Текст книги "Командир легендарного крейсера"

Автор книги: Николай Руднев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Заметнв приближение посторонних, они поднялись и направились в безлюдную сторону парка. Пройдя немного. Мария Николаевна обратилась к мужу:

– Почему ты молчишь?

Тогда он заговорил:

– Давай разберемся по порядку. Первое: ты против моего отношения к людям, прежде всего к матросам? Да или нет?

' – Нет, нет,– заспешила она,– нисколько. Я даже не против того, что они часто ходят к тебе, хотя мне приходится слышать колкости от знакомых по этому поводу.

– Хорошо, это главное, а мнение знакомых – че

пуха. Кроме того, изменить нашу жизнь, наши привычки уже не в силах ни ты, ни я. Поздно. Второе: ты

против моего отношения к начальству?

– Да, да, это главное.– торопливо сказала Мария Николаевна.

– Разберемся в этом. Ведь ты никогда не была против моего нетерпимого отношения ко всякой несправедливости, ко всякому хамству по отношению к людям, не так ли? Ты же знаешь, не могу я с моим характером подлаживаться к какому-нибудь самодуру-сат-рапу, унижаться перед ним, терпеть его высокомерие!

– Ты ужасен, Всеволод! – воскликнула Мария Николаевна.– А флаг для тебя уже не святыня?

– Подожди, я понял твои сомнения,– возразил Руднев.– Родной стране, флагу я служу честно. Здесь меня никто упрекнуть не посмеет!

Медленно двигаясь по аллее, они долго молчали. Затем снова заговорил Руднев:

– Ну, хорошо, успокойся, постараюсь несколько изменить отношение к начальству, но предупреждаю: подлаживаться не буду, это не в моем характере. Значит, условились?

И он ласково взглянул на жену, которая вытерла слезы и ответила:

– Не сердись на меня. Ведь ты должен понять: не за себя волнуюсь – за детей, за их будущее...

Подходило к концу пребывание Рудневых в Швейцарии. Рана зажила. От нее остался лишь большой рубец на правой стороне головы, но боль часто давала себя знать. Специальным приказом, по морскому министерству Рудневу было разрешено во всех случаях носить в связи с этим вместо треуголки, давившей голову, фуражку.

С невеселым чувством думал Руднев о возвращении домой. Он очень скучал по России, но тяготила мысль о дворцовой службе, о новых обязанностях в столичном «обществе».

ТЯЖЕЛЫЕ

ИСПЫТАНИЯ

ПЕТЕРБУРГ Всеволод Федорович Руднев возвратился из отпуска 22 июля. С радостью встретили моряки 14-го экипажа ново-*. ' го командира.

К этому времени морским министром был назначен вице-адмирал Бирилсв, хорошо знавший Руднева по совместному плаванию на броненосце «Гангут» в 1893 году, командиром которого Бирилев тогда был.

Он высоко ценил Руднева, как знатока морского дела, но недружелюбно относился к нему за гуманное отношение к матросам, так как сам был жестоким командиром.

Много сил отнимала у Руднева деятельность на новом поприще. Дела от своего предшественника он принял в запущенном состоянии. Особое внимание пришлось обратить на техническую подготовку личного состава экипажа, проводить больше занятий на кораблях, переработать учебные планы. Руднев добился улучшения бытовых условий матросов. На него легло и личное наблюдение за строящимися кораблями, в конструкцию которых он вносил поправки на основе богатой морской практики. Например, для линейного кораб-

ля «Андре»! Первозванный» удалось добиться изменения части проекта на основании опыта боя «Варяга»: были улучшены защита палубных орудии от осколков, а также боевая рубка.

Вскоре по возвращении Руднева вызвали к министру императорского двора для вручения инструкции и расписания дежурств во дворце. С этого времени для него началась та тягостная часть службы, которая послужила темой неприятной беседы с женой на курорте. Один или два раза в месяц, а иногда и чаще, к подъезду квартиры Руднева подкатывал экипаж, отвозивший его в Зимний дворец или на вокзал, когда царь жил в Царском Селе, а оттуда в специальном свитском поезде («свинском», как его называл Руднев) он ехал с Царское Село, где у вокзала ожидал другой экипаж, доставлявший его в Александровский дворец.

Царское правительство еще раз для видимости проявило внимание к героям Чемульпо, утвердив в память знаменательного боя серебряную медаль для ношения 4(а груди. Медалью награждались все участники боя «Варяга» и «Корейца». Рудневу вручили ее по возвращении из отпуска. Он невесело пошутил:

– Это мне последняя серебряная пилюля!

В память русско-японской войны 1904—1905 гг. также была выбита медаль, связанная с курьезной историей. На обратной стороне медали была странная надпись: «Да вознесет вас господь в свое время». Слова «в свое время» царь написал на полях доклада об учреждении медали, имея в виду, что в данный момент вопрос о ней поднят несвоевременно, министр же счел царскую надпись за добавление к словам в представленном проекте.

Руднев находил время для работы в ряде общественных организаций и учреждений. Все это требовало сильного напряжения, но не тяготило его. Зато глубоко возмущали дворцовые интриги, продажность, разврат сановников и членов царской фамилии, которых Руднев узнал во всей отвратительной наготе. Все чаще он возвращался после дежурств во дворце в самом мрачном настроении, столь несвойственном его жизнерадостной натуре, охваченный тяжелым раздумьем

о том. как устранить уродливое социальное неравенство н несправедливость. Как у всех офицеров, жизнь Руднева была тщательно изолирована от народа, и он мог общаться только с людьми своего круга.

Руднев, как и другие немногие прогрессивные офицеры. стремился вырваться из этого заколдованного круга. Он хорошо знал матросов, а через них имел довольно ясное представление о жизни простого народа. Этому способствовали и впечатления, полученные при жизни в деревне. Но Руднев не знал тогда, что именно в этом забитом, неграмотном, угнетенном народе таились великие силы, способные дать практический ответ на все возникающие вопросы о переустройстве общества. Только в период первой русской революции 1905 года Руднев начал отчетливо сознавать силу народа, но уже было поздно: подорванное здоровье, изгнание из флота и столицы не дали ему возможности практически осуществить свои передовые взгляды. А пока Руднев протестовал, упрекал, спорил с начальством. всячески защищал матросов. Ничто не останавливало его в этом неравном единоборстве.

Жена тяжело переживала усиливающееся раздражение мужа, принималась уговаривать его, взывала к терпению. И каждый раз он кривил душой, обещая, как он выражался, «познать мудрость лицемерия».

Возвращаясь из дворца, Руднев привозил новости, казавшиеся жене неправдоподобными, чудовищными.

– Вот, послушай,– рассказывал Руднев.– Морской министр вице-адмирал Бирилев – любимец царя и свиты. А за что он снискал расположение? За то, что считается непревзойденным рассказчиком еврейских анекдотов, да еще за то, что ползает на четвереньках по залам, катая на спине наследника Алексея. А шталмейстер Николай Маклаков ⁷ потешает царскую семью, изображая... влюбленную пантеру! И это государственные деятели, которым дано право вершить судьбу народа! – возмущался Руднев.

О царице он говорил:

– Эта немка, ставшая русской императрицей, до

сих пор не удосужилась выучиться говорить по-русски! Утверждают, что у нее доброе сердце, что она посещает раненых в госпиталях. Но это не выражение доброты, а просто развлечение, вносящее разнообразие в монотонную дворцовую жизнь. Представь себе русскую царицу. говорящую с русским солдатом через переводчика! Да что там, всего не расскажешь, с чем приходится сталкиваться во время дежурств и что я вижу собственными глазами. 1 ы знаешь жену военного министра? За спиной у муженька она обделывает весьма прибыльные делишки и придумала хитроумный способ добывать деньги на туалеты. К ней часто обращаются за протекцией в поисках доходного места, выгодной концессии, высокого поста. Она любезно соглашается помочь, но при прощании предлагает визитеру осмотреть ее коллекцию птичек, сидящих в особой комнате. «Вы. кажется, большой любитель этих прелестных созданий? С удовольствием уступлю вам одно из них. Вот в этой клетке сидит птичка простая и стоит недорого (называется сумма), а вот эта более редкая —н цена ей выше. А вот редчайший экземпляр, стоящий десять тысяч рублей!» Проситель, уразумев суть дела, платит соответствующую сумму, забирает клетку с птицей и в скором времени получает желаемое.

А вот еще один эпизод из дворцовой жизни, который рассказал Руднев. Однажды на парадном приеме сановники ожидали выхода царской четы. По залу важно расхаживал министр двора граф Фредерикс. Подкравшийся к нему сзади наследник Алексей прицепил старику к нижней части спины какую-то веточку в виде хвоста. Никто из присутствующих не посмел ничего сказать министру, но Руднев по прямоте своей подошел к нему, снял с его мундира шутовское украшение и погрозил пальцем маленькому Алексею. Присутствующие пришли в ужас от такой неслыханной дерзости.

– Не может этого быть! – возмущалась Мария Николаевна, но, зная отвращение мужа ко лжи даже в шутку, понимала, что все рассказанное нм,– правда. Такие разговоры происходили часто. Мария Николаевна умоляла мужа быть осторожным.

Интересны были отзывы Руднева о вершителе судеб

России – царе Николае II. По его словам, он являло/ человеком бесхарактерным, неумным, чрезвычайно упрямым. Он обычно не противоречил собеседнику, но, как правило, поступал обратно тому, что ему советовали. Николай никогда не говорил правды в глаза. Бывало так: министр или сановник беседовал с царем, обсуждал дела, был очарован любезным приемом, а возвратясь домой, находил на столе конверт с приказом об отставке! Фальшивость, лживость, жестокость были основными чертами характера царя. Недаром народ дал ему прозвище «Николай кровавый». Это он являлся главным виновником русско-японской войны, будучи участником финансовой аферы вокруг лесной концессии на реке Ялу, на которую претендовали и японские капиталисты...

Странными, мягко выражаясь, были ораторские выступления монарха. Например, 16 августа 1901 года на параде он обратился к матросам с такими словами: «В скором времени вы проститесь со своей Россией и пойдете в Тихий океан. И только один бог знает, что ожидает вас впереди». Вряд ли подобные слова могли вдохновить матросов!

В экипаже Руднев столкнулся с ненавистными ему деспотическими порядками. Дисциплина поддерживалась «палочной системой», столь ценимой командующим Петербургским военным округом дядей царя великим князем Николаем Николаевичем. Это был весьма недалекий военный специалист, деспот, самодур, приверженец жестокой муштры, позаимствованной от немцев. Великий князь со своей высокой несгибающейся фигурой, вздернутой вверх маленькой головкой, ходивший всегда строевым шагом, представлял собой типичный образец великосветского солдафона. По нему равнялись офицеры петербургского гарнизона, особенно-представители аристократии.

Николай Николаевич наводил страх на солдат и офицеров одним внешним видом.

Привилегированный офицерский состав гвардейских полков являлся надежной опорой самодержавия. Чтс7 касается солдат и матросов, то их служба и жизнь в Петербургском гарнизоне были особенно тяжелы и унизительны. Именно здесь с особой резкостью проявляв лась разница между «благородной», «чистой» публикой и «нижними чинами», не смевшими появляться в центре города, в театрах, музеях, парках, общественных садах. На конке и в трамвае они могли ездить только на задней площадке. В таком городе, как Петербург, солдатам и матросам, имевшим увольнение в отпуск, по сути дела некуда было пойти, кроме окраин да портовых трущоб!

С такими столичными «традициями» столкнулся Руднев, приняв под командование 14-й флотский экипаж. По своей привычке он прежде всего начал искоренять рукоприкладство и зуботычины. Но тут был не корабль, где он мог запросто одергивать офицеров и даже в крайнем случае списывать их на берег. Там его-приказы дальше начальника эскадры не шли, а с ним можно было договориться. Здесь же большинство офицеров принадлежало к аристократии, имело значительные связи в морском министерстве и даже при дворе. И Руднев разумно меняет тактику: собирает офицеров экипажа, терпеливо разъясняет им позорность рукоприкладства, ползуясь званием флигель-адъютанта и авторитетом бывшего командира «Варяга». Это дало некоторые результаты, матросы вздохнули свободнее. Они крепко, всем сердцем полюбили нового командира.

– Нет, не обманули нас варяжцы! – говорили они.– И впрямь батька – отец родной. Хоть и с царем якшается, а про нас не забывает.

Зато некоторые офицеры-«дантисты» называли Руднева нарушителем «священных» устоев царского флота.

2

Кровопролитная русско-японская война продолжалась. Русские солдаты, плохо вооруженные, плохо одетые, полуголодные, бессмысленно гибли в маньчжурских степях от японских снарядов и пуль, суровых морозов, тифа. Тяжелые поражения терпел и русский флот. В морской бездне находили ледяную могилу сотни моряков.

А в это время в Петербурге, в Зимнем дворце и в Царском Селе текла иная жизнь. Днем «высочайшие» приемы, дипломатические, военные и финансовые сделки, а по вечерам блестящие балы и другие увеселения.

Рудневу во время дежурств довольно часто приходилось сопровождать царя в гуще пресмыкающейся раззолоченной толпы, заставлявшей старого моряка брезгливо морщиться.

Здесь же. во дворце, весело проводили время военный, морской и другие министры, виновники никуда не годного снабжения армии и бездарной организации флота.

Безотрадные вести из армии, обреченной на поражение, вскрывающие всю несостоятельность и гнилость самодержавия, всего помещнчье-буржуазиого строя, волновали массы простого народа России, начавшего понимать истинные причины преступной войны. Заводчики, фабриканты под видом военных нужд снижали и без того низкую заработную плату рабочих, ухудшали условия их труда, наживая в то же время огромные прибыли на военных поставках.

Невыносимой становилась и помещичья кабала для крестьян, особенно для бедноты, не имевшей земли или владевшей жалкими клочками, недостаточными для прокормления семьи. Они вынуждены были идти к помещику, отдавать ему труд за меру зерна или мизерную плату. А тут еще непомерные подати, налоги, общее вздорожание жизни... Приходил конец народному терпению. На фабриках и заводах все чаще вспыхивали забастовки, а в деревне крестьяне брались за топоры и вилы, поджигали имения. В крупных рабочих центрах уже имелись организации социал-демократической рабочей партии, поэтому рабочие все чаще выставляли не только экономические, но и политические требования, сознавая, что главным злом для трудового народа является помещичье-буржуазный строй во главе с царем и его приспешниками.

Царское правительство организует в городах отряды из казачьих частей, беспощадно расправлявшиеся с

бастующими рабочими и выезжавшие в окрестные деревни для защиты помещиков. Там они устраивали массовые порки крестьян. Тюрьмы были переполнены. Эшелоны каторжан шли в далекую Сибирь. Нередко пускались в ход не только нагайки. но и винтовки и шашки. При этом не щадили и стариков, женщин, детей. Царское правительство чувствовало приближение революции. Руднев в душе радовался, наблюдая рост борьбы народа против поработителей.

Из Петербурга спешно выводятся ненадежные армейские части, гарнизон наводняется казаками. С участием царя проводятся тайные совещания министров военного, морского, внутренних дел, петербургского генерал-губернатора. дворцового коменданта, жандармских генералов.

Испуганная царская семья перед новым. 1905 годом ночью выезжает из Зимнего дворца в Царское Село под надежной охраной гвардейского Атаманского полка.

В дни дворцовых дежурств Руднев был обязан почти безотлучно. находиться при «особе» Николая II, участвовать в завтраках и обедах царской семьи. Дети царя относились к Рудневу с опаской из-за его строгого характера. Он был никак не похож на министров, разыгрывавших из себя шутов и скоморохов. Поэтому Руднев радовался, что «августейшие» дети сторонились его, развлекать же их не входило в обязанности дежурного флигель-адъютанта.

Первое время Николай с явным недоверием относился к Рудневу. Он не мог понять, как это морской офицер не любит водки! Но затем царь стал более общительным и даже вступал в длинные разговоры. Министру двора казалось, что Руднев слишком просто держит себя с императором, он даже однажды намекнул на это. Однако царь не противился свободному отношению к нему, потому, вероятно, что новый флигель-адъютант являлся любопытным исключением на фоне приевшегося низкопоклонства придворных.

Однажды Руднев застал царя в кабинете одного. Николай, видимо, скучал и не прочь был поговорить. Руднев, в нарушение придворного этикета, стал зада-

193

13 Н. В. Руднов

•ать ему вопросы о холе воины. Николай безнадежно махнул рукой н проговорил:

– Дела идут плохо. Войну нужно кончать во что бы то ни стало. Внутри страны назревает куда более опасное событие – революция.

По привычке он нервно потеребил правый ус. помолчал. а затем, уставившись в собеседника холодными, без выражения глазами, с иронией сказал:

– Вот когда к вам, господин Руднев, ворвутся и квартиру матросы 14-го экипажа и повесят вас. вот это я будет революция!..

Руднев в простоте душевной переспросил:

– Матросы? Меня повесят? Нет, ваше величество, я твердо убежден, что этого не случится!

Николай лишь уныло махнул рукой...

3

9-е января 1905 года. Зимний дворец, адмиралтейство и другие правительственные здания, замыкающие Дворцовую площадь, оцеплены войсками, прибывшими рано утром в полной боевой амуниции. Ближе ко дворцу и зданию Эрмитажа, п местах пересечения улиц, в засаде сосредоточены гвардейские части, казаки, жандармерия. Отдельные усиленные наряды казаков и полицейских патрулируют по городу. На рассвете воинским частям гарнизона приказано на этот день отменить увольнения в город и быть готовыми к выступлению по первому распоряжению. Это требование не распространялось на некоторые армейские и флотские части, не отличавшиеся, по мнению начальства, должной благонадежностью.

Узнав с утра об этих приготовлениях, Руднев начал догадываться в чем дело.

– Не японцев же собираются встречать в Петербурге! – говорил он взволнованно жене.– Эти приготовления вызваны намерением запугать народ.

Руднев, взяв с собой старшего сына, отправился в адмиралтейство, чтобы узнать от дежурных офицеров в чем дело, но там ничего точно не знали. Развернувшиеся вслед за этим трагические события подтвердили догадки Руднева.

Со стороны Большой Морской улицы и от Сенатской площади появились густые толпы народа, медленно направлявшиеся ко дворцу. Многие несли портреты царя, царицы, наследника, церковные хоругви, иконы, трехцветные флаги. Многочисленные голоса пели молитвы. Празднично одетые рабочие, женщины, старики и дети мирно шли к «царю-батюшке» с петицией об улучшении невыносимых условий их существования. Они простодушно поверили провокатору попу Гапону. что царь не знает их горестной жизни, что во всем виноваты капиталисты, фабриканты, власти на местах. Они несли в сердцах еще теплившуюся веру в справедливость монарха.

Народ все прибывал с далеких фабричных окраин Когда первые ряды, несшие петицию к царю, приблизились к площади, без всякого предупреждения грянул оружейный залп, за ним другой, третий... Жандармы, ъ также солдаты, остававшиеся пока верными царю, в упор расстреливали «внутренних врагов». Вначале никто не понял, что произошло. Трудно было поверить, что пришедший к царю народ был так предательски-встречен, но кровь на снегу, трупы убитых, раненые, взывавшие о помощи, рассеяли всякие сомнения.

Передние ряды дрогнули и бросились назад, но задние, не знавшие в чем дело, продолжали двигаться вперед. Образовалась пробка мечущихся в ужасе людей. Казаки, конные жандармы, выскочившие из засады, давили людей лошадьми, секли женщин, детей, стариков нагайками, зверски расстреливали их из револьверов.

Так «царь-батюшка» принял своих «вернопод-

данных»!

Руднев, наблюдавший из окна адмиралтейства эту кровавую трагедию, не выдержал, оттолкнул сына и

крикнул:

– Что они делают, негодяи!

Столпившиеся у окон офицеры по-разному реагировали на расправу. Некоторые не скрывали своего удовлетворения. К счастью, поблизости от Руднева таких не оказалось, иначе не известно, какие последствия имела бы вспышка его справедливого гнева...

13*

195

Выстрелы на площади прекратились. Толпы народа* рассеялись, спасаясь от преследования. Руднев сидел с сыном неподвижно на диване и долго молчал, закрыв лицо руками. Затем поднялся и направился к выходу. Шел он медленно, разбитой, не свойственной ему походкой, не обращая внимания на окружающих.

Увидев быстро мчавшиеся сани, груженные телами убитых и раненых, сопровождаемые полицейскими, мальчик обратил на это внимание отца. Тот сморщился как бы от сильной боли и сказал:

– Вот видел? Запомни это на всю жизнь! Вырастешь – пригодится!

Вечером того же дня Руднев имел бурное объяснение с женой, но на этот раз наступал он, оправдывая свои взгляды беспримерными событиями дня...

В 14-м экипаже внешне все выглядело спокойно, но матросы, как заметил Руднев, были сумрачны, перешептывались между собой. Руднев думал:

– Пусть и они хорошенько поразмыслят над сегодняшними событиями...

В эти дин Руднев по расписанию не дежурил во дворце, поэтому поведение царя накануне и после Кро-. вавого воскресенья ему осталось неизвестным. Единственное, что он узнал достоверно, это то, что расстрел народа был осуществлен по личному указанию царя.

4

Бурей разнеслась по России весть о чудовищном злодеянии. В глухих деревнях, на заводах и фабриках,– всюду посылал народ проклятия царю и его палачам. Росло всеобщее негодование. В широкие массы рабочих и крестьян все больше проникали революционные идеи. Кровавое воскресенье подтвердило указание В. И. Ленина о том, что царь является главным' тираном России. Вера в справедливость царя им же была расстреляна на Дворцовой площади. 9 Января¹ явилось причиной роста революционного движения* пролетариата по всей стране, в которое вовлекалось и крестьянство. Развернувшиеся забастовки перерастали в прямые вооруженные выступления. Доведенные до

отчаяния рабочие брались за оружие. Началась репо-люцня.

Большевики, руководимые В. И. Лениным, в комитетах РСДРП, организованных почти во всех промышленных центрах России, вели огромную работу по разъяснению массам происходящих событии, призывали к свержению самодержавия, становились во главе масс.

Перед русским народом вскрылась вся несостоятельность царского правительства, преступность затеянной войны. Сплошные неудачи, вызванные бездарностью и продажностью военного командования, приносили все новые поражения на суше и на море. Первая Тихоокеанская эскадра была разгромлена, ее остатки бездействовали. Японский флот окончательно утвердил господство на море. Громовым ударом для русского флота явился бой 13—14 мая в Цусимском проливе второй Тихоокеанской эскадры с японским флотом. Русские матросы проявили в этом сражении храбрость и самоотверженность, но офицерство на ряде кораблей позорно струсило, поставив личную безопасность превыше всего, превыше долга перед Отчизной. Лучшие корабли – броненосцы (линкоры) «Орел», «Император Николай I», «Адмирал Сенявин», «Генерал-адмирал Апраксин» были захвачены японцами почти без боя.

Несмотря на беззаветную храбрость солдат, матросов и отдельных офицеров, Россия терпела поражение за поражением. Царский трон закачался на волнах народного гнева.

– Слишком ветхое суденышко для такого плавания!—говорил Руднев.

Дворцовые чиновники были охвачены растерянностью. Многие сановники страдали в эти дни бессонницей или мучились кошмарами. Сам Николай иногда выбегал ночью из спальни, истерическим голосом звал дежурного флигель-адъютанта и спрашивал о состоянии охраны дворца, о положении в Петербурге. Руднев с трудом скрывал отвращение, глядя на жалкого, осунувшегося «самодержца всероссийского».

Революционный подъем проникал даже в воинские яасти. Особенно быстро прививались идеи революции во флоте.

Вскоре Рудневу стало известно о вооруженном восстании 14 нюня в Черноморском флоте на броненосце «Князь Потемкнн-Таврический». Судя по тону, каким он рассказывал об этом событии за обедом, чувствовалось. что он радовался.

В 36-м флотском экипаже в Севастополе продолжали службу некоторые матросы с «Варяга», среди них: машинист Сергеи Михайлов, кочегары Илларион Малышев, Петр Поликов. Александр Федоров, матросы Иван Стрекалов, Ефим Рябов. Федор Хоторков, Дорофей Мусатов, Алексей Пека и другие. Часть их получила назначение на броненосец «Потемкин», где приняла активное участие в восстании. Среди них находился боевой соратник Руднева, его бывший вестовой на «Варяге» Адольф Войцсховский.

К осени массовые политические стачки и вооруженные выступления приняли такие размеры, что правительство в испуге вынуждено было искать новых мер борьбы с революцией. 17 октября 1905 года царь подписал манифест, обещавший «незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов», а также обещал созвать законодательную думу.

Руднев зло высмеивал этот манифест, хорошо зная лицемерие царя.

Действительно, вслед за манифестом последовал еще больший террор: аресты, расстрелы, погромы.

В октябре, в один из дней дежурства Руднева, во дворце состоялся прием персидского шаха, посетившего проездом Петербург. Когда ему представили Руднева, шах выразил удовольствие лично познакомиться с «русским героем-патриотом», как он выразился, и наградил его орденом «Льва и Солнца» 2-й степени с бриллиантовой звездой.

– Это слабительная пилюля моим недоброжелателям.– пошутил Руднев дома. Но придворная служба становилась для него все тягостнее, все труднее.

Стремясь подавить революцию, царское правительство усиливает террор и, чтобы развязать себе руки в борьбе с нею. решает спешно заключить мирный договор с Японией.

23 августа 1905 года в Портсмуте (США) состоялось заключение этого унизительного для России мира. Вслед за этим царское правительство сосредоточивает внимание на подавлении революции, особенно выступлений в армии и флоте.

Солдаты и матросы, начавшие понимать истинные причины народных бедствии и своего бесправного положения. в ряде гарнизонов становились на сторону революции, отказывались выступать против рабочих и крестьян. Во многих армейских и флотских частях были созданы солдатские и матросские комитеты, проводившие разъяснительную работу по указаниям большевиков. Несмотря на свирепые меры охранки и командования, революционное влияние петербургское пролетариата распространялось и на части столичного-гарнизона.

В ноябре 1905 года в 14-м флотском экипаже были обнаружены номера большевистской газеты «Новая жизнь» и прокламация под названием «Требования матросов» о предоставлении общегражданских прав, о человеческом обращении, сокращении срока службы и т. д.

В экипаже шли совещания и митинги. Матросы только и ждали выступления рабочих, чтобы примкнуть к ним для совместной борьбы с самодержавием.

Руднев никаких мер к «успокоению» матросов, как это делали командиры других экипажей, не принимал. Напротив, он запретил офицерам вмешиваться в дела матросов.

В морское министерство не замедлили донести на крамольного командира. Оттуда поступило строжайшее предписание восстановить в экипаже спокойствие* вплоть до применения оружия. Но Руднев остался верен своим принципам и твердо решил приказания не выполнять. После этого правительство окончательнопришло к убеждению, что политические убеждения-Руднева несовместимы с его службой. Ведь речь шла о-вооруженном восстании матросов экипажа, которому он–не только не препятствовал, но своим отношением к

этому событию парализовал действия реакционной части офицерства.

24 ноября наступила развязка: Руднев получил

приказ немедленно отбыть с экипажем в Кронштадт. Правительство опасалось, что в случае революционного выступления рабочих матросы примкнут к ним. Решено было освободить петербургский гарнизон от ненадежных частей. При этом Кронштадт объявлялся на осадном положении, что давало командованию крепости право принимать самые крайние меры.

Руднев не захотел выступить с этим приказом перед матросами, и его довели до сведения экипажа посредством объявления, но не перед строем. Матросы категорически отказались покинуть Крюковские казармы.. Когда обо всем этом узнали в министерстве, оттуда срочно прибыл контр-адмирал Барташевич с полномочием отправить экипаж в Кронштадт любыми мерами.

Перед тем, как идти в казармы, Барташевич заявил Рудневу:

– Морской министр вами недоволен. Вы бездействуете! Вы даже командирам рот запретили призвать бунтовщиков к порядку! Вы потворствуете этой сволочи!

Ироническая усмешка слетела с лица Руднева.

– Прошу вас не оскорблять моих матросов!—оборвал он Барташевича.

– А, тогда все ясно! – бледный от злобы, прошипел контр-адмирал. Он встал, сделал шаг назад н повелительно произнес:

– Господин флигель-адъютант! Предлагаю немедленно следовать за мной в казармы!

Но Руднев отказался, прикрывшись формальным поводом: Барташевич обратился к нему как к флигель-адъютанту, прямых приказаний которому он давать не имел права.

Барташевич в сопровождении своих офицеров пошел в помещения экипажа. Его уговоры ни к чему не привели, матросы, не дрогнув перед высшим начальством, отказались отправиться в Кронштадт. Контр-адмиралу оставалось только уехать.

Экипаж в этот день напоминал встревоженный му-20 1

равен ник: матросы собирались группами, обсуждали, как держаться дальше. Командиры рот. укрывшись в штабе, с тревогой и злобой следили за Рудневым, который оставался в служебном кабинете и домой на обед не пошел, предупредив об этом жену. Не стоило бы труда открыть дверь, соединяющую кабинет с коридором квартиры, но ему в эти часы было не до себя. По заведенному издавна порядку Мария Николаевна никогда не заходила к мужу на службу. Так было и на этот раз.

Руднев с волнением следил за событиями в городе через адъютанта, непрерывно звонившего по телефону и собиравшего новости. Ни один экипаж, ни одна армейская часть и даже рабочие не выступали. А, казалось, подай только сигнал—и вся трехсотлетняя монархия рухнет в один миг.

Темнело. На улице стояла предгрозовая тишина. Доносилось цоканье лошадиных копыт о гранит мостовой да слышалось громыханье перевозимых металлических тяжестей. Большие башенные часы мерно отбивали такт.

Адъютант доложил, что казарму окружают армейские части. Руднев прошелся по кабинету и подумал: «Теперь все ясно. Они будут стрелять в матросов при малейшем неповиновении. Выходит, царь еще силен».