Текст книги "Страна затерянных душ"
Автор книги: Нил Шустерман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)
Глава девятая
Бесконечная петля
Следующие несколько дней Ник провел, следя за детьми, находящимися на попечении Мэри, и убедился, что поведение мальчика, за которым они с Элли шли в первый раз, не было исключением. Каждый их день напоминал репетицию следующего и хотя Нику ужасно хотелось спросить о причинах этого у Мэри, он воздержался, понимая, что она найдет способ подвести под это какую-нибудь жизнеутверждающую теорию. Нику хотелось пока сохранить в тайне результаты своих наблюдений и как следует все обдумать без вмешательства Мэри.
Тем не менее Ник по-прежнему проводил с ней все свободное время. Общение с Мэри не было для него рутиной, да и сама Мэри каждый день делала что-то новое – то проводила время с детьми, то принималась за какое-нибудь дело.
Глядя на нее, Ник испытывал облегчение, так как понял, что впадать в бесконечное повторение не обязательно. Если человек обладал достаточной силой воли, он мог сопротивляться рутине.
Ника постоянно раздражало, что они с Мэри никогда не имели возможности остаться наедине. Куда бы ни пошла Мэри, за ней шел Вари, который, похоже, считал себя кем-то вроде ее личного пажа или ручной собачки. Он цеплялся за нее, и это позволяло мальчику избежать повторений в своей собственной жизни, хотя Нику ужасно хотелось, чтобы он закрылся в своей комнате и играл Бетховена в течение нескольких сотен лет.
– Тебе обязательно всюду за ней ходить? – спросил его Ник. – Неужели не хочется заняться чем-нибудь еще?
Вари пожал плечами.
– Мне нравится то, что я делаю.
Он посмотрел на Ника с оттенком подозрения в глазах.
– Ты проводишь с ней много времени, – заметил он. – Может, тебе самому лучше заняться чем-то другим?
Ник не вполне понял подтекст, содержавшийся в его словах, но ощутил недовольство Вари.
– Мы – свободные духи и живем в свободном мире. Я могу делать то, что хочу, – ответил он.
– Она скоро устанет от тебя, – предположил Вари. – Ты ей нравишься, потому что она недавно с тобой познакомилась, но это не может продолжаться вечно. Скоро ты станешь для нее всего лишь обыкновенным призраком, она даже имени твоего вспомнить не сможет. А я буду по-прежнему рядом с ней.
Ник с негодованием отверг это предположение.
– Она не забудет.
– Готов поспорить, что забудет. Да ты и сам забудешь.
– С чего ты взял?
– Твоя одежда и шоколад на лице – все это попало сюда вместе с тобой, а имя – нет. Воспоминание о нем стирается со временем, как и все остальное. Вскоре все начнут называть тебя Шоколадом. Или Херши.
Вари ухмыльнулся, Нику его ухмылка не понравилась.
– Да, точно. Так и будут тебя звать – Херши.
– Не будут. И я свое имя не забуду.
– Правда? – осведомился Вари. – Тогда назови его.
Ник собрался ответить, но замер на месте, не в силах вспомнить. Это продолжалось всего секунду, но чтобы назвать свое имя, обычно человеку не нужно думать. Нику стало страшно.
– Э-э… Меня зовут Ник.
– Хорошо, – согласился Вари. – А фамилия? – задал он новый вопрос.
Ник открыл рот, чтобы ответить, но закрыл его, не вымолвив ни слова. Он не мог вспомнить.
Появилась Мэри и сразу же заметила, что Ник чем-то расстроен.
– Вари, ты что, докучаешь нашему новому другу?
– Мы просто разговаривали. Если он считает, что я ему докучаю, это его проблемы.
В ответ Мэри лишь покачала головой и, как обычно, поцеловала мальчика в покрытую кудрявыми светлыми волосами макушку. Тот победно посмотрел на Ника.
– Проводи меня вниз, пожалуйста, – попросила Мэри. – Там ждет сыщик, я думаю, у него есть интересный товар.
Вари сделал шаг по направлению к лифту.
– Нет, Вари, я не тебя прошу. Ты уже видел сыщиков раньше, а Нику будет полезно поучиться, как заключать с ними сделки.
Теперь наступила очередь Ника чувствовать себя триумфатором.
Дверь лифта закрылась, и Вари остался за ней. Ник тут же выбросил его из головы, а с ним и все его замечания – по поводу того, что он будто бы забудет свое имя, и о том, что Мэри скоро от него устанет. В конце концов, Вари был всего лишь девятилетним мальчиком с соответствующим уровнем развития. Он был просто малышом и ревновал Мэри, как сделал бы на его месте любой мальчик его возраста. Вот и все.
Нику было невдомек, что Вари оставался девятилетним мальчиком уже сто сорок шесть лет. По прошествии полутора веков детские эмоции уступают место другим. Если бы Ник вовремя это понял, все, чему было суждено случиться в дальнейшем, могло быть по-другому.
Лиф стоял у игрового автомата и пристально, не мигая, смотрел на экран.
Стрелка влево. Вверх. Влево. Съесть большой белый шар. Маленькие волосатые создания становятся синими. Есть волосатиков, пока они не начнут мигать, потом бежать от них подальше.
Лиф подсел на игру «Пакку-ман».
Трудно было сказать, почему много лет назад игровой автомат переместился в Страну затерянных душ. Мэри купила его у сыщика, который специализировался на поиске электронных приборов. Они редко попадали в Страну. Наверное, потому, что люди годами пользуются граммофонами, виктролами, восьмидорожечными магнитофонами или айподами, но почти никто не «любит» их так сильно, чтобы, выйдя из строя, аппарат перешел в Страну затерянных душ. Никто никогда не будет скучать по сломанному плееру. Его просто заменят новым, а старый забудут. Вероятно, по этой причине техника попадала в мир призраков лишь в результате усиления солнечной активности.
Мэри считала, что разбирается в современных технологиях, и гордилась этим. Ей хотелось, чтобы новички чувствовали себя хотя бы отчасти как дома. Ей пришлось потратить много времени и как следует поработать, чтобы спустя несколько лет у нее образовалась целая коллекция игровых автоматов. Мэри разместила их на шестьдесят четвертом этаже, превратив его в галерею. Там же находилась коллекция пластинок. Их было очень много, так как люди любят музыку по-настоящему. Единственной проблемой было отсутствие проигрывателя, но Мэри надеялась со временем найти и его.
Вверх. Влево. Съесть большой белый шар. Маленькие волосатые создания становятся синими. Есть волосатиков, пока они не начнут мигать. Бежать.
Снова и снова.
Рутина не приносила Лифу облегчения, так как он не мог остановиться. Да он и не хотел останавливаться. Никогда.
Когда мальчик жил в лесу, у него тоже были привычки. Он любил прыгать с ветки на ветку, день за днем. Он постоянно играл, причем в полном одиночестве. Но здесь все было не так. Лиф не испытывал потребности играть, но бесконечная программа захватывала его внимание целиком – в лесу так никогда не было. Дети говорили ему, что он играет на устаревшем автомате, но ему было все равно. Все игры были ему в новинку.
Вверх. Вниз. Влево. Вправо. Съесть. Бежать.
– Лиф, что ты делаешь? Как долго ты здесь находишься?
Он едва понимал, что слышит голос Элли, даже не обернулся, когда она с ним заговорила.
– Не помню, – ответил он.
– Мне кажется, ты здесь уже пятый день.
– И что?
– Так нельзя. Я должна тебя отсюда вытащить. Мы все отсюда уходим!
Но Лиф ее уже не слушал, потому что забавные маленькие волосатые создания как раз стали синими.
Мэри давно уже не испытывала столько забот из-за появления новичков. С Лифом все было просто. Она испытывала к нему материнское чувство, как и ко всем, кто находился на ее попечении. А вот Элли, с ее бесконечными вопросами, взвинченными нервами и надеждой, вызывала в душе Мэри чувства, которые девушка предпочла бы забыть навсегда. До ее появления Мэри считала, что избавилась от этих эмоций – сомнений, подавленности и, главное, угрызений совести, но теперь они вдруг вновь расцвели в ее душе пышным цветом и стали выше, чем ее башни.
К тому же появился Ник. К нему Мэри испытывала чувства другого рода, но и они беспокоили и пугали девушку. Ник был таким живым. Он так заметно менялся в лице в присутствии Мэри, вспыхивал и краснел. Воспоминания о живых чувствах были в нем так свежи и не затерты, что его волнение передавалось Мэри, будоражило и манило ее. Ей хотелось проводить с ним всякую свободную минуту. Это было опасно – почти так же, как завидовать живым. Среди детей, живущих в Стране, ходили слухи, передававшиеся шепотом, легенды о тех, кто не мог справиться с завистью к живым людям. Они следовали за объектом зависти днем и ночью, превращаясь в его тень, и души их были безвозвратно потеряны. С Мэри ничего подобного не произошло, но все же девушка понимала, что чувства – ее слабость, а она была не в том положении, чтобы позволить себе расслабиться. Слишком много детей было у нее под крылом, и они во всем полагались на силу Мэри. Она постаралась разрешить внезапно возникшие внутренние противоречия и поймала себя на том, что стала необычайно сентиментальной. И все же, когда никто, даже Вари, за ней не следил, Мэри спускалась на пятьдесят восьмой этаж, чтобы побыть в одиночестве и предаться своим мыслям.
Пятьдесят восьмой этаж в день трагедии пустовал, арендаторов на нем не было. Поэтому он не был разделен перегородками, и, кроме стен, скрывавших шахты лифтов, на более чем четырех тысячах квадратных метров ничего не было.
Мэри старалась, чтобы никто не знал, куда она направляется, но Ник все же нашел ее.
– Один из твоих подопечных сказал, что ты, возможно, здесь, – сказал он, приближаясь.
Мэри была неприятно поражена тем, что, невзирая на меры предосторожности, каждый мог узнать, где она. С другой стороны, подумала она, может, все и знают, но из уважения к ней стараются не беспокоить. Ник приближался к ней, а Мэри стояла и наблюдала за ним, заметив про себя, что исходившее от мальчика мягкое сияние заметно даже при дневном свете, вероятно, потому, что от того места, где они находились, до окон, расположенных по всему периметру, было далеко, и в центре огромного помещения царил сумрак.
Нику явно было не по себе посреди огромного пустого зала.
– Зачем ты сюда приходишь? – спросил он. – Здесь так… пусто.
– Ты видишь пустоту, – ответила она. – А я – возможности.
– Думаешь, тебе понадобятся все эти этажи?
– В Стране затерянных душ много детей, и каждый день их становится все больше, – ответила Мэри. – Может быть, пройдет еще тысяча лет, пока нам понадобится это пространство, но приятно сознавать, что оно у меня есть.
Мэри подошла к окну и окинула взглядом бледный мир живых людей, надеясь, что Ник догадается оставить ее в одиночестве, и одновременно не желая этого. Она стояла и мысленно ругала себя за то, что не может сохранить дистанцию между ним и собой.
– Что-то не так? – спросил Ник.
Мэри взвесила в уме возможные варианты ответа, но подходящего не нашла.
– Элли хочет уйти, да?
– Да, но это не значит, что я хочу уйти с ней.
– Она представляет опасность для самой себя, – сказала Мэри. – А значит, она опасна и для тебя.
Ник не проявил к этому вопросу особого интереса.
– Она просто хочет отправиться домой и проверить, выжил ли ее отец после аварии. Что в этом плохого?
– Мне кое-что известно о том, что происходит, когда приходишь домой, – сообщила Мэри и почувствовала, как сказанная ей фраза пробудила воспоминания о ее собственном опыте. Боль и разочарование вернулись, словно то, о чем она хотела рассказать Нику, было вчера.
Ник, по всей видимости, угадал ее чувства.
– Если тебе неприятно, давай не будем об этом говорить, – сказал он.
Он был добрым и тактичным мальчиком и воздержался от расспросов, но Мэри неожиданно почувствовала, что готова ему все рассказать. Поэтому она последовала за своим желанием и поделилась воспоминаниями со всей прямотой и честностью, словно на исповеди. Она изо всех сил старалась забыть то, о чем поведала Нику, но, подобно пятнам шоколада на лице мальчика, воспоминания о трагических обстоятельствах собственной гибели навечно остались в памяти Мэри.
– Я умерла в среду, и, подобно тебе, я была не одна, – сказала Мэри. – У меня тоже был товарищ по несчастью.
– Мы не были товарищами, – поправил ее Ник. – Мы с Элли не были даже знакомы, пока не произошел этот злополучный несчастный случай.
– Я тоже погибла в результате несчастного случая, но со мной был человек, которого я знала. Мой брат. Несчастный случай произошел целиком и полностью по нашей вине. Мики и я – мы возвращались из школы. Была ранняя весна, на улице было солнечно, но холодно. Холмы уже были покрыты зеленью. Я до сих пор помню запах цветов, росших на полях вокруг нашего дома – этот запах один из немногих, оставшихся в моей памяти с тех времен, когда я была жива. Странно, правда?
– Так это случилось на поле? – спросил Ник.
– Нет. К нашему дому вел проселок, поперек него проходила двухколейная железная дорога. По ней ходили в основном товарные поезда. Изредка, по неизвестной причине они останавливались в этом месте и стояли часами, ожидая своей очереди. Было ужасно неприятно, когда это случалось, ведь приходилось обходить поезд, а они, знаешь, бывают до километра длиной.
– О боже, – произнес Ник. – Вы полезли под поезд?
– Нет, мы были не так глупы, но в составе попадались пустые вагоны с дверями на обе стороны, и двери эти часто оставляли открытыми, так что мы могли взобраться в вагон и пройти через него. В тот день мы как раз нашли такой вагон. Брат поссорился со мной, я не помню уже, в чем заключался предмет спора, но, наверное, на тот момент он казался важным, так как я была в ярости и гналась за ним. Он бежал впереди и смеялся, а перед нами находился поезд, в нем был вагон с открытыми дверями, и стоял он прямо поперек проселочной дороги. Сейчас я понимаю, что он был похож на проход в другой мир. Мики поднялся в вагон, я – следом. Я хотела схватить его за рубашку, когда он пытался выскочить с другой стороны, но промахнулась. А он продолжал смеяться, и я разозлилась еще сильнее. Брат выскочил из вагона с другой стороны и повернулся ко мне.
Мэри закрыла глаза, и картина возникла перед ней так явственно, словно ее веки были экраном в кинотеатре, в котором шел кинофильм. Кино, как сейчас принято говорить.
– Не нужно продолжать, если ты не хочешь, – сказал Ник нежно, но Мэри зашла уже слишком далеко. Останавливаться не было смысла.
– Если бы я не сердилась на брата так сильно, я бы увидела ужас, внезапно возникший в его глазах. Но я не обратила внимания – слишком сильно хотелось поймать его. Я спрыгнула вниз и схватила его за руку, а он, вместо того чтобы обороняться, обхватил меня руками, и тут я поняла, что кое о чем забыла. Железнодорожные пути были совсем рядом. На одном из них стоял товарный поезд, ожидавший своей очереди, а по второму пути на полной скорости несся другой состав. Мы спрыгнули прямо перед набиравшим скорость локомотивом. Мы не заметили его, так как стены вагона заслоняли нам обзор. Когда я увидела поезд, было уже слишком поздно. Я не помню, как он ударил по нам. Вместо этого я помню лишь тоннель и свет в его дальнем конце. Он был далеко, но чувствовалось, что я к нему все ближе. Я летела по тоннелю, но рядом со мной кто-то был.
– Я помню тоннель, – сказал Ник.
– Прежде чем я долетела до того конца, где мерцал свет, Мики схватился за меня и стал тянуть к себе. Он кричал: «Нет! Нет!» и цеплялся за меня, мы закружились, а я все еще злилась на него и стала отталкивать от себя. Я била его, он – меня, он тянул за волосы, я отталкивала его, старалась отцепиться и, прежде чем осознала, что происходит, почувствовала, как мы летим в сторону, сквозь стену тоннеля. Я потеряла сознание раньше, чем ударилась о землю.
– Со мной и Элли случилось то же самое! – воскликнул Ник. – А потом мы спали девять месяцев подряд.
– Девять месяцев, – повторила Мэри. – Мы с Мики очнулись зимой. На деревьях не было листьев, железнодорожные пути скрылись под снегом, и, подобно всем новичками, мы не могли понять, что с нами произошло. Мы не понимали, что нас нет в живых, но знали, что произошло что-то ужасное. Не зная, что нужно делать, мы приняли самое неверное решение. Мы пошли домой.
– Вы разве не поняли, что проваливаетесь сквозь землю во время ходьбы?
– Земля была покрыта снегом, – сказала Мэри. – Мы решили, что ноги проваливаются в него. Я думаю, если бы мы обернулись, то заметили бы, что не оставляем следов, но никто из нас об этом не подумал. Пока мы не попали домой, я не понимала, насколько все странно. Еще на подходе я заметила, что дом окрашен в другой цвет. Раньше он был светло-голубым, а теперь стал темно-зеленым. Мы жили с отцом и экономкой, мама умерла, когда родился Мики. Папа так и не нашел себе новую жену, но теперь все было иначе. Отец был на месте, но в доме также находилась другая женщина, неизвестная нам, и ее двое детей. Они жили в моем доме, сидели за моим столом, а рядом с ними был отец. Мы с Мики стояли и смотрели, и вот тогда-то мы впервые заметили, что проваливаемся сквозь пол. И вдруг нас обоих осенило, мы поняли, что случилось. Отец разговаривал с женщиной, она поцеловала его в щеку, и Мики закричал: «Папа, папа, что ты делаешь? Ты что, меня не слышишь? Я здесь!» Но отец его не слышал и не видел. И вдруг мы почувствовали, как сила притяжения вместе с тяжестью ситуации буквально вдавливают нас в пол. Понимаешь, Ник, когда приходишь домой, ты в полной мере ощущаешь тяжесть того, что тебя нет на свете. Становится так тяжело, что ты начинаешь уходить под землю очень быстро, как камень, брошенный в воду. И ничто тебя не остановит. Мики провалился первым. Он был здесь, и вдруг, спустя секунду, я вижу, что он увяз по шею, а еще через секунду исчез. Его уже не было видно. Он скрылся под полом.
– А ты?
– И я бы исчезла, – сказала Мэри. – Но мне посчастливилось запрыгнуть на кровать. Понимаешь, когда я почувствовала, что проваливаюсь, я сделала то, что сделал бы, наверное, любой человек на моем месте – попыталась за что-нибудь уцепиться. Я стояла у двери в спальню родителей. Чувствуя, что погрузилась по пояс, я, с трудом волоча ноги, пыталась двигаться, чтобы найти что-то, за что можно уцепиться. Но руки проходили сквозь попадавшиеся предметы, и ничто не могло мне помочь, пока я не уцепилась за спинку кровати родителей. И вдруг я почувствовала, что она не такая, как все вокруг. Твердая металлическая спинка. Я держалась за нее, а потом запрыгнула на кровать. Свернулась на ней и зарыдала.
– Но как…
– Из-за мамы, – ответила Мэри, не дав Нику завершить фразу. – Я говорила тебе, она умерла во время родов. Умерла на этой самой кровати.
– Это было мертвое место! Мэри кивнула.
– Я долго там пролежала. В конце концов в спальню пришел отец со своей новой женой. Ничего не подозревая, они стали укладываться спать. Я не могла видеть их вместе и ушла. К этому моменту я уже немного пришла в себя, и тяжесть родных стен не так сильно давила мне на плечи, так что я не провалилась сквозь пол. Я выбежала из дома, и чем дальше я уходила, тем легче было вытаскивать ноги из земли.
– А что случилось с братом? – спросил Ник осторожно, стараясь не затронуть чувства девушки.
– Я больше его не видела, – ответила Мэри. – Он провалился в центр Земли.
Мэри умолкла и стояла, не произнося больше ни слова. Так продолжалось долго. Девушка чувствовала неприятную тяжесть в том месте, где когда-то при жизни находился желудок. Во всем остальном теле, наоборот, царила странная невесомость. Призраки, живущие в Стране затерянных душ, не умеют летать, как полагают люди, но в тот момент Мэри показалось, что она вот-вот взлетит.
– Я об этом никогда и никому не рассказывала. Ни кому, даже Вари.
Ник осторожно положил руку на плечо девушки.
– Я знаю, это ужасно, видеть, как твой брат исчезает под землей, – сказал он. – Но, может быть, когда-нибудь я буду тебе братом.
Ник придвинулся к Мэри и продолжал:
– А может… как бы это сказать… В общем, возможно, я стану тебе не братом, а кем-то другим.
Наклонившись к Мэри, мальчик поцеловал ее.
Девочка стояла и не знала, как реагировать. За долгие годы, которые Мэри провела в Стране затерянных душ, мальчики время от времени пытались ее целовать, но у нее всегда хватало сил, чтобы не позволить им так обращаться с собой. Но с Ником все было иначе – у нее не возникло желания оттолкнуть его. Мэри помнила и о том, что незнакомые чувства не должны замутнять ее рассудок. Она не оттолкнула Ника, но и не ответила на его поцелуй.
– Прости, пожалуйста, – попросил он испуганно, приняв ее спокойствие за отсутствие интереса к нему.
– Не нужно просить прощения, – сказала Мэри, старательно сдерживая эмоции, скрывая их так, как скрывал ее тело плотный зеленый бархат платья с кружевным воротником.
Ник почувствовал, что она отвергает его, и чувство это после смерти оказалось ничуть не менее горьким, чем при жизни. Это все из-за шоколада, подумала Ник. Нет, наверное, из-за того, что я на год младше. О, нет, ведь я на сто лет ее младше, наверное. Ник не стал дожидаться лифта – он помчался вверх по ступеням, преодолевая две за раз. Добежав до квартиры, он укрылся внутри и тщательно запер дверь.
Нет, Ник влюбился не в первый раз. Была та девочка, с которой он сидел на естествоведении или на истории – по правде говоря, он уже не мог толком вспомнить, но это было, казалось, так давно, и все ушло безвозвратно. Здесь же, в Стране затерянных душ, ничто не проходит, и Нику захотелось сделать так, чтобы он совсем исчез – даже один раз взглянуть в глаза Мэри будет невыносимо, не говоря уж о том, чтобы встречать ее снова и снова, и так целую вечность.
Мэри, Мэри, Мэри… Ее лицо и ее имя – Ника словно заклинило на них… И вдруг мальчик понял, что в голове совсем не осталось места для другого имени, которое там должно было остаться, что бы ни случилось. То, что предсказывал этот чертов Вари, случилось – он забыл свое имя. Дети звали его Херши, но ведь это было не настоящее имя, так ведь? Его имя начиналось с Н. Нэйт. Ноэль. Норман. Оно определенно начиналось с Н!
Мэри знала, что ее плохое настроение всегда улетучивалось под звуки скрипки Вари. Он умел извлекать чудные звуки из инструмента работы Страдивари – той самой скрипки, из-за которой мальчик получил новое имя. В тот день он играл «Времена года» Вивальди, которые Мэри очень любила. Музыка была предназначена для струнного квартета, но среди трехсот двадцати детей, находившихся на попечении Мэри, Вари был единственным музыкантом, игравшим на скрипке. В хозяйстве Мэри было достаточно много музыкальных инструментов. Люди, игравшие на них, любили их, поэтому они в изобилии попадали в Страну затерянных душ. Среди них была труба, которую в мире живых переехал автобус, и пианино, упавшее с шестнадцатого этажа. Время от времени Мэри пыталась организовать оркестр, но в ее приюте до сих пор так и не нашлось достаточное количество музыкально одаренных детей, при этом желавших играть в оркестре.
– Что еще тебе сыграть? – спросил Вари, покончив с Вивальди.
Мысли Мэри были далеко, и она даже не сразу обратила внимание, что Вари перестал играть.
– Я полагаюсь на твой вкус, Вари.
Мальчик снова приложил скрипку к плечу и заиграл какую-то заунывную мелодию. Мэри не могла понять, кто это написал. Она предпочитала оптимистичную музыку.
– Пойду приведу Ника, – сказала Мэри. – Уверена, ему будет приятно послушать твою игру.
После этих слов воодушевление Вари как-то подутихло.
– Мне отвратителен Херши.
– Ты должен научиться любить его, – посоветовала Мэри.
– У него грязное лицо, и мне не нравятся его глаза.
– Он наполовину японец. Нельзя относиться к людям предвзято только потому, что у них азиатские глаза.
Вари ничего не ответил. Он еще некоторое время задумчиво поводил смычком, а потом спросил:
– Почему ты хочешь, чтобы он все время был рядом? Он же ничего не умеет. Он не такой, как я или кое-кто еще здесь.
Мэри ничего не смогла на это возразить – Ник действительно был обыкновенным призраком. Но, с другой стороны, какая разница, умел он делать что-то выдающееся или нет? Почему бы ему просто не быть таким, каким ему суждено быть?
Она встала и подошла к одному из окон на западной стороне здания. Был полдень, погода ясная, и она могла видеть Нью-Джерси на противоположном берегу Гудзона, и лишь далекий горизонт терялся в легкой дымке.
Мир стал таким маленьким для тех, кто живет в нем сейчас. На самолете можно перелететь через всю страну в считанные часы. Можно поговорить с человеком, находящимся в другом полушарии, нажав несколько кнопок на телефоне, который нынче даже проводом к сети не присоединен. В Стране затерянных душ все было иначе. Она представляла собой первозданный мир, населенный детьми, ставшими в каком-то смысле первобытными людьми. В ней было множество белых пятен, неизведанных пространств. Даже Мэри мало что было известно о детях, живущих вдалеке от ее импровизированного приюта. Она провела в Стране долгие годы, но редко отваживалась на исследования, так как забота о безопасности детей, находившихся на ее попечении, требовала неустанного труда, и Мэри не могла позволить себе отправиться в далекое путешествие. Раньше она жила в обнаруженном ею многоквартирном доме, перешедшем в Страну из мира живых, а затем появились башни, и это позволило Мэри расширить свое королевство. Теперь под ее крылом было больше детей, чем раньше, и все же единственным источником информации о жизни за порогом башен-близнецов оставались рассказы сыщиков, приносивших товары на продажу, да и они по большей части распространяли непроверенные слухи. Иногда Мэри нравились их рассказы, а иногда казались чудовищным вымыслом.
Вдруг в голову Мэри пришла превосходная идея. Она придумала, как дать Нику возможность найти смысл жизни и стать не просто призраком, обитающим в ее мире.
– Сыщики рассказывали мне, что мои книги попадались им даже в Чикаго, – сказала она Вари. – А это значит, что и в других городах живут дети, о которых нужно заботиться. Правильно?
Вари отложил скрипку.
– Ты думаешь уехать отсюда?
Мэри отрицательно покачала головой:
– Нет. Но это не значит, что я не могу отправить туда своего представителя. Нужен кто-то, кого я могла бы научить всему, что знаю сама. Такой человек мог бы создать филиал в другом городе, где мы никогда не были. Например, в Чикаго.
– И кого ты хочешь послать?
– Я подумала о Нике. Конечно, пройдут годы, пока я его подготовлю – десять, может, двадцать лет, но спешить, в общем, некуда.
Вари подошел ближе, посмотрел на затянутый легким туманом горизонт и повернулся к Мэри.
– Ты можешь послать меня, – сказал он. – И тебе не придется тратить годы на подготовку.
Мэри посмотрела на мальчика и улыбнулась.
– Очень мило, что ты это предложил.
– Но я могу это сделать, – настаивал Вари. – Я, может, и недостаточно большой мальчик, но другие меня уважают, не так ли? Даже старшие.
Мэри снова тепло улыбнулась ему.
– Вари, что станет с этим местом без тебя и твоей скрипки? Я бы хотела, чтобы ты всегда был здесь и играл для нас.
– Для нас, – повторил Вари, словно эхо. – Я понял.
Мэри поцеловала его в макушку.
– Почему бы тебе не сыграть что-нибудь еще? Что-нибудь веселое.
Вари заиграл какую-то бодрую мелодию, но было в его исполнении что-то неопределенно мрачное.
Элли ни минуты не сомневалась в том, что скоро покинет королевство Мэри. У нее не было ни малейшего желания проводить вечность, ходя по кругу, как на арене цирка, вне зависимости от того, насколько увлекательным было представление. Но Элли была достаточно умна, чтобы не уйти раньше, чем она узнает все, что ей необходимо знать.
Ей нужна была информация.
Нет, не те знания, которыми охотно снабжала всех Мэри. Элли хотела знать правду.
– Я хочу знать то, о чем Мэри предпочитает не говорить вслух! – сказала Элли громко и совершенно без опаски. Она находилась на так называемом подростковом этаже, где любили собираться дети постарше. Никто, как показалось Элли, не обратил внимания на ее слова, лишь один мальчик, игравший в пинг-понг, на миг отвлекся и так неловко отразил подачу, что мячик пролетел через всю комнату.
– Не надо делать вид, что вы меня не слышали. Не думайте, что я уйду только потому, что вы меня игнорируете.
Подростки, подобно младшим детям, проводили дни в рутинных занятиях, но отвлечь их было не так трудно. В комнате было несколько четырнадцатилетних детей, еще несколько тринадцатилетних и парочка двенадцатилетних подростков, страстно, но безрезультатно мечтавших вырасти. В общей сложности детей подросткового возраста в королевстве Мэри было около тридцати – всего одна десятая населения коммуны. Элли пыталась понять, то ли их было так мало из-за того, что дети постарше реже теряли курс на пути к свету в конце тоннеля, то ли они реже принимали решение остаться в гостях у Мэри на долгое время. Ник сказал, что Мэри как раз пишет об этом книгу. Элли подумала о том, осталась ли в мире еще хоть какая-нибудь тема, на которую Мэри не писала бы книгу.
– Если Мэри о чем-то не говорит, значит, на то есть свои причины, – предположил мальчик, игравший в пинг-понг.
У Элли имелись отлично отрепетированные возражения.
– Мэри говорит о том, что есть вещи, которые мы не должны делать и о которых не стоит говорить, но ведь она прямо ничего не запрещает, не так ли?
– Поэтому у нас всегда есть выбор.
– Это верно. И Мэри уважает наш выбор, верно?
На это никто ничего не ответил.
– Так что? – настаивала Элли.
Дети неохотно согласились.
– Хорошо, тогда мой выбор – говорить о том, о чем не следует. И согласно установленным ею же правилам, Мэри должна уважать его.
На лицах некоторых детей было написано недоумение. Это Элли понравилось. Встряхнуть их немного, и они начнут смотреть на многие вещи иначе. Это хорошо.
Одна из девочек вышла вперед. Это была Осень, Элли познакомилась с ней в первый день.
– Так ты, типа, что хочешь узнать?
– Хочу узнать о том, как внедряться в мир живых и как с ними общаться. Хочу узнать, есть ли путь назад, в этот мир. Что бы Мэри ни говорила, мы не совсем мертвы, иначе мы были бы не здесь. Я хочу знать, кто такой или что такое Макгилл. Он действительно существует или это просто пугало, которое кто-то выдумал, чтобы стращать детей?
Все, кто был в комнате, оторвались от своих обычных занятий. Рутинный порядок нарушился. Элли знала, что стоит ей выйти из помещения, и все вернутся к своим делам, но в тот момент внимание всех ребят было сосредоточенно на ней. Один из них бросил играть в бильярд и подошел к ней, но продолжал держать кий в руке, словно опасался, что Элли или кто-нибудь другой нападет на него, и придется защищаться.
– Никто не знает, существует Макгилл или нет, – сказал он. – Но я думаю, он существует, потому что Мэри об этом говорить не хочет. Если бы его не было, она бы нам сказала, правда?
Несколько других детей пробормотали что-то невразумительное, очевидно, соглашаясь с бильярдистом.
– А что насчет пути назад к жизни? Думаешь, это возможно?
