Текст книги "Пути развития английского романа 1920-1930-х годов"
Автор книги: Нина Михальская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)
Форстер объективен: и в образах англичан, и в образах индийцев он стремится подметить как положительные, так и отрицательные стороны. Но сама логика жизни и происходящих в Чандрапоре событий такова, что она делает позицию англичан несостоятельной и со всей очевидностью обнажает враждебность проводимой ими политики интересам Индии и ее народа. Форстер понимает это. Потому в его романе звучит тонкая, а подчас и весьма язвительная ирония в изображении английских чиновников, привыкших надменно повелевать и все еще не чувствующих, что почва под их ногами становится все более и более зыбкой. И те, сначала едва уловимые, а затем вполне определенные элементы фарса, которые появляются в некоторых эпизодах романа (сцена суда над Азизом) помогают писателю передать нарастающее в нем чувство уверенности в неизбежной обреченности колониальной политики.
Форстер знакомит нас и с представителями чандрапорской интеллигенции – врачом Азизом, старым профессором Нараяном Годболом, адвокатом Хамидуллой.
С большой теплотой и уважением пишет Форстер об индийцах. В его изображении они лишены традиционных для многих колониальных романов черт примитивизма и варварства. Они умны и обаятельны, непосредственны в проявлении своих чувств, которые по глубине не уступают, а во многом и превосходят мировосприятие англичан. Таков доктор Азиз. Он хорошо образован и увлечение медициной сочетает с живущей в нем страстью к поэзии. Азиз пишет стихи, свободно читает «по-персидски, на урду и немного по-арабски. Память у него хорошая, и для молодого человека он очень начитан». Азиз горяч и несдержан в выражении своих чувств: он неспособен скрывать свою неприязнь к английским чиновникам, которых презирает, и не желает принимать участия в комедии официальных приемов в доме коллектора. Но Азиз становится искренним другом таких людей, как директор колледжа англичанин Фильдинг и искренне расположенная к индийцам мать Ронни Хэзлопа миссис Мур. Вместе с Фильдингом он мечтает о всеобщем братстве народов и как истинно форстеровский герой склонен видеть путь к его осуществлению прежде всего в доброте, любви и отзывчивости людей: «Чуткости, больше чуткости, – и после того еще больше чуткости. Уверяю вас, в этом единственная надежда… Мы не можем строить Индию на иной основе, кроме наших чувств». От правильного понимания политической ситуации в стране Азиз очень далек. Он импульсивен и вспыльчив. Нельзя не заметить, что Форстер склонен чрезмерно акцентировать необузданность «его страстей и чувств». Это нарушает убедительность и цельность создаваемого им образа индийского интеллигента.
Форстер не претендует на исчерпывающее и всестороннее освещение жизни Индии. Еще очень многое в этой стране остается для него неразгаданным и неясным. Отсюда и возникает несколько усложненная символика романа.
Для всех героев романа, выросших и воспитанных в Англии (Ронни Хэзлоп, Фильдинг, миссис Мур, Адела), поездка в Индию становится серьезным испытанием, проверкой их человеческих достоинств и жизнеспособности их взглядов.
Миссис Мур – мать Ронни Хэзлопа – вместе с невестой своего сына Аделой приезжает в Чандрапор. В отличие от многих своих соотечественников, миссис Мур мечтает познакомиться с подлинной Индией, и она открывает ее для себя не в памятниках древней архитектуры и не в восточной экзотике, а в людях Индии. Она обладает даром чувствовать людей, ее тонкая интуиция способна улавливать самые незаметные изменения их настроений и чувств. Азиз не случайно называет ее «настоящей дочерью Востока», Азиз дорожит своей дружбой с этой пожилой и такой обаятельной женщиной, которая верит в то, что только «добрая воля, еще и еще раз добрая воля» сможет сблизить людей, принадлежащих к разным нациям. Миссис Мур хорошо понимает Азиза и без труда находит с ним общий язык. Но, оказавшись в Индии, она вступает в конфликт со своим собственным сыном, так как его отношение к этой стране и ее людям для миссис Мур неприемлемы. Ронни Хэзлоп рассуждает: «Мы здесь не для деликатного обращения. Мы здесь не для того, чтобы отправлять правосудие и сохранять мир… Я приехал сюда, чтобы работать, чтобы силой удерживать в повиновении эту злосчастную страну… Мы здесь, и мы тут останемся, и эта страна должна с нами примириться…» Но Индия не желает примиряться ни с Ронни Хэзлопом, ни с британским владычеством. Хэзлоп оказывается полным банкротом, и несостоятельность его суждений очевидна. Он не выдерживает испытания: все его недостатки – самодовольство, придирчивость, отсутствие чуткости и неспособность видеть в индусах таких же людей, как и он сам, – «пышно разрослись в нем под тропическим небом».
Серьезной жизненной школой посещение Индии становится для Аделы. Впервые задумывается она над своей жизнью, над своим отношением к людям. Ей становится ясно, что она и Ронни не любят друг друга. Теперь все свое прошлое и настоящее Адела определяет как «жизнь на холостом ходу». Она уезжает из Индии, приняв твердое решение начать свою жизнь заново. «У меня такое чувство, – говорит Адела в период переживаемого ею кризиса, – что всем нам надо на несколько столетий вернуться в пустыню и попытаться исправиться. Я хочу начать с самого начала. Все, чему, как мне казалось, я научилась, – просто помеха, а совсем не знание». Глубокий кризис переживает и миссис Мур. Непредвзятость ее суждений, ее впечатлительность и отзывчивость претерпевают сложную трансформацию. Посещение Марабарских пещер и услышанное ею там эхо «качали расшатывать ее жизненные устои». Основы христианской религии миссис Мур покачнулись, она утратила присущую ей внутреннюю гармонию. Развиваемая ею прежде теория всепрощения и любви перестала для нее существовать. «Ее христианская нежность исчезла».
Образ Марабарских пещер и звучащего в них эха вырастает в романе в весьма усложненный символ. Толкования его, как это часто бывает в произведениях Форстера, затруднены. Вполне возможно, что с образом Марабарских пещер писатель связывает свое представление о всем том сложном, а во многом и необъяснимом для человека, скованного предрассудками буржуазной цивилизации, что таится в безграничных возможностях стран Востока. Вместе с тем на протяжении всего романа Форстер полностью отказывается от того налета ложной романтики, которым многие из его предшественников старались украсить свои описания Индии. Откровенно, с нескрываемой иронией осмеивает он подобные приемы (эпизод катания на слоне, сцена завтрака у входа в пещеру и т. д.). В его описаниях индийская действительность и более проста и более сурова.
Центральный вопрос, поставленный в романе, – возможна или нет дружба между индусом и англичанином? Он возникает в самом начале романа в споре между Махмудом-Али и Хамидуллой. Ответ на него содержится в финале, а рассказанная в романе история дружбы между индусом Азизом и англичанином Фильдингом составляет основу произведения. Азиза и Фильдинга – людей диаметрально противоположных характеров и темпераментов – сближает их общая мечта о братстве людей.
Образ Фильдинга – один из наиболее значительных в романе. Фильдинг смел и прям в своих суждениях. Он справедливо и трезво оценивает положение дел в Индии, понимает обреченность колониальной политики и несостоятельность тех приемов подавления и запугивания местного населения, к которым обращаются англичане. «Все это ни к чему, все мы строим на песке; чем больше страна осовременивается, тем ужаснее будет катастрофа».
После ареста Азиза Фильдинг смело встает на его защиту, не боясь пойти против своих соотечественников. Он не страшится, что за это его будут называть «антибританцем» и «бунтовщиком». И хотя пропасть между ним и его соотечественниками устрашающим образом расширялась, это не пугало закаленного и умного директора колледжа. «Он верил в то, что земной шар – это мир людей, которые стремятся общаться друг с другом и лучше всего могут это осуществить с помощью доброй воли плюс культура и разум, – вера, весьма мало подходящая для Чандрапора, но для него было уже слишком поздно терять ее. У него отсутствовало расовое чувство». «Я верю в возможность научить людей быть людьми и понимать других людей. Это единственное, во что я верю», – говорит Фильдинг. В рассуждения Фильдинга Форстер вкладывает свои раздумья о судьбах Индии. Вместе со своим героем он понимает обреченность проводимой Англией колониальной политики. Однако весьма характерно, что заключительные слова о будущем Индии и о том, возможна ли дружба между индусом и англичанином, принадлежат в романе Форстера не англичанину Фильдингу, а индусу Азизу. Встретившись после двухлетней разлуки с Фильдингом, Азиз, много передумавший за это время, в дружеской беседе говорит ему:
«Индия должна стать нацией! Никаких иностранцев! Индусы и мусульмане, и сидхи, и все должны быть одним!… Долой англичан, во всяком случае! Это ясно. Выметайтесь, ребята, и побыстрее, говорю я вам. Мы можем ненавидеть друг друга, но вас ненавидим больше всех. Если я не заставлю вас уйти, Ахмед заставит, Карим заставит, если даже это займет пятьдесят пятисотстоле-тий, мы избавимся от вас, да, мы прогоним каждого проклятого англичанина прямо в море, и тогда… вы и я будем друзьями!».
Эти слова – итог, к которому вместе со своим героем приходит и сам Форстер. Поездка в Индию оказалась для него плодотворной.
Ричард Олдингтон
Поисками героя – напряженными и непрекращающимися – был творческий путь Ричарда Олдингтона.
Один из значительных мастеров реалистического романа, он имел право утверждать, что «сколько-нибудь стоящая книга всегда возникает прямо из жизни и писать ее надо собственной кровью»[85]85
Олдингтон Р. Смерть героя. 1935, стр. 92.
[Закрыть]. Это право было дано ему опытом жизни.
Годы первой мировой войны, участником которой был Ричард Олдингтон, определили его мировоззрение. Он уходил на войну одним из ведущих. поэтов английского имажизма; он вернулся с фронта переосмыслившим
Олдингтон Р. Смерть героя. 1935, стр. 92.жизнь и по-новому взглянувшим на ее истинные ценности. Величайшей из них он признал человека и свою деятельность писателя посвятил борьбе за него. Веру в человека Олдингтон сохранил до конца своих дней. Писатель-гуманист, он отстаивал ее в борьбе с эстетикой модернизма и выразил в созданных им художественных образах.
Если в начале своего творческого пути Олдингтон полагал, что такой поэт, как Т. С. Элиот «влил новую силу в интеллектуальную традицию английской поэзии»[86]86
Aldington R. Literary Studies and Reviews. London, 1924, p. 191.
[Закрыть], а Джеймс Джойс и Олдос Хаксли привлекали его поисками новых путей в искусстве, то с годами его оценки этих писателей меняются. Он называет «Улисс» чудовищной клеветой на человечество»[87]87
Aldington R. Life for Life's Sake. Hew York, 1941, p. 213.
[Закрыть] и не только не приемлет, но и решительно осуждает пессимистическую точку зрения Джойса на жизнь и его бесстрастное экспериментаторство. «Можно ли допустить, чтобы восхищение талантом Джойса ослепило нас настолько, чтобы мы не заметили его ложных взглядов на жизнь?»[88]88
Aldington R. Literary Studies and Reviews. London, 1924, p. 199.
[Закрыть],– спрашивает Олдингтон в одной из своих послевоенных статей, не допуская для себя возможности подобного ослепления. Фрейдистская позиция Джойса и его антигуманистический взгляд на человека стали не только чужды, но и враждебны ему. Не случайно и то, что в послевоенные годы Олдингтон решительно порывает с имажизмом и отзывается отрицательно о формалистических течениях в области поэзии. И если раньше его увлекала борьба с устаревшими канонами поствикторианской поэзии, то уже в период 20-х годов нигилизм и нарочитая беспредметность творений декадентов оказались ему совершенно чуждыми.
Война стала для него тем рубежом, который положил начало новому периоду его жизни и творчества. Познав страдания и боль, страх и отчаяние, уже нельзя было оставаться прежним – далеко отстоящим от жизни эстетом. Действительность предъявляла свои права. Жизнь вытесняла условный мир несуществующей красоты. Темы современности заняли ведущее место в творчестве Олдингтона. Это ясно чувствуется в стихотворениях сборника «Образы войны» (1919). И все же это были лишь первые шаги к большому искусству, способному взволновать современников.
Ценным вкладом в английскую литературу стал роман Олдингтона «Смерть героя» (1929), одно из лучших антивоенных произведений тех лет. Он появился в то же время, когда были опубликованы «На западном фронте без перемен» Э. М. Ремарка и «Прощай, оружие!» Э. Хемингуэя. Эти три романа были отнесены критикой к литературе «потерянного поколения».
Как и многие из его сверстников, Олдингтон примыкал к той части молодой буржуазной интеллигенции, чьи иллюзии и надежды погибли в огне войны. Война заставила представителей «потерянного поколения» не только разочароваться в нормах буржуазной жизни, но и утратить веру в перспективы капиталистического общества. А их оторванность от народа и непреодоленный индивидуализм привели к тому, что круг страданий и отчаяния, тесным кольцом сомкнувшийся вокруг них, породил мотивы безысходной тоски в их творчестве.
Через все это прошел и Ричард Олдингтон. Война пробудила в нем ненависть к «старой доброй Англии», пославшей своих сыновей на смерть. Война привела его к бесконечному пессимизму. Героям писателей «потерянного поколения» не было дано обрести ту ясность сознания, то революционное прозрение, которые в огне войны стали достоянием героев Анри Барбюса. Великая истина и смысл жизни остались для них скрытыми. Опустошенные и сломленные войной, герои писателей «потерянного поколения» уходят из жизни. Но даже и те, которые остались в живых, не становятся ее активными участниками. «Я люблю жизнь не как действие, а как переживание», – говорит Энтони Кларендон – герой романа Ричарда Олдингтона «Все люди – враги», и эти слова очень точно определяют его взгляд на жизнь и свое место в ней.
Однако было бы несправедливо акцентировать только эту сторону творчества Олдингтона, как, впрочем, и других писателей «потерянного поколения». Его книги, созданные в условиях послевоенной Англии, когда со всей очевидностью проявился ускоренный событиями военных лет кризис буржуазной культуры, противостояли волне модернистской литературы. Это были книги суровой жизненной правды; они учили ненависти к войне, рассказывали о трагедии миллионов простых людей, ставших жертвами империалистической бойни.
В отличие от модернистов, Олдингтон не встает на позиции циничного нигилизма. Несмотря на безнадежность и пессимизм, столь часто звучащий в его произведениях, ему свойственен гуманизм. В предисловии к роману «Смерть героя» Олдингтон писал: «Я верю в людей, я верю в какую-то основную порядочность и чувство товарищества, без которых общество не может существовать».
Романы Олдингтона написаны в традициях критического реализма. Верность им писатель сохранил на всем протяжении своего творчества. Однако к решительному осуждению индивидуалистической психологии он не пришел.
Ошибочность и несостоятельность индивидуализма и бегства от жизни уже давно осуждены самим ходом истории. И все же опыт людей «потерянного поколения» не прошел бесследно. Он многому учит и заставляет задуматься над ошибочностью занятой ими позиции. К осознанию ее бесплодности ведет своего героя и Ричард Олдингтон. И в этом плане эволюция характера его героя представляет несомненный интерес.
Со своим первым романом «Смерть героя» Олдингтон выступил в 1929 г. За ним на протяжении 30-х годов последовали еще шесть социально-психологических романов– «Дочь полковника», «Все люди – враги», «Женщины должны работать», «Сущий рай», «Семеро против Ривза», «Отвергнутый гость». Творческий подъем писателя был связан с активизацией общественно-политической жизни в Англии 30-х гг., с обострением классовой борьбы в стране. В своих романах Олдингтон обращается к насущным проблемам современности: первая мировая война и ее последствия, кризис буржуазного сознания и буржуазной культуры, сдвиги в сознании интеллигенции, оказавшейся перед угрозой фашизма и надвигающейся второй мировой войны.
Романы Олдингтона неравноценны в художественном отношении. Но лучшим из них свойственно возмущение установленными в стране порядками, дух критицизма, чувство ненависти к буржуазии.
«Берегись, мой друг! – писал Олдингтон в «Смерти героя», – спеши надеть скользкую маску британской лжи и страха перед жизнью или жди, что тебя раздавят. Быть может, временно ты избегнешь гибели. Тебе покажется, что можно пойти на компромисс. Это неверно. Ты должен душу им отдать или они ее растопчут. Либо можешь уйти в изгнание».
Почти в каждом из своих романов Олдингтон обращается к конфликту, неизбежно возникающему между человеком, который не желает подчиняться нормам буржуазной жизни, и окружающей его средой. Сила и значение человеческой индивидуальности измеряется ее способностью противостоять разлагающемуся, но все еще цепкому буржуазному миру. А признаки его разложения Олдингтон видит и в упадке культуры, и в духовном оскудении рядового буржуа, и в распаде семьи, и в «кризисе духа» буржуазного интеллигента, внутренний мир которого был ему особенно близок и которого он делает основным героем своих произведений. В центре внимания писателя – человеческий характер во всей его неповторимости и вместе с тем в его обусловленности окружающим. Олдингтон последовательно отстаивает ценность личности человека, твердо веря, «что люди в целом не испорчены даже отвратительной жестокостью войны, что они могут быть прекрасными даже среди мерзкой вульгарности повседневного существования»[89]89
Aldington R. Literary Stidies and Reviews, p. 201.
[Закрыть]. Источник кризиса модернистского романа он усматривает в попытке показать героя вне времени и общественных связей. Подобная попытка лишает писателя способности создать «жизненного героя»[90]90
Там же, p. 167.
[Закрыть]. Сам Ричард Олдингтон творит образы своих героев исходя из знания жизни, раскрывая обусловленность характера социальной средой. Его герой – английский интеллигент, вынужденный жить в обществе, которое «относится с такой бережностью к своим бумажным богатствам и с таким пренебрежением – к живому богатству, к живым человеческим существам»[91]91
Олдингтон Р. Сущий рай, 1939, стр. 347.
[Закрыть]. Конфликт между человеком и обществом в романах Олдингтона имеет вполне определенную социальную основу.
В «Смерти героя» Олдингтон воссоздает историю поколения, которое «горячо надеялось, честно боролось и глубоко страдало». Он пишет свою книгу для того, чтобы, сказав правду о войне, только что минувшей, предупредить молодое поколение о грозящей ему новой военной катастрофе. Писатель не знает путей, способов предотвращения военной угрозы, но он их ищет настойчиво и упорно. И книгу свою он рассматривает как вклад в^разрешение этой важнейшей задачи эпохи. – «Вот почему я пишу биографию одного убитого на войне человека. Это Искупление, отчаянная попытка снять с себя вину в пролитой крови. Быть может, способ не верен. Быть может, яд останется во мне. Тогда буду искать другой способ. Но искать буду». Тема искупления переплетается в романе Олдингтона с темой возмездия.
Судьба героя романа Джорджа Уинтербуорна раскрывается на широком фоне жизни Англии.
Как замечает Олдингтон, жизнь всех людей, переживших войну, раскололась на три отрезка: довоенный, военный и послевоенный. И в его романе представлены эти три периода. Два из них связаны с историей детства и юности Джорджа Уинтербуорна, с историей его фронтовой жизни и гибели в один из последних дней войны. Жизнь послевоенной Англии предстает в страстных и гневных словах и суждениях рассказчика, образ которого занимает в романе не менее важное место, чем образ Уинтербуорна.
Джордж Уинтербуорн принадлежит к тому поколению англичан, которые «детство свое и юность провели в борьбе, как молодые Самсоны, стараясь вырваться из сетей викторианцев…». В традициях викторианской Англии воспитаны родители Джорджа; ее устоями, ее лицемерной моралью в значительной степени была определена и его собственная жизнь. Но вместе с тем эти два поколения – отцов и детей – разделяет пропасть. И не случайно Олдингтон замечает, что для переживших войну «довоенное уподобилось доисторическому».
Добрая, старая викторианская Англия описана Олдингтоном в тонах сатиры. Задыхаясь от бешенства, рн пишет о ней – о ее мнимом благоденствии, о пропитавшем все поры ее общественной и частной жизни лицемерии, о наигранном официальном оптимизме.
В начале 20-х годов об уходе в прошлое викторианской Англии писал в своей «Саге» Джон Голсуорси. Глава «Конец одной эпохи» в книге «В петле» в какой-то мере звучит как элегическое прощание с прошлым.
Похороны королевы Виктории. Наблюдая движение похоронной процессии, Сомс Форсайт с грустью думает об уходящей навсегда в прошлое викторианской Англии. Рушится былое благополучие и присущая Форсайтам спокойная уверенность в своих возможностях: «Опора жизни ускользнула! То, что казалось вечным, ушло!».
В оценках Олдингтона нет ни грана сентиментализма и больше всего ему претит какая бы то ни было идеализация. Он тоже прощается с прошлым, с «доисторической» предвоенной эпохой и одной из наиболее одиозных ее фигур – королевой Викторией, которую он сравнивает с ихтиозавром. Но это прощание звучит как проклятие: «Чудная старая Англия! Да поразит тебя сифилис, старая сука! Ты из нас сделала мясо для червей». Наряду с описанием войны наиболее сильные страницы романа посвящены семейной жизни родителей Джорджа. Они представляют большой интерес еще и потому, что дают возможность убедиться в происходящем в английской литературе XX века процессе разрушения традиционной формы семейного романа.
Теме семьи в литературе английского критического реализма всегда принадлежало очень важное место. Действие романов Диккенса и Теккерея, Гаскел и Элиот, Мередита и Троллопа чаще всего было связано с историей той или иной семьи, а наиболее распространенной формой английского романа в XIX веке был роман-семейная хроника. Однако к концу XIX века он уже не занимал ведущего места в английской литературе. В «Саге о Форсайтах» Джон Голсуорси вновь обращается к этой форме. Но, говоря о судьбе нескольких поколений одной буржуазной семьи, Голсуорси поведал историю ее постепенного разложения, крушения ее некогда прочного уклада жизни и быта. Это было связано с процессами, характерными для жизни буржуазного общества: эта тема была актуальна в условиях империалистической Англии.
В английской литературе 20-х годов семейной теме уделялось мало внимания. О полном разрушении семейных связей повествуется во всех романах Олдингтона. Он является сторонником полной эмансипации человеческой личности и в каждом из своих романов вскрывает то зло, которое заключено в лицемерной семейной морали, основанной на интересах денежного характера. В его изображении буржуазная семья уже давно превратилась в своего рода западню, освобождение из которой является непременным условием для полноценной содержательной жизни. Жертвой пошлого существования в лоне семейной жизни, лишенной подлинных чувств взаимного доверия, любви, уважения, становится Джорджи Смизерс – героиня романа Олдингтона «Дочь полковника». К независимой и самостоятельной жизни рвется энергичная и смелая Этта Моррисон (роман «Женщины должны работать»). Лишь порвав с «благополучием» буржуазного существования в тисках, «освященных браком» семейных отношений, находит свою любовь и свое счастье Тони Кларендон («Все люди – враги»). Подлинной пародией на семейную жизнь выглядит то существование, которое ведут родители и сестра Криса Хейлина («Сущий рай»).
Истоки этой, столь важной для творчества Олдингтона, темы заключены в романе «Смерть героя». Фигуры родителей Джорджа Уинтенбуорна – «милая мама» и «милый папа» – поданы в романе в подчеркнуто гротескном плане. «В основу их совместной жизни залег фундамент лжи»; к сожалению, на этом фундаменте они и остались». «Милая мама», невежество которой проявилось буквально во всех отраслях человеческого знания, впитала в себя все пороки и предрассудки своей среды.
Однако отнюдь не личными недостатками Изабель и Джорджа Огестуса измеряется их вина перед сыном и обществом. Образы Уинтербуорнов старших воплощают типичные черты английской средней буржуазии. На происходящие в мире и в их собственной стране события миллионы подобных Уинтербуорнов предпочитали закрыть глаза; они были поглощены своими собственными эгоистичными интересами. «Потрясающая драма разыгралась у них перед носом, а они даже и не заметили ее». Вместе со своим героем Олдингтон произносит суровый и беспощадный приговор поколению отцов. Олдингтон рассказывает историю молодого человека – своего современника. Одна из основных тем литературы критического реализма предшествующего столетия– тема молодого человека буржуазного общества – продолжает свое развитие и в романе XX века. В произведениях писателей 20-х годов она получает углубленно-психологическую разработку; однако чаще всего в ущерб анализу социально-общественных отношений.
В «Смерти героя» Олдингтон избежал этой крайности. Написанное в форме интеллектуально-психологического романа, повествовательная манера которого характеризуется весьма частыми переходами к передаче «потока сознания», произведение Олдингтона органически сочетает углубленный психологический анализ с реалистической передачей характерных примет общественной жизни довоенной и послевоенной Англии. В соответствии с этим находится и созданный им образ Джорджа Уинтербуорна – представителя молодого поколения буржуазной английской интеллигенции, а смерть его представляется как символ «отвратительной, жестокой, проклятой, нелепой катастрофы», обрушившейся на его родину, как символ трагических последствий войны. И не случайно роман открывается сообщением о смерти его героя: «Уинтербуорн, Эдуард Фредерик Джордж, капитан, 2/9 батальон, королевский Фоддершайрский полк, убит в бою». Рассказ об истории молодого человека своей эпохи Олдингтон начинает со слов о его гибели. Именно это для него важно подчеркнуть прежде всего. Все же остальное– описание семейной, школьной и самостоятельной жизни героя в Лондоне – подводит к пониманию причин этой гибели.
И семья и школа стремились подчинить натуру Джорджа, сформировать его характер в соответствии с убогими нормами общепринятых представлений о жизни. Ему приходилось обороняться, упорно защищать свою внутреннюю жизнь от вторжения случайных вспышек материнской заботливости.
«Джорджу не было и пятнадцати лет, а он давно уже жил двойной жизнью: одна – жизнь для школы и дома, другая для себя. Законное лицемерие юности, борющейся за внутреннюю жизненную силу и тайну».
Усилия школы были направлены на то, чтобы воспитать из Джорджа и его товарищей «настоящих мужчин», пробудить в них воинственный дух верных последователей заветов «барда империализма» Киплинга. Директор неизменно цитировал эти волнующие и бессмертные строки Редьярда Киплинга, которые кончаются так:
«Ты будешь мужчиной, мой сын!».
«Ведь очень важно знать, как убивать. Если вы не знаете, как убивать, вы никогда не станете мужчиной, а тем менее – джентльменом». Вот она, весьма характерная примета предвоенной эпохи! К неписанным законам и заповедям британского «джентльменства» прибавилось еще одно непременное условие: подлинный джентльмен должен уметь убивать!
Всем своим существом Джордж противится установленным в школе порядкам. Всячески отвиливает от военных занятий. Замыкается в себе. Энергично оберегает свои пока еще несложные детские интересы от вторжения взрослых. Его еще не страшат постоянно повторяемые наставниками слова о том, что «армия сделает его мужчиной»; он не понимает скрывающегося в них смысла. Но, забегая вперед, автор уже бросает замечание, проливающее свет на все последующее: «Увы, она его сделала трупом».
Школа стремилась производить «стандартных мужественных парней» – тот стандарт, который, не колеблясь, принимал, предрассудки, покорно подчинялся установленным правилам. Но Джорджа мало интересовал вопрос о пресловутом «хребте империи», «у него не было желания стать одним из позвонков какой бы то ни было проклятой империи, и еще меньше хотелось ему быть кусочком ее седалища, получающего пинки». Джордж ожесточился. «Он ненавидел и упорствовал, и повиновался с той же ненавистью и упорством. Он не оказывал неповиновения, но в сущности и не повиновался по-настоящему, с готовностью. Был он пассивен, и с ним ничего не могли поделать». Джордж лишь внешне подчинился рутине. Но пока он слонялся по школьным коридорам, сидел на уроках, в нем, в этом молчаливом, бледном и постоянно озабоченном мальчике, шла напряженная внутренняя работа. Английские поэты и иностранные художники были его единственными подлинными друзьями. У него сложился круг своих интересов; он стал увлекаться живописью. Попытки сделать из Джорджа Уинтербуорна мужчину в духе Редьярда Киплинга окончились неудачей.
Нельзя в связи с этим не обратить внимания на одно весьма важное обстоятельство, имеющее принципиальное значение, когда мы говорим о «Смерти героя» как об одном из романов литературы «потерянного поколения». Герой Олдингтона упорно сопротивляется среде. Эта способность складывается в нем уже в детстве, она постоянно проявляется в его поступках последующих лет. Правда, этот протест пассивен, он не ведет к активным действиям, но он становится той единственной формой борьбы с окружающим, к которой обращается Джордж Уинтербуорн. «Вот что всех возмущало: упрямый, пассивный отказ принять их предрассудки, их кодекс, продиктованный мелким джентри седалищам империи, получающим пинки».
Разорение отца ставит Джорджа перед необходимостью работать.
Изгнание из родительского дома дает ему возможность начать самостоятельную жизнь. Он вступает в нее с томиком Китса и 11 пенсами в кармане.
Лондонский период – новый и наиболее содержательный этап в жизни Джорджа. Он занимается журналистикой и живописью, зарабатывает «писанием критических статей об искусстве для различных газет и покупкой картин современных мастеров, главным образом французов и немцев, для богатых коллекционеров», знакомится с жизнью лондонской богемы, увлекается современной живописью. Здесь, в Лондоне, ему, как и прежде, приходится постоянно быть настороже, вести упорную борьбу за свою самостоятельность; здесь познает он силу и власть богатства и впервые задумывается над социальными противоречиями. Одна из забастовок «впервые подвела Джорджа» к «социальной проблеме» и горькой классовой ненависти, «которая тлеет в Англии и иногда вспыхивает ярко». На лондонских улицах и в парках он сталкивается с бездомными людьми, вынужденными, дрожа от холода в своих лохмотьях, ночевать на садовых скамьях. «Перед ним струилась мистически прекрасная река; за ними темной массой поднимался Тэмпл, сурово защищающий закон и порядок и огороженный высокой
