Текст книги "Поиск неожиданного"

Автор книги: Николай Басов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Около сброшенных с «Раската» туго натянутых веревок в траве оказался один из тархов с их корабля. Он просто сидел, вот Сухром его сразу и не заметил.

– Ты чего тут ждешь? – спросил он матроса.

– Дык счас почнут, – заговорил птицоид на своем полутарабарском наречии.

– Что начнут? – переспросил оруженосец.

– Почнут погрузку, суть – бочки разные, еду принесут, свежую зелень… – Матрос закинул голову, посмотрел на летучий корабль. – Ребяты на борту ажно все изошли слюной, ожидаючи… Счас, господин рыцарь, ужо скоро.

– Так, – кивнул Сухром. – А капитан где?

– Мастер команду пошел сбирать, то исть – выбирать, сэр. Команда-ть нам тож нужна. Ты ж знаешь, мы для того сюды-ть и прибыли.

И он махнул рукой в сторону холма, который скрывали чуть более высокие, чем трава, прямо карликовые, но все же… деревца. Рыцарь удивился, что не видит там ровным счетом никого, но, когда с Датыром отправился в указанном направлении, стало понятно, что холм этот находится на весьма значительном удалении.

– А с местностью тут не все понятно, господин, – высказался Датыр. – Не просто тут с расстояниями, я имею в виду.

– Я заметил.

Они подошли к толпе в полсотни птицоидов через три четверти часа, не раньше, отмахав при этом широким шагом чуть не две с половиной лиги, а ведь вначале думали, что холмик этот расположен в трех-четырех стадиях. Для верности рыцарь оглянулся, «Раскат» теперь походил на небольшую птичку, неподвижно зависшую над землей. Расстояние до него действительно было изрядным, а вот баллон, надутый газом, он и вовсе с такого расстояния не различил, или освещение было в том виновато – Сухром не разобрался… Сразу вспомнились легенды про то, что тархи всегда появляются нежданно-негаданно, и лишь перед теми, с кем сами хотят дело иметь.

– М-да, непросто тут, непонятно. Ну да ладно.

И рыцарь стал следить, как капитан Виль расхаживает перед строем местных ребят, а может, и не вполне местных. Если тут было что-то вроде признанного сборного пункта для вербовки матросов в экипажи летающих тарховских корабликов, тут вполне могли собираться из разных краев те, кто мечтал о такой службе и поджидал возможность поступить на корабль.

– Вот ты! – закричал Виль, указывая на одного из птицоидов, пожилого уже, с седой косичкой. – Где раньше служил? – Тарх принялся что-то ему тараторить. – Нет, парень, не подходишь. – Виль снова прошелся вдоль шеренги. – А ты, косомордый, что же тебя так-то перекосило?

– Фалом щеку поцарапал, капитан.

– И где ты такой фал не удержал?.. Слабачок, что ль?

По ряду матросни прошел хохоток.

– Никак нет, капитан, сэр. – Тарх стал чуть не «смирно», ребята рядышком с ним по-прежнему посмеивались. – У нас корабль, сэр, разбился, не руки ослабли, а ветер был крепкий, сэр.

– Что за корабль?

– «Хромых», сэр, в Клишеских горах, сэр, капитаном был Джесь. А шкипом служил Весом.

– Ты с Весомом ходил? Как звать тебя, парень? Откуда ты?

– Сурль, а родом из-под Вачи, сэр.

– Значит, так, Сурль Вачиский, вон там мой корабль, «Раскат», сейчас погрузка начнется, прихвати свои вещички и вали туда, скажешь, что принят. И если станешь бездельничать, у меня ведь плеть найдется, я не то что Джесь, я не такой добрый. Понятно?! – Капитан на миг задумался, может что-то вспоминая, а затем уже почти нормально добавил: – В судовой роли крестик поставишь после, когда я всю эту дурную толпу пройду и команду подсоберу до конца, ясно?.. Отвечать громко и четко!

– Есть, капитан. – Парень лихо рванулся с места, успев, впрочем, подхватить совсем небольшой мешочек из-под ног.

Остальные матросы проводили его завистливыми взглядами. Рыцарь негромко позвал:

– Капитан Виль… – Подзывать его к себе ему не хотелось, не стоило показывать сейчас, перед его будущими подчиненными, что их капитан и сам кому-то подчиняется. – Мы на речку, что-то наша Крепа долго не показывается.

– Принято, – хмуро кивнул Виль и пошел вдоль шеренги. Уже через плечо добавил: – Будем ждать, сэр рыцарь.

– Тут все – как обычно, как со всеми новобранцами, господин, – рассудительно заметил оруженосец, но в его подтверждениях рыцарь и не нуждался. Он сам это видел и все, конечно, понимал.

До речки они добрались не в пример их долгому походу к холму довольно быстро. Как-то легко и ясно она на них выплыла за очередным поворотом тропинки, петляющей между кажущихся невысокими холмиков и так светло под солнцем бросила на них свои блики, что Датыр даже хмыкнул от удовольствия. Да и Сухром поймал себя на предвкушении удовольствия искупаться, хоть немного смыть и пот, и грязь многих прошлых дней. Размечтавшись, он даже высказался:

– Вот доберемся до настоящих городов, Датыр, нужно будет в баньку сходить. Горячей водой побаловаться, да с мылом, да с мочалкой из настоящего льна с березовым лыком, вот тогда… У местных-то, наверное, и корыта нет такого, чтобы мы в нем уместились, хотя б по очереди.

– Река сейчас – тоже неплохо будет, господин мой. Только бы стоило вначале Крепу найти, а то ведь… Ты правильно сказал, давненько ее нет, нужно было ей сказать, чтобы от деревни этой все же далеко не отходила.

Искупавшись, они взобрались на самый высокий из местных холмов, огляделись. Река теперь была видна лиги на три вверх по течению, до тех странных возвышенностей с обманчивыми расстояниями, и чуть не на пять лиг вниз. Где уже и воды было не разобрать, а лишь полоса чуть более темной зелени, повторяя изгибы русла, продолжала петлять по долине. Но нигде ничего похожего на их циклопу ни в одну, ни в другую сторону не наблюдалось.

Зато лес на противоположном берегу реки вдруг стал казаться даже под этим солнцем, на этом открытом и ясном пространстве каким-то темным, угрюмым, жестким, угрожающим.

– Вот ведь дубина здоровенная, – не выдержал наконец Сухром. – Датыр, ты не видишь ее?

– Никакого признака, только вот что… Я думаю, она спустилась чуть ниже городка, к той заводи, там поглубже. И течение там спокойное, это видно, господин. А других удобных мест для купания что-то не заметно, не на камнях же она решила расположиться?

– Пожалуй, – согласился рыцарь, – пошли туда. Ну если она там до сих пор болтается… Не посмотрю, что циклопа, надаю по заду, и все дела.

Они переправились через речку неподалеку от выбранного места, прыгая с камня на камень, но в двух местах все же пришлось идти чуть не по пояс в воде, и тогда их изрядно сносило, вода обхлестывала так, что промокли они до макушек. Выбравшись на другой берег, встряхнувшись и вылив воду из сапог, рыцарь сказал с ожесточением:

– А ведь она мне разумной показалась, старослужащая, ветеран, награды имеет…

– Она имеет, сэр… Не знаю, что произошло, но уверен, что-то все же с ней произошло.

Она дошли до полянки перед заводью. Тут было тихо, лишь темный лес теперь был чрезмерно близко, пожалуй, в двух полетах стрелы из среднего лука, не далее. И трава тут была влажной, а потому и высокой, почти до колен. Вот эта трава и помогла им определиться.

Первым верхнюю тунику циклопы, сшитую из тонко выделанной белой кожи, заметил Датыр. Он подошел, ни слова не говоря, обошел, поглядел удивленно на рыцаря.

– Может такое быть, – спросил его Сухром, – чтобы она утонула?

– Циклопа наша родилась у моря, сэр. Она с детства плавает так, что… В общем, она мне рассказывала, как здорово бывало, когда уплываешь, чтобы берега было не видно, а потом, уже чуть не в темноте, возвращаешься на огоньки, что ее мать для ужина разжигает. – Он решительно покачал головой. – Если она так плавает, сомневаюсь, господин мой, чтобы ей суждено было в этом ручье утонуть.

– Тут все же течение, Датыр.

– А в море – волны, и штормы, и ветра посильней, чем мы можем вообразить… Нет, сэр, течение по камешкам ее не испугает, да и не собьет с ног. Утонуть она не могла.

– Значит… – задумчиво и протяжно проговорил рыцарь, поворачиваясь к незнакомому лесу. Но больше он ничего говорить не стал, не о чем было говорить.

– Еще вот что, господин, нет ее набедренной повязки, что она под килтом носит. А в ней тут купаться… бессмысленно. Да и килта нет. – Оруженосец перевернул концом своего кинжала тунику циклопы. – Она из воды точно вылезала.

– Вот тут она, кажется, лежала на солнышке, – продолжил тогда рыцарь. – Видишь, как трава смята, и в мокрой земле есть продавленности от локтей. Ворочалась наша Крепа… Стоп, а это что такое?

Они наклонились: вокруг того места, где Крепа лежала, в очень мягкой земле, чуть не как свежесбитое молочное масло, отпечатались следы ножек величиной чуть больше ногтя взрослого мужчины. Иногда около таких вот следов наблюдались и следы, будто в землю втыкали какие-то веточки. Рыцарь выпрямился.

– Гномы, разбей меня Нечистый, гномы, сэр, – хлопнул себя руками по коленям оруженосец и посмотрел на рыцаря Сухрома. – И ведь воины, у каждого было по копью… По их копью, под их размер.

– А я думал, что они не существуют, – произнес Сухром, вглядываясь в лес– Ну да ничего, далеко они уйти не могли, она же должна была сопротивляться… Если только они магию не применили или не опоили ее чем-нибудь, что лишает воли и соображения.

– Я слышал, сэр, что гномы – не очень-то большие мастера опоить, да и много циплопе нужно их пойла, чтобы подчиниться… Я полагаю, это – магия, господин. – Он вдруг запнулся. И уже в четверть голоса, как бы только для себя договорил: – Или предложение, которое показалось ей получше нашего. Но это – вряд ли, – уже куда более громко высказался оруженосец. – Она же почти присягу нам давала, я же видел, я же с ней разговаривал. – Свои размышления вслух он завершил определенно: – Это магия, иначе быть не может.

– Ничего, скоро выведаем, что это за магия и действует ли она на воинов Госпожи, – сквозь зубы проговорил рыцарь, проверяя быстрыми, точными движениями и кинжал на поясе, и свой меч и поддергивая сапоги, чтобы было сподручнее бежать, если придется. – Пошли, и все время старайся не терять ее следы, от нее заметные следы остались.

В лес они вошли осторожно, но, кажется, переосторожничали. Никого поблизости не было, в этом рыцарь, обученный, помимо прочего, и некоторым навыкам магического боя, был уверен. Но странное поведение циклопы его насторожило, и, в общем, правильно, что так получилось. Потому что вдруг Датыр поднял кулак, рыцарь замер на месте.

Ничего не происходило. Тишину леска этого нарушал лишь обыденный гомон птиц, их было много, очень разных и по большей части незнакомых. И никакой опасности рыцарь не ощущал.

– Ты чего? – решил он все же спросить оруженосца.

– Тут она вломилась в кусты – вот даже ветки обломала… Господин, она же не видела, куда идет, прям в это дерево с маху всадилась.

Тогда и рыцарь разглядел на уровне двух локтей поверх его роста на одном из стволов с торчащим, будто клык зверя, сухим и твердым суком, на его белой коре… Да, это была кровь, ничто иное в этом мире так не отсвечивает, не кажется одновременно и живым, и уже мертвым. Кровь у циклопы была густой, темной, но, как и положено, красной, хотя рыцарю почудилось, что отливала она какой-то непонятной зеленоватостью.

– Они ее обвели вокруг дерева, а потом… Да, потом она снова ничегошеньки не видит. Прямо об этот вот куст, что поперек растет, плечом или даже мордой… Точно, они ей повязку на глаз натянули.

– И что? – не понял сразу рыцарь.

– Да ведь у них, у циклопов, со зрением какие-то там переживания внутри происходят, господин… Они же больше всего на свете боятся именно глаза своего лишиться. Это для них – хуже, чем, предположим, у нас один глаз потерять.

– Если ты один потеряешь, у тебя второй будет… – начал было рыцарь.

– Вот и я о том же.

– Тише, – шикнул тогда на оруженосца Сухром. – Слушай.

Откуда-то доносились какие-то грубые, низкие звуки, будто рычание, смешанное, может, с тончайшими переливами воды по камням, или со звоном огромной комариной тучи, стоящей на месте в воздухе, или еще с чем-то похожим, перебивающим даже чириканье всех птиц в округе. А потом низкий, грубоватый голос снова стал чуть громче и разборчивее, и тогда рыцарю с оруженосцем стало понятно – куда следует идти.

Они пошли, уже не обращая внимания на следы, которых Крепа по прозвищу Скала оставила в этом подлеске достаточно, чтобы их и слепой заметил. И оказались… Это была не поляна, а лишь лесная прогалина, в центре которой на невысоком, чуть больше муравьиной кучи, возвышении стоял один, невероятный, шириной ничуть не меньше хорошего стола, пень. Вот на этом пне сидела, широко расставив ноги, циклопа.

Руки у нее были странным образом прижаты к туловищу, одна – к боку, одна за спиной, а на лице ее лежала на удивление чистая, белая, как самое свежее полотно, повязка. Но это была все же не ткань, а кора какого-то дерева, из тех, в которое циклопа с ходу врезалась, когда входила в лес. Она сидела и ревела так, что даже птицы поблизости поумолкли:

– Все, дальше не пойду. Вы меня специально на деревья наталкиваете.

Вот тогда рыцарь с Датыром и увидели гномов. Они действительно были размером не больше фута. А двое из них, выступающие на каких-то почти ходульках, в длинных, похожих на халаты балахонах, стояли в стороне, и у них ничего не было в крошечных руках. Это были, без сомнения, вожди. Все остальные сновали вокруг и не выпускали копья размером чуть больше хорошей лучины. Но на концах каждой из этих лучин даже в полусумраке леса поблескивало костяное, а то и металлическое, гладко отполированное жало.

И все они гомонили. Ни один из этих мальцов не мог молчать, они просто не закрывали рта, даже команд каких-нибудь, если у них и были командиры, кроме тех двух на ходульках, они слушать не желали. Было их, пожалуй, побольше сотни, хотя и тут не могло быть полной уверенности, потому что двигались эти маломерки настолько быстро, что рыцарь при всей своей выучке должен был поднять темп восприятия, чтобы уследить хотя бы за некоторыми из них. Они буквально размазывались в воздухе, они делались почти невидимыми, только не так, как тархи, а иначе, за счет своей необычности и быстроты.

– Мы не на-талки-ваем! – вдруг, отступив чуть назад, закричал писклявым, едва слышным в общем гомоне гномов один из вождей. Он отчетливо пытался говорить едва не по слогам, а сила его голоса была такова, что остальные, как ни удивительно, оглянулись на него с уважением.

И вот тогда кто-то из них заметил рыцаря, обалдело стоящего на краю прогалины, и оруженосца, откровенно потешающегося над всем увиденным. Он едва не приседал от смеха, хотя звуков по-прежнему никаких не издавал, оказалось, он умел смеяться беззвучно.

Кто-то из гномов что-то проорал, но так, что его бы и летучая мышь не услышала, это был даже не запредельный для нормального уха писк, это было едва ли не ведьмовство какое-то. Сказывали, что от таких звуков собаки иногда теряют сознание или убегают сломя голову.

Вся толпа маломерков тут же замерла, и каждый из них выставил копье в сторону Сухрома с Датыром.

– А ведь они собираются с нами воевать! – негромко прокомментировал оруженосец. – В храбрости им не откажешь.

– Кто вы такие? – выступил вперед тот же самый, громкий в длинной хламидке, на смешных ходулях, пробуя казаться решительным.

– Я – командир циклопы, – отозвался рыцарь. – А вот вы что за народец такой?

– Мы – не народец, мы – народ! – закричал на него, со звуком чуть громче шуршания тяжелого платья женщины, вождь гномов. – И ты должен нам поклониться, мы не потерпим грубости от какого-то переростка!

– Ррсступились бы вы лучше, маломерки, – со смехом отозвался Датыр, спокойно, будто ничего опасного и не было, шагнул вперед, толпа гномов расступилась перед его огромными ногами, будто вода. А оруженосец неуловимым движением дернул кинжал, потом что-то сделал и уже засунул его в ножны.

Крепа вздохнула, да так тяжело и протяжно, что задрожали верхушки близких кустов. Затем она сделала движение плечами, еще одно, и… вытащила из-за спины руку. Сорвала с глаза повязку и огляделась. Пощурилась, поморгала, посмотрела на Сухрома уже ясно и спокойно. Он заметил это спокойствие, видимо, она ничуть не волновалась из-за этого странного приключения.

– Я заснула, а эти… воспользовались, господин рыцарь. – Она освободила рывком вторую руку и подняла, удерживая пальцами что-то совсем тонкое и невидимое. – Надо же, тонкое – не разглядеть, а крепкое какое… Кажется, они извели на меня все свои нитки, какие у них в племени только имелись.

– Это не нитки, – продолжал усердствовать между рыцарем, оруженосцем и освободившейся циклопой вождь гномов, крутясь на месте, как юла. – Это прочнейшие канаты из паутины гигантских пауков! Они еще и сплетены особым образом, мы ими до пяти душ поднимаем, когда проверяем на прочность.

– Ну да, ваших душ, – отозвался Датыр. – А с ней-то пришлось повозиться.

Внезапно в голову Сухрому пришла какая-то мысль. Он спросил, пристально глядя на разговорчивого вождя мелкого лесного племени:

– Ты скажи мне, вождь, зачем она вам понадобилась? Ведь не просто так вы ее решили украсть?

– Не просто, – подтвердил отважный гном на ходулях. – Она нам нужна, чтобы изгнать племя гре'талсов с наших малиновых полян, а потом… Потом бы мы ее отпустили, если бы она… – И он вдруг застеснялся.

– Они хотели меня еще своей богиней сделать, – угрюмо, уже отчетливо раздражаясь при мысли, что с ней справились, пусть на время, такие вот незначительные существа, пробурчала Крепа, неожиданно с сильным, незнакомым акцентом. И снова вздохнула. – Эх, вот всегда я попадаю в такенные сит'ации, прям не знаю, че делать? Видно, судьбина такая.

– Да, мы бы тебя и богиней признали, – заверещал гном. – Потом, когда бы ненавистные гре'талсы удрали бы, задрав хвосты.

Его дружно поддержало прочее воинство, многие из которых, не чувствуя опасности, и на огромный пень уже взобрались, и кто-то даже пытался заползти к Крепе на колени. Они ее совершенно не боялись, в отличие от рыцаря, – к тому ни один из гномов не подходил. А некоторые даже целились в него из крошечных луков. Впрочем, недооценивать даже такие луки рыцарь не собирался и поднес ко лбу ладонь, чтобы, в случае, если кто-то выстрелит, успеть закрыться, рассказ оруженосца про боязнь циклопов потерять зрение, определенно, произвел на него впечатление. Ну и помимо того, предосторожность была все же не лишней, мало ли что, нервы у этих лесных недомерков, по крайней мере у некоторых из них, явно были не в порядке.

– Ладно, пошли, – приказал циклопе рыцарь. – Ты же не хочешь остаться с этими… Кроме того, тебе нужно одеться как положено.

– И дубинку свою вернуть, – добавил Датыр.

– А вот дубину ее мы… Мы спрятали, – закричал в отчаянии гномий вождь. Но тут же повернулся к Крепе, которая так и не вставала почему-то, наоборот, она определенно попробовала стать меньше, незаметнее и подняла руки, закрывая грудь. – До поры до времени, о богиня наша… Мы же понимаем, тебе бы пришлось сражаться с грозными и ужасными…

– Слушай, – перебил его оруженосец Датыр. – А почему бы вам, если уж эти самые… талсы, или как их там, вам надоедают… Почему бы вам не сговориться с тархами. Они же тут, рядом, всего-то реку переплыть.

– Ты имеешь в виду племя крылатых, что живут на другой стороне Великой Реки? – переспросил его вождь. – Они нас не послушают, не согласятся стать наемниками, даже если бы мы им заплатили. Они гнусный, торговый, а не воинский народец… Мы их презираем.

Он еще что-то говорил, когда Крепа вдруг сорвалась с места и рванула прочь, к месту, куда гномы оттащили ее боевую дубину. Вот это было правильно, пусть стыдливость циклопы никак и не вязалась с ее силой и размерами, но позаботиться об оружии следовало раньше, чем об одежде. Вот только как она это сделала, как определила направление?.. Разве что она, как сказывали в иных сказках, умела читать мысли, даже у этих малоросликов?

– Стой! – громче обычного, почти оглушительно, с его, гномьей точки зрения, заорал вождь. – Ты куда?.. Ты чего, богиня?.. – Он оглянулся. – А мы как же?

Циклопа, хоть и по-прежнему смущалась из-за всего происходящего, все же затормозила и оглянулась. И рявкнула так, что у рыцаря едва уши не заложило:

– Вы?.. Я вам как богиня ваша несостоявшаяся приказываю – раз-зойдись!

И побежала дальше, но теперь рыцарь не сомневался, она отыщет свою дубину, приоденется и будет ждать их у речки. Наверняка будет по-прежнему смущенной, нелепой, как и вся эта история. Но если ее успокоить, как следует покормить, налить стаканчик, как обычному солдату, все станет нормально. Сухром тоже повернулся и зашагал в сторону реки и уже через кусты услышал рассудительный голос Датыра:

– Ну вот, вождь, видишь, богиня велела… Значит, исполняй. А о том, чтобы поднанять тархов, ты все-таки подумай, совет-то – неплох.

И вдруг в сознании рыцаря Сухрома совершенно не к месту, неожиданно для него, да и без какой-либо связи с этой историей, с этим приключением, в которое угодила Крепа, определенно сложилось… понимание того, куда нужно лететь.

Теперь он знал направление, будто бы его нарисовали стрелочкой на всей той огромной карте этой части мира, которую он, как оказалось, незаметно для себя представлял. И направление это должно было привести его туда, где он точнее и яснее увидит, что делать дальше, кого еще найдет, исполняя приказ Госпожи. В том, что так и будет, он теперь не сомневался, хотя эта его догадка и была… хм… в высшей степени неожиданной.

3

У Плахта почти весь день было отличное настроение. Несмотря на то что, как его еще пару дней назад и предупреждали, пожаловало высокое начальство: командиры, какие и в армию-то приезжают, только чтобы потом перед дамами хвастаться собственной храбростью, чтобы нацепить себе какие-нибудь цацки за удаль и беспримерную мудрость в выборе стратегии, приведшей к успеху, к победе над грозным и непобедимым прежде врагом… Хотя, если подумать, какой же это враг, если, по сути, из того же племени – Плахт знал это совершенно точно, как и все вообще знали.

И герцог, и маршал-интендант, и главный советник двора его светлости, гнуснейший тип, интриган и самая вредная для армии персона, были роллами, или в просторечье свиномордыми. Так же как роллами были и те, с кем ему, Плахту по прозвищу Суровый, предстояло воевать. Но те роллы в отличие от герцогских были лесные, дикие, не обученные в колледжах разных, они не строили дома в пять этажей, не умели долго и нудно читать стихи древних поэтов о любви, вызывая сладострастное похрюкивание у женщин, не пользовались ложкой или вилкой, а лакали, как и полагалось свиномордым, из лохани.

Но иногда Плахт признавался себе, что те, кто сидел сейчас в лесу и в единственном городе диких роллов, в Колышне, которую они выстроили с таким трудом, обрекая сотни и тысячи работяг на изнурение и бесконечную усталость, нравились ему больше, чем цивилизованные. Выглядели они в своих лесах как-то счастливее. Разумеется, если не считать пленных, те-то всегда одинаково выглядят – потому что ждут унижений, которые бывают похуже смерти, наверное.

– Зеркало принеси, – приказал Плахт своему денщику Несваю, странному парню, который по-настоящему был ему предан. – Хочу посмотреть, правильно ли бороду заплел?

– Господин, да я же старался…

– Вот и следует проверить, что у тебя после стараний получилось.

«Он считает меня вредным», – подумал Плахт, посмотрев мельком, как Несвай лезет куда-то в самый темный угол палатки, где за тюками с одеждой и сундуками с прочим добром можно было отыскать зеркало настоящей гноллской работы – почти в четыре ладони лист изумительно полированного самородного серебра с самой небольшой примесью бронзы. Такие зеркала отражали даже малые признаки цвета на лице и не превращали его в лик покойника, чем иногда грешили даже самые лучшие серебряные.

– Все-то тебе, господин, самому проверять обязательно, другим-то уж и не доверяешь, все сам да сам… – ворчал Несвай, но зеркало все же принес.

Подержал его перед Плахтом, морща свою подвижную, необычную даже для этих краев, мордочку. По сути, он был карликовым эльфом, и уши у него были остроугольные и какие-то зеленоватые, и золотую серьгу в левом ухе он носил совершенно на эльфичий манер, и волосы так же назад зачесывал, вот только чувствовалась в нем немалая примесь и ролличьей крови, что-то свиномордое было, нос задран чуть не ноздрями вперед, и складки кожи на переносье совершенно как у всех местных.

Плахт попробовал вспомнить, когда и как попал в эти земли, в страну, где главным племенем, основной, ведущей расой были именно роллы. Наверное, еще молоденьким капитаном тогда служил, или даже ранее, поручиком нанялся в какую-то частную армию лет с полета тому назад… Он даже командиров тех забыл, кто когда-то им помыкал, как и каждым молодым офицериком из чужих, из пришлых карликов, каким Плахт по природе своей был и будет до скончания времен… Слава Пресветлым Богам, не ролл какой-нибудь, пусть даже и служить приходится на их коренных землях, в их странах, и воевать в основном с ними же.

Бороду Несвай и впрямь заплел знатно, в три косички, что было совсем не много для того положения, которое Плахт фактически занимал. Может, стоило подумать уже, чтобы заплетать себе в бороде четыре косицы, да вот беда, все равно же этого не поймет тут никто, бороды у роллов почти не растут, так только, редкими клочьями щетины выступают на подбородке… Да и официального назначения на пост Главнокомандующего от его пресветлости герцога Плахт еще не получил, лишь армией командует, хотя для чужака и такая карьера в этих краях считается неслыханно успешной.

– Секиру подай не ту, что обычно, а парадную.

У него было две секиры, одна боевая, двулезвийная, хотя и несимметричная, заднее лезвие больше походило на клюв чекана, чтобы доспехи пробивать, но в крайности и рубить им было возможно, потому что от него отходила вверх и вперед еще третья рубящая кромка, и таким образом оказывался задник у секиры чуть шире, чем полагалось быть чекану. А была еще одна, до смешного похожая на обычный, вульгарнейший топор, только обушок был луковкой, как фигурный набалдашник у булавы, предположим, и в лезвие были вделаны крошечные, с маковое зернышко, алмазики. Было их более трех тысяч, это Плахт знал точно, он получил ее еще от старого герцога, а не этого, что сейчас-то правил, за завоевание столицы, когда старый правитель еще только на трон садился. Вот умели в старину быть благодарными, не то что ныне… И в оконечность рукояти, изукрашенной темным серебром, был вделан большой, чуть не с лесной орех, топаз, не дорогой, не густого цвета, а легонький, почти прозрачный, высвечивающий синеву воды или блеск неба под лучами солнца.

Секира была неудобной, неправильно сбалансированной, такой махать – только кулаки себе выворачивать, но начальство требует парадности, приходилось подчиняться.

– Все, пошли, – решился наконец-то Плахт. – Ты будь поблизости, даже там, в шатре у герцога, – мало ли что?

– А если он почнет о тайных планах рассуждать? – с испугом спросил Несвай.

– Ничего, скажу, что я хоть и формально, но хозяин лагеря, следовательно, слуга мне нужен, чтобы подать вина, к примеру, или…

– У герцога своих слуг… не сосчитать прибыло, – отозвался упрямый Несвай.

– Ты слушай, что тебе говорят-то, и не спорь, – прикрикнул Плахт, и оба они вышли из палатки.

У входа стоял, как и положено, какой-то капрал с протазаном и прямым мечом на боку. Ничего в нем не было парадного, но это – и хорошо, решил Плахт, в парады мы еще наиграемся, перед герцогом-то, после победы.

Они пошли по лагерю, устроенному, как обычно делали роллы, в лесу. Высокие деревья шумели над головой, и солнце пробивалось через их листву с трудом. Кустов подлеска оставалось здесь уже маловато, их то ли вырубили, то ли съели… Сборная же армия была у Плахта на этот раз, не до армейских рационов было, кто умел и хотел, тот и простой травой, как обычные жвачные, подкармливался, подножным, так сказать, кормом. У некоторых народов это даже чем-то вроде как заботой о здоровье считалось.

Ближе всех к его палатке, в самом лесу, расположились кочевники из племени Разноцветных, по сути – цыгане, смуглые, как на подбор, со множеством девиц самого разного пошиба, которые носили к тому же и цветастые юбки. От них, кажется, и пошло прозвание племени. Девиц этих Плахт не одобрял, но иначе Разноцветных было не завлечь на войну, потому что даже самому последнему солдату из них разрешалось жениться, а не только маркитантками обходиться, если уж пришла на такие забавы охота… И путешествовали они преимущественно в возках, в кибитках, в фургончиках, которые волокли мулы или лошаки, лишь иногда – ослы. А вот коней у них, как правило, не было.

Хотя, может, коней у них свели или выкупили кентавры, чей лагерь располагался на опушке перед рекой, где все брали воду и где без надобности болтаться было нельзя, Плахт там специально посты выставил. То есть набрать воды, предположим, для стирки или для помывки – это пожалуйста, но чтобы просто так залезать в реку и бултыхаться – этого уже нельзя, иначе воды на всех не хватит, а ему только эпидемии не хватало… Раньше, когда Плахт только вводил в армии такие порядки, на него косились, ругались солдатским злым словом, зато теперь, хвала Пресветлым, привыкли, уже не спорят, не протестуют, даже не косятся.

В лагере кентавров, разбросанном перед лесом на лугу, пахло навозом, терпким конским потом, свежескошенным сеном и какими-то цветами. Что это были за цветы, что за причина заставляла кентаврих, которые по всем статьям тоже были неплохими солдатами и служили наравне со своими мужьями, таскать какие-то корзины, где они высаживали и затем очень старательно выращивали эти пахучие растения, Плахт не знал. Слышал, правда, что с этими цветами, южными, нуждающимися в постоянной заботе, была связана кентаврская любовная магия, что-то вроде того, чтобы придавать мужчинам особую силу или нечто в этом роде… Вот только всем другим, и Плахту Суровому особенно, этот запах ни о чем не говорил и ничего в нем не вызывал, кроме раздражения. Но с обычаями других народов спорить не приходилось.

– Где герцогские палатки? – спросил он скорее себя, чем Несвая.

– А оне-т тамочки, выше по течению реки расположились, – не понял его настроения денщик и влез с ответом. – Чтобы, значит, вода была свежее для их высокородных герцогских нужд.

Плахт посмотрел не выше, а ниже по течению реки. Там, среди светлых валунов, белесыми пятнами проступающих на зеленом покрывале травы, устроились циклопы. Их было немного, чуть более тридцати, но бойцы они были знатные. К тому же, если подумать, три десятка циклопов – таким могла похвастаться не каждая армия, обычно эти одноглазые такими отрядами не собирались, не могли ужиться или просто не желали, чтобы ими кто-либо посторонний командовал, давно было известно – у циклопов всегда должен быть свой командир, и другого они не хотят.