Текст книги "Льюис Кэрролл"

Автор книги: Нина Демурова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 31 страниц)

Мемуары Изы, написанные достаточно живо, с несомненной любовью к Кэрроллу, которого она называет «дядюшкой», тем не менее оставляют странный, слащавый привкус, знакомый русскоязычным читателям среднего и «выше среднего» возраста по школьным «рассказам о Ленине». «Маленькая девочка и ученый профессор! Какое странное сочетание!» – восклицает она то и дело. Портрет ученого чудака расцвечен описаниями игр, прогулок, ее долгих визитов в Крайст Чёрч… Словом, читателю не приходится жаловаться на отсутствие «картинок и разговоров». Так, мы находим в воспоминаниях весьма драматичное описание ссоры и примирения «профессора и маленькой девочки»:

«В детстве я часто развлекалась тем, что рисовала карикатуры, и однажды, когда он (Кэрролл. – А. Б., Н. Д.)писал письма, я принялась делать с него набросок на обороте конверта. Сейчас уж не помню, как выглядел рисунок, – наверняка это был гадкий шарж, – но внезапно он обернулся и увидел, чем я занимаюсь. Он вскочил с места и ужасно покраснел, чем очень меня испугал. Потом он схватил мой злосчастный набросок и, разорвав его в клочья, молча швырнул в огонь. После, всё так же не говоря ни слова, он внезапно подошел ко мне, обнял и горячо поцеловал. Мне было тогда всего десять-одиннадцать лет, но и теперь этот эпизод стоит у меня перед глазами, как будто всё это было вчера…»

Итак, по утверждению Изы, в момент описанной размолвки ей «не более десяти-одиннадцати лет»… Однако на деле ей гораздо («О, гораздо!» – сказала Королева…) больше. «Примечательно, – ядовито замечает по этому поводу Кэролайн Лич, – что Изе уже исполнилось тринадцать, когда она познакомилась с Доджсоном. К тому времени, как он оплачивал ее уроки актерского мастерства и возил ее на каникулы, ей было лет четырнадцать – шестнадцать, в последний раз она гостила у него в Истборне в двадцатилетием возрасте».

Гипноз коллективно созданного образа так велик, что уже другая «юная подружка» Кэрролла, Рут Гэмлен, в мемуарах, написанных в семидесятилетием возрасте, отчетливо вспоминает, как в 1892 году родители пригласили на обед Кэрролла с гостившей у него в то время Изой – та описана как «застенчивый ребенок лет двенадцати». «Прелестно и убедительно, – комментирует этот пассаж Кэролайн Лич, – однако в 1892 году Изе уже исполнилось восемнадцать…»

В случае Изы Боумен речь, конечно, не идет о случайной ошибке. Ее мемуары пестрят навязчивыми напоминаниями о том, что Кэрролл был «величайшим другом детей» – это определение повторяется не однажды.

«Я думаю, что сделала всё, что было в моих силах, чтобы показать самую светлую сторону натуры Льюиса Кэрролла – друга детей. […] Я надеюсь, что мой скромный вклад поможет сохранить память о величайшем друге детей», – пишет Иза, прекрасно зная, что большая часть описанных эпизодов относится отнюдь не к детскому ее возрасту. Объяснить такую настойчивость несложно. Одно дело рисовать идиллические картинки вечеров у камина, долгих прогулок рука об руку, поездок к морю, когда речь идет о «маленькой девочке и ученом профессоре». Другое дело – бросать вызов обществу, повествуя об отношениях необычных, не укладывающихся в рамки общепринятого – об отношениях с неординарным человеком, жившим по собственным, неординарным правилам. Правдивое изложение фактов, отмечает Кэролайн Лич, могло губительным образом отразиться на репутации Изы – к тому времени преуспевающей актрисы. Нетрудно представить себе выводы, к которым пришли бы добродетельные викторианцы, узнав, что немолодой профессор оплачивал уроки музыки, визиты к дантисту и другие расходы молодой актрисы, отнюдь уже не ребенка. Между тем Иза не была исключением в жизни Кэрролла – ни в качестве child-friend, ни в качестве заботливо опекаемой протеже. Кэрролл много общался с детьми актеров и много помогал им. Широко известна многолетняя дружба Кэрролла с актерским семейством Терри – и с самой знаменитой из них Эллен Терри, на чьи спектакли он неизменно водил своих приятельниц.

Чуть ли не каждая из child-friendsКэрролла, чьи мемуары собраны в книге «Льюис Кэрролл: интервью и воспоминания» (Lewis Carroll: Interviews and Recollections // Ed. by M. N. Cohen. London, 1989), отмечает, что она была исключением из правил, поскольку ее дружба с Кэрроллом не прервалась с окончанием детства, а продолжилась в более зрелые годы. Читая одно за другим эти утверждения, начинаешь недоумевать, что же это за такое правило, из которого так много исключений? Гертруда Аткинсон, например, пишет об этом так: «Многие утверждают, что он любил детей, только пока они оставались детьми, и терял к ним интерес, когда они вырастали. Мой опыт был иного рода: мы оставались друзьями всегда. Я думаю, иногда возникали недоразумения оттого, что многим выросшим девочкам не нравится, когда с ними обращаются так, будто им все еще десять лет. Лично мне эта его привычка всегда казалась очень милой».

Иные child-friendsподружились со знаменитым сказочником, будучи уже вполне взрослыми людьми. Таково было знакомство Кэрролла с художницей Гертрудой Томсон, которой было немногим меньше тридцати, когда они впервые встретились. Вместе с Томсон Кэрролл часто работал над портретами детей – в том числе обнаженных девочек. В викторианской Англии всё еще во многом господствовало представление о ребенке, унаследованное от предромантиков и романтиков – Блейка, Вордсворта, Кольриджа. Образ девочки воплощал для викторианцев чистоту и невинность, красота детского тела воспринималась как асексуальная, божественная, изображения обнаженных детей были весьма обычны для того времени.

Кэрролл был необычайно щепетилен во всём, что касалось его маленьких моделей. Во время сеансов непременно присутствовала сопровождающая дама (мать, тетушка, гувернантка и пр.). Сам Кэрролл писал: «Если бы я нашел для своих фотографий прелестнейшую девочку в мире и обнаружил бы, что ее смущает мысль позировать обнаженной, я бы почел своим священным пред Господом долгом, как бы мимолетна ни была ее робость и как бы ни легко было ее преодолеть, тут же раз и навсегда отказаться от этой затеи».

В июне 1881 года, спустя год после того, как Кэрролл оставил занятия фотографией, он принимает решение уничтожить снимки и негативы обнаженных девочек во избежание кривотолков в случае его смерти (ему скоро исполнится 50 лет). Он пишет письма матерям своих моделей, спрашивая, не прислать ли им фотокарточки и негативы, и сообщая, что в противном случае они будут уничтожены. Сохранилось лишь несколько таких снимков.

Вообще говоря, Кэрролл фотографировал много – детей (как девочек, так и мальчиков) и, разумеется, взрослых: своих родных, друзей, коллег по Оксфорду, писателей, художников, актеров, священнослужителей, включая епископов и архиепископов, государственных деятелей (с большинством из них он был знаком по Крайст Чёрч), в том числе премьер-министра. Правда, прославился он именно благодаря снимкам детей: из работ фотографов-любителей XIX века его детские портреты считаются лучшими. Недаром на знаменитой фотовыставке «Род человеческий», объехавшей в 1956 году многие страны, побывавшей и в России, из своих современников был представлен он один.

Вопреки устоявшемуся мнению, круг знакомств Кэролла был также весьма широк и разнообразен и включал в себя множество мужчин и женщин самого разного возраста. Откуда же взялось столь устойчивое убеждение в том, что знаменитый автор «Алисы» общался исключительно с маленькими девочками?

И что же все-таки скрывала семья? Что заставляло братьев, сестер и племянников проявлять такую сдержанность, такую осторожность в обращении с бумагами Льюиса Кэрролла?

Разумеется, как справедливо замечает Кэролайн Лич, «страницы не вырезаются сами собой». Но какие различные причины могут скрываться за холодным щелканьем ножниц! Вырезанных страниц не вернуть. Менелла и Вайолет – хотя бы отчасти – обеспечили своему великому родственнику право на privacy [168]168
  «Новый большой англо-русский словарь» под ред. Ю. Д. Апресяна дает следующее определение privacy: 1. уединение; уединенность; 2. тайна, секретность; 3. личное, частное дело; 4. уединенный уголок.


[Закрыть]– этот непереводимый оплот английской души.

Кэролайн Лич весьма запальчиво пишет о пропаже дневников и писем Кэрролла, обвиняя его семейство в умышленном искажении образа писателя, желании утаить от публики «правду» и других тяжких грехах; по-видимому, она нисколько не сомневается, что «народ имеет право знать». Невольно вспоминается знаменитое письмо А. С. Пушкина П. А. Вяземскому с затертым от постоянного цитирования пассажем: «Толпа жадно читает исповеди, записки, etc., потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой подлости она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы!Врете, подлецы; он и мал и мерзок не так, как вы, – иначе». А начинается эта известная тирада так: «Зачем жалеешь ты о потере записок Байрона? черт с ними! слава Богу, что потеряны…»

Но вернемся к сохранившимся тетрадям, которые всё-таки попали в Британский музей, и к открытиям Кэролайн Лич и Хьюго Лебейли.

Из переписки Кэрролла с сестрами явственно следует, что кое-какие страницы его биографии доставляли хлопоты родственникам еще при жизни писателя. Дело в том, что преподобный Доджсон – оксфордский лектор, дьякон и джентльмен – всю жизнь был не в ладах с «миссис Гранди», то есть, выражаясь по-русски, не заботился о том, «что станет говорить княгиня Марья Алексевна». «Ты не должна пугаться, когда обо мне говорят дурно, – писал он обеспокоенной сплетней младшей сестре, – если о человеке говорят вообще, то кто-нибудь непременно скажет о нем дурно».

Его страстная любовь к театру считалась совершенно неподобающей для священнослужителя (ведь в театре показывали и фарсы, и водевили, и бурлески, которые Кэрролл очень ценил), так же как и предпочтения в живописи, в частности восхищение полотнами, изображающими обнаженных женщин; а дружба и свободное общение с молодыми (и не очень молодыми) дамами и вовсе не укладывались ни в какие рамки.

«Истории о том, как молодые женщины без сопровождения проводили каникулы у моря с Льюисом Кэрроллом, вряд ли могли бы умилить добропорядочное викторианское общество, к которому принадлежали большинство читателей Коллингвуда. Совсем не это хотелось услышать публике о создателе “Алисы”! Легко понять, что семейство Доджеон стремилось положить конец сплетням, неизбежно окружавшим подобные эскапады. Публично сказать правду – признаться в печати, что Льюис Кэрролл обедал, гулял, ездил к морю наединес молодыми девицами, оставался ночевать в домах вдов и замужних женщин, чьи мужья находились в отъезде, – было всё равно что предположить в преподобном Доджсоне прелюбодея и совратителя! Это просто никуда не годилось», – пишет Кэролайн Лич.

С точки зрения викторианской морали самым невинным из всех увлечений Кэрролла казалось его увлечение маленькими девочками. Именно это увлечение, такое уместное для сказочника, и подняли на щит сначала Коллингвуд, а вслед за ним и многочисленные мемуаристы и биографы. Кто же мог знать, что в следующем веке всё встанет с ног на голову и любовно наведенный современниками «хрестоматийный глянец» отольется в столь рискованные формы!..

Однако для публики того времени, как и для семейства Кэрролла, дружба с девочками выглядела абсолютно безопасной темой. Считалось, что до четырнадцатилетнего возраста девочка остается ребенком и, соответственно, до этой поры стоит выше всего земного и грешного.

По словам Кэролайн Лич, именно эти представления «стоят за наивными попытками семейства убедить публику, что все его многочисленные приятельницы были моложе роковых четырнадцати лет. Эта манипуляция становится особенно прозрачной, когда выясняется, что даже в тщательно отобранной Коллингвудом переписке почти половина цитируемых писем написана девочкам старше четырнадцати, а четверть адресована девицам восемнадцати лет и старше».

В результате сравнения опубликованных фрагментов дневников с более полной версией, хранящейся в Британском музее (пусть даже с вырезанными страницами и пропавшими томами), профессор Лебейли приходит к выводу, что «отнюдь не трогательный интерес дядюшки к прелестным ангелочкам оберегали от постороннего взгляда престарелые викторианские дамы, но его склонность к сомнительным, по их мнению, спектаклям, в которых играли бойкие молодые актрисы, его благосклонные отзывы о полотнах, изображающих обнаженных женщин. Доказательства столь вульгарного вкуса казались им поистине скандальными, и они замалчивали их последовательно и методично, не подозревая, что тем самым подпитывают распространенное представление о Льюисе Кэрролле как об извращенце и маньяке».

И в самом деле, как могли они предположить, что, оберегая викторианские добродетели, обрекут своего знаменитого родственника на гораздо более грозные обвинения? Великолепная ирония судьбы, достойная Кэрролла.

Возможно, сам Кэрролл отчасти способствовал возникшей путанице. Взять хотя бы изобретенный им термин child-friend.По сути, это словосочетание указывало не столько на возраст (или даже возрастную разницу), сколько на тип отношений, столь обычный для Кэрролла и столь малопонятный обществу – вероятно, сегодняшнему так же, как и тогдашнему. Впрочем, и само слово childв XIX веке всё еще сохраняло отзвуки иных оттенков значений. Слово это могло указывать не только на возраст, но и на характер отношений, в частности определяемый разницей в возрасте или социальном положении (ср. принятое в XVIII столетии выражение «дети и слуги»). Кстати говоря, не зря, видимо, многие современники упоминали о том, как внимателен был Кэрролл к слугам – по всей видимости, для него особое значение имели отношения с более слабыми, зависимыми, в известной степени более уязвимыми (не стоит забывать, что он рано узнал бремя ответственности за восьмерых младших братьев и сестер).

Однако в употреблении Кэрроллом слова childбыл, конечно, и игровой компонент, на что справедливо указывают и Кэролайн Лич, и Хьюго Лебейли. Он частенько использовал слово «ребенок» применительно к особам женского пола в возрасте двадцати, тридцати, а то и сорока лет…

В 1894 году Кэрролл пишет миссис Эгертон, приглашая на обед двух ее дочерей, шестнадцати и восемнадцати лет:

«Одна из главных радостей моей – на удивление счастливой – жизни проистекает из привязанности моих маленьких друзей. Двадцать или тридцать лет тому назад я бы сказал, что десять – идеальный возраст; теперь же возраст двадцати – двадцати пяти лет кажется мне предпочтительней. Некоторым из моих дорогих девочек тридцать и более: я думаю, что пожилой человек шестидесяти двух лет имеет право всё еще считать их детьми».

Примерно такое же рассуждение содержится в письме 24-летней Гертруде Четуэй, которую Кэрролл зовет погостить у него в Истборне. Вот как он оправдывает необычность подобного приглашения:

«Во-первых, если я доживу до следующего января, мне исполнится 59 лет. Если бы подобную вещь предложил мужчина тридцати или даже сорока лет от роду, это было бы совсем другое дело. Тогда бы об этом и речи идти не могло. Мне самому подобная мысль пришла в голову лишь пять лет назад. Только накопив действительно немало лет, рискнул я пригласить в гости десятилетнюю девочку, которую отпустили без малейших возражений. На следующий год у меня неделю пробыла двенадцатилетняя гостья. А еще через год я позвал девочку четырнадцати лет, на этот разожидая отказа под тем предлогом, что она уже слишком взрослая. К моему удивлению и радости, ее матушка согласилась. После этого я дерзко пригласил ее сестру, которой уже исполнилось восемнадцать. И она приехала! Потом у меня побывала еще одна восемнадцатилетняя приятельница, и теперь я совсем не обращаю внимания на возраст».

По мнению профессора Лебейли, поведение Кэрролла объясняется прежде всего крайней независимостью характера, стремлением самому, в соответствии со своим разумением и своей совестью принимать решения и контролировать ситуацию. Он избегал всего, что могло быть ему навязано (до такой степени, что не хотел, чтобы ему назначали время встречи, ограничивая тем самым его свободу). Что может быть менее обязывающим, менее требовательным, чем общение с child-friend?

При этом, продолжает Лебейли, Кэрролл вовсе не чурается женщин. Однако, будучи человеком крайне щепетильным, Кэрролл строго регламентирует свое общение с прекрасным полом – в молодости он держится подальше от девиц на выданье и только к старости начинает проявлять известную беззаботность относительно возраста своих приятельниц… На основании точно подсчитанных отзывов Кэрролла о произведениях живописи и театральных постановках (из 870 комментариев, сделанных им по поводу актерской игры, только 150 относятся к детям) Лебейли делает вывод, что цветущая женственность привлекала его на деле значительно больше, чем девичья незрелая прелесть. Словом, миф лжет – автор сказок об Алисе был вовсе не таким, каким его привыкли считать…

Миф лжет, вторит профессору Кэролайн Лич. Кэрролл вовсе не был застенчивым, мрачным отшельником – напротив, порой он наносил в день по полдюжины визитов, водил в театр своих бесчисленных приятельниц; никогда не избегал мужчин и уж тем более не испытывал ненависти к мальчикам; он получал удовольствие от жизни и любил общество молодых женщин… Впрочем, яростно развенчивая старый миф, Кэролайн Лич тут же начинает создавать новый – головокружительную историю любви Кэрролла к миссис Лидделл. И можно быть уверенными, что новые сенсации не за горами. Возможностей масса: роман с гувернанткой, роман с миссис Лидделл, роман с мистером Лидделлом… Возможно, выяснится, что Кэрролл любил только мальчиков.Возможно, найдется и какой-нибудь подозрительный домашний питомец или возлюбленный труп. И в этом отчасти будут виноваты злополучные викторианские дамы, затерявшие и изрезавшие драгоценные томики дневников. Ибо ничто так не будоражит воображение, как тайна. Сколько лет дописывают за Диккенса его последний неоконченный роман, сколько лет волнует умы десятая, сожженная, глава «Евгения Онегина»! Вероятно, и Кэрроллу предстоит еще немало удивительных метаморфоз…

Но мы, пожалуй, остановимся, передохнем и оглядимся. Может быть, у нас, наконец, перестанет двоиться в глазах и нам удастся увидеть не двух антиподов, этаких Джекилла и Хайда, а одного незаурядного человека, необычного до такой степени, что современники и потомки предпочли разделить его на «Кэрролла» и «Доджсона» и воспринимать «по частям». Загадки и парадоксы по-прежнему сопровождают его имя – даже теперь, спустя более столетия после его смерти. Прелесть в том, что у загадки не всегда есть ответ – чем, например, ворон похож на конторку?

Англичане знают цену странности.У Кэрролла на родине есть своя культурная ниша – «эксцентричный ученый-джентльмен»; хотя, конечно, и это всего лишь одна из масок. Бесспорно, она подходит ему не в пример лучше, нежели маска чопорного педанта, у которого, как заметила в свое время Вирджиния Вулф, «не было жизни», или совсем уж нелепая маска тайного искусителя девочек… Но если эти маски расплывутся, исчезнут, что же останется? Улыбка, разумеется.

Можно ли сказать, что Льюис Кэрролл был свободнымчеловеком? Он, несомненно, был глубоко религиозен, но не мог принять идею о вечных муках; позволял себе присутствовать на службе в православном храме и даже в синагоге, говорил, что если бы знал язык, то принял бы участие в православной литургии. Он уважал традиции и установления общества, но открыто возражал против тех из них, которые казались ему бессмысленными или несправедливыми. Он дарил необыкновенную дружбу, исполненную юмора и доброты, многим представительницам прекрасного пола – как мы теперь знаем, самого различного возраста. И при этом значительно больше полагался на свое суждение, нежели на общепринятые правила. Это был человек совести, в своих помыслах и поступках он давал строгий отчет Господу. Но никогда – никогда! – не путал он Господа с «миссис Гранди», с духовными и светскими властями. Он держал ответ перед Богом, а не перед ними. И не перед нами.

Основные даты жизни и творчества Льюиса Кэрролла (Чарлза Латвиджа Доджсона)

1832, 27 января– в деревне Дарсбери (графство Чешир) в семье преподобного Чарлза Доджсона и Франсис Джейн, урожденной Латвидж, родился сын Чарлз, третий из одиннадцати детей.

1843 —в связи с получением отцом прихода семья переехала в деревню Крофт-на-Тисе неподалеку от Ричмонда (графство Йоркшир). 1844–1846– Чарлз-младший посещает школу в Ричмонде.

1845 —начал издавать первый из рукописных «семейных журналов» «Полезная и назидательная поэзия».

1846– поступил в публичную школу в Регби.

1850, 23 мая– успешно сдал экзамен в оксфордский колледж Крайст Чёрч.

1851, январь —начало учебы в Крайст Чёрч. Смерть матери.

Ноябрь —награжден стипендией Боултера за академические успехи.

1852, конец года —получил отличие первой степени по математике и второй степени по классическим дисциплинам и звание пожизненного члена Крайст Чёрч.

1854, лето —в газете «Оксфорд эдвертайзер» впервые анонимно опубликовал два стихотворения.

18 октября —присвоена степень бакалавра.

1855, февраль —получил должность помощника хранителя библиотеки Крайст Чёрч.

Май —стал Бостокским стипендиатом.

Конец года– начал читать лекции по геометрии, получил степень магистра.

1856, февраль– начал заниматься фотографией.

Март —в журнале «Трейн» опубликовано стихотворение «Уединение», впервые подписанное псевдонимом «Льюис Кэрролл».

25 апреля —познакомился с дочерьми ректора Лидделла Лориной, Алисой и Эдит.

1857 —знакомство с художником и искусствоведом Джоном Рёскином, писателем Уильямом Теккереем, поэтом Альфредом Теннисоном.

1858– выпустил первую научную книгу «Алгебраический разбор Пятой книги Евклида» под псевдонимом «Тьютор колледжа».

1860– опубликовал «Конспекты по плоской алгебраической геометрии Чарлза Латвиджа Доджсона».

1861, 12 декабря– рукоположен епископом Оксфордским в сан дьякона.

1862, 4 июля —во время лодочной прогулки в Годстоу рассказывал девочкам Лидделл сказку об Алисе.

13 ноября —начал работать над рукописью «Приключений Алисы под землей».

1863, 10 февраля —закончил «Приключения Алисы под землей».

1864, апрель —завершились переговоры с художником Тенниелом и издателем Макмилланом об издании сказки об Алисе.

26 ноября —передал Алисе Лидделл рукопись «Приключений Алисы под землей» с собственноручными рисунками.

21 декабря —познакомился с актрисой Эллен Терри.

1865, 27 января —получил от издателя первые экземпляры «Алисы в Стране чудес».

1866– вышли в свет «Сведения из теории детерминантов».

1867, 24 января —первое упоминание в дневнике о работе над «Зазеркальем».

Июль – сентябрь– совершил с другом Генри Лиддоном единственную заграничную поездку – в Россию через Францию, Бельгию и Германию.

Декабрь —в ежемесячном «Журнале тетушки Джуди» напечатан рассказ «Месть Бруно», ставший впоследствии основой романа «Сильвия и Бруно». Опубликовано «Элементарное руководство по теории детерминантов».

1868, 21 июня– смерть отца.

1869', начало января —опубликован сборник «Фантасмагория и другие стихотворения».

12 января —послал издателю Макмиллану первую главу сказки об Алисе в Зазеркалье. Первые немецкий и французский переводы «Алисы в Стране чудес». Знакомство с художником Генри Холидеем, будущим иллюстратором «Охоты на Снарка».

1870, 4 января —завершил работу над рукописью второй сказки об Алисе.

1871, декабрь– вышла в свет сказка «Сквозь Зеркало и что там увидела Алиса» («Алиса в Зазеркалье»).

1872 —первый итальянский перевод «Алисы в Стране чудес».

1874, июль —начал писать поэму «Охота на Снарка». Первый голландский перевод «Алисы в Стране чудес».

1875, лето —работал над «Охотой на Снарка» в курортном городке Сан-даун на острове Уайт.

1876, 29 марта —вышла в свет «Охота на Снарка». Первая инсценировка «Алисы в Стране чудес» и «Алисы в Зазеркалье».

1879, март —опубликован математический труд «Евклид и его современные соперники».

29 марта – 21 июня– в журнале «Вэнити Фэр» напечатаны «Дублеты, словесные загадки». Первый русский перевод «Алисы в Стране чудес».

1881, октябрь —отказался от чтения лекций по математике в Крайст Чёрч. Выпустил математический труд «Первая и Вторая книги Евклида».

1882, ноябрь —стал куратором Клуба Крайст Чёрч.

1883, 6 декабря —опубликовал стихотворный сборник «Стихи? И смысл?».

1884, ноябрь– вышли статьи «Принципы парламентского представительства», «Парламентские выборы», «О чистоте выборов».

1885, 22 декабря– напечатан сборник игр и загадок «История с узелками».

1886, 22 декабря– в издательстве Макмиллана осуществлено факсимильное издание рукописи «Приключений Алисы под землей».

23 декабря —премьера в «Театре принца Уэльского» в Лондоне спектакля «Алиса в Стране чудес», поставленного Генри Сэвилом Кларком.

1887, 21 февраля —опубликовал «Логическую игру».

1888– издал «Математические курьезы» (часть I).

1889, 2 сентября —в журнале «Театр» напечатана статья Кэрролла «Дети сцены».

12 декабря– в издательстве Макмиллана вышел роман «Сильвия и Бруно».

1890 —изданы «Алиса для малышей», «Круглый бильярд»; «Восемь или девять мудрых слов о том, как писать письма»; в Нью-Йорке вышла «Охота на Снарка».

1892– покинул пост куратора преподавательского клуба.

1893, 29 декабря– опубликован роман «Сильвия и Бруно. Заключение». Издана вторая часть «Математических курьезов» – «Полуночные задачи».

1896, 21 февраля —выход в свет «Символической логики» (часть I).

1898, 14 января– скончался в Гилфорде. Похоронен на Гилфордском кладбище.