Текст книги "Личная жизнь Александра I"

Автор книги: Нина Соротокина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Нина Соротокина
Личная жизнь Александра I

Вместо предисловия

Взяться описывать характер и нрав одного из самых загадочных русских государей – задача мало того что трудная, она еще граничит с дерзостью, а попросту говоря, с наглостью. И вообще, что мы о них знаем? Моим родителям рекомендовали изучать русскую историю по учебнику Покровского. Тоненькая книженция на плохой бумаге. В ней все наши правители представлены палачами, садистами, развратниками, сифилитиками (кроме, разумеется, советских) и прочая, прочая… Моему поколению надо было открывать для себя наших государей, из монстров они постепенно превращались в людей.

Пушкин, который «наше все», написал про Александра I: «Правитель слабый и лукавый, плешивый щеголь, враг труда, нечаянно пригретый славой, над нами царствовал тогда…» Фраза эта приклеилась к Александру I намертво. А почему, собственно, «враг труда»? И почему слава пригрела его «случайно»? Вот уж воистину ради красного словца… Будем считать, что в данном случае Пушкин был необъективен ровно настолько, насколько он был необъективен по отношению к Сальери.

Куда более скромный автор – швейцарский писатель и дипломат Анри Валлотон – в своей книге удивляется: про Наполеона написаны тысячи книг, все они полны восхищения великим полководцем и правителем, и забывают восхититься человеком, который его переиграл и разгромил, – Александром I.

В традиции русской интеллигенции не любить правящую верхушку: это было раньше, это есть и сейчас. Справедливая и принципиальная русская интеллигенция не может простить Александру I, во-первых, что он был царь, во-вторых, Аустерлиц, в-третьих, военные поселения, в-четвертых, Рунича и Магницкого… список можно длить долго. Хрущев дал возможность нам проговорить, прокричать несколько свободных слов, и ему с легкостью простили расстрельные списки тысяч людей, а Александру I не могут простить Аракчеева, и баста!

История жизни наших самодержцев состоит из мифов, ведь сколько людей, столько мнений. Появился новый миф, понравился, все его стали пересказывать как истину. Так, известно, что матушку Александра I Марию Федоровну Екатерина II называла «воском», стало быть, умная была невестка, а сын Николай, будущий император, говорил про мать – «чугун». Видно, и то и другое – правда. Павла многие хотели видеть «сумасшедшим». Другие авторы с яростью это отвергают и пишут – «романтик, рыцарь». Александра I называли сфинксом. Кстати сказать, именно об Александре больше всего сочинено «таинственных» мифов.

Документы, мемуары, обмолвки современников, легенды, анекдоты и множество книг самых уважаемых авторов – и все про Александра I. Читай, думай, особое внимание обрати на взаимоисключающие суждения. Работа с документами – это тоже выбор. Надо помнить, что отношение к тому или иному политическому деятелю очень зависит от того, какое время на дворе. Даже Дон Кихот, о котором мы «все знаем», в одну эпоху считался сумасшедшим, и общество с этим согласно, а в другую – он святой, который, несмотря ни на что, борется за справедливость. А где истина? Где «как там было на самом деле»? Поэтому неправомочно говорить, что эта книга – об императоре Александре I. Это только то, что я знаю и думаю об Александре I. Читатель может со мной не соглашаться. Имеет право…

* * *

В 20-х годах, а если точнее – в 1819 году, государь Александр Павлович решил посетить Валаам. Игумена Иннокентия предупредили загодя – встретить государя «с подобающей честью», всей братией, облаченной празднично, с крестами и иконами.

Сортавала, а оттуда предстояло плыть на остров двадцать миль с гаком, встретил высоких путешественников непогодой. Ладожское озеро в бурю страшнее моря-океана. Весь день ждали погоды, к вечеру решили отложить плавание, но государь заупрямился – вперед, Господь поможет! И поплыли – малой свитой в одной лодке.

В монастыре тоже весь день были неспокойны. Празднично облаченные монахи выходили под дождь, смотрели вдаль – не плывет ли царская флотилия, а под вечер и успокоились – кто же в такую непогодь решится сунуться в озеро – и легли спать.

В три часа ночи промокший до нитки и до дрожи замерзший государь высадился на валаамский берег. Никого, темень и дождь. Свитские побежали искать настоятеля. Бедный игумен Иннокентий! Он тут же распорядился поднимать монахов, сам бросился в ризницу, дабы облачать всех празднично, разбудили звонаря – беги на колокольню! А император стоял на пристани и ждал.

Наконец торжественная встреча состоялась. Куда изволите, государь? А государь изволил единственно – согреться. У него от холода буквально зуб на зуб не попадал. Александра Павловича отвели в Преображенскую церковь и начали службу. Преображенская церковь всегда топилась. Там за печкой был теплый закуток – любимое место больных и хворых монахов. На этот раз в теплом кармане отогревался слепой монах Симон. Государь сел рядом. Симон ощупал его мокрую одежду и спросил шепотом:

– Кто здесь со мной?

И Александр тоже шепотом ответил:

– Путник.

(Местное Валаамское предание).

Родители

Отец – Павел Петрович Романов, наследник русского трона, с ноября 1796 года император Всероссийский. Родился 20 сентября 1754 года в Санкт-Петербурге.

Мать – Софья Доротея Августа Луиза принцесса Вюртембергская. Родилась 15 октября 1759 года в Штутгарте. Сразу сообщим, что у этой пары было десятеро детей:

Александр I (1777–1825), российский император.

Константин Павлович (1779–1831).

Александра Павловна (1783–1801).

Елена Павловна (1784–1803).

Мария Павловна (1786–1859).

Екатерина Павловна (1788–1819).

Ольга Павловна (1792–1795).

Анна Павловна (1795–1865).

Николай I (1796–1855), российский император.

Михаил Павлович (1798–1849).

Это был второй брак Павла Петровича. Первой его женой была принцесса Гессенская Вильгельмина, получившая при крещении имя Наталья Федоровна. Она умерла родами. Двадцать два года – и уже вдовец. Павел очень тяжело переживал смерть жены, и мать постаралась как можно быстрее найти покойной замену. О новой невесте наследника похлопотал сам Фридрих Великий. Софья Доротея была его племянницей, и он надеялся, что этот брак упрочит связи России с Пруссией. Королю было шестьдесят четыре года – по меркам того времени уже старик, но политические интересы по-прежнему стояли на первом месте. Сама Екатерина II считала главной своей союзницей никак не Пруссию, а Австрию, но родство с Фридрихом Великим ее не смутило, главное, надо было действовать быстро.

В Петербург был прислан миниатюрный портрет Софьи Доротеи, Павел пришел от него в восторг и пожелал сам поехать в Берлин на встречу с суженой. Встреча состоялась. «Я нашел невесту такой, какой только желать мысленно себе мог, – пишет Павел матери, – не дурна собой, велика, стройна, не застенчива, отвечает умно и расторопно, и уже известен я, что если ли сделала действо в сердце моем, то не без чувства и она со своей стороны осталась. Столь счастлив я, всемилостивейшая государыня, если, Вами будучи руководим, заслужу выбором своим еще более милость Вашу».

Юная Софья действительно была умницей. Деликатно и ненавязчиво она просила советов Павла – как себя вести в Петербурге, интересовалась, что такое русский двор, каковы особенности его этикета, как понравиться императрице и заслужить ее любовь и т. д. Кроме того, она начала изучать русский язык и уже освоила алфавит. Павел уехал на родину, оставив невесте письменное руководство – наставление из четырнадцати пунктов. Другая бы обиделась, но Софья Доротея – нет, она была благодарна.

31 августа 1776 года принцесса со свитой прибыла в Царское Село. Далее все сладили очень быстро. 14 сентября принцесса Вюртембергская приняла православие, получив имя Мария Федоровна. На следующий день молодые были обручены, а 26-го состоялось венчание. «Наставления» Павла дали свои плоды. Новая супруга наследника понравилась при дворе, императрица тоже отзывалась о ней в самых лестных выражениях. В письме Гримму в Париж Екатерина пишет: «Она стройна, как нимфа, цвет лица – смесь лилии и розы, прелестнейшая кожа в свете; высокий рост с соразмерной полнотой и легкая поступь. Кротость, доброта сердца и искренность выражаются у нее на лице. Все от нее в восторге, и тот, кто не полюбит ее, будет не прав, так она создана для этого и делает все, чтобы быть любимой». Очень романтический образ!

Брак их был счастливым. Во всяком случае, первое десятилетие. Все, писавшие про эту чету, единодушно утверждают, что Мария Федоровна любила мужа. Павла не назовешь красавцем, он был ниже ее ростом, мнителен, подвержен ипохондрии, но был рыцарем в душе, то есть предан, галантен, правдив, доверчив. Жена стала для него не только любимой, но и другом. По сохранившейся переписке мы можем судить, что Павел доверил Марии Федоровне свою главную тайну. Оказывается, покойная жена была ему неверна. И кто стал ее избранником? Самый близкий и верный его друг – Андрей Разумовский. Это двойное предательство разрывало сердце великого князя. Второй брак спас его от этой беды. Можно было жить дальше.

Но жизнь штука сложная. Со временем отношения царственных супругов претерпели серьезные изменения. Н. Я. Эйдельман очень подробно работал с документами. В книге «Герцен против самодержавия» он приводит письмо Павла I графу Ростопчину от 15 апреля 1800 года: «Дражайший Федор Васильевич. Граф Алексей Андреевич передал мне составленный Вами прожект изменения 6 пункта Мальтийского регламента: вторая часть изложенного Вами, мне кажется, – удачное разрешение вопроса. Сегодня для меня священный день памяти в Бозе почившей цесаревны Натальи Алексеевны (первой супруги. – Авт.), чей светлый образ никогда не изгладится из памяти моей до моего смертного часа. Вам, как одному из немногих, которым я абсолютно доверяю, с горечью признаюсь, что холодное официальное отношение ко мне цесаревича Александра меня угнетает. Не внушили ли ему пошлую басню о происхождении его отца мои многочисленные враги?

Тем более это грустно, что Александр, Константин и Александра мои кровные дети. Прочие же? Бог весть!

Мудрено, покончив с женщиной все общее в жизни, иметь еще от нее детей. В горячности моей я начертал манифест «О признании сына моего Николая незаконным», но Безбородко умолил меня не оглашать его. Но все же Николая я мыслю отправить в Вюртемберг «к дядям», с глаз моих долой: гоф-фурьерский ублюдок не должен быть в роли российского великого князя – завидная судьба! Но Безбородко и Обольянинов правы: ничто нельзя изменять в тайной жизни царей, раз так предопределил Всевышний.

Дражайший граф, письмо это должно остаться между нами. Натура требует исповеди, а от этого становится легче жить и царствовать.

Пребываю к Вам благосклонный Павел».

Письмо это – копия с копии (сам подлинник сгорел в числе прочих документов в ризнице Кувинской церкви) – якобы было найдено сыном графа Ростопчина (губернатор Москвы в 1812 году). Данные из письма подтверждает декабрист Бригген, материал по делу собирал также граф Строганов, потом все это было опубликовано в журнале «Былое». Весь этот гарнир к письму я перечисляю из чувства долга, пусть читатель не заостряет на этом внимания, тем более что сам Эйдельман предполагает, что упомянутое письмо – более поздняя подделка. Но и подделки для историков представляют ценность, по ним видно, о чем сплетничали, как хотели досадить или, наоборот, сообщить миру скрытую тайну. Самиздат, копии, подметные письма – все это Интернет XVIII века.

Но это все потом, а пока молодые счастливы. 12 декабря 1777 года у высокой четы родился первенец. Его нарекли Александром в честь святого покровителя Петербурга благоверного князя Александра Невского. В честь рождения внука императрица подарила Марии Федоровне земли вблизи Царского Села. Там построили дворец, возвели великолепный парк с красивыми пейзажами, беседками и павильонами. Место назвали Павловск.

Детство и отрочество

По праву в списке родителей Александра надо было первой поставить не маму с папой, а бабушку, императрицу Екатерину II Великую. Она была в восторге от рождения внука, права династии в империи закреплены, и в ту же ночь, как он только появился на свет, забрала младенца в свои покои.

Это было в обычае русского двора. Жизнь царственного отпрыска не принадлежит родителям, она принадлежит государству. Точно так же поступила в свое время императрица Елизавета. В своих «Записках» Екатерина подробно, с глубокой обидой описывает, как отобрали у нее только что рожденного Павла и тут же забыли о ней, как говорится, воды было некому подать. Но она не смела роптать. Слишком долго русский двор ждал рождение наследника – целых двенадцать лет. Да и заступиться за нее было некому, муж, будущий государь Петр III, был не в счет. И скажем прямо, тогда Екатерина не долго горевала. Она не успела полюбить своего сына, жизнь при дворе была сложной, здесь бы саму себя сохранить, а еще молодость, еще любовь…

На этот раз дело обстояло иначе. И Павел и Мария Федоровна горячо переживали разлуку с сыном. Через полтора года у них точно так же заберут второго сына – Константина. Он родился 27 апреля 1779 года. Родителям разрешали свидание с детьми, но не больше. Воспитанием мальчиков, помимо гувернантки и нянек, занималась сама императрица. С обывательской, то есть моей точки, зрения, это ужасно. Суррогатные родители – это обидно, унизительно, больно, в конце концов. Но они подчинились, а вся боль от разлуки с детьми ушла в глубь души, осела там вечной обидой, с которой нет сладу.

О каком бы русском государе ни писали, каждый, кто мимоходом, кто основательно, сообщит читателю, что у него (или у нее) было «трудное детство». «Трудное детство» было у Василия Темного, у Ивана Великого, у Ивана Грозного и Петра Великого, у Елизаветы I и Екатерины II. Как ни странно и ни наивно это звучит, детство было трудным и у Александра I. Бабка души в нем не чаяла, все блага мира были в распоряжении ребенка, однако именно в детстве Александра надо искать истоки его натуры, его скрытности и душевных мук. Положение в семье Романовых было чрезвычайно трудным и сложным.

Об этом столько уже сказано и написано, что буквально заставляешь себя повторяться. Корень зла таился в Екатерине Великой, как это ни прискорбно. Она получила власть в результате переворота, осуществленного гвардейцами. Павлу, законному наследнику, было в то время восемь лет. Общественность считала, что Екатерина станет регентшей при сыне, а при совершеннолетии Павла передаст ему власть. Этого не случилось.

Екатерина была умной, талантливой и сильной правительницей, при этом она помнила, что формально не имеет прав на власть. Вначале надо было саму себя уговорить, что все делаешь правильно. Это она попыталась сделать в своих «Записках». Откровенные мемуары-дневники Екатерина шесть раз начинала, подробно писала про свою жизнь при Елизавете, но так и не перешагнула в то время, когда сама стала императрицей. В «Записках» она раз за разом доказывает, что муж был недоумок, дурак, бездарь, что с точки зрения государственной его надо было убрать. И его убрали – убили. Рассказывают, что после смерти Екатерины Павел с помощью Безбородко нашел в архиве писульку Алексея Орлова, в которой тот сообщает императрице о смерти Петра III и просит прощения и милости за содеянное убийство. Павел прочитал эту записку и вздохнул с облегчением – значит, отца убили не по приказу матери. А ведь какая мука жить с этой мыслью! Вот уж воистину «русский Гамлет».

«Записки» Екатерины прочитают в России много позднее, а пока по столице ползут сплетни и слухи. Одни говорят: Петр III был слабый государь, а Павел весь в отца; яблоко от яблони недалеко падает, и правильно, что государыня устранила его от дел. Другие высказывают иную достоверную версию – цесаревич не сын Петра III, его отец – любовник императрицы Сергей Салтыков, а потому Павел не законный наследник. Третьи согласны – незаконный, потому что Екатерина ему не мать. Рожденный от Салтыкова ребенок-де умер при родах, но от народа это скрыли и привезли во дворец чухонского младенца, жителей деревни в одну ночь переселили на Камчатку, а дома их сровняли с землей.

Знал Павел или не знал об этих слухах, нам неизвестно, но об отношениях сына и матери мы можем судить. Павел жаждал деятельности. Еще в 1774 году он подал императрице докладную записку – «Рассуждения о государстве вообще, относительно числа войск, потребного для защиты оного, и касательно обороны всех пределов». Главная мысль записки – России нужна война не наступательная, а оборонительная. Вот те на! Вся политика России на многие столетия строилась на том, что она расширялась «до своих естественных пределов», то есть либо до непреодолимых гор, либо до необъятных морей, а тут мальчишка, сопляк говорит – перестань расширяться и защищай то, что есть. Екатерина дала прочитать записку герою всех войн Потемкину, тот жестоко осмеял ее автора.

Да добро бы один Потемкин! Вся рать любовников государыни относилась к Павлу без должного уважения, конечно, с попустительства самой Екатерины. Сколько их там было-то – фаворитов, со счету можно сбиться, цифра приближается к сорока. А какой сын простит матери такой образ жизни, да еще при подозрении, что она виновна в смерти отца? А теперь забирает у сына детей, чтобы воспитать их «правильным образом». А как она их может воспитать – развратница и вольтерьянка? А ты не только не можешь этому воспрепятствовать, но и слова против сказать не смей.

Летом 1783 года Екатерина после рождения у Павла третьего ребенка – дочери Екатерины (1783–1801) – подарила ему Гатчину. Мыза Гатчина ранее принадлежала экс-фавориту Григорию Орлову. В 1783 году он умер, императрица вначале выкупила у наследников мызу в казну, а потом вместе с роскошным дворцом (архитектор Ринальди), парком и принадлежащими усадьбе двадцатью деревнями подарила сыну. Павел был рад подарку. Он прожил в Гатчине тридцать три года. Расстояние в шестьдесят верст защищало его от столицы, от засилия и интриг двора, здесь он был полноценным хозяином. В Гатчине он завел свой двор, свою армию, создал мини-государство. По примеру отца Павел преклонялся перед Фридрихом Великим. Армия – вот основа любого государства. Под предлогом защиты от бродяг он организовал вначале отряд в шестьдесят человек, через год это уже три батальона. Он сам придумал одежду для своей армии по прусскому образцу, вся Гатчина стала выглядеть как военный городок: казармы, полосатые будки, шлагбаумы. При этом солдат хорошо кормили, заботились об их быте. Но зато наказывали за малейшую провинность. Кроме того, Павел построил в Гатчине школу, больницу и четыре храма – православный, католический и два лютеранских.

Александр редко посещал Гатчину, благо на этом никто не настаивал, а Екатерина и вовсе была против этих посещений. Александр любил мать, боялся отца и целиком подчинялся бабушке. Он сидел между двумя стульями. Как больно было ребенку слушать насмешки относительно отца в одном доме, а потом делать хорошую мину при плохой игре, когда Павел отзывался нелицеприятно о бабушке. И что ему было делать? Притворяться, скрывать свои истинные чувства и улыбаться доброжелательно.

Но это все потом, а пока он совсем малыш и бабушка его обожает. Второй внук Константин – другое дело. В отличие от Александра, он не был столь пригож и здоров. «Я не поставлю на него и гроша; или я совсем ошибаюсь, или он не жилец на этом свете», – пишет она Гримму. Но кормилица поставила мальчика на ноги. В кормилицы была взята гречанка, и это не случайно. Уже тогда в голове императрицы зрела идея сделать второго внука правителем отбитого у турок и возвращенного христианскому миру Константинополя (то бишь Стамбула). Свой проект она не без иронии называла «испанскими замками», но задумка была вполне серьезной. Имя внуку было выбрано не без значения.

Александр же готовился для России. В воспитании были использованы все новомодные идеи века Просвещения. Особое внимание уделялось гигиене, прогулкам, свежему воздуху. Императрица сама выбирала ему одежду, игрушки, сочиняла для него сказки и стихи. Гримму: «Я без ума от этого мальчугана. Каждый день мы приобретает новые знания, иначе говоря, из каждой игрушки мы делаем их десяток или дюжину и соревнуемся в том, кто лучше при этом проявит свои дарования. Удивительно, какими мы при этом становимся изобретательными! Пополудни мой малыш снова приходит на сколько хочет и проводит таким образом три или четыре часа в день в моей комнате» (август 1779 года).

Все в его поведении вызывает восхищение в Екатерине: «Вот уже два месяца, как, потихоньку законодательствуя, я принялась для собственного развлечения составлять маленький словарик изречений господина Александра, которые отнюдь не дурны. Время от времени у него вырываются совершенно замечательные ответы. Поневоле задумываешься. Так, например, вчера, когда его портрет по моему заказу писал Бромптон, хороший английский художник, а мальчик никак не мог спокойно усидеть на месте, я спросила его: «Как же вы держите себя, сидя перед художником?» На что он мне ответил: «Я не знаю, я ведь не вижу себя сам…» Я была поражена этим ответом, показавшимся мне очень глубоким…» (май 1780 года).

Маленькие дети все милы, но и сейчас уже видно, что в Константине нет ни задатков, ни красоты старшего брата. Гримму: «Константин похож на Бахуса, тогда как Александр мог бы послужить моделью купидона» (июль 1781 год). А вот «отчет» Гримму за лето 1783 года, Александру без малого шесть: «Если бы Вы видели, как г-н Александр мотыжит землю, сажает горох, высаживает капусту, идет за плугом и боронит и затем, весь в поту, бежит ополоснуться в ручье, после чего берет сеть и вместе с сударем Константином лезет в воду ловить рыбу. И вот они уже отделяют щук от окуней, потому что, видите ли, щуки поедают других рыб; надо, следовательно, держать их в другом месте. Чтобы отдохнуть, он идет к своему учителю письма или учителю рисования; он учится у того и у другого по методу педагогической школы: мы делаем все это по своей воле, с одинаковым увлечением, даже не замечая, что мы делаем, и никто нас к этому не обязывает; мы веселы и живы. Как рыбы в воде; нет ни нотаций, ни плохого настроения, ни упрямства, ни плача, ни криков, мы берем книгу для чтения с тем же настроением, с каким садимся в челнок, чтобы грести; и надо видеть нас, сидящих в этом челноке».

Все это «очень мило», но, по-моему, описание императрицы чистой воды эпистолярная литература. Утром она пишет в Париж про возлюбленного внука, а вечером в том же тоне рассказывает о прелестях юного любовника – Ланского. Гримму от 25 июня 1782 года: «Чтобы понять, что такое этот молодой человек, надо вам знать сказанное про него графом Орловым одному своему другу. «О, – сказал он, – вы увидите, какого она сделает из него человека». Он все «пожирает». В одну зиму он «пожирал» поэтов и поэмы, в другую несколько историков, романы нам надоедают, и мы увлекаемся Альгаротти и его товарищами. Не получив образования, мы приобретаем бесчисленные познания, и мы любим только общество самое образованное. Ко всему этому мы строим и садим, мы благотворительны, веселы, честны и кротки». Императрице было в это время пятьдесят три года, и ее любви хватало на всех, кроме собственного сына и невестки.

В 1781 году родители Александра отправились путешествовать по Европе. Они уехали инкогнито, под именем графов Северных, Павел не хотел тратить время на официальные торжественные приемы. Путешествие заняло более года. Дома Павел был холоден, но безукоризненно вежлив с матерью, а за границей развязал рот, порицая ее внешнюю политику, жалуясь на засилье фаворитов и продажность ближайшего окружения императрицы. Европа открыла уши и с удовольствием сплетничала по поводу русского двора.

Когда графы Северные были в Вене, в их честь хотели дать в театре трагедию «Гамлет». Актер, исполнявший главную роль, объявил, что неуместно играть Шекспира в присутствии «русского Гамлета». Позднее Екатерина запретила в России ставить «Гамлета».

Отправляясь в Крым в 1786 году, императрица хотела взять Александра и Константина с собой. Павел этому воспротивился, написал резкое письмо матери, скандал был неминуем. Но вопрос решился мирно. Константин заболел корью, и императрица отправилась в длительное путешествие без внуков, но граф генерал Салтыков, воспитатель юных князей, получил жесткий приказ – следить, чтобы во время ее отсутствия не было никакого вмешательства родителей в воспитание детей.

Александр рано выучился читать, но не по-русски. С младенчества его воспитывала англичанка. Вслед за английским он также легко освоил французский язык. Учителя для юного принца прошли тщательный отбор. Русскую историю и литературу преподавал М. Н. Муравьев – один из уважаемых писателей XVIII века (отец будущего декабриста). Наука педагогика, правда, была ему чужда, мы не знаем, смог ли он привить будущему императору любовь к литературе. Математику преподавал Массон, географию и естественные науки – известный ученый Паллас, физику – Крафт. Духовное воспитание и изучение Закона Божия было поручено протоиерею Самборскому, он же был духовником императрицы. Екатерина не была религиозным человеком, но вслед за Вольтером считала, что если Бога нет, то его надо выдумать. Хотя что она там думала по этому поводу – потемки, но для Александра она подыскала самого безобидного попа, такого, который «не внушит мальчику ненужных суеверий». Самборский много лет жил в Англии, был женат на англичанке, он носил светское платье и брил бороду – вполне «цивилизованный протоиерей».

Воспитателем мальчиков был назначен граф Николай Салтыков, свой человек при дворе, Екатерина ему полностью доверяла. Наверное, он был не глуп, но странен и некрасив, большая голова на хилом теле, прямо-таки ходячая карикатура. Еще у него была смешная привычка: он не носил подтяжек и поэтому все время характерным жестом подтягивал штаны. Константин великолепно его передразнивал, за что получал нагоняй, а Александр веселился. Вторым воспитателем был назначен генерал Протасов.

Екатерина не уставала восхищаться успехами Александра в учении, он и талантлив, и усерден, и сообразителен не по годам. Письмо Гримму (апрель 1785 года): «Господа Александр и Константин выглядят прекрасно, они красивы, рослы, сильны, крепки, толковы; видеть их одно удовольствие. Я убеждена, что Александром будут всегда и в полной мере довольны, так как он соединяет большую уравновешенность характера с удивительной для его возраста любезностью. У него открытое, смеющееся, приветливое лицо; его устремления всегда благожелательны: он хочет преуспеть и во всем добиться большего, чем можно ожидать в его возрасте. Он учится ездить на коне, он читает, он пишет на трех языках, он рисует, и его ни к чему не принуждают; то, что он пишет, – это или история, или география, или избранные изречения, или что-нибудь веселое. У него прекрасное сердце…»

Генерал Протасов вел дневник, в котором был честен и беспристрастен. Судя по этому дневнику, Александр был нормальным ребенком, в меру ленивым и непослушным, но любезность и уравновешенность характера были налицо.

В 1784 году Екатерина по совету Гримма взяла еще одного воспитателя для своих внуков. Им стал Фредерик Сезар де Лагарп (1754–1838), тридцатилетний адвокат из швейцарского кантона Во. Свободолюбивый Лагарп не поладил с властями Берна, бросил адвокатуру и оставил отчество. Императрице он сразу понравился. Швейцарец был полон самых просвещенных идей. Он составил подробную программу воспитания Александра (и Константина заодно). Главную свою задачу он видел в том, чтобы сделать из мальчика гражданина.

Г. И. Чулков в своей книге «Императоры» отзывается о Лагарпе неодобрительно: «Этот человек, добродетели коего восхищали многих мемуаристов и биографов Александра, был типичный доктринер конца XVIII века. С покатым лбом, острым носом, тонкими губами, он напоминал чем-то Робеспьера. Подобно знаменитому якобинцу, он был склонен повторять непрестанно известные формулы, моральные и политические, как будто они являются божественным откровением, а не плодом весьма сухой и отвлеченной мысли». Я думаю, что господин Чулков здесь слишком строг. Лагарп был увлеченным, искренним и, главное, неподкупным человеком, и Александр к нему искренне привязался. Да, новый наставник был без ума от теорий Гиббона, Мабли и Руссо, но ведь и вся Европа была от них без ума. Другое дело, эти теории не могли прижиться на тощей русской почве.

Но Александр с пониманием относился к словам «о равенстве и братстве», о свободе, «одинаково данной всем людям». Лагарп стал его другом, с которым можно говорить обо всем, можно шутить и найти в этом отклик. Об этих доверительных отношениях говорят записки Александра, написанные своему наставнику. Вот одна из них, в ней юный Александр очень самокритичен: «Эгоист, лишь бы мне ни в чем не было недостатка, мне мало дела до других. Тщеславен, мне бы хотелось высказаться и блестеть за счет ближнего, потому что я не чувствую в себе нужных сил для приобретения истинного достоинства. Тринадцать лет я такой же дитя, как и в восемь, и чем более я подвигаюсь в возрасте, тем более приближаюсь к нулю. Что из меня будет? Ничего, судя по наружности».

1789 год – во Франции революция. Екатерина сразу поняла опасность новых идей, но не сменила воспитателя. Лагарп по-прежнему наставник молодых князей, по-прежнему толкует о равенстве и свободе.