мой стал совсем неприличным). И получилось, что меня нарядили буквально с головы до ног: тетя Катя связала мне пуховый берет и шарфик салатного цвета (очень подходит к цвету пальто), Верушка подарила маленькую дамскую сумочку (мне давно такую хотелось) и пару фильдекосовых чулок [15]15
  Фильдекос – туго скрученная хлопчатобумажная нить из лучших сортов хлопчатника, имеющая шелковистый блеск. Появилась в начале ХХ в. Трикотажное полотно из этой нити использовалось для изготовления чулок, перчаток.


[Закрыть](тоже весьма ценное приобретение). И даже бабушка сделала мне подарок – связанные из тонких белых ниток кружевной воротничок и манжеты. Я их сразу приметала к платью, и мое парадное серое платье стало сразу очень нарядным. Конечно, я тут же и берет с шарфом и новым пальто примерила, и с новой сумочкой в руках побежала в переднюю и повертелась там перед зеркалом (Верушка смеялась, что напрасно я и чулки не надела). И должна сказать, что я себе даже понравилась и, главное, в таком облачении я действительно похожа уже не на школьницу, а на студентку. Жаль только, что рост у меня маловат – всего 157 см.

Не считала я себя до сих пор «барахольщицей», но, оказывается, все-таки очень приятно получить в подарок так много красивых и нужных «тряпок». А Верушка еще начала меня причесывать по-разному, и все обсуждали, и пришли к выводу, что мне больше не надо черный бант на затылке носить (я отращиваю волосы), а лучше подстричься коротко, более современно. В общем, получилось так, что я в этот день была в центре внимания. Мама похвасталась тем, что получила от меня подарок, приобретенный на заработанные деньги (а мне было действительно приятно купить из своей «зарплаты» для мамы хорошие духи), и меня принялись хвалить за это и за то, что учиться стала лучше, и просто за то, что «такая большая выросла». И даже пуговицы, сделанные Костей, очень одобрили, расспрашивали про него и сказали, чтобы я пригласила в одно из воскресений к нам, чтобы с ним познакомиться. (Не пойдет он знакомиться…).

Потом Верушка заспешила куда-то, и хотя ее удерживали, она все равно уехала. У Верушки «роман» с каким-то семейным человеком. И бабушка, и тетя Катя с мамой очень осуждают ее за это. Бабушка считает, что все это оттого, что у нее детей нет и «много времени свободного». Тетя Катя на эти слова вспыхнула и сказала, что у нее тоже детей нет, но дядя Ваня никогда не имел оснований в чем-то упрекнуть ее. На этом разговор оборвался, видимо из-за меня – смешно, будто я еще маленькая. Я поняла, что Верушка, наверно, разведется с Алексеем, и огорчилась – они казались мне всегда такой хорошей парой. И Алексея жалко: как он будет без нее? Он называет ее «мой пушонок», «моя Веруська». Смотреть на них – веселых, красивых – всегда приятно. И бывать у них, в их крохотной комнатушке на Лермонтовском, я тоже очень люблю.

Пришел с ночной смены Николай, посидел с нами немного за столом и ушел спать. А мы после обеда отправились гулять, благо день стоял такой теплый. Бабушка показала свои клумбочки и грядки, где что посеет, где что уже осенью посадила. Ни у кого в доме не вырастают такие красивые цветы, как у нее! Бабушка не удержалась и уже взялась за грабли, за лопату, но мы, конечно, отняли у нее, усадили на скамеечку и по ее указаниям немножко убрали мусор и прорыхлили землю. Дворик у бабушки окружен черемухой и сиренью. Когда все зацветает, то голова от ароматов кружится! Как только закончу с экзаменами в школе, стану приезжать в Лигово, чтобы здесь, в тишине и красоте, готовиться к сдаче экзаменов в институт. Бабушка вообще зовет пожить у нее все лето – ведь на дачу мы в этом году не поедем, А что, может, и все лето поживу. Буду на взморье ходить. Костя со своим роллером приезжать будет – в Гатчину съездим, в Петергоф, в Павловск.

Уже к вечеру мы все отправились к дяде Васе – это старший бабушкин сын, он с семьей живет тоже в Лигово, но на другом конце. Бабушка положила в корзиночку несколько красных яиц, завернула в салфетку большие ломти пасхи и кулича – внучат угостить, у дяди Васи трое ребят.

Живут они в половине маленького деревянного домика, комнатки тесные, душные. Дядя Вася сидел за круглым столом, подвыпивший и веселый. Его жена Мария, видимо, только что ссорилась с ним, ребята – Толька, Игорь и Олежка – возились на кровати. Увидев нас, все засуетились, дядя Вася бросился нас усаживать, Мария спешила убрать бутылку и рюмки со стола, и даже ребята притихли. Тольку мать вытолкнула вперед, чтобы поздоровался с нами, и он очень застеснялся, когда бабушка стала угощать его принесенным, а тетя Катя спрашивать, как он учится в школе, озорничает ли. (А что ответишь на такие вопросы?) Хоть это и мои двоюродные братья, но вижу я их редко – раза два в год приезжают они в Ленинград. Когда я была меньше, то любила играть с ними. Все они белоголовые, румяные, сероглазые. У Тольки волосы очень красиво вились крупными кольцами, закрывая лоб и уши, но теперь ему уже 13 лет, его остригли и стал он такой стеснительный, что и со мною не только что играть, но и говорить не отваживается: голову опустил и что-то бубнил в ответ. А по глазам видно, что только и ждет, чтобы удрать и снова «давить масло» из Игорька и Олежки.

Побыли мы у них недолго, от чаю отказались, дядя Вася что-то невразумительное плел о своей новой работе, Мария начала жаловаться на него и заплакала. Тетя Катя сказала, что они оба виноваты, намекнула, что Мария тоже не прочь приложиться к рюмочке. Дядя Вася захохотал: «Вот, вот! В кои веки мои дорогие сестреночки к нам в гости собрались! Я уж подивился – с чего бы это? А оказывается, они надумали нас уму-разуму учить! Ну уважили! Ну спасибо! – и стал по клоунски раскланиваться. Бабушка резко оборвала его: «Детей бы постеснялся!» – и первой встала из-за стола. Мария догнала нас на веранде, еще что-то рассказывала и плакала. Мама обещала ей поговорить с кем-то насчет другой работы для дяди Васи, а то он на этой сопьется.

Так мы ушли в испорченном настроении. По дороге говорили о дяде Васе, вспоминали, каким красивым и веселым был он в молодости, каким отличным мастером был – «Любая работа в руках горела!». Как играл на гитаре и мандолине, как хорошо пел. А потом – «Как с цепи сорвался». Думали, что семья его образумит, дети, а получилось наоборот. «И в кого только он такой уродился?» – повторяла бабушка, а потом сама себе ответила: «Видать, в отца он пошел. Весь – батя родимый».

А ведь правда, Иван Кондратьевич, мой дедушка, по рассказам мамы, в молодости был тихим, добрым, очень уважали его за то, что прекрасный кузнец. Но с каждой получки он напивался и, когда приходил домой, то все ребята прятались под кровать, а бабушка вооружалась скалкой и начиналась тут баталия… И бабушка часто в синяках ходила. А как протрезвеет, прощения просит и снова тихо живет до очередной получки. Я его помню, он умер семь лет назад. Стеснительный старичок с тихим голосом и рыжеватой бородкой, он казался мне похожим на «дедушку Калинина». Тетя Катя, мама и бабушка начали вспоминать свое детство, как из Лигово каждый день в школу на поезде ездили, как бабушка успевала за ночь перестирать, высушить, а утром выгладить всю одежку для всех пятерых, так как на смену нечего было надеть. Да к тому же бабушка старалась, чтобы ее дети выглядели «не хуже господских» и потому крахмалила оборочки и кружевца для девочек, мальчиков наряжала в короткие штанишки, светлые рубашки, чулки, которые так быстро рвутся (до сих пор бабушка умеет великолепно штопать). К огорчению бабушки, волосы у всех детей, кроме Васи, не вились, и вот она вечерами закручивала всем волосы на папильотки, а утрами расчесывала прекрасные кудри. И все соседки говорили: «Дети у Анны Михайловны – как куколки!». Тетя Катя с мамой и теперь, через столько лет, вспоминают, как было больно и неудобно спать в этих папильотках, как Верушка однажды проснулась ночью и плакала, пытаясь содрать их с головы: ей приснилось что-то страшное. Но рассказывают об этом смеясь и не осуждая бабушку – «Красота требует жертв». Вспомнили о том, что и Колю, младшенького, любимца всех, очень красивого в детстве, бабушка до шести лет одевала как девочку, и кудри (тоже завитые) у него были до плеч. Его детская фотография до сих пор стоит у бабушки на этажерке, ну будто головка с картины Грёза! Только очень уж суровый взгляд у этого «ангела». Так вот, Коля в конце-концов взбунтовался и однажды остригся наголо. Бабушка тогда очень плакала. Но зато Николай отвоевал себе право быть мальчиком.

Снова заговорили о дяде Васе – он с детства был очень живой, ласковый, но одновременно и озорник отчаянный. Бабушка его и наказывала по-всякому, и била – ничего не помогало. Но нашлось одно наказание, которое пугало его больше всего, – это когда его привязывали на весь день веревкой к ножке стола и ставили перед ним только кружку воды и горбушку хлеба. Правда, забывал он наказания быстро, не озлоблялся, к матери снова ластился и любил играть и нянчиться с младшими сестренками. А когда родился Коля, он вдруг сбежал из дому и около года был «в бегах». Потом снова вернулся в семью, устроился учеником в мастерскую. Его там хвалили, он быстро начал зарабатывать и превратился в такого красивого и бойкого молодого человека, что на него «все барышни заглядывались». А теперь он уже и отец семейства, а пьет все больше и больше. Видимо, он в дедушку уродился.

А Николай совсем другой: он и в детстве был молчуном, играл всегда один. А теперь ему уже 28 лет, живет он с бабушкой, не женился. Выучился на механика, работает на электростанции возле вокзала. На работе его очень ценят, он не пьет, не курит, все деньги до копейки бабушке отдает. Но бабушка побаивается его, жалуется, что иногда «неделями от него слова не услышишь», и ждет она не дождется, когда он, наконец, женится.

Слушала я бабушкины размышления о том, почему у нее такие непохожие сыновья, и пришла к выводу, что наверное к Васе и к Коле в детстве очень по-разному относились, вот у них и характеры стали разные. Бабушка в молодости была властной, строгой (ее до сих пор все ее дети, и я, конечно, только на «Вы» зовут). В детстве я ее боялась. Но ведь Колю она очень любила и любит больше всех своих детей (сама говорила), почему же он так суров с нею и даже будто не очень любит? Сложно все с этими любовями…

Проводили мы бабушку до дому и отправились на вокзал. Приехали домой уже заполночь.

Чтобы закончить о своем дне рождения, еще надо сказать и об Адкином подарке. Она подарила мне сборничек стихов Маргариты Алигер. Это имя я впервые слышу. Многое мне очень понравилось и особенно – стихи, которые начинаются словами:

 
«Я хочу быть твоею милой,
я хочу быть твоею силой…»,
 

а кончаются:

 
«Где б ты ни был, – меня ты встретишь,
все равно ты меня заметишь,
и полюбишь меня навек!».
 

В общем, я рада и своему дню рождения, и подаркам, и тому, что уже весна (правда, сегодня снова хмуро и слякотно). И главное тому, что скоро лето, институт и много всякого неизвестного, но интересного!

Расписалась я сегодня и чуть не забыла – завтра же у меня политинформация, а газеты до сих пор не просмотрены. Сейчас быстренько перелистаю их «по диагонали».

Ну вот. Перелистала. Международные события даже дважды перечитала. И снова остаюсь в недоумении, как баран перед новыми воротами. Ну вот как, к примеру, понять такое: 6-го апреля в газетах опубликован «Договор о дружбе и ненападении между СССР и Югославией». А 7-го апреля очень коротко, без комментариев, сказано, что Германия объявила войну Югославии и Греции, и уже совершен налет германской авиации на Белград.

Но ведь если мы заключили договор о дружбе с Югославией, то должны бы вступиться за нее? Или хотя бы одернуть Германию? Несмотря на то, что они тоже наши друзья. А мы молчим… Может, это мы еще не успели среагировать и на днях что-нибудь скажем официально по этому поводу? Буду следить за газетами ежедневно.

А вот за эту тетрадь сяду, наверно, не скоро – очень уж большая загрузка в школе, и вечерами, после уроков, я еле добираюсь до кровати. Даже с Костей «встречаемся» только по телефону.