Текст книги "Возрождение Теневого клуба (ЛП)"

Автор книги: Нил Шустерман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Горькая пилюля

После ланча меня вызвали на ковёр к мистеру Грину.

В его кабинете стояло несколько кресел: одно мягкое и приятное – чтобы создать у собеседника чувство удобства и безопасности; другое – кресло-мешок для неформальных воспитательных бесед; третье... Это был старый, обшарпанный монстр тёмного дерева с высокой спинкой и широкими подлокотниками, в обиходе называемый «электрическим стулом». Именно его мистер Грин и поставил напротив своего стола, когда в то утро меня препроводили в его кабинет.

– Заходи, Джаред. Присаживайся.

Я опустился на «электрический стул» и приготовился выслушать старую песню про то, что я – средоточие всего городского зла, но завуч всего лишь произнёс:

– Мне нравится твоя рубашка.

Я глянул на себя – речь шла о той же самой рубашке, на счёт которой прохаживался Алек.

– А мне нравится ваш галстук, – ответил я. – Вы уже говорили с моими родителями?

– Не получилось пока.

Больше он ничего не сказал, лишь сидел и молча пялился на меня.

– Простите, у вас ко мне что-то важное? Потому что я опаздываю на английский.

– Только один вопрос, Джаред, – проговорил он, – и я ожидаю, что ты дашь мне правдивый ответ.

– Само собой.

– Это ты подсунул скунса в фургон Алека?

– Нет, не я, – твёрдо сказал я.

Он откинулся на спинку стула с едва заметным выражением удовлетворения на лице.

– Тебе, возможно, захочется пересмотреть свой ответ. – Он сунул руку в ящик стола, вытащил оттуда крохотный пластиковый пакетик и бросил его на стол перед собой. Сначала мне показалось, что пакет пуст, но потом я увидел: в нём что-то лежит. Что-то маленькое. Круглое и голубое. Пуговица, очень знакомая на вид. Я глянул на свою рубашку – на ней красовались точно такие же. Схватившись за воротник, я обнаружил, что на нём пуговицы не хватает. «Электрический стул» подо мной сделался внезапно страшно жёстким, и я понял, что означает это выражение удовлетворения на лице мистера Грина. Так выглядит палач, собирающийся перекинуть рубильник.

– Ты знаешь, где была найдена эта пуговица? – спросил он.

Я помотал головой.

– Её нашли на подъездной аллее у дома Алека Смартца, как раз на том самом месте, где тем вечером стоял их фургон. – Он забрал у меня пакетик с пуговицей. – Так как, может, теперь ты дашь мне другой ответ?

Но я лишь промычал что-то невразумительное – ведь чтó бы я ни сказал, он всё воспримет как враньё.

– Тебе нечего сказать в свою защиту?

– Это не моя пуговица, – пробормотал я, но мы оба знали, что она конечно же моя. Вопрос в том, как она туда попала? Я никогда и близко не подходил к дому Алека Смартца.

– Я дам тебе ещё один, последний шанс, Джаред, – сказал завуч с терпением человека, полностью уверенного в своей правоте. – Мне бы хотелось прояснить ситуацию ещё до наступления завтрашнего утра. В противном случае, последствия будут очень серьёзными.

Но я его больше не слушал. Я думал о пуговице. Одно из двух: либо Алек врёт о том, где нашёл её, либо... кто-то подкинул её намеренно.

Но кто? У кого была возможность спереть мою пуговицу?

И тут меня озарило, хотя поверить в это я не мог. Во всей школе был только один человек, который имел свободный доступ к моим рубашкам.

* * *

Когда я после уроков примчался домой, Тайсон уже сидел в гостиной с наушниками, в которых гремел один из моих CD. Я сорвал с него наушники; он распахнул глаза.

– Эй, ты чего? – возмутился он.

Меня так и подмывало схватить его и встряхнуть как следует. Я бы с места в карьер обвинил его и осудил, как Грин обвинил и осудил меня, но... один раз я уже поступил так с Тайсоном – решив, что все убийственные выходки прошлой осени были его рук делом, я сделал из него отбивную котлету. Я оказался в корне неправ. Пусть Грин включает свой рубильник, но я с Тайсоном так не поступлю. Как бы ни были сильны мои подозрения, он заслуживает, чтобы его выслушали.

Я набрал в грудь воздуха, медленно выпустил его и сказал по возможности спокойно:

– Тебе моя рубашка нравится?

Он вылупился на меня так, будто я сбежал из психушки.

– Нормальная рубашка, – буркнул он.

– А ничего ненормального не замечаешь?

Он ткнул пальцем во что-то у меня на груди.

– А, вот – тут у тебя горчица. – Я глянул вниз, и Тайсон ухватил меня за нос. – Опять прокатило! – воскликнул он. – Вечно все олухи ловятся!

Я отвёл его руку в сторону, и он наконец сообразил, что мне не до шуток.

– Да что с тобой сегодня такое?

– Помнишь, ты сказал, что ненавидишь меня?

Тайсон закатил глаза.

– Тьфу ты, опять завёлся!

– И сильно ненавидишь? Настолько, что готов сделать всё, чтобы меня выгнали из школы?

Он выпрямился и ответил мне так же прямо, как я ответил мистеру Грину:

– Нет. Не настолько. Я ненавижу тебя до такой степени, чтобы стянуть за обедом последний гамбургер, лишь бы он не достался тебе.

– Ты ненавидишь меня до того, что готов подкинуть улику на подъездную дорожку Алека?

– Ты меня в чём-то обвиняешь? – Лицо его начало багроветь, как случалось всегда, когда кто-то подпаливал чересчур короткий фитиль его взрывного нрава.

– Нет, просто спрашиваю. – Я не сводил с него глаз, пытаясь определить, правду он говорит или врёт.

– Ничего я не подкидывал. – Он мгновение помолчал, затем добавил: – Было время, я ненавидел тебя больше всего на свете; и мне до сих пор иногда очень хочется тебя возненавидеть, но не получается... И если ты не выкинешь какой-нибудь действительно адский номер, то никогда и не получится. – Он вскочил, кинулся в дальний конец гостиной и снова повернулся ко мне. – Ты мой лучший друг, окей? Ну вот, я это и сказал. Чувак, испортивший мне всю жизнь, теперь мой лучший друг. Во даю, а? Ну не дурак?

– Нет, не дурак. – Если кто-то здесь и дурак, то это я. В искренности Тайсона сомневаться не приходилось.

– Дурак, дурак, – настаивал он, – потому что знаю – ты мне вовсе никакой не друг.

– Что?!

– Тебе просто жалко меня! Ты чувствуешь себя виноватым, но на самом деле я тебе совсем не нравлюсь.

– Это неправда!

– Докажи! – потребовал он.

Я открыл рот и... закрыл его. Я не мог доказать Тайсону, что я ему друг, так же как не мог доказать Грину, что ни в чём не виноват.

– Мы никогда с тобой не расквитаемся, – проговорил Тайсон. – Разве что я испорчу тебе жизнь, а потом спасу её, как ты. Вот только тогда, если ты скажешь, что мы друзья – только тогда я тебе поверю.

* * *

Я так и не знаю, разговаривал ли Грин с моими родителями, потому что они об этом ни словом не обмолвились. И это выбивало мен из колеи ещё сильнее, чем наказание без вины. Однако я старался убедить себя, что теперь-то уж всё закончилось; что трёх грязных трюков вполне достаточно, чтобы насытить любую ненависть, и что тот, кто их сотворил, залезет обратно в мрачную дыру, из которой выполз. Но, как я уже упоминал, в школе нашло себе пристанище нечто страшное, и Алек, просто в силу того, что был Алеком Смартцем, продолжал вызывать на себя его неправедный гнев. Однако его следующий ход, вернее, предпринятая им контратака сравнялась в мерзости с любой из сыгранных с ним шуток. То, что сотворил Алек, и розыгрышем-то назвать нельзя; это было отвратительно, злобно, эгоистично и лишь подлило масла в огонь недовольства.

Случилось это в день, когда кандидаты произносили свои предвыборные речи по школьному телевидению. Год назад в нашей школе оборудовали нечто вроде телевизионной студии и организовали внутреннюю трансляционную сеть. В этом году впервые в истории школы каждый из кандидатов записал на плёнку пятиминутную речь, которую транслировали всему девятому классу. Я наблюдал это событие, сидя на обществоведении; ни Шерил, ни Алек не делили со мной этот урок.

Первым выступил Томми Николс. Спич у него был так-сяк, самым интересным в нём оказался список «десяти причин почему меня надо избрать в президенты». По идее, это должно было быть остроумно, но в реале оказалось настолько избито, что народ под конец ржал просто истерически. К сожалению, люди смеялись надТомми, а не вместе с ним.

После него говорила Катрина, и её речь походила на длинный, бессвязный телефонный разговор с самой собой. Выступление Шерил было мастерским, чего я, собственно, и ожидал, а затем наступил черёд Алека. Никто, даже я, не был готов к тому, что воспоследовало.

– Привет, дорогие друзья и одноклассники! – начал он. – С огромным сожалением я делюсь с вами информацией, которую получил не далее как позавчера. Каждый из вас имеет право узнать то, что узнал я.

Мы все навострили уши: похоже, сейчас Алек сбросит бомбу! И поскольку это был Алек, то бомба, конечно, атомная.

– Сейчас вы увидите видеоклип, сделанный несколько дней назад, – продолжал Алек. – Прошу всех быть особенно внимательными.

В этот момент лицо Алека на экране сменилось картинкой, снятой ручной видеокамерой. Я сразу узнал это место по валявшимся повсюду старым гнилым лодкам. «О нет... – мысленно простонал я, – только не это! Он не...» Но моим надеждам не суждено было осуществиться. Клип был урезан до одной минуты, и за эту минуту я увидел, как мы с Тайсоном пролезли в дыру в борту буксира, а потом туда же проскользнули Эбби, Даррен, О_о, Джейсон и Рэндал. Под конец возник нечёткий подрагивающий кадр – крупный план Шерил. Она осмотрелась вокруг, словно замышляя что-то недоброе, и на этом видео оборвалось. На экране телевизора вновь появился Алек. Я, сгорбившись, вжался в спинку стула.

– Несколько месяцев назад, – провозгласил Алек, – группа из семи человек терроризировала всю школу. Они называли себя Теневым клубом. Вы все думали, что их привлекли к ответственности. Вы считали, что они раскаялись в своих поступках. Вы ошибались. Если вы желаете, чтобы такая личность стала вашим президентом в первый год старшей школы, то голосуйте за Шерил-как-её-там. Если же нет – вы знаете, за кого отдать голос.

* * *

Алек и Шерил разорвали отношения. Я лично при этом не присутствовал, но мне передали, что сцена была эпическая. Рассказывала не кто иная, как Джоди Латтимер, а она не любительница сплетен, так что её сведениям можно доверять.

– Алек обвинил Шерил в том, что она посрывала его транспаранты, – говорила Джоди, – а Шерил обзывала Алека такими словами, о существовании которых я даже не подозревала. Слово из трёх букв было самым мягким.

Такие прощальные сцены достойны скрижалей истории, но дело не только в этом. Своим видеоклипом Алек бросил обвинение всем нам. И хотя клип не показал ничего определённого, этого было вполне достаточно – воображение дорисовало остальное.

Я отправился к буксиру, чтобы побыть в одиночестве, собраться с мыслями и доказать себе самому, что у меня достанет сил и мужества справиться и с этой бедой. Вообще-то сильным я себя вовсе не чувствовал, скорее, наоборот – слабым, сердитым и озадаченным.

И тут вдруг раздался голос Шерил:

– Разрешите подняться на борт!

– Разрешаю.

Она пролезла в дыру, и мы уселись друг напротив друга, как когда-то в нашем старом домике на дереве. Недавно зимняя буря разрушила домик, и его пустили на дрова. Мысль об этом странно ранила меня.

– Кто-нибудь, дайте мне медведя – подкину его Алеку в фургон, – вздохнула Шерил.

– Осторожно, а то, чего доброго, увидим себя по телевизору сегодня вечером.

Она яростно встряхнула головой:

– Как я могла быть такой дурой?! Больше никогда и никому не стану доверять!

Я засмеялся.

– Ты прямо совсем как я! – Но взглянув на неё, понял – ей очень больно. – Не переживай, – успокаивающе проговорил я. – Он своё когда-нибудь получит.

– Хорошо бы поскорее. – Шерил подтянула колени к груди. До неё только сейчас дошло, чтó она, собственно, сказала. Вот она, старая знакомая озлобленность.

– Ты хочешь отплатить ему, – произнёс я. – Хочешь, чтобы ему было так же больно, как тебе. Это можно понять. То, что он сделал – настоящая подлость.

– А, теперь ты заделался моим психотерапевтом.

Я улыбнулся.

– Либо я, либо мистер Грин – выбирай любого.

Шерил медленно вдохнула и выдохнула.

– Как ты думаешь – он сделал бы это, если бы знал, зачем мы тогда здесь собирались? И если бы я позавчера не посмеялась над ним?

Я потеребил костыль, торчащий из борта.

– Может, и не сделал бы, а может и... Ты знаешь его лучше, чем я.

– Угу, я тоже так считала. – Шерил призадумалась над моими словами, сжала кулаки, пытаясь вернуть себе самообладание.

– Клянусь, никогда ни на кого больше не стану злиться, – проговорила она. – Я имею в виду – злиться так, чтобы пожелать этому человеку самого плохого.

– Намерения и действительность – разные вещи, – возразил я.

– Да, но иногда намерения становятся действительностью.

* * *

Теневой клуб, может, и умер, но благодаря стараниям Алека Смартца восстал из могилы. Все, начиная с директора школы Диллера и заканчивая раздатчиками в столовке испытывали непоколебимую уверенность, что мы вновь плетём сети заговора с целью установить террор. Алек, возможно, сам того не сознавая, опять привлёк всеобщее внимание к нашей семёрке.

На следующее же утро меня вызвали к Грину. Я этого ожидал – не мог же он, в самом деле, не отреагировать на вчерашний сенсационный репортаж. Завуч не стал ходить вокруг да около, и как только я водворился на «электрический стул», принялся меня поджаривать.

– В прошлом октябре я ясно дал тебе понять, что если Теневой клуб хоть когда-нибудь соберётся ещё раз, это послужит основанием для исключения.

– Вы хотите исключить нас за то, что мы пять минут поговорили? Вы ведь даже не знаете, о чём мы разговаривали!

– Могу себе представить.

– Мы пытались выяснить, кто издевается над Алеком. Спросите других – они ответят вам то же самое!

– Уверен, они именно так и скажут, – спокойно парировал Грин, из чего явствовало, что он не поверит ничему и никому. – Зато я совершенно точно знаю: это собрание созвал ты, Джаред, что ставит тебя в очень тяжёлое положение – только тебя одного. Лишь тебе из всей компании грозит реальная опасность исключения.

– Тогда отправьте меня к директору! Может, хотя бы он меня выслушает!

– Нет. Я не стану беспокоить мистера Диллера, потому что ты – моя проблема, Джаред. Ты весь год был моей головной болью, и я уж позабочусь, чтобы её вылечить.

– Ну и лечите! – заорал я. – Идите, объявите моим родителям, что их сын – преступник! Да вы наверняка уже им это сказали!

Грин вздохнул.

– Твои родители стоят за тебя горой.

Такого я не ожидал. Чтоб мои родители встали на мою сторону? Быть того не может! Пока я силился сообразить, что бы это значило, раздался стук в дверь, и в кабинет заглянула какая-то учительница. Рядом с ней стояла девочка, чем-то ужасно расстроенная – к счастью, я к её беде отношения не имел.

– Мистер Грин, мне крайне нужна ваша помощь, – попросила учительница.

Грин неохотно поднялся из-за стола.

– Мы с тобой ещё не закончили, – предупредил он меня. – Жди здесь и хорошенько подумай о своём будущем в стенах этой школы. Когда я вернусь, ты всё расскажешь: и о вашем собрании, и о ваших проделках.

Он вышел и затворил за собой дверь, оставив меня наедине с моими мыслями. Однако, бросив взгляд на его стол, я заметил, что остался наедине также и с егомыслями. Там, на столе, лежала папка с мои личным делом. Во мне вспыхнуло желание открыть её и прочитать, что он там обо мне понаписал. Несколько мгновений я боролся с собой, но в конце концов сдался, протянул руку и поддел обложку кончиком пальца, боясь, что Грин заметит, если папка сдвинется с места. Вытянув шею, я заглянул внутрь. Хотя почерк у завуча был неразборчивый, одна фраза из его последнего отчёта бросилась мне в глаза, словно красный сигнал тревоги: «Глубоко проблемный подросток с чертами социопата».

Я расхохотался. Это я-то проблемный?! Ну, бывает, я попадаю в неприятные ситуации; конечно, я творю глупости, как всякий нормальный человек; но мне всегда казалось, что все мои проблемы не глубже «лягушатника» в нашем «нататории». С родителями у меня отношения хорошие, мои взбрыки тоже наверняка типичны для всех подростков. Проблемный? Ну и смехотища! Но тут до меня дошла вторая часть фразы, и мне стало не до смеха. «Социопат». Собственно, я хорошо знал, что означает это слово, но лучше проверить... Покопавшись на полках мистера Грина, я нашёл пухлый толковый словарь и открыл его на нужной статье. Она гласила:

«Социопат – человек, лишённый совести и всяческой моральной ответственности».

Мне как будто двинули в солнечное сплетение. Воздух одним махом вышел из меня, и я хватал его ртом, пытаясь вновь насытить свои лёгкие. «Для таких как ты есть название», – сказал Бретт Уотли. Неужели он тоже сунул нос в моё досье? Захлопнув словарь, я мешком свалился на «электрический стул». Потом закрыл глаза и ушёл в себя, исследуя каждый уголок своей личности, чтобы доказать себе: Грин неправ; тот факт, что он написал эти слова ещё не делает их реальностью. Мне не пришлось копать слишком глубоко, чтобы найти ту самую совесть, в отсутствии которой меня обвинял наш штатный психолог. Вот она, живая и зубастая, только полностью скрытая от непроницательного взгляда Грина.

То, как Грин обращался со мной, с полным правом можно назвать «охотой на ведьм». Сотни лет назад ведьм подвергали проверке водой. Люди верили, что ведьмы сделаны из дерева, а поскольку дерево не тонет, то ведьма тоже будет плавать. Несчастную бросали в колодец, и если она тонула – ну, значит, не ведьма. Вот точно так же я чувствовал себя сейчас – как будто опускаюсь на дно колодца, моя жизнь и всё, что мне дорого, растворяются, ускользают прочь. Нет, так просто я не сдамся. Я сильнее своего отчаяния, я сильнее Грина! И в этот момент в моей голове сложился план.

Самым бесспорным доказательством моих преступлений мистер Грин считал крохотную вещичку, покоящуюся в папке в пластиковом пакетике – голубую пуговицу. Я извлёк её из пакетика и положил в нагрудный карман, но тут же сообразил, что там её слишком легко найти. Тогда я сунул пуговицу в рот и проглотил. Я чувствовал, как она идёт вниз по пищеводу. Кончики пальцев на руках и ногах занемели, как будто я не пуговицу проглотил, а известного рода таблетку. После чего я уселся на «электрический стул», и в тот же самый момент в кабинет вошёл мистер Грин и занял своё законное место за столом напротив меня. Я принудил себя смотреть ему прямо в глаза – твёрдо, не мигая, словно бы давая ему понять, что я полностью контролирую и себя, и ситуацию, и его, завуча Грина.

– Я готов выслушать тебя, если ты готов рассказывать, – произнёс он.

– Мне нечего вам сказать. – Я постарался произнести это как можно грубее и нахальнее. В жизни ни с кем никогда так не разговаривал!

Грин не моргнул глазом, словно именно этого и ожидал.

– И как долго, по твоему мнению, ты сможешь цепляться за свою ложь, Джаред? Правда рано или поздно выплывет на поверхность, это лишь вопрос времени. У нас уже есть улика – пуговица, и...

– Какая пуговица?

Он посмотрел в папку, и высокомерное выражение сошло с его лица.

– Ну хорошо. Отдай.

И хотя мне было очень не по себе – не из-за проглоченной пуговицы, а из-за избранной мной линии поведения – я заставил себя улыбнуться.

– Понятия не имею, о чём вы, – медленно, с расстановкой выговорил я, по-прежнему глядя прямо ему в глаза. Не знаю, может, моя эмоциональная застылость в сочетании с ледяным взглядом послужили ему явственным доказательством моей социопатии, но он как-то изменился. Сжался, уменьшился и даже, кажется, испугался.

– Что ты задумал? – спросил он.

Улыбка словно приклеилась к моим губам; и в этот момент я понял, что больше не притворяюсь, будто контроль над ситуацией принадлежит мне. Я действительно был хозяином положения.

– Может, я и поиздевался над Алеком, – произнёс я, – но вам никогда не удастся ничего доказать. Потому что я для вас слишком умён.

С этими словами я встал и твёрдым шагом вышел из кабинета, даже не оглянувшись. Если это охота на ведьм, то я не собираюсь покорно идти ко дну. Буду держаться на поверхности хотя бы из чувства противоречия. Стану ведьмой.

Эксперимент «МТВ»

Изображать из себя плохого парня, когда ты на самом деле им не являешься – та ещё работка, но я учился быстро, да и стимул у меня был мощный. Кое в чём помог Тайсон. Собственно, он никогда не был плохим парнем – я имею в виду, он, скорее, вызывал у людей не страх, а брезгливость – но он как никто другой понимал все трудности этого дела. Тайсон воспринимал процесс обучения меня тонкостям злодейского имиджа как отменное развлечение. Мы уселись за кухонным столом, и он начал урок:

– Очень важно, в какой позе ты сидишь. Надо отодвинуться подальше от стола и хорошенько, нагло так развалиться.

Я попробовал.

– Не пойдёт, – забраковал Тайсон. – Ты всё равно слишком близко к столу – руки достают до тетради. А ты должен отодвинуться подальше, может, даже чуть-чуть наклонить стул назад, так чтобы все поняли: чтобы дотянуться до учебника, тебе требуются невероятные усилия.

– А, понял. Это как будто твои собственные книжки сами отталкивают тебя, не хотят, чтобы ты к ним прикасался.

– Точно. – Он прошёлся по кухне, внимательно изучая мою позу. – Ладно, сейчас вроде сидишь как надо. А теперь вообрази, что я учитель. Что будешь делать?

– Злобно пронзать глазами, – сказал я, – как будто вижу насквозь.

Тайсон покачал головой. Ответ неверный.

– Не-а. Для Грина, должно быть, сошло, потому что он первый начал злобно пронзать тебя. С учителем надо наоборот – избегать зрительного контакта.

Я попытался избегать.

– Да нет, не гляди в окно, а то похоже, что ты просто замечтался. И не вниз. Надо выбрать пустое место на стене и пялиться в него, чтобы становилось ясно – ты смотришь в никуда. И все должны понять, что делаешь ты это нарочно.

Я удручённо вздохнул.

– И что, всё это прямо так необходимо?

– Ну ты же хочешь выглядеть сволочью или как?

До наступления темноты я сходил в торговый центр и купил себе новое, «злодейское» одеяние: штаны и рубашки ужасного вида, с дырками и жуткими картинками. Вернувшись домой, я продефилировал перед Тайсоном в своём новом обличье. Вот теперь он встревожился.

– Ты чего? – осведомился я. – Или тряпки не те?

– Да нет... – замялся Тайсон, – я просто... ну, не знаю... Ты сам на себя не похож, Джаред.

Я глянул в зеркало, вмонтированное в дверцу его шкафа. Он прав. Я выглядел, словно злой двойник себя самого.

– Отлично, как раз то что надо.

Тайсон поёжился.

– Слушай, а зачем тебе это всё?

Но я ничего ему не рассказал. На то у меня имелись свои соображения, поделиться которыми я покуда ни с кем не мог.

В коридоре я налетел на маму. Та отреагировала немедленно:

– Мне не нравится, когда ты так одеваешься, Джаред.

Меня удивило не то, что ей мой новый стиль не по нутру. Меня удивило, какона это сказала – словно я уже одевался так прежде.

– Да сейчас все так ходят.

– Ты не все, – возразила она и добавила: – Будешь таскать это – стирай его сам. Я и пальцем не притронусь.

* * *

На следующий день я надел свои злодейские одёжки в школу, и эффект получился впечатляющий. Все встречные-поперечные оборачивались мне вслед – как ученики, так и учителя. Немало бровей ошеломлённо поднималось при виде моего поведения на уроках – развалистая небрежная поза, взгляд в никуда... Я словно бы окутался густой мрачной тенью, тяжёлой, как запах некоторых одеколонов.

Именно таким в глазах всех и должен быть лидер Теневого клуба. Мой великий эксперимент «Мрачный Теневой Владыка (МТВ)» начался.

Грин натуральным образом взъярился, что, с одной стороны, испугало меня, а с другой, можно сказать, обрадовало: теперь из нас двоих параноиком был он, а не я. На одной из переменок Джоди Латтимер попыталась передать мне какой-то конспект, но Грин помешал, устроив нечто вроде допроса третьей степени. Он вынырнул из ниоткуда и уставился на нас таким взглядом, словно мы занимались чем-то предосудительным.

– Это ещё что такое?! – набросился завуч на Джоди. Мы оба воззрились на него, словно он явился с Марса. – Я жду объяснений, мисс Латтимер!

На Джоди была её любимая джинсовая бейсболка, только сегодня она надела её как положено. Над козырьком бейсболки красовались ярко-оранжевые буквы «ТК».

– А что? – спокойно отозвалась она. – Мой папа ходит в теннисный клуб. Там таких кепок навалом.

Только тут мне стал ясен ход мыслей Грина. Он, конечно, думал, что «ТК» означает «Теневой клуб».

– Неужели вы отстраните Джоди от занятий из-за какой-то шапки? – поинтересовался я. Грин бросил на меня взгляд, способный заморозить море. Я знал, что на конец недели он запланировал встречу со мной и моими родителями. Он метал громы и молнии, грозил отстранением и исключением, и что греха таить – меня это беспокоило, потому что запись об исключении из школы остаётся в твоём личном деле на всю жизнь. И всё же рентгеновский взгляд завуча больше меня не пугал, потому что я ясно отдавал себе отчёт: видеть насквозь мистер Грин не способен.

* * *

Я всё больше проникаюсь уверенностью, что в термодинамике помимо известных трёх законов существует четвёртый. Наряду с законом сохранения энергии имеет место закон сохранения странности, или, иначе, «закон закидона», благодаря которому в мире поддерживается равновесие. В моём случае он выразился в следующем: в то время как я всё больше становился похож на худший кошмар всех матерей, кое у кого другого поведение изменилось в сторону большей нормальности.

Как-то на первой неделе эксперимента «МТВ», вернувшись домой из школы, я застал на кухне незнакомого пацана – тот копался у нас в холодильнике. Наверно, приятель Тайсона, решил я; хотя странно – Тайсон никогда не приводил своих друзей домой. Да и были ли у него друзья? Я уже собрался спросить чужака, что он, собственно, забыл в нашем холодильнике и не нужна ли ему помощь, но вовремя вспомнил, что я теперь Мрачный Теневой Владыка, и прорычал:

– Эй, приятель, берёшь товар? А платить кто будет?

Пацан обернулся. У него оказалось знакомое лицо в совершенно незнакомой упаковке.

– Привет, Джаред!

Вот тебе и раз. Это не был дружок Тайсона. Это был сам Тайсон. Его лохмы, чересчур длинные и вечно торчащие дыбом, а теперь коротко подстриженные, образовывали на затылке аккуратную, чёткую линию. Он даже сбрил реденькие козлиные волоски на подбородке, грозящие когда-нибудь стать бородой.

– А... э... – ошеломлённо промычал я, – классный причесон...

Как там называется штука, содержащая в себе логическое противоречие? Ах да, оксюморон. Вот его я сейчас и видел перед собой во плоти. «Тайсон Макгоу» и «аккуратная причёска» – если эти два понятия всунуть в одну фразу, они вызовут катастрофическое короткое замыкание в мозгу, что в данный момент со мной и произошло. Самый настоящий оксюморон. Впрочем, в моём случае это можно было назвать "вовсю-баран", потому что я стоял с разинутым ртом, тупо созерцая, как проявляется действие «закона закидона».

– Нравится? – спросил он, приглаживая ладонью то, что осталось от некогда пышной шевелюры.

– А... ну да... – промямлил я, с трудом приходя в себя. – Завтра все в школе ошизеют...

– Я подумал, что если ты превратился в собственного злого двойника, то я в лёгкую могу стать своим непсихованным двойником. – Тайсон схватил куртку и направился к двери.

– Куда это ты разогнался? – осведомился я. – Неужели на свиданку торопишься?

Я, понятное дело, шутил, но Тайсон и не думал смеяться.

– Вообще-то, так оно и есть.

Кажется, впереди замигала надпись «Сумеречная зона», вот только я не мог понять, откуда пришёл этот сигнал тревоги. «Можешь-можешь, – отрезвляюще зашептал мне внутренний голос, – ещё как можешь понять! Потому что Тайсон – это Тайсон. Земля, должно быть, сошла с орбиты, если Тайсон вдруг подстригся, и обзавёлся приятелями, и нашёл себе подружку, и...»

– И кто эта счастливица?

– Джоди Латтимер.

– Да ладно!

– Угу, мы идём в «Королеву сливок» поесть мороженого, ну и вообще потрепаться, то-сё, сам понимаешь...

– Тогда это не свидание! – проинформировал я его, хотя отлично понимал, что, фактически, это оно и есть.

Он передёрнул плечами.

– Да называй как хочешь.

И тут я заметил ещё кое-что. На нём была одна из моих рубашек.

– Эй, тебе кто разрешил?! – На этот раз я не разыгрывал из себя МТВ, я и вправду разозлился.

– А что? Ты же больше не носишь свои старые рубашки.

– Она тебе не подходит! Висит, как на вешалке, потому что у тебя грудь впалая!

Тайсон посчитал мои слова оскорблением, чем они, собственно, и являлись.

– И ничего не впалая! – Он выпятил рёбра. – Я тренировался! У меня теперь мышц до фига и больше!

Блин! Он прав, моя рубашка действительно сидела на нём как влитая, но ведь дело не в этом, дело в том, что... в том, что... Я не мог определить, в чём, но одно было ясно – меня это бесило.

И тут меня как молнией ударило. Тайсон предстал передо мной в совсем ином свете.

– И давно ты ходишь в моих рубашках?

Он пожал плечами.

– Ну, примерил одну вче...

И тут его лицо внезапно изменилось, когда он понял, почему я спросил. Он на мгновение задумался, черты его затвердели, как каменные, губы сжались в тонкую полоску.

– А, ну да, ещё было дело – на прошлой неделе я натянул твою рубашку и потерял пуговицу во дворе Алекса Смартца. Никто ничего не заподозрил. Знали только мы со скунсом.

Временами – не часто, лишь иногда – мои мозги превращаются в слипшуюся лапшу. В такие моменты я способен только разевать и захлопывать рот, пытаясь выдавить из себя хоть какую-нибудь разумную мысль – наподобие того, как тесто продавливается сквозь лапшерезку.

– Тьфу ты... Ты что, серьёзно? Нет, ты скажи – ты серьёзно? Сознаёшься, что ли?.. Да нет, ты шутишь или как?..

Тайсон покачал головой.

– Если ты задаёшь такой вопрос, то ты не стоишь того, чтобы я на него отвечал.

Он ушёл, оставив меня на пороге мучиться с лапшерезкой.

На следующее утро я пришёл к неизбежному выводу, что Тайсон в своём сарказме всё-таки остался верен себе и к пуговице он не имеет никакого отношения. Сначала я ломал голову, откуда он про неё узнал, но потом вспомнил, что теперь вся школа знает. И всё же отголосок подозрения продолжал жить во мне, словно неистребимый запах пестицида в летнем саду. Я то сомневался в Тайсоне, то ругал самого себя за эти сомнения.

На переменке Джоди возилась в своём шкафчике. Я приблизился к ней с беспечным видом, словно хотел лишь поболтать, но на самом деле у меня была серьёзная причина завести с ней разговор. Даже две причины.

– Привет, Джоди!

– Привет, Джаред.

– Э-э... Я слышал, вы с Тайсоном ходили в «Королеву сливок»...

– Ага, – сказала она, как будто в этом не было ничего такого. – А на следующей неделе пойдём в кино.

– Здорово! – отозвался я. – Отлично. Значит, он и правда нравится тебе.

– Ну да. В это так трудно поверить?

– Нет, что ты. – Ой, кажется, ситуация становится неловкой. – Просто... просто Тайсону в жизни досталось, понимаешь... Н-ну... и не хочется, чтобы его обидели...