Текст книги "Золото скифов"

Автор книги: Нина Колчина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

Пускай, с шубами у нее действительно перебор. В этом он прав. Но в конце концов, меха – ее единственная слабость! Что на него нашло? Ладно, все образуется! Настроение, видать, плохое было. А может, неприятности. Ведь должность-то какая! Недавно первым зампредом Совмина стал. Завистников полно.

Остаток вечера Татьяна провела с молодежью. Они молодцы. Таким вкусным ужином накормили. Или с голодухи ей так показалось. Татьяна расчувствовалась и выставила им бутылку дорогущего французского шампанского. Пусть сегодня погуляют! Повод есть – экзамен сдали. Перед сном все вместе отправились на Цыганку. Дочь обожает ночные купания. Действительно, хорошо! Вроде освежает, а сон потом лучше. Жара-то стоит несусветная! Вон Сашка даже в беседку спать пошла. Игорю постелили в гостевой на первом этаже. Ну все, самой тоже пора спать! Скорей бы Володька возвращался.

Татьяна сладко зевнула и взглянула на часы. Полпервого! Ну, понятно, почему глаза закрываются. Они с мужем привыкли ложиться на полтора часа раньше. Зато встают в шесть утра. Не спеша завтракают, разговаривают за столом, а без четверти восемь машина за ним приезжает. Володя почти каждое утро перед работой в поликлинику заезжает на процедуры – то массаж, то бассейн. Заботится о здоровье! Его самодисциплина удивляет даже Татьяну. А она как-никак генеральская дочь, в суровой муштре воспитывалась, а слово «надо» вообще было главным в родительском доме. Она же по сравнению с мужем – чистая разгильдяйка. Располневшая фигура давно требует ограничения в еде. Не получается! А Володька ее не понимает. «Как это нельзя похудеть? Прекрати потреблять жиры и углеводы! Займись гимнастикой!» Она каждый день собирается, но столько соблазнов с их-то возможностями! Ладно. С завтрашнего дня начнет. Муж приедет, а она худенькая, почти как в девичестве, мечтала Татьяна, погружаясь в сон.

Вспомнилось, как познакомились… За ней ухаживал тогда его приятель. С ним-то она и пришла на вечеринку к Володе домой. Там гуляла шумная компания. Володя обхаживал какую-то девушку. С Татьяной же станцевал один танец, сказал, что она очень хорошо двигается, спросил, сама ли придумала фасон платья, и забыл о ней на весь вечер. Даже не смотрел в ее сторону.

Татьяну это задело. Тем более что хозяин дома ей очень понравился – красивый, веселый, вел себя просто, но уже тогда было понятно, что будет начальником. Татьяна потом часто спрашивала его, почему он не проявил к ней никакого интереса. Она уже привыкла к тому, что всегда, в любой компании была объектом мужского внимания. Красивая, стройная, очень модно одета. А он не смотрит даже… Тогда и решила – во что бы то ни стало будет этот парень с ней! Даже на хитрость пошла. Оставила под вешалкой в прихожей туфли, что принесла с собой. Белые такие, остроносые, на высокой шпильке.

Интересно устроена женская память! – думала Татьяна, засыпая. Сколько лет прошло, а помнит, какие на ней в тот вечер туфли были. Белая обувь, даже зимой, вообще входила в моду, и Татьяне по большому блату достали белые ботиночки – невысокие, с красивой шнуровкой, хорошенькие – прелесть! В них она и ушла домой, а на другой день за туфлями вернулась. Уже без приятеля, конечно… Чай пили с вареньем, в кухне… родители пришли… Володя пошел провожать… туфли снова забыла, по правде…

Альбинка вышла из своей комнаты. На цыпочках подошла к дверям родительской спальни. Услышала ровное материнское дыхание и тихо, чтобы не возмутилась ненароком какая-нибудь вредная половица, стала спускаться на первый этаж. На полпути вдруг остановилась, осторожно ступая, вернулась к себе, взяла со столика флакон «Клима» и, растерев в руках благовонную каплю, как гребнем расчесала пальцами золотистую гриву…

– Альбика, я так ждал, что ты придешь. – Отодвинувшись на самый край кровати, Игорь бережно укладывал ее рядом с собой. – Ты меня любишь?

Альбинка обхватила руками его голову и сладко поцеловала в самое ухо.

– Очень! А ты меня?

– Я?! На всю жизнь. Я хочу подвиг какой-нибудь для тебя совершить. Спасти тебя, защитить. Ты меня не разлюбишь?

– Никогда. Я тоже на всю жизнь.

– Скучать буду зверски. Я теперь до конца лета не увижу тебя. Дай тобой полюбуюсь. – Он откинул одеяло, и Альбинка сразу смущенно поджала коленки. – Ну что ты, глупая, меня стесняешься! Я тебя запомнить хочу… буду засыпать в палатке, сегодняшнюю ночь вспоминать и Альбику свою представлять – всю-всю. До чего же ты красивая… – Он нежно касался ее рукой, зарывался лицом в золотистые волосы, целовал шелковую кожу, с наслаждением вдыхал запах тела. – Ты земляничной полянкой пахнешь, солнышком и еще чем-то фантастическим. Какое счастье, что ты меня любишь…

– Я тебя обожаю. – Альбинка зажмурилась и счастливо улыбнулась.

* * *

Именно эту ночь у Альбинки на даче уже в лагере вспоминал Игорь. Как и обещал ей. Румын, с которым они делили палатку, даже обижался на Игоря за его неразговорчивость, пока до него не дошло.

– Ты, Игоряшка, наверное, девушку любимую в Москве оставил. Как это я сразу не сообразил? Что значит – годы не те!

Румын шутил. Годы у него были самые те. Только-только исполнилось тридцать. День рождения в лагере справляли. Ели ароматнейший, вкуснейший шашлык. Игорь как раз в тот день приехал, но к шашлыку опоздал – долго ждал местный автобус от Николаева до хутора со смешным названием Драный, потом попутку ловил и в лагере появился лишь поздно вечером.

С Румыном, несмотря на разницу в возрасте, они подружились. Игорь много рассказывал ему про Альбинку, наверное, поднадоел даже. Румын в свою очередь тоже делился переживаниями, связанными с женским полом. Рассказал и историю любви со своей бывшей женой – до сих пор любимой им женщиной. Но семейная жизнь не сложилась!

Румын никогда не жил в достатке. Видно, судьба такая. Она же наоборот! Поздняя дочка известного скульптора, который понаделал памятников «самому человечному человеку» почти для всех союзных республик, вообще не знала финансовых проблем. Материальное неравенство очень скоро рвануло непримиримым противоречием абсолютно во всем и превратило жизнь в войну. Именно войной с изнуряющими ежедневными битвами Румын и стращал Игоря, поскольку счел обстоятельства их личной жизни если не одинаковыми, то очень похожими.

Но то ли стращал нестрашно, то ли Игорь не боялся, только не захотел он съезжать от Румына, даже когда уехала мама и отец позвал к себе.

Надя собралась в Москву через пару недель после приезда Игоря. Сергей Матвеевич по ее совету перебрался в частный сектор. Она сама присмотрела для мужа чистенькую глинобитную мазанку километрах в полутора от лагеря. Съемное жилье, если поблизости вообще кто-то живет, начальнику экспедиции полагается, а расходы официально включаются в смету.

Но одно дело начальнику, другое – его сыну. Игорь не хотел пользоваться отцовскими привилегиями, да и приятельские отношения с Румыном сыграли не последнюю роль в его нежелании оставить палатку. Он смотрел на Румына с большой симпатией и доверием, которые только усиливались на фоне сердечного расположения к нему Сергея Матвеевича.

Была у Румына одна странность, можно сказать, бзик – неимоверная, патологическая брезгливость, которая заставляла его в ужасе отворачиваться от чихнувшего или не садиться на скамейки и стулья в общественных местах. Толпа, скученность, не позволяющие окружить себя некой санитарной зоной, были для него настоящей пыткой. По этой причине Румын ненавидел метро, а наземным транспортом пользовался в исключительных случаях, и то не в часы пик. В основном ходил пешком, превращаясь постепенно в марафонца и покрывая в течение дня какие-то нереальные для современного человека расстояния.

Особым ритуалом было мытье рук. Румын обрабатывал их только со щеткой, безжалостно втирая в кожу пену дешевого полухозяйственного мыла. При возможности еще и водкой дезинфицировал, распространяя такой ядреный спиртовой аромат, что хоть закусывай! Пересушенная раздраженная кожа мстила незаживающими трещинками, болезненной краснотой и непрекращающимся зудом…

Игорь, наблюдая антисептические причуды Румына, даже удивлялся, что тот полюбил археологию. Действительно полюбил и, копаясь в земле, начисто забывал о микробах.

Румын жалел, что Игорю не довелось увидеть курган в полный рост – он застал только невысокую насыпь гигантского основания. Раскопки великолепного четырнадцатиметрового красавца велись уже второй год, и в этом сезоне их предстояло закончить. Работали с утра до вечера, без выходных, и Игорь сильно уставал с непривычки. Болели руки, шея; ломило спину, но в награду ему очень скоро довелось испытать пьянящую радость первой археологической удачи. Снимая слой грунта, он наткнулся на остатки строительных носилок, забытых здесь при возведении насыпи. Дерево почти истлело, а железные детали сохранились неплохо. Находка зарядила его необычайным энтузиазмом и надеждой, которые росли с каждым днем по мере приближения к погребальным камерам.

Каждый курган уникален! Каждый хранит тайну чьей-то жизни. И смерти. Какая это была жизнь, кто оплакивал эту смерть – не узнать никогда. До поры до времени не знаешь даже, сколько в кургане погребений, к какой эпохе они относятся и что разрушила лопата кладоискателей. Почти до окончания экспедиции археолог томится неизвестностью. Что принесут раскопки самой могилы – яркие находки или досадное разочарование? С покаянным чувством перед теми, чей прах тревожит, и ответственностью культурного человека перед потомками, он осознает печальный факт – раскопки кургана есть в конечном счете его полное уничтожение…

Ведутся раскопки по давно отработанной системе: через центр кургана проходит нетронутая полоса земли – «бровка», по обе стороны от которой пласт за пластом срезается насыпь. Бровка убирается в последнюю очередь и требует постоянного и пристального внимания археолога.

Слой бежево-желтого цвета в бровке показался в прошлом году, когда основная часть насыпи была уже снесена. Это материковая почва, выброшенная в древности при рытье могилы. Появление светлого слоя означает, что захоронение совсем близко и наступает новый этап раскопок. Собственно, он наступил еще в прошлом сезоне, и бульдозер сразу сменила лопата. В нынешнем – работают преимущественно мелкими, почти ювелирными инструментами – ножами, мастерками, щеточками, скальпелями…

Когда насыпь полностью сняли, стала ясна общая картина погребений. На зачищенной поверхности четко проступили границы могильных шахт – одной центральной и двух боковых. Завтра начнется разборка перекрытий боковой восточной. Наступал самый ответственный и интригующий момент раскопок, и это определяло настроение всех участников экспедиции. Даже конец рабочего дня не принес обычной для этого часа веселой суеты и разноголосого гама. Лагерь притих. Лишь транзистор хрипло вещал из чьей-то палатки о предстоящей московской Олимпиаде.

В воздухе словно растворилось напряженное ожидание… Завтра… Завтра…

Часть вторая

В проем юрты, не затянутый войлоком, была видна зеленая степь – далеко-далеко, до самого горизонта, где она сливается с небом, чистым и голубым. Около юрты, не выпуская из виду темный проем входа, пасся конь – высокий, огненно-рыжий царский любимец.

– Борисфен, – тихо, почти одними губами позвал из юрты царь.

Чуткий конь поднял голову, посмотрел в сторону хозяина и ласково повел ушами. Иданфирс, так звали царя, вдруг с грустью подумал, что если его убьют в этом походе, то вместе с ним под курганом похоронят и Борисфена – любимого солнечного красавца.

С толстой конопляной полстины царь взял чашу с вином и отпил глоток. Не выпуская ее из рук, стал рассматривать со всех сторон: позолоченная снаружи и изнутри, с толстым золотым ободом по краю и слегка отогнутыми ручками-кольцами. Он привык к этой чаше и всегда возил с собой – гордое воспоминание о первой победе! Иданфирсу было четырнадцать лет, когда его стрела впервые поразила неприятеля. Согласно скифскому обычаю он сам обезглавил врага, выпил его теплой крови, а из черепа царские мастера сработали эту чашу. Чем дольше смотрел на нее скифский царь, тем сильнее хотелось сделать такую же из черепа персидского царя Дария!

Он так крепко сжал ручку-кольцо, что побелели пальцы…

Вести о том, что Дарий с огромным войском переправился через многорыбный Боспор [3]3
  Б о с п о р  – пролив Босфор.


[Закрыть] , покорил племена Фракии и остановился станом на берегу Истра [4]4
  И с т р  – река Дунай.


[Закрыть] , дошли до Скифии. Захватнической цели своего похода Дарий не скрывал. Даже установил по пути мраморные столбы с наглыми надписями: прибыл, мол, походом на скифов самый доблестный из всех людей – Дарий, царь персов и всего азиатского материка… Фракийские племена подчинились Дарию без боя. Только геты, самые храбрые и честные среди них, оказали сопротивление, но были смяты персами.

Вспомнив отважных и наивных гетов, Иданфирс не мог сдержать улыбки. Это племя считает себя бессмертным. Они, мол, не умирают, а переходят жить в блаженную обитель к богу Салмоксису. Если жизнь в обители им не понравится, геты могут без всяких препятствий вернуться назад. Они так почитают своего Салмоксиса, что защищают его даже во время грозы, пуская стрелы в сверкающую молнию. А между тем в Скифии доподлинно знают – никакой он не бог, а обычный человек! Незнатного происхождения, был рабом у известного эллинского мудреца Пифагора, возомнил себя таким же великим мыслителем и захотел славы. Став свободным, разбогател и вернулся на родину к глуповатым гетам. Общался с горожанами, устраивал для них изысканные угощения и рассказывал о блаженной обители. А тайком от всех строил себе подземные покои, куда вскоре и уединился на три года. Его оплакивали, как умершего, и всей душой по нему тосковали. На четвертый год, однако, Салмоксис вновь явился гетам, и те уверовали в его учение.

…Как только Иданфирс узнал, что Дарий построил мост через Истр и вот-вот начнет переправу, он приказал отправить кибитки с женщинами и детьми в глубь степей и созвал совет царей окрестных племен. Иданфирс не предполагал даже, что большинство царей проявят такое скудоумие! Как ни убеждал их в коварстве Дария – покорит Скифию и соседей не оставит в покое, только объединившись можно противостоять персам, – лишь немногие пошли на союз со скифами.

Среди них племя будинов; но Иданфирс сомневался, будет ли от них толк в бою. Живут по эллинскому образцу. Почитают бога Диониса, время от времени впадают в вакхическое исступление… А союзу с савроматами рад! Смелые, воинственные. Женаты на амазонках, не уступающих в искусстве конных лучников своим мужьям. Вместе промышляют охотой и грабежом. Многие амазонки даже лишают себя правой груди, чтобы ловчее было держать лук!

Царь племени невров отказался от союза со скифами. Иданфирс усмехнулся. Считает себя колдуном и прорицателем, а неприятностей, связанных со своим отказом, не видит. Молва утверждает, будто каждый невр на несколько дней в году превращается в волка. Может, они и надеются на то, что все невры на время похода Дария в волков превратятся и разбегутся по степи?

Не удалось договориться с дикими андрофагами, единственным племенем людоедов в скифском окружении! Дикари есть дикари.

От изнеженных агафирсов он и не ждал согласия. Эти – вообще не воины! Заняты поиском блаженной жизни, где нет ни войны, ни зависти. Даже с женщинами сходятся сообща, чтобы не враждовать между собой.

Пусть их красавицы станут добычей жадных персидских псов! Пусть! Только тогда, наверное, и поймут: мужчины не только ласкают своих жен, но и защищают.

Иданфирс в который раз перебирал в памяти все этапы военного похода.

Сражаться с огромной армией Дария в открытом бою было совершенно невозможно. Как ни велико воинство Иданфирса – силы все же неравны. Сколько скифов воюют против персов, Иданфирс не знал. Помнил только – когда-то царь Ариант пожелал узнать численность скифских воинов и приказал каждому принести по одному наконечнику стрелы. Тому, кто ослушается, пригрозил смертью. Скифы принесли столько медных наконечников, что из них был сооружен громадный котел толщиной в ладонь – памятник царской любознательности. Медный гигант поместили в приток Гипаниса [5]5
  Г и п а н и с  – река Южный Буг.


[Закрыть] , и вода, попадая в котел, изливалась уже непригодной для питья от примесей меди. Котел поделил течение Гипаниса на верхнее – сладкое и нижнее – горькое…

Иданфирс вышел из юрты и оглядел широкий простор степи. Он все-таки заставил Дария подчиниться своему замыслу! В погоне за скифами персы все глубже врезались в степи, но находили засыпанные источники и сожженные конские пастбища. Похоже, Дарий еще не осознал, что его армия может и не выбраться из этих степей…

Война затягивалась. Срок, отпущенный самим Дарием для скифского похода, перевалил за половину. Ионянам, стерегущим по его приказу переправу через Истр, он оставил свой ремень, завязав на нем шестьдесят узлов. Велел развязывать по одному в день, и, если время, указанное ремнем-календарем, истечет, а Дарий не вернется, мост следовало разрушить. Ему тогда даже в голову не приходило, что скифский поход может закончиться поражением, а переправа – пригодиться для спешного отступления.

Дарий ощущал тревогу и очень жалел, что ограничил скифскую кампанию двумя месяцами. Время шло. Открытого боя скифы избегали, а его армии, уставшей от лишений и безумной гонки по степи, еще предстоял обратный путь.

Иданфирс чувствовал, что Дарий дрогнул, но, чтобы превратить его тревогу в панику, послал к персидскому царю всадника с «дарами» и посланием: «Желаешь с нами сражаться – найди могилы наших отцов и попробуй разрушить их! Я так сказал!»

Задумавшись, он не заметил, как подошел конь и стал тереться мордой о его плечо. Иданфирс ласково похлопал ладонью по крепкой шее. У Колаксая, первого скифского царя, согласно преданию, был такой же солнечный конь огненно-рыжей масти. И звали его также – Борисфен. В честь великой скифской реки [6]6
  Б о р и с ф е н  – река Днепр.


[Закрыть] .

Иданфирс мысленно обратился к предкам. Как никогда ему нужны их мудрость, опыт и помощь. Сейчас ОН в ответе за Скифию и не имеет права на ошибку. Трудно принимать решения, определяющие участь целого народа! Уверенность и твердость, с которой он отдавал приказы, передавалась всей армии, настраивала скифов на боевой лад, и они не догадывались, какие сомнения терзают царя. Верную ли он выбрал тактику в этой «блуждающей» войне? Не напрасно ли избегает сражения? Что, если неправильно найден момент для символического подношения персидскому царю? Тяжелое бремя – ответственность!..

Прибыл вестник и доложил Иданфирсу обстановку в стане противника. Персы быстро разгадали тайный смысл полученных «даров»: птица, мышь, лягушка и стрелы означали, что они погибнут от этих стрел, если не улетят в небо, как птицы, не зароются в землю, как мыши, и не ускачут в болото, как лягушки…

Лагерь персов переживал большие трудности. Вода ценилась как золото, и постоянно мучившая жажда делала воинов безумцами. В небогатой лесами степи приготовление пищи для огромной армии становилось невозможным. Скифы-то давно приноровились и могли обходиться без дров и котлов. Вместо дерева в кострах горели кости убитых животных, а мясо варилось в их же желудках, подвешенных над огнем. Персы о такой ловкости и мечтать не могли!

Дарий принял решение прекратить скифский поход! Но если о начале кампании он заявлял очень громко, то отступление к истринской переправе начал глубокой ночью, очень тихо и даже тайно. Чтобы сбить скифов с толку и оторваться от них хотя бы на несколько часов пути, создал видимость дышащей жизнью ночной стоянки: мычали оставленные на привязи мулы, горели огни, слабо переговаривались между собой больные и немощные, которых Дарий обманул и оставил на растерзание скифам. Он спешил и двигался быстро. Очень быстро. Дарий бежал. Скифский поход был окончен!

Узнав, что лагерь неприятеля пуст, Иданфирс начал преследование отступающей армии. Страх погибнуть от скифских стрел придал персам столько свежих сил, что они летели, сметая все на своем пути. Иданфирс позаботился о том, чтобы путь этот пролегал через земли «отказников» – тех, кто не захотел заключить со скифами союз против персов два месяца назад. Вытоптанные пастбища, пепелища и тучи персидских стрел обрушились на них скифской местью.

…Иданфирс лежал на траве, разглядывая звезды на черном ночном небе. Он так любил эту траву, и это небо, и эту жизнь! Сейчас ему казалось, что даже войну любил. Благодаря ей понял, как дорого ему все то, что так отчаянно он защищал.

С неба улыбался небесный олень. Иданфирс любил его тоже и с детства помнил рассказ матери о небесном покровителе Скифии. Согласно преданию, днем олень жил среди северных гор в стране неистового холода и летающего пуха, а ночью взбирался на самую высокую вершину и созвездием Большого Оленя появлялся на небосклоне.

– Скажи, Олень, я хорошо защищал свою Скифию? – спросил царь, всматриваясь в ночь.

Сначала вспыхнула одна звезда, потом замигала другая, и вскоре все семь звезд Большого Оленя засверкали таким ослепительным небесным сиянием, что Иданфирс зажмурился и радостно засмеялся.