Текст книги "Золото скифов"

Автор книги: Нина Колчина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

Игорь взял стрелку и повертел в руках.

– Думаю, наконечник стрелы. Правда, затупленный очень.

– Ты присмотрись повнимательнее. Этот наконечник нельзя использовать в практических целях – в нем нет гнезда для древка.

– Вспомнил! – обрадовался Игорь. – Монета-стрелка!

– Молодец, сынок! Это древнейшее платежное средство. Денежные знаки появляются в Ольвии в середине шестого века до новой эры. Сначала – монеты-стрелки, а чуть позже чеканятся свои деньги – ольвийские дельфинчики, и хождение монет-стрелок сходит на нет. Так что находка твоя, Николай, датируется примерно этим временем. И монета-стрелка, и бусина пролежали в земле две с половиной тысячи лет.

Татьяна всплеснула руками:

– Это же двадцать пять веков!

– Кстати, есть основание, – увлеченно продолжал Сергей Матвеевич, – связывать происхождение монет-стрелок со скифами, которые были заинтересованы в торговле с соседями – причерноморскими греками – и способствовали проникновению монет-стрелок в Ольвию.

– Пап! А почему на бусине белый налет? – обратилась Сашка к отцу с таким виноватым тоном, что он посмотрел на дочь с недоумением:

– Это окислительная корка, дочка! От долгого лежания в земле бывает. Вон Николай, я вижу, ковырнул корочку напильником, и понятно сразу, что сделана бусина из стеклянной массы. Ей и название есть – египетский фаянс. А если бусина из янтаря, корка имеет буро-красный цвет.

Сашка перехватила оробелый взгляд дяди Миколы. Отныне их связывала тайна. Они даже не подозревали, насколько крепко!..

Бусины буро-красного цвета? Имеются в «Крымской смеси» и такие. Скорее бы уж наступила ночь и она осталась одна. Ей не терпится рассмотреть содержимое коробочки и насладиться теперь уже своим кладом. Ужасно стыдно перед отцом. Он никогда бы ее не понял! А может быть, и не простил!

– Николай, эти находки надо к нам в институт отнести. Во-первых, такой порядок. Во-вторых, нельзя держать дома вещи, взятые из земли, – примета плохая! Я оставлю телефон…

– Ну, ребята, расскажите! Я уж сто лет не слышала, а Глеб вообще ни разу! – приставала Альбинка. Она прижимала к груди ладошки, сложенные лодочкой, и умоляюще смотрела то на Игоря, то на Сашку.

Благодаря бабе Нате брат с сестрой знали неимоверное количество «казок» и могли подолгу рассказывать их одну за другой. «На языке оригинала», – смеялся Игорь.

Маленькими они с нетерпением ждали, когда баба Ната закончит домашние дела и придет в детскую со сказкой на сон грядущий. Ее репертуар делился на «душэвный» и «страшэнный» Из душевного особо любили «Сплячу красуню» и «Попелюшку» – «Золушку», значит. Страшилки баба Ната никогда не досказывала до конца. Ее интересовала «тилькы» та часть, где героя наказывают за непослушание или глупость. Счастливых финалов она не признавала, и дети долгое время были уверены, что Красная Шапочка и ее бабушка погибли безвозвратно.

Сашку не пришлось уговаривать. Она сделала какое-то неуловимое движение и стала вдруг похожа на бабу Нату. Говорила неторопливо, очень охотно, находя особый голос для каждого персонажа.

«…– Сходи-ко, доню, до бабуси, дознайся, як вона живэ-поживаэ, виднэсы йий пырижкив та горщик масла. И швыдко вэртайся! Якщо запизнышься – тэмно будэ.

– Нэ запизнюся!

Був чудовый литний дэнь, вэсэло спивалы пташкы, пурхалы мэтэлыки. Ничого нэ пидозрюючи, Чэрвона Шапочка нэкваплыво йшла скризь лис. А в тому лиси жив злый та голодный Вовк. Вин тыхэнько пидкрався до дивчинкы, та зразу зйисти нэ наважився. Лишэ усмихаючись якомога щиришэ, сказав:

– Здрастуй, билява дивчинко! А куды цэ ты йдэшь?

Чэрвона Шапочка щэ нэ знала, як цэ нэбэзпэчно зустритыся в лиси з Вовком…»

Сашка так искренне сопереживала Красной Шапочке, так горько-лукаво покачивала стриженой головкой, будто не в Строгановское готовилась поступать, а в Щукинское.

Глеб был в полном восторге от неожиданного представления и не сводил с Сашки влюбленных глаз.

«– Бабусю, чому у вас таки вэлыки очи? – дурашливо допытывалась она и уморительно таращила глаза.

– Щоб крашэ бачыты тэбэ, внучэнько!

– Бабусю, чому у вас таки вэлыки зубы?

– А цэ для того, щоб швыдшэ зйисты тэбэ, дурнэнька Чэрвона Шапочко!..»

Акт съедения Сашка разыграла с хохочущей Альбинкой.

Игорь переглянулся с Глебом, и они поняли друг друга без слов – здорово смотреть на любимых девчонок, когда им так весело! Ну пусть посмеются! Взросший на том же сказочном материале, что и сестра, он с удовольствием подхватил эстафету. Про волка так про волка!

«…– Посыдившы трохи за кущами, Вовк знов до козэнят! Пидишов до двэрэй и затяг наитоншим голосом:

– Козэнятка, дытинятка…

Козэнята нэ впизналы Вовчого голосу и видимкнулы двэри. Вовк вбиг у хатину и кынувся на бидолашних… Усих пойив! Уцылило тилькы однэ козэня, и тэ в пичь сховалося. Прыходыть Коза до хатынки – а там пустка…»

Игорь развел руками и простодушно улыбнулся, глядя на бабу Нату.

Она сидела за столом великолепной Солохой. Сашка сделала обещанный макияж и прическу. Сразу стало ясно, что на «бабу» она совсем не похожа. Коричневый газовый шарф мягко вплетен в темную косу, короной уложенную на голове. Пестрый платок на плечах. Соболиные брови, матовое лицо…

Счастливый день! Баба Ната радовалась, что брат приехал именно сегодня, видит, какая сестра красивая, все к ней с уважением и любовью. Она переводила взгляд с Игорька на Сашку, с Сергея на Надю, понимая, что им хорошо, и благостно ощущала свою сопричастность…

«Щоб всигда так було!» – мечталось ей.

5

В конце мая – начале июня на Москву обрушилась жара, да такая рьяная и упорная, что скоро успела надоесть.

Баба Ната, не очень-то доверяя взбесившемуся климату, – вдруг закроется солнце облаками и тучами на все оставшееся лето?! – вытащила на балкон матрацы и подушки. Пусть проветрятся да прожарятся и потомятся. Долго потом солнцем пахнуть будут! Московские хозяйки то ли отвыкли от этой обязательной, на взгляд бабы Наты, процедуры, то ли никогда и не привыкали. А напрасно! Сон здоровый будет. Но что городские понимают в том, как надо дом вести?

Ох, бывало, школила ее мать! Еще маленькую, девчонку совсем, а учила и хату отмывать – блестеть должна, на постельное белье сил не жалеть – хрустело чтоб белизной и крахмалом, кастрюльки песком надраивать. Перевернет вверх дном и, если увидит следы копоти или недочищенной пригари, может и за косу дернуть.

К десяти годам она умела готовить почти то же, что и мать, а в двенадцать даже с тестом управлялась не хуже. Родители умерли давно, и выйди она замуж раньше Миколки, так и осталась бы главной хозяйкой в отчем доме. Но к чему гадать, как было бы, если?..

Жены Миколкиной она не полюбила – молодая, нахальная, горластая. Чтоб не рассориться из-за нее с братом, осталась тогда баба Ната в Москве с Сергеем и Надей. А вскоре у матери Сергея случился инсульт. Кому ухаживать? Сергей с Надей студентами были, да и не женаты еще, жили порознь. Она Миколку отправила домой, а сама, можно сказать, переселилась в больницу. Даже на свадьбу к брату не поехала. На Украину вернулась через год. Не удалось выходить матушку. Почти никаких улучшений после больницы не произошло – ни с постели не встала, ни речь не наладилась. Царствие ей небесное!

В отчем доме всем заправляла невестка, и Нате там было неуютно. Вот тогда она самую большую в своей жизни глупость сделала. Замуж вышла.

Появился в их краях парень непонятный. То ли гостил у соседей, то ли угол снимал. И повадки какие-то незнакомые. Не деревенские и не городские… Взял он, наверное, своей загадочностью. Кто непонятный – к тому всегда бабы тянутся. Вот и к соседу ее многие тянулись, но повезло дурам – Натка отбила. Расписались. В дом его привела. Думала свое положение упрочить: и сестра старшая, и муж при ней – все как у людей.

Но куда там! Вместо солидности и уважения – позор да насмешки.

…Пьяницей он оказался горьким. И блатным. В прошлом три года тюрьмы. Делать в доме ничегошеньки не умел, поскольку дома-то настоящего никогда не имел. Был бы еще ночью горячим, может, Натка и подержала бы около себя. Но и здесь неудача! Пропил, видно, свою силу мужскую. Миколкина жена услышала раз, как Натка мужа упрекает, что проку от него никакого ни днем, ни ночью. И поддела. Что ж, дескать, мужика себе такого нашла – ни кола ни двора? Змея! Но что скажешь? Права!

Натка выгнала его прочь. На другой день села писать Сергею с Надей – они были женаты уже два года. На Наткино письмо отозвались сразу, к себе пригласили. Она тогда думала – поживет у них немного, уймутся деревенские сплетники, потом вернется. Но вот как вышло!

А вскоре после ее приезда в Москву от Сергея ушла Надя, и оставить его одного Ната не могла – в таком он был горе. Попивать даже стал. Ох и намучилась она с ним! Ночи почти не спала. Боялась – он либо с собой что сотворит, либо дом сожжет со своим ночным курением. Подойдет она, бывало, к его комнате и прислушивается – жив ли. Один раз услышала – плачет. Извел себя. Худой стал, страшный.

Надюха вернулась через три месяца. Тоже не красавицей! А Натка так и осталась с ними. Потом Игорек родился, Сашка… Полюбила их, как родных детей, и заботилась, как о своих. На лето, когда маленькими были, к себе на Украину увозила, чтоб воздухом подышали, в море покупались.

Сейчас загуляли оба, а ни отца, ни матери нет рядом. Надя вчера звонила. Сказала, что в Москву собирается. Ната ей жаловаться на детей не стала, но, когда та спросила, много ли гуляют, честно ответила, что много.

…Они тоже понимали, что много, но отказать себе в удовольствии не могли. Сегодня Альбинка собрала всех на даче; Игорек вот-вот к отцу уезжает, сама Альбинка и Сашка с Глебом сдали утром экзамен по английскому. Можно и отдохнуть. После двух лет усиленных занятий с мгимовским преподавателем для нее и Глеба этот экзамен – просто ерунда! А вот Сашок, бедный, потел.

Сейчас, потея уже от жары, причем всей компанией, они лежали прямо на дощатом полу небольшой купальни, или «купалки», как говорили в «Архангельском», и обсуждали прошедший экзамен. Сашка получила трояк, что немудрено – не готовилась, во-первых, и, во-вторых, тема досталась… караул! «Ордена комсомола»!

– Троешница моя! – Глеб протянул руку и дотронулся до Сашкиной коленки. – Ты английский учи! Советская девушка должна владеть иноземными языками.

Ритм его речи, такой неспешный и осторожный, а также чуть небрежное прикосновение к ее телу сводили Сашку с ума. Она повернулась к нему лицом. Глеб загорал на спине, прикрыв глаза. Ей так хотелось поцеловать густые темные ресницы. Красивый какой! Кожа чистая, здоровая; отливает на солнце перламутром, как шкура молодого тюленя.

Глеб совсем недавно начал бриться, но волосы пробивались на груди не по-юношески густо, чем он втайне гордился. Если представлялась возможность расстегнуть верхние пуговицы рубашки – всегда расстегивал.

Опустить взгляд ниже плоского живота к выступающему бугорку плавок Сашка не смела. В общем, это было нелепо, так как то, что скрывалось под ними, она видела уже много раз. Правда, мельком. Смотреть ТУДА специально не мог заставить ее даже Глеб. Сашка так сильно смущалась, что однажды, когда он слишком настаивал, даже расплакалась.

– Все! Зажарился! – бессильно выдохнул Игорь и нырнул в речку.

Альбинка села на дощатые ступеньки и опустила ноги в воду. Элегантный темно-синий купальник плотно обхватывал фигурку двумя маленькими полосками. Бретельки, отделанные какими-то гранеными стекляшками, игриво сверкали на солнце.

– Тебе тоже такой купальник пойдет! – тихо сказал Глеб Сашке.

Да, пойдет. Но про покупки можно забыть… Сто пятьдесят рублей – все, что скопила, – отдала дяде Миколе. Остальные дал Глеб. Она честно просила в долг, но он даже обсуждать это не стал, заявив, что возвращать деньги не надо. Не без интереса перебирал содержимое «Крымской смеси», предложив сразу перепродать. Когда Сашка отказалась, он вручил ей двести рублей и сказал, что клад теперь будет общий. «Бусики себе сделаешь?» – посмеялась она тогда.

Вещи из клада совершенно околдовали ее. Дома, накинув на коробку какую-нибудь тряпку, чтобы не увидели ни Игорь, ни баба Ната, она шла в ванную. Там, закрывшись на замок, садилась на ящик для грязного белья и по очереди клала на ладошку то бусинку, то серьгу, то амфорку… Нет, так не пойдет. Это надо рассматривать под лампой, в лупу.

Придумав довольно глупый предлог, Сашка поставила задвижку на дверь своей комнаты. Склонившись над письменным столом и не боясь, что кто-то войдет, она засиживалась далеко за полночь, пытаясь очистить бусины от окислительной корки. Как это делается, она не знала и придумывала разные приспособления, фиксирующие волшебный шарик то в одном положении, то в другом. Подолгу рассматривала помятую серьгу, гладила пальчиком золотой щиток со следами голубой эмали и мечтала, что когда-нибудь сама сможет ее реставрировать.

…Глеб так и не убрал своей руки с ее коленки. Господи, какое же счастье, что он ее полюбил! – думала Сашка. Очень хочется ему нравиться! Почему она так мало обращала внимания на свою внешность, одежду? Вон даже купальника модного у нее нет – пришлось одолжить у Альбинки. Если б не дядя Микола со своим кладом, попросила бы ее купить в одежном спецраспределителе в ГУМе босоножки, сумку, а главное – пару комплектов белья. Остальное худо-бедно сама сошьет. Сейчас она не носит бюстгальтеров – делает вид, что стиль у нее такой. На самом деле просто надеть нечего! Не покупать же то убожество, что в магазинах продается.

Купить, купить… Сколько всего надо. Ужас! Хорошо хоть, что Глеб помогает ей зарабатывать. Находит заказчиков на акварельные портреты. Все признают, что получается здорово, а берет она всего по сорок рублей. Это немного. Профессиональный художник средней руки дерет по двести. Правда, за масло.

Игорь, отряхиваясь, вышел из воды, держа в руках кувшинку. Он приобнял свою Альбику – Такое имя ей придумал – и присел рядом на ступеньки:

– Не люблю я ваше пижонское «Архангельское», но надо признать – здесь красотища! Не знаю даже, когда лучше – зимой или летом…

Речка Цыганка неправдоподобно живописна. Небольшая, но полноводная и глубокая, она завораживает чистейшей прелестью. Маленькая купальня поставлена в самом широком месте, но и то кроны деревьев с противоположных берегов почти соприкасаются. Вверх и вниз по течению русло сужается, и извилистая речушка нет-нет да и спрячется под кружевным сводом, сплетенным из ивовых ветвей и ольшаника.

Месяц с небольшим – и тихая Цыганка зацветет, покроется зеленоватой ряской. Но пока чистая, с еле уловимой болотистой отдушкой вода манит своей свежестью, а редкие пятнышки кувшинок радуют глаз.

Альбинка очень любила Цыганку, хотя бомонд собирался на Десне. Там шумно, весело. Народ привлекает купание в большой реке, лодки, катера, водные лыжи, кафе…

– А знаете, нам сегодня есть нечего! – оторвавшись от созерцания реки, сообщила вдруг Альбинка. – Когда папа в командировке, у мамы каникулы. Нас она не ждала и на целый день в Москву укатила. А у официантки в среду выходной. Как приехали, я холодильник открыла, а там пустка! – Она засмеялась и нежно прильнула к плечу Игоря.

– Если есть из чего приготовить, буду у вас сегодня поваром, – сказал он. – Или пошли в совхоз «Воскресенское»! Купим яиц, сделаю омлет.

Альбинка смотрела на него с восторгом:

– Ты готовить умеешь? Ну это же класс! В морозилке полно продуктов. Ты чудо, Игорек! И – прелесть какой надежный!

Она, не стесняясь, обвила руками его шею и прижалась губами к щеке. Когда она так ласкалась, на Игоря словно столбняк нападал, и он замирал с дурацкой улыбкой на лице.

– Ну, собираемся тогда домой? – пришел он наконец в себя. – Все голодные, а продукты еще разморозить надо.

Игорь мягко отстранил Альбинку, поднялся со ступенек и пошел в кабинку, где оставил одежду.

– Эй! А тут кто-то дырочку провертел.

Из дощатой перегородки высунулся мизинец и несколько раз призывно согнулся. Альбинка поняла сигнал и зашла за Игорем в кабинку.

– Ну что, жить без меня не можешь? – кокетливо спросила она.

– Не могу! – ответил Игорь серьезно.

В кабинке замолчали, и Сашка с Глебом поняли, что там целуются…

– Саш, ты сегодня ночью не оставайся в доме. Скажи Татьяне Павловне, когда она приедет, что хочешь поспать на свежем воздухе, в беседке. А я буду тебя там ждать. Да?

Он сорвал пробившуюся из-под дощатого настила травинку и, зажав ее зубами, медленно повел вниз по Сашкиной шее к тоненькой перемычке купальника.

Ночь вместе! Сашка чуть не задохнулась от сладкого предвкушения.

– Да, – прошептала она. Губы приоткрылись и потянулись навстречу его губам…

Перед тем как всем подняться с нагретых досок купальни, случилось происшествие, в центре которого оказался Глеб. Он лежал на спине рядом с Сашкой, блаженно расслабившись и не ожидая от природы никаких подвохов. Вдруг огромная пузырчатокожая жаба, взявшаяся неизвестно откуда, тяжело прыгнула ему на грудь и замерла. Мерзкое ощущение от соприкосновения с живой, но холодной плотью лишило Глеба дара речи. Вытаращив глаза, боясь шелохнуться, он уставился на гадкое существо. Сашка в это время, закрыв косынкой лицо, дожаривалась в солнечных лучах.

Завизжала Альбинка. Увидев на Глебе гигантскую жабу, она едва не лишилась чувств. Жаба спрыгнула на дощатый пол и, оставляя на нем влажные отпечатки, поскакала в прибрежную осоку. Игорь решил, что это знак и не случайно из всей четверки жаба выбрала именно Глеба.

– Наверное, твоя жизнь будет ярче, чем у всех нас, – без зависти в голосе сказал он.

Жара совсем разморила, и на дачу брели медленно и молча.

– Приветствую вас! – Молодой человек в милицейской форме, который шел навстречу, приложил руку к козырьку фуражки и кивнул.

– Здравствуйте, – нестройно и устало ответила компания. Лишь Глеб, помахав рукой, сказал: «Привет!» А пройдя несколько шагов, пояснил: «Это Ромка, охранник».

В милицию Ромка Подшибякин попал случайно. Когда служба в армии уже подходила к концу, встал вопрос – что делать, чтобы не возвращаться в родной Валдай. Очень хотелось в Москву! Ну хоть как-то зацепиться!

Пораскинув мозгами, покумекав, что дает ему хорошая армейская характеристика и пусть не очень славное, но все же спортивное прошлое, он подал заявление в Управление охраны правительственных зданий и учреждений. Его взяли. А по окончании срока стажировки направили на курсы под Москвой. Повезло! И все же это ничто по сравнению с большим, настоящим везением, постигшим его по завершении учебы. С погонами старшего сержанта милиции Ромка попал в охрану «Архангельского».

За все это время ему ни разу не пришла в голову мысль съездить домой. Ничего хорошего он там не оставил. Без отвращения не мог вспоминать убогую квартирку в поселке городского типа. Грязную, заваленную каким-то тряпьем, с въевшимся запахом убогой жизни. Обрывки воспоминаний о материнской заботе и ласке относили его в самое раннее детство. А так, сколько помнил себя, она либо спала пьяным сном, либо развлекалась с каким-нибудь мужиком.

Ромка всегда хотел есть. Иной день, кроме тощего школьного завтрака, которым его кормили бесплатно, как малоимущего, ничего не жрал. Еду мать вообще не готовила. Да если б и готовила, хранить ее все равно было негде. Холодильник давно испортился, и Ромка приспособил его под свой шкафчик. Каким-то непостижимым образом в этом бардаке сохранился ключ от него, и только так можно было спрятать что-то от пьяной дуры и ее жуликоватых приятелей. Отца он не помнил и толковых объяснений от матери на сей счет не получал.

О том, что он некрасивый, Ромка Подшибякин узнал рано – по насмешкам ребят и девчонок. Он интуитивно чувствовал, что есть способы уравновесить эту несправедливость природы. О деньгах между тем думалось меньше всего. Мечталось о силе – настоящей, грубой, властной. Занялся боксом. Кое-что стало меняться: и держаться стал поувереннее, и ребята больше не задирались, по крайней мере поодиночке.

А с девками все никак! Хотелось хорошенькую, чистенькую и сама чтоб… Но нет! Как трахнул первый раз одну шалаву в спортзале на мате, так более приличного случая и не представлялось. Зимой пыхтел в подъездах, летом в лесу. Домой никого не водил – там самому противно было.

Перед армией очень понравилась ему одна девчонка. Влюбился, наверное. Красивая, опрятненькая такая, в музыкальную школу ходила… все – как хотел! Познакомился, ухаживать стал. Пиджак вельветовый за шестьдесят рублей достал. Три ночи вагоны разгружал, чтобы их заработать. Ромка провожал ее из музыкальной школы домой. Она особой радости не проявляла, но и не возражала. Говорили о жизни. Она рассказывала про учебу, про семью. Мать у нее была певицей. Даже на местном радио иногда выступала. Отец на стройке работал, прорабом.

Ромку весь этот мармелад про благополучных родителей абсолютно не интересовал, но надо же о чем-то говорить. Она и его расспрашивала: кто, да что, да сколько комнат… Он тогда сдуру и ляпал ей все как есть. В общем, однажды их встретил ее папаша; дочери велел домой идти, а ему по-мужски и честно сказал, чтобы отваливал, поскольку он, Ромка, дочке его не пара.

Он отвалил, но сильно переживал. Наверное, тогда и решил – после армии назад не вернется. Решил также – во что бы то ни стало заполучит он девку из благополучненьких. Все сделает, в лепешку разобьется, а заполучит. И вылезет из этого говна! Вылезет! Вылезет! Вылезет!

Постепенно идея «вылезания из говна» при помощи благополучной бабы, желательно жены, заняла в Ромкиной голове очень большое место, а с тех пор, как он появился в «Архангельском», вообще вытеснила остальные мысли.

Вот это сучки! – дивился Подшибякин, знакомясь с подлежащим охране объектом и наблюдая за его обитательницами. Шикарно одеты, держатся свободно, даже смех у них особенный. Холеные такие. Иногда теряешься – кто лучше, матери или дочки? Если бы не категорический приказ начальства «не таращить гляделки», служба нравилась бы ему еще больше.

Сутки на дежурстве, двое дома. Красота! И дом появился. Получил Ромка Подшибякин служебную площадь – комнату в общей квартире на проспекте Вернадского. Подарок судьбы, а не служба! Кто он теперь? Москвич, ёптать! Лимитный, но москвич. Знал, знал, что вылезет, и первый шаг уже сделан. Теперь бы благополучненькую заполучить, войти в ее круг. Не всю жизнь с лимитой общаться и обслуживающий персонал трахать! Сегодня пристроился к одной в оранжерее. Ничего, ему понравилось. Цветы кругом, ароматы… Только жарко очень.

Год в «Архангельском» прошел для Ромки с большой пользой. Нет, нет! Заводить знакомства с контингентом он там не мог. Пока, во всяком случае… Мало ли что! Терять такой объект, как «Архангельское», он не намерен. А вот места, где можно познакомиться с девушками из круга партийной элиты, сохраняя при этом свое инкогнито, разузнал.

Самые сливочные сливки могли появиться в двух поликлиниках: на Мичуринском проспекте и улице Грановского. Там лечится самый высший эшелон – члены Политбюро и ЦК, генсеки компартий союзных республик… и у многих есть дочки, внучки.

Ромка был уверен, что задурить башку молоденькой девке мог запросто. Главное – зацепить! Чтоб клюнула и на разговор «за жизнь» пошла. Он теперь стреляный воробей! О мамке-пьянчужке, конечно, молчит. Зачем девок пугать? Напротив, о матери говорит ласково, матушкой называет. Это создает хороший, добротный фон. Есть и беспроигрышная тема – социальная несправедливость. Эти дуры вместо того, чтобы наслаждаться благополучием, сразу виноватыми себя чувствуют, и управляться с ними уже легче.

Есть кое-какой опыт! Хотя до настоящего продолжительного знакомства с золотой рыбкой дело пока не дошло. Самые золотые из золотых оказались недосягаемы. Как ни исхитрялся Ромка, но просочиться сквозь ловушки многослойной охраны ему не удалось… «Да насрать на вас три кучи!» – рассудил Подшибякин, жалея, что потратил много времени на окучивание объектов. Впереди маячил новый.

С охранником, который стоял при входе в «Ударник» – спецкормушку в знаменитом Доме на набережной, – Подшибякин подружился легко. Блок «Явы», купленный в буфете «Архангельского», открыл желанную дверь. Ромка приезжал в «Ударник» в день дежурства знакомого деда и проводил там несколько часов. Завтра, в свой выходной, опять туда отправится. Как раз дедова смена. Посмотрим, посмотрим, как карта ляжет!

Он ездил в Дом на набережной уже два месяца. Ромкина физиономия так примелькалась, что некоторые жены ответработников стали принимать его за сотрудника спецзаведения. Приветливо здоровались, просили поднести до машины коробки, в которые упаковывались продукты, некоторые даже деньги давали – благодарили.

Он отточил свой глаз до невероятной остроты. Одного беглого взгляда было достаточно, чтобы определить статус обладателя коробки – шофер, жена, горничная, сын… О! Внимание… Дочь!

Как опытный коллекционер приглядывается к понравившейся вещице, оценивая возраст, внешний вид и прикидывая цену, так Подшибякин присматривался к своей жертве. Он клевал только на хорошеньких и молоденьких. Трюк знакомства был отработан до мелочей: когда девушка шла по залу по направлению к выходу, ее руки были обычно заняты коробкой и дамской сумочкой. Ромка подходил сзади, смело обхватывая талию девушки, прижимался к ней всем телом, нежно касался губами шеи и довольно громко и очень радостно произносил: «Привет! Ты почему здесь без мужа?»

Все это он проделывал мгновенно, но действия, казавшиеся со стороны такими спонтанными, были хорошо продуманы. Девушка не знала, как реагировать на молниеносное объятие, поскольку не представляла, кто стоит за спиной. С другой стороны, нежная агрессия мужчины могла настроить на весьма эротический лад, знал Ромка.

Он был в восторге от собственной придумки. Сколько раз, шагая по дорожкам «Архангельского», прокручивал в уме этот ловкий сценарий. Особое значение придавал первой фразе. Он заготовил их множество и на дежурстве, чтобы не скучать, примерял по очереди то одну, то другую: «Ты почему здесь одна? Привет!», «Привет! Ты куда пропала?», «Как всегда, элегантна. Привет!»… Иногда представлялась честная версия знакомства: «Здравствуйте! Можно вам впендюрить?» Мелко сотрясаясь от смеха, Ромка закрывал рот рукой и оглядывался по сторонам – не видит ли кто из контингента.

Нет! Все-таки упоминание о муже обязательно! Есть в этом и намек на его солидные дружеские связи, круг общения и одновременно на чистоту помыслов в отношении жен приятелей, некую мужскую солидарность. «Привет! Ты почему здесь без мужа?» Хорошо! Именно так!

Продуманная, казалось, до мелочей схема все же давала сбои. После произнесенной фразы недоразумение выяснялось. Ромка извинялся, смущенно улыбался и предлагал свою помощь. Но, как правило, во дворе «Ударника» девушку ждала «Волга», которая благополучно увозила ее в мир благополучненьких. Знакомства таяли, не успев набрать силу. Случались и неприятности. Один раз он получил сумкой по морде, другой – мамзель разоралась, как на базаре. Встречались и очень высокомерные. Бывало, что ему вручали коробку, он ловил такси, за которое, кстати, сам расплачивался, а потом на пороге квартиры ему говорили «спасибо» и закрывали дверь перед носом.

Последняя охота принесла результат. Непонятно, правда, кто на кого охотился. Она сама попросила его помочь. Сама заплатила за такси. Молча впустила в дом, разлила вино в два бокала. Они выпили, выкурили по сигарете, она спросила, есть ли у него презерватив… Когда он уходил, было такое чувство, что это она его трахнула. На продолжение знакомства не пошла, телефон не дала, даже как зовут не сказала. «Ненормальная какая-то!» – усмехнулся Ромка, вспомнив темпераментную красотку.

А вообще, красивей Альбинки Ульянской он никого не встречал! Вон идет со своей любимой Цыганки вместе с Глебом Большаковым и гостями. Что за девка! Так и съел бы…

Альбинка вытащила все содержимое морозилки и разложила на столе перед Игорем. Сбегала в маленькую тепличку, устроенную прямо на участке, принесла большой пучок зелени – лука, петрушки, салата, укропа.

– Имей в виду, мне помощник нужен! – предупредил он Альбинку, оглядывая набор продуктов. – Ты сможешь приготовить какой-нибудь соус?

Она тяжело вздохнула, наморщила лоб и отрицательно покачала головой.

– Но я научусь. Честное слово, научусь! – поспешно заверила она Игоря, завязывая на нем материн фартук…

Еду готовили долго. Мясо из морозилки неохотно оттаивало на солнце. Игорь с Альбиной тем временем обваливали в муке кусочки рыбы, на которых еще поблескивал лед, и обжаривали их в масле. Вдруг, будто по команде, бросали кухарить и принимались целоваться – горячо, ненасытно, начисто забыв о рыбе и обсыпая друг друга мукой.

Игорь, придавший обеду некую археологическую направленность, называя все блюда именами знаменитых скифских курганов, представил подгоревшее кушанье как «рыбу по-чертомлыкски с угольками»! Крабовый салат с переваренным Альбинкой рисом обозвал «куль-обской кашей с дарами моря». А вообще, идея скифского обеда пришла ему в голову, когда стал жарить свиные отбивные. Их оказалось пять штук. Скорей всего, именно «пятерка» да мысли о скорой экспедиции породили ассоциацию с группой скифских курганов в дельте Дона – «Пять братьев». Они стали известны на весь мир благодаря одному из них, в котором в пятидесятых годах было обнаружено богатейшее царское захоронение.

Под одобрительные возгласы Сашки и Глеба «пятибратные котлеты с кетчупом и зеленью» были внесены в столовую.

…Татьяна Павловна вернулась вечером и была очень довольна, что застала молодежь дома. Она терпеть не могла, когда Володя уезжал в командировки. Чувствовала себя тоскливо, одиноко и начинала придумывать разные дела, чтобы хоть как-то отвлекали.

Вот и сегодня сразу после завтрака отправилась в Москву. Сделала массаж лица в поликлинике на Мичуринском, заехала в парикмахерскую, в химчистку, в меховое ателье, потом в трикотажное. Интересно, что привезет Володька из Швеции? Она составила список нужных вещей. Муж не будет, конечно, по магазинам бегать, кому-нибудь поручит. Но что обязательно выберет сам – так это подарок дочери. Надо купить ей на окончание школы хорошую вещь. Ювелирку можно интересную. Ох, как пошли бы девочке серьги с яркими сапфирами! Ожерелье с крупными жемчужинами и золотым замочком тоже очень элегантно. Володька разберется. Вкус у него отличный, дочь наряжать любит.

Ну а жене? Танюхе своей? Неужели ничего не привезет? В списке, который она составила для мужа, нарочито умолчала о себе. Интересно, заметит ли это Володька. Если заметит, пусть ему будет стыдно! Перед отъездом так на нее накричал. Ужас!.. И транжирка она, и тряпичница, и мать никудышная… Запретил новые шубы заказывать, сказал, что у нее мозги мехом заросли! Накричал и ушел спать в другую комнату. Да! Еще сказал, что на работу идти надо. Никогда, никогда не был таким грубым!