Текст книги "Израильско-палестинский конфликт. Непримиримые версии истории"

Автор книги: Нил Каплан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Согласно официальным британским данным, за шесть месяцев восстания было убито «свыше 1000 арабских мятежников» – в основном в столкновениях с войсками и полицией; кроме этого, еще 314 человек (в том числе 195 арабов и 80 евреев) погибли, а 1337 человек (в том числе 804 араба и 308 евреев) получили ранения[159]159
  A Survey of Palestine, I: 38. Критическую переоценку этих цифр см. в: Khalidi, W. Note on Arab casualties in the 1936–39 Rebellion. In: From Haven to Conquest, Appendix IV, 846–849.


[Закрыть]. Судя по всем признакам, энтузиазм и уровень организации в сети наскоро созданных национальных комитетов были впечатляющими – хотя происходившее и сопровождалось насилием и запугиванием в отношении тех палестинцев, которые не проявляли достаточной верности делу забастовки и/или вооруженного восстания[160]160
  Marlowe, J. Rebellion in Palestine, ch. X; Hurewitz, J. C. Struggle, 67–72; Porath, Y. Palestinian Arab National Movement, ch. 7; Lesch, A. M. Arab Politics in Palestine, 217–227. Один из аналитиков, менее прочих ученых и наблюдателей впечатленный степенью организованности и эффективности повстанцев, характеризует восстание как «получивший заметное развитие разбой», что-то между «примитивным бандитизмом» и «тщательно подготовленной народно-революционной войной». Bowden, T. The politics of the Arab Rebellion in Palestine, 1936–39, 169.


[Закрыть].

Переломный момент: комиссия Пиля

Восстание породило серьезные сомнения в том, что мандат в Палестине все еще можно заставить работать. Масла в огонь этих сомнений подливали и другие важные перемены, происходившие в 1930-х гг., – в частности, ухудшение положения европейских евреев с приходом к власти Адольфа Гитлера и успешное движение окружающих Палестину арабских стран ко все большей независимости. Неспособность Великобритании выполнить двойное обязательство, которое она взяла на себя по условиям мандата, становилась очевидной по мере того, как страну начали раздирать на части две соперничающие, сосредоточенные на себе и все более националистически настроенные общины.

Временное снижение интенсивности насилия дало возможность британскому кабинету министров направить в Палестину очередную комиссию, круг полномочий которой был шире, чем у всех предшествовавших:

…установить подлинные причины беспорядков, охвативших Палестину в середине апреля; выяснить, каким образом осуществляется мандат в Палестине в части обязательств мандатария перед арабами и евреями соответственно; определить, имеют ли арабы или евреи, при надлежащем толковании условий мандата, какие-либо законные претензии относительно того, как осуществлялся или осуществляется мандат; а если комиссия убедится, что какие-либо подобные претензии обоснованы, дать рекомендации по их устранению и предотвращению их возникновения в будущем[161]161
  Palestine Royal Commission. Report, 370–1, 375–376.


[Закрыть].

11 ноября 1936 г. Королевская комиссия, которую позднее стали называть по имени ее председателя, лорда Пиля, прибыла в Палестину, чтобы начать сбор сведений и заслушать показания британских чиновников, а также представителей сионистов и арабов. В Иерусалиме комиссия допросила 60 свидетелей на открытых заседаниях и еще 53 – на закрытых. В январе члены комиссии вернулись в Лондон и заслушали еще двух свидетелей в присутствии публики и восьмерых – при закрытых дверях, после чего принялись за подготовку доклада[162]162
  Palestine Royal Commission, Minutes of Evidence Heard at Public Sessions (with Index). Colonial No. 134, London: HMSO, 1937. Reproduced in The Rise of Israel, vol. 22: The Palestine Royal Commission (ed. and introduced by Aaron S. Klieman). New York/London: Garland, 1987.


[Закрыть].

Этот доклад на 404 страницах, опубликованный в начале июля 1937 г. в виде очередной Белой книги, и сегодня остается выдающимся исследованием конфликта во всей его сложности. В безэмоциональной и проницательной манере авторы отдали должное росту и динамизму еврейского ишува, отметив при этом глубоко укоренившиеся националистические ожидания и обиды, которые заставляли арабов и евреев отвергать требования друг друга, а заодно и законность британского правления. Комиссия пришла к довольно смелому выводу, что мандат стал неработоспособным. В одной из наиболее часто цитируемых фраз доклада официально подтверждалось, что «между двумя национальными общинами в узких границах одной маленькой страны возник неразрешимый конфликт». Между ними, продолжали члены комиссии, «нет ничего общего». В качестве единственного варианта, дающего хоть какую-то надежду на выход из ситуации, доклад предлагал раздел страны: «Хотя ни одна из рас не может по справедливости управлять всей Палестиной, мы не видим причин, по которым, если бы это было осуществимо, каждая из них не могла бы управлять ее частью»[163]163
  Palestine Royal Commission. Report, 370–1, 375–376.


[Закрыть]. Эта сенсационная рекомендация сопровождалась предложением на время ограничить продажу земли и установить лимит на еврейскую иммиграцию, который впервые должен был определяться не «экономическими возможностями» Палестины (как было сказано в Белой книге Черчилля в 1922 г.), а скорее политической ситуацией в стране. Британское правительство одобрило доклад и готовилось предпринять шаги по реализации его основных рекомендаций (см. карту 5.1).

Карта 5.1. План раздела Палестины, предложенный комиссией Пиля, июль 1937 г.

Непосредственная реакция на предложения Пиля оказалась по большей части негативной. Палестинская община единодушно поддержала Верховный арабский комитет, отвергнувший эти предложения и вновь потребовавший прекращения мандата, запрета еврейской иммиграции и скупки земли, а также создания независимого арабского государства. Особенно оскорбительным для палестинского руководства было то, что предложенное комиссией решение, казалось, делало «еврейский вопрос основным, подлежащим рассмотрению и решению без учета арабских интересов». Это, по их мнению, представляло собой явное и неприемлемое нарушение прав арабов:

Арабы Палестины – хозяева этой страны, они жили здесь за сотни лет до британской оккупации и до сих пор составляют в ней подавляющее большинство. Евреи же – это постороннее меньшинство, которое до войны не занимало в ней серьезного положения и чьи политические связи с нею были разорваны почти 2000 лет назад. Не существует ни логического, ни морального оправдания попытке возобновить эту разорванную связь путем создания так называемого еврейского национального дома. Такая попытка не имеет прецедентов в истории, древней или современной, и не основана ни на чем, кроме силы британского оружия и полного отсутствия у евреев чувства политической реальности[164]164
  Memorandum Submitted by the Arab Higher Committee to the Permanent Mandates Commission and the Secretary of State for the Colonies, [Jerusalem], 23 July 1937, p. 4; также в: The Rise of Israel, vol. 17, Arab-Jewish Relations, 1921–1937 (ed. and introduced by Aaron S. Klieman), 218. New York/London: Garland Publishing, 1987.


[Закрыть].

Восстание разгорелось с новой силой – особенно после того, как в конце сентября 1937 г. повстанцы убили британского районного комиссара в Назарете. Контрмеры, принимаемые Великобританией, стали еще суровее: власти объявили Верховный арабский комитет вне закона, и его президент муфтий Хадж Амин аль-Хусейни был вынужден бежать сначала в Бейрут, а затем в Багдад, Тегеран и Берлин. Другие члены комитета были либо интернированы, либо высланы из страны, и в последующие десять лет этот вакуум в руководстве имел катастрофические последствия для палестинского национального движения. В главе 12, где будут обсуждаться упущенные возможности, мы посмотрим, разумно ли поступили палестинцы, отвергнув предложение Пиля о разделе страны, и могли ли они, приняв его, сдержать дальнейшее разрастание еврейского национального дома.

Доклад Пиля и возобновившееся восстание отозвались и на региональном уровне. Эмир Абдалла, которому предложение Пиля о включении арабских частей Палестины в состав его Трансиорданского королевства сулило территориальные выгоды, осторожно приветствовал доклад комиссии, но тут же сдал назад, когда лидеры соседних арабских стран единодушно осудили план раздела. В Дамаске, Багдаде и других городах были созданы комитеты солидарности для поддержки палестинских повстанцев; эта деятельность достигла своего пика с созывом панарабской конференции, в начале сентября 1937 г. собравшей более 400 делегатов в сирийском Блудане. Среди резолюций в поддержку палестинцев была и та, в которой говорилось, что арабские государства могут задуматься о более тесном союзе с европейскими врагами Великобритании[165]165
  Резолюции, принятые в Блудане, обсуждаются и цитируются в: Sykes, C. (1965). Crossroads to Israel, 1917–1948, 177. Bloomington/London: Indiana University Press [Midland paperback, 1973]. Любопытные исходные документы, касающиеся деятельности конференции, см. в: Fry, M. G. & Rabinovich, I. (eds.) (1985). Despatches from Damascus: Gilbert MacKereth and British Policy in the Levant, 1933–1939. Tel Aviv: Dayan Center, 171–195.


[Закрыть]. Британским лидерам приходилось учитывать такие реакции, поскольку недовольство арабов из-за ситуации в Палестине грозило подорвать положение империи на Ближнем Востоке, а также лишить ее симпатий мусульман Индостана как раз в момент роста напряженности в отношениях с фашистскими державами Европы.

Предложение Пиля о создании еврейского государства (а не просто «национального дома») поставило сионистов перед трудным выбором, который расколол движение в целом, а также все его партии и фракции. Сионистский конгресс в Цюрихе в июле 1937 г. большинством в две трети голосов принял ряд двусмысленных резолюций, в которых признавался принцип раздела, но резко критиковались многие из деталей плана; конгресс уполномочил своих представителей обговорить с британцами более выгодную для себя карту раздела[166]166
  Политическую резолюцию 20-го сионистского конгресса относительно доклада Королевской комиссии по проблеме Палестины см. в: Moore, J. N. (ed.) (1974). The Arab-Israeli Conflict, vol. 3, doc. 25, 184–186. Princeton, NJ: Princeton University Press; также она цитируется и обсуждается в: ESCO Foundation. Palestine: A Study of Jewish, Arab, and British Policies, II. 854–856, а также в: Gerson, A. (1978). Israel, the West Bank and International Law, 87–88. London/Totowa, NJ: Frank Cass. Подробное обсуждение дискуссии см. в: Galnoor, Y. (1995). The Partition of Palestine: Decision Crossroads in the Zionist Movement. Albany: State University of New York Press.


[Закрыть]. В 1938 г. Еврейское агентство подготовило подробные аналитические отчеты и исследования по демографии и экономике Палестины, представив их следующей, технической комиссии (она же Комиссия по разделу Палестины) под руководством сэра Джона Вудхеда. Палестинские арабы бойкотировали техническую комиссию, которая работала в Палестине с конца апреля по начало августа 1938 г. В докладе комиссии Вудхеда от ноября 1938 г. был сделан вывод о неосуществимости раздела и признавалось, что ее члены не смогли единодушно рекомендовать какой-либо иной план[167]167
  Cmd. 5854. См. также: Katz, Y. (1998). Partner to Partition: The Jewish Agency’s Partition Plan in the Mandate Era. London/Portland, OR: Frank Cass.


[Закрыть].

Отказ от раздела

Ожидаемо неоднозначные результаты работы комиссии Вудхеда были восприняты политиками в Лондоне как повод объявить, что правительство Его Величества более не привержено идее раздела. Вместо этого британское правительство пригласит делегатов арабов и сионистов принять участие в конференции за круглым столом в Лондоне[168]168
  Cmd. 5893.


[Закрыть]. Стратегические соображения по поводу лояльности арабских государств в условиях неизбежной конфронтации с Германией и Италией влияли на решения и отношение британцев, поставив сионистов в явно невыгодное положение как раз в момент подготовки к конференции в Сент-Джеймсском дворце. Если там не удастся прийти к согласованному решению, заявил министр по делам колоний Малкольм Макдональд, правительство Его Величества выполнит свою обязанность самостоятельно сформулировать новый план для Палестины.

Арабские и палестинские делегаты отказались встречаться в Лондоне с сионистами лицом к лицу – как в составе делегации, так и по отдельности. Неудивительно, что почти три десятка параллельных англо-арабских и англо-сионистских официальных заседаний (и три секретные трехсторонние встречи) в начале 1939 г. имели своим результатом одно только разочарование – и никакой договоренности относительно будущего Палестины. Зайдя в тупик, Макдональд в мае 1939 г. выпустил Белую книгу, призывающую к новым ограничениям на еврейскую иммиграцию и скупку земли. Только 75 000 евреев будут иметь возможность въехать в Палестину в предстоящий пятилетний период, после чего арабы должны будут дать свое согласие на дальнейшую иммиграцию. Верховный комиссар будет наделен «общими полномочиями запрещать и регулировать передачу земли» евреям с тем, чтобы защитить арабских земледельцев[169]169
  Palestine: Statement of Policy, Cmd. 6019, London: HMSO, May 1939; текст доступен онлайн: https://naip-documents.blogspot.com/2009/09/document-8.html.


[Закрыть]. Палестина станет независимой в течение ближайших десяти лет, но окончательная независимость будет ей предоставлена только после переходного периода, который, согласно первоначальной идее Макдональда, «не закончится, пока арабы и евреи не станут сотрудничать на деле и пока не будет уверенности, что такое сотрудничество будет продолжаться и далее»[170]170
  Макдональд, протоколы встреч с арабами и с евреями на Сент-Джеймсской конференции, 6 марта 1939 г. Цит. по: Caplan, N. Futile Diplomacy, vol. II, 111.


[Закрыть].

Белая книга Макдональда и лондонские переговоры, предшествовавшие ее опубликованию, стали одной из последних тщетных попыток Великобритании сыграть роль «честного посредника» между арабами и сионистами в их борьбе за Палестину. «Исчерпав все иные возможности», сетовал палестинский лидер Авни Абд аль-Хади, британцы цинично поставили арабов в зависимость от «еврейского сотрудничества», потому что «знали, что евреи никогда не допустят независимого [то есть арабского] государства». Другие арабские делегаты конференции в Сент-Джеймсском дворце возмущались, что такое решение устанавливает унизительные (и непреодолимые) препятствия на пути реализации права палестинцев на самоопределение[171]171
  Протоколы встреч с арабами на Сент-Джеймсской конференции, 1 и 17 марта 1939 г. Цит. по: Caplan, N. Futile Diplomacy, vol. II, 112.


[Закрыть]. Для Давида Бен-Гуриона, с другой стороны, британские предложения были равносильны «сдаче евреев на милость арабов»: «Более злокозненного, глупого и недальновидного плана, – писал он жене, – вообразить невозможно»[172]172
  Цит. по: Caplan, N. Futile Diplomacy, vol. II, 112.


[Закрыть]. Ишув отреагировал на публикацию Белой книги бурными протестами два месяца спустя, а Бен-Гурион позже клялся «бороться с Белой книгой, как если бы не было войны против Германии, и сражаться на стороне Великобритании против нацистской Германии, как если бы не было Белой книги»[173]173
  Teveth, S. (1987). Ben-Gurion: The Burning Ground, 1886–1948, 718 and chs 40–41. Boston, MA: Houghton Mifflin.


[Закрыть].

Обе стороны находили в новой британской политике свои изъяны. Сионистов Белая книга возмутила ограничениями на иммиграцию и предположением, что обещания, заявленные в декларации Бальфура и в условиях мандата, уже выполнены. Новые предложения казались им не чем иным, как откровенной попыткой умиротворения арабского мира. И действительно, в результате Сент-Джеймсской конференции и опубликования новой Белой книги палестинцы одержали две явные политические победы:

1. Держава-мандатарий в принципе признала право Палестины на независимость, пусть даже условную и отложенную во времени.

2. Признано право палестинцев на сохранение своего статуса большинства путем недопущения роста численности евреев свыше определенной доли населения. Палестинцам был обещан инструмент (вето на иммиграцию по прошествии пяти лет), посредством которого они смогут осуществить это право.

Тем не менее пребывавший в изгнании муфтий и другие палестинские лидеры решительно отвергли новую палестинскую политику Макдональда, поскольку она не удовлетворяла их требование полной и немедленной независимости[174]174
  Caplan, N. Futile Diplomacy, vol. II: 110–113; Khalidi, R. The Iron Cage, 114–116.


[Закрыть]. Оглядываясь назад, можно задаться вопросом, не упустили ли палестинцы возможность сдержать или блокировать дальнейший рост еврейского национального дома в этот критический исторический момент (см. также главу 12), не воспользовавшись ситуацией и не попытавшись реализовать на практике предложения Белой книги о создании независимого палестинского государства – государства, которое могло возникнуть в течение десяти лет и в котором преобладало бы арабское большинство, обеспеченное ограничениями, наложенными на еврейскую иммиграцию и скупку земли.

Переход к силовым методам: насилие, терроризм и межнациональная борьба

Даже если эти два политических достижения можно было назвать плодами восстания 1936–1939 гг., их цена оказалась чудовищной с точки зрения ущерба, нанесенного потенциалу палестинцев как национальной общины, способной противостоять составлявшему меньшинство ишуву в его борьбе за еврейскую государственность. В ходе их первого продолжительного противодействия британскому правлению и сионистской программе восставшим удалось нанести значительный ущерб и временами брать под свой контроль значительные области страны. Официальные британские данные за 1938 г. свидетельствуют, например, о 5708 случаях насилия, в том числе о 986 нападениях на полицию или военных, 651 нападении на еврейские поселения или кварталы, 331 взрыве бомб, 215 похищениях, 720 нападениях на телеграфные линии, 341 случае саботажа на автомобильных и железных дорогах, 104 случаях повреждения нефтепроводов и 430 убийствах или покушениях на убийство. К середине 1939 г., когда сошла на нет вторая волна восстания, официально подтвержденное число арабских повстанцев, убитых британскими солдатами и полицией, составило еще около 1000 человек, более 55 арабов суды приговорили к смертной казни, еще 3300 – к тюремному заключению. Официальные данные о прочих жертвах «террористической деятельности и деятельности бандформирований» за 1937–1939 гг. составляют 1500 убитых (включая по меньшей мере 115 британцев, 350 евреев и 900 арабов) и 2000 раненых[175]175
  A Survey of Palestine, I: 43, 46, 49.


[Закрыть].

Эти британские данные почти наверняка занижают реальные потери, особенно среди палестинцев[176]176
  Критически анализируя эти цифры, Валид Халиди оценивает общее число убитых арабов в более чем 5000 человек, а раненых – в чуть менее 15 000. См.: Khalidi, W. Note on Arab casualties in the 1936–39 Rebellion. In: From Haven to Conquest, Appendix IV, 849.


[Закрыть]. Большое число жертв среди палестинских арабов было вызвано прежде всего серьезными конфликтами и кровопролитной борьбой между соперничающими группами восставших – сторонниками и противниками муфтия. Имея в виду и жестокие репрессии со стороны британцев, историк Рашид Халиди сетует на «трагический курс, приведший к огромному числу жертв восстания 1936–1939 гг., суровое подавление которого ознаменовало начало конца арабской Палестины»[177]177
  Khalidi, R. The Iron Cage, 64, 66–67, 107–108, 111–112.


[Закрыть]. Последствия этих потерь сильнее всего будут ощущаться в нехватке руководства, что станет помехой для палестинцев во время решающего противостояния в последние годы британского правления (см. главу 6).

Кроме того, ко второй фазе восстания расклад сил изменился: ишув внес в него новый элемент, активизировав деятельность внесистемных военизированных формирований, не подчинявшихся стратегии хавлага (сдержанности), принятой официальным сионистским руководством. К осени 1937 г., с возобновлением и усилением активности повстанцев, дисциплина, обеспечивавшая сдержанность ишува, начала ослабевать, особенно в рядах боевой организации «Иргун» (ETZEL, ранее «Хагана-Б»). В июле 1938 г. в результате двух взрывов, устроенных «Иргуном» на центральном рынке Хайфы, погибли 74 араба, а еще 129 были ранены, что запустило череду взаимных ответных атак на еврейских и арабских гражданских лиц[178]178
  A Survey of Palestine, I: 45.


[Закрыть]. Даже полуофициальное подполье в лице «Хаганы» изменило свою тактику и перешло к наступательным действиям против арабских целей, создав «особые ночные отряды» при содействии эксцентричного христианского фундаменталиста и сиониста Орда Чарльза Уингейта, временно прикомандированного тогда к британским силам в Палестине[179]179
  Об Уингейте см. в: Leonard Mosley, «Orde Wingate and Moshe Dayan» и в David Ben-Gurion, «Our Friend: What Wingate did for us», Jewish Observer and Middle East Review, 27 September 1963, 15–16, а также в: From Haven to Conquest, ch. 39, 375–387; Sykes, C. Crossroads to Israel, 182–183; Samuel, E. (1970). A Lifetime in Jerusalem, 169–171. Jerusalem: Israel Universities Press; Katz, S. (1968). Days of Fire: The Secret Story of the Making of Israel, 34–35. Jerusalem: Steimatsky’s [London: W. H. Allen].


[Закрыть]. В следующее десятилетие к тому, что станет широким «еврейским бунтом» против британского правления[180]180
  Bauer, Y. (1965–1966). From cooperation to resistance: The Haganah 1938–1946. Middle Eastern Studies II: 182–210; Bell, J. B. (1997). Terror out of Zion: Irgun Zvai Leumi, LEHI, and the Palestine Underground, 1929–1949. New York: St. Martin’s Press [переиздано как Terror out of Zion: The Fight for Israeli Independence, с новым введением автора и предисловием Моше Аренса, New Brunswick, NJ: Transaction, 1996]; Elam, Y. (1982). Haganah, Irgun and «Stern»: Who did what? Jerusalem Quarterly 23: 70–78.


[Закрыть], присоединится еще более радикальная группировка «Лохамей Херут Исраэль» (LEHI; она же «банда Штерна») (см. также главу 6).

Как для палестинских арабов, так и для евреев восстание 1936–1939 гг. стало кульминацией длительного процесса милитаризации их противостояния друг другу. Начиная с первых мелких стычек между палестинскими крестьянами, бедуинскими налетчиками и сионистскими поселенцами и с создания ха-шомер (еврейских отрядов самообороны) еще во времена османского правления обращение к оружию играло в этой борьбе все более важную роль – особенно по мере того, как в период мандата конфликт двух общин стал принимать выраженно националистическую окраску. Как уже отмечалось, еще в декабре 1920 г. полуподпольная организация «Хагана» взялась за вооружение и обучение военному делу евреев, которым в мае 1921-го, ноябре 1922-го и августе 1929 г. пришлось пройти первые проверки боем.

Это подводит нас к шестому из основных противоречий, которые нам нужно рассмотреть: Оправдан ли переход [палестинцев][арабов][сионистов][израильтян] к насилию, или он подлежит осуждению? В каком-то смысле это основное противоречие можно воспринимать как ответвление другого, а именно: возвращаются ли сионисты на свою землю или вторгаются в чужую? Под перекрестным огнем аргументов и контраргументов приверженцы то одной, то другой стороны пытаются подорвать состоятельность претензий оппонента ссылками на его агрессивность и жестокость, а следовательно – «порочность». Каждая сторона утверждает в свою защиту, что не она была инициатором насилия и что она только отвечала на насилие, исходившее от другой стороны. После 1948 г. сменяющие друг друга версии этих доводов будут начинаться с вопросов о том, кто тут агрессор, а кто действует в порядке самообороны, кто «террорист», а кто «борец за свободу».

С точки зрения палестинцев, сам факт появления еврейских иммигрантов на земле, которую они считали своей родиной, был очевидно возмутительным – тем более что эти новоприбывшие иногда в открытую заявляли, что намерены со временем стать большинством и создать суверенное еврейское государство, в котором коренные жители не по своей воле окажутся в меньшинстве. Неужели, спрашивали палестинцы, это не дает им права протестовать и сопротивляться, при необходимости с оружием в руках, чтобы не допустить такого поворота событий? Сионизм, пусть и санкционированный международным (т. е. европейским) сообществом, был для палестинцев навязыванием чужой воли и вторжением – актом агрессии по самой своей сути, даже несмотря на то, что многие из его разнообразных мелких шагов к цели совершались в соответствии с буквой закона или без реального применения силового угнетения.

Некоторые комментаторы, развивая доводы палестинцев, целиком возлагают вину на британцев, которые не желали замечать и принимать во внимание пожелания арабов, одновременно предоставляя военную силу, без которой сионизм не смог бы утвердиться на новой территории. В 1970 г., например, выдающийся историк Арнольд Тойнби писал:

Причина, по которой сегодня существует государство Израиль и по которой 1 500 000 палестинских арабов стали беженцами, состоит в том, что на протяжении 30 лет еврейская иммиграция навязывалась палестинским арабам британской военной силой, пока эти иммигранты не стали достаточно многочисленными и хорошо вооруженными, чтобы постоять за себя с помощью собственных танков и самолетов[181]181
  A. J. Toynbee, foreword to John, R. & Hadawi, S. (1970). The Palestine Diary, vol. 1, xiv. New York: New World Press.


[Закрыть].

Еще раньше, в 1938 г., Джордж Антониус, живший в Иерусалиме состоятельный интеллектуал, смог сформулировать дилеммы, встававшие перед ним, пока террор и насилие Палестинского восстания приносили горе всем сторонам конфликта по всей стране:

Ни на какое долгосрочное решение палестинской проблемы не стоит и надеяться, пока не будет устранена несправедливость. Насилие, будь то физическое или моральное, не может обеспечить решения. Оно не только предосудительно само по себе; оно также делает все более труднодостижимым взаимопонимание между арабами, британцами и евреями. Безусловно, прибегнув к нему, арабам удалось привлечь к своим проблемам искреннее внимание, которого им не удавалось добиться на протяжении 20 лет всеми их мирными выступлениями в Иерусалиме, Лондоне и Женеве.

Опираясь на проведенное им различие между моральным и физическим насилием, Антониус продолжает:

Однако насилие идет вразрез со своими собственными целями: те сиюминутные выгоды, какие оно может принести, неизменно обесцениваются вредом, от него неотделимым. Террором, бушующим в Палестине, ничего добиться нельзя; но мудрый способ положить ему конец – это устранить причины, которые его породили. Необходимо признать, что насилие, к которому прибегают арабы, есть неизбежное следствие морального насилия над ними и что оно не прекратится, как бы жестоко ни подавлялось, если только не прекратится само моральное насилие.

Наконец, обращаясь к тому, что он называет «путем заурядного здравого смысла и справедливости», он направляет обвиняющий перст в сторону сионизма:

Нет места второму народу в стране уже населенной, и населенной людьми, чье национальное сознание полностью пробудилось, чья любовь к своим домам и своей земле очевидно непобедима… В Палестине невозможно найти места для второго народа, кроме как вытеснив или истребив народ, который ею владеет[182]182
  Antonius, G. (1938). The Arab Awakening, 409–412. London: Hamish Hamilton.


[Закрыть].

Эти настроения, уловленные тут на пике насилия во время Палестинского восстания 1936–1939 гг., до сих пор типичны для современных палестинцев, переполненных обидой на сионистское движение, в 1948 г. лишившее их родины.

Из сказанного понятно, как и почему палестинцы на протяжении последних 140 лет конфликта могут видеть и видят себя пострадавшей стороной, столкнувшейся с немотивированной еврейской и сионистской агрессией. С точки зрения сионистов, картина совершенно иная. Они считают, что их возвращение на землю, которую они считали своей родиной и которую называли Эрец-Исраэль, землю, в те времена почти не освоенную и малонаселенную, было не только санкционировано божественным обетованием, но и одобрено великими державами и Лигой Наций. Поэтому, когда возражения палестинцев против их прибытия принимали вид физического насилия, для сионистов это было недопустимым актом агрессии – ничем не отличавшимся от тех бессудных погромов, от которых страдали евреи стран Восточной Европы и не только. Такие угрозы, естественно, требовали от евреев Палестины умения защитить себя, особенно учитывая сомнительную способность или желание властей (после 1917 г. британских) обеспечивать им адекватную защиту.

Многие израильские и еврейские авторы не могут принять идею параллельности, взаимности или симметрии насилия, к которому прибегали обе стороны. Излагая уже в наше время свое «моральное оправдание израильских войн», израильский автор и архивист Яков Лозовик вглядывается в историю и очевидно не наблюдает там никакой совместной ответственности за какой бы то ни было «цикл» насилия. Вместо этого он видит столкновение между полярно противоположными силами «созидания» (сионистами) и «разрушения» (палестинцами) в период мандата. По мнению Лозовика и других авторов, неприязнь палестинцев ничем не оправдана, иррациональна, тотальна – и еще более неправомерна из-за ее кровожадного (часто антисемитского и геноцидального) характера[183]183
  Lozowick, Y. (2003). Right to Exist: A Moral Defense of Israel’s Wars, 63–79. New York, etc.: Doubleday. Глава 2 называется «Британский мандат: решения созидать и разрушать», а глава 3 – «1948: решения по поводу геноцида».


[Закрыть]. С такой точкой зрения не согласен палестинский историк Рашид Халиди; он называет ее «нелепым, но расхожим обвинением, будто палестинцами в их противостоянии сионизму двигал не более чем антисемитизм», когда на самом деле в палестинских арабах стоит видеть «колонизированный народ, пытающийся отстоять свой статус большинства и добиться независимости в своей же собственной стране»[184]184
  Khalidi, R. The Iron Cage, 119.


[Закрыть].

Не все авторы излагают точку зрения сионистов с такой однозначностью и столь же односторонне, как это делает Лозовик. Глубже разобраться в этом непростом вопросе мы сможем, обратившись к анализу «перехода сионистов к насилию» в период с 1881 по 1948 г., предложенному Анитой Шапира. Израильская исследовательница начинает свое важное исследование «Земля и власть» (Land and Power) с того, что воспроизводит мировоззрение первых поселенцев и их уже рожденных в Палестине детей, описывая их чувство изоляции и отчаяния, отраженное во фразе эйн брэра – «выбора нет». Это значит – нет другого выбора, кроме как бороться с арабами за контроль над страной. «Признание факта неразрешимого еврейско-арабского конфликта, – отмечает она, – заключало в себе подсознательное предположение, что этот гордиев узел можно только разрубить»[185]185
  Shapira, A. (1999). Land and Power: The Zionist Resort to Force, 1881–1948 (transl. W. Templer), 283. Stanford, CA: Stanford University Press.


[Закрыть].

В отличие от Лозовика и других авторов, Шапира не испытывает моральных или интеллектуальных трудностей с признанием и пониманием причин, по которым палестинцы могли отвергать сионизм. В период мандата параллельно с демографическим и экономическим ростом ишува произошла радикальная трансформация самовосприятия евреев: из слабого, беззащитного, уязвимого народа они превратились в решительную и уверенную в себе общину, способную и готовую защищаться. Эта «растущая уверенность» и «новая самонадеянность», признает Шапира, казалась палестинцам «своего рода наглостью». Рост еврейской иммиграции и скупка земли, пишет она, только укрепили уверенность палестинцев, что сионистский проект «несет в себе элемент агрессии»[186]186
  Shapira, A. Land and Power, 107, 139.


[Закрыть]. И в самом деле, для идеологической риторики сионистов-социалистов были характерны фразы вроде кибуш ха-авода – «завоевание трудом».

Шапира отмечает, что психология сионистов «формировалась под воздействием противоречивых черт национально-освободительного движения и процесса европейской колонизации в ближневосточной стране»[187]187
  Shapira, A. Land and Power, 355.


[Закрыть], – по сути, признавая и сливая воедино две стороны того основного противоречия, которое мы обсуждали в главе 3: является ли сионизм формой колониализма или национализма. Ее анализ эволюции отношения сионистов к арабам и к применению силы выявляет два разных подхода. С 1881 по 1936 г., считает она, в сознании сионистов преобладал «оборонительный этос», который после 1936 г. сменился «наступательным этосом». Эта трансформация отражала изменения в судьбе движения, в реальном мире международной политики и на региональной арене арабских и палестинских дел.

Оборонительный этос строился на предположении, что под защитой турецкого и британского режимов сионизм постепенно, эволюционным путем сформирует в конце концов еврейское большинство и мирно завладеет страной благодаря своей критической массе: численности (иммиграции), экономической инфраструктуре, скупленной земле, новым поселениям и коллективным хозяйствам. Но к началу 1930-х гг., когда палестинцы осознали опасность, которую успехи сионизма представляли для их собственного стремления к национальному самоопределению на той же спорной территории, эти оптимистические предположения затрещали по швам. К середине этого десятилетия, считает Шапира, оборонительный этос уже менялся, «функционируя как инкубатор вражды и отчуждения». Это сделало политическую культуру ишува более восприимчивой к ее «националистическому компоненту», который расширялся «за счет вытеснения социалистического компонента», особенно среди молодежи[188]188
  Shapira, A. Land and Power, 215, 275.


[Закрыть]. Образы стойкого первопроходца, работника и дозорного, лежавшие в основе мифологической притягательности прежнего оборонительного этоса, в период этоса наступательного были вытеснены образом бесстрашного бойца или воина – «новым образом гордого и смелого еврея, всегда готового дать отпор». Молодые евреи поверили, что «эта земля принадлежит им, и только им. Этому ощущению сопутствовало яростное чувство собственничества, радостное предвкушение борьбы за нее»[189]189
  Shapira, A. Land and Power, 186, 275.


[Закрыть].

К моменту арабского восстания и с ухудшением ситуации для еврейских общин в Европе все больше членов ишува приходили к пессимистическому выводу, что время для сионистского проекта уходит. Они все чаще признавали, что национальное самосознание арабов в Палестине и в соседних странах действительно укрепилось. Не менее очевидной была для евреев и заинтересованность Великобритании в умиротворении этих арабских националистических сил и отказе от закрепленных в мандате обременительных обязательств перед сионистами. Эти факторы, ставшие до боли очевидными во время Палестинского восстания и Сент-Джеймсской конференции, заставили ишув «осознать ужасающую перспективу войны без конца». Одним из следствий этого стало «медленное изменение сути концепции силового решения – от достижения критической массы до физической и военной силы»[190]190
  Shapira, A. Land and Power, 221–222.


[Закрыть].

Шапира отмечает, как в ходе внутренней борьбы между левыми и правыми подходами поддержка сионистами-лейбористами стратегии хавлага (сдержанности) уступала привлекательности проповедуемой «Иргуном» «оголтело националистической идеологии в сочетании с сакрализацией насилия как единственного политического метода»[191]191
  Shapira, A. Land and Power, 248.


[Закрыть]. Последователи лидера «Иргуна» Менахема Бегина, который без тени смущения переделал известный афоризм Декарта «Я мыслю, следовательно, существую» в «Мы сражаемся, следовательно, мы существуем!», и в самом деле рассматривали этот вызов как экзистенциальный. Бегин писал:

В истории народов бывают такие времена, когда одни только мысли не доказывают их существования. Народ может «мыслить», и все-таки его сыны, со всеми их мыслями и вопреки им, могут быть превращены в стадо рабов – или в мыло. В такие времена все в вас кричит: само ваше самоуважение как человека зиждется на сопротивлении злу[192]192
  Begin, M. (1972). The Revolt [Story of the Irgun], foreword by Rabbi Meir Kahane. Los Angeles: Nash Publishing [orig. New York: Schuman/London: W. H. Allen, 1948/1951], 46.


[Закрыть].

Такое понимание сионистами природы и цели насилия в период до 1948 г. имело ряд последствий, сказавшихся как на конфликте в целом, так и на эволюции параллельных установок, распространившихся среди палестинцев в 1950-е гг. и позже. Одно из них – логический переход от такого воинственного героизма к желанию пожертвовать собой ради блага нации, к готовности умереть, равно как и убить за общее дело, к стремлению к мученичеству. Другое – симметрия и многочисленные сходства, которые обнаруживаются при изучении внутренних палестинских дебатов 1960-х гг. и далее, посвященных роли вооруженной революционной борьбы в по-прежнему безуспешном стремлении к палестинской государственности (см. главу 8)[193]193
  См., например: Sayigh, Y. (1997). Armed Struggle and the Search for State: The Palestinian National Movement, 1949–1993. Oxford/Washington, DC: Oxford University Press/The Institute for Palestine Studies.


[Закрыть].